Виктор Васильевич Ананишнов
Реликтовая популяция. Книга 2
Присмет тыкал пальцем в свою древнюю карту и объяснял Тлуману, куда могли двинуться беглецы и где их можно будет наверняка прижать к воде.
– Им деваться некуда, – показывал он думерту точку, где это можно будет сделать, а тот время от времени обхватывал голову руками, чтобы уменьшить неприятную иллюзию того, что весь мир перед ним не стоит спокойно на месте, а качается, всеми силами стараясь сбросить его с ног на землю.
Тлуман легко соглашался с Присметом во всём. За операцию по поимке кого-то там он не отвечал. Другое дело – состояние бойцов, отданных ему на откуп, чтобы они боли сыты и здоровы. Но уж если Присмет утверждает, что тем, кого они догоняют, деваться некуда и вскоре перед ними где-то там окажется неодолимое для них чистое водное пространство, то рано или поздно крин настигнет их и выполнит поставленную перед ним задачу. Главное сейчас – как можно быстрее обрести способность трезво мыслить и соображать, а не ловить себя на постоянном желании завалиться спать и ни о чём больше не думать.
Наконец крин с горем пополам собрался и выступил в дорогу.
В воду никто из тескомовцев лезть не пожелал. Переправлялись через протоки на лодках, благо, прибывшая вчера с Присметом и Тлуманом, могла уместить больше десятка по-походному снаряжённых бойцов и оставшуюся одежду с запасом пищи. Приходилось при переходе через каждую протоку трижды использовать лодку и две другие, поменьше, которыми крин был снаряжён первоначально.
Никто не хотел сидеть на вёслах, пока Тлуман не установил справедливую очерёдность – каждый должен был грести, в том числе Присмет и сам Тлуман. Присмет, как только наступил его черёд, тут же сломал одно весло, нажав его посильнее, так как решил быстрее перебраться на берег нового островка, но добился худшего.
– Думал от него скорее избавиться, да? – проворчал Тлуман, – Такая быстрота никогда к добру не приводит.
Зато рядовые тескомовцы слегка оживились, обсуждая случившийся конфуз с Присметом и оценку его стараниям, данную Тлуманом. Люди от лёгкого разговора и непроизвольных улыбок повеселели. В обед ели за троих, потом праузы две спали здоровым сном…
Призывы продвигаться дальше, исходящие поначалу от кринейтора и Тлумана, самих падающих с желанием заснуть, пропали втуне. Присмет не вмешивался в их распоряжения. Он с удовольствием растянулся во весь рост и погрузился в сладкий сон.
На ночлег остановились поздно. На предыдущем островке нашли свежее кострище, отпечатки ног, среди них похожие на детские. Правда, один из тескомовцев, опытный в таких делах, заявил, что следы оставили по крайней мере с десяток разумных. Но Присмет не поверил, подвергнув его исследования сомнению – должно было быть не более трёх-четырёх.
Тескомовец, раздувая толстые щёки, стоял на своём, Присмет возражал, пока Тлуман не сказал бойцу:
– Верим, отдыхай! – А когда тот отошёл, Тлуман обратился к Присмету: – К ним могли присоединиться кто-нибудь из тех, кого здесь застало половодье. Оттого он тут и разглядел столько отпечатков разных ног. Разве ты не допускаешь такого?
– Всё может быть, конечно, – нехотя отозвался Присмет, в замечании думерта была логика. – Но знаешь, мальчик идёт с бывшими фундаренцами, агентами и охотниками, так что они навряд ли подпустят к нему кого-то неизвестного. Я Свима… Мальчик при нём. Так вот, я его знаю. Он осторожен. А после Соха напуган.
– Тебе виднее, – решил не спорить Тлуман. – Если верить твоей прабабушке-карте, то завтра мы ступим на последний остров гряды. Там, надеюсь, раскроются и закончатся все загадки.
– Пора бы. До того уже надоело гоняться!
