Андрей Викторович Дробот
Эффект безмолвия
Мастерство
«Выбирая плоды, глупо спрашивать мнение породивших их растений».
Писать по писаному, подменяя слова, но не меняя смыслы, – не в этом ли умение многих? Они слизывают и мажут. Строят дом, начиная с крыши. Строят сначала мост, а затем устанавливают под ним сваи. Бросают самолет в воздух и на лету спешат, приделать ему крылья. И никто не замечает этих трагедий, потому что многие подобные сооружения никогда не падают – они замирают в безвременье на полках архивов: самолеты без крыльев, мосты без опор, крыши без стен… В них нет пассажиров, на них нет прохожих, под ними никто не живет. Все это создано для погон, для того, чтобы получить еще один ключ для дверей, открывающихся при произнесении заклинания, начинающегося со слов «кандидат, доктор, профессор…». Это часть волшебного мира иллюзий.
***
Про Ницше
«Сердечные чувства – самая лживая гирька при оценке добродетелей».
Говоря загадками и иносказаниями с позиции авторитетной можно обрести множество умных толкователей, которые, несомненно, найдут множество истин в том, что изначально лишено смысла, а несло только необычность и красоту. Если бы природа узнала, сколько смыслов извлекает человек из обычного заката солнца…
Плохо, когда больные органы начинают подсказывать голове, а то и руководить ею. А это легко получается, когда голова уверится в полной зависимости от больного органа. Тут может быть философия больного желудка, когда все плохое есть несварение, а все хорошее сводится к удачному обеду, без отрыжки и изжоги.
Мир с точки зрения пиявки грязен и мутен, наполнен кровью и жаден, поскольку носит массу крови и не делится. Вся ценность гостя, с точки зрения пиявки, заключена в том – сколько из него можно высосать. Убийца, с точки зрения пиявки, – это тот, кто отрывает ее от себя – вот философия казнокрада и любого иждивенца, пусть даже собственного ребенка. Их не переубедить. Их мир основан на конкретном питании. Если грязь не мешает питанию в широком смысле, то есть получению еды, денег, культуры, здоровья…, то грязь перестает быть грязью. Она включается в грязелечебницу, в политическое устройство. Мир грязи будет декларативно стремиться к свету, но всегда будет готов пожрать свое стремление, если это стремление вдруг обретет плоть и кровь.
Песня, ведущая к смерти, излишне оптимистична. Некоторые и до конца жизни думают, что главное в песне – это подчинение ей.
***
Жульничество
«Новое так часто уникально лишь отклонениями от норм и добавками, что кажется, и не надо ничего изобретать – достаточно переделать старое».
Ловля на ошибке и дальнейшее обвинение в ошибочности всего учения – подвох, указывающий на человека жаждущего власти, ценой уничтожения противной ему истины. Каплей грязи можно испачкать все лицо, а хороший жулик сделает гроб и из щепки.
Средства к достижению власти универсальны. Хочешь власти – учись убивать. Гробовщики редко становятся политиками, но политики обязательно становятся гробовщиками. Даже убивая таракана, мы проявляем свою власть к нему. С убийством человека все намного проще, потому что человек – это не тело, а дух, а за убийство духа нет наказания, убийство духа незримо для посторонних. Даже убийство таракана, куда материальнее убийства духа.
Маскировать личные интересы под высшими ценностями всегда было хорошим тоном среди пропагандистов.
Пользуясь тем или иным, не обязательно благодарить поставщика – он не может иначе. Мир жив благодаря сплетению тех, кто отдает и тех, кто забирает.
Вызов сострадания – удел хищников особого рода. Маскируются ли они под хищников или действительно – хищники – не имеет значения. Паук тоже ждет сострадания на своей паутине.
***
«Пропуская через себя чужое творчество, мы пропускаем через себя и психику автора, его болезни, – раздумывал Алик, завершая изучение Ницше. – Заражаясь чужими творениями, можно заразиться и болезнями их автора. Уже ближе. Вкушая приготовленное чужими руками, остается надеяться, что их хотя бы мыли. Это еще лучше, но надо бы обобщить первое и второе. Вкушая приготовленное, остается надеяться на чистоплотность автора».
ВНЕЗАПНОЕ ИЗВЕСТИЕ
«Человек в лучшем случае может только написать красиво. Об абсолютной истинности в человеческих сочинениях говорить нельзя».
