Виктор Васильевич Ананишнов
Реликтовая популяция. Книга 2
Женщины стоили своей предводительницы. Они отсыпались или с мрачными лицами недвижно седели там, где опустились утром, словно иное движение таит в себе угрозу. Редкие односложные фразы, которыми они перебрасывались, не давали никаких надежд на их скорое оживление.
На призывы Харана образумиться и взять себя в руки они просто не отвечали. Может быть, одна Жариста его понимала. Она даже пыталась призывно ему улыбнуться, но, впрочем, тем и ограничивалась.
Ч”юмта так и не поддалась уговорам Ф”ента не винить себя в гибели Кокоши. Ей даже казалось странным и непонятным, почему это её можно считать невиновной в произошедшем. Разве она (эта мысль окрепла в ней до внушения истинности) не могла подойти к Кокоше, этой милой девочке, к этому хрупкому и прекрасному ребёнку, чтобы взять её за лапину и отвести подальше от беды?
Могла, ещё как могла!
Да, вокруг грохотало так, что всё живое жалось к земле, а струи воды низвергались с небес. Всё так. Но она могла и не сделала этого. Её терзали вопросы. Почему она поступила так, а не иначе?
Что ей стоило отыскать Кокошу? Или она, привыкшая командовать себе подобными, настолько уже огрубела душой, а её отношения к друзьям изменились так сильно в худшую сторону?
– Как ты не понимаешь, дорогой, – отвечала она на возражения Ф”ента, – что во всём виновата я и больше никто!
Она лежала на земле с закрытыми глазами, положив вытянутую вперёд голову на лапины, и поскуливала.
– Половодье это виновато! Половодье! – порой срывался на громкий лай стехар.
Он выбивался из сил, чтобы вернуть Ч”юмту к мысли о своей непричастности к случившемуся. Ему самому несносно было жаль Кокошу. Она так внезапно украсила его жизнь, так хорошо к нему относилась. Сколько ласки в ней было, скромности и красоты, достойной восхищения!
Ф”енту самому хотелось кому-то пожаловаться на охватившее его горе, а приходилось обихаживать Ч”юмту. Он боялся потерять и её. Помела нравилась ему по-иному, чем Кокоша. Ч”юмта была из тех, что будь он сейчас вождём клана, она могла бы украсить не только его, но и клан перед другими разумными, с которыми капы дружили или враждовали.
Она организатор и советник… Да, такая подруга может вознести его – стехара – до высот шейна…
Она же норовила броситься в бурный поток и таким образом смыть свой позор и прекратить свои терзания по Кокоше.
И другие, оставшиеся в живых, путры, в целом менее подверженные переживаниям, чем люди, не могли без тревоги ощущать себя брошенными.
Многие из них появились на свет в домах и хабулинах людей. С детства они привыкли иметь над собой чью-то крепкую руку, ведущую их по жизни. Кроме того, стадный и стайный характер бытия их далёких диких предков требовал появления вожака, и он, вопреки воле самого Ф”ента, появился в его личине. Выродки видели в нём единственного утешителя, не потерявшего голову, и единственного представителя мужского пола, существо, которое на их глазах справилось с водным потоком и выплыло из него живым и невредимым.
Его появление из воды, наделавшей так много бед и причинившей им такое горе, для них показалось чудом. Такой стехар способен на многое!
Так что, позабытые людьми, путры непроизвольно искали им замену и нашли – хотел того Ф”ент или нет.
Смена руководителей, таким образом, послужила одной из причин отделения людей от путров.
Была и другая, более естественная причина, разделившая их. Это пища, вернее, её запас.
Покидая руины, еды на дорогу брали из расчёта дней на пятнадцать, думалось за такой промежуток времени дойти до конечного пункта их устремлений. На покрытие собственно расстояния до города, где находился хабулин родного отца Гелины, отводилось и того меньше – десять дней. Так что продуктами загрузились с избытком, благо, раздаточные в руинах могли снабдить путешественников, если не слишком разнообразной пищей, то достаточной, чтобы не испытывать неудобств от её уменьшения, и быть спокойными за её способность сохраниться съедобной на всё время похода.
