Юлия Мидатовна Аметова
Наследство огня
Глава седьмая. Неприличное поведение
Геранд открыл глаза и ощупал раненый бок. Рана больше не болела, и вообще там не было никакой раны, на ее месте был длинный жесткий шрам. Неужели так быстро зажило или он так долго спал? Он приподнялся и повернулся, чтобы посмотреть шрам, но под спиной что-то заскрипело, будто собираясь развалиться на части. Он снова лег и огляделся. Голова лежала на подушке, туловище – на коротком ложе, а ноги на стуле с высокой резной спинкой возле приоткрытого окна. Где это он оказался? Ого! И стул, и рама окна, и полка с книгами – все деревянное. На Нимелоре такую роскошь можно увидеть только в музее, большие деревья там не растут. А здесь даже у небогатых хозяев все деревянное, хотя и не новое – потолок в трещинах, кожаные переплеты книг вытерты до белизны, а по полке с книгами вьется какое-то синее растение.
А где Мадор? Вот он, похрапывает, уткнувшись носом в пеструю подушку, на сундуке, расписанном красными цветами, а рампер Правого Дела стоит рядом. Сундук ему короток, и под ноги Мадора подставлена высокая стопка старинных книг в деревянных переплетах с застежками. Кто-то накрыл его коротким меховым одеялом и подвязал отросшие волосы ремешком. Геранд провел рукой по своим собственным волосам – тоже ремешок. Сколько же времени они тут спят, что чисто выбритые головы успели обрасти? Не меньше пяти дней, определенно. И что это гудит снаружи?
Геранд подошел к открытому окну. Перед ним волнами плыл туман, а дальше вставали темные скалы и покрытые лесом горы, которые он видел с верхнего яруса какого-то дома. Должно быть, он в том самом доме-башенке из серого камня, который виднелся на горе в день их с Мадором бегства от рудоделов. Ровное мощное гудение исходило как будто из-под земли, пол едва заметно вздрагивал, будто работал какой-то мощный двигатель. В этом надо разобраться, может быть, это какой-то древний механизм? Для выпускного трактата это бы пригодилось.
Достигнув оглушительной силы, гул снова начал стихать, превращаясь в неясный тревожный звук. Наконец, и он пропал, а Геранд услышал голоса, доносящиеся с нижнего этажа. Кто это, хозяева дома? Низкий мужской голос бурно возмущался, и в нем слышалось старческое дребезжание. Ему отвечала мягкая, нежная речь, при звуке которой Геранд сразу представил себе молодую девушку, говорящую со своим почтенным родственником. Но почему Геранд их понимает, это же не язык Нимелора? Конечно, нет! Он оглядел себя и комнату – никаких чудесных приспособлений, никакого переводчика. Как и когда он успел научиться этому языку? Может быть, он что-нибудь поймет из разговора хозяев? Подслушивать неприлично, но что еще делать? Он сел и прислушался.
– Опять гул и гром, опять туман, а я ничего не могу понять! – возмущался старик.
– Я тоже, – вставила девушка.
–Однажды я слышал такое в Нагорном Рошаеле…
– Так может, это оттуда слышно?
– Совершенное недомыслие! До Громовой горы пятьсот переходов!
– А может, это снова княгиня Лидора? – голос девушки задрожал, но старик возмутился еще больше.
– Полное отсутствие разума! – сердито рявкнул старик. – Лидора Пилейская не имеет власти над природными явлениями! И не смей бояться этой убийцы, Сафи!
Кажется, тут надо разбираться не только в механизмах, но и в явлениях природы, и в преступлениях. А девушку, оказывается, зовут Сафи.
– Она не отступится, дядя Аль! Мама и отец погибли, я следующая, и еще это гудит…
Кажется, она уже плачет! Геранд шагнул к двери. Но тогда они поймут, что он совершенно неприлично подслушивал…
– Невероятное убожество мысли! – снова возмутился старик. – Кто предупрежден, тот вооружен! А жители Нагорного Рошаеля подземный гул считают отзвуком оружия Князя-под-горой, их защитника!
– Защитник, как подземный витязь в «Нире и Хозяине гор»? – заинтересовалась Сафи и перестала плакать. Подземный гул затих, зато загремел голос старика.
