Виктор Васильевич Ананишнов
Реликтовая популяция. Книга 2
– Спасибо за приглашение. Я согласен, – легко воспринял просьбу купорена Харан, уверенный, что уже завтра утром навсегда покинет этот город. Так почему бы сегодняшний вечер ни провести в кругу здоровых и не кичливых людей, тем более, они его приглашают с охотой, а не он сам напрашивается к ним на вечеринку.
– Тогда так, – деловито заговорил Теслан. – Мы тут должны ещё праузы две подежурить, а потом в гетто. Если хочешь, походи с нами. Сегодня здесь спокойно. Поговорим о том, сём.
Благие мысли Харана уйти из города на следующий день после встречи с тескомовцами улетучились, как дымка с появлением збуна. Его в тот же вечер уговорили, а он беспечно поддался, при том удивляясь своей сговорчивости вступить в хирис – школу тескомовцев, и заодно стать бойцом звена Теслана, поскольку один из его состава сам становился купореном.
Два школьных года пролетели в упражнениях и заботах. Его доучивали читать и писать, владеть мечом, правилам поведения на дорогах, дежурствах в городах, вести поиск и погоню за людьми и путрами. Давали сведения из истории бандеки Сампатании, хотя она была, как утверждали многие, целиком надумана и фальсифицирована, так как некоторые, бывшие лет двести тому назад тескомовцами, слышали её по иному, чем о ней узнавали молодые бойцы.
В школе Харан получал много, но он стал ею тяготиться уже через полгода. Читать и писать он уже умел, многие преподаватели были далеки от требований к Педагогам и страдали косноязычием, а дурболеты любили бесконечно рассказывать о своём боевом прошлом, где без них, якобы, не случилось ни одно более-менее запоминающееся событие. Кроме того, появились откровенные враги в лице некоторых преподавателей. Особенно доставалось от грубостей Тикера, которому независимый нрав Харана почему-то не понравился с первого дня нахождения в хирисе.
Из-за всего этого под всяким предлогом Харан старался проводить время в купоре, где ему было и весело, и уютно, там его окружали друзья и разнообразие жизни.
Однако Тикер был настойчив в своих притязаниях, так что Харан стал подумывать об уходе из Тескома.
Помог случай.
Однажды, дежуря в составе купора в здании кугурума, Харан увидел, как, проходя мимо него, Правитель бандеки гит Гамарнак покачнулся, побледнел и едва не упал на пол, если бы он, выступив из круга своего поста, не подхватил его под руки.
Свита Правителя – члены Справедливого Сената, хотя и всполошились и бросились на подмогу бойцу, но все они знали, что у Правителя такие приступы не редки. Привыкшие к системам закалочных и восстановительных, сенаторы распорядились отнести Гамарнака в ближайшую из них, расположенную в самом здании кугурума, но Харан осмелился им возразить:
– Сейчас он придёт в себя, а вам, уважаемые сенаторы, следует отойти от него, чтобы это случилось быстрее, – заявил он уверенно и даже строго, и зачем-то, но мнению и недоумению сенаторов, положил пальцы своей руки на запястье Правителя.
Харан прощупывал пульс у потерявшего сознание человека. Этому он научился в Курнекании у одного престарелого врачевателя, тот не признавал никаких древних методов лечения и диагностики.
– У них всё делали машины, – разъяснял врачеватель слушателям. – Но что может машина узнать в человеке? Машина может лишь подсказать что там и как. А ты должен знать… Так узнай, как у человека бьётся пульс – этот признак жизни – и ты сразу скажешь, что с ним произошло, происходит и что можно ожидать в ближайшее время…
Конечно, с тем врачевателем можно было соглашаться или нет, но Харану понравился сам метод – просто и иногда действенно.
С Гамарнаком случилось именно то, где по пульсу можно было узнать причину его слабости и обморока, а также его состояние в данный момент и возможные последствия.
Правитель, по-видимому, находился в помещении с нехваткой кислорода. Выйдя из него, он глотнул его немного больше и потерял сознание. Вместе с ним там же провели время и сенаторы. Организмы у них были покрепче, но выглядели они также неважно – бледные, круги под глазами.