За время продвижения к Ренце, неторопливого и сытого, почти половина запасов была съедена, преимущественно та, которую брали, зная, что она может испортиться – особо вкусные блюда. Во время суматошного бегства с места ночёвки от вала воды была потеряна ещё половина оставшегося. Теперь еды, при нормальном её приёме, могло хватить разве что дня на три, а при полуголодном существовании – дней на шесть-семь.
По отношению к еде люди и выродки оказались в резко неравноправном положении.
Люди ничего, кроме взятого с собой, потреблять в качестве пищи не могли.
Другое дело, выродки. Где бы они ни родились и выросли, для них на острове, отрезанном ото всего внешнего мира, едой могли служить появляющаяся трава, распускающиеся листья на деревьях и кустах, а также мелкие дикие, то и дело, мелькающие в траве: мыши, ящерицы, бурундуки и прочая живность.
Правда, употребление в пищу этой живности требовало определённых усилий. Во всяком случае, надо поймать, разделать, а уж потом съесть живьём, коль позволяет способность, воспринятая от предков, или сварить.
Таким образом, выродкам голодная смерть в ближайшее время не грозила.
Поскольку паводок мог продолжаться довольно долго, то по существу произошло размежевание на тех, кто имел шанс выжить, и тех, кому придётся умереть в муках голода…
Мужчины сошлись по настоянию Ф”ента. Он не мог бездействовать, видя к себе отношение путров, негласно избравших его вожаком.
Единственным разумным существом, способным его понять и по-настоящему оценить возникшие у него предложения и размышления по поводу обрушившейся на них напасти (и как вывернуться из создавшейся ситуации) мог только Харан.
Несчастье сближает, Ф”ент знал эту поговорку людей. В непростом положении пленников половодья, опираясь на суть поговорки, Ф”ент решил воспользоваться предоставленной возможностью накоротко сойтись с Хараном.
К возлюбленному Гелины, человеку с ничтожным нэмом, достигшему в жизни многого, стехар относился, даже не с простым чувством уважения, а с некоторым, пугающим его самого, подобострастием. В обыкновенном, по первому впечатлению, человеке на поверку глубоко спряталась какая-то жгучая тайна. Ф”ент постоянно чувствовал её завораживающее присутствие с самого первого дня знакомства с Хараном, она какими-то неуловимыми для опознавания волнами исходила от него и будоражила воображение разумной собаки.
Пожалуй, Харан, по-видимому, по-настоящему был для него тем, о ком упоминали служители Талисмана, выпроваживая его из клана:
– Ищи для себя среди людей единственного, кто может стать для тебя хозяином, наставником и другом.
Именно в таком сочетании и такой последовательности.
В нём на генном уровне ещё жило атавистическое отношение к человеку, как к хозяину. Ф”ент всегда ощущал зов предков и быстро привязывался к отдельным людям. Иногда это чувство его стесняло и вводило в заблуждение.
Однажды ему показалось – он, наконец, нашёл такого человека. Выбор его, скороспелый и наивный, пал на Кемеша, предводителя банды. Как он в нём ошибся! Кемеш оказался не столько хозяином, сколько тираном. А о том, что он когда-нибудь стал бы для него наставником и другом – не могло быть и речи.
Надеясь получить в лице Харана хозяина, стехару хотелось верить в получении от него знаний и умений не меньше, чем знал и умел сам Харан. Для того он должен выступить для стехара учителем и наставником, открыть или хотя бы приоткрыть некоторые тайны, в которых Ф”ент мог бы черпать знания.
Но всё же это не должно было влиять на их равноправные и, в конечном счёте, дружественные отношения.
Стехар понимал зыбкость своих притязаний, поскольку в Харане явственно просматривалась черта самостоятельности и некой отчуждённости, но и подвернувшийся случай не хотел упускать – их здесь, на острове, всего двое, так почему же не заложить сейчас между ними первый камень в основание тех отношений, которыми упивался стехар?
Мужчины встретились неподалеку от крутого склона возвышенности под кряжистым деревом с узловатыми корнями поверх земли, они как щупальца окружали ствол и давали возможность ему расти под ветрами, дующими здесь постоянно.
