Алекс Миро
Геном: исцелённые
Габи поняла: Брайс боялся выглядеть малодушным, но в подобных обстоятельствах никому не хотелось бы оповещать близких.
– Так кого вы нашли, инспектор? – спросила Габи. – Только не говорите, что Эдгара Дюпье. Эту историю я уже слышала.
– Мисс Хельгбауэр, мы уверены, что это именно он, – ответил Брайс, внимательно глядя на нее.
– Послушайте, это какая-то ошибка, – запротестовала она.
– А почему вы так в этом уверены? – спросил Брайс и сделал широкий шаг ей навстречу.
Габи не позволила себе растеряться. Это выдало бы ее с головой.
– Они со Стигом уплыли вместе. А тело второго мальчика вы не нашли. Резонно предположить, что с ними все в порядке, – сказала она.
– Странная у вас логика, – пробурчал Брайс, решив, что в минуту потрясения человек не способен мыслить здраво. – А теперь посмотрите-ка на это. – Он повернул к ней планшет.
Габи закрыла глаза руками. Она отдала бы все на свете, чтобы запомнить Эдгара не таким, как на его последнем фото. Но теперь при звуке его имени показанное Брайсом будет всегда всплывать у нее в памяти.
– Прекратите, Брайс, – огрызнулся доктор Робертс. – Ваша выходка неуместна. Мисс Хельгбауэр не обязана опознавать тело.
– И то правда, – замялся Брайс, поняв, что переборщил.
Габи съежилась, чтобы скрыть дрожь. Марк Робертс положил руки ей на плечи.
– Мне нужен выходной, Марк, – прошептала Габи, облизывая пересохшие губы.
– Конечно. Прямо сегодня. Я вызову тебе водное такси. Съезди домой, отдохни, – согласился Марк, поглаживая ее по спине.
– Если быстро соберетесь, можете поехать с нами, – предложил Брайс.
Через минуту Габи уже шла по причалу к полицейскому катеру.
Инспектор сел рядом с ней на палубе, но за время пути не сказал ни слова. Габи то вскакивала с места, то садилась обратно. Каждую минуту пальцами она нащупывала телефон в кармане ветровки. Как только они сошли на берег, она коротко попрощалась с Брайсом и побежала к стоянке. За припаркованным грузовиком стоял старый одинокий городской телефон-автомат. Она набрала номер Агаты. Длинные гудки. Никто не брал трубку. Габи набирала номер снова и снова. Безрезультатно. Она осмотрелась вокруг. Нужно было как-то скоротать время, прежде чем позвонить снова. Габи пролистала сообщения от подруги в своем мобильном.
«Эдгар и Стиг тут. Все в порядке. Люблю, целую». Коротко и ясно. К тому времени, как Агата писала это сообщение, Эдгар лежал на дне Ист-Ривер уже сутки. Обогнув кузов грузовика, Габи вышла на дорожку стоянки и всмотрелась в огни города. Вечерело. Все краски стали яркими и четкими, с синим отливом, только за темными силуэтами небоскребов садилось огненно-рыжее солнце.
В дальнем конце блеснул яркий свет. Последний луч, отражаясь от поверхности автомобиля, зажегся факелом и тут же погас. Габи пригляделась: из машины выходил высокий нескладный мужчина. Его угловатые движения и пружинящая походка были ей слишком хорошо знакомы. И, еще не разглядев его лица, она уже поняла, кто именно шагает в сторону реки.
– Ежи, что ты тут делаешь?
Она подошла к нему сзади в надежде на эффект неожиданности. И не ошиблась. Ратаковски обернулся, и самодовольная улыбка погасла на его лице, сменившись растерянностью. Если бы не труп на дне реки, Габи могла бы гордиться собой – похоже, Ежи «нашел» беглеца Стига, но он пока еще не понял, как крупно облажался.
– Я сделал все дела в городе и еду назад, – сказал Ратаковски неохотно.
Но Габи уже не слушала. Она снова шла в сторону грузовика, к городскому телефону-автомату, который не прослушивался службой безопасности Норт-Бразер, чтобы оттуда сделать звонок Агате. Та наконец сняла трубку.