Когда Гамарнак стал приходить в себя, Харан и сенаторам настоятельно посоветовал при выходе из небольших помещений, где они провели какое-то время, не торопиться бежать куда-то.
– Иначе у вас будет происходить то же самое, – пообещал он им. – Не торопясь, вы появитесь там, куда стремились, чуть позже, зато вам хватит сил, чтобы не свалиться таким же образом.
Неизвестно, как восприняли сенаторы от простого бойца Тескома нравоучение по поводу охраны собственного здоровья, но в тот день Харану не дали даже закончить дежурство. Помощник Правителя, неулыбчивый и всегда озабоченный Дорьян, в присутствии ошеломлённого Теслана снял Харана с поста и баз задержки и лишних объяснений ввёл в громадный кабинет Гамарнака.
Правитель бандеки, глава Великого Кугурума, слуга Правдивого Сената и Четырёх Направлений и многого другого, сидел в свободной позе за невысокой кафедрой и долго с любопытством рассматривал, оставленного с ним один на один, молодого тескомовца.
Тяжелые веки гита прикрывали глаза, и Харан никак не мог определить их цвета и выражения. Он всегда мог кое-что прочесть в глазах собеседника, но, не видя их у Правителя, ему приходилось только теряться в догадках, о чём думает гит, изучая его так внимательно и долго.
Таким же долгим и обстоятельным состоялся разговор между ними. Долгим и опасным для Харана.
Гамарнак оказался проницательным и въедливым слушателем, так что Харану стоило большого труда не сбиться в пересказе своей биографии. В ней он представлялся добропорядочным поселянином с небольшим нэмом, ушедшим от обыденности по зову сердца побродить по свету, что не возбранялось, а у тех, кто понимал привлекательность путешествий, горячо приветствовалось.
Гамарнак оказался из последних, то есть понимающих, и живо интересовался бандеками и городами, пройденными Хараном, и остался доволен их живописанием.
Рассказывая о себе, Харан, естественно, не помянул ни о годах, проведённых в банде, ни о первоначальном и предыдущих выдуманных им именах…
Вообще, беседуя с Правителем и взвешивая каждое своё слово, Харан вдруг нашёл в описании собственного жизненного пути массу периодов жизни, требующих умолчания. А умолчание, как водится, не всегда сопутствует искренности.
Гит, по-видимому, что-то почувствовал в этих умолчаниях и в некоторых местах рассказа, где Харан пытался что-то похоронить поглубже, кривил на породистом лице губы, но, тем не менее, было видно, что он прощает человеку нежелание говорить о том, чего он не хочет выносить наружу.
Концовка разговора с Правителем, а о цели его Харан не догадывался, была для него совершенно неожиданной: Гамарнак предложил ему стать его личным врачом.
Пока вновь испеченный личный врач Правителя бандеки растерянно моргал глазами, неспособный от внезапности высказать и слова, в кабинет вошла…
Нет, тогда ему показалось, вплыла удивительная девушка.
Так Харан впервые увидел Гелину…
– Вот они! – вывел его из задумчивости и воспоминаний Ф”ент. – Сидят, шушукаются.
Харан посмотрел по направлению, указанному стехаром, и увидел не далее как в двадцати берметах широкий круг, организованный чинно сидящими существами. В них он тут же узнал охолохов. Клан несчастных разумных, верящих в сверхсущество, некое иллюзорное образование, обитающее, якобы, где-то между Землёй и Луной. Жилище его или местонахождение располагалось отнюдь не на искусственном спутнике, как можно было предполагать, а на некоем, не имеющем названия, естественном образовании: на Сколлапсированном Троне или даже на Самом Широком Седалище.
Все эти подробности Харан вычитал когда-то в книгах, найденных в библиотеках кугурума и родового хабулина Гамарнака.
Охолохов называли ещё как-то по-иному. В статьях о них делались намёки на особенные способности клана, когда они объединяются и создают коллективный разум, более мощный по сравнению с входящими в него индивидами.
Сейчас Харан пожалел о своей невнимательности. Читая об охолохах, он мало интересовался их религиозными представлениями, противными нормально мыслящему разумному, тем более человеку. Разве не глупо верить в нечто несуществующее, придуманное, к тому же, если уже есть сам человек?