Человек и выродок сели на корни напротив и долго молчали, поглядывал один на другого, замечая изменения, произошедшие с ними за последние нелёгкие дни.
Ф”ент, каким его запомнил Харан в схватке с арнахами, раздобрел, потолстевшая спина его стала хуже гнуться, а обрубок хвоста уже не казался таким уж заметным элементом его экстерьера. Зато Харан, с точки зрения Ф”ента, выглядел усталым и каким-то заторможенным: медленная улыбка на губах, плавные движения и рассеянность, словно он постоянно о чём-то размышлял.
– Вот так бывает, уважаемый стехар, – Харан первым нарушил мерный рокот высокой воды в отвесных берегах Ренцы.
– Да уж, – согласился Ф”ент, роняя язык.
Харан, глядя на него, усмехнулся тягучей улыбкой. Вздохнул.
– Никогда не знаешь, что тебя может поджидать в, казалось бы, простейшем положений дел. Последний год меня вообще, похоже, словно что-то преследует, насылая не одно, так другое. И из одной не слишком приятной истории попадаю в другую, ещё более неприятную. Цепочка своеобразная получается…
Харан сделал ладонью рубящие движения, показывая последовательность неприятностей.
– Да, уж если они начались, – поддержал стехар, – то идут одна за одной. Но… – Ф”ент словно задумался, на самом деле ему хотелось вызвать Харана на откровенный разговор, ради чего он и устроил эту встречу. Да и сам Харан, почувствовал он, не против что-то поведать ему своё, а значит, интересное. – Но почему так у тебя случилось?
– Да уж, случилось… – Харан погрустнел. – Не знаю даже как назвать. Случилось или так и должно было быть? Прошлой осенью я ушёл из Габуна не по своей, как ты понимаешь, воле. Мне пришлось кое-кому испортить физиономию… Правда, не в том дело, наверное. Честно говоря… – Он надолго замолчал. – Тут другое. Я всю жизнь мечтал побывать в районе Суременных гор… Ну, конечно, кого ни спросишь, каждому хотелось бы там побывать и посмотреть на зримую подвижку передовой стены, на этот пресловутый Край… На каскады водопадов, причудливые контуры… Незабываемая картина, стехар! Она стоит многого… Был ли я там? Был. О том и рассказываю. Приёмный отец Гелины, правитель бандеки Гамарнак, дабы избежать назревающего скандала вокруг его канилы, ухватился за мою мечту и решил хотя бы на время избавиться от меня. Самому и, главное, избавить от меня Гелину, чтобы страсти и сплетни вокруг неё поулеглись. А они разрастались, как снежный ком. Трепали её имя кому не лень. Находились какие-то очевидцы, свидетели чего-то там… Всё, кроме правды. Гамарнак позвал меня… Мне думается, сам он был не против моих непростых отношений с его дочерью, но мой нэм перечеркивал всё. Гиты не любят таких знакомств, и мне могло это выйти боком. Поэтому он позвал меня, и предложил сходить к Суременным горам…
– Вон оно что! – искренне удивился Ф”ент. – Посмотреть?
– Нет. Не просто посмотреть… Естественно, не из праздного любопытства, а, как бы это правильно сказать… В общем, пойти и кое-что не только посмотреть, но и выяснить. К тому же я был не один, со мной пошли семнадцать разумных. Хороший поначалу отряд был. Потом, к сожалению, дела у нас пошли хуже. У кое-кого амбиции взыграли… Кто входил в отряд? Четыре человека, остальные путры и два вьючных торна. Не хочу тебе говорить о цели нашего похода к горам, но скажу, что в горы нас не пустили. Кто? Сейчас скажу… Мало того, дважды нам довольно чувствительно дали под зад коленом. В первый раз мы не успокоились…
– Кто дал-то? Не пустил вас? – оживился Ф”ент, подумал: – «вот она – тайна, быть может».