Он знал, что в мире власти ничего не забывается, злоба здесь подобна свинцу, скапливающемуся в организме и приводящему рано или поздно к смерти, поэтому
понимал, что его книга, награжденная «Золотым пером России», но высмеивающая властьимущих маленького нефтяного города, приведет к его уничтожению в этом городе.
Первая печальная весть поступила от Пупик. Бюджет телерадиокомпании депутаты сократили еще раз и более, чем другим организациям маленького нефтяного города. Хамовский начал реализовывать высказанные угрозы.
Алик послал письмо губернатору, призывая к справедливому сокращению бюджетов, но получил отписку, что право сокращения бюджетов полностью принадлежит администрации маленького нефтяного города. Хамовский стал тем самым феодалом, о появлении которых в местном самоуправлении московские аналитики предупреждали еще в начале девяностых годов.
Начались заседания комитетов, куда Алика вызывали и предлагали снизить заработную плату на телевидении почти вдвое. Сирова, Сипов, Безмер, Клизмович и другие служки администрации маленького нефтяного города смотрели на Алика, как волки на кусок мяса. Даже председатель комитета финансов администрации маленького нефтяного города Пыляева, шустрая женщина с хитрющими глазами, с которой у Алика сложились добрые отношения, не выдержала и разрыдалась:
– Алик почти ничего у вас и не просит, а вот Квашняков получает денег гораздо больше, да еще и подал на списание джип, на который вы ему недавно деньги выделили. Теперь ему новую машину надо!!!
Служки Хамовского смущенно попереглядывались, но они знали, что Квашняков – доверенное лицо главы города. Обижая Квашнякова, каждый рисковал своим местом…
Надежды не было. Алик понимал, что его сомнут, как вдруг в один, как принято говорить, прекрасный день, хотя с точки зрения будущего, которое этот день повлек за собой, для Алика он был и не совсем прекрасный, к нему в кабинет вошла Вера Пальчинкова загадочная и таинственная.
– Ты не читал заметку на сайте «Ура.ру»? – спросила она тоном, не оставлявшим сомнений в важности информации.
– Нет, – сознался Алик.
– А следовало бы, – укоризненно сказала Пальчинкова.
– А что там? – спросил Алик.
– Я распечатаю и после обеда принесу, – ответила Пальчинкова.
***
Сотворение интриги
«Поклонение предмету или чину сродни поклонению мясорубке: предмет поклонения создает фарш, но за ваш же счет».
Новость не удержалась на языке, и Пальчинкова пожалела, что заинтриговала Алика до того, как посоветовалась с Клизмовичем. Она приехала на радиостудию и быстрее связалась с председателем.
– Как вы думаете, Иван Фрицевич, неужели Горилова могла незаконно премировать сотрудников администрации? – спросила Пальчинкова председателя городской Думы.
– Это все предвыборные дела, – ответил Клизмович. – Как затеяли расследование, так и закроют.
– Но ведь под уголовным делом депутат городской Думы, – напомнила Пальчинкова.
– Да мало ли что бывает. Прямо, воры тут кругом сидят, – рассмеялся Клизмович.
– Как думаете, надо это публиковать? – спросила Пальчинкова.
– Это же еще только расследование, – начал было Клизмович. – Хотя Алик, если узнает об этом деле, то непременно опубликует, а тут задействован Хамовский…
– Так да или нет? – требовательно спросила Пальчинкова.
– Пусть поступает, как хочет. Вы СМИ. Мы не можем вам указывать – сами же говорите, – отмахнулся Клизмович.
На самом деле Клизмович мигом понял выгодность ознакомления Алика с информацией об уголовном деле Гориловой. Алик, несомненно, купится. Он же правдоискатель. Информация достоверная, исходит от следственного комитета при прокуратуре округа. Но опубликованием этой информации Алик впрямую заденет финансовые интересы главы маленького нефтяного города. Хамовский разозлится на журналиста и перестанет чинить препятствия в том, чтобы кончить его.
