полная версия

Юрий Александрович Лебедев
Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I

Разведчик Дельмар. Первый успех

Прямую информацию о профессиональной деятельности Дельмара в первый, «доатомный» период его пребывания в США, ГУ ГШ РФ до сих пор не считает возможным предать гласности. Поэтому я воспользуюсь эвереттическим методом «информационного затмения» и попытаюсь выявить нити «иформационных протуберанцев» скрытого в архивах ГРУ основного волокна его альтерверса 1941–1943 годов.

Прежде всего, я хочу обратить внимание на несколько утверждений весьма солидного и авторитетного издания – «Энциклопедии военной разведки России».^[1084]

В разделе, посвящённом деятельности Артура Александровича Адамса (оперативный псевдоним Ахилл), резидента ГРУ в США с 1939 года, сказано, что

«от Разведупра Адамс получал задания на сбор информации по химии, авиации, танковой промышленности, радиотехнике, электромеханике и выполнял их».^[1085]

Отметим, что первым предметом в этом списке стоит химия. При этом, знакомясь с биографией А. А. Адамса можно увидеть, что областями его специализации были как раз все остальные предметы, по которым он успешно работал до прихода в разведку (директор автозавода АМО в Москве, главный инженер по авиамоторостроению на сталелитейном заводе «Большевик» в Ленинграде^[1086] и др.). Химией он не занимался никогда.

Совершенно очевидно, что для работы по «химическому профилю» ему был нужен помощник – профессиональный химик.

Это была вторая командировка Адамса в США. Из первой его отозвали по доносу и уволили из ГРУ.

«Каким-то чудом он избежал ареста, но 14 июня 1938 года был уволен из ГРУ. Однако человек, написавший донос, был арестован еще раньше допроса Адамса, и руководство ГРУ заступилось за ценного разведчика. Так в начале 1939 года в жизни московского безработного Артура Адамса произошли перемены.

Его пригласили в разведуправление. Новый начальник комдив Орлов предложил возвратиться в военную разведку и вновь отправиться в США. Так Адамс был восстановлен в кадрах ГРУ. В мае напутствие разведчику давал уже новый начальник ГРУ, на этот раз – Герой Советского Союза комдив Проскуров, военный летчик, отличившийся в Испании. Поездом Адамс добрался до Стокгольма, затем через Брюссель – в Париж. Через месяц, сменив документы, прибыл в Нью-Йорк и поселился в гостинице в центральной части города.

К этому времени из-за непрофессионализма сменившего его резидента агентурная сеть, выстроенная Адамсом, была потеряна, и ему пришлось создавать ее заново».^[1087]

Отсюда видно, что с середины лета 1939 года Адамс занимается восстановлением агентурной сети и, учитывая важность «химии» для успешной работы, вероятно, просит Центр прислать ему помощника в этой области.

Думаю, что такая необходимость и породила «операцию «Дельмар»» в этой ветви альтерверса. Жоржа готовили «под заказ» Адамса.

Серьёзным косвенным подтверждением такого течения событий является и тот факт, что когда осенью 2006 года президент В. В. Путин оказался в музее ГРУ, его внимание привлёк стенд, на котором были размещены портреты А. А. Адамса и Ж. А. Коваля. При этом крупный портрет Адамса был расположен вверху, а портрет Коваля – ниже и более мелкий.

06.44. Портреты А. А. Адамса и Ж. А. Коваля на стенде в музее ГРУ.^[1088]

По правилам музейных экспозиций такую структуру стенда можно объяснить так: представлена некая тема, в которой главным действующим лицом является А. Адамс, а Ж. Коваль – его помощник-соисполнитель. В этот момент А. Адамс – герой России и один из раскрытых ГРУ «атомных разведчиков». И все, видевшие эти кадры визита В. В. Путина в ГРУ решили, что и Ж. А. Коваль – атомный разведчик, помогавший в этом деле А. Адамсу.

Но внимательный разбор взаимоотношений Адамса и Коваля показывает, что никаких «атомных дел» между двумя будущими Героями России в период их сотрудничества в нью-йоркской резидентуре ГРУ не было.