– Честно скажу, не знаю, кто они были. Как будто люди, но эта внешняя схожесть обманчива. У них многое есть не от людей. Особенно поразили нас их глаза, расположенные почти на висках. – Харан, погружённый в воспоминания, не заметил, как вздрогнул от его слов Ф”ент и поджал под себя обрубок хвоста. Человек продолжал медленно говорить: – Ни у кого из людей и у большинства разумных таких глаз не бывает. Они могут, как мне показалось, прожечь взглядом насквозь и видеть то, что делается у них за спиной. Да… На вид они совсем неказистые, чуть выше тебя, и одеты практически так же, как и мы. На груди у них какие-то тарелочки висят. Такие вот – с пол ладони…
– Это он! – подскочил на месте Ф”ент и сделал охотничью стойку.
– Кто? – опешил Харан и тоже поднялся, и стал озираться в поисках предмета, вызвавшего восклицание и настороженность стехара.
Он никак не подумал о неожиданном движении Ф”ента как о реакции на описание им жителей Суременных гор.
– Это он, – повторил спокойнее Ф”ент. – У нас в банде Кемеша… Ты же знаешь? Свим освободил меня от него. Так вот, у нас там был подобный человек. Может быть, и не человек… Но с такими же странными глазами. Он носил на груди блюдечко на толстой цепочке. Да, да, такое, как ты показал. Он ни с кем напрямую не общался. Покрутит глазами своими в разные стороны, даже страшно на него смотреть, и не ответит, если к нему обратиться.
– Почему?
– Кемеш говорил, что и не ответит, не слышит он как будто наших вопросов. А однажды Кемеш проговорился, а может быть, ничего о том человеке не зная, сам придумал. Будто бы сурмяне, так он называл сокланников того человека, потомки выживших людей после падения города-спутника на Землю.
– Так и говорил? – с недоверием отнёсся к сообщению стехара Харан.
– Да, так. И ещё. Будто там, в Суременных горах, где-то в центре самом у них своя бандека. С другими странами они не знаются. А блюдце – знак, заменяющий ему средство связи, для узнавания себе подобных, и как личная метка и даже оружие. Ты вот не очень веришь. Я тоже ему, Кемешу, тогда не поверил, потому что Кемеш к сурмянину относился не очень почтительно, как к обычному оприту. А звали его… Да, звали. Я потому Кемешу и не верил, что если он не слышит, то и на имя своё реагировать не должен. К тому же, кто сказал Кемешу его имя? Так вот его звали… Сейчас вспомню… Кау… Сразу и не выговорить. Каумаперсом его звали. Вот как. Нэма человеческого у него не было.
– Это не показатель. У большинства бандитов его нет.
– У Кемеша был.
– Был, так был… Но… Мне теперь становится многое понятным… Хм… – Харан повёл головой.– Нам тогда их поведение показалось враждебным. Мы с ними разговариваем то на сироче, то на хромене, даже на ландуке, а они… И вправду вращали глазами вразнобой… Я только сейчас об этом вспомнил. Мы им говорим, а они стоят на дороге, не посторонятся. Нам надоела их, как нам показалось, бестолковое поведение… Они взялись за руки и цепью пошли на нас. Я помню после этого только удар, от которого очнулся почти в пяти свиджах от того места, где мы поднимались по единственно возможному проходу в передовой стене гор. Лежим всем своим отрядом целёхонькие, но злые. Мы почти неделю этот проход искали. Устали, а нас как в детской игре поймали и забросили как можно дальше. Смешно теперь вспоминать, но нас такая встреча не обескуражила. Мы решили пойти на приступ… Думаю, от усталости и не простых отношений, сложившихся в отряде. Один пошёл, другие не хотели выглядеть хуже. Одним словом, по глупости мы полезли снова. Обиделись как будто. И пошли с мечами наголо. Подъём тяжелый. Храпим, а лезем. В голове как у диких, пусто… Я сурмян этих больше не видел, как и своих спутников.
– Погибли? Ваши? Или сурмяне эти?
