Андрей Викторович Дробот
Эффект безмолвия
ДРАКА В КАБИНЕТЕ ГЛАВНОГО ВРАЧА
«Сея гиблые зерна, хорошего урожая не жди».
Мозг сравним с ядерным зарядом, где в определенный момент все картины соединяются в единое целое, вызывая бурную реакцию, сметающую все на своем пути. Когда Алик вошел в приемную Прислужкова, то уже знал, что внутри него вот-вот шарахнет. Он оценил очередь, состоявшую из заместителя главного врача Крима, и спросил в никуда:
– Главный врач занят?
– Да, – ответила тусклая туберкулезного вида секретарша.
– Тогда подождем, – сказал Алик телеоператору.
Телеоператор Тимофей, был низкорослым, худеньким, но невероятно жилистым пареньком, почти бегом таскавшим телевизионную камеру и штатив.
В приемную улыбаясь проникла главная бухгалтерша городской больницы с почти птичьей фамилией – Лебледь – прожженная пьяница, регулярно после запоев чистившая кровь на плазмаферезе. Она сменила столько мужей, что Алик отчаялся бы точно назвать ее по фамилии, которую она в этот момент носила.
– Здравствуйте! – звонко с татарским акцентом поздоровалась она с Аликом и, получив ответ, внимательно оглядела Алика и телеоператора, сделала несколько неуклюжих движений и, источая впечатление внезапной нервозности и задумчивости, подошла к двери главного врача.
– Я на минуту, – сказала Лебледь и скрылась за дверью.
«Сейчас предупредит – и пропадай внезапность», – понял Алик и скомандовал Тимофею:
– Мы тоже идем, включай камеру…
Прислужков, расплывшись в надменной властной улыбке, устремил на них капризный потребительский взгляд, в котором читался язвительный вопрос: «Ну что, кролик, сам пришел?!».
– Почему вы отказываетесь от прямого эфира, – резко атаковал Алик и тут же выдал домашнюю заготовку. – Как людей гробить, так, пожалуйста, а как отчитываться, так – в кусты?
Человек часто поступает, как хорошо выдрессированное животное, приученное не переступать черту. Даже если запрет снят, то еще годы должны пройти, а, может, смениться поколения, чтобы ситуация изменилась. Это же касается и журналистики. Алик переступил черту почтительного обращения к чиновнику слишком внезапно.
Улыбка исчезла с лица главного врача.
– Я на провокационные вопросы не отвечаю, – сказал он, сглотнув воздушный ком, и принялся изучать бумаги, внезапно вызвавшие его интерес. Тут Алику бы уйти, этого ответа было достаточно, чтобы объяснить, почему главный врач отказывается от прямого эфира, но маленькая победа его толкнула на большое продолжение.
– Люди умирают в городской больнице? – спросил более точно Алик, подставляя микрофон ближе к главному врачу.
– Я не отвечаю на такие вопросы, – еще раз повторил главный врач и заводил ручкой над бумагой, словно бы в поисках места для своей рубящей подписи. – И я вас сегодня не приглашал.
Прислужков, бывший хирург, прошедший школу подделки медицинских карточек, судов с пациентами, потерявшими здоровье после лечения, стал новым типом чиновника маленького нефтяного города, который лгал не только горделиво, с чувством собственного достоинства, но и нагло и дерзко, с чувством поддержки юридического отдела.
– К вашему сожалению, СМИ могут приходить без приглашения, – парировал Алик и сел на стул рядом с главным врачом. – Мы – неконтролируемое вами явление, как смерть, например.
– Ну, вы меня, во-первых, оскорбили, только что, – перешел на начальственный тон Прислужков, глотая между словами возникавшие в горле комки. – Прошу покинуть мой кабинет.
– С какой стати? – спросил Алик. – Я работник СМИ.
– У нас рабочее совещание, – подсказала Лебледь.
– У нас совещание рабочее, а вы мешаете, – сердито ухватился Прислужков за подсказку. – Прошу вас оставить мой кабинет.
Увидев, что диалог подходит к концу, так и не начавшись, в тот момент, когда главный врач еще произносил тираду, Алик встал и обратился к телезрителям.
– Сегодня должен был состояться прямой эфир с этим человеком. Это главный врач, – сказал Алик и присел вплотную к своему собеседнику, чем воспользовался телеоператор и взял в кадр уже двоих.