Дело в том, что А. Адамс прекратил активную работу по атомной тематике после того, как

«в ноябре 1944 г., выходя из конспиративной квартиры… обнаружил за собой «хвост»».^[1089] После этого он «решил свернуть активную деятельность… устроился в фирму по продаже грампластинок, работал там и вел внешне спокойную и размеренную жизнь, ожидая, когда ГРУ подготовит ему маршрут отхода».^[1090]

А Жорж впервые вышел на резидента с информацией о своём пребывании в Ок-Ридже только в начале 1945 года. Точной даты становления Жоржа «атомным разведчиком» нет, но, поскольку в Ок-Ридж он был направлен в августе 1944 года^[1091], а на связь после этого вышел во время своего первого отпуска «через полгода»,^[1092] приблизительно можно утверждать, что это произошло в январе – феврале 1945 года.

И только с этого момента он стал «атомным разведчиком». Так что «по атомным делам» Адамс и Коваль связаны не были, а их присутствие на стенде музея ГРУ в паре «руководитель – подчинённый» свидетельствует о какой-то другой совместной работе. И в рассматриваемой ветви альтерверса это была работа в 1940–1943 гг., когда Дельмар занимался выполнением своего задания «по химии», помогая в этом Ахиллу.

Непосредственно химией Дельмар в 1941 году занимался в Колумбийском Университете. Проходя курс органической химии, он, естественно, общался с преподавателями и студентами. И именно в 1941 году в Колумбийском Университете появился новый преподаватель – Кларенс Хискей (урождённый Цеховский).^[1093]

Молодой профессор химии, практически одногодка Жоржа (родился в 1912 г. в Милуоки, штат Висконсин, сосед Айовы!), только что перебравшийся в Нью-Йорк из университета штата Теннеси, где получил звание профессора. И он, и его жена (родившая ему в Нью-Йорке 10 мая 1941 года сына), были членами коммунистической партии США.

Хискей появился в университете практически одновременно с Жоржем. Согласно документам, присланным Джоселин Вилк (NOMINATION FOR APPOINTMENT), первое представление к назначению Хискея на должность состоялось 21 марта 1941 г, а 14 апреля он уже жил в Havemeyer Hall Колумбийского университета.^[1094]

Где и при каких обстоятельствах могли встретиться в Колумбийском Университете Хискей и Жорж, на чём могли сойтись в разговоре эти погодки, почти земляки (от Милуоки до Сью-Сити втрое ближе, чем до Нью-Йорка ☺), дети первой волны польско-белорусских эмигрантов, верящие в коммунистические идеалы – не знаю.

Не знаю также, что и как мог говорить Жорж в их беседах, но так получилось, что через 55 лет «Энциклопедия военной разведки России» назвала Кларенса Хискей (оперативный псевдоним «Эскулап») «особо ценным агентом советской разведки».^[1095] И можно предполагать, что это – результат первой крупной профессиональной удачи нелегала Дельмара: успешная вербовка особо ценного агента.

Та же энциклопедия сообщает, что

«советский резидент получал от Хискея материалы о ходе разработок в США новых типов отравляющих веществ, их влиянии на человеческий организм, а также образцы индивидуальных средств защиты».^[1096]

Кого бы ни имели в виду источники материалов энциклопедии под термином «резидент» – Ахилла или Дельмара – ясно, что оба они не случайно увековечены на одном и том же стенде в музее ГРУ.

А вот ответы на вопросы о том, откуда Хискей получал эти сведения, и, главное, в чём состояла истинная важность информации по состоянию развития и развёртывания американского химического оружия, совсем нетривиальны.

Что касается ответа на первый вопрос, то это должно быть темой отдельного изучения по, главным образом, американским источникам. Но в том, что у Хискея был широкий спектр связей в среде американских химиков, сомневаться не приходится. В англоязычной Википедии указывается, что он был профессором химии в Университете Теннесси, Колумбийском университете и Бруклинском политехническом институте.^[1097]

Для ответа на второй вопрос нужно напомнить, что главным при подготовке Дельмара к выполнению задания считалась его готовность разобраться на месте в химических новинках американских разработок.

