Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 1
Дождь задержал их на целый час. Когда гроза наконец утихла и они вернулись на дорогу, та оказалась такой раскисшей, что лошади могли идти только рысью.
– Мы не успеем вернуться домой до ночи! – с досадой сказал Робин, чувствуя, как неуклонно замедляется рысь Воина.
Вороной явно устал, да и рыжий Эмбер Вилла шумно вздыхал, намекая на то, что было бы неплохо отдохнуть.
– Давай заночуем на постоялом дворе Джека, у Рэтфорда, – предложил Вилл, – а утром вернемся в Шервуд.
Помня о засаде, на которую налетел Статли, Робин согласно кивнул. Статли был с отрядом стрелков, а их сейчас только двое. Кто знает, на кого охотились ноттингемские ратники и завершилась ли эта охота? Риск продолжить путь ночью вдвоем был неоправданным, да и лошади окончательно выбьются из сил.
Они свернули на дорогу, что вела к Рэтфорду, и через недолгое время встретили самый горячий прием на постоялом дворе, хозяин которого был отцом одного из вольных стрелков.
– Вот славно! Какие же вы молодцы, что заглянули! – бурно выражал свой восторг Джек, не забывая при этом насыпать в кормушки для лошадей дробленый овес. – У меня сейчас полно народу в трапезной, так вы сразу поднимайтесь наверх – жена вас проводит. Ужин я вам принесу, а когда все разойдутся, приду послушать новости.
– Главную для тебя новость скажу прямо сейчас, – улыбнулся Робин, расседлывая Воина и обтирая куском сукна вспотевшую спину вороного. – Мэт жив и здоров.
Джек шумно выдохнул и перекрестился. Его круглое, блестящее от пота лицо просияло счастливой улыбкой. Наверное, он успел шепнуть жене то, что услышал от Робина, поскольку она, провожая гостей в комнату для ночлега, не задавала вопросов, но улыбалась так, словно получила бесценный подарок.
Уставшие после дня в седле Робин и Вилл проглотили ужин, не чувствуя вкуса еды, но нашли в себе силы выпить эля вместе с Джеком, когда он пришел, и рассказать ему о сыне как можно подробнее, не упуская ни одной мелочи, дорогой отцовскому сердцу. Заметив, как гости с трудом удерживаются от зевков, Джек наконец опомнился – он-то мог проговорить до рассвета! – и пожелал гостям добрых снов.
Добрые или недобрые, сны не привиделись. Робин и Вилл беспробудно спали, пока в окне не загорелась полоска рассвета. Джек, словно почувствовав, что гости проснулись, принес им воду для умывания, бритву – одну на двоих – и полотенца.
– Внизу ни души, кроме одного постояльца, который, как и вы, вчера остановился здесь на ночлег, – сказал Джек, вопросительно глядя на Робина.
– Что за постоялец? – спросил Робин, аккуратно проводя бритвой по щеке.
– Лорд, но не из знатных, судя по виду, манерам и отсутствию свиты, – пожал плечами Джек. – Имени он не назвал, да я и не спрашивал. Но рыцарь: на груди цепь, правда, не из дорогих. Я прежде не видел его.
– Тогда скажи жене, чтобы накрыла нам завтрак внизу, а сам оседлай наших лошадей и выведи их из конюшни к коновязи, но крепко не привязывай, – сказал Робин, передавая бритву Виллу, и, бросив в лицо пригоршню воды, вытерся полотенцем.
– Ха! – воскликнул Джек с толикой самодовольства. – Мне ли не понимать! Я привяжу их особенным скользящим узлом, вам стоит лишь дернуть за повод, чтобы он оказался в руках!
Когда Вилл тоже закончил с бритьем и умыванием, они спустились в просторную, уставленную длинными столами трапезную. Стол, на котором их ждал завтрак, был почти у самой двери, что полностью устраивало Робина и Вилла. По пути к нему они заметили постояльца, о котором упомянул Джек, и обменялись с ним учтивыми приветствиями.
За стол они сели так, чтобы Робин мог наблюдать за дверью, а Вилл за трапезной и лестницей, ведущей наверх, к комнатам для ночлега. Хозяйка наполнила их кружки сидром, и они принялись за завтрак, состоявший из сыра, копченого мяса и хлеба. Заметив, как Вилл то и дело чему-то усмехается, Робин поймал его взгляд и вопросительно вскинул бровь.