Но о роли пня в жизни охолохов Харан кое-что вспомнил, ему стал понятен отпор, данный стехару, когда тот вздумал взобраться на предмет их поклонения.
В нескольких словах он разъяснил Ф”енту причину, почему с ним здесь такое приключилось.
– Это пень-то – сверхсущество? – возмутился стехар, беззаветно и свято верующего в Талисман, охраняемый кланом капов, выходцем из которого он был. – И ради этого они мне чуть глаз не выкололи? Ну… Ну, не дураки ли? Я же тебе говорил, что они дураки!
– Не кричи так. Всё, что сказал я, имеет под собой основу. Пень у них – это воплощение как бы того существа, его символ, так сказать, поскольку его самого здесь нет в натуре.
– А-а… он что, есть в натуре и правда? – ошеломлённо спросил Ф”ент, привыкающий уже верить каждому слову Харана. – Где?
Харан задумался. Он плохо разбирался в таких вещах и не знал, как объяснить ещё более несведущему выродку воплощение какого-то, пусть даже сверхъестественного существа, в простом пне.
– Я-то думаю, что в натуре его нет, но охолохи полагают именно так. Они уверены в его реальном существовании. Сейчас они, наверное, как раз к нему и обращаются.
– Зачем? И где он? – так и не понял стехар. – Вот у нас, у Хранителей Талисмана, этот Талисман…
Харан стал терять терпение.
– У вас Талисман, а у них проявление этого… То есть пень – это оно, сверхсущество! – резковато сказал он.
У Ф”ента от такого заявления вывалился язык. Он долго молча следовал за Хараном, пока они кружили вокруг да около упорядоченной толпы верующих.
В круге находилось не меньше сотни охолохов.
Харан прислушался к их заунывному бормотанию.
– Сироче?.. Ха, они говорят на сироче, – определил он. – Ты знаешь сироче, стехар?
– Знаю, – уверенно заявил Ф”ент. – Э-э… Как там… Что тебе надо… Мне с тобой не по пути… – медленно проговорил он на сироче, страшно при этом коверкая слова древнего языка.
– Да-а, бегло говоришь, – сыронизировал Харан, – но, вижу, недостаточно хорошо, чтобы понять своих обидчиков. А они, кстати, прислушайся… тебя ведь вспоминают.
– Меня? – растерялся Ф”ент. – А как же сверхсущество? Я что? Это…
Харан от неожиданного предположения стехара хохотнул.
– Ну, ты от скромности не умрёшь, уважаемый. Тебя они вспоминают, как недостойного попирать это воплощение. То есть пень… Это раз. И, во-вторых, они считают тебя посрамлённым самой Матерью… Не понимаю… Тебя она… Так… Тебе, оказывается, ещё повезло, ибо она оставила тебя в живых для назидания другим… ну и ну… Извини, стехар… для назидания другим дуракам.
– Это ты что, правда? – Ф”ент поджал под себя обрубок хвоста.
– Сам у них спроси, – уже рассеянно посоветовал Харан, решая задачку, как бы осторожнее подойти к охолохам и не спугнуть их.
Во всяком случае, не спровоцировать с их стороны враждебное отношение. Подружиться с кланом охолохов следовало непременно, поскольку именно отсюда, где они сейчас стояли со стехаром, вся низина острова была хорошо видна, кроме той её части, где находился берег реки. Надо было ещё пройти бы шагов пятьдесят, чтобы охватить всю панораму, но как раз там разместились подвижники какой-то Матери, имея в середине своего круга высокий и удобный для устройства наблюдательного пункта пень некогда могучего дерева.
Ф”ент на предложение Харана потрогал больное место под глазом, проскулил жалобно:
– Я уже пробовал их спрашивать, а они рогами меня… Сами дураки, а ещё обзываются… Что мы стоим?
– Мне кажется, нам следует немного подождать, – придержал стехара Харан, норовящего под эгидой человека быстрее, если не расквитаться, то хотя бы восстановить в глазах этих «дураков» свой авторитет. – Не надо им сейчас мешать. Закончат петь, подойдём.