Алик заметил свой удачный ход и уже говорил, глядя в камеру и придвинувшись к главному врачу, словно к близкому другу, с тем отличием, что сидел он к этому другу – спиной:
– Вы прислали много вопросов, но главный врач отказывается отвечать…
Прислужков остро ощутил, что превращается в задник для телепрограммы, и попытался вклиниться в этот монолог, выдавая осколки фраз, будто в его голове невидимая рука, подававшая слова на язык, внезапно стала хватать все без разбора, а потом резко выстрелил с дребезжанием в голосе:
– Такого наглого журналиста я еще не видел!
– В этом смысле есть журналисты куда лучше меня, – заверил Алик.
– Так, все, мы окончили разговор, – Прислужков закрутился в кресле, словно капля воды на раскаленной сковороде. Его голос потерял всякую уверенность.
– Нет, не окончили, – отбил Алик.
– Я прошу оставить меня, или я вызываю милицию, – с расстановкой, все чаще проглатывая комки, произнес Прислужков под регулярное аликовое «так».
– Милицию? Это было бы неплохо, – с улыбкой сказал Алик и повернулся к объективу. – Сейчас мы узнаем, как СМИ будут выводить из кабинета главного врача, чиновника, между прочим, обязанного отчитываться перед горожанами, но который отказывается участвовать в прямом эфире…
Во время этого монолога Прислужков нервно поглядывал на Алика и продолжал безудержно глотать. В его голове шли невообразимые процессы, напоминавшие уже вулканические. Он не любил публичности, он всегда любил по-тихому, и Хамовский обещал ему спокойную жизнь. Но тут… тут он выпалил первое, что пришло в голову:
– Ну, во-первых, вы меня не предупредили о проведении передачи, вы не прислали мне никакой информации…
В первое мгновенье Алик растерялся, потому что он даже и не предполагал, что можно в момент официальной фиксации произносимого откровенно врать о тех вещах, которые доказать проще простого. Но это было лишь секундное замешательство, на слове «передачи», которое уже без улыбки слетало с губ Прислужкова, он опять повернулся к камере и обратился к телезрителям:
– Сегодня в прямом эфире мы покажем и приглашение на прямой эфир, и официальный отказ главного врача от участия в прямом эфире.
И, забегая немного вперед, Алик исполнил это обещание, причем, назвав главного врача прямо в программе вруном.
– Показывайте все, что хотите, показывайте все, что хотите, – обреченно произнес Прислужков, но вдруг встрепенулся, состроил хищную физиономию так, что румянец на щеках проступил тонкими красными буковками: «Что ты рыпаешься? Мы тебя уделаем» – и продолжил:
– Я хочу сказать в эфир, что все претензии со стороны этого господина связаны с тем, что его жена нанесла вред больнице в размере 27 тысяч рублей. Это личная месть и
более ничего.
Это была правда, правда, не имевшая никакого отношения к делу и какой-либо мести. Марина действительно сваляла дурака в числе многих других врачей и даже заведующих отделениями городской больницы. Однако, пока эта правда была абсолютной неправдой, поскольку расследование еще велось, а дело даже не добралось до суда.
– Это вранье, – рассмеялся Алик над подлой правдой и обратился к телезрителям. – Вы же сами понимаете.
– Я могу предоставить документы, – совсем сошел с ума Прислужков в разглашении персональных данных.
– Прямо сейчас, – поддержала Лебледь.
– Сколько всего человек нанесли подобный ущерб? – спросил Алик, чтобы напомнить, что он знает, что Марина – одна из нескольких десятков сотрудников больницы, пойманных на мошенничестве.
– А остальные… это уже не ваше дело, – отмахнулся Прислужков. – Пожалуйста, показывайте это в эфире. Все.
Его руки разлетелись в стороны, как у судьи при окончании боксерского поединка, язык выскочил, окропляя слюной высохшие губы. Тут посреди этой сцены в кабинет главного врача вошел Кротындра, тот самый Кротындра, что защищал больницу во всех судах. Прислужков растерянно взглянул на него, на его белый свитер с узором, похожим на красный медицинский крест, и в глазах его вспыхнула надежда.
– Выйдите и прекратите съемку, – приказал Кротындра.
– Зачем нам выходить, мы работаем, – напомнил Алик.
– Все до свидания, – по-хамски распорядился Кротындра.
Он по-бандитски наложил свою ладонь на объектив, развернул его в сторону коридора, и вытолкнул Тимофея из кабинета.
– Снимай, снимай, – крикнул Алик.
Но Тимофей испуганно нажал на «стоп» и, только увидев, что Кротындра и Прислужков уже и Алика выталкивают из кабинета, он снова принялся снимать.
