Юлия Мидатовна Аметова
Наследство огня
– Невежа! Полное отсутствие воспитания! Вон из дома! – старый мыследей подбежал к Мадору, размахивая всеми шестью руками. Мадор бросился на него, сжав кулаки, Геранд втиснулся между ними.
– Успокойся, Мадор!
Не говоря ни слова, родственник размахнулся, и от удара в лицо Геранд едва не откусил себе язык. Ну, хватит! Ответный удар был куда сильнее, но Мадор успел увернуться и кулак Геранда попал ему только в плечо.
– Слюнтяй!
– Хам!
Пыль завертелась вокруг дерущихся повелителей вещей, в разные стороны полетели щепки и мелкие камни, напуганный многоног завопил, дергая веревку. Что же они делают? Устроили драку в чужом доме! На земле прародины!
Геранд собрал мыслесилу на рубашке Мадора, пытаясь скрутить ему руки, однако Мадор тоже был не новичок и сопротивлялся изо всех сил. Мыслесила Геранда была намного больше, а сам он крупнее и тяжелее противника. Не обращая внимания на удары по ногам, он скрутил рукавами руки Мадора и, тяжело дыша, прижал его к дереву.
– Как ты мог настолько потерять честь и достоинство? – Геранд не отпускал, и глаза Мадора широко раскрылись от внезапной догадки. – Нет, это не ты! Это они тебя опоили или внушили свой бред!
– Ты не вей, ветер мой с небес,
Не качайся, мой темный лес,
Не шуми ты, мой синий луг,
Засыпай, милый старый друг,
Шестирукий больше не возмущался и не ворчал. Старческая рука легла на спину Геранда, и драка потеряла для него всякий интерес. В конце концов, Мадор позорит только себя, а тратить силы на глупые драки взрослым людям не к лицу. Да и сам он тоже начал успокаиваться. Старый мыследей бормотал стихи, похлопывая обоих противников по спинам всеми шестью руками. Да он же внушает им, как злобному многоногу! И если честно, оба вели себя не лучше рогатой скотины. Геранд отпустил рубашку Мадора – надо было кончать неприличную сцену. Мадор отскочил в сторону, стряхнув с себя руку мыследея.
– Не прикасайся! Отпусти Геранда, подлец!
Мыследей как будто ничего не заметил, лицо его было спокойно и сосредоточенно, стихи текли все так же размеренно, смиряя боевой пыл.
-Не печалься, беду забудь,
Ясно небо, спокоен путь.
Воздух нежен и светел день,
Ярко солнце, прохладна тень.
– Ты меня не одурманишь, я не сдамся! Геранд, за мной! – крикнул Мадор, бросаясь к воротам. – Мое дело правое!
И будто отозвавшись на знакомые слова, из окна третьего яруса вылетел рампер Правого Дела и сам прыгнул ему в руку. Старое оружие ударило зубцами по воротам, и ворота распахнулись настежь. Что это? Мадор так ловко управляется со старинным оружием или рампер действует сам? Разобраться в этом Геранд не успел.
– Куда ты?
– Не поддавайся им, Геранд, я вернусь и освобожу тебя! – крикнул в последний раз Мадор. Мелькнули над каменным забором зеленоватые зубцы, взлетело темное крепкое древко, за которое держались руки Мадора, рампер поднимался все выше, неся на себе своего нового хозяина.
Геранд выбежал за ним на дорогу. Белая пыль завивалась вихрем над ней, а вдали, в просвете между деревьями, чуть виднелась темная фигура, летящая, поджав ноги и крепко держась за рампер. Как могло получиться, что древний рампер полетел? Ведь в нем не было никакого двигателя, Геранд почувствовал бы! Значит, рампер летит только на мыслесиле? Но какова же должна быть эта сила! Хороший, видно, мастер был этот рудодел Гавор!
И куда же теперь полетит Мадор – один в чужой стране? Пусть это родина предков, но как он будет жить, если здесь любого человека, то есть повелителя вещей, здесь ненавидят и проклинают! А Мадор презирает и ненавидит всех местных жителей еще больше, и даже с таким рампером его в лучшем случае ждут склоки и мордобой, а в худшем его просто убьют. Его надо вернуть, и как можно скорее!