– Что? «Нира и Хозяин гор»? Ярко выраженное скудоумие!
– Почему, дядя Аль? – не уступила девушка. – Ты послушай, какие стихи!
Некогда к дому дорога вела,
А в доме ждали друзей,
Там молодая княгиня жила
Из рода славных князей…
– Сам знаю, какие! Преглупые и скучные! Это же надо столько вздора понаписать – в руке тяжеленную книжку не удержишь! А ты в двадцать два года могла бы и поумнее что-нибудь почитать! – загремел дядя.
Ей двадцать два по здешнему счету, Геранду двадцать шесть по счету Нимелора, значит, они ровесники.
– Сколько раз я говорил Аригату, – продолжал старик, успокаиваясь. – Хочешь найти клад Синих Гор – читай научные трактаты, а не вымыслы сказочников вроде Лунтиса Сегдетского! Но ты, Сафи, не горюй! Если надо, и клад найдем, и хозяйство наладим, и, Огонь даст, с княгиней Лидорой справимся…
Хорошо бы еще разобраться, что такое этот клад Синих Гор. Может быть, что-то из древней науки? Старик прав, тут нужен научный трактат. Может быть, научные труды есть на этой полке? Геранд мыслью снял небольшую книжку, и она раскрылась у него в руках. Незнакомые рукописные буквы, гладкие страницы из сонника, а вот и картинка – красавица с цветами в волосах, стоящая под цветущим деревом, и воин в кольчуге и с боевым топором. В двух других на картинках были обнимающиеся влюбленные пары и девушки с цветами в руках. Геранд понял, почему возмущался старый хозяин дома, а тот все еще поучал юную родственницу.
– Если клад искать, хоть из истории что-нибудь прочла бы! Не великого Хианиса из Велебода, его тебе не одолеть, а хотя бы Вергаса из Рошаны! Даже от него пользы больше! А то вон живут в доме путешественники, настоящие повелители вещей, а ты и знать о них ничего не хочешь!
– А если они убийцы, если их наняла княгиня Лидора?
– Ну что ты говоришь! У Лидоры, конечно, полностью отсутствует воспитание и образование, но она вовсе не глупа. Она не стала бы нанимать таких заметных убийц, к тому же не знающих пилейского языка!
– Но почему они именно повелители вещей? Повелителей нигде нет, их никто не видел, откуда ты знаешь, какие они должны быть?
Как это – нигде нет? На земле предков нет ни одного родича? А как же наука, открытия, источники мыслесилы, наконец?
– Ты видела, как эти парни снимали рубашки, когда я их лечил?
Геранд не помнил, как снимал свою рубашку с оторванными рукавами, но полагал, что как всегда.
– А я помню! – объявил старик. – Ни пуговиц, ни шнурков, а пальцем как проведут по груди, так рубашка и раскроется сама собой. Такого никто, кроме повелителей, не сделает! А когда тот, что постарше, вскрикнул от боли, у тебя все чашки со стола попадали, он их случайно мыслесилой сбросил. Как у мыследея мысленная сила действует на все живое, так у них – на неживые вещи. Потому и повелители вещей!
– И они теперь у нас наверху? Они хотели погубить мир, покорили все народы, и только воля святого Огня избавила от них мир! – снова испугалась Сафи. Почему здесь так боятся людей, то есть, по-здешнему, повелителей вещей? Но предки Геранда не только не погубили этот мир, а, наоборот, сами покинули его и улетели на Нимелор! Тут надо подумать и разобраться. А что там еще рассказывает старый хозяин дома?
– Лучше бы ты финнибиан как следует выучила, если тебе все старинное нравится! Уж на что старее – язык мыследеев, на котором наши прадеды говорили, пока не смешались с людьми! А образованному человеку он тем более необходим – язык науки, на котором пишут не вздоры в стихах, а серьезные книги!
Так значит, хозяин дома – мыследей? Но они ненавидят настоящих людей, и всегда только строили им козни и всячески вредили! Правда, этот мыследей привел их с Мадором в свой дом, лечит, и никакой ненависти вроде бы не проявляет. Может быть, именно он поможет Геранду разобраться в том, какая здесь теперь наука?
