Александр Алексеевич Кассий
Король Мистрока. Красный Вестник
Озеро было спокойно, как и Мэтт. Оно было гладким, как зеркальная поверхность. Для Риверлока безветренная погода была крайне редкой, а оттого ценной.
Тучи беспрерывной цепью шли на запад, скрывая за собой прекрасные звезды и бледную царевну луну. По календарю сегодня должно было быть полнолуние. Мэтт хоть и любил вид бледной небесной дамы, но предпочел бы не видеть ее в эту ночь.
Спутанные мысли привели Кэнана к размышлениям о его прошлом. Глядя на озеро, Мэтту казалось, что он видел его раньше, но чего-то конкретного из омута воспоминаний выловить было невозможно.
Может, он проезжал мимо с отцом в детстве? Или жил неподалеку? Мэтт не мог вспомнить ничего.
Но озеро все же отчего-то казалось ему родным. Вечнозеленые пихты, окружающие его, размахивали колючими лапами, а раскидистые дубы так и не позеленели в этом году. Мэтт представлял, как мог бы здесь бегать среди стволов в детстве, как закидывал бы удочку, как бы купался теплым летом. Выдуманные им воспоминания вполне могли быть реальными, но разве это имело значение?
Впервые за много месяцев меж туч образовалась брешь, и в нее выглянула полная луна. Мэтт испугался, и не зря. Кожа по всему телу будто натянулось и стала мала своему носителю. Мышцы застонали. Пальцы судорожно подергивались. Мэтт ощерился и в лучах луны сверкнули его острые зубы.
Луна скрылась быстро, но ее короткого присутствия хватило, чтобы Мэтт чуть не обезумел от боли.
Мэтт вернулся в лагерь и заметил Эйру и Барто, разговаривающими о чем-то с улыбками на лицах. Сердце Кэнана сжалось, хоть он и сам не понял от чего.
***
Антонио Визотти тренировался. Он на скорость взобрался по крутой горке и присел немного передохнуть.
Иностранец глядел на голые холмы и быстрые речушки и вспоминал свою родину. Она была совсем иной. Леса в Епархиях росли повсюду, а где их не было – расположились виноградники, рощи олив и цитрусовых. От одних только мыслей о родном солнечном крае на кончике языка ощущалась фруктовая сладость.
Но Антонио оставил свой дом, чтобы отомстить. В Мистроке монтесаннец много лет искал нужного человека, а теперь он знал, где его цель, и будет действовать при первой возможности. Долгие годы терпения обязательно окупятся.
Антонио Визотти заметил под своим башмаком мертвого жука. Он, должно быть, раздавил беднягу, когда взбирался наверх. Иностранец поправил плетеное черное кольцо с черепком на среднем пальце и начертил в воздухе несколько символов. Жук захрустел хитиновым панцирем и воскрес. Он зашевелил лапками и подполз к опущенной ладони своего нового хозяина.
Антонио хитро улыбнулся, но выбросил воскрешенного жука в заросли, когда увидел за соседним холмом огни факелов.
– Вот и шоу начинается. – прошептал Антонио и поспешил вернуться в лагерь.
Глава сорок седьмая
Битва при Угорье
Заморосило. Полк Леннона выстроился на поле перед холмом. Взгляд каждого был устремлен на возвышенность, откуда вот-вот должны были явиться враги.
Священники осеняли знамениями вооруженных холоборнцев, орошали их чистой рудниковой водой и читали вслух молитвы.
Леннон Гюла верхом шел вдоль первой линии войск, состоящей из лучников. Позади стрелков стояло три эскадрона копейщиков и одна рыцарская гвардия. Левый и правый фланги состояли из трех батальонов копейщиков с щитами и двух батальонов алебардистов. За войсками стояли пушки, готовые вести огонь по холму, а на помосте деревянных стен Угорья разместилась мортира.
Главнокомандующий Леннон Гюла понимал малочисленность своего полка, но отступать было некуда. В случае поражения северяне пройдут смерчем по всему Риверлоку, убивая каждого на своем пути. По всей видимости, король Эдуард I знал об этом, поэтому потребовал незамедлительных действий от Холоборна.