***
Каждый дракон, чтобы не умерло то человеческое, что в нем осталось, заводит какое-либо животное в своем окружении, кошку, собаку, хомячка и начинает о нем заботиться, оберегать от недоброжелателей. Клизмович давно разнюхал учительским обонянием, что Алик попал именно в эту человеческую слабость дракона, которого в маленьком нефтяном городе олицетворял его глава. Тонкая симпатия связывала Хамовского и Алика, симпатия незримая, но ощутимая, потому что Хамовский дальше угроз в отношении Алика не продвигался, а подобные душевные нити, Клизмович точно знал, надо разрезать, аккуратно, как он это делал в школе, вначале, будучи учителем, затем – директором. Надо немало такта, чтобы столкнуть между собой друзей, чтобы людей близких друг другу сделать врагами. Но именно этот путь и был дорогой к власти. Если ты не сможешь сделать так, чтобы друг возненавидел друга, то ты ничего не стоишь. Как же ты тогда сможешь убедить людей, что ты их единственная надежда и опора?
Конечно, Хамовский и Алик не дружили между собой, не было даже намека на приятельское общение, но Клизмович чувствовал, что какая-то сила заставляла Хамовского терпеть выходки Алика и считать эти выходки чуть ли не посланием свыше.
От этого табу требовалось избавляться любым способом, как от зеркала, в котором отражался уже покойник, и Пальчинкова могла сыграть в этом немалую роль, она могла подтолкнуть Алика на определенно самоубийственный поступок.
***
После обеда Пальчинкова принесла обещанное и положила на стол перед Аликом бумагу со следующим текстом: «Следственным комитетом при прокуратуре возбуждено уголовное дело в отношении депутата Гориловой по признакам состава преступлений: присвоение или растрата в особо крупном размере, злоупотребление должностными полномочиями. Горилова, являясь начальником муниципального учреждения «Управление коммунального заказа» вопреки интересам службы, достоверно зная, что должностные лица администрации города не находятся с указанным учреждением в трудовых отношениях, незаконно выплачивала работникам администрации денежные премии. Общая сумма ущерба от этого составила 5 млн. 460 тысяч рублей…»
– Ничего себе! – восхитился Алик…
***
Выбор русла
«Не одна волна, возомнившая себя горой, разбилась о берег».
Даже на Крайнем Севере, среди жителей, избалованных деньгами, иногда порождается выбор: сказать ли правдивое слово или смолчать, не рискуя доходным местом? Серьезнейший это вопрос.
Человек на какое-то время раздваивается, так и в Алике возник некто Кила, то есть Алик наоборот.
Кила просил смолчать, напоминал, что при заработках Алика весь мир можно объехать, отучиться, где хочешь. Да, деньги многих заставляют смотреть на вещи, не распахнув глаза, а сквозь зев кошелька. Кила был из их числа. Умнейшие люди превращаются в накопительные мошны, для которых не имеет значения, что где-то становится хуже, оттого что им хорошо.
Алик напоминал себе, что человек всегда рождается для Чего-то. Судьба подводит к дорогам, ведущим к лучшему итогу пути, но человек имеет право выбора и способен отказываться от судьбы, из- за лени, заинтересованности в ином, неуверенности. Человек – раб собственной субъективной воли, загнанной внешними условиями в клетку и посаженной на цепь. Он не следит за знаками, за подсказками, а главные из них – легкость и радость. Путь должен стелиться под ноги. Как вода выбирает русло, так должен действовать и человек.
Человек, где бы он ни был и чем бы ни занимался и даже во сне находится под движущейся плоскостью пресса времени, который в определенный момент прихлопнет человека и вытеснит из него душу. Не публиковать информацию о деле Гориловой означало – спокойно доживать свой век. Публиковать – доживать свой век неспокойно, но интересно.
Прошлые события мгновенно связались в голове Алика в одну Картину. Он вспомнил свои телевизионные программы с критикой Думы, в которых говорилось, что депутаты много денег бесконтрольно направляют в «Управление коммунального заказа». Это было интуитивное попадание в десятку.
Стало понятным возмущение Гориловой и Клизмовича вмешательством Алика в дела Думы, опубликованное в газете маленького нефтяного города.
Стало понятным, почему через полгода после выхода этих программ депутатский состав в полном составе впервые в истории заседаний городской Думы маленького нефтяного города отклонился от вопроса, заявленного в повестке дня, и принялся критиковать самого Алика, настолько яростно, что даже Хамовский вынужден был усмирять депутатов, которых сам, несомненно, и натравил.