Геранд побежал по дороге через деревню, пыля ботинками, но рампер уносил Мадора все дальше. У поворота дороги он окончательно потерял своего родственника из виду и остановился. Впереди стояли горы, каменистая, неровная дорога уходила в ущелье между ними.
А может, Мадор прав? Доверять потомкам былых врагов опасно. Если Мадор и Геранд, как и все жители Нимелора, с детства слышали о коварстве мыследеев и тупости бездарных, то и жители Живого Огня, должно быть, так же сильно ненавидят повелителей вещей. Проклятыми их не от большой любви называют! Может быть, все-таки догнать Мадора и пойти вместе с ним? Но куда? Старый ученый и его юная родственница из дома-башенки не побоялись их принять, поселили у себя и вылечили, но другие местные жители могут оказаться так же непримиримы, как Мадор, и куда тогда идти, кто поддержит проклятых повелителей вещей? Никто. А к Шестирукому и Сафи возвращаться стыдно, Мадор все испортил. Устроил скандал из особенностей телосложения хозяев! Подумаешь, хвост!
Геранд прошел ущелье, миновав узкий проход между горами, поднялся по тропе над обрывом и огляделся. Справа поднималась гора, покрытая сине-черным лесом, между горой и дорогой виднелся яркий голубой луг. Дорога поворачивала налево, продолжая свой путь над обрывом, а дальше расстилалась до горизонта голубовато-седая равнина. Мадора и рампера не было видно. Может быть, он еще вернется, полетает на древнем трезубце, успокоится и захочет поговорить? Или решит освободить от дурного влияния уже сейчас?
В небе неожиданно потемнело, тучи сгустились и легли на вершины гор. Ветер засвистел в ушах, деревья зашумели и закачались, и к этим звукам присоединилось что-то, чего он сначала не заметил. Чуть заметный зуд, скорее дрожь, чем звук, превратился в ровное мягкое гудение, гудение переросло в низкий гул, а потом в отчетливый грохот, напоминающий отдаленные взрывы. Гремело так же сильно, как утром, но откуда доносился этот звук, Геранд не понимал и теперь. Грохот заглушил все прочие звуки, земля дрогнула под ногами, от края обрыва оторвался кусок и обрушился вниз, а со склона горы покатились мелкие камни.
Еще один толчок, деревья на склоне закачались, и в их черноте что-то блеснуло гибкой сверкающей линией. Пожалуй, к лучшему, что Мадор не собирается возвращаться! Кажется, тут назревает новый силовой удар! И что это там блестит? Вьющиеся отблески разбегались по черной листве, взлетали над лесом и терялись среди туч. Сверкая и кружась, они вытягивались в ленты. Некоторые приближались к Геранду и бросались вперед, пытаясь ударить в лицо. Тихий звук, похожий на шипение, вплелся в грохот подземных ударов, а строй сверкающих лент становился все плотнее. Изгибаясь и шипя, они окружили Геранда и принялись теснить его к обрыву, он хватался за кусты, но ленты оказались на удивление сильными.
Что делать? Сейчас они его столкнут! Геранд из последних сил отбросил от себя шипящие ленты и помчался вниз по тропе. Ноги скользили на круглых камнях, склоны подозрительно гудели и дрожали. Ветки деревьев били по лицу и голове, кусты цеплялись колючками за штаны, со склона послышалось шипение и посыпались мелкие камни. Прикрыв голову руками и отталкивая камни мыслесилой, Геранд бросился бегом на дорогу. Вот она, может, теперь они отстанут? Ленты не собирались оставлять его в покое, они летели, то и дело нагоняя его, пытаясь обвить и захватить в свои подозрительные объятия. Геранд бросал в них камни, поднятые мыслью с дороги, но ответом было только шипение, гул горы и сверкание новых лент.