– Дядя Аль, но не все же стихи вздор! Вот «Старые стены» – это же сочинение самого Синда Альванского! – тем временем убеждала старика Сафи.
– Неотесанный неуч твой Синд, его и в руки брать не стоит! Так бы и кинул его глупости в печь, если бы не уважал труды переписчиков! Лучше подумай об ученье, ты же мыследея, у тебя отличные способности мыслеслушательницы, слышишь не только на людях, но и на вещах…
Интересно, как можно услышать мысли на вещах или хотя бы на людях?
– Мама всегда говорила, что девушке княжеского рода учиться мыследеянию неприлично, – проговорила девушка.
– А оставаться ни с чем – прилично? Поместье разорено, приданого нет, вся прислуга со страху в Град-Пилей подалась, а налогов деревня не платила с позапрошлого года! До того все прилично, что глаза бы мои на это приличие не глядели! Ну, все, Сафи. Продадим поместье, и повезу тебя учиться в Рошану. И не хватай меня за руки, все равно не замолчу! Теперь девиц берут в Училище, у тебя прекрасные способности мыслеслушательницы и небольшие – целительницы, так что учиться без разговоров!
– Дядя Аль, но ведь ты сам не хочешь ехать? Ты же думаешь, что найдешь клад Синих Гор и восстановишь поместье! Верно?
Снизу раздался хохот старого мыследея.
– Так вот зачем ты меня за руки хватала! Правильно говорят, что мыслеслушатели, как гнилые зеленчуки – ни тех, ни другие нельзя руками трогать!
Вот, значит, как слушают мысли – прикасаясь к человеку руками! Интересно живут мыследеи на Живом Огне!
– А что, может, и в самом деле есть этот клад, – продолжал старик. – Место здесь историческое, кто только в Синих Горах ни воевал, кто только ни жил, могли и клад закопать. Но учиться ты будешь все равно. Будешь вести хозяйство, а я пока научу тебя тому, что умею – целительству и внушению. Способностей к этому у тебя меньше, чем к мыслеслушанию, но тем нужнее обучение. Начнешь с наших путешественников. Девушка сдавленно пискнула.
– Ой! Дядя Аль, а может, не надо? Я их боюсь! Особенно того, большого, который молодой! Он такой огромный, просто чудовище какое-то! Лицо бледное, а брови широкие, черные, и глаза, будто угли…
Ну, вот и дослушался! Надо было вести себя прилично. Кто подслушивает, обязательно услышит гадости о самом себе, это в детстве каждому объясняют.
– То, что тебя пугает, всего-навсего ярко выраженная внешность повелителя вещей, – услышал Геранд голос мыследея. – Помнишь, что сказано у Хианиса Велебодского?
Вещей огромный повелитель
В те годы был в горах правитель,
Куда ни кинет черный взгляд,
Там искры к небу полетят…
– Но они же прокляты, их знания безнравственны!
Так это что же, здесь считают великую науку древности безнравственной? И как же при этом Геранд будет искать старинные механизмы и собирать сведения для выпускного трактата? Внизу старый мыследей сердито фыркнул.
– Ну, вот что, Сафи. Я – ученый, а не безграмотный трус, а потому не верю в этот вздор о проклятии и безнравственной науке. Наука – только средство, которым пользуются для познания мира, а как использовать познания – вот это уже вопрос морали и нравственности. Для нас же с тобой жестокости княгини Лидоры куда опаснее повелителей вещей! В общем, неси из кладовой головицу, и мы ее испечем целиком, тут даже не надо уметь готовить.
– А если я встречу кого-нибудь из повелителей на лестнице? – снова испугалась девушка.
– Вежливо поприветствуешь его, как приличествует княгине Сафиане Синегорской. Ступай!
