Виктор Васильевич Ананишнов
Реликтовая популяция. Книга 2
– Мы к вам пришли не для того, – выплёвывала слова Жариста, – чтобы стать куклами в ваших грязных лапах. Мы искали у вас защиты, и не нашли. Так знайте! Любого, кто думает иначе, ждёт участь этой падали, что думала спрятаться у вас от возмездия…
Бандиты, как зачарованные, внимали ей, но не словам, выкрикнутым на пределе возможностей Жаристы, а самому факту обращения к ним женщины, да ещё воинственно настроенной до степени, стоившей жизни одного из них.
– Надо же, оказывается, Пустер не врал, – повернулся Тарпун к Монжору. – Он поистине имел с нею дело. А нэм его…
– Врал, – жёстко сказал Монжор. – Он убегал от неё, трус. А говорил о неразделённой любви… А нэм… Ты прав, он у него был высок. Гит.
– Что делать будем?
Монжор пожевал губами, но не ответил.
Жариста закончила свою пылкую речь-угрозу и опустила руку с кинжалом. Эйфория от содеянного и страшного напряжения сменилась у неё внезапной слабостью и пустотой, до безразличия ко всему. Протяни кто из мужчин сейчас к ней руку – и она позволила бы ему делать с собой всё, что тому пожелается.
Другие женщины, напротив, взбодрились, стали чувствовать себя увереннее, они без боязни посматривали на опритов поблескивающими от гнева и какого-то неясного превосходства глазами.
Зато бандиты слегка озадачились. Убийство одного из них, к тому же не кого-нибудь, а Пустера, снискавшего недобрую славу убийцы по воле вождей, всё-таки не считалось в их среде из ряда вон событием. Пустер и так был приговорён.
Но тут всё было каким-то не таким, неправильным, что ли, а вернее, необычным. Такое когда-нибудь увидеть ни у кого никогда даже в мыслях не возникало. И теперь им, с одной стороны, смерть Пустера от руки женщины казалась чудом, а с другой, – не хотелось самим получать уколы или ранения от одуревших, по их мнению, женщин.
– Оставьте их? – подал голос Монжор, помедлил и добавил с усмешкой: – Пусть остынут и сами созреют… Сами к вам придут. Готовьтесь лучше к ночлегу. А мы, – повернулся он к вождям, – решим, что и как будем делать дальше.
О женщинах, казалось, все вдруг позабыли.
Вокруг с ухмылками на лицах сновали бандиты и красноречивыми жестами выказывали своё отношение к плотной кучке женщин; красноватым пламенем горели многочисленные костры, поплыли дразнящие запахи еды и коввды.
Приунывшие подруги Жаристы с возмущением комментировали происходящее. Они хотели есть, им срочно надо было по нужде, но первого им никто, похоже, не собирался предлагать, а второе надо было делать на виду у десятков внимательно следящих за ними глаз мужчин.
Когда совсем стемнело и стало совсем невмоготу, женщины решились и смогли справить нужду. Для того они стали кругом, дабы скрыть творимое за их спинами, поочерёдно ныряющими туда подругами. Однако неясность положения всё больше раздражала многих из них. Каждой захотелось высказаться, хотя бы в своём кругу, облегчить душу, а ещё лучше – найти виноватого, того, кто вторгнул их в такое плачевное положение.
Но кто? Или кого надо было назвать виновным? Жаристу? Да, конечно, это она повела их за собой, но лишь тех, кому захотелось пойти за ней…
Пустера до того уволокли за ноги куда-то в сторону. У женщин появились вопросы к Жаристе.
– За что ты его… так? – спросила одна из них; ей уже надоело причитать о неприятностях, постигших в кругу мужчин.
Жариста тяжело вздохнула, отвечать ей явно не хотелось.
– Он знал… Он знал, за что, – наконец, медленно и устало проговорила она, глядя прямо перед собой. – И того достаточно.
– Но он благодарил тебя!.. За это!
– Он трус, потому и благодарил. Сам себя убить он никогда бы не решился… Благодарил, что я помогла ему… За всё…
Больше к ней не приставали, видя нежелание продолжать разговор. Переключились на другое.