На следующий день Тлуман поднял тескомовцев ни свет, ни заря. Быстро поели и отправились в погоню. Шли, не оглядываясь по сторонам, без разведки. Да и кто бы мог их остановить? Переправы чётко отработаны, каждый по-походному вооружён, настрой боевой…
Но, как, оказалось, могут остановить.
На одном из широких проливов между крупными островами их поджидала столь же неожиданная, сколь и неприятная встреча.
Лодка, прибывшая с Присметом, уже была загружена бойцами для выполнения первого рейса на другой берег. Как вдруг прямо посередине протоки из воды высунулась безобразная морда небольшого монстра. Впрочем, его габариты превосходили размеры большой лодки раза в два. Монстр продемонстрировал острые ряды зубов.
Тескомовцы от неожиданности и испуга заорали, отпрянули от берега. Сидевшие в лодке стали в панике выпрыгивать из неё. Лодка осталась без людей, привсплыла, отошла от берега и медленно стала от него удаляться.
Ругающийся Тлуман бросился, было ухватить её за борт, но водное чудовище, как будто весело ухмыляясь, тоже сделало к ней мощный гребок. Что оно там хотел в ней найти, было совершенно неясно. Поднятая им высокая волна ещё дальше оттолкнула лодку от берега. Её подхватило течением, и под отчаянные возгласы обескураженных таким поворотом событий тескомовцев, понесло прочь от острова.
Переживать бойцам крина было о чём. Мало того, что лишились удобного и надёжного средства переправы, так многие бросили в ней свои заплечные мешки, и даже нашёлся герой, по определению пришедшего в замешательство Тлумана, который оставил в ней пояс с мечом и пукелем, и даже с питьевой флягой – саркой.
– Выло бы лучше, чтобы он тебя сожрал! – ругался Тлуман. – Пояс тебе мешал? Башку бы там свою оставил. Кому она теперь нужна?
Провинившийся зверовато поглядывал на думера из-подо лба, но благоразумно молчал – виноват был.
Словно выполнив чьё-то указание лишить крин лодки, монстр подчеркнуто медленно и близко проплыл у самого берега перед шеренгой грозящих ему мечами и кулаками бойцов, и стал удаляться в сторону реки.
Но не прошло и минта, как рядом с ним, отплывшим не далее двух канторов, появился другой, совершенно не похожий на него монстр. Увидев друг друга, они тут же вступили в схватку. Вода закипела вокруг них, раздались душераздирающие визиг и крики такой мощности, что людям пришлось зажать уши руками и разинутым ртом ловить воздух.
Не растерялся только Тлуман. Он подскочил к Присмету и ткнул его без робости головой в живот.
– Тебе это мешает!? – заорал он, показывая на сцепившихся в смертельной схватке морских чудищ. – На тот берег! Быстрее! Гони всех!
Вдвоём они приводили в чувства тескомовцев, усаживали их силой в оставшиеся лодчонки и, сев за весла, перевезли весь крин на другой остров. Тескомовцы бежали по суше, на другую её оконечность, словно за ними гнались ужасные призраки.
Тлуман пришёл в ярость, заставляя кринейтора повиноваться ему и обеспечить перевод лодок вдоль берега острова, чтобы на них можно было перебираться дальше через водные преграды. Кринейтор бубнил под нос проклятия, разговаривая с тескомовцами, те отвечали тем же – никому не хотелось в виду чудовищ подвергать себя опасности. У каждого находились отговорки.
Всё же новая переправа прошла более спокойно и упорядоченно – никто не кричал, не оглядывался со страхом по сторонам, никто не покидал лодок, словно в них были горячие угли. Зато следующая водная полоса опять заставила крин остановиться, поскольку здесь сражались сразу две пары монстров – с одной и другой стороны, оставляя узкий коридор для прохода, не шире кантора. Вода между ними кипела, вверх летели брызги. Шум, поднятый схватившихся в смертельной хватке водных обитателей, стоял неимоверный.
