Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 1
Итак, он приехал во Фледстан вчера днем, огласил приказ принца, занял замок. Отсутствие Гилберта Невилла его не волновало, а вот отсутствие его дочери – напротив. Ведь он по дороге отправил посыльного к своему кузену, и епископ Гесберт, должно быть, уже готовился к обряду венчания. Сэру Роджеру оставалось только отвезти к нему Марианну и предстать с ней перед алтарем. Но невесту нигде не могли отыскать! – Гай насмешливо развел руками. – Где же она?! Люди Лончема обшарили весь замок, каждый закуток, допросили всех слуг и ратников – никто свою госпожу не выдал. Напротив, один из них добровольным гонцом помчался к сэру Гилберту, зная, что при поимке рискует жизнью. Лончем от ярости уже готов был крушить замок по камешку, как вдруг его стражники на стенах увидели, что Марианна – одна! – верхом едет к замку. Не иначе как травы в лесу собирала. К ее несчастью, Лончем не позаботился сразу заменить флаги с гербом Невиллов на свои, и она заподозрить не могла, что ее ждет западня, которая захлопнулась за ней вместе с воротами Фледстана. Несмотря на всю ярость, Лончем признался мне, что достоинство, с которым она держалась, когда поняла, что случилось, вызвало в нем восхищение. Но ей не надо было снова напоминать о вашей давней помолвке и тем более бросать в огонь приказ принца! Лончем и так был вне себя от того, что везти ее в церковь было уже поздно, а она еще и дерзила ему в лицо! Я однажды предупреждал ее – научись хоть немного лгать. Ведь ложь и притворство – родные сестры. Глядишь, и толика притворства пошла бы ей на пользу! Но Марианна меня не послушала, а зря.
Оборвав свое хождение, Гай упал в кресло, вылил в кубок остатки вина и с размаху швырнул кувшин в стену так, что черепки брызнули во все стороны.
– Если ты сделаешь хотя бы глоток, из твоего бормотания нельзя будет понять ни слова, – предупредил Робин, с недоверием наблюдая за его исказившимся от отчаяния лицом.
– Не указывай мне! – с ненавистью крикнул Гай и одним глотком осушил половину кубка. – Я выпил сегодня столько вина, сколько не пил за всю свою жизнь, и все равно не смог напиться до полного бесчувствия. Если бы я замолчал, ты был бы мне лишь благодарен. Может быть, все-таки сделать тебе подарок – замолчать?
Прищурившись, он посмотрел на Робина долгим острым взглядом и медленно покачал головой, отвергая собственное предложение.
– Нет. Ты пожелал узнать обо всем. Так слушай! Она довела Лончема до бешенства. И он решил, что венчание может состояться и завтра, а вот откладывать брачную ночь нет никаких причин. Ему пришлось за ней побегать! – и Гай с горьким смехом махнул рукой в сторону спальни Марианны. – Заметил, какой там разгром? Лончем был вынужден призвать свою охрану, и только тогда ему удалось справиться со слабой девицей! Два дюжих ратника удерживали Марианну, пока он насиловал ее! Не правда ли, сказочная брачная ночь?
Глаза Робина потемнели до грозовой черноты. Он резко потянул шнуровку куртки, которая вдруг стала давить ему грудь, мешая дышать. Над его головой раздался тяжелый вздох Джона, крепко сжавшего рукой плечо Робина.
– Значит, все-таки не долг привел тебя за ней? – усмехнулся Гай, глядя на изменившееся лицо лорда Шервуда. – Признайся, наконец, что и ты не остался равнодушен к ее чарам! Молчишь… Ты прав – к чему слова там, где есть дело? Я знаю, это ты вызволил ее из аббатства, когда ее похитили по приказу Лончема. Выходит, не только я оказался ослом, но и ты угодил в мою компанию!
Ухватившись руками за край стола, Гай подался к Робину и, обдав густым винным запахом, которым разило от его дыхания, расхохотался.
– А она всех обвела вокруг пальца! Лончема, тебя, меня, прочих, кто почитал за счастье поцеловать край ее платья, умиляясь ее добродетели! Всех отвергала, а у самой был любовник! Наша гордая, прекрасная Марианна где-то потеряла невинность, и как же расстроился сэр Роджер, найдя будущую супругу отнюдь не девственной! Он был так уязвлен, что выбросил из головы все мысли о венчании с ней и устроил судилище.