Алик уперся обеими руками в косяки, стараясь остаться в кабинете, и на его лице завитала улыбка, подчеркивавшая понимание трагикомизма ситуации. Он стоял, как пограничники на Даманском полуострове, спиной к врагу. Позади его больно щипали за нежные места рук и постукивали.
Сцена могла затянуться, но тут, стоявший в приемной заместитель главного врача Крим, бывший детский врач, внезапно подскочил к Тимофею и, схватив за выступавший, словно обрубок ветки, микрофон, дернул полумиллионную видеокамеру вниз, так что в кадре оказались только ноги.
С возгласом: «Иди отсюда!» – Алик отцепился от косяка, получив дополнительное ускорение от Прислужкова и Кротындры, бросился на Крима и толкнул его в плечо.
Мягкий диван принял на себя тело бывшего детского врача, но Крим тут же подскочил и, приняв боксерскую стойку, сзади по-женски, словно бы сковородкой, ударил Алика в затылок.
– Ничего себе, – раздался чей-то вскрик.
– Вы свидетель, – вскричал Кротындра.
– Тихо, тихо, – запричитала Лебледь.
– Удар снял? – спросил Алик.
Но Тимофей в растерянности снимал пол и ноги. Услышав призыв Алика, он начал поднимать камеру, но Крим опять бросился на него и схватился за микрофон.
– Камера много тысяч стоит, – уныло и испуганно произнес Тимофей.
– А я сейчас и тебя ударю, – заверил Крим.
– Уберите, уберите руки, – опасаясь за камеру, проговорил Алик Криму, но тот ничего не понимал.
– Без проблем ударю, – повторил он.
– Владимир Бабесович, – окликнул Кротындра, осознав опасность.
– Я свою работу делаю, – ответил тот. – На меня напали сзади. Я упал аж сюда.
Крим показал на диван и вдруг, словно бы схватившись внутренним цементом, он растопырил руки и принялся покачиваться из стороны в сторону.
Умственное расстройство Крима было его проклятием. Он иногда покидал действительность.
– Я просто делал свою работу, – невпопад отозвался он, продолжая покачиваться, как Ванька-встанька.
Оживленно жестикулировал только Прислужков.
– Здесь куча свидетелей, что вы напали на нашего сотрудника, – он уже вслух продумывал защиту, устремив ладонь с зажатой в ней ручкой по направлению к груди излучавшего праведность Крима, как обычно это делает преподаватель анатомии по отношению к скелету.
Алик внезапно уловил, что главный врач похож на старую ощипанную цаплю, но эта цапля нападала с задиристостью его домашнего попугая.
– Ваш сотрудник ударил меня, – ответил Алик.
– Никакого удара не было, – уверенно и привычно соврал главный врач, а Крим, отрицающее качая головой, осторожно отошел за спину Прислужкова.
– Он нанес мне удар, – по инерции повторил Алик, уже понимая, что в этом медицинском обществе все будут лгать куда правдивее, чем он будет доказывать свою правду, и вся его надежда была в видеопленке. – Я его только толкнул в плечо, и он упал на диван.
– Вы меня не толкнули, вы меня ударили сюда и сюда, – спрятав эпилепсию на дно рассудка, Крим вернулся и показал на челюсть и плечо. – Я упал вот сюда.
Подобного Алик еще не знал, врачи, призванные лечить, попирая все нормы права и морали, сверхпрофессионально врали.
– Да, Господи, ложь, ложь! – вскрикнул Алик и обратился к телеоператору. – Ты снимай, снимай.
– Закройте эту штуку, не надо снимать, – теперь схватился за камеру бородатый мужик в шубе и шапке, до этого спокойно смотревший сквозь узкие линзы очков на происходящее.
– Тихо, тихо, тихо, успокойтесь, – обеспокоено запричитал Тимофей.
– Я разрешения на съемку не давал, – демонстрируя знание законов, заявил мужик в шубе. – Ты убери ее.
«Вот бородатый козел», – подумал Алик и полез на рожон. Завязалась аккуратная борьба между ним и мужиком в шубе, завершившаяся тем, что тот отпустил камеру и отвернулся.
– Вы кто по должности? – Алик устремился за мужиком в шубе.
– Сотрудник горбольницы, – ответил мужик в шубе, стоя спиной к камере.
– А как вас зовут? – спросил Алик.
– Вы ударили человека так, что он упал на диван, – с плотоядной усмешкой произнес мужик в шубе. Золотые коронки весело поблескивали под его седыми усами, переходящими в благородную седую бороду. Глаза ехидно сверлили Алика.
