Виктор Васильевич Ананишнов
Реликтовая популяция. Книга 2
Они стояли и смотрели уныло на открывшуюся панораму. Не стоило и думать пускаться в бессмысленную и опасную игру по имени переправа через реку в этом месте.
Харан, Жариста и другие женщины, как могли, успокаивали уязвлённую до слёз неудачей Гелину. Канилу злило само стечение обстоятельств: против природы не встанешь с кинжалом в руках, её не испугаешь, не уговоришь, не покоришь взглядом или словом. Её не упросить, ей не приказать…
Подъём наверх занял значительно больше времени и сил.
Солнце перевалило на вторую половину дня, все устали и проголодались. Тут же у берега устроили привал. После обеда на коротком совещании людей и Ч”юмты решили основным отрядом двигаться вниз по реке, а назначенным для того выродкам уйти вперёд на разведку, дабы посмотреть русло реки и наметить возможные участки переправы через него.
Дорога пошла слегка вверх, к возвышенному месту, сгорбившегося под зарослями леса. Хорошо просматривалась каменистая вершина, вознёсшаяся не менее чем на сотню берметов вверх. Не доходя до подножья с полсвиджа, остановились для новой попытки ещё раз переправиться через Ренцу. В этой части ложа реки придонные камни лежали гуще, зато поток пенился и ревел так, что пришлось от края берега отступить, чтобы можно было поговорить без помех.
– Дальше лучше не будет, думаю, – резко подвела итог высказываниям и предложениям Гелина. – Но вы правы, надо будет сделать переносные мостки. Леса здесь хватит. И каждому надо будет сделать шест… Ч”юмта, распорядись среди путров, а мы… тоже. Подруги, займитесь делом. Старших не назначаю. Харан, Жариста и… Достаточно. Мы спустимся вниз и найдём подходящее место, откуда начнём переправу. Ч”юмта! Срубленное подтаскивать сюда… Мы пошли.
Покачивая бёдрами, канила направилась к спуску. Харан, завидуя самому себе (всё-таки ему повезло, его любимая – прекрасна!), посмотрел ей вслед прежде, чем пойти за нею.
Он хотя и не бал полностью уверен в успешном переходе через реку, но, как и все, видел более благоприятные возможности выбранного участка русла реки; далее, вниз по течению, поток прорывался в совершенно отвесных берегах, сошедшихся в узкий каньон – в нём стояло водяное облако, словно от кипящей воды.
– Надо бы внимательнее присмотреться сверху, – придержал Харан за руку Гелину, готовую начать нелегкий путь по террасистому спуску к самой воде.
– Я уже посмотрела! – недовольно проговорила Гелина, даже не повернув к нему голову.
– Ну и где же?
Харану неприятно было слышать от любимой такие отрывочно сказанные слова, видеть её маниакальную устремлённость, словно переход через реку она считала самым важным в своей жизни, после него как будто у неё больше ничего не будет.
Жариста, гибкая и уверенная в себе, тем временем начала спуск, неудобно поворачиваясь спиной к береговой стенке, отчего ей приходилось изгибаться всем телом и всё время контролировать каждый свой шаг.
– Да повернись ты лицом к земле! – не вытерпел и крикнул ей вдогонку Харан, не любивший неряшливых людей, не умеющих в простой обстановке действовать правильно. Вот как Жариста – и сила есть, и телом своим владеет, а ползёт по спуску, как будто себе навредить хочет.
Жариста в ответ повернула к нему смеющееся лицо и показала язык, продолжая всё так же неповоротливо, на взгляд Харана, спускаться к береговой линии. Жариста прекрасно знала себе цену и силу своего обаяния. Она показала язык, а Харана бросило в жар.
– Пусть себе слазит, как хочет. Тебе-то что? – спросила Гелина.
– Упадёт же… Сорвется… Ты чего, милая?
Гелина стояла на самом краю обрыва, прижав руки к груди, глаза её повлажнели. Харан смутился, неужели так был заметен его интерес к Жаристе?
– Ты не сердись на меня, дорогой, – сквозь шум реки услышал Харан негромкий её голос. – Я сегодня никак не могу себя сдерживать. И всё время чего-то боюсь… Если бы нам сегодня удалось перейти на ту сторону… Нас, дорогой, ожидает что-то ужасное!