Понизив голос до шепота, Гай сбивчиво говорил, не сводя с Робина блестящих, почти безумных глаз:
– Он счел ее вину доказанной и приговорил к наказанию, которому подвергают публичных девок. Он сам отрезал ей косы и собственной рукой наложил на нее позорное клеймо. Потом он хвастался мне, что она умоляла его о смерти. Не знаю! Думаю, лгал: не представляю ее молящей ни о милости, ни о смерти! Но он и не собирался убивать ее, решив, что его оскорбленная гордость требует большего мщения. Он вознамерился и впрямь превратить ее в девку и подарил своим ратникам вместо трофея. Все это он мне рассказал сегодня, когда я привез во Фледстан тело сэра Гилберта и необдуманно спросил, где найти Марианну, чтобы поведать ей о смерти отца и сказать слова утешения. А к этому часу, оказывается, в караульной его ратники вволю развлекались, не натешившись за ночь. Еще бы! У этого отребья никогда не было благородной девицы, которую они могли брать, сколько и как им угодно!
– Замолчи, – сказал Робин, не в силах больше слушать ни свистящий шепот Гая, ни то, о чем он рассказывал, чувствуя, что задыхается от безумного биения сердца.
– И не подумаю молчать! – крикнул ему в лицо Гай. – Хотел все узнать, вот и получай! Почему я должен был слушать, что творили с Марианной, а твой слух поберечь? Знаешь, как они усмиряли ее? Впрочем, откуда! Едва ли тебе доводилось видеть, как насилуют девушек разгоряченные вином и похотью наемники! Они распластали ее, привязав за руки и за ноги, взнуздали, чтобы она не кусалась, и насиловали попеременно, пока она не потеряла сознание. Потом отвязали, дождались, когда она очнется, и снова продолжили, но уже с большей выдумкой – то по очереди, то попарно. Догадываешься, как это делается?
– Хватит! – сквозь стиснутые зубы, но очень отчетливо сказал ему Робин.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Гай, упал обратно в кресло и поднял ладони в знак того, что не собирается спорить. – Тем более я тебе все рассказал, а от подробностей меня самого стошнит.
В комнате повисла гнетущая тишина, которую нарушало только одинаково тяжелое и частое дыхание и Гая, и Робина, и Джона.
– Гай, не ты ли подстроил все, что произошло во Фледстане? – неожиданно спросил Робин, не сводя с недруга внимательного взгляда.
Гай удивленно вскинул брови и возмущенно пожал плечами.
– Это в награду за откровенность? Я понимаю, почему ты меня подозреваешь, но сейчас ты несправедлив, – встретившись с Робином взглядом, он предостерегающе помахал пальцем: – Даже не пробуй на мне свои приемы! Без моей доброй воли у тебя все равно ничего не выйдет. Что ты там хочешь увидеть?
– Действительную глубину твоего отчаяния, которое ты так мастерски изображаешь, – жестко ответил Робин.
Гай криво улыбнулся и тихо ответил, глядя в сторону угрюмыми глазами, в которых заблестела влага:
– А ты возьми и просто поверь мне. Постарайся поверить, что и мне доступно любить. Я действительно любил Марианну, как никого не любил и уже не буду.
– Если ты любил ее, то почему не предотвратил то, что произошло? – так же тихо спросил Робин. – Или хотя бы не прекратил?
– Каким же образом? – зло прищурился Гай, впиваясь злым взглядом в Робина. – Очертя голову броситься сюда по следам сэра Гилберта? Убить Роджера Лончема, нарушить приказ принца и поднять бунт в Ноттингемшире против королевской власти? Или выкрасть Марианну у дружины Лончема и сбежать вместе с ней в Шервуд, чтобы умолять тебя о зеленой куртке разбойника? Ты не смеешь упрекать меня! Я делал ради ее защиты все, что было в моей власти. Ты ее тоже оберегал, и чем все закончилось? Она безрассудно оттолкнула руки своих друзей! Если ты хочешь найти истинного виновника, разыщи ее любовника, и пусть он тебе расскажет, почему, пользуясь ее милостью, даже пальцем не шевельнул ради ее безопасности! Почему его не было с ней, когда она угодила в руки Лончема, почему его нет здесь сейчас? Вытряси из него душу и убей его. А я с радостью помогу тебе в этом.