Снизу потянуло дымом – видимо, старый мыследей взялся растапливать печь. Пора идти к ним, разобраться в том, чего он еще не знает, и, наконец, увидеть девушку Сафи с ее чудесным голосом. Где вещи? Ага, вот они, висят на стуле, и башмаки тут под стулом. Но рубашка уже не его, а другая, должно быть, хозяйская. А где серьга из подземелья рудоделов? И она здесь, в кармане новой рубашки, должно быть хозяева позаботились, а он еще их подслушивает. Он быстро оделся, и даже чужая рубашка пришлась впору, только немного коротковата. Ну вот, теперь можно идти. Может быть, взять с собой Мадора, ведь он и по возрасту, и по положению старший в их путешествии? Геранд подошел к сундуку, но Мадор перевернулся на бок и захрапел с новой силой. Ну, ладно, Геранд ему потом все расскажет, а теперь – вперед, пора вести себя прилично.
Глава восьмая. Выяснение отношений
Лестница была узкая. Плечи Геранда упирались то в стену, то в косые лестничные балки, деревянные перила трещали под рукой, а ступеньки скрипели под его тяжестью. Неудивительно, что девушке он кажется чудовищем! Впрочем, он и на Нимелоре выглядел крупным человеком, точнее, повелителем вещей. Хорошее старинное имя, не то, что прозвание «проклятых». Но если никого из его соплеменников здесь не осталось, то где же их города, книги, наука, любые следы их жизни? А может быть, клад Синих Гор – это их наследство? Вот бы найти его и во всем этом разобраться! Но если за прошедшие столетия никто его не нашел, наверное, это не так просто…
Эй, куда? Геранд подхватил мыслью пеструю картинку в деревянной рамке, сбитую со стены его разыгравшимися мечтами. Под картинкой обнаружилась синяя плесень, а рядом из щели между камнями проросли синие гибкие стебельки с золотистыми листьями. На втором ярусе виднелось окошко, затянутое чем-то твердым и прозрачным, как крылья летучего зверя семикрыла, и окруженное резным белокаменным наличником. Резьба на одной стороне была отбита, а на другой закрыта синими вьюнами. Похоже, старый мыследей возмущался не зря – в доме был полный развал. Может, подновить им резьбу? Геранд неплохо рисовал и вполне мог воспроизвести узор. Он собрал мыслесилу на пальцы и принялся постукивать по обломанным остатками резьбы. Камень сдвинулся под рукой, рассыпаясь в крошку, собираясь в складки и восстанавливая каменные листья. Новый камень Геранд, конечно, создать не мог, новая резьба наличника получилась более плоской, чем была старая, но получилось очень похоже.
Геранд спустился ниже. Синяя дверь, увитая очередным растением, приоткрылась, повинуясь случайному движению мысли. За ней оказалось темноватое помещение, заставленное большими корзинами, от корзин горьковато пахло хлебной щепой. На полках лежали ярко-желтые круглые плоды величиной с человеческую голову, разделенные каждый на четыре части бороздками. Поверх плодов, подозрительно перекосившись, лежал наподобие подноса перевернутый воинский щит из чего-то, похожего на кость. На полках справа в беспорядке были раскиданы старинные рукописные книги. Значит, здесь до сих пор переписывают книги от руки? Но как при такой деревенской отсталости они смогли победить вооруженных наукой повелителей вещей, проклясть их и изгнать с Живого Огня?
Лестница закончилась, внизу виднелась темная деревянная дверь с засовами и ушками для замка, окованная черным металлом, как у рудоделов. Перед дверью стояло ведро, а из него торчали серо-белые листья, увядшие, почерневшие цветы и скрученные синие стебли, все это шевелилось и фыркало. Геранд подошел ближе, и из ведра, осыпав его мокрыми разноцветными огрызками, с шумом вылетело что-то светящееся. Это еще что такое? Он замахал руками на светящееся существо, зверь сделал пару кругов над его головой, сел на плечо и забил коротким хвостиком, царапая коготками рубашку. Кто это и как он летает без крыльев? Может быть, у него такая мыслесила? Геранд осторожно снял зверька, посадил на перила и вышел из двери.
