Эл М Коронон
Элохим
Пожилой араб, в свою очередь, поинтересовался, откуда они и, узнав, что из Иудеи, сказал:
– Иудеев тут не любят. А вы приехали с ночевкой?
– Нет, а что?
– Не советую вам ночевать здесь.
Элохим заметил, как пожилой араб тревожно посмотрел туда, откуда они только что пришли. Он обернулся и увидел недалеко на углу скопление молодых арабов. Они делали вид, будто разговаривают между собой. Среди них Элохим узнал того парня, который первым вышел им на встречу. Ему стало ясно, что они все время шли следом.
Пожилой араб приблизился к Элохиму и тихо сказал:
– У меня дочь таких же лет. Понимаешь? Как бы это сказать? Неловко даже. Но у нас еще сохранился обычай насиловать иноземцев в первую ночь. Как когда-то в Содоме.
Слова араба прозвучали совершенно неожиданно. Не то что Элохим не знал об этом мерзком обычае. «Содомитское гостеприимство» ему было известно из Торы. В самой Иудее подобное происшествие последний раз случилось тысячу лет назад в дни последних судей, когда сыны Вениаминовы в Гиве изнасиловали наложницу одного левита-пришельца. Элохим думал, что этот обычай давно изжит на Востоке.
– У вас еще есть время до наступления ночи, – предупредил его пожилой араб.
Элохим поблагодарил его, и они двинулись дальше в сторону площади.
– Дада, а что он сказал?
– Предупредил насчет мразей, которые плетутся за нами. Только не оглядывайся. И не волнуйся.
– Хорошо, дада.
На площади у источника местные девицы, в черных абайях[81] и укутанные с головы до ног в черные хиджабы, наполняли свои кувшины водой.
– Адда, постарайся не задерживаться.
– Хорошо, дада.
Девицы расступились и пропустили их вперед. Они слезли с коней. Одна арабка набрала воду в глиняную чашу и подала ее Мариам.
Тем временем молодые арабы, шедшие следом, появились на площади. Их теперь было намного больше. У каждого из них за поясом торчал кривой бедуинский кинжал. Нельзя было терять времени.
Элохим быстро посадил дочь на коня.
– Держись рядом! – сказал он, вскочив на своего коня.
– Хорошо, дада.
Элохим оглянулся кругом. От площади расходились три улицы. Одна шла на восток, откуда они пришли, и теперь ее перекрывали кадесские парни, другая – на юг и третья – на запад. Не задумываясь, он выбрал вторую улицу. Однако парни опередили их и преградили им путь.
– А что уже уходим? – с ухмылкой спросил тот рябой парень, который первым в Кадесе вышел им навстречу. Развязность тона придавала его ухмылке зловещую наглость.
– Оставайтесь! – сказал другой парень. – Будьте нашими гостями!
Все громко заржали.
– Я первый! – вдруг воскликнул один из парней, подняв руку.
– Закрой пасть! – отрезал парень с рябым лицом, ударив того по руке. – Кто их первым увидел!? Я!
– Ты был первым в прошлый раз, – возразили ему хором.
Тот ответил действием, внезапно взяв коня Мариам за узду. Конь, недовольно фыркнув, попятился назад. Парень пошатнулся, но устоял на ногах, крепко вцепившись в узду.
– Тихо! Тихо! – сказал он, похлопав коня пару раз по шее.
Конь недовольно дернул головой.
– Красивый конь! Как хозяйка!
В его глазах больше не было слащавого блеска. Теперь ими он пожирал Мариам.
– Прочь с дороги! – спокойно сказал Элохим.
– Что ты сказал!? – огрызнулся парень и, поймав холодный пронзительный взгляд Элохима, невольно отпустил коня, но тут же ухватился за кинжал. Как бы по команде другие парни также выхватили свои кинжалы.
– Что он сказал? – переспросил еще кто-то.
– Не расслышали, – ответили другие.
Как свора диких собак парни обступили коней Мариам и Элохима со всех сторон. Элохим оглянулся. На площади кроме них уже никого не было. Девицы, почуяв неладное, исчезли.
