Юлия Мидатовна Аметова
Наследство огня
Глава шестнадцатая. Исход перворожденных
Сафи сняла с шеи ожерелье из голубых камней и положила на стол. На стене арсенала была видна долина и мертвые тела на ней – изломанные, с беспомощно раскинутыми крыльями. Войны с летунами бывали в Синих Горах и раньше, но Сафи никогда не видела войну вблизи. Вот как это бывает! Смерть, ненависть, гибель – страшно погибать от вражеской руки, но видеть гибель врагов тоже страшно. А когда-то было еще страшнее! Что если повелитель вещей своим древним оружием теперь начнет войну со всеми подряд? А она сама ввела его в это подземелье!
Запах гари и смазки повеял на нее сверху. Черные стволы огненных труб втягивались в окно на потолке, белые шары ложились ровными рядами в ящики на полках. Ученый брат Геранд бродил между полками, будто искал еще не испытанное орудие убийства. Взлохмаченная кудрявая голова наклонилась над большим серым ящиком, оттуда поднялось и поплыло над полом странное сооружение, похожее на белую открытую коляску с крыльями по бокам и какими-то поджатыми щупальцами снизу, но запрягать в нее никого не надо было, она летала сама. Летающая машина! Ну да, он же говорил, что изучает машины… ученый брат Геранд…Да какой он ученый! Ученый – мирный человек, а это настоящий проклятый! Не надо Сафи с дядей здесь быть, надо немедленно уезжать в Рошану, может быть даже надо предупредить королевских воевод! Пусть она опозорена предательством, но Торик прав – какое бы ни было пятно на чести, нельзя делать его еще больше! Где дядя Аль?
Алевиовин Шестирукий, у которого теперь было две руки, стоял рядом и с интересом оглядывался вокруг. Сафи подбежала и схватила дядю за руку. «Да, повоевали мы сегодня, – вздыхала его мысль. – Тридцать лет я на войне не был, а вот на старости лет снова пришлось воевать, теперь уже за Синие Горы. Много летунов полегло, но они бы нас тоже не пожалели. Плохо все, с какой стороны ни посмотри, но это война. Что же, теперь вместо Горианта будет править его сын, летун спокойный и разумный, не в пример отцу. А вот что будет в Пилее после гибели княгини Лидоры, пока неясно, у нее детей нет. Хорошо, что ученый брат Геранд быстро разобрался в этом оружии! Да и во всей этой науке было бы хорошо разобраться. Вот этот кристалл, скажем…»
Так значит, дядя не считает ее предательницей? Но как во всем этом разобраться? Что же это происходит? Сафи услышала шорох и поскрипывание, это дядя и повелитель вещей выкатили из угла еще одну тележку. Она стояла в углу, и на ней лежал огромный, мерцающий всеми оттенками розового и фиолетового цвета, кристалл высотой до пояса стоящему человеку.
– Что это за камень, ученый брат Геранд? – дядя разговаривал с повелителем вещей, как будто ничего не случилось. – Для чего он?
– Для собирания мыслесилы, – отвечал повелитель вещей своим гулким голосом. – Но я никогда не видел таких больших.
Сколько раз она слышала этот голос сегодня, и всякий раз это было спасение! Как ей все-таки не стыдно! Слушать голос врага и считать его приятным! Но враг ли он? Этого никто не знает.
Она протянула руку к мерцающему кристаллу, и ее рука столкнулась с рукой Геранда. Ой, о чем это он думает! Язык почти непонятный, но такая в этих мыслях печаль, такое мучение, вот как у нее самой! А вот и радость, и успокоение… Нет, его мысли ее не касаются, и вообще это неприлично, слушать мысли можно только для исцеления! И он так же смущен, как она, и его волнение все сильнее! А может быть, он ее любит? Ведь в «Нире и Хозяине Гор» Хозяин Гор был наверняка повелитель вещей, и он любил Ниру! Нет-нет, какая любовь, какие мысли? Надо бежать отсюда в Рошану и звать на помощь!
– Сафи, послушай-ка вот на этом кристалле, что там найдется? – заговорил дядя Аль. Нет, ну почему он так спокоен, неужели не боится? Старинное оружие в руках повелителя вещей – это же страшно! Но если она сейчас откажется, повелитель вещей все поймет. Нет, этого допустить нельзя! Сафи старательно повторила вслух то немногое, что нашла, но из этого стало ясно только то, что у кристалла нет какого-то «соединителя» и взять из него мыслесилу не удастся.