Ждать пришлось недолго. Пение охолохов, больше напоминающее журчание воды в небольшом ручье, оборвалось, и круг распался так стремительно, точно составляющие его члены специально разбегались в разные стороны, лишь бы не оставаться в той точке пространства, где они только что находились.
Возможно, такое поведение соклановцев также было частью религиозного действия.
– Так кто тебя обидел, уважаемый? – обратился Харан к Ф”енту, собираясь вступить в переговоры с тасмедом клана.
– Сейчас… Я его только что видел, – воспрянул духом Ф”ент. – Он у них одет не так, как все. Вон он, вон! У него, как у Сестерция через плечо цветной лоскут висит…
– У Сестерция одеяло.
– А у этого лоскут. Сравнил тоже Сестерция с этим…
– Успокойся. Ты готов? Тогда пошли. И вот что, уважаемый, веди себя так, будто ничего у тебя до того с ними не было.
– Ничего себе, не было! Да он меня…
– Как говорит Свим, помолчи!
Охолох с голубой полосой через плечо заметил их сразу, как только они двинулись прямо к нему, и сделал какие-то распоряжения соплеменнику. Тот тоже выделился из толпы – у него на плече болтался травянистого цвета кусок, выдранный по виду, из другой одежды.
– Приветствуем вас, уважаемые охолохи! – неторопливо заговорил Харан на сироче.
Быстрее он не мог бы, уж очень давно не практиковался в этом языке. В Габуне такие, кто понимал сироче, были, но они относились не к тому кругу разумных, где общался Харан.
Представитель клана с голубой полосой очумело пялил огромные чёрные глаза на незнакомца-человека, его круглые уши, сдвинутые вперёд, также, как глаза, казалось, смотрели в упор. Карминовые рожки вилочкой наклонились к незваному собеседнику.
– Принимаю твоё приветствие, человек, – неприятно скрипучим голосом отозвался охолох, в чёрно-бездонных глазах его роились точечки света, будто исходящего изнутри. – Что привело тебя к нам, человек?
– Мы все пленники этого острова, – начал Харан осторожно, словно держал в руках переполненную чашу и боялся уронить хотя бы каплю. – Мы, люди и путры, разбили свой лагерь невдалеке от вашего. Кроме того…
– Мы не пленники, – проскрипел охолох. – Мы уже просили Мать Пути и Исхода, она обещала нам помочь и вывести отсюда туда, где нет воды.
– Я рад, что хотя бы для вас этот остров не превратился в ловушку, каковым он выступил для нас. Мы тоже ищем пути ухода отсюда, но пока тщетно. А на острове оказалась большая группа бандитов – людей и путров. Мы боимся встречи с ними и потому…
– Мы их не боимся! Наша Мать Пути и Исхода защитит нас от любого, кто бы он ни был, какую бы личину ни принимал.
– Я рад, что хотя бы для вас бандиты не страшны, – тянул своё Харан, не давая себя сбивать с мысли. – Но мы хотели бы видеть, не устремляются ли они сюда, к нашему лагерю, а для этого нам надо бы здесь рядом с вами, пока ваша Мать не помогла…
– Мать Пути и Исхода! – строго поправил охолох.
– Прошу извинения, уважаемый. Я не искушён в ваших представлениях на мир так хорошо, чтобы не делать ошибок. Так вот, пока ваша Мать Пути и Исхода не соизволила вас отсюда увести, нам хотелось бы рядом с вами устроить дневной пункт наблюдения за той вон частью низины, – и Харан показал вниз на поросшую лесом, кустарником и травой часть острова.
Охолох задумался, Харан терпеливо ждал, чего нельзя было сказать о Ф”енте. Он не понимал, о чём Харан так подобострастно говорит с этим дураком, почему он не топнет ногой, утверждая право человека делать то, что он желает.
Ф”ент даже стал слегка подвывать, у него вываливался язык, он весь был напряжён и ощетинен.
– Зачем он полез на Знак Справедливости? – указал на стехара охолох своей, почти человеческой рукой-лапиной с выбросом вперёд чисто человеческим движением и указующим перстом.