– Слезьте с коней по-хорошему, – предложил угрожающе рябой, – не сделаем больно. Обещаю. Только побалуемся немножко и отпустим. И вам хорошо, и нам хорошо.
Элохим привстал на стременах, как бы собираясь спешиться, но вдруг резко поднял коня на дыбы и еще в воздухе вынул меч из ножен. Конь и меч опустились вниз одновременно. В мгновении ока голова рябого парня слетела с плеч. Все разом ахнули и отпрянули назад.
– Он убил его! – крикнул кто-то.
Элохим подстегнул обоих коней, ударив их плашмя мечом по бедрам. Кони рванулись вперед. Вся свора ринулась вдогонку. Конь Элохима задними копытами лягнул кого-то по лбу и отбросил назад. Другой парень успел прыгнуть на коня Мариам, но не успел схватить ее руками. Откуда-то стрела со свистом вонзилась ему в затылок и вышла из горла. Моментально он свалился с коня. Просвистело еще несколько стрел. Одна из них поцарапала Элохиму бедро. Другая попала прямо в ухо тому, кто, ухватившись за стремя, норовил прыгнуть на Элохима.
– Галлы! – дико завопил кто-то.
Элохим обернулся и увидел всадников в черном с красной повязкой на лбу, ураганом влетающих на площадь с западной улицы. Со всей силы он еще раз подстегнул коней, и они ринулись прочь с площади.
На первом перекрестке они скрылись за углом и сразу же свернули на следующую улицу. Было слышно, как галлы пронеслись дальше.
– Кажется, нас не увидели, – сказал Элохим, замедлив ход своего коня.
Топот копыт быстро затихал. Элохим посмотрел на дочь, но не смог в темноте разглядеть ее лица.
– Мрази напугали тебя?
– Да, дада.
– Не бойся, родная!
– Не буду, дада.
– Не стоит теперь суетиться. Надо подождать, пока уйдут галлы.
– Хорошо, дада.
Вскоре наступила полная тишина. Было похоже на то, что галлы умчались из города прочь.
– Куда они ушли, дада?
– Трудно сказать, родная. Но, кажется, знают куда.
Они также вышли из города. Весь обратный путь Мариам хранила молчание. Она чувствовала себя виноватой. Укоряла себя за то, что захотела съездить в Кадес.
Еще издалека Элохим первым заметил на склоне горы движущиеся огоньки. Это были зажженные факелы.
– Вот где галлы, – сказал он. – Явно арабы выдали им наше укрытие.
Мариам быстро подняла голову и тоже увидела огоньки.
– Боже мой!
– Хорошо, что мы поехали в Кадес. А то они уже поймали бы нас там.
– Дада, мы никому не мешаем. Что люди хотят от нас? Почему не дают нам покоя?
Она горько заплакала. У Элохима защемило сердце.
– Не плачь, родная.
Сквозь слезы Мариам спросила:
– Куда теперь?
130
– Как эти идиоты могли упустить их!?
Царь Ирод был в бешенстве. Сарамалла еще раз объяснил, как Элохиму с дочерью удалось уйти от галлов под покровом ночи.
– Галлы были уверены, что догонят их или, на худой конец, дождутся на горе Ор, где, как сказали местные арабы, они скрывались.
– Ну и почему не поймали?
– Из Кадеса они не вернулись в свое укрытие.
– Какой идиот вернулся бы, если эти безмозглые долбо*бы маячили на горе с зажженными факелами. Два месяца прошло! Даже больше. Где девица!? А!?
– Родо, потерпи еще немного. Позавчера их видели недалеко от Масады. Кажется, ушли в сторону Вифлеема. Они теперь от нас никуда не денутся. Мы их поймаем еще до Хануки.
– Как до Хануки? Осталось всего три дня.
– На рынках Хеврона и Вифлеема объявлена награда в 30 шекелей тому, кто их выдаст. Кроме того, я уже послал дополнительно сто галлов и фракийцев прочесать всю дорогу и близлежащие селения между Хевроном и Вифлеемом. Скоро, очень скоро, Родо, девица согреет тебе постель.