Лицо Робина сохранило выражение полной непроницаемости, но глаза из-под темных ресниц полыхнули страшным огнем. Его душа покрылась кровоточащими рубцами от слов, так небрежно брошенных Гаем.
– Где она?
– Там же, где и была, – в караульной, – ответил Гай, бросив в рот орешек, который не глядя взял с блюда со сладостями.
– Бедная девочка! – дрогнувшим голосом сказал молчавший до сих пор Джон. – Вы, сэр Гай, приехали во Фледстан днем. Сейчас уже ночь! И что бы вы ни говорили, вам все равно не обелить себя. Вы потворствовали этой мерзости только тем, что за все это время, пока вы во Фледстане, палец о палец не ударили ради спасения леди Марианны!
– А ты вообще молчи, пес, – презрительно бросил ему Гай. – Я разговариваю с твоим лордом, а не с тобой. Какое мне дело до твоего мнения?
– Действительно! – невыразимо мрачная усмешка пробежала по губам Робина. – Чего ты хочешь от сэра Гая, Джон? Он сделал все, что было в его силах: заперся здесь и накачался вином, чтобы, как всегда, не видеть чужих страданий.
Гай дернулся, словно его наотмашь ударили по лицу.
– Не видеть, говоришь? Ошибаешься, я видел ее, чему отнюдь не рад. Жалкое зрелище – она уже почти безумна. Чтобы сообщить ей о смерти отца, пришлось вдобавок разгонять из караульной ратников Лончема, сдергивая их с нее за шкирку. Теперь не смогу даже помнить ее такой, какая она была раньше. Единственное, что было в моей власти, – отказаться от участия в этой собачьей свадьбе и запретить своим людям. Щедрость сэра Роджера прямо-таки не знает границ!
– Как это было благородно с твоей стороны! – усмехнулся Робин прежней неживой усмешкой.
– А! Разогнав ратников Лончема, мне надо было забрать Марианну из караульной? – осведомился Гай. – И что делать потом? Оплакивать вместе с ней ее позор? Простите, ваша светлость, я грешен в сугубо мужских предрассудках. Но если ты готов принять участие в ее судьбе, то я могу помочь. Ей и в самом деле больше нигде нет места, кроме как в твоем клятом лесу, где ты берешь под свое покровительство всех изгоев! А она все-таки – твоя нареченная!
– Обойдусь без твоей помощи, – ответил Робин.
– Не смею навязываться, – пожал плечами Гай и, продолжая увлеченно поедать орехи и запивать их вином, посоветовал: – Тогда поторопись. Тебе еще предстоит перебить дружину Лончема – добрых пять десятков дюжих молодцов. Потом моих ратников – на пару десятков меньше, но тебе хватит. Если ты заколдованный и тебя не берет сталь, то к полудню, глядишь, управишься. Только вот незадача: сэр Роджер при мне вслух раздумывал, повесить ли завтра утром Марианну вместо флага на самой высокой башне или сжечь во дворе Фледстана.
Джон, остерегаясь решения Робина, поторопился опередить лорда Шервуда с ответом.
– Робин, я тоже не в восторге от сэра Гая, но сейчас не время для гордости. Если сэр Гай действительно может освободить леди Марианну и передать ее нам, то тебе надо принять его помощь.
– Удивительно разумная речь! – отозвался Гай, помахав рукой Джону. – Прислушайся к ней, Робин!
– Хорошо, – после минутного промедления ответил Робин, – я согласен принять твою помощь.
Гай высоко вскинул голову и ухмыльнулся: он прекрасно осознавал, как должна была протестовать гордость его врага против сказанных им же слов, и не смог удержаться от ехидства:
– Не боишься, что я, вместо того чтобы послать за Марианной, позову своих людей, чтобы схватить вас обоих?
– Не боюсь, – с усмешкой сказал Робин, глядя в полные издевки глаза Гая. – Если бы ты хотел это сделать, то уже позвал бы их.