Рассказывая о своей специальной подготовке в кругу своих «младших учеников» 23 февраля 2003 года сам Жорж подчёркивал, что в разведшколе он изучал военную химию. Но это были «общие слова», не подкреплённые никакими конкретными примерами. Конечно, он не мог делиться с нами деталями этой своей работы. Но сегодня, изучив некоторые материалы по теме химического оружия в США в канун Второй мировой войны, я рискну утверждать, что и Центр по собственно химическим вопросам получил в то время тоже только «общие слова». Не было у американцев никаких химических новинок!

И с этой точки зрения Жорж «зря» трижды изучал нелюбимую им органическую химию – в МХТИ им. Д. И. Менделева, в разведшколе ГРУ и в Колумбийском университете. ☺

Действительно, иприт, люизит, хлорциан, синильная кислота – вот, пожалуй, и весь качественный спектр химического оружия, имевшегося на вооружении американской армии в ходе Второй мировой войны.^[1098] Ничего принципиально нового для наших военных химиков. Да и объём производства химического оружия в США до войны был незначительным – существенный рост произошёл уже после того, как Жорж оказался в армии и, естественно, не мог заниматься «химической разведкой».

Так что важность данных Хискея, которые получил Центр, состояла именно в том, что они подтверждали – США не готовы к серьёзной химической войне и никакой «химической угрозы» со стороны США для нас нет, на чьей бы стороне ни выступили американцы в ходе начавшейся и разворачивавшейся мировой войны.

В результате этого этапа работы Дельмара Центр (и руководство страны) получили надёжную гарантию того, чего не будет – химической войны с США.

А это значит, что можно не тратить силы и средства на развитие «военной химии» в масштабах подготовки к большой войне, а направить их на другие военные нужды – артиллерию, танки, самолёты.

Значимость этого результата можно сравнить только с другим предсказанием разведки о невозможном событии – сообщением Р. Зорге о том, что в 1941 году не будет войны с Японией.

«Хорошо известно, что осенью 1941 года Зорге сообщил Сталину о том, что Япония не вступит в войну против Советского Союза. Используя эту чрезвычайно важную информацию, Сталин снял с дальневосточных границ десятки советских дивизий, бросил их под Москву и тем самым изменил стратегическую ситуацию в свою пользу.

Менее известна причина, почему на этот раз Сталин поверил. А поверил он только потому, что Зорге представил не только сообщение, но и доказательства».^[1099]

Оба эти предсказания оправдались по разным причинам, но важно то, что им поверили и действовали в соответствии с ними.

Что касается действий на основании информации Зорге, то они ясно видны и подробно описаны историками. О спасительности действий на основании информации Дельмара по химическому оружию военные историки ничего не говорят. Более того, складывается впечатление, что на основании этой информации вообще не было никаких действий.

И, как ни парадоксально это звучит, такое впечатление может оказаться справедливым. Но именно «сознательное бездействие» в области химической обороны сэкономило стране огромные ресурсы дефицитных материалов и средств, которые были использованы «воюющими отраслями» военной промышленности (прежде всего, авиа- и автомобилестроением, нефтехимией и рядом других) для материального обеспечения действующей армии.

Об этом «бездействии» мало кто догадывался, а те, кто знал о нём, не могли оценить общей картины без данных разведки и «про себя» считали это большой ошибкой. (Почему «про себя», объяснять не стоит).

Вот как это восприятие отразилось в опубликованных в 1946 году мемуарах одного из самых знаменитых невозвращенцев того времени В. Кравченко:

«Находясь в военно-инженерном управлении, я неизбежно оказался в курсе дел относительно одного тщательно охранявшегося и чрезвычайно ужасного советского военного секрета. Это была тайна, которая тяжко давила на всех тех, кто ее знал. Только победоносное окончание войны дает возможность говорить о ней. Лишь небольшая часть населения России была снабжена противогазами. Даже в Москве противогаз имел только каждый четвертый человек; в остальной стране положение было гораздо хуже; громадное большинство деревень и маленьких городов вообще не имели противогазов. Но это была только половина трагедии. Ужасная тайна заключалась в том, что только очень немногие из этих наличных противогазов, как имевшихся в армии, так и гражданского населения, были куда либо годны. По официальным подсчетам около 65 процентов противогазов, произведенных во время войны, были совершенно безполезны. Основная причина была в том, что за недостатком резины, мы должны были употреблять прорезиненное полотно, которое не прилегало герметически к лицу при надевании противогаза. Был также серьезный недостаток листового железа, стекла и других предметов, идущих на производство противогазов. Если бы немцы знали это, то весьма вероятно, что они развернули бы химическую войну в ужасающих размерах. Если же они это действительно знали, то мы должны признать, что только предупреждение Черчилля и Рузвельта о беспощадных газовых репрессиях спасло миллионы моих сограждан на полях сражений и в населенных центрах».^[1100]

Можно согласиться с Кравченко в том, что такое бездействие позволило только «на тоненького» избежать гуманитарной и военной катастрофы. Но очевидно, что без удачи в таких многочисленных «на тоненького» ситуациях во время войны и сама Победа была невозможна.