– Не могу сказать ничего определённого. Участвовали они в нашем разгроме или нет. Трое наших, точно помню, сорвались на крутизне и укатились вниз. Разбились, наверное. Карабкающийся передо мной путр из серн, трусливый и заносчивый, потому-то впереди меня норовил выскочить. Так он как бы взорвался изнутри. Так и брызнуло из него во все стороны. Пока я протирал глаза, кто-то сверху на меня будто мягкую лапу положил и придавил к скале. Или усыпили, или дору наслали. Пришёл в себя в одиночестве, в районе арнахов. Они со мной мило побеседовали, сам знаешь, как они это умеют.
– Умели до нашего прихода… До того, как до них малыш не добрался… Тогда ты у них долго был? Месяцев пять?
– Почти, – прерывисто вздохнул Харан. – Мне повезло, что вы набрели на арнахов. Вот я сижу и думаю. Из Габуна меня выставили, а с гop Суременных подтолкнули к арнахам. Мало? Так нет, сюда угодил.
– Гелине вздумалось…
– Её не сужу, – поднял руку Харан, останавливая стехара. – Наводнение раньше времени началось. Другое дело, что нам надо было уходить со Свимом, а мы с тобой… В общем, чепуха всё это, а подумаешь о тянущейся череде неприятностей, так мысли всякие такие же неприятные приходят в голову. Преследуют меня, что ли?
– А меня нет? – горячо поддержал сомнения человека Ф”ент. – Ещё как преследуют!
Харан невесело улыбнулся его горячности.
– Раз уж судьба у нас с тобой совпадает, то, что делать будем, уважаемый стехар?
Ф”ент показал желтоватые зубы – улыбнулся в ответ на свой манер.
– Именно делать, Харан. Именно! Надо не поддаваться панике. Люди совсем онемели, а путры привыкли к тому, что за них решат люди. Мы вот здесь сидим и переживаем случившееся. А надо делать…
– Всё правильно, стехар, надо делать…
– Я и говорю. Первое, надо посмотреть, что там, за этой возвышенностью. Мы тут сидим на одном месте, а там, может статься, есть полезное для нас. А вдруг мы не на острове? Почему все решили, что мы на острове? Кто сказал?
– Не вредный вопрос. Об острове, я имею в виду. Но о нём, первым, наверное, сказал я… И я ничего не придумал. Во время половодья Бурмаса и Ренца выше Примето разливаются и соединяются в единый водоём. Нам повезло хотя бы в том, что мы дошли до этой возвышенности. Боюсь, за нею тоже вода.
– Плохо дело, – приуныл Ф”ент. – Если всё так, то еды и путрам не хватит. Дикие есть, но их не настолько много, чтобы быть уверенными, что их хватит на десятки дней. Вода не скоро спадёт.
– Да, с едой у нас совсем плохо, – опять прерывисто вздохнул Харан, такое бывает после рыданий. – Думаю, нам следует сделать плот. Надо построить большой плот…
– Мы с тобой думаем одинаково, – обрадовался Ф”ент. – На второе я как раз и хотел сказать про плот. Но не один большой, а несколько небольших. Так, думаю, надёжнее. И плыть надо не по Ренце, а по разливу, там спокойнее.
– Куда? К дороге Фост-Примето? Там тескомовцы. Лучше следует пересечь реку, но не здесь. Ты прав, здесь опасно. А вот ниже по течению, за возвышенностью, Ренца шире и спокойнее. Потом, сойдя с плотов, взять направление на восток, чтобы выйти к Рубене. Там мы найдём еду.
– Там тоже тескомовцы.
– Наверняка. Зато они не ждут прихода Гелины. Да и людям сразу всем в поселок заходить не обязательно. Достаточно, если войду я и вы, путры.
– Ну, что ж, – быстро согласился стехар. – Было бы на что приобретать еду. В Рубене раздаточных мало, им приносят многое вьючные торны. Потому там нужны обменные рахмы.
Губ Харана коснулась усмешка.
– Женщины – народ запасливый. Проблем не будет.
– Тогда…
– Тогда, если строить плоты, то надо начинать прямо сейчас. Я даже не хочу думать о том, сколько они у нас займут времени и сил. Надо вначале вывести из того состояния женщин, в котором они находятся, а я до них пока никак не докричусь. Ты же видел. Они как сговорились, сидят и чего-то ждут. В своей практике врача я с таким не встречался. Потому-то и теряюсь, не зная, что делать.