– Гость, – одними губами ответил Вилл.
– Что с ним не так?
– Нет, никаких враждебных намерений он не выказывает, и, полагаю, Джек правильно определил, кто он, – рыцарь и нетитулованный лорд. Просто у него забавное выражение лица. – В глазах Вилла заиграла веселая улыбка. – Он выглядит, как влюбленный, который наконец-то решился посвататься, но то светится надеждой, то впадает в уныние.
– Не уверен, будет ли принято его предложение руки и сердца? – улыбнулся в ответ Робин.
– Выглядит именно так.
Вилл услышал, как за спиной распахнулась дверь, услышал говорок Джека и мужские голоса.
– Кто это?
– Ратники шерифа, – ответил Робин, продолжая улыбаться самым безмятежным образом, но в глазах у него не осталось ни намека на улыбку. – Не оборачивайся.
– Сколько их? – шепотом спросил Вилл, попивая сидр.
– Девять. Семь вооружены мечами, и два лучника. Джек уводит их к столу подальше от двери.
Они молча отправляли в рот ломтики мяса и хлеба, стараясь не привлекать к себе внимания. Хозяин скользнул мимо них и проронил, не разжимая губ:
– Во дворе еще десять. Лошади готовы, как я говорил.
Они уже почти уверились в том, что все обошлось, но неожиданно голоса умолкли, стало очень тихо. Вилл увидел, как с лица Робина исчезла улыбка, глаза жестко прищурились. Не понижая голос, Робин сжал ладонью эфес и очень спокойно сказал:
– К оружию! Они нас узнали.
Глава тринадцатая
Руны предсказывали полную перемену в жизни. Безвозвратная потеря близкого человека, кровь, страдания, гибель всего дорогого. Для полного крушения недоставало только предсказания смерти самой Марианны, но все остальное руны обещали сполна!
Марианна даже потрясла головой, отгоняя дурные наваждения, и еще раз вчиталась в рунические знаки. Расклад и значение рун не изменились, предсказания по-прежнему толковались однозначно. Невольный страх сжал холодной рукой сердце Марианны.
– Нет! Глупо бояться всего лишь деревянных табличек! – прошептала она себе самой, отводя взгляд от рун и поднимаясь с колен.
Но тень, омрачившая душу, не развеялась. Ее мать всегда верила рунам, верила в то, что их предсказание неминуемо сбывается. Эта вера с самой памятью о матери передалась Марианне в детстве, никогда не покидала ее, и, что было сейчас самым ужасным, руны никогда не обманывали прежде! Марианне пришли на ум упреки епископа, который всегда давал ей понять, что не считает ее доброй христианкой. Раньше она только смеялась в душе над его выговорами, сейчас же подумала о том, что стараниями матери и бабки в ее душе действительно слишком много языческого, и впервые пожалела о причудливом смешении старых верований и новой религии в ее жизни.
От тягостных раздумий Марианну отвлек голос служанки, которая, запыхавшись, появилась на пороге ее спальни и опасливо покосилась на руны:
– Леди Марианна! Сэр Гилберт просил вас незамедлительно спуститься к нему в главную залу!
Убрав руны, Марианна быстро поправила уложенные вокруг головы косы, разгладила платье и поспешила к отцу.
– Ты звал меня? – спросила она, войдя в залу, и увидела, что сэр Гилберт стоит возле окна, погруженный в какие-то мысли.
Услышав голос дочери, Невилл, рассеянно скользивший взглядом по открывавшемуся из окна виду Шервудского леса, молча кивнул и, прервав размышления, обернулся к Марианне. Его брови приподнялись, и, не сводя с Марианны глаз, он воскликнул с печалью и изумлением:
– Как ты сейчас похожа на мать!
Невозможно грустная улыбка пробежала по его губам, и Марианна опустила глаза, опечалившись внезапной грустью отца.
– Я унаследовала твой цвет волос, отец, – возразила она. – Это Реджинальд похож на матушку, а не я.