За кучей ящиков со взрывающимися шарами нашлось еще одно чудо – белая блестящая бочка, закрытая с обоих концов, только растрепанные красные волокна торчали из них по два, на расстоянии ладони. Мысли на ней попадались только кровожадные – о взрывах гор или разрушении города. Должно быть, она тоже должна была взрываться.
Сафи наскучило заниматься орудиями убийства, да и естественные надобности уже давать о себе знать. Она подошла к двери арсенала и толкнула, но дверь не поддалась. Геранд подошел, приложил ладони к створке, но ни рукам, ни мыслесиле дверь не поддалась. Дверь заклинило после взрывов, и теперь они были заперты. Единственным выходом осталось окно в потолке.
Геранд забрался в крылатую машину, взялся за белые ручки впереди и замер, глядя вверх. Квадрат синего неба начал расти, стали видны золотистые облака. Белая машина тихо зажужжала, приподнялась над полом и вылетела в него, блеснув крыльями. Куда полетел повелитель вещей? Может, он их тут нарочно оставил одних? Сафи посмотрела на дядю, но Шестирукий рассматривал какие-то белые волокнистые нити, которые висели между серым ящиком и серым железным сундуком.
– Дядя Аль! Не трогай, а то что-нибудь вылетит!
– Безобразие и полное отсутствие образования! Здесь работать может только тот, у кого есть способности повелителя вещей.
– Значит, только жители Нимелора?
– Или потомки повелителей вещей, которые живут у нас.
– А разве они не все погибли?
Дядя по привычке взмахнул руками, но теперь их было только две, и выглядело это как-то непривычно.
– Вреднейшее заблуждение! Невозможно бесследно уничтожить целый народ, хотя в свое время для этого было сделано все. Скажем, родоначальником княжеского рода Нагорного Рошаеля был именно повелитель вещей по прозвищу Пеарн Чернобровый. Как я могу предполагать, прозвище весьма точно изображало его внешность.
– Ой, точно! Так и в книге сказано!
Не было в мире чернее очей,
Не было взгляда суровей,
Грозно на Ниру глядит чародей,
Хмурятся черные брови.
– Да что же это такое! Я тебе об истории, а ты мне снова о выдумках! – рассердился дядя. Мелькнули белые крылья, и улыбающийся Геранд выскочил из крылатой машины. Алевиовин Шестирукий посмотрел на него.
– А можешь ли ты отвезти нас в Рошану, ученый брат Геранд?
Улыбка исчезла, но через несколько мгновений они уже летели над долиной, и ветер трепал их волосы, как утром, когда Сафи сидела на спине дракона. Повелитель вещей крепче сжал белые ручки, и ветер вдруг прекратился, будто поднялась невидимая стена, даже птицы отлетали от нее, отброшенные ударом.
– Силовая завеса, – сказал Геранд, делая круг над окном в арсенал. Оно закрывалось, повинуясь его мыслесиле, и вскоре стало совсем незаметно, покрытое камнями.
– Не разглядеть, – подтвердил, глядя вниз, дядя Аль. – Да и кто будет смотреть, разве только летуны прилетят забирать своих покойников…
Убитые летуны почти сплошь покрывали землю и скалы вокруг подземелья. Похоже, с людьми было бы то же самое. Но как же им всем удалось победить повелителей вещей в старой войне? Что тогда случилось?
Судя по облакам, теперь был первый час вечера, солнце только еще начинало клониться к закату. Может, попросить ученого брата Геранда залететь в Синие Горы, чтобы собрать вещи? Или он враг, и его просить ни о чем нельзя? Детские какие-то вопросы, но без них и взрослой жизни не получается. Деревенские домики и серая башенка Синих Гор были хорошо видны на фоне темного черно-синего леса, покрывающего склон. Дорога белой лентой убегала в темно-синие кудрявые заросли под горой, а дальше виднелось что-то странное и даже попросту страшное!
Вместо Безымянной горы, из-под которой утром вылетали серебряные ленты, поднималась бесформенная, шевелящаяся и гремящая, черно-зеленая туча. Туча мерцала золотыми искрами, вздувалась, росла и заслоняла небо, но из чего она состояла, невозможно было понять. Она покрывала собой горы и скалы, выползала на обрывы и падала в степь. Ровный грохот не умолкал ни на мгновение, а из-под основания Безымянной горы, как родник из-под камней, бил источник этого зеленого, клубящегося мрака.