– На что? – переспросил Харан. – Ах, да… – Он догадался, о чём говорит охолох, но затруднялся теперь, как бы назвать пень, выполняющий роль какого-то Знака. – На это чудо природы? – нашёлся он, наконец, и указал на пень, вокруг которого, как он заметил, в этот момент концентрировались основные силы клана с намерением защищать его от посягательств человека и того, кого уже наказала Мать. – Это он совершил от незнания ваших клановых законов и порядков, – встал на защиту стехара Харан.– И он не знает сироче, уважаемый…
– С”ялван, Тасмед и Друг Того, Кто Говорит С Матерью.
Представляясь, охолох важно и любовно поправил на себе кусок голубой ткани.
Харан приоткрыл рот, чтобы проглотить выплеснутое имя охолоха и сообразить, как всё-таки его зовут.
– Уважаемый С”ялван, – произнёс он и помедлил, дабы дать возможность тасмеду поправить его, если обращение к нему прозвучало неправильно. С”ялван промолчал, и Харан уверенно заговорил дальше: – Вам ничего не стоит простить его, он хотел лишь оградить себя и нас от возможного нападения со стороны банды опритов. С нами слабые женщины людей и путров, и дети человеческие…
– Человеческие дети? – пожалуй, впервые высказал заинтересованность С”ялван. Рожки его, из упрямо направленных в сторону Харана штырьков, превратились в смешное подобие рогульки, случайно застрявшей на шарообразное голове. – Человеческие дети!.. – повторил он, словно пропел. – Мы так редко видим человеческих детей. Наш Путь, завещанный Матерью Пути и Исхода, долог и труден, у нас нет времени бывать в человеческих поселениях, а дети живут только там. Каждое встреченное человеческое дитя на нашем пути, завещанном Матерью Пути и Исхода, приносит нам счастье… – Глаза охолоха вспыхнули. – Вы разрешите нам посмотреть на ваших детей?
Харан мог ожидать всего, кроме такой просьбы. Конечно, она была странной, но почему бы им ни показать Грению и Думару? Хотя, как на это посмотрит Гелина? Харан не торопился отвечать, но для себя решил – просьбу С”ялвана следует удовлетворить. От девочек не убудет, а дружба с кланом того стоит.
Тасмед как будто прочёл его мысли.
– Мы понимаем, что дети для вас священны так же, как для нас Мать Пути и Исхода. Нам необходимо на них посмотреть для укрепления своей веры. Мы просто посмотрим на них. Увидав их, мы сможем взять детей под свою защиту, под защиту Матери Пути и Исхода. И вам не надо будет ставить здесь пост наблюдения, это мы возьмём на себя.
Новые предложения охолоха прибавили решимости Харану. Он в двух словах поведал о нём Ф”енту, заставив того вильнуть обрубком хвоста в знак недоверия.
– Посмотреть, и – всё?
– Как я понял, и всё. Просто, как он сказал, посмотреть.
Стехар думал о том же, что и Харан.
– Надо с Гелиной договориться, как ты считаешь?
– Это ясно. Главное, что после смотрин они берут детей под свою защиту и будут наблюдать за подходом сюда банды. Гелина от лишней опеки для детей не откажется.
– Это невероятно, чтобы быть правдой. Эти дураки… Но это здорово! – воскликнул Ф”ент. – Гелине надо так и объяснить. А что касается меня, то я уже согласен. Только поговори с этим драчуном так. Детей, мол, покажем, однако приводить их сюда к ним не будем. Они сами пусть по очереди приходят к нам и смотрят. Вот тогда Гелина наверняка не будет против, а для человеческих детей будет хоть какое-то развлечение.
– Ты мудрый стехар, Ф”ент, – искренне похвалил Харан выродка. – Так и предложим.
С”ялван, выслушав условия Харана, обратился к своим соплеменникам с пламенной речью, поминая через слово Мать.
– Во, частит, – с уважением заметил стехар и вздохнул. – О чём он там с ними?
– В сироче много такого… Он именно частит. Но что он говорит, понятно.
– Это тебе понятно, а мне нет.