– Ну, ну, хорошая моя! – проговорил он ей в самое ухо. – Всё пока не так плохо. Мы перейдём. Будет трудно, но мы перейдём!.. Посмотри, видишь вон там, похоже, можно пройти, не замочив ноги.
– Где, где? – оживилась Гелина, смахивая слезы. – Нет дорогой, – деловито возразила она, – там всё-таки придётся перебрасывать мостки… И шесты обязательно для всех нужны. Жаль, что у нас нет хороших длинных верёвок.
– Не будем жалеть о том, чего у нас нет. Ни верёвок, ни топоров… Пойдём-ка за Жаристой.
– Да, Жариста… Бедная моя подруга. Она истосковалась без мужчин. В Габуне у неё было много поклонников, а здесь ты один и то…
– И то не поклонник, – поспешил закончить за неё Харан. – Ты это, надеюсь, хотела сказать?
– Не знаю, не знаю, – лукаво улыбнулась Галина и ухватилась за руку Харана, чтобы не упасть.
– Не торопись! – попридержал её бывший телохранитель. – Я буду спускаться первым, ты пойдёшь за мной. Гелина!
Она его не послушалась, оставив одного наверху.
У воды, конечно, всё выглядело по иному, чем сверху, но впечатление от проходимости всей ширины реки укрепилось, что не могло не обрадовать людей.
Однако день неудержимо заканчивался. С вырубкой подходящих шестов и слег для устройства переносных мостков дело затягивалось. Кинжалы, которыми в основном были вооружены соратницы Гелины, плохо подходили для роли топоров, так что каждый ствол приходилось надрезать по щепке, пока не удавалось его повалить. Свежее деревцо имело сучки и тяжелую кору – их следовало тоже удалить теми же кинжалами.
Как ни старались выродки и женщины, процесс продвигался слишком медленно.
– Придётся заночевать на этой стороне, – с сожалением сообщила Гелина подругам. – Нам тут ещё праузы на две-три работы, а уже темнеет. В темноте через реку не пойдём.
– Благоразумное решение, милая, – поддержал её Харан, хотя минтами раньше думал совершенно о противоположном.
Женщины тоже были не против. Рубка леса их утомила, а устраивать переправу ночью они откровенно побаивались. И при том, днём раньше, днём позже – не видно разницы!
Ночёвку разбили подальше от берега, чтобы неумолчный шум перекатов не мешал сну.
Ч”юмта выставила охрану из выродков, не представляя, что, собственно, может им тут угрожать, но распоряжению Галины подчинилась беспрекословно. Затем они с Кокошей немного поговорила о Ф”енте, взявшегося на всякий случай подождать непредсказуемого возвращения Свима.
К решению Ф”ента они отнеслась со всей серьёзностью, оно повышало его в их глазах, а как же: ответственность, преданность дружбе и отрешённость ради неё, смелость, в конце концов, остаться одному в руинах – вот какие качества они увидели в его поступке.
Ф”ент намеревался посидеть в руинах дня три-четыре, а потом пуститься вдогонку отряду. Поэтому его подруги поговорили и пожелали ему хорошей дороги – по их расчётам, он должен был быть уже в пути.
Укладываясь спать, они не знали, что именно в это время Ф”ент, усталый от бешеной гонки за ушедшими вперёд, увидел красноватые точки костров. Он не сомневался в своём чутье – это был отряд Гелины. Он давно уже бежал по свежим следам. Едва заметный южный ветерок доносил запахи дыма, людей и путров. И порой стехар улавливал как будто волнующий дух своих подружек, по которым он уже соскучился.
Как не стремился он поскорее соединиться с отрядом, всё-таки, поразмыслив, решил в лагерь сейчас не идти, чтобы не тревожить тех, кто стоял в охранении, понимая, какой там поднимется шум с его появлением. Оставалось выбрать укромное местечко невдалеке от отряда и залечь спать. Что он и сделал, уверенный в завтрашнем дне и радостной встрече со всеми, особенно с Кокошей и Ч”юмтой…
Ранним утром первыми забеспокоились выродки, находящиеся в охранении лагеря.