– Уходить отсюда надо, – высказал кто-то общую мысль.
Жариста на слух узнала в говорящей Заруну, невысокую и стеснительную женщину лет семидесяти. Непонятно было, как она попала в компанию активных и решительных подруг. У Заруны в Габуне остались дети в доме мужа. Он у неё был таким же нерешительным, как и она, ни к каким общественным группировкам не примыкал. Её появление в хабулине Гелины перед вспыхнувшими в городе беспорядками было совершенно случайным, но, тем не менее, вернуться ей в свой дом не удалось. Зачем ей надо было тогда появиться к каниле правителя бандеки, Жариста не знала.
С такими, как Заруна, тихими и незаметными, как раз и случаются самые невероятные вещи: они оказываются именно там, где происходят нерядовые события, и против воли становятся активными участниками в них. Ведь ни днём раньше и ни днём позже что-то заставило её вдруг побывать у Гелины, с которой до того она никогда не встречалась. Всё остальное время – бегство из города, схватки с тескомовцами и енотовидными собаками, страшная ночь наводнения, – она жила надеждами, о которых знали все, что муж и дети её живы-здоровы, а невольные приключения вот-вот благополучно завершатся.
– Куда бежать? Сидите уж, – брюзгливо отозвалась Иолада, полная женщина, старше всех в группе. В её аляповато скроенном теле гнездилась неуёмная тяга к новому, к чему-то непривычному.
Жариста позавидовала ей – Иолада сейчас, поди, ждёт, не дождётся более настойчивых действий мужчин.
– Как к кому? К Гелине надо бежать.
– Не называй имён!
– Я есть хочу, – подала жалобный голос Иляна и тронула Жаристу за плечо, шепнула в самое ухо: – Нам, правда, надо уходить отсюда. Они нам твоего убийства не простят. Боюсь я…
– Не думаю, что они будут мстить за Гудонта, – покачала головой Жариста. – Но замышляют они что-то, это точно. Но что?
– Ждут, когда мы сами к ним придём. Упадём, как переспелые плоды.
– Мы уже к ним пришли. И созреем, вот как ты выразилась, – громко заявила Иолада. – Были бы они настоящими мужчинами…
– Тише ты! – зашикали на неё со всех сторон.
– А чего их бояться? Тут придурки одни собрались… Замышляют, говоришь? Но что такого нового или неожиданного могут замыслить мужчины против нас? Подумайте сами. Да ничего особенного. Как всегда. Но эти помнят о наших кинжалах, а Жариста перепугала их до смерти. И если мы будем стоять на своём…
– Мы и так стоим. Что дальше? – спросила Заруна, – Бежать отсюда надо, а не стоять.
– Не набегалась? Сколько дней уже бежим. Надоело до невозможности… Эй, мужчи-ины!.. Тьфу, на них. Подошли бы с лаской… М-м… – промурлыкала Иолада. – С коввдой бы…
– Размечталась… Что сейчас будем делать, Жариста?
Жариста слушала их, порой даже отвечала, но в пол уха и невпопад; её мысли витали в мутном облаке мрачных воспоминаний.
Двадцать лет… Неужели уже двадцать лет? Всё это долгое время она лелеяла мечту убить его. Каких только сцен она не навыдумывала за эти годы. Но что такое произойдёт, она верила… Да, двадцать лет с того самого дня, когда она, раздетая донага, вырвалась среди ночи из его хабулина, куда он, стареющий красавец, засадил её как пленницу и делал с нею всё…
Всё!..
Она дернулась от омерзения – за двадцать лет тело и боль его не забыли ничего.
Вздрогнув, Жариста вернулась к реальности, и до неё дошёл призыв Иляны.
– А? Не знаю… Ещё не решила. Ты сказала, а я подумала, что было бы, если кто-то из них, попав к нам, вдруг убил кого-то из нас? Что бы мы с ним сделали?
В ответ раздались одни вздохи.
– Подождём до утра… Они что-нибудь окончательно решат. Или мы к чему-нибудь… созреем.
Женщины посудачили ещё, но вяло. Не всем по душе пришлись слова Жаристы. Зачем, говорили они, ждать, надо уходить под покровом ночи, однако в одиночку совершать побег, а потом в темноте продираться сквозь заросли через пол острова, не решались.