Солдаты стояли смирно, они ждали приказов, ждали появления противника. Леннон глядел в их лица и видел достойнейших людей, явившихся на зов долга, на зов судьбы.
– Братья, – выкрикнул сэр Гюла. – Вы прожили, возможно, короткую жизнь. Возможно, вы не успели многое сделать и сказать. Возможно, вы еще многое скажите, сделаете и еще ни раз вспомните о сегодняшнем дне. Но пусть будущее не заботит вас, оставьте мысли о нем. Забудьте о прошлом. Время для вас больше не имеет значения, вы существуете вне его. Сегодня вы все обретете бессмертие, поэтому у вас еще будет время. Ингунн Жестокая считает себя лучше нас всех, лучше герцогов, графов и баронов, лучше кузнецов, лучше конюших, даже лучше крестьян. Мы не позволим ей разорять земли наших предков, земли наших потомков, земли тех, кто еще жив. Мы сделаем все, чтобы остановить противника! Кантийцы пришли к нам с мечом, но они погибнут. Сейчас или днем позже – они погибнут от вашей руки. От руки народа, которому они объявили войну! И помирать они начнут от рук холоборнцев! Слава Холоборну!
– Слава народу! Слава стихиям! – скандировали воины.
Бравые выкрики доносились от каждого воина. Они били копьями по земле и об щиты. Всадники поднимали лошадей на дыбы. Леннон гордо проехал вдоль рядов, поддерживая энтузиазм своих людей. Он бил себя в грудь и напевал гимн Холоборна.
ЛЕННОН И СОЛДАТЫ
О земля, восславь свой народ,
Мы отдаем тебе свой долг.
О земля, сколько в мире дорог,
По ним идет твой бессмертный полк!
На возвышенности вспыхнули факела и показались силуэты дружинников. Кантийцы вонзали знамена на длинных древках и трубили в бараньи рога. Воинственный гул дикарей обрушился на полк Холоборна, как камнепад.
– К бою, братья! – выкрикнул Леннон и отдал приказ лучникам.
Стрелки установили стрелы и натянули тетиву. Остроконечные снаряды вырывались из плена луков и устремлялись ввысь к темным тучам. Затем их скорость снижалась и стрелы рушились на головы кантийцев, так и не достигнув необъятных вершин.
Десятки северян упали замертво и покатились вниз к подножию. Выжившие хором прокричали что-то на своем дикарском языке, прикрылись щитами и затушили факела. Теперь холоборнские стрелки не видели цели достаточно подробно.
– Товсь! – приказал Матьяш Кан, всматриваясь в приближающиеся мельтешащие остовы врагов. – Цельсь! Пли!
Стрелы отправились навстречу мраку. Среди непрекращающегося воинственного гула было неясно, достиг ли цели хоть один наконечник.
Оруженосцы вынесли к лучникам горящий очаг и сосуд с нефтью. Леннон приказал промокнуть носы стрел в горючую жидкость и затем поджечь. После следующего залпа холм стал достаточно освещен, чтобы разглядеть северян. В дело вступили пушки и мортира. Тяжелые ядра врезались в землю, разрывали тела северян, переламывали им кости, крошили черепа вместе с шлемами.
Грудь Леннона вздрагивала от каждого свистящего полета стальных снарядов. Он глядел на дымный след в небе и на разлетающуюся от залпов почву. Многие северяне останавливались перед воронками и с любопытством и осторожностью вглядывались в ядра. Они до сих пор не привыкли к подобным орудиям и опасались, что снаряды взорвутся. Это несколько замедляло темп наступления кантийцев.
Лучники успели выстрелить в последний раз, поразив немало врагов, потом расступились и сквозь их строй промчались два эскадрона авангардистов. Всадники выстроились клином и проредили несколько построений хирда.
Лучники отступили, пропустив вперед копейщиков и алебардистов. Воины с копьями выстроились тесно и, прикрываясь щитами, прокалывали разобщенных северян, постепенно зажимая их.