Стало понятным, почему депутаты отказались финансировать аварийный телецентр и жесткие разговоры с Хамовским, и угрозы увольнения…
Алик, не осознавая опасность, своим телевыступлением, а затем и выступлением в «Тюменских ведомостях» слегка наступил на шланг финансового отсоса бюджетных денег в карманы чиновников маленького нефтяного города…
А фраза, опубликованная Аликом в своей газете «Дробинка»:
«Мэр хорошо разбирается в экономических вопросах, финансах. Настолько хорошо, что сложно понять, где и что крадется, да и крадется ли вообще. Видно, что были и есть рычаги, с помощью которых финансы можно откачивать из бюджета, видно, что информация вокруг этих рычагов не разглашается»!
Хамовский любил повторять эту фразу в присутствии разных людей, гостей ли города или местных чиновников, но обязательно с той ехидной интонацией, в которой угадывалось, что автор строк недальновиден и достоин прощения, потому что – глуповат.
Хамовский потешался и над Аликом, и над всеми жителями маленького нефтяного города, которые, живя обыденной жизнью, не видели главного, не могли видеть главное и, даже предполагая, не могли доказать.
Даже отчаянно пьяный звонок Супова, не получившего долю награбленного, тоже входил в Картину, словно пазл…
***
Самые непрозрачные стены – это бумажные. Именно они создают здания-призраки, города-призраки и государства-призраки, внутри реальных. Школы готовят жильцов зданий-призраков. Чтобы видеть стены, которых не существует, требуется немалое воспитание и немалая вера учителя в реальность зданий-призраков. Но Система действует в миллиардах учеников: люди разбиваются о несуществующее в реальности и богатеют от нематериального. Банальное движение иной пишущей руки – еще как оригинально и еще как волшебно.
«Стоит сказать: «верую» – как появляются несуществующие стены, – сделал вывод Алик. – Но театр разоблачен, по крайней мере, для меня. Что дальше? Публикация
отчета следственного комитета вызовет сильнейший скандал в маленьком нефтяном городе. Я могу потерять работу быстрее, чем думаю».
Шаг, который собирался предпринять Алик, был беспрецедентным для маленького нефтяного города. Отрицательная информация о власти здесь встречалась, если не с недоверием, то с терпимостью, а распространение телевидением, финансируемым администрацией, отрицательной информации о крупнейшей, в финансовом смысле, организации, подведомственной Хамовскому…
«Люди с ума сойдут, – рассуждал Алик. – Родятся версии о политической игре. Депутатов пошлют в народ для трансляции опровержений через личные встречи. Единственный шанс в том, что чиновничья система инерционна и меня прибьют не сразу».
И тут родились Правила выживания мухи, которые впоследствии очень помогли Алику:
1. Прятаться в труднодоступных местах, там, где обычно не прячутся, и в отдалении.
2. Прятаться на поверхности ценных и хрупких предметов.
3. Быстро передвигаться и быть непредсказуемым.
4. Предощущать потоки воздуха от мухобойки.
5. Вовремя освобождать место, по которому наносится удар.
6. На время сбить увлечение охотой на себя, т.е. затаиться.
СХЕМА ЗАЩИТЫ ХАМОВСКОГО
«Тигра в мышеловку не поймаешь».
То, что Горилова попала в силки милицейского следствия за выплату премиальных сотрудникам городской администрации, где наибольшая сумма предназначалась главе города Хамовскому, внушало ему опасение, что он может оказаться главной фигурой скандала. Все-таки положение о премировании подписал именно он.
Прокуратура, привычная Хамовскому, разваливалась. Главного прокурора маленького нефтяного города Лакеева сняли с должности за торможение расследования по документам ревизии администрации маленького нефтяного города. Руководитель местного отделения следственного комитета Крест не сумел удержать дело в маленьком нефтяном городе, и оно ушло в прокуратуру уровнем выше. Страховки никакой.
«Задобрить, подкупить и на время уехать», – решил Хамовский и набрал телефонный номер Лакеева:
– Андрей Витаевич, я знаю, у вас неприятности, и хочу предложить вариант, – начал Хамовский. – Мне сейчас понадобится сильный юрист, и вы мне подходите.
– Начальником отдела не смогу, – мягко отрезал Лакеев. – Это для меня понижение.
– Предлагаю стать моим заместителем. Зарплата высокая, – успокоил Хамовский.
– Хорошо, – согласился Лакеев. – Когда приступать?