– Разумно, – согласился Гай и, став абсолютно серьезным, тихо сказал, склонившись к Робину: – По твоим глазам вижу, что ты не веришь мне. Но я действительно хочу, чтобы ты увез ее отсюда, чтобы она осталась жива. Я не могу переступить через себя – мне она теперь противна. Но если для Марианны есть хотя бы малейшая возможность вырваться из этого кошмара, то я готов пойти на сделку даже с тобой. А счеты мы еще успеем свести! Укройтесь в тени.
– Встанешь в дверях так, чтобы я видел твое лицо, – сказал Робин, – и знай, что Джон будет держать тебя на прицеле. Только скажи лишнее – и получишь стрелу прямо в горло.
– Когда же ты научишься верить, что во мне есть и что-то хорошее?! – пьяно расхохотался Гай.
Он поднялся, пошатываясь, подошел к двери и ударом ладони распахнул ее настежь.
– Эй, кто-нибудь! Ко мне!
На его окрик немедленно прибежали два ратника – один в одеждах с гербом Лончема, второй – командир дружины самого Гая Гисборна.
– Что угодно вашей милости? – спросил Джеффри.
– Мне угодно видеть леди Марианну, здесь и немедленно, – процедил Гай.
– Так вы передумали, милорд? – фамильярно спросил ратник Лончема и осклабился. – Поздновато! Мне еще утром пришлось кольнуть ее ножом, чтобы она хоть немного шевелилась.
Ни слова не сказав в ответ, Гай выхватил из-за пояса нож и воткнул его по самую рукоять под ребра ратника Лончема. На лице того выразилось изумление, глаза выкатились из орбит, он пошатнулся и попытался устоять на ногах, ухватившись за локоть Гая.
– Милорд!.. – прохрипел он и стал оседать на пол.
Гай брезгливо оттолкнул его, одновременно вытащив нож, и, когда убитый упал на пол и замер, обратил на своего молочного брата немигающий мрачный взгляд.
– Ты тоже хочешь дать мне совет, Джеффри? – осведомился он делано ласковым голосом.
– Леди Марианна сейчас же будет доставлена к вам, – ответил Джеффри так, словно ничего вокруг не заметил, и, поклонившись Гаю, быстрым шагом пошел по коридору.
– Прикрой ее чем-нибудь! – бросил ему в спину Гай, и Джеффри склонил голову в знак того, что слышал приказ.
Откинувшись в тень, Робин не сводил взгляда с черного силуэта Гая, замершего в освещенном дверном проеме. Гай стоял неподвижно, опираясь рукой о стену, и ждал, не сводя глаз с коридора, по которому ушел Джеффри. Вскоре послышались приближающиеся шаги. Гай сделал рукой подхватывающее движение и повернулся лицом к Робину, захлопнув за собой дверь. Он с видимым усилием удерживал на ногах Марианну, которая не падала только благодаря его руке. Ее голова запрокинулась на плечо Гая, и в сознание Робина врезалось видение голубой жилки, едва заметно пульсировавшей на тонкой шее Марианны. Ее глаза были закрыты, опухшие губы прикушены, в кольцах коротких неровных волос застряли соломинки. На ней было обычно надеваемое поверх кольчуги сюрко10, отмеченное гербом Гая Гисборна: очевидно, командир его дружины отдал ей часть собственной одежды, чтобы выполнить приказ господина. Сквозь боковые разрезы сюрко Робин увидел на бедрах Марианны несколько мелких колотых ран, покрытых запекшейся кровью, скрипнул зубами и поймал взгляд Гая.
– Расслышал? Он уже поплатился и за дерзкую речь, и за свою изощренность, – криво усмехнулся Гай и грубовато встряхнул Марианну, начавшую медленно оседать на пол. – Держись на ногах, принцесса! А то мы сейчас вместе упадем.
Звук его голоса привел ее в сознание. С трудом вскинув руку, Марианна медленно провела ладонью по лицу и открыла глаза. Ее взгляд прояснился, и она увидела перед собой Робина. Бледное до прозрачности лицо Марианны залила багровая краска стыда. Хрипло вскрикнув, Марианна отпрянула, попыталась спрятаться от неподвижных глаз Робина, уткнувшись лицом в плечо Гая.