– Ох, Сарамалла, доживу ли до того дня. Мне с каждым днем все хуже и хуже.
– Родо, вот что еще. Римский легат в Сирии приезжает в Иерусалим на Хануку.
– Варий? Что ему надо!? Я уже послал ему его месячную долю.
– Наверно, чтобы проведать римский легион в Иудее. Или поразвлечься в Иерусалиме. Кто знает! Кстати, вчера встретился с Куспием. Он очень обеспокоен исчезновением Пантеры и предупредил, что Варию вряд ли понравится, если с Пантерой что-нибудь стрясется.
– А мне по х*ю и Пантера, и Куспий, и Варий. За мной стоит цезарь. Цезарь может найти в Риме десять Вариев, но не найдет в Иудее другого Ирода.
– Несомненно, Родо. Но все же не стоит тревожить цезаря по мелочам.
– Что предлагаешь?
– Не трогать Пантеру. Отменить охоту за ним.
– Ни в коем случае. А где он?
– Его также видели на дороге между Хевроном и Вифлеемом.
131
Всю осень держались теплые дни. Правда, по ночам все чаще становилось прохладнее. Листья постепенно желтели. Но в середине Кислева внезапно наступили холода.
Под утро 22-го дня месяца Кислева Мариам и Элохим добрались до окрестностей Вифлеема. За ночь они совершенно продрогли.
Они, как и прежде, передвигались только по ночам, прячась от людей в дневное время в зарослях, пещерах, ложбинах между холмами.
Элохиму не всегда удавалось достать еду. Опасение нарваться на преследующих галлов вынуждало их часто держаться подальше от встречавшихся на их пути селений и городов. Безопаснее было покупать пропитание у пастухов, пасущих свои стада на пастбищах между Хевроном и Вифлеемом, однако они встречались очень редко.
За последние два месяца оба они были изнурены полуголодным существованием и бесконечными скитаниями. Но Мариам переносила невзгоды и неудобства на удивление стойко. Ни разу она не пожаловалась, наоборот, старалась поддерживать бодрость духа в отце.
После того как галлы захватили их убежище на склоне горы Ор, они были вынуждены вернуться в Иудею. Всю ночь напролет они мчались по египетской дороге, движимые одним единственным желанием – спастись от галлов, уйти от них как можно дальше. И только перед рассветом, когда они укрылись в одной из пещер в горах, возник неизбежный вопрос: куда дальше?
Было очевидно, что они не могут долго оставаться в Иудее. Но Элохим понятия не имел куда ехать. И тогда Мариам пришла мысль – уехать в Рим.
– Там нас не найдут. Город большой. Легко затеряться.
– В Риме живет много евреев, – сказал Элохим.
– Ну и что? Они нас не выдадут. На чужбине евреи никогда не предадут своих.
Перебраться в Рим и Элохиму показалось единственной возможностью спастись. Но это было не так-то просто. Из Иудеи в Рим можно было попасть только по морю, через порт в Цезарее. Между Римом и Цезареей в то время курсировали купеческие корабли. И они решили пробраться к морю, сесть в Цезарее на корабль и отплыть в Рим.
– А хватит ли у нас денег? – спросила Мариам.
– Думаю, хватит. У нас достаточно золота, чтобы заплатить за плавание. Я знаю одного купца, армянина. Он нам все устроит.
– В Храме поговаривали, что армянский купец подвел восставших рабов в Риме, не подав им обещанный корабль, – предупредила Мариам.
– Учту.
Они передвигались так медленно, что за пятнадцать дней смогли дойти только до Вифлеема. Окрестности Вифлеема Элохиму были хорошо знакомы. В этих местах прошли его детство и юность. Дом, в котором он родился и вырос, находился на самой окраине города.
– Впереди Вифлеем, вот за теми холмами, – сказал Элохим. – С последнего холма виден наш дуб.
Мариам обрадовалась.