– Тоже самое у нас, но я их расшевелю…
– Как?
– Думаю, – Ф”ент прислушался, – этот постоянный гул от воды во всём виноват. Не кажется ли тебе, что он гнетёт нас всех, а женщин сильнее, чем меня или тебя?
Харан тоже прислушался. Гудел воздух, гудела земля – беспрерывно, однотонно, нудно.
– Возможно, и это, – покривил лицом Харан. Он и сам уже думал о том. – Однако гул воды не укротишь, – сказал он. – Единственное, что ему можно противопоставить, так это отвлечься от него, но как?
– Надо заставить их делать плоты, это может отвлечь.
– Заставить, сказать просто… – разочарованно протянул Харан, не получив от стехара ожидаемого рецепта, как расшевелить людей. – Ладно, попробую.
– И всё-таки, Харан. Давай я завтра сбегаю за горку, осмотрю остров и заодно прикину, где можно будет перебраться через реку. А ты походи тут и наметь деревья, которые подходят для строительства плотов. Я вернусь, и мы начнём. Пусть вначале вдвоём. Надеюсь, за ночь женщины придут в себя. Не все же опустили руки. Посмотрят на нас и придут на помощь.
Харан взглянул на стехара повеселевшим взглядом.
– Хорошо, что мы встретились поговорить, – сказал он. – Так и сделаем. Верёвок вот только у нас нет, чтобы связать плоты. Придётся кое с какой одеждой проститься.
– И пусть. В Рубене одежду тоже можно будет найти. Лишь бы до неё добраться.
– Будем надеяться… Темно уже. Нам пора идти к своим… Не знаю уж, как нам теперь называться – командой или отрядом… Пойду к Гелине, разведу костёр. Видишь, сидят, даже костра не разведут. Еды мало, а есть так хочется.
– Да, о еде, – спохватился стехар. – Поскольку путры могут пока что обходиться без общих запасов, надо всю еду сосредоточить у людей.
– Но-о… Как на это посмотрят они сами?
– Не беспокойся. Ч”юмта согласна, и обещала настроить всех на такую мысль. Она может, – с гордостью проговорил Ф”ент.
– Она может, – не кривя против правды, подтвердил Харан.
– Я сейчас этим и займусь, – заверил стехар. – А ты скажи о том Гелине. Думаю, её это поддержит, да и остальных женщин тоже.
– Спасибо, уважаемый стехар! – искренне поблагодарил выродка человек. – Это поступок!
К утру все съестные припасы были снесены к Гелине. Она к этому времени более-менее ожила после спокойного сна.
Ф”ент, бросив последний мешок, повернулся к Харану.
– Так я побежал?
– Давай, уважаемый стехар. Ч”юмту оставь за себя.
– Она знает, разговаривай с ней.
– Хорошо, а я, как договорились, пойду, поброжу окрест и посмотрю деревья.
Обед прошёл без Ф”ента.
По всем расчетам на всю его разведку было достаточно от силы четверти светового дня. Солнце склонилось далеко на запад, а его всё не было.
Он появился поздним вечером, когда Харан уже стал беспокоиться не на шутку, а Ч”юмта подговорила выродков выйти на поиски пропавшего возлюбленного.
Стехар вернулся усталым, но довольным и словоохотливым.
– Мы тут с вами сидим, горюем, – взахлёб рассказывал о своих открытиях выродок. – Остров, остров… Маленький остров. Что делать будем? А этот остров свиждей на десять, если не больше, на юг тянется. Громадный. И в ширину тоже.
Люди и путры обступили его вокруг – одни справа от него, другие слева, и вначале слушали недоверчиво. У них уже сложилось своё, выстраданное и пережитое убеждение – под их ногами после наводнения остался ничтожный клочок суши отнюдь не такой большой, каким его расписывает стехар.
Слишком сильное потрясение прочувствовали разумные, чтобы собраться с силами и перейти к надежде ощутить себя хотя бы пленниками значительно большего пространства, чем им представлялось.