– Да, – с прежней улыбкой кивнул сэр Гилберт, – но только цвет волос, дитя мое. А черты лица, глаза… Ты сейчас вылитая Рианнон, какой она была, когда я приехал в Уэльс, чтобы обвенчаться с ней и увезти в Средние земли…
Он глубоко вздохнул, отгоняя прочь до сих пор печальные для него воспоминания, и его лицо приняло обычное выражение. Сев в кресло, он указал Марианне на кресло напротив. Повинуясь его жесту, Марианна села, тщательно расправив складки платья, и вопросительно посмотрела на отца.
– Я хочу побеседовать с тобой, Марианна, – медленно подбирая слова, сказал сэр Гилберт. – Дитя мое, я уже не молод и тем более не вечен.
– Отец! – протестующе воскликнула Марианна, но Невилл властно вскинул руку.
– Не перебивай меня! Думала ли ты о том, что с тобой станется после моей смерти? У тебя есть только два пути, Марианна. Один из них – опекунство епископа, а это прямая дорога в монастырь. Он уже не выпустит богатства нашего рода, если они хотя бы случайно попадут ему в руки. Я помню, как ты совсем недавно желала принять послушание. Но внезапность твоего намерения и такая же внезапность, с которой ты отбросила эту блажь, лишь уверили меня в том, что путь монашеского служения не для тебя.
– А второй путь? – с замиранием сердца спросила Марианна.
– Второй! – Невилл недобро усмехнулся. – Разве ты сама не догадываешься? Стать королевской воспитанницей, чтобы принц Джон незамедлительно отдал тебя в жены Роджеру Лончему. Впрочем, это может случиться и до моей смерти, если принять во внимание настойчивость Лончема. Как только у него на руках окажется приказ принца, я не смогу защитить тебя от него!
Внимательно посмотрев на дочь, сэр Гилберт неожиданно спросил:
– Но, может быть, и не надо ничего делать? Подумай! Высокое положение при дворе, жизнь в Лондоне…
– А когда вернется король, приверженцы принца Джона окажутся в опале, и Роджер Лончем в их числе, – в тон отцу ответила Марианна и, не продолжая практические рассуждения, сказала глубоко убежденным тоном: – Отец, Роджер Лончем недалекий человек, вспыльчив, подвержен пороку. Его толкает ко мне сугубо похоть, а меня охватывает отвращение при одном его прикосновении. Да если бы ты сам считал, что брак с ним – благо для меня, то давно занял бы его сторону, а не отбивал его притязания!
– Что ж, ты права, – ответил Невилл, – я действительно не нахожу в нем достоинств, и молва о нем ходит дурная. Не такого супруга я желаю своей дочери! Но чтобы избежать замужества с Лончемом или опекунства епископа, у тебя есть только один выход.
– Какой же? – спросила Марианна, внимательно глядя на отца и уже догадываясь о том, каким будет ответ.
– Ты должна выйти замуж немедленно! – заявил Невилл. – Только так ты будешь в безопасности, поскольку супруг сможет защитить тебя с большим правом, чем я.
Пусть ответ и был ожидаемым, но, услышав его, Марианна стремительно побледнела.
– Немедленно выйти замуж? За кого же?
Сэр Гилберт невесело вздохнул и развел руками.
– Хоть я однажды давал слово оберегать тебя от этого человека, но, не заметив в тебе отвращения к его обществу, вынужден спросить: хочешь ли ты принять предложение Гая Гисборна? После той злосчастной свадьбы в Ноттингеме он присылал мне письмо, в котором уважительно извещал о том, что просил тебя стать его женой, и ты обещала подумать, не дав ему окончательного ответа. Если ты сейчас скажешь мне, что согласна принять его предложение, я отправлю к нему гонца, и сэр Гай немедленно приедет! Этот день станет для него самым счастливым днем: все его желания будут исполнены, – и Невилл неожиданно болезненно поморщился.
– За один день я дважды ответила ему отказом, но он предпочел не услышать! – сказала Марианна и с тревогой посмотрела на отца: его странная, исполненная боли улыбка ей очень не понравилась. Тут крылось что-то еще, кроме намерения Гая Гисборна получить Марианну в супруги. – Отец, почему ты говоришь, что исполнятся все его желания?