Надо возвращаться в поместье, но сейчас Шестирукий выгонит Геранда, и разбираться не станет! Мадор, конечно, всегда говорил ,что повелители вещей – это высший народ, и другие не идут с ним ни в какое сравнение. Но одно дело рассуждать об этом на Нимелоре, а другое – хамить тем, кто спас и вылечил тебя! И что теперь думает о повелителях вещей милая Сафи? Ничего хорошего, но в любом случае надо ее предупредить, надо рассказать об этих блестящих лентах, жителям усадьбы может понадобиться помощь. Ведь Шестирукий еще утром не знал, от чего начинается этот гул и грохот, значит, и про блестящие ленты он не знает, а если они опасны, старому мыследею и юной женщине не справиться с таким нашествием. Решено, Геранд вернется и извинится за хамство Мадора, а потом расскажет то, что видел и возьмется хотя бы укрепить старый дом! И как можно скорее!
Геранд уже задыхался от быстрого бега, а ленты не отступали, шипя и мерцая перед глазами. А если они не отстанут до самой усадьбы? Хорошо будет его извинение, если он приведет ленты в поместье! Может, сначала будет лучше пробежать по дороге мимо? Но для этого надо хотя бы миновать лес!
В густом черном лесу мерцание блестящих лент стало мягче, напоминая золотое сияние, которое Геранд видел на облаках, гул стал тише, зато шипение лент так и било в уши. Еще полперехода в тени черных крон, и впереди засветилось голубое небо. Ленты, как по команде, отстали и скользнули в темноту леса, а вдали показался дом-башенка за каменным забором. Ни одной светящейся ленты рядом не было, шипение исчезло, но гул не умолкал. Прихрамывая и задыхаясь, Геранд подбежал к воротам. Отчаянные вопли многонога и писк ящериц смешивались с грозным грохотом, слышным с севера. Может быть, там был тот самый Нагорный Рошаель, о котором утром говорил Шестирукий, Геранд не стал задумываться над этим.
Во дворе было шумно. Многоног ревел, Шестирукий бранил его на чем свет стоит, а побледневшая и напуганная Сафи торопливо пыталась закрыть ворота. Геранд вбежал в последнее мгновение и запер за собой ворота. Потом он привязывал многонога, чинил мыслью двери, прибивал гвоздями засовы, и рассказывал Шестирукому и Сафи о блестящих лентах, которых они, действительно, никогда в жизни не видели. О Мадоре все будто забыли, но может быть, оно было и к лучшему?
Глава девятая. Встанет грозный князь…
Какая темнота! Почему он ничего не видит, ведь вчера он уже открывал глаза! Ни огонька, ни звезды, ни искры, только непрестанный гул и едва заметная дрожь земли под ногами. Тьма преисподняя! Чудище, или кто там был под горой, рвалось наружу, враги были рядом, а он стоял беспомощный, не в силах справится со сном, который сам себе внушил! Проснуться, немедленно проснуться! Дарион снова попытался открыть глаза, но не смог. А если с камнем, у него же был в руке голубой камень? Хотя бы на ощупь найти его! Он напряг руку, пытаясь крепче сжать голубой кристалл, но бесчувственная рука не послушалась его. Нет, не выходит! Почему спину и ноги охватывает холод, почему все тело так неподвижно, как будто срослось с каменной скалой? Или он уже мертв, и мысленное усилие не помогает? Нет, он определенно жив! Он мыслит, чувствует, вчера даже видел и говорил, когда ему помогла эта красивая деревенская девчонка с семикрылами! Но может быть, сбрасывая скалы и стараясь усыпить подгорное чудовище, он и сам обратился в камень? Нет, он не только мыследей, он повелитель вещей, он сможет раздвинуть скалу, хотя мыслесилы у него явно не хватает, даже с голубым камнем. Если бы снова пришла та девчонка с ее звонким, легким голосом и незнакомыми песнями! Как хорошо она вчера помогла ему!
Дарион прислушался. Никого нет, и никто ему не поможет. Зато он сможет спеть, хотя бы в уме, и тогда мыслесила начнет работать! А если то, что ворочается и гудит под Громовой, снова проснется и поползет к крепости? Наверняка проснется, но если он не придет в себя, не откроет глаза и не поймет, что происходит, он не сможет справиться с этой силой, чем бы она ни была. Что он пел, когда сбрасывал скалы на пилейцев? Кажется, «Огонек», эта песня всегда ему хорошо помогала.
Огонек горит вдали,
Летом и зимой.