– Когда вам удобно, – сказал Хамовский. – Пишите заявление и сами укажите дату. Но у меня есть просьба. У меня скоро будет много проблем. Подберите среди прокурорских тех сотрудников, кто поумнее, порасторопнее, побеспринципнее, тех, кто поможет мне выпутаться. Пусть подойдут, я найду им рабочие места в бюджете, где они будут получать поболее, чем в прокуратуре.
– У меня есть несколько человек, которые вам пригодятся, – сказал Лакеев.
«Защита обеспечена, – оценил Хамовский итоги разговора. – Теперь надо на время исчезнуть из маленького нефтяного города, съездить в отпуск на Черное море в свою квартирку в Хосте, подальше от уголовного дела».
Глава маленького нефтяного города поднял телефонную трубку, набрал номер внутренней связи и произнес:
– Сергей Кульмич, я хочу уехать в отпуск, поработать над очередной книгой, – слегка приврал Хамовский. – Вы останетесь за меня.
– С доплатой разницы в окладах? – с надеждой спросил Сипов.
– Вы бы так работали, как денег ищете, – укорил Хамовский, но добавил: – С доплатой.
– Нет проблем, Семен Петрович, – согласился Сипов.
«И тут все хорошо. Теперь обеспечить тишину в городе, – последовательно мыслил Хамовский. – Надо задобрить Алика. Он – единственный, кто может опубликовать информацию об уголовном деле».
На столе Хамовского лежало приглашение в Москву на съезд российских писателей, с руководством которых он давно водил дружбу, приглашая их ежегодно за бюджетный счет в маленький нефтяной город на так называемую «Литературную осень».
«Подыграть самолюбию, – решил он. – Все ж немалый почет поехать делегатом от Ямала на съезд писателей, да и вместо меня, вместо – главы города! Это может его купить. Пусть раздуется как горделивый петушок, пусть попыхтит, может спокойнее будет».
Хамовский опять поднял трубку внутреннего телефона и деловито изрек:
– Инга, вызови ко мне Алика…
Предложение Хамовского прокатиться в Москву на съезд Союза писателей выглядело необычным на фоне давно охладевших отношений между главой города и Аликом. Теплые дни зимой всегда парадокс. Но погода – чудачества небесного разума, вовсе не схожего с профессорским интеллектом Хамовского. «Хочет убрать меня из города так, чтобы моя командировка плавно перешла в отпуск», – рассудил Алик сразу.
– Что мне на съезде делать, Семен Петрович? – спросил, однако, он, поскольку трата бюджета в кризисный год, требовала серьезной аргументации.
– Ничего, – удивил Хамовский. – Твоя задача обозначить присутствие и проголосовать на перевыборах за нынешнего председателя союза писателей Паничева. Все!
«Точно, подкупает», – мысленно оценил Алик, но бодро ответил:
– Хорошо!
Почему Хамовский захотел либо дружить, либо убрать его из города – Алик решил не уточнять. Когда ешь мороженое, зачем думать о возможной ангине? Все придет своим чередом.
По краю пропасти увольнения Алик ходил давно, он изучил Трудовой Кодекс и знал, что уволить человека непросто, даже если этот человек – главный редактор. Конечно, трусливый перекормленный заяц сам убежит, услышав похожий на выстрел хруст ветки, но Алик считал, что это не про него.
– Информацию мы дадим в сегодняшнем выпуске новостей, – напомнил он Пальчинковой перед отъездом. – И по телевидению, и на радио. Расследование верное. Я не хочу замалчивать. Не забудь завтра дать повтор.
– Могут быть проблемы, – напомнила Пальчинкова.
– Меня уже десять раз могли уволить, в особенности за мою книгу, – ответил Алик. – Но ты смотри, как они действуют. Хамовский, чувствуя, что информация о Гориловой и деньгах вот-вот просочится, направляет меня в Москву, в Союз российских писателей представителем от Ямала. Улетать мне сегодня вечером. Купить меня захотел за честь присутствия на съезде! Да плевать мне на них. Вера, ты остаешься за меня, смотри, чтобы все вышло.
– Хорошо, можешь на меня положиться, – ответила Пальчинкова…
Вполне естественно, Пальчинкова после этого разговора перезвонила Клизмовичу и доложила о решении Алика.
– Сказал выпускать, значит – выпускайте, – одобрил Клизмович, любовно погладив короткую бородку.