– Что ж, значит, он слукавил, не упомянув, что снова получил от тебя отказ. Признаюсь, я рад этому, Марианна, поскольку сэр Гай много опаснее Роджера Лончема – хотя бы потому, что очень умен, – задумчиво произнес Невилл, или не услышав последнего вопроса дочери, или намеренно не ответив на него. – Как рад и тому, что могу считать данное слово выполненным.
– Слово, данное кому? И ты не ответил мне на вопрос о желаниях Гая Гисборна! – продолжала допытываться Марианна, но безуспешно.
– Все это неважно, дочь. Я выяснил у тебя то, что хотел, и теперь ничто не мешает нам перейти к главному. – Невилл помолчал и, глядя в напряженно замершие глаза Марианны, объяснил: – Твоей руки у меня попросил сэр Ричард Ли. Познакомившись с тобой в Ноттингеме, он влюбился в тебя как мальчишка. То, что мне удалось за столь краткое время разузнать о нем, уверило меня в том, что он честный, благородный и добрый сердцем человек. Его состояние, правда, не так велико, как у того же Гая Гисборна, но я выделю тебе достаточно большое приданое, чтобы ты не заметила разницы и могла не менять привычек. К тому же ты, возможно, станешь моей единственной наследницей, – голос Невилла дрогнул при упоминании о вероятной гибели сына. – А это не только земли, но и права на титулы, которые дает наш род. Так что я не вижу никаких причин для отказа.
Марианна смерила отца долгим, неверящим взглядом. Ричард Ли! Она ведь его едва знала! Ответный взгляд сэра Гилберта уверил ее в том, что отец был совершенно серьезен.
– Хороший выбор ты предлагаешь! Если не Гай Гисборн, то Ричард Ли! Такое чувство, что ты вознамерился выдать меня замуж за первого встречного, лишь бы немедленно! – с отчаянием воскликнула Марианна и умоляюще посмотрела на отца. – Ты же предоставил мне свободу в решении моей судьбы, так почему же вдруг передумал?!
– Приказ принца, – напомнил Невилл и пристукнул кулаком по подлокотнику кресла. – Как только Лончем получит его, то в любую минуту может явиться сюда и потребовать твоей выдачи. Если я откажусь и не открою ему ворота замка – мне его месть не страшна: я прожил долгую хорошую жизнь. А что будет с тобой? Решай, Марианна! Сэр Ричард сейчас здесь и ждет твоего ответа.
– Отец! – только и смогла выдохнуть Марианна, ошеломленная таким натиском.
– Нет! – повысил голос Невилл, отворачиваясь от дочери, чтобы не видеть ее умоляющих глаз. – Я и так слишком долго потакал тебе. Но теперь я сам дам согласие на брак с тобой сэру Ричарду, если ты заупрямишься. Меня следует упрекать не в том, что я сейчас настаиваю на отцовских правах решить твою судьбу, а в том, что неразумно предоставил тебе ту самую свободу, о который ты твердишь. Ни к чему хорошему эта свобода не привела! Если бы не обещание, которое я дал твоей матери, не твоя помолвка с наследником графа Хантингтона, я выдал бы тебя замуж еще два года назад!
– Подожди, отец! – окончательно сбитая с толку, Марианна вскинула ладони. – Я ничего не понимаю! Когда и почему ты дал матушке такое обещание? И эта помолвка – она действительно была? Ты не выдумал ее, чтобы дать отпор Лончему в Ноттингеме?
Невилл возмущенно всплеснул руками.
– Дочь, как ты смеешь подозревать отца во лжи?! Даже из самых благих побуждений я никогда не поступался честью и не прибегал к обману! Нет, Марианна, мне давно не под силу справиться с тобой, и пусть твой супруг займется этим как можно скорее!
– Расскажи мне о помолвке, – торопливо попросила Марианна, стараясь увести разговор как можно дальше от неприятной для нее темы.
Невилл бросил на дочь испытующий взгляд.