– Врёт он всё, – громко высказалась одна из женщин-людей, – Сегодня десять свиджей, а завтра окажется один.
Неудобное для рассказчика размещение слушателей заставляло Ф”ента обращаться то к людям, то к путрам. Он в запальчивости размахивал лапинами, крутил обрубком хвоста и, нет-нет, да и ронял язык, когда кто-нибудь явно выказывал или высказывал сомнение в описываемом путешествии по острову,
Ф”ент не сдавался, Харан поддерживал его, и мало-помалу появилось ответное понимание слушателей. Первыми ожили выродки: большой остров – больше пищи. Передача всех запасов людям многих из путров не устраивала. Пока что мыши под ногами снуют и дикие, что покрупнее, попадаются. Но надолго ли? Через неделю от них ничего не останется, кроме травы и свежих листочков, а какой от них прок собачьим и кошачьим потомкам? Остров в несколько квадратных свиджей успокоил недовольных.
Людей особенно ощутимо всколыхнуло такое заявление Ф”ента:
– Там, с того берега, видны другие острова. Маленькие, но острова. Их много-много!
– Здесь могут быть лишь одни острова. Змеиные сопки! – воскликнул Харан. – Всё правильно! Они должны простираться до самого Примето.
О Змеиных сопках слышали, оказывается, многие женщины. Между ними тут же возник спор о местонахождении этих сопок.
– Змеиные сопки, – авторитетно заявила Жариста, – находятся южнее Примето и тянутся к какому-то из Болот.
– Кто тебе такое наговорил? – возразили ей сразу две женщины, хотя чуть позже появилось расхождение и в их представлениях.
Одна сообщила о возможном их нахождении близ Пертока, а другая и того дальше, но где точно, она сама не знала.
Где бы Змеиные сопки ни находились, открытие Ф”ента подняло настроение в отряде, дало толчок к общему обсуждению события, от них к более отвлечённым разговорам.
В этот вечер костры горели, будто ярче, и лица людей выглядели веселее, а выродки сдвинули своё временное становище ближе к людям. И тем и другим было стыдно за двухдневное отчуждение, расколовшее их по видовому признаку. Общение пока что шло на уровне Гелины и Харана, с одной стороны, Ф”ента и Ч”юмты – с другой, но им внимали все.
Ч”юмта и Гелина хлопотали вокруг девочек, Харана волновали другие вопросы.
– Деревья там растут? – спросил он Ф”ента, ибо то, что он нашёл днём, его не устроило.
– Я там всё посмотрел. Деревья есть и много. Хорошие деревья. Но ты сам посмотришь, я ведь никогда плотов в жизни не делал и не видел, как они делаются, а то, что мы строили со Свимом, у нас почти сразу развалилось. Да, забыл сказать… Течение реки там не такое быстрое и шуму от неё меньше, чем здесь.
– Если мы построим плоты, – мечтательно произнёс Харан, – то мы сможем не торопиться с переправой, а, следуя вдоль островков, которые ты видел, поплывём вниз по реке, выберем самое спокойное место и тогда уже повернём к Рубене…
На следующее утро отряд снялся с места и двинулся на юг. На этот раз в нём не было той беспечности и несобранности, какая установилась после выхода отряда из руин. Сейчас люда и выродки шли плотной группой. Не торопились, чтобы не оставлять тех, кто не успевал за всеми. Заботу о тылах взяла на себя Ч”юмта, строго понукая отстающих или справляющих нужду. Она же передавала в голову отряда просьбу идти медленнее, если с кем-то возникала заминка. Впереди, в нескольких сотнях берметов, во главе с Ф”ентом бежала пятёрка разведчиков.
К середине дня безо всяких происшествий одолели, по расчётам стехара, не меньше трети расстояния. Возвышенность осталась позади. Дальше поверхность острова понижалась и кое-где вода заливала его уходящими вглубь суши топкими бухточками.