Сквозь синие высокие кроны пробивался золотой свет, деревья качались шумели под ветром, какие-то блестящие существа трещали на лету перепончатыми крыльями. Откуда-то повеяло незнакомым запахом, что это? Геранд завернул за угол дома-башенки. Две прочные двери из толстых досок виднелись в нижнем этаже дома. Черные засовы были закрыты, но земля под правой дверью подозрительно шевелилась. Еще один зверь? Через мгновение на свет показались копающие лапы с когтями, покрытая черной чешуей голова с тремя желтыми глазами, и наружу выскочило шустрое чешуйчатое и хвостатое существо длиною в руку. Увидев Геранда, существо запищало и оскалило зубы, как непослушный ящер. Да это и есть ящер, только маленький! Кажется, в «Неукротимом» говорилось что-то о ящерицах, которых на прародине держали в хозяйстве, для еды. Точно, это ящерица! Ящерица еще раз пискнула и убежала, под дверью снова показались бешено копающие лапы, и вылезла еще одна такая же и, остановившись перед Герандом, начала торжественно, не спеша откладывать яйца в ямку.
Это еще что такое? Одни разбегаются, другие продолжают свой ящеричный род! Надо навести порядок! Ловить убежавших и пугать эту мамашу он не будет, но других надо закрыть. Геранд перешагнул торжество материнства, мыслью выдернул из широких проушин один из засовов левой двери, руками пристроил его под правую дверь, перекрыв щель у земли, и привалил камнями. Все, теперь они не скоро смогут вылезти!
Но что там за левой дверью, удержит ли ее оставшийся засов, не убежит ли оттуда еще какая-нибудь скотина? Геранд повернулся налево, но было уже поздно. Дверь, вместе с засовом, слетела с петель, послышались невнятные стоны, переходящие в рычание, и на свет из темного проема выскочил иссиня-черный зверь с блестящей гладкой шкурой, скаля зубы и пытаясь стряхнуть дверь, насаженную на его огромные рога. Он сопел, рычал, стонал и взрывал землю когтистыми ногами, а ног этих у него было… четыре, шесть, восемь! Спина создания приходилась по пояс Геранду, округлые бока тяжело поднимались, он бил ногами в разные стороны, а черные глаза грозно косились на чужака. Да это же сказочный многоног, на них ездили и до сих пор, наверное, ездят! И он сейчас либо сам покалечится тяжелой дверью, либо покалечит кого-нибудь!
– Стой, стой! – Геранд бросился снимать дверь, удерживая мыслесилой и руками, но мощные рога крепко засели в пробитой двери. Зачем только Геранд снял засов с этой двери, надо было сначала посмотреть, кто там за ней! Но если он выпустил эту скотину, сам и вернет на место! Он потянул сильнее, многоног забил ногами и закрутился по двору, Геранд метнулся в сторону, а черный зверь отчаянно заревел.
Ну нет, так дело не пойдет! Геранд сосредоточил мыслесилу, уловил мгновение и крепко схватился за рога зверя, сдвигая мыслесилой с рогов доски и засов двери. Дверь затрещала, многоног снова заревел и дернул головой, пытаясь освободиться. Повиснув на рогах, Геранд пнул многонога в бок, но тут же получил сдачи когтистой ногой. Ах ты поганец, когтем по штанине, но не отпускать же его! Доска под нажимом мыслесилы затрещала, засов оторвался, и край двери вместе с Герандом обрушился на землю. Многоног победно заорал на весь двор, но Геранд подхватил мыслью следующую доску, подтянул к себе и снова повис на рогах. Вторая доска оторвалась легче, но многоног не давал снять дверь до конца, упираясь всеми ногами и цепляясь длинным гибким хвостом за ствол дерева. Щепки двери, кора и навоз летели во все стороны, наконец, Геранд мыслью сорвал остатки двери с рогов и снова получил удар когтями, на этот раз по руке. Многоног завопил так, будто ударили его самого, подскочил и принялся выплясывать по двору, выбрасывая в стороны все восемь ног. Ящерица, только что отложившая яйца, невозмутимо продолжала сидеть на них, не двигаясь с места. Он же и ее сейчас раздавит!
– Стой, Черный, стой! – крикнул женский голос, и из двери дома выскочила девушка в сером платье. Княгиня Сафи? Но эта скотина сейчас и ее покалечит! Геранд снова бросился на многонога и ухватил его за рога, тормозя ногами по камням и пыли. Многоног изогнулся, выворачивая голову и роя когтями землю, хвост бешено захлестал по блестящим черным бокам, но Геранд держался крепко. Девушка вскрикнула и испуганно отскочила за синие кусты у забора, в ужасе глядя вовсе не на буйного многонога, а на Геранда. Лицо у нее было круглое, с коротким носом и мягкими, слегка приоткрытыми, губами, глаза прозрачно-серые, а волосы – невероятно светлые и пушистые, заплетенные в две косы до колен.