Весёлая и впечатлительная Л”ньюни почувствовала, что на неё наваливается что-то непомерно тяжелое и злое. Она неожиданно для себя всхлипнула, не в силах сдерживать чувства боли и страха. К ней присоединилась менее чувствительная Р”япра, сурочьи глаза которой вдруг налились так, что она без труда и боли не могла моргнуть.
– Дора, – прохрипела она. – На нас кто-то напустил…
Ей стало совсем плохо, она присела и заскулила.
– Это не дора, – не согласилась Л”ньюни. – Что-то другое, но страшное. Надо будить Ч”юмту… Людей. Надо готовиться… A-a! – в её маленькой головке словно что-то взорвалось.
Разбуженная охраною, Ч”юмта тоже почувствовала какую-то неясную опасность, но, сколько она ни анализировала свои переживания, никак не могла установить, откуда эта опасность исходит.
Ч”юмта распорядилась поднять всех выродков.
Заспанные и недовольные, некоторые их них недавно сменялись с постов охраны, они сходились в круг, но уже минтом позже всех их охватило чувство чего-то такого, что могло им всем угрожать.
– Мы не люди, – сказала им Ч”юмта, – мы ощущаем природу не так как они. Люда могут ничего этого не заметить. Так что будем пока выяснять сами, что нам угрожает. Прислушайтесь к себе, подумайте над своими предположениями. Постарайтесь представить, с чем это можно сравнить?
Выродки в сумерках раннего утра недоверчиво посмотрели на свою предводительницу, но спорить не стали.
– Изменилось давление воздуха, – через минт-другой первой поделилась наблюдением Х”енка, хопперсукс.
С её открытием согласились практически все, кроме того, это заявление как бы подсказало другим, в каком направлений надо искать.
– Ветер изменил направление. Стал задувать с севера, – продолжила делиться ощущениями и наблюдениями С”оваха, верная спутница Жаристы.
И это замечание нашло подтверждение у всех.
Посыпались наблюдения и предположения, но они ничего нового не добавили и ни на йоту не продвинули выродков к объяснению их предчувствий.
– Земля! – вдруг воскликнула Н”яста, выродок из коз. – Земля дрожит. Вы слышите?
– И какой-то гул, – добавила Х”ямеда, сведя почти вместе высокие уши, доставшиеся ей от рысьих. – Я слышу. Он нарастает…
– Откуда? Можешь определить?
– Да. Сейчас. Оттуда, – указала Х”ямеда на север. – Откуда мы пришли.
– Да что же это такое? – Ч”юмта не на шутку забеспокоилась. – Надо будить Гелину и Харана.
Люди долго не могли взять в толк, что, собственно, от них добивается или хочет им сообщить Ч”юмта.
– Рано же ещё, – забормотала разбуженная Гелина. – Ну что вам не спится? А ты, дорогой, спи. Я… – и она снова погрузилась в сон.
Ч”юмта настаивала на своём.
– Ладно, ладно… Х”ямеда! – наконец кое-что уяснив, позвала Гелина. – Что ты слышала?
– Гудит, шейна. Всё сильнее и ближе.
– Кто ещё что-нибудь слышал? – Харан к сообщениям выродков склонен был относиться доверчивее, чем канила.
– Я, шейн… Я Л”ньюни… Кто-то большой и злой сюда бежит. Земля дрожит.
– Бежит? Ты говоришь, бежит? – переспросил Харан и поёжился от посетившей его догадки. – Что, если это…
Он не успел досказать.
Все явственно услышали вдруг чётко обозначившийся тугой гул, стремительно надвигающийся на них.
– Водяной вал с гор! – только и выкрикнул Харан, хотя и без него всем стала понятна причина, вызвавшая чувство опасности у выродков.
Сонные люди и мельтешащие, растерянные выродки, лишённые возможности что-либо соображать от навалившейся на них массированной атаки сильного ветра, громоподобного шума и уплотнившегося воздуха до степени, когда его ни вдохнуть без труда, ни выдохнуть, теряли драгоценные мгновения.