Несколько холодных капель упало на шлем Леннона. Он поднял голову, и по его лицу заструились крупицы дождя. Все складывалось в пользу Холоборна, враг был зажат у холма. Северян оказалось меньше шести тысяч, Леннон прикинул где-то около пяти тысяч. Сперва это обрадовало юного полководца, но затем напугало.
И не зря, ведь слева и справа от холма показались всадники в сопровождении роя собак. Хоть верховых у северян было не много, от мощных ударов копыт северных лошадей дрожала земля.
Леннон отдал приказ остановить вражеских конников, он направил последнюю солдатскую кавалерию на левый фланг, а гвардию рыцарей на правый.
Рыцарями командовала Гертруда Темешвар. Она в числе первых устремилась с копьем наперевес, с ней был и сэр Дин Речной. Всадники северян скакали плотной линией, а оттого рыцари прорубили их строй без особых трудностей. Гертруда и стоящие по оба плеча от нее соратники пронзали северян тяжелыми копьями. Те соратники, что были в третьем ряду и далее имели куда более длинные копья, чтобы оказывать первым рядам поддержку. Прорубив строй северных конников насквозь, рыцари Холоборна столкнулись с собаками. Разъяренные волкодавы цеплялись лошадям за ноги, вгрызались им в шеи и носы. Многих собак растоптало, но от укусов некоторые лошади нарушали строй или вовсе сбрасывали своих всадников. Уцелевшие рыцари бросились в рассыпную.
По левому флангу ситуация была не лучше. Там собакам удалось дезориентировать всадников, и конники северян практически перебили их.
Леннон приказал лучником хвататься за мечи и следовать за ним.
В центре же кипел самый ожесточенный бой. Алебардисты и копейщики Холоборна протыкали головы северян, а те размахивали длинными и тяжелыми топорами. Щиты стучали о щиты, плотное скопление людей давило друг на друга, отчего линия столкновения перемещалась взад-вперед, словно морская волна.
Усиливался дождь. Земля под ногами становилась зябкой, башмаки начали утопать в грязи и расходиться в разные стороны. Позиция северян стала шаткой. Они скользили на месте, не способные сдерживать удары. Копейщики и алебардисты южан смогли прорваться вперед, понемногу оттесняя северян. Всадники Холоборна, застрявшие в глубине строя кантийцев, падали с коней от бесчисленных ударов топорами и копьями по тушам скакунов.
С вершины холма заструился ручей. Он стекал прямиком к левому флангу, на котором уже сражался с уцелевшими всадниками и лучниками с мечами. Леннон Гюла и Матьяш Кан сражались верхом рядом друг с другом. Главный охотник и разведчик успевал не только размахивать мечом, но и заряжать арбалет и стрелять из него.
Какой-то северянин поразил Финью Леннона прямо в бок, отчего она завалилась и уронила своего хозяина. Леннон успел выползти из-под своей кобылы и убить противника, нанесшего удар. Целая толпа всадников окружила главнокомандующего. Леннон уворачивался от топоров и разрубал устремленные в него копья. Он резал ноги кружащих лошадей северян и добивал упавших.
Когда Леннон резал горло очередному дикарю, со спины на него помчался вражеский копейщик, злобно вереща. Леннон обернулся в последнее мгновение и уже ощутил холод стали на своем горле, но Матьяш Кан успел выстрелить в нападающего. Северянин схватился за грудь и сменил курс. Лошадь унесла его мертвое тело прочь с поля боя.
Леннон сражался яростнее, чем когда либо, сталь его доспехов перестала блестеть, обагрившись кровью, а кожаные вставки и ткани пропитались ею настоль, что почернели.
Кругом слух пронзали мучительные крики, подлетали ввысь отрубленные конечности и головы, вонзались в набрякшую от дождя и крови землю мечи, топоры и копья, собаки грызли упавших раненых.
Кровь летала в воздухе, словно пыль. Лишь благодаря дождю она оседала. Все воины были измазаны в грязи, их лица невозможно было отличить друг от друга. Павшие солдаты перекидывались друг через друга, наваливались на убитых лошадей. Леннон взобрался на один из таких образовавшихся пригорков, вооружился длинным копьем и пронзал северян свысока.