«Какой великолепный типаж!» – мгновенно оценил Алик, глянул на камеру – она находилась на расстоянии крупного плана, – и прокомментировал происходящее для зрителей:
– Как вы, врач, можете врать?! Смотрите, какие честные глаза у этого врача, и как он нагло врет! Понимаете!?..
Тут в приемную заглянул милиционер в форменной телогрейке и зимней шапке с кокардой. Он оглядел собравшуюся публику, на краткий миг недоумения закусил губу, а потом расслабился…
Разговор состоялся сильнейший…
– Прямого эфира не будет, – оборвал Прислужков и попытался захлопнуть дверь в свой кабинет, где исчезли и Кротындра, и Лебледь, и Крим, но Алик подставил ногу, и дверь остановилась.
– Как это не будет прямого эфира? – полез он вперед.
– Выйдите, – обратился к Алику подошедший милиционер, оттесняя его от двери и главного врача.
– А на каком основании? – спросил Алик.
– Планерка здесь, – ответил милиционер.
– Это ложь, – ответил Алик, с сожалением глядя на дверь в кабинет главного врача, которая медленно закрывалась, скрывая за собой пожирающие его глаза Прислужкова и Кротындры.
Дверь закрылась, и Алик повернулся к ней спиной, чтобы сказать завершающее слово к телепрограмме.
– Уважаемые телезрители,… – начал было он говорить в телекамеру, как милиционер схватил его за руку и попытался оттолкнуть.
– Остановитесь, – потребовал Алик и отбросил руку милиционера от себя.
– Уважаемые телезрители,… – опять начал Алик.
– Выйдите, пожалуйста, – сказал милиционер и опять оттолкнул Алика от двери.
Алик устоял.
– Я не захожу на планерку, – он резко прикрикнул на милиционера и, как только милиционер отошел в сторону, начал:
– В этом кабинете находится, я не скажу, что преступник…
Осторожный подбор слов – как это важно в профессии журналиста. К сожалению, в телерадиокомпании маленького нефтяного города не было своего юриста. Его вообще не было в стандартных штатных расписаниях организаций СМИ. В больнице маленького нефтяного города был целый юридический отдел, как и в администрации маленького нефтяного города. Другие организации маленького нефтяного города также имели юристов.
«А может, государственные СМИ, изначально не задумывались в России как структура отдельная от власти, как структура, наделенная составом защиты, позволяющим вести нападение, – раздумывал Алик впоследствии над происшедшим. – А самостоятельным СМИ нападение не нужно, там легче деньги зарабатывать на похвале, а юристы – лишняя затратная статья. Поэтому каждый журналист выживает, нанимая юристов при необходимости, или изучая законы, но это путь для немногих. В целом, беззащитный журналист выгоден власти. Сложно представить себе любую спортивную игру без защиты, но в области взаимоотношений между властью и элементом ее контроля – беззащитными СМИ – такая игра существует и даже привлекает зрителя! Вот только все голы в этой игре идут в одни ворота – в уши, глаза, а, в конечном счете, – в мозги населения».
КОРРУМПИРОВАННОЕ СОГЛАСИЕ
«Нестандартное, как правило, не работает».
Скандал в приемной главного врача закончился в четвертом часу дня, а в шесть часов вечера Алик уже сидел напротив телесуфлера и читал текст телепрограммы, посвященной этому скандалу, которая уже через час должна была выйти в эфир. Внезапно дверь студии отворилась, и зашел молодой человек, прилично одетый во все черное.
– Вы должны пройти с нами и дать пояснения, – безапелляционно заявил он.
– Я сейчас работаю, у нас эфир через час, поэтому перенесите встречу, – сказал Алик, по наглым повадкам распознав в молодом человеке сотрудника милиции.
– Нет, нам необходимо поговорить сейчас, и нам нужна запись, которую вы произвели в городской больнице, – ответил молодой человек.
Сквозь стекла съемочного павильона были видны милиционеры, разглядывающие монтажное оборудование.
«Слава богу, телевизионщики не разошлись по домам, свидетелей много», – подумал Алик, подскочил с кресла и подгоняемый мыслью о том, что времени до эфира остается все меньше и меньше, выскочил в коридор, увлекая за собой милиционеров.
В коридоре скопилась целая армия: человека четыре в форме, двое из которых с автоматами, и еще двое понятых. Корреспондентки, бегали, словно обеспокоенные курицы. В маленьком нефтяном городе журналистика была не только беззащитной, но еще в основном и женской профессией.
– Тимофей, включай камеру! – крикнул Алик. – У нас гости в студии. Сейчас будем писать. Господа милиционеры, приготовьтесь отвечать на вопросы.