– Отпустите меня, леди! – воскликнул Гай с брезгливо-сочувственным выражением, отдирая ее пальцы от своего рукава. – Я вам более не защитник. Лорд Шервуда готов принять вас под свое покровительство – к нему и ступайте!
С этими словами он толкнул Марианну к Робину, отчего она сделала пару шагов и упала бы на пол, если бы Робин не успел подхватить ее на руки. Она попыталась вырваться, но он не позволил, накрепко прижав ее к груди. Джон тем временем снял с себя плащ и бережно прикрыл им Марианну с головы до кончиков босых пальцев.
Бросив прощальный взгляд на Гая, Робин негромко сказал:
– Прощай. Может, я был неправ, и ты способен на добрые дела.
Гай впился жадным взглядом в лицо Робина, потом его глаза погасли, лицо пьяно обрюзгло, и он вяло шевельнул плечами, усаживаясь обратно в кресло и доставая из-под стола еще один полный вина кувшин.
– До встречи, Робин. Желаю тебе лучше проследить за принцессой, чем это удалось мне.
Робин шагнул в темноту, возвращаясь через покои Марианны к дальней комнате с потайным ходом. Джон последовал за ним, оберегая мечом его спину и постоянно оглядываясь на Гая. А тот потерял интерес ко всему происходящему, внимательно изучая дно своего кубка.
Услышав скрип открываемой и закрываемой двери, Гай недобро улыбнулся.
– Вот теперь все правильно! – прошептал он, глядя в темноту, скрывшую Робина, Джона и Марианну. – Преступник, объявленный вне закона, и девка, отмеченная позорным клеймом, – вот теперь вы идеально подходите друг другу!
Глубоко вздохнув, он положил голову на сомкнутые руки и закрыл глаза.
Робин не запомнил, как прошел коридор потайного хода, – лишь тепло легкого тела Марианны, проникавшее сквозь одежду и обжигавшее его руки огнем. И такое же обжигающее тепло ее неровного дыхания у его плеча, на которое она уронила голову. Он пришел в себя, когда ночной воздух хлынул ему в лицо ароматом леса и вернул сознание. Воин приветственно зафыркал, закивал и потянулся к хозяину, угадав по запаху, кого он несет на руках.
– Джон, – сказал Робин, – возьми Марианну и возвращайся вместе с ней в Шервуд.
Джон, который в это время отвязывал поводья своего коня, услышав приказ Робина, обернулся как ужаленный и схватил лорда Шервуда за плечо.
– Ты в своем уме?! – с яростью вскричал он, увидев в глазах Робина мрачную решимость. – Ты и впрямь собрался вырезать почти сотню ратников, чтобы добраться до Лончема? Тогда я лучше сам убью тебя, чтобы не оставаться в неизвестности!
– Я справлюсь, – ответил Робин, устремив взгляд в сторону черных зубцов башен Фледстана, – благо я теперь не ограничен временем до рассвета.
Заметив ярость в почерневших глазах Робина, Джон поспешил сдавить мощной рукой его плечо, чтобы тот не вырвался и не вернулся во Фледстан.
– Пойми, что тебя сейчас уже поджидают все ратники и Лончема, и Гисборна у этой потайной двери! – не слыша ответа, он вскипел: – Не упрямься же, как мул! Какой прок в том, что ты сложишь голову, едва переступив порог Фледстана?! Сейчас ты нужен леди Марианне, она без тебя погибнет! – пытался он докричаться до лорда Шервуда. – Не время для мести!
Робин с трудом перевел дыхание. Его разум стал постепенно проникаться справедливостью слов Джона. Перехватив Марианну удобнее, он через мгновенье оказался в седле и бросил полный ненависти взгляд в сторону замка.
Оставив позади Фледстан, миновав дозоры шервудских стрелков, на оклики которых отзывался Джон, они наконец выехали к огромному дубу и, не сговариваясь, осадили лошадей. Джон кашлянул.
– Тебе бы лучше не везти ее сейчас в лагерь, – посоветовал он, бросив взгляд на неровно остриженный затылок Марианны, которая прятала лицо на груди лорда Шервуда.