После обеда не рассиживались, надеясь к концу дня выйти на другую оконечность острова, где уже побывал стехар, с тем, чтобы хотя бы с завтрашнего утра заняться постройкой плотов или одного большого плота – пока что этот вопрос решён не был, и его оставили до прибытия к месту предполагаемого спуска на воду будущих плавсредств.
Женщины оживленно разговаривали. Движение и какая-то надежда на лучший исход подбодрили их. Иногда даже звучал смех, разговор касался чисто женских тем.
Люда и выродки постепенно смешались в общую группу.
Каждые полпраузы или около того перед отрядом появлялся кто-нибудь от разведчиков. Через них Ф”ент передавал о безопасности пути, предупреждал о возможных трудностях, поджидающих отряд – вода или пересечённая местность, делился впечатлениями от увиденного для того, чтобы на то или иное было обращено внимание.
Гелина и Харан принимали присланное от разведки сообщение к сведению и отпускали посланца.
Такой порядок докладов вселял спокойствие разумным, и отряд двигался без задержек. Потому-то внезапное появление перед ним всей пятерки разведчиков во главе с самим Ф”ентом вызвал у всех переполох.
– Что? – бросался ему навстречу Харан, оставляя Гелину, которую перед этим поддерживал под руку. – Что случилось?
– Люди, путры… Много! – Задыхаясь от быстрого бега, пролаял стехар. – Очень много…
Глава 20
Клоуда подошла к человеку, избежавшему страшных челюстей монстра, перевернула его лицом вверх. Пока она ахала, присев над тескомовцем, Свим пристально рассматривал его и хмурил белёсые брови. Он когда-то, похоже, знал или видел этого человека, и то, что знакомец объявился здесь в составе пущенных вдогонку за ним и его командой тескомовцев, ему не нравилось. Очень не нравилось, так как, если уж он вспомнил в преследователе знакомые черты человека, когда-то встречаемого в хабулине отца, то тот, придя в себя, и подавно узнает его, чего Свиму из-за присутствия в отряде Ольдима и Тринера, не хотелось бы.
Как же тескомовцы вышли на людей, знавших его ещё до Фундарены? Или, наверное, знавших?
Так уж случилось исторически: Примето жил по своим своеобразным законам и имел собственные традиции, отличающие его от большинства других городов обитаемого мира.
Над городом прошелестели невидимыми крыльями сотни и тысячи лет, а многоимённые, коих в городе насчитывалось не менее пяти десятков семей, так и не создали ни заметной городской элиты, ни собственного общества, ни даже определённой группировки для поддержания своего статуса или престижа среди горожан. Ничего подобного, вопреки многоимённым в других городах Сампатании и соседних бандек, не произошло.
Правда, главы семей порой вынуждены были встречаться между собой, но при этом никогда не решали общегородских или каких-либо политических вопросов. Это, скорее всего, были около дружеские встречи, связанные с матримониальной или чисто товарообменной необходимостью.
Причин такому положению, сложившемуся в Примето, называлось несколько. Все они, пожалуй, лежали в русле своеобразия самого города.
Примето считался одним из древнейших поселений на земном шаре, эпоху его возникновения относили к первому тысячелетию человеческой цивилизации. Выросший при слиянии двух древних рек, от одной из которых не осталось следов и даже названия, город пережил бурную историю, становясь, порой, центром, а иногда и эпицентром бесчисленных событий, совершаемых на Земле людьми, а потом и всеми разумными.
В незапамятные времена Примето – столица громадного, на четверть планетарной суши, государства, всепланетарный центр науки и культуры. Он достиг своего величия на много лет раньше до того, как с орбиты свалился самый большой город-спутник, часть многомиллионного населения которого считала себя гражданами как раз Примето, хотя тогда он, по косвенным данным и преданиям, назывался, наверное, по-иному.
Современное своё название он, по-видимому, получил уже после Великого Разрушения.
В те времена, времена творцов, город занимал площадь раз в сто больше современной, да и сейчас он внушал уважение у разумных других городов. Действительно, столица бандеки – Габун, уступал Примето во всём: по площади, по численности населения, по числу многоимённых семей, по сохранности и насыщенности производств. Одних людей в нём проживало не менее ста тысяч, а выродков – значительно больше.