Потоки зеленого вещества извергались из-под земли, поднимались по склонам и растекались по дороге. То и дело в небо взлетали брызги и сгустки чего-то темного и явно живого. Сгустки дышали и шевелились, сливались и распадались на части, они поднимались все выше над горой, а туча под ними не редела. Золотистый туман окружал ее, золотом отсвечивали ее края, золотая река текла по степи впереди зеленого потока.
Геранд повернул машину вправо, к Синим Горам, но зеленые клубы вытянулись в длинный язык и растеклись по склону горы, накрыв усадьбу до самой крыши.
– Что это, ученый брат Алевиовин? – проговорил Геранд, крепче ухватившись за ручки машины.
– О таких существах я даже не читал, нигде не упоминаются даже, полное неведение! – уверенно сказал дядя. – А этот золотой поток – определенно живой огонь!
– Живой огонь? Но это же давно было, и только один раз… – проговорила Сафи.
– Полное невежество! И не только у тебя! – отрезал дядя Аль. – Все начитались молитв и легенд, и думают, что все перворожденные родились в один день. Ничего подобного, еще перед войной с повелителями вещей был исход полосатых горюнов! Больше, правда, с тех пор исходов не было, но то, что мы видим сейчас, это определенно исход!
Ну и перворожденные! Лучше бы такие не рождались! Зеленая туча вставала стеной, вершины деревьев дрожали, будто перед бурей. По дороге разливался густой золотистый поток, над ним поднимался пар, а следом текла река зеленых шевелящихся шаров, то раздувающихся, то сжимающих бока, дышащих и толкающих друг друга.
Повелитель вещей направил летучую машину правее потока, Сафи смотрела поверх крыла – живой огонь закручивался воронками и вихрями, зеленый поток вздувался и бурлил, заливая лес до самых вершин. Геранд заставил летучую машину немного снизиться. Из темного бурлящего потока вырвались несколько круглых зеленых брызг и подлетев к машине, рванулись ей навстречу. Живые! Сафи отшатнулась, дядя вцепился в кресло, на котором сидел.
Зеленые кожаные шары ростом с человека, покрытые буграми и впадинами, блестели от золотистой жидкости, то поднимаясь, то опадая, как тяжко дышащая грудь. Бугры превращались в воронки или выпускали короткие толстые щупальца. Щупальца тянули к воронкам ветки и листья, а те жадно раскрывались, как черные глубокие рты и проглатывали еду, хлюпая зеленой слизью. Из складок кожи между буграми глядели бесчисленные черные глаза, разглядывая людей так, как будто считали их своей добычей.
Не говоря ни слова, Геранд развернул машину назад, к подземелью повелителей вещей. Кажется, сейчас можно было надежно укрыться только там. Зеленые существа напирали на крылатую машину, и им мешала только невидимая защита, которую повелитель вещей называл силовой завесой. Они прижимались к ней воронками, как будто пытались всосать в себя, и когда это не получалось, вцеплялись друг в друга. Более крупные хватали щупальцами тех, кто помельче, и с влажным хлюпаньем втягивали их в свои воронки. Раздувались зеленые бока, текла темная слизь, перворожденные поедали друг друга.
– Да это живоглоты какие-то! Ничего не соображают, друг друга жрут! От чего только такие получаются! – проворчал дядя Аль. Сафи молчала, не в силах выговорить ни слова. Только бы выдержала эта самая силовая завеса!
Машину тряхнуло, что-то ударило по ней снизу, она провалилась, будто в яму, но потом резко рванулась вверх, и четыре живоглота отлетели в разные стороны. Сафи вскрикнула, но увидев мрачные глаза повелителя вещей, зажала себе рот. Ну конечно, это Геранд нарочно трясет машину, чтобы избавиться от этой гадости! Но машина сейчас перевернется! Геранд снова сжал руки на белых ручках, выше правого крыла сверкнуло пламя, и обожженные живоглоты полетели на землю.
Крылатая машина рванулась вперед, оставляя живоглотов позади, но новые волны врагов снова догоняли ее. Тяжелые шлепки круглых мягких тел сотрясали машину, сосущие, чмокающие звуки заглушали все другие звуки. Потоки огня жгли живоглотов, но их не становилось меньше. Как же выходить, когда силовую завесу надо будет снять? Ах, о чем она думает? Для того, чтобы выйти, надо сначала долететь, а туча страшных зеленых шаров становится все больше!