Робин молча склонил голову, согласившись с ним. Помедлив, Джон коснулся плеча Марианны, задрожавшего в ответ мелкой дрожью.
– Не переживай так, девочка, – сочувственно сказал он. – Это не самое страшное, что случается в жизни.
Марианна ничего не ответила, лишь с силой вцепилась в куртку Робина. В ответ Робин крепче прижал ее к груди и, пришпорив Воина, помчался вглубь леса. Раздумывая о том, куда же ему отвезти Марианну, он бросил взгляд по сторонам и невесело усмехнулся: Воин уверенно скакал легким галопом по тропинке, что вела к дому Эллен.
Путь был недолгим – вскоре Воин заплясал, сдерживаемый собранными поводьями. Не отпуская Марианну, Робин спрыгнул с седла и внес ее в дом. В лицо пахнуло теплым воздухом, полным ароматом сухих трав. Он положил ее на кровать и хотел выпрямиться, но не смог: она удерживала его, вцепившись в его рукава. Он осторожно разогнул ее ледяные на ощупь, окостеневшие пальцы и провел ладонью по холодной щеке.
– Подожди, Мэриан, – тихо сказал он, и она почувствовала, что его уже нет с ней рядом.
В его ладонях вспыхнул огонек, осветив хмурое лицо Робина, перепрыгнул в очаг на охапку дров и тут же разгорелся, заполнив дом ярким радостным светом. Робин рывком снял через голову куртку и не глядя швырнул ее в угол, потом снял пояс с оружием и бросил туда же. Устало расправив плечи, он яростно встряхнул головой, словно волк, отгоняющий от себя дремоту. Марианна села, подтянув колени к груди, и закуталась в плащ, неотрывно следя широко распахнутыми глазами за движениями Робина. Достав из сундука кувшин с вином, он налил кружку и вернулся к Марианне.
Сев на кровать рядом с ней, он обнял Марианну за плечи, придвигая к себе, и приставил край кружки к ее губам. Безуспешно пытаясь сделать глоток прыгавшими губами, она выпростала руки из-под плаща, обхватила кружку ладонями и сама поднесла к губам. Терпкая влага обожгла ее пересохшее горло, и она принялась глотать вино жадными крупными глотками, словно жажда сушила ее огнем. Пальцы Робина прикоснулись к ее руке, медленно обвели запястье, потом второе. Марианна повернула к Робину голову и увидела, какой яростью вспыхнули его глаза.
Оба ее запястья были стерты до крови. Робин бросил взгляд на ноги Марианны, открывшиеся из-под сползшего на кровать плаща, и его губы искривились в оскале ненависти: на ее лодыжках были такие же кровавые потертости – следы от веревок. Так же были поранены и уголки ее распухших, искусанных до крови губ.
– Я сопротивлялась, – услышал он ее спокойный охрипший голос, в котором не было и следа прежней мелодичности.
Таким же ровно-спокойным был ее взгляд, встретившийся с потемневшим от боли взглядом Робина. Лишь в самой глубине ее глаз, неестественно огромных из-за черных полукружий, едва заметно что-то дрожало и переливалось светлым расплавленным серебром.
– Вернее, пыталась, – уточнила она безжалостным к самой себе смешком.
– Бедная моя! – выдохнул Робин и дрогнувшей рукой отбросил с ее лба короткую прядь неровно обрезанных волос.
Марианна резко отпрянула от его руки, выронила кружку и, зажав ладонью рот, опрометью выбежала из дома. Бросившийся следом за ней Робин застыл в дверях, увидев, как она, упав на колени, содрогается в неудержимых приступах рвоты, выворачивающей ее наизнанку. Когда приступ закончился, у нее не хватило сил даже встать на ноги. Она покорно позволила Робину поднять ее и, пока он мыл ее лицо, зачерпывая воду из дождевой бочки, лишь жмурила глаза, когда в них попадала вода. Она очень хотела, чтобы он что-то сказал, и не меньше боялась услышать любое его слово, но он молчал, и лишь хриплое, неровное дыхание вырывалось из его груди.