– Что ж, изволь. Только не думай, что за рассказом ты заставишь меня забыть о том, ради чего я тебя позвал, – усмехнулся он. Откинувшись на спинку кресла, сэр Гилберт стал рассказывать, негромко и печально, словно его повествование касалось старых преданий, а не событий, которые действительно произошли, и не слишком давно. – Как я и говорил, твоя судьба была решена, едва тебе исполнилось восемь лет. Альрик Рочестер граф Хантингтон просил у меня твоей руки для своего сына, и вы должны были обвенчаться в тот день, когда тебе исполнилось бы шестнадцать лет. Но через год после твоего обручения граф Альрик погиб, попав в засаду. Имена виновников его гибели до сих пор не произносят вслух. Его сыну – твоему нареченному – тогда не исполнилось и семнадцати лет. На следующий день после гибели графа Альрика замок, в котором находился его сын, осадили. Молодой граф отбивал штурм за штурмом. Несмотря на юный возраст, он был весьма талантливым воином, даже военачальником! Вассалы Рочестеров боготворили молодого графа и были преданы ему до последнего вздоха. Но в замке нашелся предатель, который за щедрую плату открыл ворота осаждавшим. Правда, говорят, что вместо серебра отступник нашел смерть – молодой граф, узнав о предательстве, убил его собственной рукой. Но свою резиденцию он уже не мог отстоять, и замок был взят, а граф… Молодой граф погиб. Вот такая печальная история, Марианна.
Устремившись взглядом вдаль, Невилл долго молчал, потом улыбнулся своим воспоминаниям и задумчиво произнес:
– Замечательный и странный был человек граф Альрик, странный!.. Его род восходил к королевскому дому Мерсии8, он пользовался в Средних землях огромным влиянием и непререкаемым авторитетом, и король Генрих благоволил ему. Но по неизвестным причинам возмездия за истребление рода Рочестеров от короля не последовало, и вся эта история так и осталась до сих пор окутанной тайной. Твоя помолвка с наследником Рочестеров была большой честью, и мне был по сердцу твой нареченный. Редко встретишь человека, который так располагал бы к себе сердца людей! Ему было достаточно бросить один взгляд, и вот ты уже готов следовать за ним в огонь и в воду. Таким же был и отец.
– Почему же ты назвал графа Альрика странным? – тихо спросила Марианна, завороженная рассказом отца.
Сэр Гилберт вздохнул и негромко рассмеялся.
– Суди сама! Когда я спросил графа Альрика, почему он именно тебя выбрал в супруги своему наследнику, то думал, что он ответит нечто вроде того, будто хочет этим браком породнить два королевских дома былой Британии, укрепить влияние саксонской знати в Средних землях и даже на севере. А он улыбнулся и поманил к себе так, словно хотел доверить важную тайну. У графа Альрика была замечательная улыбка, полная обаяния. В Средних землях ее так и называли – «улыбкой Рочестеров». Так вот, знаешь, что я услышал? «Мне по душе малышка Марианна. Хотя еще долго ждать, пока она достигнет брачного возраста, но я настаиваю на помолвке сейчас, чтобы вы не пообещали ее руку кому-то другому. Пусть наши дети обвенчаются и будут счастливы, не вкусив горечь из-за того, что две судьбы разминулись».
И сэр Гилберт посмотрел на дочь так, будто ждал, что она разделит с ним удивление словами графа Альрика. Но Марианна молчала, слушая отца с широко распахнутыми глазами, словно в ожидании чуда.
– В этом ответе была сама суть графа Альрика. Не власть, не влияние – любовь и счастье! Вот что он искал для тебя и своего сына! Это ли не странность? Я даже усомнился в серьезности его намерений, но он подтвердил, что хочет видеть женой своего наследника только тебя. Конечно, при титуле, богатстве и власти, которыми обладал граф Альрик, он мог позволить себе подобную блажь. И твоя мать тоже настаивала на обручении. В ее настойчивости вообще не было здравого смысла – одни лишь предсказания рун да языческих богов о том, что ты и сын графа Альрика предназначены друг для друга судьбой!
Невилл тяжело вздохнул и провел ладонью по глазам, отгоняя прочь образы, милые его сердцу, но давно ушедшие в небытие.
– Не знаю, кто и в чем был прав! Может быть, ты и впрямь была бы счастлива с молодым графом Хантингтоном. Не знаю! Но пророчество твоей матери так глубоко запало мне в душу, что я после гибели Рочестеров пообещал Рианнон не связывать тебя новым обручением. Она тогда умирала и просила меня лишь об одном: не неволить тебя с замужеством, а дать свободу выбора. Она сказала, что предсказания еще не сбылись.