Бессмысленность поведения разумных сказывалась во всём. Кто-то даже решил прихватить с собой, прежде чем куда-нибудь убегать, заготовленные с вечера шесты. Харан, чьи выкрики никто не слышал, вырывал их из рук и лапин и отбрасывал подальше, чтобы обезумевшие за ними не возвращались, а такие были. Гелину с детьми он почти силой направил в сторону возвышенности; и большинство женщин и выродков, наконец, последовали за ними.
С остальными Харану пришлось значительно труднее и безнадёжнее.
Многие из них вообще потеряли какую-либо способность ориентироваться и метались во все стороны, а те, кто устремился навстречу валу воды, остались для его усилий просто недосягаемыми, хотя там были и люди. Когда стало уже невозможно удержаться на ногах от штормового ветра, Харан, почти бессознательно схватил кого-то за руку и пополз туда, где было повыше.
Удар исполинской волны в узкое ущелье между двух скальных берегов был подобен грохоту тысяч громов, прозвучавших одновременно. Водяная стена в десятки берметов взметнулась вверх и понеслась, круша всё на своем пути, ударила в основание возвышенности, вызвав её дрожь, окропила разумных каскадом брызг и пронеслась, пропала из вида.
Русло Ренцы переполнилось, из него во все стороны хлынули лишние воды, затопляя низины округи.
Харан долго лежал оглушенный. В ушах звенело, во рту скопилась кровь от прикушенной изнутри щеки. Собрав силы, он подполз к окаменевшей Гелине, прикрывавшей руками девочек, плачущих от пережитого только что страха.
– Кажется, – сказал он, стуча зубами, – нам повезло.
Гелина показала на уши – ничего не слышу.
Харан кивнул и проговорил громче:
– Нам повезло!
Она посмотрела на него удивленно.
– Нас здесь не затопит, – сказал Харан и услышал самого себя. – Давай, милая, посмотрим, кто с нами остался в живых.
– Ты думаешь, – Гелина медленно, словно ничему не доверяя, выпрямилась и выпустила девочек из своих объятий, – не все спаслись?
– Не думаю, а знаю.
– Кто? – насторожилась Гелина, рыская вокруг себя глазами.
– Гелина, не мог же я проверить каждого… извини! Грения, Думара, перестаньте реветь, вытрите слёзы, всё самое страшное закончилось.
– Вот ещё, – с вызовом заявила Грения, размазывая влагу по щекам. – Мы и не плакали, да, Думара?
Думара, всхлипнув, кивнула головой. Харан грустно хмыкнул.
Стихия безжалостно потрепала отряд Гелины. В нём, на поверку, не досчиталось четырёх женщин и более десятка выродков, среди которых оказалась Кокоша.
Ч”юмта в её пропаже обвинила себя.
– Я ведь знала, как она может повести себя в такой сумасшедшей ситуации, – плакалась она Гелине, когда та подошла к ней и спросила, что у неё случалось. – Она была такая чувствительная… Как я могла позабыть о ней? Как я могла…
Гелине ничего не оставалось, как только высказать ей соболезнование, и потом попросить выяснить о других потерях среди выродков.
Не стало и верной спутницы и слуги у Жаристы – пропала крупная и тяжёлая, неповоротливая и медлительная, но беззаветно преданная С”оваха, предками которой были кенгуру. Жариста прижимала к себе Л”ньюни и оплакивала погибшую. С”оваха была для неё воспоминанием детства, беспечной юности, бесшабашной молодости, символом уравновешенности прежней жизни в столице бандеки. Они были с нею ровесницы, пережили вместе всё. Теперь её не стало.
Похоже, только в эти нерадостные мгновения страданий по С”овахе Жариста по-настоящему ощутила перемены, произошедшие в её жизни. До того ей казалось, что вокруг идёт какая-то, пусть невесёлая, а порой жестокая, но игра с хорошим, в конце концов, финалом, и она будет дальше существовать и быть самой собой как прежде.
Смерть С”овахи поколебала её лучезарные надежды.
Вода, выплеснувшись из каньона, несколько отступила, вплоть до недавней ночёвки отряда. Люди и выродки разбрелись в надежде обнаружить тела погибших, а если повезёт, то и живых, пусть раненых. Однако новые берега с севера и запада, оконтурившие нечто вроде полуострова или острова, разумные еще не знали что именно, встречали их пустотой.