Апатия охватила оскорблённых и униженных женщин…
Напали на них к концу ночи.
Орава полупьяных опритов человек в тридцать. Они без утайки обступили их со всех сторон, потому не застали женщин врасплох.
Короткая схватка в сером сумраке наступающего утра рассеяла монолитную группу подруг Жаристы. Отчаянно отбиваясь кинжалом от жадных мужских рук, норовящих выбить оружие, Жариста повела за собой часть женщин, вернее, это они, благодаря её порыву, смогли двинуться за нею, тем самым, создав защиту ей со спины.
Опаянная атака позволила прорвать плотное кольцо бандитов и вырваться на свободу. Разя сонных, одурманенных коввдой встречных, группа во главе с Жаристой оставила за собой растревоженный ночной лагерь…
– Что случилось с другими… нашими, я не знаю, – Жариста устало прикрыла рукой глаза. Они были сухими. – На том месте, где мы все сидели ночью, после того как все ушли, мы нашли убитой только Дулуку. Они её даже не похоронили. Но мы их убили больше!.. – сказала она жёстко.
Вскоре от Жаристы и других женщин Свим и его команда узнали о приключениях отряда Гелины после ухода его из руин.
– Та-ак, – подвёл Свим черту под рассказом женщин, вопросами к ним и переживаниям, связанным со всеми этими не очень весёлыми новостями. – Вот что, уважаемые дурбы, вы слышали всё. У меня с вами есть серьёзный разговор, пока что неинтересный остальным, здесь присутствующим. Прошу вас, уважаемые, отойти со мной в сторону… Сиди, Кло! – строго приказал он Клоуде, когда она попыталась подняться, надеясь, что ей тоже позволят пойти с мужчинами, – Не до того, Кло! Уважаемые…
– Збун на тебя в пустыне Снов, – ворча под нос, поднялся Ольдим. – Ты, Свим, обвешан людьми и путрами, как яблоня яблоками в урожайный год. И это агент и охотник? Збун на твою…
– Думай, что хочешь, – огрызнулся Свим и направился к небольшому возвышению в шагах пятидесяти от места, где остались женщины и часть его команды.
Вместо предполагаемой возвышенности оказалась высокая, выше человеческого роста, трава прошлого года. Отоптав её вокруг, мужчины стали лицом друг к другу, представляя все стороны света. По-разному, но все с интересом ожидали, что скажет Свим. Он не торопился.
– Я позвал вас, чтобы обсудить один единственный вопрос, – хрипло начал он и прокашлялся. – Вернее, он состоит из нескольких вопросов, и первый из них тебе, Малион.
– Да, – рассеянно отозвался названный.
Малион никак не мог понять, что именно в рассказе женщин заставило бывшего фундарендца удалиться с ними для тайного совещания. Казалось бы ничего такого особенного для секретов.
– Скажи, на какое количество разумных… нет, человек рассчитана твоя лодка, к которой мы так долго идём?
– Ты что, собираешься с собой забрать всех? – встрял со своим вопросом Ольдим.
– Максимум… человек на двадцать, – чуть подумав, ответствовал Малион и тут же поспешил добавить. – Это в среднем, конечно. Таких, как ты или Невлой, едва ли больше десятка.
– О нас речь потом…
– Что та задумал, Свим? – лицо Ольдима стало наливаться кровью.
– Сейчас узнаешь… Вот что, дурбы, – нажимая на последнее слово, проговорил Свим и осмотрел собеседников поочередно, как бы убеждаясь, что они его наверняка слышат. – Что бы с нами не произошло, но если хоть один из нас четверых достигнет этой пресловутой лодки, то на ней в Керпос непременно должны уйти Камрат, Гелина и Клоуда, а с Гелиной Грения… Потому прошу вас, дурбы, дать в том Слово Чести!
– Фу, на тебя, Свим! – принимая обычный – свинцово синюшный – цвет лица, выдохнул Ольдим. – Я-то уж подумал збун знает что. Я даю Слово Чести. Но ты же знаешь не хуже моего, мне не известно, где находится эта треклятая лодка! Да и есть ли она в природе?