– Сафи, надо послушать, соображают ли они!
Что придумал дядя, где она будет слушать мысли этих чудовищ?
– Сядь на пол и слушай на дне, я видел, как они присасывались снаружи.
Сафи посмотрела на Геранда, и повелитель вещей молча повел машину ровно по прямой. Сафи осторожно сползла на пол, села рядом с его ногой и прижала руки к полу. Волны удовольствия и гнева попеременно проникали в ее сознание. В них не было ни раздумий, ни сомнений, волны не становились сильнее или слабее. Только отчаянная тоска и тупое удовлетворение, похожие на чувства голода и сытости, а временами – неистовая злоба, не находящая себе выхода. Но вот промелькнул смертельный страх, как было бы хорошо узнать, чего они боятся! А вот рядом – довольное спокойствие.
– Они не думают, только чувствуют, и то самое простое – голод, сытость, злость, удовольствие, – сказал она, снова садясь на скамейку. – Но напугать или отогнать их можно.
Под крылом машины мелькнула крыша синегорской усадьбы. Златоцветы стояли без листьев, как в разгар зимы, а посреди двора белели кости – все, что оставалось от многонога. Возле родника сидел живоглот и объедал траву. Вместо кустов чешуйника виднелась бугристая, шевелящаяся черно-зеленая масса – должно быть, живоглоты дрались там за еду.
– Да, внушать без усиления таким тяжело – соображения у них мало, а их самих очень много. Но откуда они взялись? Неужели новое место исхода? Этого не было почти тысячу семьсот лет…– проговорил дядя Аль. – Ученый брат Геранд, если можешь, дай мне несколько камней для усиления мыследеяния, когда мы прилетим.
Повелитель вещей кивнул, его взгляд не отрывался от огоньков, загоревшихся на концах ручек. Должно быть, огоньки означали что-то плохое, потому что в его лице появилось что-то отчаянное. Они были уже недалеко от полосатой скалы, но машина летела все медленнее, и живоглоты начали догонять улетающую от них добычу.
– Геранд, что случилось? Почему мы так летим? – тихонько спросила Сафи.
– Кончилась мыслесила, – сдавленным голосом ответил он. Голос повелителя вещей был такой, будто он держал что-то тяжелое. – На моей летим.
Сафи стало страшно. На его мыслесиле, а он сегодня не ел! Дядя Аль говорил, что мыследей-целитель должен поддерживать свои телесные силы едой, чтобы мысленной силой спасать больных, у повелителей вещей, наверное, тоже так. Что же делать?
– Сафи, слушай внимательно. – услышала она голос дяди. – Вместе со мной передавай мыслесилу Геранду, возьми его руку и передавай, что сможешь, пока не долетим до подземелья.
– В поле светлый огонек –
Ждет нас дом родной,
Сколько б ни было дорог,
Все ведут домой…
Живоглоты навалились на невидимую завесу, воронки чмокали над самым ухом. Сафи ухватилась за твердую руку повелителя вещей.
– Светит ясный огонек,
К дому нас ведет.
Будет путь твой недалек,
Если кто-то ждет.
В подземелье их никто не ждал, но оно уже казалось родным домом, и до него надо было долететь, дойти, добраться во что бы то ни стало! Полет машины выровнялся, она прибавила скорости. До скалы, прежде бывшей рампером, осталось не больше половины перехода. Геранд вцепился в белые ручки, Сафи чувствовала, как у нее кружится голова от усталости.
Вот уже скала совсем рядом, живоглоты ползают по кустам, и там, где они проползли, не остается ничего живого. Машина грузно села на землю, Геранд приподнялся, глядя поверх крыла, и квадратное окно в арсенал открылось. Живоглоты напирали на завесу со всех сторон. Дядя встал во весь рост в машине.
– Бери девочку, ученый брат Геранд, и прыгайте вниз. Я удержу их внушением.
– Но ты сам говорил, что таких глупых не удержать! – крикнула Сафи.
– Молчи, выхода нет! – прикрикнул мыследей.
– Прыгнем вместе! – Повелитель вещей тоже встал, слегка наклонив голову – завеса, которую он поддерживал своей силой, еще держалась. Окно в камнях раскрылось больше, Геранд крепко обхватил Сафи и мыследея, прижав к себе.