Где-то на краю земли
Ждут тебя домой.
Перед глазами встал последний бой, неравный и страшный – отряд разведки в сорок человек не мог выстоять против пятисот пилейских всадников. Дарион и его бойцы держались до последнего, но помощь не приходила. Брат Дарот стоял с тремястами всадников возле Нагорной, но не двигался с места. Разведчики, лучшие солдаты, которых выучил Дарион в Нагорной крепости, гибли один за другим на Громовой горе. Они уже забрали с собой не меньше сотни наступающих врагов но пилейцев было слишком много, а помощь не приходила. Они отступили на площадку, висящую над ущельем. Из сорока разведчиков оставалось десять, а пилейцы все шли и шли, вытекали бесконечной рекой из покрытого лесом ущелья, проходили под скалами Громовой и двигались к Нагорной крепости. Этого нельзя было допустить, отступать было некуда, и тогда Дарион вытащил голубой камень, сжал его в руке и побежал к краю обрыва, над которым опасно нависали три скалы.
В темном поле огонек
Светит, не сгорит,
Сколько ни пройди дорог -
К дому путь лежит.
Воспоминания слились с настоящим, перед глазами побежал золотистый туман. Кажется, мыслесила повелителя вещей начинает работать! Дарион сосредоточился. Как было тогда? Он ведь свалил мыслесилой скалу в тридцать локтей в высоту!
Тогда скала упала так, как надо, со всего размаху обрушившись на две стоящие ниже, и все три, круша деревья и ломая подлесок, в потоке обломков и осколков, полетели в ущелье. Враги не успели понять, что происходит, а за упавшими скалами посыпались камни горной дороги, увлекая за собой половину склона, а потом обрушился весь склон горы, похоронив под собой большую часть пилейского отряда. Враг не должен был пройти к Нагорной, и он не прошел. Оставшиеся в живых пилейцы повернули ящеров к границе, но Громовая гора вновь задрожала и загудела, совсем как гудит теперь.
Светят окна под горой,
Светят до утра.
Ждут тебя ночной порой
Нынче, как вчера.
Что там было? Дарион вспоминал. Гора гудела, потом начала греметь, земля в ущелье приподнялась, рядом с похоронившим пилейских бойцов обвалом вырос рыхлый холм и задвигался, будто огромный червь пытался проползти из глубины горы к выходу из ущелья. Неведомое существо, ломая деревья и сдвигая скалы, двинулось к Нагорной крепости, но оно тоже не должно было пройти! Сжав в руке голубой камень, Дарион пытался усыпить подземное чудовище, но внушения не хватало, и земля по-прежнему вздымалась над упрямо ползущим к крепости холмом. И тогда он решил успокоить неизвестное существо, как делал с больными во время лечения. Сосредоточившись на сне, он попытался успокоиться сам, успокаивая чудовище. Но сам он заснул, а что теперь делает этот зверь, неизвестно.
За светящимся окном
Кто-то ночь не спит,
Кто-то помнит о былом -
Огонек горит.
А это что? Вроде бы ноги согрелись, и в левой руке как будто чувствуется небольшая продолговатая вещь. Кажется, воспоминания и «Огонек» помогли! Он попытался разжать кулак. Нет, пока не получается, надо попытаться еще. Чудовище, конечно, тоже проснется, но, судя по гулу, оно уже не спит.
Светит на небе звезда,
Кто-то ждет любя.
– пропел он вслух скрипучим, хриплым голосом и открыл глаза. Он все еще стоял на площадке над обрывом, черный густой лес качался под ним в ущелье. А ведь во время боя падающие скалы там все деревья поломали! Сколько же он тут проспал? А что крепость? Нагорная по-прежнему чернела на звездном предрассветном небе, врага не было видно, а гудящая гора притихла. Получилось! Вчера ему помогала девчонка с мыслесилой, а сейчас он уже сам открыл глаза и запел! Конечно, таким голосом, что и старый многоног лучше споет, но все-таки! А ну, еще!