– Спасибо, Ольдим. Малион?.. Ты?
– Ну, Свим. От тебя не знаешь, что в самое ближайшее время услышишь. Вулкан идей и… нелепиц.
– Малион, не тяни время.
– Ты мог бы его у нас с Невлоем не брать, – он повёл глазами в сторону напарника. – Он и я… В конце концов, ради того…
– Ради, но не того, – прервал его Свим. – Сейчас я говорю совершенно о другом. И ещё говорю о себе и о вас… Ты, Невлой?
Вместо ответа на жёстко поставленный вопрос Невлой обратился к Малиону:
– Тебе не кажется, что всё, связанное с этим субъектом по имени Свим, далеко от идеала, чтобы продолжать с ним сотрудничество? То он с нами знаться не желает, то подозревает во всех грехах и хватается за меч, то вот теперь за душу взял – клянитесь, и всё тут! Как тебе такое нравится?
– А тебе по душе безмозглый болван? – Малион отвёл хмурый взгляд от Невлоя и сказал Свиму: – Мы даём Слово Чести. Только и ты его дай. Хотя нас волнует только часть твоих забот.
– Ха! – довольно отозвался Ольдим на предложение Малиона. – Так его! Пусть тоже даёт Слово.
– Ты-то чего радуешься? – подступил к нему Невлой.
– А то и радуюсь, что все должны дать Слово Чести. И потом. Наше с ним слово немного значит. Вы же не поделились сведениями о нахождении лодки, так что… – Ольдим развёл в стороны руки и, наверное, улыбнулся – его безобразное лицо перекосилось и потеряло последние человеческие черты.
– Как ты не понимаешь, – от досады Малион даже притопнул ногой, – что мы рады бы поделиться, да открыть тайник смогу только я один!
Заявление Малиона заставило дурбов, кроме Невлоя, естественно, задуматься.
Своеобразный вывод из непродолжительных раздумий сделал Ольдим.
– Ого! Это ты к тому, – въедливо проговорил он, – что ты теперь у нас, так сказать, на руках, и мы должны оберегать тебя от всяких случайностей лучше, чем самих себя? Хорошенькое дело. А я ведь подозревал о том. Рано или поздно, так или эдак, но мы бы узнали, какой ты у нас драгоценный подарок. Лелей тебя, защищай… Иначе лодки не видать. Так?
Невлой, приглушая ладонью звуки, захохотал.
– Хо, хо!..
Малион кисло улыбнулся, но мгновением позже его лицо окаменело.
– Защитник выискался, – тем не менее, сказал он беззлобно. – Вот что, дурбы. Особенно вы, двое. Выслушайте меня в последний раз, и давайте к этому вопросу больше не будем возвращаться, тем более к глупым подозрениям и скороспелым выводам… Не знаю, что здесь делает Ольдим, и как он здесь оказался, но… Мы, Свим с тобой и даже с ним делаем одно дело… Я, возможно, повторяюсь, но так оно и есть! Всё потому, что до вас двоих эта простая истина доходит слишком медленно, а то и не идёт дальше ваших ушей. Поверьте мне и Невлою. Потому что ничто не остановит нас, и до лодки мы дойдём в любом случае и посадам в неё всех, о ком говорил ты, Свим. И для того не надо меня защищать, опекать или лелеять! Вы меня слышите? Вы меня поняли? Или ещё раз повторить?
Вопросы, прозвучавшие почти с угрозой, произвели впечатление. Поколебавшись, Свим отозвался:
– Слышали и поняли… – Он ни в чём не был уверен, а наставительно угрожающий тон высказываний Малиона его обижал. – А что будем делать со всем этим? – Свим кивнул в сторону женщин, занятых едой. – С ними никакая вонючка следы не спрячет.
– Не страшно, – уверенно сказал Малион. – Нас всё равно где-нибудь, да перехватят. Если, конечно, мы кому-то нужны…
– Вот именно, что перехватят. Иначе, зачем бы за нами следить?