Так продолжалось, пока какой-то дикарь не схватил главнокомандующего за ногу со спины и не стащил вниз. Северянин выбил копье из рук южанина, навалился на него и начал душить. Леннон покраснел и стал понемногу синеть. Его вновь спас Матьяш Кан метким выстрелом. Охотник подбежал к своему полководцу и встряхнул его:
– Сэр Гюла? Леннон?!
Матьяш ощупал шею полководца и проверил дыхание. Леннон был жив, но сознания лишился.
Гвардия Гертруды Темешвар одержала победу на правом фланге и с оставшимися силами поспешила к центру. Там, сцепившиеся войска наваливались друг на друга и толкались. На воинов у линии столкновения давили со всех сторон, они не могли ни пригнуться, ни сделать шаг в сторону.
Гвардия рыцарей приподнялась на холм, потеряв высокий темп, и напала на северян со спины. Кантийцев все еще было слишком много, в разы больше холоборнцев, но никто и не думал о поражении.
Леннон пришел в себя, ощутив холод и нехватку воздуха. Его лицо было мокрым, а рядом стоял Матьяш с пустым ведром.
– Дождь вас не разбудил, пришлось мне. – произнес Матьяш Кан.
– Откуда ты взял ведро? – спросил Леннон.
Матьяш помог полководцу подняться и вложил ему в руку меч.
– Где горящие стрелы, там и ведра с водой, мой лорд. – ответил охотник.
Леннон взглянул на кишащую у холма битву. Он заметил, как на возвышенности показалась фигура верхом на огромном животном, подобных которому, казалось, прежде видеть не доводилось. Когда Леннон пригляделся, то понял, что животное – огромный бурый медведь. Его всадница – Ингунн Жестокая. Она спустилась по склону верхом на хищнике в сопровождении огромных воинов в доспехах с секирами и навалилась на рыцарскую гвардию. Гертруда Темешвар не успела отдать никакого приказа. Челюсти медведя разорвали шею ее лошади, а саму баронессу придавило пятисоткилограммовой тушей.
Матьяш Кан, увидев это, поймал и успокоил брошенную оседланную лошадь, и помчался на выручку. Тело охотника пронизывала ярость и ненависть, он представлял, как будет распарывать живот и грудь гнусной Белой Вороны. Баронесса Гертруда Темешвар была двоюродной сестрой Ганна Темешвара и замечательной подругой.
Матьяш постарался обогнуть область битвы и зайти на Ингунн Жестокую сбоку. Он рубил всех попавшихся на пути врагов, но один из северян защитился двуручным мечом и громовым замахом отрубил голову скакуну Матьяша.
Главный охотник спрыгнул на ноги и с двуручным мечом набросился на наглеца. Соперник его был одет в дорогие меха и орудовал превосходным оружием. Матьяш не смог совладать с оппонентом и лишился меча.
– Огонь тебя покарай, поди прочь! – крикнул Матьяш Кан со слезами на глазах.
– Я не посмею, – спокойно ответил северянин. – Она – мой конунг.
– Вы грязные варвары! Позволь мне погибнуть в бою во имя мести! Пусти меня к своей плешивой правительнице!
– Как я уже сказал, я не могу. Мой долг – оборонять ее. – произнес северянин.
– Как твое имя? Ты говоришь на общем наречии.
– Меня зовут Вульфар Справедливый из дома Сварт, сын Роугра Одноглазого. Я изучал все языки Мистрока и могу более или менее общаться на некоторых из них. В основном, лишь на общем.
– Какой-то ты странный дикарь. – гневно усмехнулся Матьяш Кан.
– Мне жаль, что я встал на пути твоей мести. – произнес Вульфар, обхватил рукоять меча обеими руками и отсек Матьяшу Кану голову.
Тело обезглавленного охотника рухнуло на колени, так и замерев, а голова, слегка утонувшая в грязи, еще некоторое время морщилась от нестерпимой боли, затем мимические мышцы расслабились.