– Ладно, перевожу… Примерно так. Мать их Пути и Исхода не оставила своих сыновей… э-э… почему только сыновей?.. Не понятно. Да, ладно… не оставила своих сыновей без… В общем, она о них позаботилась в такой непростой обстановке, в которой оказался клан. Она им подарила возможность лицезреть человеческих детей. Кто теперь может сомневаться в её искренней любви к охолохам, чтящим её?.. Вот так-то, уважаемый стехар, он воздействует на их мозги.
– А они у них есть? – презрительно поинтересовался Ф”ент и вывалил язык. – Я вот очень сомневаюсь.
– Думаю, ты не прав. Помолчи!
Глава клана повернулся к Харану.
– Мы со всеми условиями согласны, – торжественно доложил он. – Будем посылать…
– Не торопись, уважаемый С”ялван, – остановил его Харан. – Мы должны подготовить детей к встрече с вами, предупредить людей, чтобы они отнеслась к вашему приходу уважительно и не чинили препятствий. Кроме того, с нами есть несколько путров, им тоже надо будет сказать о вас. Сделаем так. Мы сейчас уйдём и подготовим всех к вашему появлению в лагере. После чего этот стехар по имени Ф”ент вернётся к вам и поведёт первую партию, которую вы организуете. Сколько в ней будет смотрящих?
Охолох показал растопыренные пальцы обеих лапин и сам внимательно осмотрел их, словно удостоверяясь – ни один не потерян ли.
– Ага! Значит, десять…
– Так они до конца дня будут ходить, – буркнул Ф”ент, но Харан его не слушал.
– Договорились, уважаемый С”ялван. Вы делитесь тут по десяткам, а мы пошли.
Гелина молча выслушала подробный отчёт о договоре с охолохами. Посмотрела на Харана грустными, проникающими в самую глубину его естества глазами, и печально улыбнулась.
– Хорошо, что они хотят детей взять под защиту. Мы, к сожалению, оказались не слишком надёжными, чтобы оградить их от неприятностей… Нет, милый, так оно и есть. Мы же здесь, тем более ты, не виноваты. Уж так у нас нехорошо всё сложилось… Лишние защитники для детей не помешают. А всё остальное… Девочки! К нам сейчас придут путры какого-то клана, он так же, как и мы, оказался на острове. Они наши друзья. Хотят с вами познакомиться. Будьте с ними вежливы. Они говорят на сироче. Можете с ними немного поговорить…
Харан не вслушивался в её наставления детям, а повернулся к Ф”енту.
– Дело решено. Беги к С”ялвану и приведи первых охолохов. И ещё, стехар. Веди себя с ними прилично! Их помощь нам того стоит… Как им сказать? Ну да, ты же не знаешь сироче… Помаши им лапиной, в конце концов, и они тебя поймут. А то ляпнешь ещё: мне с тобой не по пути…
Стехар убежал.
Вскоре из-за пригорка, закрывающего тропинку к высотке, появилась торжественная процессия во главе с важно вышагивающим Ф”ентом. Гордости ему не надо было занимать ни у кого. За ним торопился смешным мелким скоком на копытцах С”ялван, а следом – цепочкой – шли ещё девять охолохов.
Смотрины начались с обоюдных приветствий и уважительных словесных обменов. Женщины и путры, довольные зрелищем, чинно восседали вокруг Гелины – строгой и величественной.
Девочки вышли поближе к последователям Матери Пути и Исхода. Те едва не попадали наземь от восторга или неожиданности после того, как Грения поприветствовала их от своего имени и от имени Думары на чистом сироче.
С”ялван, похоже, ничего подобного не ожидал. Его и без того огромные чёрные глаза стали ещё больше, а поза подобострастнее. Не прошло и нескольких мгновений с начала встречи, а прибывшие сокланники зажурчали в хвалебной песне Матери Пути и Исхода.
– Почему они себя так ведут при виде девочек? – Гелина склонила голову на плечо Харану. – Они же им поклоняются.
– Понятия не имею, – пожал незанятым плечом Харан. – Вначале я думал, что им просто хочется посмотреть на нас вообще, дабы знать, с кем имеют дело, а дети – лишь предлог.
– А у них там дети есть?