– За тем, зачем это делаем и мы… Если перехватят… Даже если перехватят, то следует посмотреть, каким образом, какими силами и кто – люди или путры? Не стоит гадать, Свим, а надо идти и попытаться отыскать тех, о ком ты говорил и беспокоился. А уж потом думать, как их переправить в Примето без потерь.
Глава 30
Новость, так некстати принесённая Ф”ентом, быстро испортила настроение Харана.
Мирное и по-своему красочное, словно диковинное представление – знакомство охолохов с детьми, близость успокоенной Гелины, радостная весенняя суматоха, поднятая вокруг пернатыми, привели Харана в сонно благостное состояние. Всё не так уж плохо и, возможно, небезнадежно. День-два неопределенности и ожидания, а затем всё придёт в норму.
Правда, в какую норму и каким образом подобное может произойти, он определенно не знал, но хотел верить.
И вдруг все его несвязные и туманные прожекты растаяли, как неурочный снег, после наспех высказанного Ф”ентом факта об увиденном.
– Гелина! – спохватился он. – Уводи девочек в укрытие. Да, да, где мы договорились. Остальных забирай тоже. Сидите там, как будто вас никогда не было… Нет, милая. Предоставь это мне, у тебя свои заботы – девочки.
С”ялван не удивился суетливым действиям людей, и как последние ни торопились, он успел раскланяться с детьми и поблагодарить Гелину с Хараном за предоставленную возможность лицезреть так близко человеческих детёнышей и без боязни с их стороны.
Харану не пришлось объяснять тасмеду о напасти – тот уже обо всём был информирован, хотя Харан никого не заметил, кто мог бы ему передать о подходе женщин и погоне за ними.
– Вы могли бы ваших детей привести к нам, – без спешки предложил С”ялван. – Мать Пути и Исхода защитит их от всякого.
Поскольку ни в каких Матерей Харан не верил, а высказаться вслух о способностях предмета или чего-то там поклонения охолохов не хотел, то он неопределённо заявил:
– Пусть пока побудут здесь. Дальше видно будет. Ты разрешишь нам посмотреть от вас, что там творится внизу?
С”ялван степенно дал согласие, и Харан поспешил было на гору, но охолох в скорости передвижения значительно уступал человеку. Харану пришлось отослать вперёд Ф”ента, а самому приноравливаться к тасмеду, соизмеряя свой шаг с мелкой поступью охолоха.
Наверху, лишь открылась панорама подъёма к возвышенности, Харан бегло окинул взглядом даль и прилегающую к месторасположению охолохов местность. Надо было обладать остротой зрения Ф”ента, чтобы в движущихся почти в полу свидже существах выделить женщин из отряда Гелины и их преследователей, которые отстали от беглецов на десяток канторов.
На таком расстоянии казалось, что и те и другие передвигаются едва-едва. В поведении женщин виделась явная целенаправленность – они чётко держали курс к вершине возвышенности. Их преследователи рыскали, пытаясь зайти убегающим с боку и перерезать им дорогу. Хотя, могло быть, что им приходилось проверять округу – не отстал ли кто, не спрятался ли где под кустом или в траве?
– Стехар, – обратился человек к выродку, – я не настаиваю, но ты бы мог встретить женщин и провести их мимо охолохов.
Ф”ент выронил язык, с непониманием посмотрел на Харана.
– Зачем их сюда вести? Ты им, этим дуракам, доверяешь? Их заинтересовали только дети, а на женщин они даже ни разу не посмотрели, как будто их там не было. Я заметил, так оно и было. Правда, Харан. <
– Я тоже это видел. Но верю я им или нет, не важно. Сейчас они наши естественные союзники. Проведя женщин радом с охолохами, мы отвлечём внимание бандитов от нашего укрытия. Кто бы эти бандиты ни были, они сгоряча на целый гурт не кинутся. Я так думаю. Ну что?
– Я понял.
Ф”ент, отчаянно поджимая под себя обрубок хвоста, потрусил вниз по склону навстречу женщинам. Их уже хорошо было видно, так же, как и их преследователей – выродков всевозможных видов.