– Дорогая, что случилось? – спросила Агата бодро, и у Габи немного отлегло от сердца.
– Послушай, я всего на секунду. Со Стигом и Эдгаром все в порядке?
– Я помогла им собраться, и мы стали ждать, когда к нам заявится этот хмурый господин в плаще. Все сделали, как ты сказала. Я видела на камерах, что он приближается к дому и заглядывает в окно. Стиг специально слонялся по гостиной, чтобы тот его сразу увидел. Посмотрел – и, пригнувшись, пошел прочь. А мальчики сразу куда-то уехали, – ответила Агата.
– Ничего не понимаю. Их все-таки было двое? – Габи настолько растерялась, что у нее закружилась голова.
– Конечно, Эдгар и Стиг. А сколько их должно было быть?
– Ты не давала им денег в дорогу? – уточнила Габи, поняв, что Агата не упомянула этой важной детали.
– Нет, что ты. У Эдгара есть карта. Проблем с деньгами у них не будет, – ответила Агата.
– Но по картам Эдгара не было никаких движений! Иначе их бы сразу засекли. Банк доложил бы о точке снятия наличных или оплаты картой сразу в полицию.
– Я в этом не разбираюсь, дорогая, – мягко сказала Агата.
– Спасибо тебе. Я позвоню, как только узнаю что-нибудь про них, – сказала Габи едва слышно.
– Что значит узнаешь? Не ты ли сама спланировала их переезд в безопасное место?
– Не все так просто, – ответила Габи.
– Надеюсь, все будет хорошо. Я привязалась к мальчикам. Они просто прелесть, – откликнулась Агата и, послав Габи воздушный поцелуй, отключилась.
Ратаковски стоял у воды, выпрямив спину. Габи хорошо знала эту осанку победителя. Так он выглядел всякий раз, когда ему наконец удавалось создать правильную вакцину для пациента. Она встала рядом, плечом к плечу. Спрашивать его было опасно. Если он заподозрит, что Габи роет носом на его поляне, то сменит тактику или будет вести себя крайне осторожно. Да и расспросы все равно ни к чему не приведут – правды просто так не добиться.
Они смотрели на темнеющую воду, на остров Норт-Бразер с белыми стенами корпусов Института Карпентера. Оба помнили многих, кто приезжал на остров работать в Институте и вскоре уезжал оттуда, не сумев посвятить этому месту всего себя без остатка. А те, кто оставался, рано или поздно понимали – остров стал для них чем-то большим. Единственным домом. По-другому и быть не могло – Норт-Бразер-Айленд ревнив и принимает только тех, кто готов остаться здесь навсегда.
Миражи вечной жизни
Завтракали поздно, как обычно в выходной день. На Норт-Бразер вдали от суеты время шло незаметно. Единственными вехами дней недели были выходные, когда подъем продлевали на час позже и отбой на полтора часа. К завтраку Тобиас успел проголодаться и, как обычно, первым стоял у витрины с кашами и яйцами пашот. За ним подносом гремел Артур. А Эмма, начисто лишенная аппетита этим утром, пила кофе за столиком у окна.
– Привет, Тобиас, – лукаво пропела Маиса.
– Привет, Тобиас. – Тереза кокетливо склонила голову на бок.
Обе показались Артуру ужасно смешными и нелепыми, а Тобиас покраснел до кончиков ушей.
– Привет, девочки, – веселился Артур. – Уже накрашенные! Какая прелесть. По утрам вы выглядите лучше всех.
– О! Спасибо, Артур, – заверещали Маиса и Тереза, а Тобиас уткнулся лицом в поднос – они явно не поняли шутку.
– Он имеет в виду, что вы красивы только по утрам, глупые курицы, – рявкнула Джана, стоявшая за ними в очереди.
Маиса резко развернулась, сжав кулаки, но вовремя подоспевшая Эмма разрядила обстановку.
– Пойдемте, девочки, выпьем кофе вместе. – Она повела их за столик.
Артур продолжал веселиться над собственной шуткой.
– Не стоило с ними так говорить, – сказал Тобиас Джане, но та даже ухом не повела.