– Дада, а мы могли бы там передохнуть несколько дней?
– Да, родная. Нам в город нельзя. Но дом на окраине. Думаю, это будет неопасно.
– А кто теперь там живет?
– Сыновья Эл-Иафафа.
Дом и сады вокруг него испокон веков принадлежали предкам Элохима. Но после смерти отца Элохим передал их Эл-Иафафу, а затем они перешли к его сыновьям.
Далеко впереди на холме сидел пастух, согнув одно колено и облокотившись на руку. В какой-то миг он напомнил Элохиму Эл-Иафафа и Эл-Ифалефа. Так они обычно сидели на холме, когда пасли стадо. Подойдя ближе, Элохим узнал в пастухе Эл-Иава, старшего сына Эл-Иафафа. Тот увидев Элохима, вскочил на ноги и побежал навстречу. Они обнялись.
По изнуренному виду Элохима и Мариам Эл-Иав сразу догадался, что нужно делать. Он быстро позвал своих сыновей. Одному поручил приготовить горячую воду на костре, другому – заняться конями, а сам повел нежданных гостей в шатер.
Через час, после того как гости умылись и поели, Элохим и Эл-Иав оставили Мариам в шатре отдохнуть, а сами вышли наружу.
Элохим давно не видел Эл-Иава. Из юноши, каким он помнил его, тот превратился в мужчину средних лет. Элохим смотрел на него, и у него было такое ощущение, будто перед ним стоит Эл-Иафаф.
– Как ты стал похож на своего отца!
– Все говорят, я пошел в отца, а вот братья – в мать.
Они отошли от шатра и уселись на холме. Между тем сыновья Эл-Иава вернулись к овцам, пасущимся внизу на склоне.
– Мальчики выросли.
– Да, Иоафаму скоро будет шестнадцать, а Натани-Элу уже четырнадцать.
Только теперь, когда они были наедине, Эл-Иав сообщил, что Мариам ищут повсюду. Перекрыты все дороги. Объявлена награда тому, кто выдаст их местонахождение. Вчера даже приходили галлы, спрашивали про них, а до того приезжал из Иерусалима Йешуа бен Сий.
– Он очень хотел увидеть тебя, – сказал Эл-Иав. – Обещал приехать еще раз, ближе к праздникам.
– Значит, скоро.
– Да, но он не назвал день. Еще вот что. Ирод лежит при смерти.
– Он лежит при смерти уже сто лет.
– Но все говорят, что он очень плох и скоро умрет. Я вот подумал, что вы покамест могли бы укрыться у нас. Все равно теперь вам некуда идти.
– Не стесним вас?
– Нет, – ответил Эл-Иав и неожиданно для Элохима добавил: – Наверху две комнаты по-прежнему ждут вас.
Эл-Иав точь-в-точь повторил слова своего отца. Элохим вспомнил как тот, перегородив две комнаты наверху, сказал ему и Анне: «Эти комнаты будут всегда ждать вас». Прошло столько лет. Ни Анны, ни Эл-Иафафа уже не было в живых. Но память о том дне внезапно ожила в Элохиме. На глазах навернулись слезы. В сыне Эл-Иафаф сдержал свое обещание.
– Девочки и Милка также живут наверху, – сказал Эл-Иав, – а мы, мужчины, живем внизу.
Элохим еще узнал, что братья Эл-Иава ездили в Иерусалим по вызову Храма, когда определялся жених для Мариам.
– Выбор пал на Иосифа, брата твоего.
– На Иосифа!? – невольно повторил Элохим, пораженный вестью.
Ему теперь стало понятно, почему приезжал Йешуа бен Сий.
– Когда Мариам проснется, я пошлю вперед Натани-Эла. На всякий случай.
Мариам проснулась после полудня. Она выглядела отдохнувшей. Элохим не был уверен, стоит ли сообщить ей об Иосифе. Он не хотел расстраивать ее и потому решил промолчать.
Они собрались в дорогу. Натани-Эл пошел раньше вперед. Мариам попрощалась с Эл-Иавом и Иоафамом.