Робин принес Марианну обратно в дом и уложил на кровать. Он вышел за дверь, вернулся с большим котлом и, пристроив его над огнем, стал наполнять водой, набирая ее ведрами из ручья, который протекал неподалеку от дома. Когда котел наконец наполнился, Робин прошел вдоль стен, изучая пучки трав, развешанных под потолком заботливыми руками Эллен. Выбрав несколько пучков, он снял их и, распотрошив на столе, растер травы в порошок, ссыпая полученные смеси в две высокие глиняные чашки, потом залил их водой и поставил в очаг поближе к огню на плоские накалившиеся камни.
Теперь ему предстояло сделать то, что было для него тяжелее всего, но иного выхода он не видел. Если бы Эллен была дома, он бы перепоручил ей эту часть забот о Марианне, но Эллен отсутствовала и могла вернуться к утру или даже днем, а ждать так долго было нельзя. Крепко стиснув зубы, Робин сначала тщательно выбрал слова, потом сказал Марианне, что он намерен делать и как ей надлежит себя вести. Выслушав, она отползла как можно дальше от Робина и, не сводя с него глаз, помотала головой в знак отказа. Другого ответа он и не ждал, но такой ответ его не устраивал, и потому твердо сказал:
– Мэриан, я все понимаю, но сделать это необходимо.
Он молча шагнул к кровати и быстрым движением, так, что Марианна не успела отпрянуть, провел кончиками пальцев по ее бедру. Вскинув руку перед лицом Марианны, Робин посмотрел ей в глаза и выразительно вскинул бровь. Его пальцы были окрашены кровью. Марианна опять покачала головой, глядя на Робина так, словно он приговаривал ее к казни.
– Ну и что, что кровь? – хрипло сказала она. – Это еще ничего не значит.
– Значит! – жестко ответил Робин. – Ты целительница, и понимаешь, что я прав. У тебя могут быть разрывы, и если не наложить швы, ты умрешь.
Воин и возлюбленный, сейчас он предстал перед ней в совершенно иной, неожиданной для нее ипостаси. Он был еще и целителем, хотя прежде не обнаруживал перед ней этих познаний, за исключением перевода арабского текста. Тогда она решила, что он сведущ в арабском языке, но даже представить себе не могла, что он обладает и наукой врачевания. Прозрение к ней пришло, когда она наблюдала, как он готовил травяную смесь для отваров – с такой уверенностью и умением, что одни лишь движения рук выдавали его, не нуждаясь в словесной подсказке. Узнай она раньше, что их души родственны еще и в занятиях медициной, то испытала бы радость, но не сейчас, когда предпочла бы умереть, лишь бы он до нее не дотрагивался. Кто угодно, но только не он!
Робин неотрывно смотрел на Марианну, прекрасно понимая, о чем она думает и что чувствует.
– Я не имею права рисковать твоей жизнью, щадя твою стыдливость, – непреклонно сказал он.
По горлу Марианны прокатился сухой смешок.
– Мою стыдливость? О чем ты? – она вытянулась на постели и прикрыла глаза. – Поступай, как знаешь.
Ей думалось, что свою чашу унижений она выпила до дна, но сейчас она испытывала такой мучительный стыд, который был во сто крат сильнее, чем тот, что охватил ее, когда она увидела Робина во Фледстане. Она понимала, что им руководит исключительно долг целителя, созвучный ее собственному долгу, но это понимание не избавляло ее от позора. Очень быстро она поняла, что его познания в медицине не уступают ее собственным, судя по опытным прикосновениям его рук и чуткости пальцев, которые замирали за секунду до того, как она вздрагивала от боли. Исследуя ее тело, он попутно ровным спокойным голосом задавал ей вопросы, которые обычную девушку лишили бы чувств от смущения, но не ее, знавшую, что эти вопросы ему диктует медицина. Поэтому она ответила ему на все, о чем он спрашивал, и снова замолчала.
Напоследок он взял ее руку, и ей показалось, что его взгляд быстро и зорко обследует все уголки ее тела. Не просто целитель, а еще и владеющий врачебной магией друидов! Марианна усмехнулась и обессиленно покачала головой. Какой же наивной она была, полагая, что знает о нем все!
– Обошлось, – наконец услышала она его легкий вздох облегчения, но ничего не сказала, отвернулась от него и только прикусила губы, когда его ладонь ласково скользнула по ее щеке.