Этот ясный свет всегда
Светит для тебя,
– пропел он, и на этот раз голос послушался его. Со стороны Нагорной крепости донесся грохот, рев ящеров и крики людей. Тьма преисподняя, что у них там, неужели опять враг? У ворот Лучниковой башни заметались огни – не тихие огоньки светляков, а пляшущие огни факелов. А вот и тревогу трубят! Но это пилейский напев! А вот рошаельский! Кто же в крепости, свои или враги? Вчера он слышал с горы, как кто-то, но это был не брат Дарот, принимает в гостях пилейцев. Действительно они в гостях и с миром, или это военная хитрость? От волнения согрелись руки, левая ладонь ощутила зажатый в ней округлый камень с кожаным ремешком, щеки почувствовали холод ветра, а плечи – тяжесть доспеха и тепло стеганки.
Что это ему мешает двигаться? Кажется, кругом камень. Что такое? Он действительно прирос к скале, около которой стоял, когда усыплял подземное чудовище! Но разве так бывает? Неважно, бывает или нет, главное, сейчас есть, и он должен освободиться! Голос обрел привычную силу и легко взлетел в синюю предрассветную темноту над черным лесом, руки свободно задвигались, отряхивая ладони и удобнее пристраивая голубой камень, спина понемногу согревалась, но ноги по-прежнему были закованы в камень, такие же бесчувственные и холодные, как скала. Конечно, если немного отдохнуть и дождаться кого-нибудь хотя бы с небольшим даром мыследеяния, рано или поздно он сможет сбросить с себя камень, и ноги оживут. Но у него нет времени! Гудящее подземное чудовище, тревога в крепости… Нет, надо скорее! Он ничего не сможет сделать, пока будет торчать здесь, как памятник самому себе!
А это кто внизу? Под обрывом в предрассветном тумане чудилось какое-то движение. Дарион подождал несколько мгновений, и к ровному гулу горы присоединился треск веток и чье-то тяжелое дыхание. Человек скользил и падал, то и дело срываясь на скользком склоне. Послышались стоны и рыдания, голос был женский, но плачущая особа не сдавалась и лезла вверх, приближаясь к нему. Да ведь это же она, та самая девчонка, которая разбудила вчера его и приняла за брата Дарота! Девушка выбралась на площадку перед скалой и едва передвигая ноги, всхлипывая и шмыгая носом, подбежала к нему. Наконец-то!
– Что случилось, красивая?
– Проснись, Князь-под-горой! Пилейцы идут за твоим оружием!
Те самые пилейцы, которые вроде бы в гостях? И за каким оружием они сюда явились? Не за тем ли, что грохочет в глубине горы? Но он не больше этой деревенской девчонки знает о том, кто живет под Громовой, и даже не знает, оружие ли это. Но рассуждать не время, надо скорее выходить!
– Тогда помоги мне выйти!
– Как?
–Держись за мою руку, пой со мной и разрабатывай мыслесилу на нагрев тела и приведение в чувство!
Даже в полутьме он увидел, как она открыла от удивления глаза и рот.
– Но это же мыследеяние, этого делать нельзя!
– А пилейцев сюда пускать можно?
Она замотала головой, мокрые косы запрыгали по плечам.
– Мыследейство запрещено, меня убьют ящерной плетью…
Что за вздор со всех гор? Молодую девчонку бить ящерной плетью за лечение мыслью? Только бы выйти из скалы, и он со всем этим разберется!
– Я все возьму на себя! Главное, сейчас пой громко со мной вместе!
Огонек звезды ночной,
Как в ночи окно,
Может, это нас с тобой
Ждут уже давно…
Девушка вцепилась в его правую руку теплыми руками и, шмыгая, запела охрипшим от слез голосом.
– Чтобы не был твой путь далек,
Чтоб не сбиться во тьме дорог,
Чтобы дойти
До конца пути,
Светит огонек.
Трещины побежали по скале, посыпались каменные осколки и пыль, вот уже и голову можно повернуть. Дарион почувствовал тепло на плечах от лучей взошедшего солнца и жесткие кожаные шнурки на штанинах своих кожаных штанов-обтяжек. Девушка отскочила в сторону от летящих камней, но не выпустила его руки. Еще немного! Они допели «Огонек» до конца, и начали заново. Горячая волна пробежала по спине и разлилась по телу, добралась до ног, и камни покатились от сапог Дариона по всей площадке, а земля рванулась из-под ног, как норовистый ящер из-под седока. Скала затрещала, и новые куски камня, откалываясь от скалы за его спиной, со стуком посыпались на площадку. Ну, еще немного!
Из крепости снова донеслись крики. Ну что у них там? Перекрывая гул проснувшейся горы, пронзительным звуком заскрипели ворота крепости, заревели сразу несколько ящеров, закричали люди. В золотисто-розовом свете стало видно, как из ворот крепости выезжает отряд всадников в красно-зеленых рубашках и блестящих кольчугах. Ясно, пилейцы, тридцать человек.
– Смотри, Князь-под-горой, это они! – быстро проговорила девушка, – Я слышала вчера, как Лидора Пилейская приказывала своему десятнику на рассвете ехать сюда, а мы с папкой пошли предупредить, нас заметили, и он велел мне бежать к тебе, а его убили…
Она зарыдала в голос, размазывая рукавом по лицу слезы и грязь.
– Тихо! Прекрати плакать и отвечай. Почему пилейский отряд в Нагорной крепости?
– Княгиня Лидора Пилейская в гостях у князя Ленорка, а это ее охрана.
Охрана, тьма преисподняя! Это не охрана, а отряд разведки! А что за князь Ленорк? Должно быть, Дарион долго спал на горе!
– Какое оружие они ищут?
– То, которым ты устроил обвал двести лет назад, и которым защитишь Нагорную крепость…
Она снова принялась лить слезы, утираясь рукавом. Так это что, он проспал в скале двести лет? Под горой громыхнуло с новой силой, и Дарион не стал расспрашивать дальше. Ладно, сейчас надо выйти из скалы, пока здесь нет пилейского войска, и защищать Нагорную крепость, как положено князю!
– Хватит разводить сырость! – строго приказал Дарион, и гора на мгновение притихла, а девушка от удивления перестала плакать. – Отец тебя не ради пустяков сюда послал, а чтобы ты мне помогала. Давай дальше!
Светит на небе звезда,
Кто-то ждет любя.
Этот ясный свет всегда
Светит для тебя.
Срывающийся тонкий голос начал подпевать, фальшивя от волнения. Дарион почувствовал, как тепло подходит к ногам, теперь он чувствовал обмотки на ногах и неровности площадки под сапогами. Песня продолжалась, скала дробилась и осыпалась, теперь уже вокруг его сапог.
А это что за разношерстное войско врассыпную спешит из ворот? Что, это у них теперь ополчение такое? Впереди на хорошем ящере скачет худой долговязый молодец, блестя высоким шлемом, бляхами на кольчуге и картинно поднятым мечом – должно быть, тот самый князь Ленорк. За золоченым князем едва поспевал на многоноге древний вояка в кольчуге и помятом шлеме, то и дело оглядываясь на остальное воинство. Это у них что – старшина крепости такой? Ему бы до горы доехать, а не то, что сражаться! Следом за стариком растянулись цепочкой рослый молодец с бляхой сотника на шлеме, долговязый парень на огромном рыжем ящере с сине-белым рошаельским знаменем у седла и десятка два всадников на простых упряжных ящерах, более пригодных тащить за собой телегу, чем топтать врага в битве. Длинные копья торчали во все стороны, будто собирались заколоть соседа, а не противника. За ними торопился едва не бегом пеший отряд в латах из семикрыловых крыльев, человек сорок, из оружия у них были только короткие мечи – как они будут сражаться ими с пилейцами на ящерах? Тьма преисподняя, какой позор! А Дарион Нагорно-Рошаельский стоит на горе и не может сдвинуться с места, зато чудовище гудит так, что камни на площадке подпрыгивают!
– Помогай, помогай, красивая! – проговорил он. Девушка старалась, но ее мыслесила была небольшой, а обучения она явно не проходила. Но как при этом она на него смотрит! Он такого сразу сил прибавляется! Однако надо пристроить поближе к телу голубой камень, если он вообще работает, пролежав в темноте двести лет. Дарион размотал ремешок, надел на шею и спрятал камень под рубашкой. Чудовище заворочалось под горой так, что по площадке перед скалой побежали трещины. А если обвалится? Он схватил девушку за руки и подтянул к себе. Теперь только бы ноги освободить!
– Огонек звезды ночной,
Как в ночи окно,
Может, это нас с тобой
Ждут уже давно.
А пилейцы не дураки, быстро переправились верхом через Каменку и встали полукругом, развернувшись лицом к ополченцам. Князь Ленорк замахал мечом и в облаке брызг влетел в реку, остальные последовали за ним. Что же они делают? Противник заманивает их за реку, чтобы разбить и не дать отступить. А князь и старшина – неужели они не понимают, что происходит? Пусть лучше пилейцы залезут на гору, чем губить ради предполагаемого оружия своих людей!
Дарион рванулся из скалы, сделал шаг и едва не упал, запутавшись в шпорах на сапогах – ноги были будто чужие, приращенные неумелым мыследеем.
– Стойте! Не переходите Каменку! – закричал он, но было слишком далеко, и молодой князь Ленорк уже бросился в бой. До Дариона донесся его неясный крик, молодой князь поднял меч и кинулся на десятника пилейцев, за ним бросились в бой остальные. Зарычали ящеры, зазвенели мечи, закричали люди – все слилось в знакомый шум и грохот сражения, на время заглушив гул и гром чудовища под горой. Рошаельские ополченцы бились отчаянно, престарелый старшина командовал точно, направляя в тяжелые места лучших бойцов, но силы были неравны. Сжав кулаки, Дарион смотрел, как отчаянно рубится против троих противников огромный сотник на сером упряжном ящере-тяжеловозе, как ловко дерется рядом с ним небольшой шустрый паренек без шлема и как долговязый знаменосец уже не защищает знамя, а бьет его древком врага, потому что копье давно сломалось в его руке.
Но что они могли сделать против выученных молодцов на отличных ящерах! Вот упал под ударами десятника-пилейца молодой князь, вот исчез под ногами ящеров старик-старшина, и уже не видно рошаельского сине-белого знамени! Обезумевшие от схватки ящеры метались по долине, отчаянно рыча, хлеща хвостами всадников и топча когтистыми лапами упавших на землю раненых. Пилейцы окружили остатки рошаельского отряда.
Тьма преисподняя, какой позор Нагорному Рошаелю! Скорее надо встать по-настоящему, времени совсем нет! Еще петь, еще!
– Светят окна под горой,
Светят до утра.
Ждут тебя ночной порой
Нынче, как вчера.
Скала за спиной качнулась, по площадке побежали трещины, что-то сдвинулось под ногами, и тепло разлилось по всему телу, Дарион почувствовал, как ноги сами легко и упруго шагнули вперед. Стукнули каблуки, зазвенели шпоры, гора загрохотала с новой силой. Скорее что-то делать, сейчас пилейцы перебьют остатки рошаельского ополчения! А если попробовать, как двести лет назад? Зверь окончательно проснется, но не оставлять же своих на верную гибель!
– Эй, ополчение, отходи! Отходи назад, тьма преисподняя! – закричал Дарион, прижимая к груди голубой камень. Ага, камень разогрелся, еще работает, отлично! Усиленный голос загремел, перекрывая шум боя и гул горы.
Рошаельский десятник глянул вверх и сделал знак своим бойцам отходить в сторону от скалы. Молодец, понял! Какую теперь скалу сбрасывать? Может, сразу всю площадку? А куда деться самому и куда бежать девчонке? Самого себя в таком бою не жаль, но девчонку зачем губить?
– А ну, красивая, быстро наверх!
– Ты один не сбросишь скалу, я помогу!
Вот еще храбрая нашлась! Некогда ее уговаривать, пилейцы не будут ждать, пока он их завалит! Если сбросить площадку сейчас же, они уйдут!
– Держись и пой дальше! – приказал Дарион.
– За что держаться?
– За меня! А ну, начали!
За светящимся окном
Кто-то ночь не спит,
Кто-то помнит о былом -
Огонек горит.
Мыслесилу сосредоточить и направить на скалу, сжать голубой камень крепче… Вот закачался крупный валун на краю площадки, задрожала скала, возле которой они стояли, гора громыхнула еще раз, трещины побежали по площадке, превратились в пропасти, и с грохотом, заглушившим крики людей, площадка обрушилась на пилейский отряд. Рошаельский сотник рванул поводья, поворачивая ящера, пешие рошаельцы отбежали к берегу Каменки. Взрыв рева и криков, донесшийся снизу, показал, что пилейский отряд если не полностью уничтожен, то воевать уже не сможет. На первый раз хватит. Забравшись на ближайший крепко стоящий камень и прижав к себе девушку, Дарион смотрел, как пилейский десятник и остатки его отряда бегут по ущелью в сторону границы.
Победа? Но почему тогда рошаельский отряд не только не преследует уцелевших врагов, но даже не смотрит на них? Ах, вот оно что! Из ворот крепости вылетел еще десяток всадников в красно-зеленом на свежих, отдохнувших ящерах. Предводитель пилейцев вел их прямо к тропе, по которой двести лет назад можно было подняться верхом к самой площадке над обрывом. Так вот они что задумали! Оружие, есть оно или нет, должен был искать именно второй отряд, а первый только отвлекал внимание! Ну что ж, они хотели увидеть оружие, так они его увидят, но в руки не получат, потому что нет у него никакого оружия, кроме него самого!
Топот ящеров по тропе становился все ближе, Дарион уже видел скачущего впереди предводителя в сверкающих золоченых доспехах. Тьма преисподняя, женщина! Должно быть, та самая Лидора Пилейская!
– Вот площадка! Скорее, сожги вас Огонь!– крикнула княгиня-воительница, указывая туда, где стояли Дарион и Нарика. – Оружие здесь, где обвал! А этих с камня убрать, быстро!
Сомнения не было – убирать будут немедленно и без пощады. Но лучников у них вроде нет, у всех только мечи, уже хорошо. Надо чем-то перегородить тропу! Он посмотрел наверх – ни одной подходящей скалы или камня! Или устроить провал на тропе? Но как тогда самому с девчонкой отсюда выбираться? Будто услышав его мысли, чудовище под горой заворочалось и загремело, будто пытаясь вырваться на волю из-под камней горы. Поперек тропы рванулись широкие трещины, разлетелись в разные стороны камни, и открылся провал, из которого повалил горячий пар. Ящеры заревели, замотали головами и попятились, бойцы натягивали поводья изо всех сил.
– Вперед, трусы, сожги вас Огонь! – Пилейская княгиня ударила шпорами в бока ящера, он вытянул шею и помчался прямо на площадку. Скорее расширить трещину, край потянуть мыслью на себя… Дарион прижал к себе голубой камень, чудовище заворочалось внизу, и бездонный провал с грохотом раскрылся возле самой площадки. Из провала вырвался столб горячего пара, запахло чем-то острым и горьковатым, засверкали золотые отблески. Что там, тьма преисподняя?
Ящер княгини Лидоры заревел и растопырил лапы, пытаясь замедлить ход, княгиня рванула поводья, стараясь его остановить на краю, но тот с ревом полетел в горячую пропасть, увлекая за собой всадницу. Еще два всадника последовали за своей госпожой, не в силах удержать перепуганных ящеров, остальных Дарион уже не видел. Из провала выплеснулась пышущая жаром и сверкающая на солнце густая желтая жидкость, залила площадку до самых его сапог, а из золотистых глубин вынырнула темно-синяя чешуйчатая змеиная голова с рогами и огромными желтыми глазами. Оглушительный рев вырвался из пасти, чудище рванулось вверх. Тьма преисподняя, крылатый змей! Так вот кто там был все эти двести лет! Что делать, как спастись от чудища? Снова усыпить? Вряд ли получится, но может быть, змей хоть успокоится немного?
– Тихо, змей, тихо, враги ушли, все хорошо, – заговорил Дарион, пытаясь успокоиться сам. Синяя сверкающая шея изогнулась, страшная голова повисла прямо перед лицом, светящиеся желтые глаза с узкими зрачками глядели не мигая. Может, спеть ему?
– Чтобы не был твой путь далек,
Чтоб не сбиться во тьме дорог,
Чтобы дойти
До конца пути,