– Нет, нас нельзя снимать, – раздался встревоженный голос.
– Здесь все снимается, – парировал Алик. – Тимофей, ты скоро?
Тимофей вышел с камерой на плече. Милиционеры побежали вниз, оставив возле съемочного павильона одного замешкавшегося участкового с понятыми. С ними Алик и провел интервью, которое выпустил в эфир совместно с программой о скандале в приемной главного врача…
Для того, чтобы ощутить стыд, надо осознать всем сердцем причинение вреда, если таковое состоялось, тому, кто тебя любит, кто доверяет, а, затем, без уверток и излишних оправданий извиниться. Кто не способен на это простое деяние – не способен к служению обществу. В один вечер Алик открыл для себя целый мир властного бесстыдства.
Программа о скандале в кабинете главного врача больницы побила все рекорды популярности в маленьком нефтяном городе. Люди смотрели ее на разноширинных экранах стоя, если не хватало стульев. Те, кого весть о выходе программы застала в дороге, бежали домой, забегали в квартиры и с криком:
– Включайте телевизор! – сбрасывали ботинки.
При повторе на следующий день, служебные кабинеты организаций пустели, и наполнявшие их сотрудники собирались там, где были телевизоры.
ОТВЕТЫ ПРЕЗИДЕНТА
«Пока за голову отвечают задницы, толковых ответов ждать не приходится».
Конверты с необычным обратным адресом: «администрация Президента России» – Алик получил на почте с почтенным трепетом, с каким иной верующий просит благословение Божие. Он едва удержался, чтобы не вскрыть их прямо на почте, но выдержал испытание, принес в свой рабочий кабинет и, удобно расположившись в кресле, чтобы получить максимальное удовольствие от чтения писем первого лица России, вскрыл оба конверта. Из них выпали две одинаковые бумажки. Алик их развернул. Тексты оказались тоже одинаковыми:
«Сообщаем, что Ваше обращение, поступившее на имя Президента Российской Федерации, в соответствии с ч. 3 ст. 8 Федерального закона от 2 мая 2006 года № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации» направлено в Прокуратуру Ямало-Ненецкого автономного округа».
Подпись: консультант департамента письменных обращений граждан и организаций…
Алик сразу понял все. Президент России организовал отбивную контору ООО «Игра в демократию»…
Потом он получил ответы и из окружной прокуратуры, и от прокурора Шпендрикова, но все эти ответы выглядели так, словно ложку манной каши размазали по тарелке с целью придать этой тарелке вид полностью заполненной и сытной.
В ответ Алик послал еще два письма Президенту России…
РАЗГОВОР НИ О ЧЕМ
«Чтобы успокоить бычка перед скотобойней, его можно и приласкать».
Причину, по которой Алик захотел посетить редакцию газеты маленького нефтяного города, он и сам не понимал. Она возникла внезапно, как возникают множество странных желаний, после которых у мужчин принято спрашивать:
–Ты что, беременный?
Знакомая лестница и коридоры принесли ностальгические чувства, не все из которых были неприятными. Что ж – ностальгия – воспоминания по былому комфорту, а не по проблемам. Его узнавали, он здоровался и получал аналогичные пожелания, а когда заглянул в бухгалтерию, то встретил восторженный прием.
– Программа получилась великолепной, – излучая неподдельную радость, похвалила Алика бухгалтерша Квашнякова.
– Спасибо, спасибо, – поблагодарил Алик, желая скорее окончить разговор, который мог быть услышан неприятельскими ушами.
Алик уже давно боялся положительных высказываний в свой адрес от людей, находившихся в отрицательной среде. Их могли уволить только за одно слово, а он не мог их защитить.
Тут подошел Квашняков.
– Что-то располнели Александр Васильевич, – сказал Алик внешне очень дружелюбно и по-дружески похлопал Квашнякова по животу.
– Питаюсь сухомяткой, – рассмеялся Квашняков. – Пойдем, поговорим.
Алик с Квашняковым прошли в кабинет.
– Хорошая программа, хорошая. Резковата, конечно, но все по делу, – похвалил Квашняков.
Алик насторожился.
– Спасибо, Александр Васильевич, спасибо, – согласился на театр двоемыслия он.
– Вам надо помириться с Хамовским. Если какие-то деньги тебе недоплачены, то это не проблема, – сказал Квашняков. – Ты же отличный журналист. Когда меня Хамовский спрашивает о программах телевидения, я всегда говорю, что у нас хорошее вещание, что чувствуется умелая рука главного редактора.
***