– Еще как стоило. А то ты не понимаешь, ради чего они так размалевались? Я через стенку слышала, как они шуршат кисточками и щелкают консилером в своей комнате. В шесть утра!
– Смотрю, тебе не спалось? – поинтересовался Артур. – Мечтала о Камале, не могла глаз сомкнуть? – Сегодня он явно был в ударе.
Тобиас шлепнул ложку каши мимо тарелки, выругался и пошел в другой конец зала.
– Не обижайся, – извинился Артур, присаживаясь рядом и подвигая ему свою порцию овсянки. – Ты пользуешься такой популярностью! Я просто обязан позлорадствовать. Эмма осталась наедине с подружками, и, судя по ее лицу, они мучают ее глупыми разговорами. Видишь, на что мы идем ради тебя?
– Ладно, это и правда забавно. Я всю жизнь провел на скамейке запасных, во всех смыслах. И тут такое – сразу три девчонки. Злорадствуй. Мне все равно круто.
– Вот это разговор! Молодец. Если не хочешь оборачиваться, то скажу: Джана села одна и лопает сэндвич с какой-то водорослью. Зеленая гадость. И пьет она что-то зеленое. Что вообще за хрень у нее в меню?
– Японские нори на хлебце и коктейль из киви, рукколы, шпината и укропа. Что-то там для здоровья, – пробурчал Тобиас, отправляя в рот большой кусок жареного хлеба с колечком маринованного лука.
– И как вы собираетесь целоваться? Одна на вкус как растение, второй – как зловонный луковый пирожок, – загоготал Артур.
– Тише ты! Ничего мы не целуемся, – осадил его Тобиас, но остатки лука отложил в сторону.
– Еще ни разу? Вы же сидите вместе у тебя в комнате по вечерам. Сканворды, что ли, разгадываете? – прямодушно удивился Артур.
– Не, в машинки гоняем на планшетах. У нас онлайн-баттлы с ребятами из Токио. Пока играем, разговариваем. Или молчим. И вообще, судят по себе. – Хитро прищурившись, Тобиас посмотрел на Артура. – Ну-ка, признавайся!
Пока Артур говорил, Тобиас успел съесть фруктовый салат, яичницу, вторую порцию каши и выпить чашку зеленого чая. Артур наблюдал, как Тобиас уплетает ложку за ложкой, хотя под майкой у того все равно проглядывали ребра.
Артур так углубился в воспоминания о том, что случилось в комнате Эммы перед отъездом на Рикерс, что сболтнул Тобиасу лишнего. От удивления тот даже перестал жевать и уставился на Артура с набитым ртом.
Эмма, Маиса и Тереза закончили завтрак и уже шли к их столику. По растерянному взгляду Тобиаса и румянцу Артура Эмма быстро догадалась, о чем шла речь, и с ходу дала Артуру крепкий подзатыльник.
– Я смотрю, ты тут разболтался кое о чем интимном! – грозно сказала она.
– Да брось ты, Эмма, – оправдывался Артур, потирая голову.
Растерянность Тобиаса сменилась неудержимым весельем. A Маисе и Терезе не терпелось узнать подробности страшной находки на дне Ист-Ривер.
– Может, расскажете, как все было вчера там, на катере? – Подружки умоляюще смотрели на Артура и Эмму.
– И не подумаем. – Артур сразу помрачнел и замолчал.
– Вам не нужно знать о таких вещах, – сказала Эмма тихо. – Основное вы слышали, подробности ни к чему. Мы и сами хотим забыть все, что там случилось, и больше не говорим об Эдгаре Дюпье. Доктор Хельгбауэр вкатила нам по три дополнительных сеанса, чтобы привести наши чувства и мысли в порядок. Давайте сменим тему.
Разочарованная Маиса подумала, нехотя достала из кармана планшет и подвинула ближе коробку из-под печенья. Затем приложила камеру к штрих-коду.
– Сменим так сменим. Ну вот, готово. Дата и место производства. Номер партии. Короче, работает.
– Что это за ерунда? Зачем тебе знать, откуда взялось это печенье? – недоуменно спросил Артур.
– Да так, мне дали приложение в довесок к одному очень нужному. Все равно бесплатно, пусть будет, – пожала плечами Маиса.