– Послезавтра мы тоже вернемся домой, – сказал Эл-Иав. – Вместе встретим Хануку.
Идти было недалеко. Через полчаса они вышли на дорогу, которая прямо вела к воротам дома. Натани-Эл уже ждал их на дороге. Он пропустил их вперед, а сам отстал от них шагов на сто.
Это был огромный двухэтажный дом, построенный очень давно из цельных белых камней, потускневших со временем. Над крышей высился старинный ветвистый дуб. С трех сторон дом окружали фруктовые сады.
– Интересно, дада, сколько лет этому дубу?
– Никто не знает. Говорят, его посадил сам Йишай. Но мне не верится. Он слишком высокий для тысячелетнего дуба. Отец и дед очень любили дремать под ним после полудня. А вот во дворе ты увидишь большой выдолбленный камень. Такое продолговатое корыто. Из него коровы и лошади пьют воду по вечерам, после возвращения с выгона. Его-то точно выдолбил Йишай. На нем даже выцарапано его имя.
– Как интересно! – по-девичьи воскликнула Мариам.
Еще они не дошли до ворот, как громко залаяли собаки во дворе. Натани-Эл бегом догнал их и подал голос собакам.
– Тихо, там!
Собаки, услышав знакомый голос, моментально затихли. В это же время открылись ворота, и в них появился парень крепкого сложения, лет двадцати пяти. Элохиму бросился в глаза его орлиный взгляд, которым он на миг просверлил Мариам.
– Это дядя Элохим, – сказал Натани-Эл.
– А ты, наверно, Ра-Эл, – спросил Элохим.
– Нет, – ответил довольно сухо парень. – Ра-Эл на выгоне с коровами. Вернется вечером.
– А ты, стало быть, самый меньший. Извини, запамятовал, как зовут.
– Наассон.
Мариам изменилась в лице и удивленно посмотрела на Элохима.
132
Наступило 25-ое Кислева. День Хануки. Накануне вечером в Иерусалим приехал Публий Квинктилий Варий, Римский легат в Сирии. И уже утром он в сопровождении римских трибунов, центурионов и легионеров отправился во Дворец.
Царю Ироду стоило больших усилий встать с постели, надеть на себя белую тогу и пурпурную мантию и встретить высоких гостей в Тронном зале. Перспектива провести целый день на ногах его сильно огорчала. Но не было иного выхода. Публий Квинктилий Варий был не простым римлянином, а происходил из олигархов. Царю было хорошо известно, что в Риме олигархи традиционно держат в своих руках власть. К тому же Римский легат был близким другом цезаря и не частым гостем.
В Агриппиевом доме полным ходом шло приготовление к торжественному приему римлян. Дворецкие наводили последний блеск в зале для пиршеств, накрывала столы сочными фруктами и яствами, в то время как в огромной царской кухне готовились разнообразные восточные блюда. Ожидалось, что царь и гости после короткой встречи в Тронном зале сразу перейдут в Агриппиев дом и сядут за стол.
Ирод встретил Публия Квинктилия Вария в Тронном зале. Многочисленное сопровождение Римского легата столпилось у дверей. Царь усадил гостя рядом с собой в высокое кресло и между ними завязалась тихая, едва слышная для других, беседа. Римлянин поинтересовался здоровьем царя. Ирод поблагодарил и ответил, что чувствует себя теперь намного лучше. Дальше гость спросил его о новом завещании. Царь ответил, что решил разделить царство между тремя сыновьями. Собеседник одобрительно отозвался о его решении. Затем, повысив голос, так чтобы все могли слышать, спросил:
– А куда пропал один из наших доблестных легионеров?
– Он не пропал, – ответил царь, – его видели в Вифлееме.
– А зачем он оказался там? Его место тут.
– Ваше Величество, – вмешался Сарамалла, – позвольте мне объяснить высокому гостю.
Царь рукой подал знак согласия.
– Многоуважаемый Варий, римский легионер, о котором вы спрашиваете, добровольно присоединился к поиску одного очень опасного преступника.