– Снимаю завесу!
Он прыгнул, увлекая за собой обоих, подтолкнул Сафи, и она плавно полетела с высоты в темную глубину. Наверху послышался вскрик, возня, страшное мокрое чавканье…
– Отпускай меня, Геранд, прыгай! Они не слушаются! – закричал Алевиовин Шестирукий. Четкую речь сменил дикий крик, Сафи с размаху ударилась о черный пол арсенала и потеряла сознание.
Когда Сафи открыла глаза, светлого оконца в крыше уже не было, а на полу вокруг нее подсыхали остатки зеленой слизи и лужица чьей-то крови. Где дядя, где Геранд? Ах, вот он! Повелитель вещей, держа на весу обмотанную рубашкой левую руку, правой держался за белую ручку на столе и что-то приказывал подземелью, шевеля губами. А дядя, куда он делся? И кто кричал, когда Сафи прыгала в арсенал? Неужели… Слезы застилали глаза, ноги подкашивались, Сафи с трудом встала и подошла к Геранду.
– Где дядя Аль, что с ним? Он жив? Или…
Повелитель вещей не отрываясь, смотрел на стену, где шевелилась зеленая живая масса. Густые брови сдвинулись, рот приоткрылся, шумно дыша.
– Он не… они схватили… – хрипло проговорил он, не отрывая глаз от стены, потом повернулся и посмотрел в лицо Сафи. – Упал и погиб…я не удержал…
Он снова повернулся к стене, кривя рот от отвращения. На ней слившиеся в шевелящийся клубок живоглоты рвали на части друг друга, а из воронки одного из них виднелся край дядиной красной хламиды. Сафи стало трудно дышать, слезы полились по щекам, из горла вырвались какие-то хриплые звуки. Нет, нет, как же это? Наверное, дядя Алевиовин просто бросил им рукав, а сам он сейчас найдется, ему надо только переждать, пока Геранд не прогонит живоглотов каким-нибудь огнем! Но повелитель вещей только растерянно смотрел на стену, где чудовища рвали в клочья тела мертвых летунов и обсасывали кусты, заливая все вокруг себя зеленой слизью. Чавканье и чмоканье заглушали все звуки долины. Туча двигалась по земле, и за ней не оставалось ничего, кроме слизи. Нет, здесь не смог бы выжить никто, кроме самих живоглотов! А дядя так и не успел пожить, наконец, с двумя руками!
Картинка погасла – должно быть, живоглоты испортили следящий шар. Сафи почувствовала, что снова теряет сознание, но Геранд подхватил ее, пачкая и без того грязное платье кровью. Что у него с рукой? Наверное, ее надо лечить! Сафи мгновенно пришла в себя и размотала рубашку на руке повелителя вещей. Рана была какая-то странная, будто кожу содрали с руки широкой полосой от запястья до локтя. Но это же от присоски живоглота! Как он вообще еще стоит на ногах! И у них совсем нет еды, чтобы восполнить силы!
– Воздухом, огнем, водой
Жизни вечно молодой…
Голос сорвался, ноги Сафи задрожали, голова закружилась, и только руки Геранда помешали ей упасть снова.
– Возьми камни, – проговорил он. Ожерелье из голубых камней поднялось со стола и повисло перед ее лицом. Сафи надела его и снова взялась за раненую руку.
– День идет, и ночь уходит,
Время лечит, пятна сводит…
С камнями сил хватило не только на то, чтобы унять кровь и вырастить новую кожу на раненой руке – она и сама как будто поела и отдохнула. Что за сила скрыта в них? Что они такое? Этого даже дядя не знает…То есть, не знал… Дяди нет, и теперь у нее никого не осталось! Нет, какие-то родственники в Рошане есть, но она их даже никогда не видела! Что ей делать теперь, куда идти? Но если честно, то пока наверху живоглоты, она вообще ничего не может сделать, кроме как погибнуть в их прожорливых воронках! Но куда она идет сейчас? Сафи даже не заметила, как это произошло. Поддерживая, Геранд подвел ее к столу усадил на ящик, а сам снова взялся за белые ручки на столе. Сафи уже не плакала, но не могла думать ни о чем, кроме живоглотов. Дядя Аль сказал, что это исход, что золотой поток, текущий по дороге в долину, это живой огонь, но тогда…
–Геранд, а если живоглоты действительно перворожденные?