– Нет… Ты знаешь, милая, я как-то не подумал. У них там и вправду детей нет. У них одни самцы. Они же… – гурт, наверное, а не клан! Их предводитель… тот вон, даже сказал о сыновьях Матери. Может быть, вторая половина клана где-то в другом месте? Не знаю. А спрашивать не буду. Вдруг им мои расспросы не понравятся.
Показ детей затянулся, как и предполагал Ф”ент, почти до вечера. Всё это время С”ялван не покидал площадки под скалистым обрывом, где расположился лагерь отряда Гелины. Он встречал и провожал своих соплеменников и неотрывно смотрел на детей, только в исключительных случаях отводя от них взгляд.
Ф”ент, ушедший за очередной, по расчетам Харана, последней партией, привел её, а вернее прибежал с нею, нарушив всякую торжественность.
– Там, внизу, – торопливо заговорил он, не обращая внимания на онемевших в восторге охолохов перед девочками, – сюда бегут наши женщины! Человек пять-шесть…
Глава 28
Первые гости – весточки грядущего дня – появились к концу завтрака. С десяток выродков, явно опритов, вышли из-за кустов и остановились не далее как в канторе от стоянки команды Свима.
Принадлежность группы к банде бросалась в глаза: отсутствие хотя бы двух родственных видов, вооружение самое разнообразное, но добротное. Они без смущения приблизились к людям и теперь без боязни и почтительности рассматривали их.
– Этих надо сразу же прибить, – хрустя пакетом, буркнул Невлой, – чтобы они по всему острову не разнесли о нас.
– Устанешь за ними гоняться по всему тому острову, – выплеснулся с неприязнью Ольдим.
После общения с морским чудовищем настроение у него испортилось совсем – мало им наземных передряг, так ещё кто-то из-под воды морду свою противную высовывает, да к тому же и разговаривает. Вчера он на такой поворот в смене возможных противников, а то и сторонников, подобных сегодняшнему вестнику морских глубин, смотрел куда проще.
– Кто за кем ещё бегать будет, – сказал Свим и вытер губы обратной стороной ладони. – Мы за ними или они за нами. М-да… Пусть себе пока стоят… Стоят и стоят. У нас свои заботы. – Свим всем корпусом повернулся к Малиону. – Так как пойдём? Берегом?
– Берегом, – быстро отозвался Малион. – Но не речным. Там скалы и другие неприятности. Тот, которым пойдём мы, местами, правда, топок, но проходим везде. И зарослей поменьше. Ходьбе не помешают, и на засаду не нарвёмся,
– Будем идти быстро, засаду не успеют устроить, – закинул на спину громадный заплечный мешок Невлой. – Идти надо. Нам сегодня свиджей пятнадцать отшагать придётся. Пошевеливайтесь! Видите, оприты занервничали.
– Сколько идти, вам виднее, – оставил за собой последнее слово Свим. – Вы здесь знаете больше нашего. Ведите! К”ньюша, замыкаешь. Малыш с Тринером – сразу за мной с Клоудой. Сестерций, будь с ними.
– Нам, конечно, ни слова, ни распоряжения, – повеселел Ольдим. Свим на его реплику даже не оглянулся. Невлой хохотнул густым басом. Однако все дружно направились вслед за лёгким Малионом.
На острове весна вступила полностью в свои права. Разворачивались листья на кустах и деревьях, мелькали пичужки или их тени. Там, где совсем недавно можно было видеть сквозь голые ветви кустарников, возникли пепельно-зелёные шторы, создавая иллюзию закрытого со всех сторон небольшого пространства, оттого уютного и мирного. Прошлогодняя трава осела, примялась, её пробила новая, зелёная, а в ней уже сновали какие-то зверьки. Меньше стало подниматься от ног пыли, земля податливо пружинила, затрудняя движение.
Команда, уверенно ведомая Малионом, вышла к длинному подпруженному полой водой, участку. Разбитыми стёклышками в травяном покрове проглядывала застойная вода. Впереди, за притопленной ложбиной, начинался подъём, поросший лесом. Далеко за ним мрачно темнела уступистым куполом возвышенность.
– Нам как раз туда и надо, – показал на неё Малион. – А здесь придётся обходить.