– Какого преступника?
– Его зовут Элохим.
– Это не тот Элохим, который был когда-то очень богат и почитаем в Иерусалиме, а после был разорен?
Варий устремил недвусмысленный взгляд сперва на царя, а затем на Сарамаллу, дав обоим понять, что ему известно намного больше, чем им кажется.
– Тот самый, – ответил царь.
– И в чем его преступление?
– Он ворвался в дом одной безобидной семьи и устроил там кровавую резню. Зарезал отца семейства и двух его сыновей, – ответил Сарамалла.
– Представляешь, Публий, на глазах дочерей и их матери! Какой лютый зверь! – лицемерно сказал царь.
– Когда? – спросил Римский легат.
– Ночью, – ответил царь.
– Когда это «ночью»?
– Ну, правда, прошло много лет, – неохотно признался царь.
– И только теперь решили наказать, – съязвил Публий Квинктилий Варий.
Среди римлян поднялся дружный смех.
– Потому что только недавно вдова убитого осмелилась подать жалобу, – разъяснил Сарамалла.
Сарамалла не соврал. По его приказу люди Ахиабуса перед самым приездом Римского легата в Иерусалим заблаговременно выбили из Аси, вдовы Рубена, письменную жалобу.
– В конце концов, меня ваши иудейские дела мало волнуют, – сказал Римский легат. – Но предупреждаю, за каждым римским гражданином, за каждым римским легионером стоит весь Рим. Цезарь не потерпит, чтобы с головы римлянина упал хоть один волос. Это всем понятно?
Римские гости грозно посмотрели на присутствующих идумеев.
– Ну, Публий, чего горячиться из-за мелочей, – примирительно сказал Ирод. – Ни один волос не упадет с головы ни одного римлянина, пока я тут царь.
Публий Квинктилий Варий был доволен. Он поставил Ирода на место в присутствии римлян и идумеев. Царь чувствовал себя публично униженным. Сам цезарь никогда не позволял себе унизить его при людях, всегда был с ним на дружеской ноге. А теперь какой-то римский легат обошелся с ним как со своим подчиненным. Ему захотелось встать, стукнуть царским жезлом по полу, накричать на всех, обругать Римского легата и послать его подальше.
Ирод резко встал с трона. Где-то внутри кольнуло. То ли в печени, то ли в желудке. Он ощутил невероятную слабость. Ему показалось, вот прямо сейчас упадет. Он оперся обеими руками на жезл и слабым голосом сказал:
– Уважаемые гости, пора садиться за стол.
133
Царь и Римский легат первыми вышли из Августова дома и неспешно направились в Агриппиев дом. За ними вышли Сарамалла и Куспий Фадий, а потом римляне и царедворцы.
На свежем воздухе Ирод почувствовал себя лучше, как-то оживился. Давно он не выходил во двор. Надо почаще бывать на свежем воздухе, подумал он.
Во дворе к Сарамалле подошел Ахиабус и шепнул ему на ухо, что из Вифлеема пришел человек, которому известно местонахождение Элохима. Сарамалла немедленно сообщил новость царю.
– Вот и отлично. Приведи его прямо сюда, – приказал царь Ахиабусу.
Все, за исключением Римского легата, Куспия Фадия, Сарамаллы и самого Ирода, прошли в Агриппиев дом. Ахиабус вернулся с молодым иудеем. Увидев римлян за царем, молодой человек заметно заволновался.
– Как тебя зовут? – спросил царь.
– Наассон.
– И ты, Наассон, знаешь, где прячется Элохим?
– Да, в нашем доме.
– А где ваш дом?
– В Вифлееме. На окраине города. Как выйдешь из Вифлеема на хевронскую дорогу, надо свернуть налево, и дорога приведет прямо к нашему дому.
– А почему он прячется у вас?
– Потому что это дом его предков. Я его племянник.
– А! Вот оно что! Ахо, выдай ему тридцать шекелей и отпусти. А мои галлы все еще в Вифлееме?