На центральном фланге царила суматоха, северяне и южане перемешались, враги атаковали со всех сторон, из-за чего бойцы крутили головами, словно в хороводе.
Леннон засеменил ногами навстречу своим войскам. Он слышал неумолчный шум ливня, слышал рассеянные в нем звон лезвий, хруст рвущихся доспехов, переполненные безумием и болью крики. Он видел неистовых воинов севера, которые бились, не смотря не на что. Увидев наступление Ингунн Жестокой и смерть командиров Матьяша Кана и Гертруды Темешвар, ряды холоборнцев посыпались. Раненые стали отступать, бросая оружие в лужи. Те, что видели побег собратьев, также пали духом.
– Не сметь! – крикнул Леннон, но его крик поглотила дробь капель по телам умерших и их щитам.
Солдаты падали под натиском дружин севера. Беспомощные тела холоборнцев пронзали копьями и разрубали топорами.
На глазах у Леннона Речного Рыцаря ударили тяжелым молотом по шлему. Воину пришлось снимать погнутую защиту и тогда он получил мечом по шее. Сэр Дин скрючился, барахтаясь в грязи, из его шеи заструилась кровь. Довольно быстро умирающего рыцаря заслонила надвигающаяся армия северян.
– Отставить побег! Мы не имеем права позволить им победить! – вновь попытался воодушевить солдат Леннон.
Оставшиеся лучники вновь вооружились луками и стали посыпать врагов. Леннон снял с пояса рог и затрубил. Это был сигнал солдатам за пушками и мортирой. Они вновь открыли огонь по северянам.
Отступающих солдат не выпустили с поля, всадники из Угорья преградили им путь отхода и громкими трубами зазывали обратно в бой. Беглецы перегруппировались и вместе с кавалерией Угорья вернулись в бой.
К Леннону подскакал советник покойного сэра Дина и передал ему свою лошадь.
– Прошу, уведи мою Финью, она ранена. – попросил Леннон.
Советник кивнул, взял раненую белоснежную кобылу под уздцы и повел в деревню. На месте, где произошло столкновение левого фланга, уже бушевала река, выросшая из ручья. Тела людей и лошадей смывало или отбрасывало к берегам.
Леннон вновь возглавил оборону. Наводчикам пушек он приказал вести огонь по Ингунн Жестокой и ее тяжеловооруженным избранным.
Остатки копейщиков и алебардистов вернулись в бой. Они выстроились в баталию и вывели перед собой концы копий, не подпуская северян ближе. Лучники и мортира обстреливали центральные и задние ряды кантийцев. Новоприбывшие конные лучники из Угорья кружили рядом с фелагом Ингунн Жестокой и фланкировали их с расстояния. Численность кантийцев стремительно сокращалась.
Но избранные хольды прорвались через строй обороны. Наконечники копий, пик и алебард лишь царапали их броню.
Леннон Гюла помчался к флангу Ингунн Жестокой. Он стрелял из арбалета по головам дикарей, расчищая себе дорогу к конунгу Драконьего Севера. Преграждая дорогу главнокомандующему армии Холоборна, появился Вульфар Справедливый.
Леннон видел, что случилось с Матьяшем, а потому не спешил нападать на умелого мечника. Он зарядил арбалет и выстрелил ему в шею. Словно гейзером хлыстнула кровь. Вульфар выронил меч и присел на мокрую землю.
Леннон незамедлительно понесся на Белую Ворону и застал ее врасплох метким выстрелом. Ингунн Жестокая схватилась за плечо и обломала торчащую из него стрелу. Конунг развернула медведя и погнала его навстречу главнокомандующему южан.
Леннон отбросил арбалет, выхватил торчащую из земли пику и, словно корабль посреди бушующего моря, помчался на женщину верхом на медведе.
Свистящее ядро разрубило воздух меж двух всадников и распахало землю. Лошадь Леннона испугалась внезапного снаряда и в последний момент мотнула головой, слегка сменив курс. Пика Леннона прошла по касательной, а рунный меч Ингунн ударил прямо в цель.