А «упрочить» эту тоненькую нить помогла мощная пропагандистская кампания, которую развернули, в первую очередь, не для «внутреннего употребления», а для того, чтобы показать всем «потенциальным агрессорам» нашу готовность к отражению химической угрозы. По всей стране проходили «учения» под эгидой Осоавиахима. И неважно, какого качества были используемые в них «брезентовые противогазы», сам масштаб этих учений демонстрировал нашу готовность противостоять любым «химическим угрозам».

06.45. «Оборона пионеров», Ленинград, 1937 год.^[1101]

Такого рода «спектакли на химическую тему»,^[1102] поставленные в конце 30-х годов как элемент политической схватки с «мировым буржуинством», после работы группы Адамса (конечно, не только этой группы, но о других мы пока просто не знаем), снявшей угрозу химической войны на два фронта, оказались отличным прологом сознательного блефа в смертельно опасной игре с химическим оружием во время войны с Германией.

Адамсу поверили потому, что он, как и Зорге, представил «не только сообщение, но и доказательства». А доказательства Адамса были результатом работы Дельмара.

Сюрпризы Кларенса Хискея

В дальнейшем Кларенс Хискей сыграл двоякую роль в судьбе А. Адамса. После того, как в 1943 году Жорж был призван в армию, с Эскулапом (Хискей) работал непосредственно сам Ахилл. И именно по наводке Эскулапа Ахилл вышел в 1944 году на Мартина Кемпа:

«Январским вечером 1944 г. «Эскулап» сообщил ему, что один из его старых друзей занят в проекте создания атомной бомбы и имеет доступ к секретным документам, относящимся к её производству».^[1103]

Адамс получил от него материалы в количестве нескольких тысяч листов секретных документов (только с мая по август 1944 года в наше распоряжение поступило около 1,5 тыс. страниц!) и образцы обогащённых изотопов урана и тяжёлой воды.^[1104] Этот контакт в конечном итоге принес А. Адамсу звание Героя России и славу атомного разведчика.

Как утверждает историк разведки А. И. Колпакиди, «Мартин Кемп» – это не настоящее имя информатора Адамса. Его «в нашей отечественной открытой печати называют «Мартин Кемп» (подлинное его имя неизвестно)».^[1105] Плодотворное сотрудничество с ним продолжалось, к сожалению, недолго. Осенью 1944 года Мартин Кемп неожиданно исчез. Спустя несколько месяцев выяснилось, что он умер от лучевой болезни.^[1106]

История взаимоотношений Артура Адамса и Кларенса Хискея имеет отношение к обсуждавшимся выше «парадигмам работы» разведок КГБ и ГРУ.

Дело в том, что первоначально по «атомным вопросам» Хискей оказался в сфере внимания не ГРУ, а 1 Управления НКГБ. В архивах СВР есть такое свидетельство:

«Справка на ш/т от 1.4.42 из Н-Й Максим сообщает, что у «Чепа» имеется старый друг, преподаватель Колумб. унив-та Кларенс Хискей (Clarence Hiskey), в разговоре с к-м «Чеп» узнал следующее: Вместе с группой видных физиков и химиков Колумб. ун-та он занят спешной работой над радиоактивной бомбой. Предполагается, что эта бомба будет иметь огромную разрушительную силу на очень большое расстояние по окружности радиусом, возможно, на сотни миль. Люди, знающие о бомбе, опасаются, что она может уничтожить миллионы людей, поэтому большая часть работ относится к разработке способов защиты от бомбы. Никто пока не знает, какое действие будет иметь неожиданно освобожденная радиоактивность на такие прочные вещества как цемент и какая будет продолжительность этого воздействия. За последнее время работы настолько продвинулись вперед, что ученые готовы к испытанию бомбы где-нибудь на большой заброшенной территории, к-я должна быть отгорожена на сотни миль. Работы немцев в этой области идут намного впереди америк-х. Немцы уже готовы применить бомбы, но опасаются, что большая площадь поражения будет недоступной для них самих. По сообщению «Чепа», Кларенс Хискей родился в шт. Висконсин и там же закончил университет. В 1936 г. вступил в организацию земляков, но неизвестно, продолжает ли находиться в ней сейчас. По хар-ре земляков, он надежный человек. В н/вр он офицер запаса армии. Жена его, еврейка, была исключена из земляч. организации, т. к. в унив-те проявила себя как сплетница. В конце беседы с «Чепом» Хискей спохватился и стал просить «Чепа» не разглашать содержания их беседы. Максим намеревается укреплять связь «Чепа» и Хискей с целью вербовки последнего». Рез-я Овакимяна: т. Квасникову. Пр. переговорить со мной».^[1107]

Из этой справки на «ш/т» (шифротелеграмму) из Нью-Йорка следует, что ещё в апреле 1942 года сотрудник резидентуры НКГБ «Максим» узнал от некоего агента Чепа, что его «старый друг» Кларенс Хискей работает в Колумбийском университете над «радиоактивной бомбой».

Относительно Чепа можно предположить, что это химик Джон Хичкок Чапин (John Hitchcock Chapin), который, судя по имеющимся данным, мог быть «слугой двух господ» – и разведки НКГБ, и разведки ГРУ, поскольку, как было установлено в расследовании комиссии по антиамериканской деятельности в 1948 году, «Чапин, по настоянию Кларенса Хиски, согласился взять на себя контакты с Адамсом».^[1108]

Сегодня мы знаем, что в это время Хискей уже сотрудничает с Ахиллом и Дельмаром (Адамсом и Ковалем) по вопросам химического оружия. Но, судя по раскрытым данным ГРУ, он в это время ещё не сообщает им сведений о «радиоактивной бомбе»! Да и собственной болтливости в разговоре со «старым другом» (Чепом), который в это время в глазах Хискея никак с разведкой не связан, откровенно испугался.

Судя по дальнейшему изложению, «Максим» плохо представляет себе, о чём идёт речь, но, на всякий случай, «намеревается укреплять связь «Чепа» и Хискея с целью вербовки последнего».

В ответе на эту информацию Центр (вероятно, после быстрых переговоров Овакимяна и Квасникова) уже через четверо суток, 5 апреля 1942 года, сообщает Максиму, что

«Сообщение, полученное от Хискей по в-су о ведении амер-ми больших работ по урану-235 правильны, хотя и во многом преувеличены в отношении достижений. Над этим в-сом усиленно работают в Англии, Германии и США. В-с об использовании энергии урана для воен. целей представляет для нас большой интерес».^[1109]

И дальше следует перечень семи конкретных вопросов по «атомной тематике», которые нужно осветить в ходе дальнейшей работы. Совершенно ясно, что у «Максима» появляется шанс при точном ответе на любой из поставленных вопросов «сверлить дырочку» на пиджаке для ордена. А для этого, конечно, нужна вербовка Хискея! И, думаю, «Максим» приложил к этому все возможные усилия и умения в рамках «гэбешной парадигмы».

Но, насколько возможно судить, эта вербовка так и не состоялась. Почему? Для меня ясно – поскольку в нашей ветви альтерверса Хискей уже был завербован Дельмаром, новые «подходы» к нему вызывали только тревогу – не провокация ли? И ещё почти два года он и лично уклонялся от соблазнов и угроз «Чепа-энкагэбешника» и «Максима» и как-то нейтрализовал их влияние на своих женщин – жену, «еврейскую сплетницу» Марсию и любовницу Мириам Шервуд^[1110] – через которых, я уверен, также пытались на него воздействовать «энкагэбешные старатели».^[1111]

Но в конце 1943 года таинственная «муза разведки» улыбнулась ему, и он понял, что один из его коллег по совместной работе, физик, которого мы называем Кемпом, готов передать СССР атомные секреты. Хискей справедливо решил, что это будет интересно А. Адамсу, предыдущая работа с которым ему понравилась и – Хискей, конечно, этого не знал ☺! – проходила по «военной», а не по «энкагэбешной» парадигме.