– Долго идём, – вздохнул Свим и оглянулся, пытаясь измерить взглядом расстояние, осиленное ими.
– Летом здесь ещё труднее идти. Трава по плечи, а то и с головой покрывает. Так что сейчас ещё ничего, – обнадёжил Малион, потом подозвал Невлоя и, приотстав от Свима, сказал ему так, чтобы никто не слышал, хотя попытка его была тщетной: – Надо бы заглянуть.
– Мы тогда сегодня не дойдём, а времени у нас в обрез, сам знаешь.
– Ты прав… Эй, Свим! – резко окликнул Малион дурба, обогнавшего его берметов на пять. – Лучше пройти не там…
Раздался всплеск. Вскрикнула Клоуда.
Сконфуженный Свим суетливо выбирался из ямы, наполненной водой. Её прикрыли упавшие длинные стебли травы, и он шагнул, не заметив западни.
Со смехом и шуточками к нему бросились на помощь Невлой и Ольдим, ухватились за обе руки Свима и извлекли его на сухое место.
– Тут нужно ходить с оглядкой, – сказал Невлой, явно довольный произошедшим событием. – Этот островок когда-то усиленно обживался. Здесь даже, якобы, город был. Так что накопали не только наверху, но и внутри. Провалишься в такую вот неприметную ямку и дна не достанешь.
Свим энергично встряхивался, помогая одежде быстрее выгнать воду. Клоуда снимала с него прилипшие листья, травники, тину. Камрат с любопытством заглядывал в мутный круг воды, где только что побывал Свим. Потом он подобрал палку и стал измерять глубину дна. Тринер, увещевая его, удерживал мальчика за руку. Сестерций со спящим ослучьямом на плече и скорбным от осуждения ностом наблюдал за суетой, поднятой людьми, но молчал.
– Не будем долго стоять, – напомнил Малион. – А ты, – обратился он к Свиму, – обсохнешь по дороге. Идите по моим следам.
Малион свернул влево и извилистым путём, известным только ему, повёл команду в обход затопленной низины.
Приотставший К”ньец нагнал людей.
– Они пошли по другой стороне, – доложил он о выродках. До того оприты шли за ними, не отпуская дальше, чем на два-три кантора. – Их осталось всего трое, другие убежали вперёд.
– Понесли кому-то весть о нас, – прогудел себе под нос Невлой. – Вот что. Давайте я вас обгоню и встречу эту троицу где-нибудь вон там.
– Не терпится подраться, – осудил его Малион. – Успеешь ещё. Другое дело – сбить их со следа.
– Каким образом? – нагнал их Свим и поравнялся, чтобы обсудить высказанную Малионом идею.
– У Невлоя есть вонючка. На путров действует безотказно. Если нюхнёт, то полдня про любые запахи забудет.
– Порошок, жидкость?
– Порошок, – отозвался Невлой.
– Хорошо, но смотрите, чтобы К”ньюша случайно не надышался вашей вонючки, – озаботился Свим, и подозвал хопса к себе.
Узнав о намерении Невлоя, К”ньец вздыбил на загривке каждый волосок и прижал целое ухо к затылку.
– Что, не нравится?
К”ньец неодобрительно посмотрел на ухмыляющуюся физиономию Невлоя.
– Скверная штука.
– Что, нюхал?
– Дважды, – фыркнул К”ньец. – Нос после неё оторвать хочется и подальше отбросить.
– Так оно и бывает. Но я тебе кое-что дам. – Невлой запустил руку в громадный пукель, притороченный к его поясу, и вынул из него два аккуратных шарика с ноготь величиной. – Засунь их в ноздри. Нос тогда не надо будет отрывать… Не сейчас. Пусть они вновь выйдут на наш след.
Взвизгнула Клоуда и, поджав ноги, повисла на руке Свима. Из-под неё выскочила и отпрянула в сторону дикая на вид крыса. Однако оказалось, что дикость её была относительной: отскочив, она погрозила Свиму лапой как кулаком, мол, смотри, куда ступаешь.
Свим от такого жеста даже не засмеялся.
– Каждый норовит показать себя, – проронил он себе под нос.