Гелина с отсутствующим лицом сидела под невысоким деревцем, не реагируя на попытки Харана вернуть её к реальности. Всё, казалось, было против неё: люди, обстоятельства, стихия и даже личные желания и поступки. Её вчерашнее стремление перебраться на другой берег реки сегодня воспринималось как самое страшное бедствие, которое она сама могла вызвать своей настойчивостью и безоглядностью. Ведь переправься они вчера на ту сторону, от отряда никого в живых не осталось бы, в том числе ее самой, Грении, Харана…
Вокруг сидели молчаливые женщины, печально глядя перед собой. Выродки продолжали обследовать берега. Они-то и заметили одинокого пловца, боровшегося с потоком. Его относило за пределы острова.
Все бросились к близкому берегу, гадая, кто бы это мог быть.
Пловец умело подгребал и использовал течение, что вскоре ему позволило выбраться на мелкое место. Когда он встал на дно и постепенно стал выходить из воды к встречающим, в нём узнали Ф”ента. Ч”юмта с лаем и визгом бросилась к нему, не дожидаясь, когда он полностью выйдет на берег.
От неё он узнал печальную весть о гибели Кокоши.
Глава 16
К вечеру подъём воды остановился и даже будто бы стал спадать. Но под ногами команды Свима всё равно оставался небольшой клочок суши – кинь камень – перекинешь. Отсюда хорошо просматривались не залитые вершинки других холмов – их кочковатые выпуклости, кое-где поросшие деревьями и кустарником, словно следы неведомого существа полу дугой уходили за видимый горизонт. Однако водные промежутки между ними составляли десятки берметов, а где-нибудь, можно было ожидать, и больше.
День за суетой и переживаниями прошёл незаметно быстро.
Люди без энтузиазма оглядывали водную гладь, вяло и сдержанно обсуждали сложившуюся ситуацию.
– Да-а, с холма на холм не разгонишься, – подытожил обсуждение Ольдим.
Огонь когда-то не повредил его глаз, и острота их зрения превосходила многих разумных.
С ним мог бы соперничать только К”ньец, но его менее всего занимали вопросы предстоящих переходов от одной сухой кочки к другой.
Достаточно было людей, чтобы о том подумать, он же нашёл себе достойное дело.
Склонившись над Тринером, он делал ему массаж плеч, рук и ног. Клан хиков имел свои секреты врачевания, и хопс решил попробовать некоторые из них на обессилевшем человеке. Тринер с удовольствием принимал его услуги, хотя порой и морщился от боли и неприятных ощущений.
– Не знал, – говорил он, – что у вас занимаются такими способами лечения. Всё-таки, как мне казалось до сегодняшнего дня, – криво усмехнулся Тринер, – людям более свойственно улаживать свои боли в суставах и теле, как раз используя массаж. Мне как-то доводилось слышать утверждение, что массаж даже вреден путрам, поскольку у них тело поросло шерстью, очень чувствительной к насилию над ней.
К”ньец презрительно фыркнул.
– Неверное мнение, – возразил он веско. – Даже дикие занимаются самомассажем. Всякие потягивания, сдирание коры с деревьев когтями, вылизывание шерсти. Это и есть самый настоящий массаж. Ведь он придаёт подвижность членам, суставам, всему скелету. Кости любят, когда их мнут. Люди просто забывают о такой возможности жить без болей. Они бегут в закалочную, меняют некоторые органы, которые потом опять приходится менять. И так до бесконечности. Люди любят сидеть, а если ходят, то экономят движения. В них всё окостеневает. – К”ньец помолчал. – Я, естественно, говорю о большинстве горожан, а не о таких, как Свим или Ольдим. Они хорошие ходоки…
– Может быть, – со всем тем, о чём говорил К”ньец, согласился Тринер, постанывая от удовольствия, когда лапины хопса касались больного участка.
Ольдим опустил кисть руки в воду.
– Холодная, – заметил он, вытирая ладонь о куртку. – Я ещё не знаю, как мы всё-таки с вами наладим переправу с холма на холм, но зато хорошо представляю, как холодная вода доставит нам массу неприятностей. В такое время не до купаний. Весна.
– Весной тоже можно купаться.
– Как сказать. Такие смельчаки есть, конечно. Но… Брр?..