– А нужное – это, видимо, «1001 способ вдвоем соблазнить одного парня», – снова начал прикалываться Артур.
Эмма внимательно смотрела на него: он либо и правда оставил мертвое тело Дюпье в прошлом, либо очень хорошо скрывал свои истинные чувства.
Подружки хмыкнули в унисон и многозначительно посмотрели на Тобиаса. Тот ответил им извиняющимся взглядом, и, вполне этим довольные, они гордо удалились.
– Короче так, Артур, – сказала Эмма. – Собирайся в дорогу. Я попросила доктора Хельгбауэр дать нам еще один шанс съездить на Рикерс. Давай с нами, Тобиас. В этот раз приедет личный катер директора Биосада. Габи говорит, у этого катера дно прозрачное.
– Не придется нырять, чтобы рассмотреть труп. Очень удобно, – пошутил Артур, но никто не засмеялся.
– Ты готова опять проделать тот же путь? После всего случившегося? – удивился Тобиас.
– Не готова. На самом деле нет. Но мы с доктором Хельгбауэр решили, что так будет лучше. Нельзя давать страху застояться, потом с ним трудно будет бороться. Нам с Артуром надо просто добраться до Рикерс без приключений, тогда воспоминания об увиденном в Ист-Ривер потеряют свою страшную силу.
– Согласен, – отозвался Артур.
Он думал о другом воспоминании, страшная сила которого так и засела в его сердце навсегда. Если бы ему повезло с врачом сразу после произошедшего с его отцом и матерью, и кто-то вроде Габи Хельгбауэр занялся бы его лечением, то его жизнь сложилась бы иначе. И все эти годы он не был бы заложником безграничного ужаса, обитающего в его собственной голове.
Чтобы воспоминания об увиденном на дне реки не нахлынули с новой силой, до самого вечера Артур ни на минуту не расставался с друзьями. Негласный договор с Эммой заставлял обоих делать вид, что истории с Эдгаром Дюпье никогда не было.
***
Каждый день в девять вечера Ратаковски входил в палату сына, чтобы пожелать ему «сладких снов». Привычка делала свое дело – не глядя на часы, Ежи прерывал работу, вставал с кресла, шел в другой конец коридора до стационара. Это словосочетание – «сладкие сны» – было последней связующей нитью с их прошлой жизнью. С вечерами, проведенными дома, на постели у окна, в проеме которого на черном небе горели яркие точки звезд. «Сладкие сны» никак не вписывались в назойливый писк датчиков, в метры трубок, идущих из ноздрей и рук Майчека, в размеренные вздохи кислородной помпы. Но Майчеку ничего менять не хотелось – сладкие так сладкие, пусть будет так.
– Как прошел твой день, па? – Майчек открыл глаза.
Сегодня его лицо не было отекшим и одутловатым. Наоборот, он выглядел бодрым и полным сил. Ежи помог сыну сесть в постели, поправил подушку под его спиной.
– Хотел бы я рассказать тебе все, что случилось. Но будет слишком долго. Уже поздно.
– Хоть немного. Ты ездил в город, я вижу, – сказал Майчек и покачал большой головой.
– Как ты догадался? – удивился Ежи.
– У тебя круги вокруг глаз. Еле заметные. Светлые круги, потому что ты был в темных очках. А на лице серая дорожная пыль, потому что катер был дизельный и выхлопы от него черные.
– Ты угадал про катер, – вздохнул Ежи. Он не был готов солгать сыну, но сказать ему лишь часть правды мог не краснея. – Решил сделать тебе подарок. Зашел в зоомагазин и купил там маленький интерактивный аквариум. И поселил там, как ты думаешь кого?
Ежи достал из кармана халата прозрачный куб. Майчек заглянул внутрь. Подсвеченная розовым светом вода таинственно мерцала, по задней стенке куба поднимались пузыри, похожие на праздничные шарики, отпущенные в небо. В кристальной воде деловито курсировала медуза. Она то сжимала, то раздувала бледную юбку с воланами, похожая на невесту-утопленницу, одинокую и прекрасную. Внутри белого тела вспыхивало и гасло красное «сердечко».