– Что это значило? – напряженно спросила Марианна, в душе уверенная в том, что все поняла верно – и смысл просьбы матери, и то, кем на самом деле был Робин, если бы не одно… Имя.
Она помнила, что старшего, а значит, наследного сына графа Альрика звали Уильямом, если Гай сказал правду. И только это имя смущало ее и не давало полностью увериться в догадке.
– Что это значило? – перепросил отец. – Должно быть, ничего. Ее сжигал жар, она бредила и говорила это в бреду. А какой смысл в видениях воспаленного разума, когда мертвые кажутся живыми? Но я обещал ей и держал свое слово, сколько мог, пока было время, Марианна. А твое сердце молчало, и время теперь на исходе.
– В Ноттингеме ты утверждал, что не уверен в смерти моего нареченного! – сказала Марианна в надежде узнать больше, чем поведал отец, но на лицо Невилла набежала тень скорби.
– Тогда не был. Но теперь, увы, я уверен в его смерти, – тяжело вздохнул он. – Я получил неопровержимые доказательства того, что он мертв.
Отец и дочь долго сидели в молчании, думая каждый о своем. Сэр Гилберт вернулся в прежние дни, когда его молодая любимая жена Рианнон была жива и наполняла каждый его день радостью одним своим существованием. А Марианна с печалью думала о том, кто должен был стать ее мужем, кого она ни разу не видела и уже не увидит. Но в ее печали было смятение и непонимание. Что-то не складывалось. Они с Робином знали тайные имена друг друга, она всей своей сутью понимала, что в их встрече не было ошибки судьбы! Но как быть с именем нареченного? Мать не могла ошибиться! Зачем бы ей брать с отца такое слово и просить для Марианны свободы выбора, если тот, для кого она была рождена, умер и Рианнон знала об этом?
Воспоминание о матери отозвалось мощным потоком силы и придало Марианне твердости. Она не даст согласия на брак с Ричардом Ли или с кем-то другим, кого бы ни предложил ей отец и как бы он ни настаивал.
– Отец, я не могу выйти замуж за сэра Ричарда, – тихо, но твердо сказала Марианна, подняв на Невилла спокойный, полный решимости взгляд.
– Почему? – без удивления спросил Невилл, возвращаясь из воспоминаний о прошлом при звуке голоса Марианны.
– Я не испытываю к нему нежных чувств.
– Они не обязательны, Марианна, – пожал плечами Невилл. – Прочный брак строится на взаимном уважении и доверии. Недолговечная страсть не самая надежная основа для семейных уз.
– Может быть. Но ты женился на моей матери, потому что любил ее, – возразила Марианна, – и не искал других выгод.
Она посмотрела на отца глазами, полными упорства в намерении отстаивать свою свободу до последнего.
– Это так, – печально кивнул Невилл, – хотя получил я как раз выгоды, которых, как ты говоришь, не искал: родственные связи с правящим домом Уэльса, новые богатства и земли в приданое за твоей матерью… И только, Марианна. Не следует выдавать детям тайны отцов, но твоя мать никогда не любила меня так же горячо, как любил ее я. И все же наш брак нельзя назвать неудачным или несчастливым. Рианнон была хорошей хозяйкой, доброй советчицей мне в делах, души не чаяла в тебе и Реджинальде.
«Да, только она сгорела в болезни, едва переступив порог тридцатилетия», – прочитал Невилл в глазах Марианны.
– Ты гораздо больше саксонка, чем валлийка! – сурово сказал он. – В тебе больше здравого смысла, чем в романтичных дочерях Уэльса!
– Ты ошибаешься, – ответила Марианна, опуская глаза на сложенные на коленях руки. – Во мне достаточно валлийской крови, чтобы суметь воспротивиться постылому союзу с нелюбимым человеком.
Невилл посмотрел на нее долгим внимательным взглядом: дочь показалась ему такой взволнованной и напряженной! Сердце и житейский опыт подсказали, что Марианна отстаивает свободу не просто так.