– Мы недавно уже купались, и ничего, – сказал Свим.
Клоуда сдавленно прыснула в кулак. Свим оглянулся на неё, расцвёл в улыбке – Кло, похоже, приходила в себя.
Мяукнул К”ньец.
– Дело молодое, – буркнул неприязненно Ольдим.
– Ты нас не так понял, – всё еще продолжая улыбаться, пояснил Свим. – Пришлось искупаться не по своей воле. Нас в речку стая гаран погнала. Я даже не помню, холодная в ней была вода или нет.
– Понимаю, – проговорил Ольдим и несколько раз мелко кивнул головой. – Гараны… Это да. От них не то, что в воду, в огонь прыгнешь и не заметишь.
– Тебе виднее, – намекнул Свим.
Ольдим вскинул на него неровно посаженные глаза, в них сверкнул огонёк озлобления.
– Пошёл ты со своими предположениями…
Свим запоздало клял себя за злую шутку, вырвавшуюся у него. Он не хотел обижать человека, пережившего страшную травму – лицо Ольдима было оплавлено огнём.
– Извини, – глухо пробормотал он. – Я что-то не то… Извини!
– Не извиняйся, – отмахнулся Ольдим. – Не ты первый, не ты последний. Каждый встречный старается… Да нет, не насолить мне или поиздеваться, но старается угадать, что могло так меня разукрасить… Естественное, если подумать, стремление… Как-нибудь, может быть, я вам поведаю, как и что со мной было. А сейчас скажи, как ваша одежда отреагировала на купание?
– Нормально. Но мы окунулись ненадолго. На минт или чуть больше.
Клоуда опять засмеялась, уже открыто.
– Не больше, а меньше, – сказала она. – Потом мы все бежали так, что энергии для одежды хватило, чтобы вытряхнуть из себя не только новую, но и старую грязь.
– Да уж, бежали хорошо, – подтвердил Свим.
– Клоуда всех нac обогнала, – добавил Камрат, как всегда занятый своим оружием.
Ольдим повёл головой, выслушивая их.
– Любопытный способ очистки одежды. Надо запомнить… Но здесь, вы видите, не разбежишься. Можно будет макнуться раз, два, а потом от одежды могут одни лохмотья остаться, как после хорошего дождя…
– Помолчал бы о дожде, накликаешь ещё его, – Свим нервно осмотрелся. – За половодьем могут пойти тучи.
– Перестань, весной дождей не бывает, – Ольдим также обежал глазами небо.
– Сам знаю, но прошлой осенью их не было, вот и налетят сейчас.
– Ну что вы заговорили о дожде? – вмешалась Клоуда. – Я думаю, нам придётся переходить через перешейки между сушей в одежде, но потом обязательно жечь костры, чтобы её высушить и добавить ей способности самоочищения…
– Так мы всё лето будем идти по этим холмам. Но есть один способ, чтобы хотя бы не замёрзнуть и избавиться от некоторых неприятностей, несомых водой. Да, есть способ, но… – Ольдим осмотрел команду, словно только что увидел ее. – Но боюсь для этого нас слишком много. Я имел в виду вот что, – он полез в свой заплечный мешок, достал из него небольшой сверточек – в горсть взять – и осторожно развернул его. На ладони Ольдима появился маленький кубик серого вещества. – Знаете, что это такое?
– Бренда, – без особого интереса за всех ответил Камрат.
– Она, – разочарованно подтвердил Ольдим.
Ему, по-видимому, хотелось удивить своих нечаянных спутников, а они не удивились и даже с ходу не замедлили определить содержимое свёртка.
Свим уловил это разочарование и решил слегка сгладить его.
– Мы хорошо знаем, что это такое. Не удивляйся. Но причём тут бренда, холодная вода и отрава в ней?
Обманувшийся в своих ожиданиях, Ольдим на слова Свима оживился. Ему предоставлялась возможность сказать этим всезнайкам кое-что новенькое.
– Причём, и очень, – начал он почти назидательно. – Бренда, как самая экономичная еда, известна всем. Вот этого кусочка хватят нам всем дней на десять, если, конечно, после этого можно будет съесть нормальную еду…
– Это известно, ты прав.