– Сюда встроены проекторы, – объяснял Ежи. – С одной стороны куба такой фон, что кажется, будто медуза плавает в океане возле маленького островка. С другой – что она живет среди ледников Антарктики, с третьей – медуза на фоне африканской реки. Смотри, там на берегу крокодил! – Ежи и сам радовался как ребенок. Майчек медленно крутил куб вокруг оси. – Ну а с четвертой стороны можешь просто на нее полюбоваться, без всяких эффектов.
– Ничего себе, это просто обалдеть что такое! – Майчек крепко держал куб худыми морщинистыми руками.
Он не отрывал глаз от иллюзорного мира медузы. От трех иллюзорных миров.
– Ночью подсветка станет синей и над всеми пейзажами зажгутся звезды, – ликовал Ежи.
– Это одна из тех медуз, которых привезли из Японии, для экспериментов? – спросил Майчек.
– Одна из двух сотен, да. Бессмертная Туритопсис, – сказал Ежи.
Майчек задумался.
– Она всю жизнь проживет в кубе. Разве это правильно?
– Медуза не имеет сознания. Ей все равно, где и как жить, – ответил Ежи сыну.
– Тогда зачем ей это все? Эти нильские крокодилы, айсберги с пингвинами или остров с пальмой. Пусть бы жила в своем бидоне без всяких развлечений, – расстроился Майчек. Он поставил куб на одеяло, но все еще крепко его держал.
– Это просто игрушка, сынок. Медузе неведомо счастье или удовольствие. Она существует для твоего удовольствия и счастья. Не более того. Просто заглядывай внутрь и мечтай. Каждая вещь имеет предназначение – вот что важно. Этот аквариум существует для тебя, и, если ты будешь любоваться миром внутри, его предназначение будет исполнено.
– А в чем мое предназначение? – спросил Майчек, не глядя на отца.
– Ты – не вещь, а человек. Твое предназначение в том, чтобы тебя любили. Как люблю тебя я. Очень-очень.
– Такое дело мне по душе, – развеселился Майчек и снова поднял куб к глазам.
В палате погас яркий свет, вместо него включилась приглушенная мягкая подсветка. Отбой. В аквариуме свет сменился на глубокий синий. На одной стенке крокодил плюхнулся с берега в воду, поднял со дна ил, проплыл мимо медузы и исчез из виду. Майчек повернул куб: в черном небе над Антарктикой ярко горели звезды. Они были словно кнопочки, круглые и четкие, какими люди никогда не увидят их в шумных городах. Пингвины встали строем и неуклюжим маршем один за другим исчезли в темной пещере внутри ледяной глыбы. С третьей стороны на необитаемом островке с пальмы слетел какаду, разрыл лапой песок и уткнулся в него головой, оставив все тело и яркий хвост мерзнуть под холодным светом звезд. Только Туритопсис, символ вечной жизни и вечной борьбы Майчека за жизнь, все так же бесстрастно танцевала, покачивая куполом в такт ночи.
Куб спал, спал и Майчек, только Ежи Ратаковски сидел на постели сына и смотрел на него, не отрывая глаз.
***
Ежи вышел из палаты и плотно закрыл за собой дверь. Пора было приступать к делам. Спустившись на минус второй этаж, он прошел по длинному коридору и приложил пропуск к датчику. На «Поле жизни» царил тот же полумрак. Он прошел вдоль первого ряда зародышей, даже не посмотрев на них. Еще два ряда, три, десять рядов спящих в искусственных матках эмбрионов не привлекли его внимания. Он обогнул последний ряд и подошел к пяти банкам, стоящим отдельно возле лабораторного стола. Подсоединенные к автономному насосу, закачивающему питательный раствор внутрь, они мирно спали в теплых водах. Ранним утром лаборанты отсоединили их от общего стенда и поставили отдельно по просьбе Марка Робертса. Данные показывали, что именно они и были нужны Ратаковски для дальнейшей работы.