Стало заметно, что погоня, похоже, не особо торопилась, уверенная, по всему, что, как бы быстро от них не убегали, а на острове всё равно деваться некуда. Пока что оприты численностью в три с небольшим десятка участвовали не столько в погоне, сколько в загоне, перекрывая женщинам пути отступления назад или отклонения в стороны.
Отослав Ф”ента, Харан хотел подойти к С”ялвану и поделиться с ним наблюдениями и посоветоваться, но тасмед был занят расстановкой членов гурта парами, тройками и четвёрками. Системы, если она и была, Харан после непродолжительного просмотра общей картины так и не уловил: тройки преобладали, а другие сочетания охолохов бессистемно были раскиданы между ними. Впрочем, само построение заинтересовало человека – оно могло что-то означать, ибо гурт явно готовился к предполагаемому нападению бандитов, при этом Мать Пути и Исхода, по-видимому, явно не участвовала в их действиях.
Харану, склонному к анализу происходящих событий, хотелось всё-таки понять истину приготовления охолохов, но времени для того не оставалось. Внизу Ф”ент уже встретился с беглянками, они его узнали, обступили полукругом. Ненадолго, стехар повёл их прямо на пень охолохов.
В бытность телохранителем Гелины, Харан некоторых женщин, случайно попавших в отряд Гелины при бегстве из Габуна, знавал. В то время они, заслонённые образом канилы, его мало интересовали, но сейчас он жадно всматривался, пытаясь загодя узнать тех из них, кого ведёт Ф”ент. Но уже было видно, что среди них отсутствует Жариста. Он её узнал бы сразу.
Несмотря на отсутствие каких- либо взаимоотношений с ближайшей подругой Гелины, Харан всегда ощущал себя в её присутствии если не стеснение, то какую-то неосознанную вину, как будто он ненароком изменил своей избраннице. Потому-то он всегда осторожничал, общаясь с Жаристой.
В Габуне, столичном городе, где у неё хватало вздыхателей и претендентов на внимание из числа многоимённых и иже с ними, осмотрительность Харана крылась в нём самом, в его личном отношении к этой незаурядной женщине. Но дни, проведённые в руинах и походе к острову, заставили Жаристу, лишённую прежнего окружения, обратить внимание на него и даже предпринимать какие-то поползновения к более тесному сближению, при том на виду у Гелины.
Её уход к бандитам Харан воспринял с некоторым облегчением, хотя понимал, с чем она там может встретиться. И сейчас, видя её отсутствие среди беглянок, он встревожился.
Кроме Жаристы, отсутствовали и другие, знакомые ему, подруги Гелины.
Его опасения, похоже, были оправданными, когда он о них напоминал Жаристе и её единомышленницам; теперь они подтверждались: бандиты расправились с частью отряда Гелины, a тех, с кем не удалось проделать то же самое сразу, преследуют по пятам.
Гелине придётся пережить нелёгкие мгновения в жизни, когда она узнает о потерях среди подруг, тем более Жаристы.
Ф”ент оглядывался на погонщиков и торопил женщин. Харан подал ему знак, чтобы он вёл их к нему.
С”ялван закончил расстановку охолохов и тоже направился к Харану.
Женщины выглядели измученными и запуганными, некоторые из них не выпускали из рук кинжалов. Они узнали Харана, но ни одна из них не проронила и слова: лишь тяжёлое дыхание и стоны. Они падали ему под ноги, как подрубленные.
– Где Жариста? Что с вами случилось? – задавал вопросы Харан, едва узнавая в одной из беглянок самую активную сторонницу ухода к бандитам, – Иляна, это ты?..
– Я, Харан… Я… Дай отдышаться… Полдня и ночи бежим.
– Мы видим… Вон они. Но вас преследуют только путры. А люди?
– Эти! – выкрикнула зло одна из женщин, мало знакомая Харану, из немолодых. – Не называй их людьми!.. Они идут следом. Не торопятся… – И добавила с надрывом в голосе: – А что им торопиться? Нам-то дальше бежать некуда!
– Что она говорит? – морща узкий лоб, припорошённый мелкими волосками, спросил С”ялван. – Она возбуждена.
– Что говорит, пока сам выясняю. За ними гонятся вон те путры. А следом идут люди. Бандиты. Они знают, что с острова не убежать. Женщины… эти… боятся их.