– Но мне однажды сказали совсем иное. Оказывается, бренда когда-то была изобретена не для того, чтобы ею питаться.
– Ха, – не поверил Свим. – Скажи ещё, что мечи были изобретены, чтобы в дуварах подметать.
На лице Ольдима появилась ужасная гримаса, отчего один глаз его опустился почти на три пальца ниже другого. Клоуда сдавленно охнула и в смятении отвернулась, ей стало страшно и жалко Ольдима. Почему он не исправит своё лицо? Красавцем не будет, но выправить черты, сгладить шрамы и подтёки застывшей от плавления кожи и мышц лица мог бы. Зайди только в любой… А вдруг он зайти не может? Ах, какие глупости! Фундаренец и дурб мог бы для этого найти возможности!..
Ольдим, если и обратил внимание на отчаянную попытку Клоуды не смотреть на него, чтобы не выдавать вспышек отрицательных эмоций, то вида не подал, и голос его не дрогнул, когда он на реплику Свима наставительным тоном произнёс:
– Мечу кровь, сказал древний мудрец, a…
– …а человеку меч, – досказал Камрат. – Это Вудель сказал.
Реакция Ольдима была странной – теперь его лицо налилось ало-красной краской.
Клоуда опять вскрикнула и отгородилась ото всего мира, плотно прижав ладони к глазам, чтобы больше не видеть ужасных перемен на исковерканном лице Ольдима.
– Мутные звёзды! – прошептал Свим, его передёрнуло с головы до ног. Он потрепал себя за бородку и оглянулся на К”ньеца.
Тот застыл с полуоткрытым ртом. Зато Сестерций внимательно рассматривал Ольдима, его заинтересовало, как это он делает. Менять цвет лица могли многие его соплеменники. Сам он в этом не преуспел. Однако у человека подобное он видел впервые и теперь подумывал как-нибудь расспросить Ольдима, как он может управлять окраской своего лица,
Пока взрослые боролись со своими чувствами, Камрат с удивлением посматривал на них.
– Так бабка всегда говорила, – наконец сказал он, считая упоминание о бабке уместным, так как не думал, что любимая поговорка Калеи вызовет у его товарищей подобный шок.
– Фу на тебя, малыш! – передохнул Свим, видя, что лицо Ольдима приобретает привычный для него свинцово серый оттенок.
Несколько позже он обратился к дурбу:
– Извини, перебил тебя глупой шуткой. Так для чего была создана бренда?
Ольдим долго отмалчивался и поглядывал на Камрата.
– Как раз для нашего случая, – всё-таки ответил он Свиму. – Она даёт возможность войти в воду, не опасаясь потерять кожу и волосы.
– Не тяни, дальше!
– Так это всё. Надо съесть кусочек бренды, правда, раза в три больше, чем её принимают в качестве пищи, подождать с полпраузы и смело лезть в воду.
– Любопытно. А ты её на себе в таком качестве проверял?
– Проверял, и неоднократно. Меня однажды половодье захватило в районе Сопта. Двое суток был в потоке, самом первом, что несла Сурна. Сам понимаешь, сколько в ней было всякой дряни… Я всегда с собой ношу бренду… Но… нас многовато. За день нам не удастся выйти за пределы поймы, а у меня тут бренды всего ничего.
– Мне ваша бренда не нужна, – гордо заявил торн. – Создавая нас, торнов, Всемогущий Биоинженер предусмотрел всё. Людей он не наградил этим даром.
– Я тебя вообще не считал, – заметил Ольдим. – Ты искусственный, потому тебе вода нипочём.
Сестерций принял вызов. Он ещё выше вздёрнул голову и приготовился дать отповедь потомку Обезьяна, младшего и менее приспособленного к окружающей природе брата Акарака.
– Сестерций, молчи! – успел выкрикнуть Свим. – Не до того! А ты Сестерция не обижай, – сказал он Ольдиму. – Но если твои утверждения хотя бы наполовину оправдаются, мы сможем отсюда убраться подальше, а не сидеть, пока кто-нибудь нас здесь подберёт. Малыш, наступило то время, о котором я тебе говорил сразу после выхода из Керпоса. Помнишь? Доставай её.