Скакун холоборнского полководца кувыркнулся и покатился вместе с седоком сквозь ряды северян. Лошадь упала и придавила седоку ноги. Леннон кое-как смог выкарабкаться из-под нее, вооружился валяющимся в грязи мечом и поднялся. Он ощущал боль в колене и голеностопе. Также стонало оба плеча и шея, которая чудом не вывернулась.
Очутившись среди врагов, Леннон стал отбиваться от их ударов, как мог. Черные стрелы протянули над головой полоски тягучего свиста, рвали воздух тяжелые ядра. Снаряды пушек и мортир пропалывали беспорядочный строй дикарей, отчего те стали держаться как можно дальше друг от друга. Лишь благодаря этому Леннон еще оставался жив. Удары хоть и обрушивались на него со всех сторон, но их частота была достаточно низкой, чтобы отбиваться.
Кто-то рубанул Леннона по ноге топором. Гюла зашипел и согнулся, но своего меча не выронил. Он продолжил защищаться, но активно двигаться больше не мог. Со всех сторон доносились усталое надорванное дыхание, всхлипы ужаса и боли. В лицо брызгала кровь и грязь от врезающихся в землю ядер. Леннон уже перестал протирать глаза и сражался практически вслепую.
Дождевая река вышла из берегов и волной набросилась на сражающихся. Многие по обе стороны свалились с ног, некоторые стали отступать от неподконтрольной стихии.
Леннон вонзил меч в землю и лишь благодаря нему удержался на ногах. Ледяная вода была ему чуть ли не по бедра, ноги медленно немели.
Вопреки всем прочим разбегающимся северянам, на главнокомандующего выступил двухметровый дикарь в броне и с боевым молотом. Он замахнулся и ударил холоборнцу в грудь своим огромным оружием. Леннон отлетел, как ему показалось, метра на три и упал в лужу.
Мимо мельтешили бегущие прочь холоборнцы, они спасались от потопа, позабыв обо всем. Леннон не видел их лиц, его взгляд зациклился на сером рассветном небе. Исполинские тучи тяжело нависали, и складывалось ощущение, что они вот-вот рухнут на землю.
Главнокомандующий попытался вдохнуть, но не смог. Легкие будто съежились и окаменели. Леннон стал задыхаться, хватаясь за горло и за живот. Грудь его сокращалась, как при икоте, но воздух никак не проходил. Помимо этого, по лицу бил ливень. Вода затекала в рот, в нос, слепила глаза.
Крики стихали, приглушались. Вдали ржали лошади. Прозвучал глубокий низкий рог северян. Поднялся свист.
Наконец, Леннон сделал первый вдох. Воздух хоть и показался ему слаще любого вина, но был очень тяжелым. Леннон откашлялся и высморкался. Он огляделся и заметил, что северяне отступали. Ингунн Жестокая обходила холм верхом на медведе, а за ней следовали и дружинники.
– Они уходят? – спросил Леннон и стал карабкаться в сторону Угорья. – Уходят…
Главнокомандующий лишился всех сил и уснул ничком, выпачканный в грязи.
Взору Леннону предстал огромный дракон. Крылатое существо глядело на него, маленького человека, как на блоху. Во взгляде древней рептилии прослеживалась ярость, голод, могучая сила и мудрость. Существо не показалось Леннону злым, но оно не было собой. Его ум застили силы, сопротивляться которым было невозможно, ибо из этих сил и состоял дракон, он был рожден из них.
Дракон ничего не говорил, он лишь многозначительно глядел, а потом глянул Леннону за спину. Гюла обернулся, чтобы узнать, что привлекло внимание дракона, и увидел стоящего на фоне яркого источника света, подобному солнцу, человека. В руках подернутого чернотой незнакомца был удивительной красоты меч. Леннон хотел подойти поближе, но его кожу опалило жаром.
– Доброе утро.
Леннон проснулся в своем шатре и увидел возле своей кровати незнакомого лекаря. Мужчина наложил на лоб полководца теплое мокрое полотенце. Рядом стояли, облокотившись на изножье кровати, костыли.
– Я Джой, местный врачеватель. Слежу за вашим здоровьем.