Ежи подумал, что уже много лет они с Робертсом были заодно. В каком-то смысле они даже остались друзьями. Насколько это возможно: двое помешанных на работе людей вряд ли составят веселую компанию. Но вот теперь их интересы расходились в противоположные стороны. Марк знал – у Ежи остается все меньше времени на поиски лекарства для сына. «Вакцина от старости», так они его называли. Но Марк наивно полагал, что поставил Ежи в безвыходное положение, отслеживая каждый его шаг и пресекая любые контакты с внешним научным миром. Все ради единственной цели: не позволить украсть разработки Ратаковски до того, как Институт Карпентера запатентует вакцину. Но у Марка Робертса не было детей. Он не мог представить себе, на что готов отец ради шанса спасти своего ребенка. Своевременного шанса.
Ежи был подписан на все рассылки научных журналов на родном польском и английском языках. Все чаще в статьях появлялись пространные рассуждения о том, что китайские генетики уже добились невероятных успехов в борьбе со старением организма. Этика, красочные фантазии о том, как человечество будет жить в новом мире вечной молодости… Перенаселение, спекуляция вакциной, социальная перестройка общества, шутки про людей «кому за двести». Ежи пропускал эти абзацы. Он искренне ненавидел как непрактичных мечтателей, так и костные умы паникеров, которые напоминали ему средневековых церковников. Прогресс казался им проделками дьявола, а костры, разожженные для ученых, – панацеей от апокалипсиса.
Цепкий взгляд высматривал истинную ценность публикаций – крупицу нужной информации. Но в китайских лабораториях также хорошо умели хранить секреты. Однако сдаваться было еще рано. Для скорейшего завершения работы ему не хватало нескольких важных исследований. И Ежи готов был получить данные любым путем, чего бы это ни стоило.
Он протер очки и еще раз заглянул в банки. Его мальчик когда-то был вот таким же, маленьким и беспомощным. На секунду мысль мелькнула в его голове и тут же исчезла. Сколько бы жалости он ни испытывал к зародышам, она улетучивалась без следа при воспоминании о сыне.
Ежи набрал номер Горация Нельсона. Прекрасно зная о прослушке, Ратаковски пользовался защищенной системой связи. Но даже так приходилось быть осторожным и не болтать лишнего. В этот раз ему не пришлось говорить самому. За первым гудком послышался знакомый ледяной тон, которым Гораций приветствовал его.
– Я вижу, вы решили пошутить надо мной, доктор. Мы не нашли Стига там, куда вы нас отправили, – прошипел Нельсон. – Смешно, забавно. Но я не расположен к вашим играм, когда дело касается моего сына.
Ежи похолодел, тело покрылось мурашками.
– Я видел его своими глазами в том доме, мистер Нельсон. И сразу сообщил вам.
– Вполне возможно. Но когда мои люди нагрянули к женщине, она была в доме одна. Никаких следов Стига не было и в помине.
– Видимо, они сменили укрытие. Я продолжу поиски, мистер Нельсон, – оправдывался Ежи, все крепче сжимая в руке телефон, пока костяшки пальцев не побелели.
– Вы, видимо, не в курсе, что на дне Ист-Ривер нашли его сообщника, Эдгара Дюпье. Я думаю, что дальнейшие поиски сына более не в моих интересах… – рассуждал Нельсон.
Он выжидал ответной реакции и дождался ее.
– Вы не можете так поступить, Гораций, – с дрожью в голосе запротестовал Ратаковски. – Наша сделка должна остаться в силе. У меня нет другого выхода.
– Это вы не понимаете. Если Стига найдут, его будут допрашивать. Я знаю его скверный характер и не уверен, что это не он столкнул пацана в воду, – парировал Нельсон.
– Но он не сможет прятаться всю жизнь. Какой смысл отправлять его в вечные бега, если вы даже не уверены? Я помогу вам найти сына, потому что догадываюсь, куда он мог отправиться. И вы заберете его домой. Дальше все в вашей власти. Но мне нужен контакт с китайскими генетиками, и я его требую. В обмен на Стига.
– То, что вы говорите, доктор Ратаковски, имеет смысл, – задумался Гораций. Его голос немного смягчился. – Что ж, предположим, на нашем пути возникла простая заминка. Буду ждать от вас адрес, и на этот раз без проколов. Тогда вы получите то, что хотите.
Ежи дал отбой первым. Его трясло. Он не имел ни малейшего представления о том, куда мог отправиться проклятый Стиг.