Ох, как же опять неприлично вышло! Такая девушка смотрит, а он, обросший и грязный, пытается удержать за рога упрямую скотину. Многоногий зверь снова дернулся, пытаясь укусить Геранда, он ударил коленом в круглый бок и услышал голос старого мыследея.
– Держи его, уважаемый, только спокойно! И ты Сафи, успокойся, сейчас ты будешь учиться мыследеянию. Очень подходящий случай для обучения! Повторяй за мной, как можно спокойнее, как будто хочешь спать!
Тишина лежит на всем,
В тихом поле тихий дом,
Все спокойно, ясен день,
Ветер тих, прохладна тень…
Геранд посмотрел в сторону старого мыследея и остолбенел. Старик выглядел внушительно – рослый, грузный, в длинном узорчатом красном балахоне до щиколоток, с седыми кудрями до плеч и такой же седой бородой во всю грудь, он шагал неторопливым шагом, но дело было не в этом. В двух руках он держал кожаный ремень с колечками, еще в двух нес кусок хлеба и веревку, а двумя верхними помахивал, отбивая такт. У старого мыследея было шесть рук! Впрочем, ни девушку, ни многонога это не удивляло. Девушка выпрямилась за кустами и подхватила незамысловатый стишок.
– В мир молчание идет,
Добрый сон с собой ведет,
Не нарушится покой,
В душу ляжет тишиной.
Шестирукий старик, все так же не торопясь, подошел к многоногу и нанизал колечки сначала на один рог, потом на другой. Сунув конец ремня в руку Геранда, старик снова начал свой стишок, похлопывая по голове зверя обеими верхними руками. Хорошо здесь все-таки, спокойно. Геранд с удовольствием зевнул и разжал онемевшие от напряжения пальцы. И что он так разволновался? Вот же стоит смирная скотина с ремешком на рогах и не собирается никого калечить, лениво помахивает головой и безропотно бредет за старым мыследеем к черному стволу высокого дерева, а тот ловко привязывает многонога на веревку нижними руками, подсовывая ему в рот средней рукой кусок хлеба. Как это у него выходит справляться со столькими руками? Геранд зевнул еще раз, девушка посмотрела на него с удивлением. Какая необычная и как хороша! Таких длинных кос он еще никогда не видел, а прозрачно-серые глаза в окружении черных ресниц так ясны, что можно смотреть в них хоть целый день, не отрываясь. А у него и рукав порван, и рука в крови, даже неловко!
– Дядя Аль, подойди сюда! – дрожащим голосом позвала девушка, указывая на Геранда, он нехотя стряхнул с себя сонную одурь. Шестирукий с любопытством заглянул ему в лицо.
– А, так это я усыпил тебя вместе с многоногом! Полный успех!
Значит, все это устроил старик-мыследей? И красота девушки тоже от его мыслесилы? Почудилась в сонной одури или… да нет, не почудилась, девушка так хороша, что захватывает дух!
– Позволь представиться – преподаватель Училища Мыследеяния, что в Рошане, ученый брат Алевиовин Шестирукий! – продолжал старик. Геранд зевнул в последний раз и пришел в себя. Преподаватель какого-то училища? Значит он ученый-мыследей. Что там говорилось в «Неукротимом» о мыследеях, кроме упоминаний о кознях и злобе? Кажется, у них должны быть хвосты, но если у Шестирукого хвост и есть, его не видно под длинным балахоном.
– Расскажи и ты, уважаемый, кто ты и откуда? – продолжал старик, Глаза у него тоже были прозрачные, серые, хотя и не такие красивые, как у княгини Сафи.
– Помоги ему, дядя Аль, он не может… – проговорила она. Прозрачные глаза смотрели уже не со страхом, а с сочувствием. Ради такого взгляда Геранд был готов промолчать хоть целый день.