Хотя до следующего островка можно было при хорошем замахе докинуть камнем, никто не рискнул начать переправу.
– Что же такое происходит? – У Тлумана тряслись руки и губы. Присмет впервые увидел его таким растерянным. – Ты слышал о таком? – пытался перекричать думер взвизгнувшее чудовище. – Я о таком даже от стариков наших не слышал. Им моря мало, так они здесь сцепились, а?
– Непонятно, – прокричал в ответ Присмет, от неприятного чувства передёргивая вдруг застывшими плечами. Ему самому хотелось бы задать кому-нибудь подобные вопросы.
Может быть, где-то там, в морских просторах, подобные схватки среди монстров происходят повсеместно, но чтобы такое случилось во время половодья, пожалуй, нигде, как знал Присмет, не упоминалось. Иначе в Сохе не готовились бы к водному празднику, подпорченному в этом году потерей лодок. Обычно при большой воде морские чудища заплывали в реки и, случалось, нападали на тех, кто не убрался подобру-поздорову подальше от воды, как это случилось тремя днями раньше с крином, посланным за беглецами, но чтобы они вступали друг с другом в смертельные схватки – Присмет мог только догадываться, а увидеть пришлось впервые.
Они ему совершенно не понравились – зрелище не привлекало, а звуки, издаваемые при этом монстрами, и вовсе лишали картину сражения привлекательности.
Присутствие четверки монстров особенно сказалось на тескомовцах, чудом избежавших челюстей громадного чудовища, когда оно внезапно напало на них в лодочной экспедиции всего три дня назад. Они теперь ни за что не хотели не то чтобы переправляться, а и подходить к берегу ближе, чем на десяток берметов.
Складывалась неприятная и неприемлемая ситуация.
Преследование нельзя было продолжать, не обеспечив безопасности, но и отсиживаться на одном месте тоже было бессмысленно. А монстры как будто забыли о времени, с остервенением грызя друг друга.
– Ну и что будем делать? – остановился напротив Горы Мяса Тлуман, устав бегать туда-сюда.
У него самого не появлялось в голове никаких идей и теперь он решил уповать на менее подвижный, как ему представлялось, ум Присмета, надеясь, что он туго, однако верно осмыслит создавшуюся обстановку и даст правильное решение, как поступить дальше.
– Стоять нельзя, – сказал Присмет. – Так может продолжаться весь день – А двигаться… Хм… Здесь всего ничего. Рискну!
Он высказался и внезапно для самого себя почувствовал, как в нём рождается, словно в старые, добрые для него дни, когда он выходил на публику и потрясал её своими фокусами с применением чудовищной силы, скопленной в его мышцах. Как он демонстрировал рискованные трюки, от которых многим становилось худо только потому, что они видели его феерические упражнения.
Присмет в три шага вплотную подошел к берегу, взялся за борт вытащенной почти полностью на берег лодки и обернулся к тескомовцам. Те следили за ним, но пока что не понимали его действий.
– Кто со мной рискнёт на тот берег? Кто не трус? Кто хочет испытать себя? Есть прекрасный случай!
Присмет знал – его предложение обязательно вызовет у кого-то из них чувство пойти на всё, лишь бы показать перед другими свою удаль или пощекотать нервы, доказав себе и окружающим, что он не трус и способен ещё не на такое.
Так оно, как предполагал Присмет, и случилось. Добровольцев нашлось даже больше, чем могла поднять лодка. Пришлось навскидку руки, не глядя в лица, указать на четверых, разрешая им сопровождать себя.
– Рискуешь! – заряжаясь нетерпением и азартом, воскликнул Тлуман, приплясывая на месте.
Его живые глаза рыскали вокруг, отмечая положение лодки и людей рядом с ней, расстояние до монстров и путь, который предстояло одолеть Присмету и дерзнувшим пойти с ним.