Тасмед охолохов постоял в задумчивости, потом осмотрелся вокруг.
– Они сюда не идут, – заявил он, указывая вниз на погонщиков. Путры-оприты и точно остановились не далее как в шагах пятидесяти и о чём-то заспорили. О чём, Харан примерно догадывался.
Они видели перед собой не только людей, за которыми гнались, но и целый гурт охолохов то ли готовых к бою, то ли ещё для каких-то целей распределённых в упорядоченную толпу. Возможно, оприты, неоднократно пересекая Дикие Земли в поисках добычи, таясь вдали от дорог, забираясь в самые отдаленные места бандеки, уже имели какие-то сведения о неведомых Харану способностях охолохов. Притом, как ни малы и слабы на вид сами по себе последователи Матери Пути и Исхода, численностью они значительно превосходили передовой отряд бандитов, так что последние с ходу ввязываться в драку не собирались.
Люди и основные силы опритов-путров безнадежно отстали от непосредственных преследователей, и они, ещё пошумев между собой, повернули назад.
– Они нас боятся, – удовлетворённо изрёк С”ялван и зацокал копытцами по утрамбованному грунту вершины возвышенности, направляясь к своим согуртникам.
– Они ещё вернутся сюда, – напомнил ему вслед Харан. – И вернутся с людьми.
– Пусть возвращаются, – беззаботно отозвался тасмед охолохов. – Они все нас боятся.
– Хотелось бы в это верить, – проговорил самому себе человек, но ему, по всему было видно, в такой благоприятный исход не верилось совершенно. Помолчав и прослушав глухой ропот охолохов, которым они встретили своего предводителя, Харан обратился к Ф”енту: – Ты тут, стехар, посмотри ещё, а я этих, – он кивнул на женщин, – отведу к Гелине, порадую её.
– Радость небольшая, – заметил выродок.
– Какая ни есть…
Харану с трудом удалось поднять обессилевших от голода, бессонной ночи и долгой погони подруг Гелины. Они постанывали и просили их оставить в покое хотя бы на минт.
– Нам здесь недалеко идти, – уверял он их. – Ну, милые. Соберитесь. Вы же можете… Вот так, потихоньку за мной… Давай, я тебе помогу…
Гелина широко раскрыла глаза, увидев Харана в окружении женщин. Она никак не могла узнать своих недавних боевых подруг, настолько их лица и порядок в одежде отличался от вчерашнего, когда они, уверенные в своём поступке, уходили с Жаристой к бандитам. О Жаристе Гелина вспомнила в первую очередь и, не подозревая о недавних расспросах Харана, бросилась навстречу женщинам со словами:
– Где Жариста? Что с вами случилось?
Девочки вначале испугались появлению новых людей и юркнули за небольшой скальный выступ, однако узнали Иляну и с радостным визгом бросились к ней. Иляну они выделяли из всех остальных в отряде Гелины за мягкость в обращении и материнскую ласку, которой не хватало ни самой каниле, ни остальным женщинам. За Гелиной и девочками явились в поле зрения те, что не поддались на уговоры и остались вместе со своим командиром. Охая и ахая, они помогли беглянкам разместиться вместе с собой на закрытом со всех сторон пятачке среди скал.
Ся֝зного рассказа о произошедшем в лагере бандитов ни у кого из прибывших не получилось, а после еды все они заснули на полуслове.
– Ты тех, кто за ними гнался, видел?
Гелина словно только что очнулась от потрясений последних дней: ночи наводнения, ухода и возвращения части отряда, появление бандитов и необходимость скрываться от них, безысходность положения – всё это как будто только что отпустило её, и она ожившим взглядом посмотрела в глаза Харану.
Он ответил на её взгляд.
– Видел. Только путров… Занута же сказала, люди не торопятся, чтобы… – Харан вздохнул. – Будь, милая, благоразумной и раньше времени отсюда не выскакивай, лучше, если тебя никто не будет видеть. Скажи девочкам, пусть… В общем, милая, не шумите. А я пойду наверх, посмотрю. Прости…
– За нас не беспокойся. Я знаю, что надо будет делать… – Она вплотную подошла к Харану, обняла его за шею. – Я люблю тебя.