– Твое упорство говорит мне только об одной возможной причине, – медленно произнес он. – В твоем сердце кто-то есть, Марианна, и я напрасно считал его свободным. Тогда почему ты молчишь? Если ты можешь выбрать супруга, который помимо иных достоинств будет вдобавок мил тебе, неужели я стану противиться? Не скрывай, откройся мне! Разве моя догадка не верна?
На скулах Марианны вспыхнул легкий румянец. Она встретила улыбающийся и любящий взгляд Невилла, который смотрел на дочь с пониманием, и низко склонила голову.
– Ты правильно угадал, отец, – чуть слышно сказала она.
– Тогда назови имя! – ласково потребовал Невилл и ободряющим жестом взял ее за руку. – Как-то я не замечал, чтобы ты хоть кого-нибудь выделяла из тех, кто искал твоей благосклонности! Может быть, мне неизвестно имя твоего избранника?
Вот сейчас все и решится. Марианна судорожно глотнула воздуха и на вопрос отца отрицательно покачала головой.
– Ты знаешь его имя и его самого, отец. Ты знаешь, как он благороден, доблестен и отважен. Я никогда никого не встречала, кто превосходил бы его достоинствами, и надеюсь – всем сердцем надеюсь! – что мое признание не огорчит тебя!
Невилл слушал ее так, словно не верил собственным ушам. Улыбка исчезла с его лица. Он долго и недоверчиво смотрел на дочь, потом медленно выпустил ее руку.
– Не огорчит? Обрадует, наверное? Так ты думала? Неразумная! Как ты могла? Как ты посмела?! – говорил он обманчиво тихо, не спуская с Марианны суровых глаз. – Ох! Я чувствовал, что его пребывание во Фледстане обернется бедой для тебя!
Он тяжело поднялся и принялся расхаживать по зале, скрестив руки на груди, то и дело бросая в сторону Марианны взгляды, полные странной печали. Марианна ждала негодования, гнева, крика, но отец молчал. Тогда она робко посмотрела на него с надеждой, но Невилл резко отвернулся от дочери.
– Чего ты ждешь от меня? – мрачно осведомился он. – Неужели ты и вправду думала, что я отдам тебя человеку, объявленному вне закона, чей удел – погибнуть в сражении с ратниками шерифа или, еще хуже, на эшафоте? – тяжелый вздох сотряс его грудь. – Я сам виноват! Нельзя было медлить с твоим замужеством. Нельзя было позволять ему так долго оставаться во Фледстане! Но мог ли я помыслить, что моя дочь настолько забудет о своем положении, о чести рода, наконец!
– Я люблю его! – сказала Марианна, глядя на отца непреклонными глазами, хотя ее сердце больно сжалось от возмущения и упреков сэра Гилберта. – Его любовь для меня дороже всего на свете, и она не роняет моей чести ни в малости!
– Его любовь? – повторил Невилл и неодобрительно покачал головой. – Значит, он открыл тебе свое сердце. А ведь я просил его уйти с миром, не тревожа твоей души! И лишь потом понял, что он ничего не пообещал в ответ! Я и сам поддался его обаянию. Ведь это из-за него я разрешил тебе не брать охрану на прогулки по лесу. Он дал мне слово, что в Шервуде ты всегда будешь в безопасности. Бог мой! – Невилл горько рассмеялся. – Не знаю того, кто смог бы избежать власти его слова или взгляда! Поэтому я и боялся за тебя, и теперь вижу, что не напрасно!
Остановившись перед Марианной, он смерил ее тяжелым взглядом, и слова, размеренно падавшие с губ Невилла, прозвучали приговором ее надеждам:
– Ты выйдешь замуж за сэра Ричарда, Марианна. И все мысли о лорде Шервуда ты выкинешь из головы сегодня же! Сейчас!
Марианна высоко вскинула голову, и ее ответный взгляд обжег Невилла.
– Я никогда не перестану думать о нем! – с вызовом прозвенел ее голос. – Я не могу стать женой сэра Ричарда – мое сердце отдано Робину, и только ему!