– Будь наготове! – отмахнулся Присмет.
Лодку столкнули на воду в мгновение ока, ещё одно мгновение – и все разместились в ней. Присмет сам сел за весла, понимая, что обратно ему придётся возвращать лодку за другой партией бойцов, ободренной успешной переправой первой.
В успехе он не сомневался, как будто всё знал наперёд. Лодку подтолкнули с берега, Присмет налег на вальки, всё время помня об их хрупкости в его руках – могут сломаться, и, сделав не более пяти пар взмахов, с силой воткнул нос лодки в песок соседнего острова.
Успех был поддержан рёвом радости теми, кто остался на предыдущем острове. Там уже торопливо снаряжалась вторая лодчонка, а первая с Присметом возвращалась назад.
Монстрам не было дела до сухопутных разумных, они сводили свои, непонятные людям, счёты. Их пасти рвали плоть противника, оглашали округу трубными звуками, кипящая вокруг них вода из серебристой принимала кровавый оттенок.
Не прошло и блеска, а весь крин в целости и сохранности был переправлен через протоку. Тескомовцы с расширенными глазами от совершённого Присметом поступка, гурьбой сопровождали его через весь остров, отдав лодки на попечение добровольцев, пожелавших провести их вокруг острова на другую оконечность. Бойцы понесли бы виновника торжества на руках, не будь он поистине Горой Мяса.
Тлуман, взяв на себя наведение порядка при загрузке лодок, перебрался на другой берег одним из последних. Выскочив из судёнышка, он подбежал к Присмету и схватил его руку в немом восторге. Идя по суше, он не выпускал из своей миниатюрной ладони громадную кисть руки Присмета и беспрестанно говорил, закатывая глаза от переполнявшего его чувства:
– Вот теперь я счастливый человек. Я воочию увидел Сильнейшего из разумных! Ты и вправду тот, о ком рассказывают небылицы! О! Я бы ни за что не пошёл на то, что только что совершил ты на наших глазах. Это невозможно передать словами, уж поверь мне!.. Как я боялся за вас, и как вы лихо перемахнули с берега на берег! А эти-то, эти… хи-хи!.. даже не дрогнули, чтобы вам помешать. Ты настоящий…
Присмет, насупившись и прихрамывая, шагал рядом с думертом, делая один шаг, тогда как Тлуману приходилось делать три. Не по сердцу ему пришёлся спектакль, неожиданно даже для него самого устроенный бойцам Тескома. Что его дёрнуло? Слава?.. Тщеславие?.. Чушь! Славы у него было столько, что он бежал от неё. Тщеславие же теплилось в те далёкие времена, где о нём никто ничего ещё не знал, а потом, всем известному, оно было ему ни к чему. Да и вообще он не был тщеславным человеком. Тогда что? Не пресловутый же долг перед этими растерявшимися людьми, с которыми он делает одно дело?..
А, впрочем, что гадать? Вернее всего, в нём взыграло и первое, и второе, и третье и потянуло его поступить именно таким образом. Поистине дёрнуло! Его импульсивное действие могло закончиться не так триумфально, а плачевно.
– Хватит тебе причитать, – наконец обратил он внимание на безумолчного Тлумана. – Что сделано, то сделано. Сам понимаешь, могло быть всё гораздо хуже.
– У тебя!?. Ты и это предполагал? – Тлуман как ужаленный подпрыгнул и забежал вперёд, рассматривая лицо Присмета. – Тогда, я скажу тебе, ты настоящий герой и бесстрашный человек! Вот! И этого у тебя никто не сможет отнять! Поверь мне, все эти бойцы, которых ты увлёк за собой, всегда будут тебе верны, а то, что наш батлан будет тебя боготворить, я не сомневаюсь. Дай только вернуться в Примето, и не пожалеешь…
– Ох, Тлуман. Ты всегда такой болтливый? У меня о тебе сложилось другое мнение, а ты, я смотрю…
– Это только сегодня. По случаю, так сказать, твоих деяний! – выспренно воскликнул Тлуман и засмеялся. – Знаешь, Присмет, а ты ведь и… вправду велик. Не только телом… Ты ведь знаешь, как мы тебя зовём?