– Как это не может? – возмутился Шестирукий. – Я с ним целую осьмицу разговаривал, внушал пилейский язык! Это же не финнибиан! Пусть говорит! Выученная беспомощность ведет к полному отупению ума! В учениках это особенно ясно проявляется!
Геранд мрачно молчал. Целую осьмицу? Это он столько проспал? И чему его научили с помощью этого внушения? Впрочем, если он хочет увидеть науку предков и написать свой трактат, он должен говорить хотя бы на одном из языков прародины, каким бы способом его ни учили.
– Меня зовут Геранд, я прилетел со звезды Нимелор, – проговорил он медленно, сам удивляясь своим новым познаниям.
Знает ли мыследей, что родину Геранда можно увидеть только на ночном небе? Старик взмахнул четырьмя руками сразу.
– Невежество посрамлено целиком и полностью, мои догадки подтвердились! Вот откуда явились эти повелители вещей! И до сих пор называют свою родину так, как ее называли в старину здесь!
Родина? Но настоящая родина Геранда здесь! Во всяком случае, так говорит Мадор, и судя по «Неукротимому», так и есть! А что там спрашивает шестирукий старик?
– Как называется твой народ, уважаемый?
– Люди, – проговорил Геранд на родном языке, но только теперь понял, что похожее слово есть в том языке, которому его научил мыследей. Надо сказать Мадору! Где он, кстати? Как раз и руку поможет перевязать, а то болит очень, и кровь не останавливается.
– Я видел, как ты дверь без рук с рогов снимал, у вас все так умеют? Те, кто мыслесилой управляет вещами, в старину назывались повелителями вещей.
– Почему только в старину? – вопрос на чужом языке вырвался у Геранда сам собой, будто он всю жизнь говорил на нем. Вот, оказывается, какое обучение бывает у мыследеев, только бы это не было вредно людям!
– Потому что теперь из твоих родичей здесь никого нет. Должно быть, все улетели на ваш Нимелор.
Но до Нимелора долетели только тридцать первых переселенцев, а остальные что же, неужели погибли здесь или в пути?
– От них осталось что-нибудь? Дома, вещи, машины? – этот вопрос получился нескладным, но и на родном языке Геранд не знал, как его задать. Шестирукий посмотрел с сомнением.
– Никогда не видел и даже не слышал о них, – проговорил он. Значит, связи у Геранда в ближайшее время не будет, а о злополучном выпускном трактате лучше даже не вспоминать.
– А зачем они тебе?
Зачем? Лучше бы Мадор отвечал на такие вопросы! Ну, как тут скажешь? Чтобы потом вернуться сюда и здесь жить? Непохоже, чтобы здесь обрадовались потомкам тех, кого однажды уже изгнали и уничтожили.
– Я хочу их изучать.
– Ты исследователь? Что ты исследуешь, ученый брат?
Ученый брат? На Нимелоре тоже так обращаются, но только к настоящим ученым. Снова стало неловко, он же всего лишь студент…
– Работу машин.
– А твой спутник?
А это вообще объяснить трудно, если не врать, ведь Мадор ничего не изучает, просто хочет за свои деньги найти сокровища старой науки и истории, а потом переселиться на прародину.
– Историю нашего народа.
Кажется, ответ понравился Шестирукому. Мыследей кивнул, а Сафи смотрела уже не со страхом, а с жалостью. Похоже, она смотрит на его руку, которую разорвали когти буйной скотины. Правой верхней рукой старик сделал знак девушке.
– Сафи! Продолжаем! Вот тебе первый урок целительства – заживить раны на руке.
Она нерешительно посмотрела на старика.
– Дядя Аль, ты ведь мне поможешь? Ты когда-то говорил, что иногда соединяют мыслесилу…
– Соединить можно, только моя сила забьет твою, и получится, что лечить буду только я. Учись лечить сама.
Она протянула маленькую пухлую ручку к руке Геранда, повернула ее и осмотрела рану.
– Но тут же грязь, вымыть надо… – она замолчала и потянула его к каменной стене, подпирающей горный склон, из которого бил родник. Чистая вода лилась в каменную чашу, а потом переливалась и утекала под забор. Геранд и Сафи вымыли руки.