Геранд дал подземелью какую-то команду, и на стене появился чертеж, который она уже видела в зале. Да, вот Безымянная Гора, вот проход под ней и выход наружу… А вот ярко-красное кипение в подземных ходах под Безымянной и золотистые выплески наружу. Это они, живоглоты, те, кто отнял у Сафи все! И они определенно перворожденные, а Безымянная – место исхода.
Геранд всматривался в чертеж, будто искал там надежды и совета, и Сафи поняла – он так же напуган, как она. А кто не испугался бы, когда бессмысленные скоты грозят сожрать все вокруг! И вдруг, будто получив, наконец, совет, повелитель вещей взялся за белые ручки на столе и начал отдавать беззвучные команды.
Огненные трубы выдвинулись со своих мест и поднялись к потолку, взрывчатые шары встали в цепочку, готовые к бою. Окно открылось, и огненные струи, прорезав толщу зеленой тучи, рванулись вверх. Шары полетели за ними, один за другим вылетая из окна и взрываясь прямо над ним от прикосновений живоглотов. Изображения, переданные следящими шарами на стену, становились все более неразборчивыми и мутными, как будто шары со всех сторон покрывались слизью. Золотые лучи огня метались по зеленой туче, прорезая в ней окна, но те мгновенно затягивались новыми живоглотами.
Чертеж был все еще на стене, красное кипение в углу не утихало, Безымянная извергала новых перворожденных, и этому не видно было конца. Трубы жгли зеленую тучу огнем, белые шары вылетали и взрывались один за другим. Наконец, огонь одной из черных труб побелел, стал слабее, будто спрятался от живоглотов, и пропал совсем. За нею последовали все остальные трубы, а потом кончились шары. Живоглоты уже давились в окне, пытаясь пробраться внутрь, и Геранд закрыл его. В подземелье начал мутнеть и меркнуть свет, картины на стенах побледнели и расплылись, Сафи встала с ящика.
– Что нам делать? Может быть, позвать драконов? Они же смогут сжечь их своим огнем, у короля Пеора почти пятьсот драконов-воинов!
Геранд смотрел на гаснущий чертеж горы.
– Нет, это не поможет, надо перекрыть им выход.
Сафи тихо вскрикнула.
– Прекратить исход перворожденных? Геранд, но ведь исход – это воля святого Огня, об этом никто ничего не знает, это божественное…
– Божественное – в живоглотах?
Он прав, в них нет ничего божественного, скорее живоглотов породила та самая тьма преисподняя, чьим именем бранятся!
– Дядя Аль говорил, что божественность Огня – это человеческая выдумка, – сказала Сафи. – И живой огонь из священных книг – это вообще не огонь, а жидкость такая, явление природы…
– Мы сами сегодня видели эту жидкость, и я взорву то место, откуда она течет, – объявил Геранд решительно.
– Но снарядов уже нет, и огня нет, и вообще ничего нет, а там такая сила…
– У нас есть кристалл!
Прекрасный розово-лиловый кристалл подкатился к их ногам на тележке, выполняя мыленный приказ. Поврежденное летунами и осажденное живоглотами, подземелье было еще живо. Но ведь, кажется, на кристалле были мысли о том, что взять из него ничего нельзя? Белый снаряд, похожий на бочку, подплыл к ним и опустился на пол рядом с кристаллом. Здесь тоже что-то было не в порядке… Сафи почувствовала, как холодеют от страха руки и ноги.
– Что ты хочешь сделать, Геранд? Разве они могут работать, там даже твои… родственники не смогли ничего сделать, я слышала следы мыслей! И как ты будешь взрывать гору, ведь крылатая машина разбилась, а что еще туда долетит? Может, они уйдут из нашей долины, и тогда мы выйдем, ведь даже в книгах об исходах перворожденных сказано, что исходы заканчиваются, а потом живые существа размножаются… Ой!
Сафи остановилась, пораженная мыслью.
– Они же будут еще рождать живоглотов!
– Они уже рождают, но гору все равно надо взрывать, – Геранд показал в угол мутной картины на стене. Крупный живоглот извергал из себя одного за другим свои мелкие подобия и накрывал своим телом, стремясь защитить от соседей. Несколько новорожденных живоглотов все же послужили едой ненасытным взрослым, но большая часть уцелела под брюхом родителя. А долго ли они растут – может быть, так же быстро, как едят? Тогда они уничтожат все живое!