Камрат неторопливо раскрыл свой мешок и извлёк из него увесистый пакет с брендой, положил перед собой.
Свим с опаской глянул на Ольдима. Какие ещё метаморфозы произойду с его лицом? Дурб выпятил вперёд остатки нижней губы и, поведя подбородком снизу вверх, причмокнул. Слов, похоже, у него не оказалось, чтобы как-то высказаться по поводу появления перед ним громадного куска бренды.
– Ну? – не выдержал Свим.
– Что, ну? – беззлобно огрызнулся Ольдим. – Спокойно подумать не дашь. Я от вас за день нахватался всякого сверх меры. И уже… Не поверите, но и такого ожидал. Конечно, не в таком диком количестве. Думая о вас, у меня не менее дикие мысли рождаются. Например, если вы вдруг сейчас посовещаетесь, а потом скажете о намерении улететь отсюда куда-нибудь, прихватив, естественно, меня с собой, то я, пожалуй, даже в такие ваши способности поверю.
– Не беспокойся, летать мы точно не умеем. Я думаю, – сказал Свим, – пора есть бренду и готовиться двигаться отсюда. Итак, Ольдим, показывай.
Ольдим вынул кинжал и вырезал из запасов Камрата кубик не больше капли воды.
– Примерно столько хватает на день. Имейте в виду, есть после купания, несмотря на проглоченную бренду, хочется зверски, И… Бренду не жуют, а глотают.
О бренде слышали все разумные, видели не более трети, а потребляли единицы.
Клоуда, Тринер и К”ньец пробовали её впервые.
Сперва, пока бренда создавала так называемую структуру Уаха, проглотившие её ничего не ощущали. Но вот на их лицах заиграл румянец, тепло разлилось по всем членам.
– Пора раздеваться, – объявил Ольдим. – После бренды холод переносится легче, зато одежда останется сухой и между нею и телом не заведется андрелла. А бренда ей способствует.
Говоря, Ольдим стал снимать с себя одежду, другие последовали его примеру.
– А я? – с испугом воскликнула Клоуда.
Свим озадаченно посмотрел на неё сверху вниз. Как он о ней позабыл? В такой ситуации (а кто её мог предвидеть?) Клоуда становилась помехой.
«Наверное, стоило её всё-таки оставить в подземном поселении на попечение Харана и Гелины», – мелькнула у Свима мысль, но она ничего не решала.
Статус женщины в Сампатании, как и во многих других бандеках, если она не принадлежала к многоимённым, был сложным. С одной стороны, она обладала равными правами с мужчинами, а с другой, – к женщинам предъявляли некоторые требования, нарушение которых считалось сверх безнравственным. Клоуда в одиночку никогда бы не смогла просто так путешествовать среди мужчин. Сейчас она в качестве ауны находилась в личном подчинении у Свима, и лишь он отвечал за её присутствие в команде и за её поведение в ней. Если бы между ними не было интимных отношений, то раздетой её не мог видеть никто.
Потому-то понятен был возглас Клоуды – она не могла воспользоваться предложением Ольдима.
Назревал непредвиденный конфликт. Ольдим тактично отвернулся, чтобы не мешать товарищу по организации и по обстоятельствам решать щекотливые задачки со своей женщиной.
В душе он не переставал осуждать Свима. Охотник, таскающий за собой женщину – что может быть нелепее? Но, порицая, он завидовал: охотник, у которого всегда рядом любимая женщина – в этом таился какой-то смысл непонятных пока что возможностей. Только каких? Ольдим искал и не находил. Но они были! Правда, не в таких эпизодах, возникших сейчас, но были.
– К сожалению, Кло… – мямлил Свим, совершенно пока не представляя, что предпринять.
– Но как я смогу? Ты не понимаешь. Я умру, если они меня… Лучше я… Это невозможно, Свим! Я не буду!
– Не надо раньше времени так переживать. Давай дождёмся темноты, Кло… Вода может прибить к нам бревно какое-нибудь… – безнадёжно тянул Свим, понимал всю бесперспективность уговоров. – И потом. Не обязательно снимать всё.
– Будто ты не знаешь, что на мне только то, что необходимо, и ничего лишнего. Я ничего снять не могу!
Свим знал. Он беспомощно потоптался и вздохнул.