Он поцеловал её в глаза.
– Я тебя тоже люблю, Гелина… Будь благоразумной.
Т”юркс, массивный выродок из тигров, со слабой окраской мелких волосков по всему телу, приблизился к людям-вождям банд.
Анахат собрался кружком, перед вождями на кочке с выщипанной травой лежал объёмистый пакет с коввдой. Но собрались они не пить, а совещаться. Поговорить было о чём и решать было что.
Сам анахат намечался ещё в прошлом году, прошедшем в интенсивных поисках контактов, договорённостей, уточнений, выработках условий и во многом другом с тем, чтобы встреча на уровне вождей банд бандеки состоялась, а вопросы, решаемые на ней, были бы значимыми.
Не часто, но необходимость таких мероприятий возникала: появлялись новые и рассеивались старые банды, менялись вожди, забывались договоры о сферах влияния и взаимопомощи.
Не все вожди стекались на анахат, зато к выработанным на нём правилам и положениям прислушивались, дабы не искать врагов среди себе подобных.
К тому же, поскольку банда банде не указ, появлялись отъявленные отморозки, для которых убийство разумных без разбора, становилось основным занятием. Чаще всего они были немногочисленны и состояли из изгоев или убежавших от суда круга Человечности – выжившие из ума или наделённые обострённым чувством неприязни ко всему миру.
Анахат вырабатывал планы по уничтожению таких банд, портящих ореол исключительности и привлекательности вольного времяпрепровождения опритами, которые, если убивают, то лишь по надобности очистить свои ряды, а то, что нападают на путников или вьючных торнов – на то они и свободные разумные…
Но год прошёл, а анахат так и не удалось собрать.
Пришла зима. Люди-оприты потянулись в города до весны, путры либо разбрелись по своим кланам, либо, потерявшие с ними связь, ушли вслед за людьми в населенные пункты, где им давали право на жительство в специальных подворьях.
Когда наступила весна, оприты только-только начали кучковаться в банды, и об анахате пока что не думали.
Однако бурные события в бандеке подстегнули вождей, и они встретились со своими бандами близ Примето по приглашению Монжора – его банда вдруг выдвинулась среди остальных своей численностью и дерзостью налётов на дорогах под самым носом тескомовцев.
Бунт столичного батлана и междоусобица в бандеке, казалось бы, должны были развязать бандитам руки. Тескомовские патрули на дорогах практически исчезли. Появилась возможность установить свой порядок в стране или в контролируемых регионах. Но в том-то и дело, что всего этого нельзя было делать, и анахат оказался единодушным в решении: от чистого разбоя следует переходить к более мягким способам добычи средств осуществления своих прихотей или романтических мечтаний, ради которых люди и путры подавались в оприты, во всяком случае, большая их часть.
Иначе города закроются от внешнего мира, иссякнет поток путников, а оказаться изолированными в пустынных Диких Землях опритам, особенно людям, было смерти подобно.
Анахат длился три дня. Вожди подружились или нажили недругов, коввды было выпито достаточно, обо всём поговорили, кому хотелось, те договорилась о совместных действиях…
Короче – анахат состоялся, наступила пора разойтись по своим углам страны.
Неурочный подъём воды перечеркнул все расчеты банд. Появилась неприятная перспектива совместного сосуществования в течение продолжительного времени.
Вожди уже стали тяготиться коллективным бытием, тем более, день ото дня Монжор забирал власть в объединенной банде в свои жестковатые руки.
Общение рядовых опритов также не способствовало настроению предводителей – их безделье становилось опасным. Оно толкало на поступки, обычно не поощряемые в бандах: показное пренебрежение к некоторым распоряжениям вождей и их подручных, выискивание места в другой банде, хотя со стороны ни той, ни другой в лице вождей таких поползновений не было (как будто). К тому же наметалось расслоение между людьми и выродками; случались кровавые стычки между опритами.
Особенно волновали вождей подозрения в переманивании опритов. Оно зародилось и крепло час от часу. Каждое неудачно высказанное слово или взгляд могли перевести подозрительность в плоскость обвинения и тогда…