– Но как ты взорвешь?
– Я точно не знаю, но читал в книге… – он проговорил что-то на своем языке, наверное, название. – Там стихи были про силу земную, это мыслесила, в древности ее пропускали через себя. У кристалла нет соединителя, я буду вместо него.
Сафи в ужасе посмотрела на кристалл. Такой большой! Как же такая сила пройдет через одного человека, то есть повелителя? Он же умрет! Он готов отдать свою жизнь за жизнь тех, кто живет здесь, на чужой ему земле, а она ничем не может помочь!
– Не надо, это опасно!
– Мы не можем ждать, пока нас съедят!
Он начал собирать и сплетать висящие повсюду белые волокна.
– Через них пропускают мыслесилу, у нас на Нимелоре тоже такие делают, из живорастений. И мыслесилу тоже берут у живорастений, на Нимелоре из них целые леса. Живорастения сплетаются лапами, подвижными корнями, телами даже, по такому лесу нельзя пройти. В них ставят кристаллы, похожие на этот, но небольшие, и в них собирают мыслесилу.
Сафи представился лес из странных существ, сплетающихся лапами, но думать об этом не хотелось. Как сейчас вообще о чем-то думать? Повелитель вещей сплел из белых волокон какую-то сеть, накинул ее на кристалл, а на концах сделал петли для пальцев. Такие же петли он связал с красными разлохмаченными волокнами на торцах снаряда-бочки.
– А как бочка пролетит мимо живоглотов?
– В учебнике военного дела сказано, что она будет очень горячая, когда полетит. В общем, она их прожжет.
Он сел на пол между снарядом-бочкой и кристаллом, продел пальцы в петли и замер, сцепив руки и сосредоточившись на какой-то мысли. Нет, это опасно! Может быть, еще не поздно его остановить?
Было уже поздно. Кристалл замерцал, в его глубине заколебался разбуженный свет и залил все грани переливами розового и лилового света. Свечение становилось ярче, картины и чертежи на стене окончательно исчезли, свет в арсенале погас. Белая бочка приподнялась над полом, засверкав красными волоконцами на боках, от нее повеяло жаром. Геранд крепче сжал руки, его лицо мучительно исказилось, а по белой сети побежали отблески лилового огня. Сияние кристалла померкло, он едва мерцал, но на волоконцах бочки вспыхнул яркий свет и бочка, сорвав петли с руки Геранда, со свистом рванулась вверх, в открывшееся на мгновение окно.
Геранд упал рядом с едва мерцающим кристаллом. Тело изогнула судорога, он рванулся, будто хотел освободиться, и замер на полу, страшно оскалив зубы, сжав кулаки и закинув назад голову. Что с ним? Умер? Нет, не может быть, чтобы еще и он!
Сафи бросилась на колени рядом с повелителем вещей. Петли сети еще опутывали пальцы одной руки, Сафи начала их снимать, разгибая сжатый кулак. Рука была горячая, но жив ли он еще? Она прижалась ухом к его груди – сердце билось медленно и слабо. Что с ним? Определить она не могла, да и времени не было. Как учил дядя Аль? Когда целитель не может точно определить болезнь, он должен начать с общего укрепления сил, отдав часть своей мыслесилы. Но чем укреплять, когда у нее уже теперь кружится голова от голода и усталости? Может быть, опять помогут камни? Ожерелье по-прежнему висело у нее на шее.
– Воздухом, огнем , водой
Жизни вечно молодой
Восприми скорей дыханье,
Облегчи свои страданья…
Она приподняла голову Геранда, погладила по щеке, и лицо расслабилось, страшный оскал сменился сонным выражением, голова склонилась набок. Сафи ухватилась за камни одной рукой, другую приложила к груди Геранда. Будь что будет! Он отдал все, что у него было, и подземелье своих предков, собственную свою жизнь ради тех, кого даже толком не знал. А она еще рассуждала, не будет ли предательством помощь ему. Не будет! И она поможет, а если не сможет помочь, и повелитель вещей не выживет, зачем тогда ей оставаться на свете совсем одной?
– Пусть надежно будет слово,
Не вернутся беды снова.
Не иссякнут жизни силы,
Не забудется, что было…
Сафи бормотала слова заклинания, пока у нее не закружилась голова. В глазах потемнело, кристалл угас, и она упала без чувств.