– Теперь действуй, – скомандовал Шестирукий. Сафи плотно прижала раны от когтей холодной мокрой ладошкой, и до Геранда донесся ее нежный, едва слышный голос.
– Жизнь приходит светлым даром,
Молодым мила и старым,
Не иссякнут жизни силы,
Не забудется, что было…
Она сжала его руку крепче, заговорила увереннее, будто поверила в свои силы.
– Воздухом, огнем, водой
Жизни вечно молодой
Восприми скорей дыханье,
Облегчи свои страданья…
Боль стала меньше, раны зачесались, а мокрая рука высохла и согрелась, но Сафи вдруг печально вздохнула и отпустила ее.
– Не выходит, дядя Аль…
– Что? – снова взорвался старый мыследей. – Как не стыдно, Сафи! Полное отсутствие целеустремленности! Вот что, давай-ка песню!
– Какую песню?
–Какую любишь! Надо, чтобы ты сосредоточилась!
В этом надо разобраться! Если пение собирает мыслесилу целителей, то и у повелителей вещей это может получиться!
Сафи запела своим тоненьким голоском – сначала вполголоса, потом все громче и увереннее.
– Огонек горит вдали,
Летом и зимой.
Где-то на краю земли
Ждут тебя домой.
Рука снова зачесалась и разогрелась, но теперь так сильно, что Геранд едва терпел. Ему представилась ровная нимелорская степь, вспомнился острый запах песка на дороге, черные вершины хлебных деревьев и золотистые огоньки далеких домов в сумеречной полутьме. Шумело в памяти море, шлепали лапами-корнями и шуршали песком подвижные нимелорские леса, мигали во тьме маяки на каменных причалах.
– Светит на небе звезда ,
Кто-то ждет любя.
Этот ясный свет всегда
Светит для тебя.
Сафи посмотрела на него снизу вверх. Что с ней? Ах, да, она же мыслеслушательница и держит его за руку, она услышала его мысли о Нимелоре!
– Огонек звезды ночной,
Как в ночи окно,
Может, это нас с тобой
Ждут уже давно.
Она закончила песню, и Геранд посмотрел на свою руку. Раны от когтей многонога и ссадины от двери полностью зажили, даже не чесались. Вот это мыследеи!
– Прекратить! Отпустите его! – загремело на весь двор на языке повелителей вещей. Шестирукий удивленно оглянулся, Сафи выпустила руку Геранда, а многоног завопил, пытаясь перекричать Мадора.
– Ты что делаешь, Геранд? – Мадор подбежал к ним, возмущенно сопя. – Ты хоть понимаешь, что это мыследеи?
– Меня лечат, и я жду, когда заживет.
– Их поганой мыслесилой? – крикнул Мадор.
– Это что такое? Полное отсутствие воспитания и манер! – взорвался Шестирукий на своем родном языке. – В княжеском доме так себя не ведут! Ты понял меня, почтенный путешественник?
Мадор охнул и замер с открытым ртом.
– Почему я понимаю их скотский язык, Геранд? Это они мне вбили в голову?
Да он что, с ума сошел? Можно не доверять незнакомым, можно с опаской относиться к мыследеям, но не хамить хозяевам дома! Сначала надо во всем разобраться и подумать.
– Они вылечили тебя и научили языку.
– Этот мохномордый вылечил? Ну и нечего с ним тут торчать, немедленно уходим!
Что он говорит! А старый мыследей, похоже, понимает …
– Зачем оскорблять, есть же достоинство хозяев… – пробормотал Геранд, ему было очень неловко говорить такое старшему родственнику.
– Они о достоинстве не имеют понятия! Это скоты с хвостами, они даже боли не ощущают! – Нахмурившись, он внимательно посмотрел в глаза Геранду. – Или ты из-за бабы уже предал свой народ? Так посмотри, с кем ты снюхался!
Мыслесила Мадора сработала в один миг. Широкая серая юбка с синей каймой взлетела, как от ветра, рванулась вверх, набедренная повязка упала. Сафи присела, прижимая к ногам юбку, но перед глазами Геранда уже мелькнуло то, что Мадор хотел ему показать – хвостик длиной не больше ладони.