Само имя лорда Шервуда подействовало на Невилла как удар. Задохнувшись от возмущения упорством дочери, сэр Гилберт гневно воскликнул:
– Марианна, я не слышал этих слов! Через неделю ты обвенчаешься с сэром Ричардом. Молю Бога и надеюсь, что благоразумие не изменило тебе, и вы не зашли дальше слов и поцелуев! Если окажется так, что ты опозорила мое имя, и муж вернет тебя, клянусь, я… Я не знаю, что с тобой сделаю! – с угрозой закончил он.
Побледневшая, но спокойная Марианна смотрела на отца, думая о том, что после его угрозы ей остается только одно: сказать правду. Гнев отца угнетал ее, но тогда она станет свободной от лжи, предотвратит брак с Ричардом Ли и покончит с нерешительностью, в которой упрекал ее Робин. Что бы ни предпринял сэр Гилберт, она сумеет убежать из Фледстана в Шервуд, где ее примет Робин, и в ее судьбе все станет наконец так, как и должно быть.
Сэр Гилберт, в душе боясь признания, которое – он видел! – было готово вырваться из решительно приоткрывшихся губ Марианны, торопливо вскинул руку:
– Дочь! Молчи!
Мгновение отец с дочерью смотрели друг другу в глаза, после чего Невилл неожиданно мягко сказал:
– Я не хочу ни ссориться с тобой, ни наказывать тебя. Есть причина, по которой мы можем решить дело миром. Я не хотел тебе говорить об этом сегодня, но, вижу, придется, – он помедлил, словно колебался в принятом решении, потом глубоко вздохнул и сказал с прежней мягкостью и даже сочувствием: – Марианна, прости меня за то, что я сейчас опечалю тебя и, очевидно, глубоко! Сумей справиться с этой печалью и подчиниться моей воле, раз твои чувства к лорду Шервуда – единственное препятствие к замужеству с сэром Ричардом.
Глядя в непонимающие глаза дочери, сэр Гилберт поморщился как от боли и, взяв Марианну за плечи, поставил ее на ноги перед собой:
– Доченька, Робин сегодня на рассвете погиб.
Плечи Марианны вздрогнули под ладонями отца и окаменели. Она смотрела на сэра Гилберта ставшими невозможно огромными глазами, помертвев от услышанной вести, и прошептала немеющими губами:
– Этого не может быть. Это неправда, отец!
– Это правда, девочка. Час назад приезжал гонец от сэра Рейнолда и привез письмо о смерти лорда Шервуда. Не хотел тебе его показывать, но… Вот оно, читай!
Невилл не глядя нащупал один из пергаментных свитков, лежавших на столе, и протянул его Марианне. Выхватив письмо из рук отца, Марианна развернула пергамент и впилась в черные строчки:
«Дорогой мой друг сэр Гилберт!
Спешу поделиться с Вами вестью, радостнее которой для меня и быть не может, и надеюсь, что Вы разделите мою радость или хотя бы поймете ее. Мое проклятие, это исчадие ада, разбойник, именующий себя господином вольного Шервуда, нашел сегодня свою смерть. Вместе с сэром Гаем Гисборном мы сожалеем только об одном: что этот преступник погиб от стрелы, а не умер так, как и должно было ему умереть – позорной смертью на эшафоте.
Епископ Гесберт обязался сам отслужить благодарственный молебен об избавлении нашего графства от этого зла!
Воистину сегодня прекрасный день! Остальное гонец передаст Вам на словах, и я надеюсь видеть Вас и Вашу прекрасную дочь на празднике, который я намерен немедленно устроить в честь такого славного события».
Письмо заканчивалось подписью шерифа и его печатью.
– Все равно я не верю! – закричала Марианна, отбросив письмо, и затрясла головой так, что заколки из ее волос разлетелись в разные стороны. – Они с Гаем ни о чем другом, кроме смерти Робина, думать не могли! Он же не видел гибели Робина своими глазами. Я уверена, что это ошибка, заблуждение!
– Бедная моя девочка, – глядя на нее с состраданием, сказал сэр Гилберт. – Я думал так же, как и ты, потому и не стал бы даже говорить тебе об этом письме. Но так уж вышло, что сэр Ричард оказался в тот момент там же, где был Робин. Он видел, как все произошло, и рассказал мне в подробностях, как погиб Робин. Ты можешь сама расспросить его, только прошу тебя: держи себя в руках!