– Да, Ваше Величество, – ответил Ахиабус.
– Срочно отправь туда гонца с вестью, – приказал царь Ахиабусу.
Царь отвернулся и сказал Римскому легату:
– Теперь Элохим от меня никуда не уйдет!
Все четверо направились в Агриппиев дом. Но вдруг услышали голос Наассона:
– Постойте!
Царь остановился и в недоумении посмотрел на Наассона.
– Что еще!?
– Я здесь не из-за денег.
Ирод переглянулся с Сарамаллой.
– Интересно! А из-за чего?
– Я с детства мечтал стать римским легионером, – взволнованно затараторил Наассон. – Я теперь не смогу вернуться домой. Я бы хотел уехать в Рим. Я…, я обещаю быть…
– Ясно, – прервал его царь. – Ну, тебе, парень, повезло. Вот тут Римский легат. Обратись прямо к нему.
Но Публий Квинктилий Варий опередил Наассона:
– Жди меня тут! – сказал он и, рассмеявшись, добавил. – В римском легионе еще не было ни одного иудея. Ты, наверно, станешь первым.
Шутка Римского легата понравилась. Все, за исключением царя, громко расхохотались и зашли в Агриппиев дом. Между тем, мысли Публия Квинктилия Вария были заняты другим. Перед тем как сесть за обеденный стол, он приказал Куспию Фадию:
– Немедленно пошли людей в Вифлеем. Пусть найдут Пантеру и выведут его на девицу. Надо опередить старого хрыча, оставить его с носом.
134
Наассон просидел на каменной плите в Колонном дворе целый день. Весь продрог. С утра он ничего не ел. От голода у него бурчало в желудке. Царская челядь постоянно шныряла по двору между Агриппиевым домом и кухней. Время от времени мимо него слуги проносили вкусно пахнущую еду в чанах и на серебряных подносах. Никто из них не замечал Наассона. Ему стало жалко себя.
Наконец поздно вечером Публий Квинктилий Варий и Куспий Фадий вышли из Агриппиева дома. Наассон вскочил на ноги и стал в почтительной позе дожидаться их. Но римляне, увлеченные разговором, прошли мимо, не обратив на него никакого внимания.
– Ваше Вел… Ваше Высочество! – чуть не плача произнес Наассон.
Публий Квинктилий Варий недовольно обернулся. Наассон явно прервал его.
– А!? – удивился Публий Квинктилий Варий, – ты еще здесь!?
– Вы сами велели ждать.
– Да!? Я и забыл, – сказал он Куспию Фадию, а затем обратился к Наассону: – Хорошо, иди в крепость.
Наассон растерялся.
– Куда?
– Куда? Куда? – раздраженно повторил Публий Квинктилий Варий. – В крепость Антония. В Бирах, или как еще вы там ее не называете.
Римский легат отвернулся от Наассона, махнул рукой, словно хотел отогнать назойливую муху, и пошел дальше.
– Противная рожа, еще с орлиным взглядом, – сказал Куспий Фадий. – Неужели, всерьез вздумали взять его в легион?
– Римскому легиону иудеи нужны, – ответил Публий Квинктилий Варий, – но предатели нет.
Публий Квинктилий Варий задумался. Он любил использовать людей, давая им возможность показать, на что они способны.
– Впрочем, Куспий, переодень его в легионера, дай ему шлем. Пусть на один день почувствует себя легионером. Отправь его с тремя легионерами в Вифлеем. Поручи ему показать им дорогу в свой дом.
Они вышли с царского двора. Свита Римского легата уже ждала их за воротами. Им тут же подали коней.
– Знаешь, Куспий, – сказал Публий Квинктилий Варий, забираясь на своего коня, – у иудеев есть один чудный миф. Про первого человека. Слышал?
– Про Адама? – спросил Куспий Фадий, сев на коня.
– Да. И знаешь о чем этот миф?
– О сотворении человека.
– Нет. О предательстве.
Куспий Фадий поравнялся с легатом. Тот, не глядя на него, продолжил: