Лазарет приорства Кенвелл
После обеда Айринг Гюла решился навестить своего кузена в лазарете. Сперва его не хотели пускать к Фрэну из-за ухудшающегося самочувствия, но настойчивость сына герцога сломила лечащих монахов и те впустили его на некоторое время.
Лазарет располагался в приорстве Кенвелл, принадлежащему Гарденпортскому аббатству имени Святого Арчибальда. Изнутри приорство почернело от времени, через узкие окна, покрытые решетками, свет практически не проникал. Помещения освещались тусклыми свечками да подвесными жаровнями, дым от которых удалялся через щели в потолке. Всюду на стенах висели картины с религиозными мотивами и поблескивали иконы с изображениями вознесенных к стихиям. Приорство относилось к тем монастырям, которые почитали в большей степени стихию воды. Почитание это выражалось не только в соблюдении устава, который твердил о непорочности, скромности, услужливости и отказа от любого насилия любым членом общины, но и в оказании страждущим врачебной помощи.
Айринга предупредили, что пострадавшему не здоровилось и не стоило давить на него расспросами, после чего провели в одиночное помещение, где лежал Фрэн, и оставили их наедине.
Айринг пододвинул стул к кровати Фрэна и присел. Лицо кузена было бледно-зеленоватым, сквозь будто бы истончившуюся кожу проступала синева вен. На его левое плечо были наложены бинты, от которых пахло успокаивающими травами. Фрэн будто уловил чье-то присутствие и открыл глаза.
– Кузен. – сказал Айринг.
– Почему ты здесь? – спросил Фрэн так тихо, что сам едва расслышал сказанное.
– Как твое самочувствие?
Фрэн попытался улыбнуться, но вместо этого закашлял.
– Состязания второго этапа текущего дня перенесли на шестнадцать часов, давая тебе время восстановиться. Иначе будет дисквалификация или замена участника. Мало кто надеется на твое выздоровление, но в качестве жеста доброй воли шанс дают.
– Почему ты… говоришь мне об этом?
– Потому что я назначен твоим соперником. И я все же надеюсь, что тебе полегчает, хоть это и маловероятно. Ты еще должен ответить мне за случившееся в Рангароне.
– Ха, – невесело произнес Фрэн. – Вот так да, неужто одолел кого-то и даже не поранился?
Фрэн хотел сказать еще что-то, но ощутил приступ слабости и сэкономил силы.
– Увидимся на ристалище, кузен.
– Если я явлюсь, то можешь распрощаться со всем, что ты себе нафантазировал. – ответил Фрэн Гюла и закрыл глаза, погрузившись в сон.
Айрингу стало грустно от бессилия двоюродного брата, он покинул комнату без настроения и воинского запала.
К шестнадцати часам Айринг прибыл на ристалище во всеоружии. Его мастерская броня уже называлась многими шедевром ремесленного искусства, а необычайное везение и выносливость юноши зародили слухи о том, что стихии покровительствовали над ним. Особо удалые молодцы стали собирать ставки на то, явится ли истерзанный вчерашним боем Фрэн, а если и явится, то сможет ли одолеть одаренного благословением стихий новичка.
Айринг же не думал ни о чем. Вернее, мысли его были столь запутанными, что сосредоточить их на чем-то конкретном он просто не мог. Сотни людей взирали на него, возлагали на него надежды, бранили его или обожали, желали ему успехов или насылали проклятья. Айринга бросало в дрожь от столь широкого внимания. Он понимал, что в любом случае разочарует огромное множество зрителей, независимо от исхода. Но в действительности прошлый его бой был случайным успехом, удачным стечением обстоятельств, благодаря которым он вышел сухим из воды.
В то же время искусному бойцу сэру Фрэну Гюла повезло гораздо меньше. Мало кто из герольдов действительно рассчитывал на появление Фрэна, даже сам Марк Гюла понимал, что даже столь незначительное ранение позволило заразе (а ему и всем прочим сообщили, что это была именно некая зараза) проникнуть в кровоток и распространиться по всему телу. Жизнь его сына висела на волоске.
Но это не помешало Фрэну Гюла явиться. В полном доспехе юный рыцарь проехался по ристалищу и встал у нижнего проезда. Он вонзил в землю штандарт с гербом графства Майлэн. Древко с треском прорубилось в твердую землю, Айрингу сразу вспомнилось прибытие кузена на ристалище Рангарона.
– Сын, поверни назад! Тебе нужно набираться сил. Оставь ты это дело, сколько еще состязаний у тебя впереди! – коня Фрэна схватил под уздцы Марк Гюла.
– Оставь, отец. Я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы справиться с кем угодно. – живо произнес Фрэн и поднял забрало шлема.
В глазах сына Марк увидел твердость и несгибаемость. От болезни будто не осталось и следа.
– Как же такое возможно? – спросил Марк. – Тебя исцелили?
– Монахи знают свое дело, – ответил Фрэн и опустил забрало. – А теперь огласи начало поединка.
Фрэн спешился и передал своего коня оруженосцу. Также поступил и Айринг. Оппоненты сблизились, когда забили барабаны. Айринг хотел спросить у Фрэна, как такое возможно, словно ничего и не было, но воздержался, ибо это могло прозвучать, как негодование и трусость.
Отведя лошадей, оруженосцы вернулись и поднесли участникам боевые цепы с шипованными ударными грузами. Айринг разочаровался назначению данного типа оружия, ведь цеп был одним из самых непростых в обращении.
– Удачи. – пожелал Айринг своему оппоненту.
– Нам она не нужна. Победителя определят мастерство и благосклонность стихий. – ответил Фрэн.
Айринг немного осмотрелся перед боем. Он взглянул на отца, на мачеху, на сестру и брата, а затем обратил внимание на королевское ложе. Король пил вино из золотого бокала, украшенного рубинами и изумрудами, а его супруга, прекрасная Катрина, кусала губы и поглаживала свою длинную косу. Ее что-то сильно беспокоило. Быть может, она волновалась за Айринга?
Бессмыслица, остановил ход своих мыслей Айринг и сосредоточился на бое. Церемониймейстер подал сигнал, зазвучали трубы, проснулись скучавшие на трибунах зрители.
Айринг и Фрэн не спешили нападать друг на друга. Тем более к этому не стремился сын Валрейда, так как после их тренировочного боя в сентябре, он понял, что тактика яростного нападения с наименьшей вероятностью сработает против данного противника.
Фрэн Гюла раскрутил цеп и, прикрываясь щитом, подступил к сопернику. Айринг попятился, он не особо хорошо обращался с выданным ему оружием и побоялся раскручивать тяжелый грузик, не желая поранить им самого себя.
Фрэн обрушил на кузена атаку сверху, но тот закрылся щитом. Фрэн не остановился и продолжил давить оппонента нескончаемыми атаками, цеп его беспрестанно крутился и врезался в щит Айринга. В конце концов, одна из атак попала Айрингу в плечо. Доспех поцарапало, но не пробило.
Айринг отходил и не успевал даже выглянуть из-за щита. Фрэн управлялся с цепом, словно матерый рыбак с удочкой, каждых взмах был выверенным, отточенным до идеала. Айринг устоял против следующих четырех ударов, но пятый пришелся прямо по голове. Юноша вскрикнул, выронил цеп и снял топфхельм, отбросив его в сугроб. Его взмокшие светло-русые волосы отяжелели и налипли на лоб. Фрэн не стал пользоваться слабостью противника, он выждал, когда сын герцога возьмет в руки оружие и будет готов. Когда так и произошло, Фрэн незамедлительно атаковал. Натиск стал еще увереннее, Айринг совершенно не контролировал ситуацию и не имел возможности перехватить инициативу.
Валрейд вспотел от переживаний. Он сложил руки в молитве и просил у стихий снисхождения. Пусть его сын выйдет с арены живым и здоровым, без каких-либо серьезных травм.
– Не бойся, Айринг не даст себя в обиду. – шепнула Гунтина и взяла руку Валрейда в свою.
После этих слов Айринг споткнулся об собственный выброшенный шлем и пропустил удар. Шипастый грузик стремительно ударил прямо в живот. Не смотря на прочный доспех, юношу охватил приступ тошноты. Он согнулся, но все же сдержал позыв и выпрямился. По лицу Айринга было видно, как он растерян, напуган и вымотан. Но Фрэна это не останавливало, он замахнулся, и шип грузика его цепа порезал кожу щеки соперника. Айрингу несказанно повезло, что он успел отклониться назад, но теперь его щека кровоточила. По правилам турнира рана была слишком незначительна для прекращения боя.
Айринг взглянул на королеву, она глядела прямо на него и была бледна, как сама царица-зима. Отвлекшись, юноша допустил большую ошибку. Фрэн цепью обвил рукоятку цепа Айринга и рывком выдернул оружие из его руки, после чего стремительно атаковал вновь.
Айринг прикрылся щитом, с размаху ударил железной рукавицей Фрэну по личине и повалил его на землю. Бойцы продолжительное время крутились в снегу, отталкивая и избивая друг друга кулаками. Сталь стучала о сталь, доспехи скрипели и стонали, а их носители пыхтели в попытках одержать верх. В настоящем бою в таких случаях побеждал тот, кто первый вынет кинжал милосердия, но по правилам турнира он был категорически запрещен и его использование считалось бесчестным.
В конце концов, Фрэн сумел оттолкнуть Айринга достаточно далеко и схватился за свой цеп. Айринг разбежался, чтобы вновь лишить соперника преимущества, но, к несчастью, шипастый грузик ударил по виску. Хлыстнула кровь и Айринг упал.
Фрэн снял с головы шлем и зажал его подмышкой. Он тяжело дышал и у него шла носом кровь.
– Достойный бой. – произнес он, но Айринг его уже не слышал.
Фрэн обернулся к королевской ложе и поклонился Его и Ее Высочеству. Король встал с трона и подошел к балюстраде.
– Славный бой, сэр Фрэн Гюла. Твой отец может тобой гордиться. И, так как это был последний бой основной дисциплины сего дня, то я с почетом объявляю этот бой лучим среди первых двух дней. Для этого нет никакой награды, кроме моего почтения. – огласил король и поднял бокал.
– Благодарю, Ваше Величество, – Фрэн Гюла поклонился и обернулся на Айринга. Его как раз забирали на носилках клирики-целители. – У него нет серьезных травм?
– Это покажет осмотр, но сейчас он дышит ровно и сердцебиение присутствует, так что прогноз утешительный. – ответил один из клириков.
Прежде, чем удалиться в свой шатер, Фрэн обратил внимание на Валрейда, своего дядю. Он показался Фрэну хоть и испуганным ранениями сына, но ничуть не разочарованным, ибо Айринг действительно показался себя достойным соперником.
После боя Фрэна и Айринга основная дисциплина второго дня подошла к концу. В финальный третий день прошли Фрэн Гюла, Драконий Рыцарь, Мартин де Кайл и принц Иоанн де Вайнсбург.
В шесть часов вечера началась дисциплина лучников. Восемь участников со всего королевства должны были сразиться по двое, с назначенного расстояния попав в цель лучше оппонента. Лучшим стрелком по праву стал Антонио Визотти, уроженец Монтесанны, о котором прежде ничего не было слышно. Высокорослый мужчина с ухоженными треугольными усами с подкрученными кончиками поразил всех своей непревзойденной меткостью и скромностью. Визотти попал ровно в сердцевину мишени с семидесяти метров. Некоторые злые языки стали поговаривать, что все дело в его особом луке, и без него он не способен даже яблоко поразить с метров сорока. А лук действительно был не таким, как привыкли на Мистроке, он был привезен из-за моря и имел сложную рекурсивную структуру, а состоял из нескольких слоев березы.
На обвинения Антонио ответил, что ему всего лишь привычнее орудовать своим любимым луком, но, если того желают господа, он запросто попадет и из самого простого тисового. Хоть победу иностранцу и засчитали, но из чистого интереса вручили длинный тисовый лук и позволили выстрелить все с тех же семидесяти метров. Некоторое время привыкая к натяжению тетивы и не столь податливой древесине, Визотти пустил стрелу, и та все же настигла мишень, но попала не в самую сердцевину, а немного левее.
– Может вы и правы, с моим луком мне действительно легче попадать в цель. – пожал плечами Визотти.
– Но-но, мистер! – восхитился Марк Гюла. – Вы просто не привыкли к новому оборудованию, так сказать. Давайте мы вернем вам ваш лук и… поставим мишень в самый дальний край ристалища!
– Почему бы и нет, мне и самому интересно, попаду ли. Но не надейтесь особо на чудо. – ответил Визотти и вооружился своим привычным луком.
Мишень поставили к самому краю ристалища, а Антонио Визотти встал у противоположного. Между ними было все девяносто четыре метра, если глаз Антонио не врал. Лучник некоторое время оценивал силу и направление ветра, а затем натянул тетиву, прицелившись повыше, и отпустил снаряд. Остроконечная стрела пронзила мишень, но в соседнем от центрального делении. Результат все равно удивил присутствующих, и все оставшиеся на трибунах зрители захлопали. Антонио Визотти тут же прозвали Заклинателем Ветра.
Тем же вечером в городской таверне «Дрянная Гурия» Антонио Визотти выпил целых четыре пинты эля за весьма короткий отрезок времени, и язык его развязался. От былой скромности ничего не осталось, когда иностранец рассказывал о том, как он одной стрелой поражал сразу двух пехотинцев. Не умолчал Визотти и о своих странных предпочтениях, вроде поиска древних сокровищ в забытых склепах.
– А вообще-то, – икнул Антонио Визотти, прижимая к себе распутную девушку. – Я даже не лучник по специальности… У меня трезубец отличный есть! Один раз ткнул – оставил три дырки, во!
Антонио сделал еще глоток эля, рыгнул и начал медленно клониться вперед. Завсегдатаи таверны успели его поймать и усадить за стол, подложив под голову мягкую и теплую жареную курицу. В тот момент каждому это показалось более чем здравой мыслью.
«Дрянная Гурия»
Вечером после окончания третьего дня турнира и его официальной церемонии закрытия, радостный народ отправился в таверны. Во всем городе не было ни единого свободного столика, горожане и приезжие пели песни, обменивались историями и танцевали до глубокой ночи.
Когда на часах пробило четыре часа утра, таверны и рестораны опустели и стало более или менее тихо. В одной из известнейших таверн Гарденпорта, «Дрянной Гурии», засиделось несколько мужчин, обсуждающих недавние события. Четверо из собравшихся на турнир попасть не смогли, поэтому Антонио Визотти доброжелательно поведал обо всем самом интересном, что только мог вспомнить. К рассвету он как раз добрался до кульминации истории.
– И вот начался третий день, – голосил Антонио Визотти, разводя руками. – Оставалось четыре участника. Чудом исцелившийся Фрэн Гюла, безмолвный и загадочный Драконий Рыцарь, непредсказуемый Мартин де Кайл и наследный принц всего королевства Иоанн де Вайнсбург. Каждый понимал, что вот-вот случится нечто воистину легендарное! В первом бою участвовал Мартин де Кайл и принц Иоанн де Вайнсбург. Они сражались на мечах, никаких щитов, никаких лошадей. Битва была долгой, принц оказался не из робкого десятка, умело парировал, грамотно двигался. Язык дуэли он знал чуть ли не лучше родного. Но Мартин де Кайл ведь известен своими неожиданными маневрами. Этот бой не стал исключением…
Антонио вскочил и стал демонстрировать бой в виде небольшой сценки, он орудовал невидимым мечом и отыгрывал сразу обоих бойцов.
– «Сдаюсь!» – крикнул принц, когда сэр Мартин выбил меч из его руки. Этот позор узрели все, в том числе и король Эдуард. На принце не было ни царапины, ни синяка, но мальчишка испугался испортить свое красивое личико, а потому попросту решил, что лучше проиграть. Должно быть, он рассчитывал, что его позор скоро забудут.
– Все было не так, – в рассказ вмешался местный бард, Уилфред Скрипач. Он поставил одну ногу на стул и облокотился на нее. – Принц не сдался просто так, Мартин де Кайл нашептал ему что-то, что повергло наследника короны в шок. Разве стал бы Иоанн ставить под угрозу честь всей его великой семьи просто так? Да ни за что! Я лично видел, как губы Мартина шевелились, когда он поднес свой меч к горлу юного принца.
– Да, наверняка так и было. – зашептались слушатели.
– Ты дрянной музыкантишка! – разозлился Антонио и толкнул барда. – Ты не мог видеть губ де Кайла, ведь он был в шлеме.
– Нет, в тот момент уже не был, сэру Мартину стало жарко, и он его снял. – оправдывался Уилфред.
– В том бою никто, кроме Иоанна шлем не снимал. Возможно, ты путаешь с Айрингом Гюла?
– У меня феноменальная память, – уверял Уилфред, стуча пальцем по своей черепушке. – Я не просто так стал поэтом.
– Вы, барды, только и умеете, что сказки рассказывать, в ваших историях от реальности остается лишь цветастая оболочка. К чему тебе обелять репутацию проигравшего с позором принца? – злился Антонио.
– Да к тому, что никого позора нет. Кто бы согласился погибать прямо на ристалище? Принцу в будущем еще королевством править, его отец ведь уже не так молод. – отвечал Уилфред.
– Но тогда ты хочешь обвинить Мартина де Кайла в злом умысле?
– Я не берусь ничего утверждать… – побоялся отвечать Уилфред.
– Ты пустослов! – выкрикнул Антонио и пригрозил барду кулаком.
– Я – Уилфред Скрипач, один из лучших поэтов Гарденпорта! Я знаком с такими людьми, о которых ты в жизни не слышал!
– Скрипач? – ухмыльнулся Антонио Визотти. – Что-то я не видел тебя сегодня со скрипкой в руках. Ты только на флейте играл, должно быть, ты тот еще…
– Как это низко, – надулся Уилфред. – Я не могу доверить, чтобы такой человек рассказывал любознательным гражданам об историях, что вскоре увековечат в поэмах. Позвольте, я продолжу.
Слушатели пожали плечами, им уже было все равно, кто расскажет о турнире, лишь бы это наконец произошло.
Антонио Визотти с любопытством стал наблюдать со стороны. Он налил себе в кружку пенного пива и прислонился к столбу в центре зала.
– Значит, слушайте, друзья. Да, Мартин де Кайл одержал верх, хоть, вероятно, и не самым честным способом. Но, покуда доказательств его вины на данный момент не сыскать, мы опустим эту подробность. Следующими на поле брани повстречались Фрэн Гюла и Драконий Рыцарь. О втором господине уже ходит множество слухов. Поговаривают, что он помогал простым крестьянам королевства даром. Что он избавил от влияния преступного синдиката свыше пяти населенных пунктов. Никто и никогда не слышал его голоса или лица! Многие считают, что кожа его покрыта ожогами и глубокими шрамами, а голоса он лишился, дав обед, что не заговорит, пока не исцелит землю от зла и бесправия! Драконий Рыцарь явился на турнир, чтобы показать, что все это – не более, чем цирк на потеху толпы, с помощью которого нас с вами отвлекают от настоящих проблем, царящих в обществе…
– Что за чепуха? – надменно усмехнулся Антонио Визотти и отхлебнул из кружки. – Зачем искать смысл там, где его нет? Об этом я и говорил, бард рассказывает вам красивую историю, а не пересказывает реальные события.
– Реальность субъективна, она неразрывна связана с искусством, все наше восприятие бытия проходит через него. – ответил Уилфред, закрыв глаза. Он будто витал в облаках и видел перед собой абстрактные образы чего-то прекрасного и недостижимого.
– Ну ты пресноплюй рукожопый, какая прекрасная философия. Тебя если послушать, то и король наш не напивается, а просто пытается обрести утраченные радости жизни на дне бутылки.
– Друг мой, у вас скрытый потенциал! – обрадовался Уилфред.
– Таланта во мне куда больше, чем в тебе пива, почему ты всю ночь сидишь тут с нами, но ни разу не выпил? Считаешь себя лучше других?
– Вовсе нет, просто заветы не позволяют мне пить и даже вкушать мирскую пищу, не благословленную стихиями. – ответил Уилфред.
– Он из духовно-рыцарского ордена Пуриитов, служителей огня. – сказал один из слушателей.
– Вот так дела, и что же рыцарь-монах делает в таверне?! – удивился Антонио Визотти.
– Дарю людям радость через музыку.
– Вы ведь карающие мечи огня, разве нет?
– Одно другому не мешает, друг мой. – ответил Уилфред.
– Друг да друг, что ты заладил? Друзьями я становлюсь только с теми, с кем выпью. Давай, по одной бахнем и я признаю тебя, как равного себе. – предложил Антонио и протянул барду кружку пива.
– Я не могу отступить от своих заветов.
– Тогда и другом меня не зови! – настоял Антонио и прильнул к деревянной кружке.
– Можете ли вы продолжить рассказ, господа? – нетерпеливо попросил слушатель, когда разговор стал уходить в совсем другое русло.
– Конечно-конечно, – опомнился Уилфред. – Фрэн Гюла и Драконий Рыцарь!
***
Они предстали друг перед другом, словно колоссы. Мечи в их руках блистали в полуденном свете. Даже сквозь прочные доспехи ощущалась могучая сила воинов. Они поклонились друг-другу и дождались роковых труб, ознаменовавших начало боя.
Но странности прошлых дней показались обыденностью, когда сэр Фрэн Гюла вонзил свой меч в землю и покинул ристалище, признав за собой поражение. Драконий Рыцарь одержал верх, не сдвинувшись с места. Зрители не знали, как им реагировать, но каждый понимал, что участники знали друг о друге что-то, что не ведали все остальные. Нечто незримое связывало их, что и заставило Фрэна сдаться.
Драконий Рыцарь попал в финал. Последняя битва за звание лидера третьего дня происходила между ним и сэром Мартином де Кайлом. Соперники встретились в назначенный час, вооруженные копьями. Марк Гюла дал приказ начинать бой.
Копейщики атаковали одномоментно. Мартин де Кайл не ожидал, что Драконий Рыцарь окажется столь проворным, это пошатнуло его веру в свое неоспоримое превосходство.
Каждый из присутствующих стал свидетелем эпохального события, перевернувшего сознание сотням смотрящим. Драконий Рыцарь увернулся от следующего удара сэра де Кайла, а затем атаковал и сам. Тот удар стал роковым. Мартин де Кайл оказался пронзен насквозь. По древку копья Драконьего Рыцаря заструилась кровь.
То было безоговорочной победой, подобной которой никогда не было прежде и вряд ли случится впредь. Драконий Рыцарь одержал верх в турнире, ни разу не пропустив удар. Его поношенная броня осталась неприкосновенной.
***
– …Драконий Рыцарь будто бы послужил карой для сэра Мартина де Кайла. Он совершил возмездие, ранив его в бок. Говорят, острие копья оставило выходное отверстие в спине рыцаря.
– Но он ведь будет жить? – спросил взбудораженный слушатель.
– Будет, как говорят врачи.
– Знаешь, а я готов поклясться, что видел, как Драконьего Рыцаря все же разок задели. Мартин де Кайл поцарапал ему наплечник. – заметил Антонио Визотти.
– Нет, вряд ли, Драконий Рыцарь неуязвим, именно поэтому его уже прозвали Неприкасаемым Рыцарем. – уверял Уилфред Скрипач.
– Ты ведь сам только что придумал это прозвище? – приподнял бровь Антонио.
– Нет, оно уже разошлось по городу. – оскорбился Уилфред.
– Да все равно, мои глаза меня никогда не подводят, я точно видел, как острие копья проскользило по металлу Драконьего Рыцаря.
– Вовсе нет, никто больше этого не видел, кроме тебя. Значит, делаем выводы…
– А что случилось с этим Драконьим Рыцарем? Ведь победители обязаны раскрывать тайну своей личности хотя бы перед герольдами и королем. – спрашивал слушатель.
– Он скрылся, – вспомнил Уилфред. – Сразу после своей победы в третьем дне Драконий Рыцарь скрылся. Говорят, что некоторые видели, как он блуждал по городу, а затем пропал в ближнем лесу…
Бард повествовал, окутывая рассказ эдаким мистическим туманом. Он изо всех сил старался добавлять загадочности своим речам, чтобы слушатели погружались в атмосферу истории с большим энтузиазмом.
– Ага, скрылся, – скептически произнес Антонио Визотти. – этот «рыцарь» испугался поражения и убежал. Стоило один раз попасть по нему, как вся удаль куда-то пропала.
– Да не попал по нему никто! – злился Уилфред.
– Конечно-конечно. Лидер третьего дня должен был сразиться с лидером первого дня, только тогда определяется победитель, но Драконий Рыцарь решил, что его дело сделано. Он добровольно вручил победу в руки Эдда де ла Фитаха, испугавшись боя с ним.
– Вовсе нет, просто Неприкасаемый Рыцарь знает, что у величайших историй нет конца, они обрываются на полуслове!
– «Неприкасаемый Рыцарь» – дебильная кличка. – огрызнулся Антонио Визотти.
– Да как ты смеешь! – Уилфред Скрипач покраснел и снял с плеча ремень с лютней и размял кулаки.
– Вот это я понимаю. – оскалился Антонио Визотти.
Драка началась столь внезапно, что сидевшие за одним столом слушатели не успели осознать, в какой момент слова барда и иностранца переросли в дело. Слегка поддатые мужчины покинули стол, опасаясь, что попадут под горячую руку обезумевших, и разошлись по домам.