Леннон молчал, он отвел взгляд к своду шатра и глубоко вздохнул, будто изголодался по воздуху. Застонали ребра, отчего Леннон нахмурился и слегка коснулся их.
– У вас множество переломов и растяжений. Думаю, придется какое-то время еще полежать. Вам повезло, что вы выжили после такого удара.
– Я не могу лежать, мне нужно руководить моими людьми. – сухо произнес Леннон.
– Вы проспали целые сутки, я уже думал, что вы не выкарабкаетесь. Не нужно испытывать свой организм. – просил Джой.
– Насколько ты хороший врач?
– Местные не жаловались.
– Местные? Деревенские? Неужели нет никого получше, чем простой гунт?
По лицу врачевателя стало видно, как сильно это задело его.
– Не все деревенские жители происходят от гунтов, – возмутился Джой. – Если вы желаете помереть после первой же своей битвы, то не буду вам отказывать.
– Сколько моих людей выжило? Сколько раненых? Сколько могут сражаться? – спрашивал Леннон, не обращая внимание на жалобу целителя.
– Пятьсот человек, – нехотя ответил Джой. – Триста пятьдесят два из них тяжело ранены.
– Печально, но мы победили.
– Если вы считаете это победой.
– Следи за языком, плебей, – ругнулся Леннон. – Я сражался за то, чтобы твою чертову деревню не стерли с лица земли. Благодаря мне и моим людям ты еще дышишь.
– Я прошу прощения, милорд, если вы оскорбились. Вы действительно заставили северян отступить, но у них погибло всего тысячи две людей. Остальные покинули поле боя. Они будут залечивать раны максимум месяц. Вы действительно выиграли время, надеюсь, что к моменту очередного наступления остальные герцогства явятся на подмогу, потому что ваших людей уже не хватит.
Сказав это, Джой покинул шатер Леннона, оставив главнокомандующего размышлять о случившемся в одиночестве. Все тело Гюла поразило мелкой дрожью, голова кружилась от переполнения мыслями минувшего события. Моменты битвы всплывали в памяти, как обломки затонувшего судна. Пережитое оставило свой неизгладимый отпечаток, но Леннон еще не мог в точности осознать какой.
Леннон приподнялся, не смотря на все озвученные травмы, и встал на ноги. Левая нога подкосилась и заболела так сильно, что пришлось сесть обратно на кровать. Леннон разозлился сам на себя, схватился за костыли и вышел из шатра босиком.
Было раннее утро, по-прежнему пасмурное. Меж палаток и шатров плавал холодный серый туман. Лагерь опустел и стал похож на пугающие места из снов Леннона. Меж шатров расхаживали лишь оруженосцы да целители с окровавленными бинтами на подносах.
Леннон, хромая, добрался до края лагеря и взглянул на усеянное трупами поле, по которому ходили священники и молились над телами убитых холоборнцев. Над трупами кружили вороны и соколы, которых всячески пытались отгонять, но птицы оказались слишком настырными. Неподалеку от стен Угорья копали могилы, в которые сваливали по несколько тел из общей кучи.
С тел северян сняли обувки, меховые плащи, бурдюки и оставили гнить в сырости. Местным жителям и солдатам они теперь были явно нужнее.
Леннон понял, что все его ближайшие соратники погибли. У Тувера больше не было баронессы, у Рангарона – охотника, а у Риверлока одного из лучших рыцарей.
Поперек горла встал вопрос, на который Леннон мог дать десятки ответов: почему армия Драконьего Севера отступила? Они превосходили Холоборн численностью, силой и духом. Ничто не мешало бросить остатки сил на Угорье и перебить бегущих южан, но Ингунн отдала приказ отступить. Может, побоялась, что, лишившись еще большего количества людей, она не сможет сопротивляться, если внезапно явится подмога из королевства? Или дело было в том, что конунг выбрала себе иную цель, более значимую и менее труднодоступную. Возможно, она захотела сперва захватить весь Риверлок, а уже потом вновь наведаться к Угорью? Ответа Леннон не знал, и это его пугало.