Ощутив внимание к себе американской контрразведки и, предчувствуя поэтому скорое своё увольнение по «идеологическим мотивам», Хискей обдумывал – кому передать связь с Адамсом? Лучше всего это мог осуществить Дельмар, но Жоржа в кругу общения Хискея не было – в это время он уже служил в армии. И Хискей решил подключить своего действительно старого друга Джона Хичкока Чапина, ставшего в результате «Чепом-грушником», который и организовал встречу Адамса с Кемпом.

Но чисто осуществить этот план не удалось. В самый последний момент Хискей «засветил» Адамса, так что и своим провалом (но и триумфом!) Ахилл обязан тому же Эскулапу.

Вот что говорит по этому поводу «Энциклопедия военной разведки России»:

«Согласно американским источникам, наблюдение за Адамсом было установлено осенью 1943 г.».^[1112]

А вот и некоторые детали обстоятельств провала Адамса:

«Кларенс Хиски не обладал даже элементарной осторожностью. Он никогда не делал секрета из своих коммунистических убеждений. В конце концов, его позиция привлекла внимание спецслужб. Контрразведка установила за ним наблюдение. Слежка показала, что в парке он передал пакет какому-то старику. Старика проследили до меблированных комнат, где он остановился. Это был Адамс. В его отсутствие комнату обыскали и обнаружили пакет, в котором содержалась информация по атомной бомбе. Постоянное место жительства Адамса также установили. Обыск произвели и там, и также обнаружили документы по атомной тематике. Это привело к разоблачению некоторых агентов из разведсети Адамса».^[1113]

Сам К. Хискей не был арестован и предан суду, поскольку это могло привести к разглашению самого факта существования Манхэттенского проекта.

«Раскрытия тайны допустить было нельзя, поэтому правосудие принесли в жертву интересам дела. «Эскулапа» решили просто-напросто перевести туда, где он не будет иметь доступа к секретной информации… В апреле 1944 г. его призвали на военную службу, сначала отправив в Канаду, затем на Аляску и, в конце концов – на Гавайи, заниматься производством мыла… После войны Хискея вызывали в Конгресс на слушания по поводу антиамериканской деятельности, однако он отказался давать показания о своём членстве в компартии, а также о том, выдавал ли он государственную тайну».^[1114]

06.46. Бруклин, Нью-Йорк, 21 Ноября 1950 г. Кларенс Хискей (слева), бывший профессор физики и ученый-атомщик, перед комиссаром США Фэйем (справа) в Бруклинском федеральном суде. Дело по обвинению в неуважении Конгресса за отказ отвечать на вопросы Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности.^[1115]

В тех ветвях альтерверса Жоржа, где он «вытащил счастливый билет» в призывной лотерее по закону Берка-Уодсворта (а это случилось в 80 % ветвлений его судьбы!) и не был призван в армию в феврале 1943 г., осенью 1943 г. наблюдение американских спецслужб было установлено не за Адамсом, а за ним.

И в этой точке возникает новый куст альтерверса (новые «информационные протуберанцы»), среди ветвей которого есть и лавровые, но есть и висельные. Так, в одной из лавровых ветвей Жорж заменил Адамса в контакте с Кемпом и в результате стал Героем России вместо Адамса, возможно, ещё при своей жизни.

А в многочисленных висельных ветвях Жорж, в отличие от Адамса, советского разведчика, считается гражданином США, совершившим государственную измену, и его казнили как Розенбергов.

Ведь именно советское подданство спасло Адамса от ареста после провала.

«О шпионской деятельности Адамса было доложено президенту Рузвельту. ФБР потребовало выдачи ордера на его арест, однако разрешение на возбуждение уголовного дела агенты бюро не получили. Администрация президента и Госдепартамент не хотели в то время – совместной борьбы с фашистской Германией обострять отношения с Советским Союзом».^[1116]

Прежде, чем продолжить анализ работы разведчика Дельмара в Колумбийском университете, сделаем небольшое «лирическое отступление» и обсудим один частный вопрос, имеющий, тем не менее, прямое отношение к рассматриваемой теме.