Над котлом уже поднималось облачко пара. Установив поближе к огню большую деревянную лохань, он опрокинул в нее котел, добавил холодной воды и обернулся к Марианне. Встретившись с ним глазами, она покривила губы в горькой усмешке и вдруг громко рассмеялась.
– Ты думаешь, что сможешь меня отмыть?! – спросила она сквозь смех, полный безумного веселья. – Ты действительно так думаешь?
Лучше бы она разрыдалась – слезы, по крайней мере, принесли бы ей хоть немного успокоения. Но в ее глазах не было ни намека на хотя бы одну слезнику – только сухой болезненный блеск и огонек подступающего безумия. Робин внимательно посмотрел на нее: плечи расправлены, голова высоко поднята – вся напряженная и звенящая, как перетянутая тетива, которая вот-вот порвется.
Взяв ее за плечи, Робин рывком поставил Марианну на ноги, и она замолчала, опустила глаза и позволила снять с нее чужое сюрко. Подхватив ее на руки, он отнес ее к лохани и опустил в воду, в которую она погрузилась до подбородка и закрыла глаза. Робин тем временем занялся травяными отварами, готовившимися в двух чашках, исходивших паром: одна – остро пахнущим, вторая – мятным и пряным. Процедив отвары, Робин принес Марианне две кружки и поочередно подал их. Вдохнув мятный аромат первого отвара, Марианна узнала по запаху успокоительный сбор.
– Пей, – сказал Робин в ответ на ее взгляд, – тебе надо успокоиться.
Она не стала спорить, просто молча выпила отвар, который был довольно приятным на вкус. А вот нестерпимая горечь содержимого второй кружки оказалась ей совершенно незнакома, несмотря на все ее знания трав, и она вопросительно посмотрела на Робина.
– Если от насилия над тобой произошло зачатие, это лекарство избавит тебя от беременности.
Ее лицо вновь полыхнуло ярким румянцем стыда. Она поднесла к губам кружку и, посмотрев ему прямо в глаза жестко сузившимися глазами, так же жестко спросила:
– А если мы с тобой зачали дитя?
– Этот отвар оказывает нужное действие, когда выпит в течение суток, – ответил Робин, глядя на Марианну темными от боли глазами. – Если ты понесла от меня, с нашим ребенком ничего не случится. Он родится в положенный срок. Поэтому можешь смело пить.
Она слегка прищурилась и сказала то, что ударило его еще больнее:
– Сутки? В таком случае отвар не убьет семя Роджера Лончема.
Робин ничего не сказал Марианне в ответ. Он молча смотрел на нее, не узнавая любимую. Никогда прежде он не находил в ней подобную жесткость, граничившую с беспощадностью. Но по ее глазам, замершим в ожидании его ответа, он понял, что ее беспощадность направлена на нее саму. Она ничего не скрывала, не щадила себя, чтобы у него не осталось никаких заблуждений на ее счет.
– И все же выпей отвар. Возможно, все и так обойдется. Если нет, отцом твоего ребенка буду я, Мэриан, и никто другой.
Не отрывая от него взгляда, она стремительно выпила горький отвар, откинула голову на высокий край лохани и закрыла глаза. Робин молча омыл теплой водой ее лицо, потом покрытое синяками и ссадинами тело. Он долго разбирал ее волосы, так долго, словно они оставались по-прежнему длинными, а не были безжалостно срезаны над самым затылком. Он вынимал из них застрявшие соломинки, расчесывал гребнем, мыл, снова расчесывал, чувствуя, как Марианна наконец-то начинает потихоньку расслабляться.
Когда вода почти остыла, Робин помог Марианне подняться, закутал ее с головой в большое льняное полотенце, вытер досуха и облачил в длинную просторную сорочку, которая нашлась в сундуке с одеждой. Марианна беспрекословно подчинялась, и лишь когда его рука, слегка дрогнув, коснулась клейма, вспухшего рубцами над лопаткой, вздрогнула, как от удара кнута. Робин уложил ее в постель, и она уже не пыталась сопротивляться, когда его руки вновь прикасались к ней с прохладными примочками, протирали лечебной настойкой. Закончив, он укрыл ее мягким покрывалом, сел рядом и взял ее руку в свои ладони.