– С твоего язычка, – напомнил Присмет.
– Было, что скрывать. Но я продолжу. Ты велик и своей волей!
– Ладно. Поговорили на эту тему, и будет. Мы сегодня прошли пока что всего половину того пути, который наметили, – озабоченно сказал Присмет. – Надо догонять самих себя.
– Так и сделаем. Ты посмотри на ребят, им сейчас всё нипочём. Так что будем идти сегодня столько, сколько будет нужно, чтобы выйти к последнему острову.
– А вот в этом я не уверен, – с сомнением прогудел себе под нос Присмет. – Посмотрим…
Крин без задержек продвигался по гряде до полной темноты. И всё-таки до последнего острова, который на карте был показан самым большим в гряде, не достиг.
Укладываясь спать, Присмет позвал Тлумана и задал ему вопрос, возникший у него давно:
– Тебе что-нибудь известно о возможности появления над островом, куда мы идём, тескомовских шаров с севера?
Тлуман подумал прежде, чем ответить.
– Да, Жуперр мне о них говорил. Они могут появиться уже завтра… Или послезавтра. Всё зависит от того, как ему удалось договориться с Тескомом в Фосте.
– Лучше бы послезавтра, – заметил Присмет
– Может быть, и лучше, – неопределенно отозвался Тлуман. – Скажи, Присмет, ты что-нибудь знаешь про того мальчика, за которым мы так безуспешно и бездарно гоняемся?
– Думаю, не более твоего, так как все сведения я получил от Жуперра. Он говорит, что мальчик – Бланка. Я же сомневаюсь.
– Я тоже знаю, что он Бланка. Но почему ты сомневаешься?
– Хо! – Присмет повернулся, пристраивая спину к небольшому бугорку, и опёрся на него. – Они все вымерли лет пятьсот тому назад. Их имя исчезло.
– Не-а, Присмет, – Тлуман поднял указательный палец перед собой и как бы кому-то им погрозил. – Не пятьсот, а значительно меньше. И потом этот Бланка – заложенный.
Расслабивший было мышцы, Присмет приподнялся и сел.
– Вон оно как. Дa-a… Жуперр мне о том не говорил. Заложенный! Ты сказал, а я детство вспомнил, когда взахлёб сказки про заложенных слушал. Ты уверен, что это не очередная сказка?
Тлуман пожал плечами.
– Всё может быть. Но говорят, Бланки могли многое такое…
– Но если он заложенный, тогда, сколько же ему может быть лет? И когда его заложенность выступит? Так, кажется, говорят о них, о заложенных. Именно – выступит?
– Чего не знаю, того не знаю. Обычно, если верить слухам, конечно, выступление начинается в тридцать лет, то есть при совершеннолетии. Значит, тому мальчику нет ещё тридцати лет. Хотя, я уже тебе говорил, Бланки могли многое из того, чего не удавалось делать другим многоимённым и людям вообще… Хотя бы глазком, – Тлуман вздохнул, – глянуть на заложенного Бланку. Я ведь потому и вызвался отправиться с тобой сюда, когда Жуперр формировал посыл лодки и надумал вместе с ней послать тебя.
– Н-да… Я-то думал, что тебя Жуперр пристроил следить за мной.
– В таких делах, Присмет, одно другому не мешает. Естественно, и следить тоже, если тебе хочется об этом знать.
– Не хочется… Буду спать. Подними завтра пораньше.
Глава 27
Поднимаясь, по крутому склону к вершине возвышенности, Харан не торопился и посмеивался над Ф”ентом, так и эдак обыгрывая его встречу с дураками, которые, тем не менее, умудрились набить ему глаз. Правда, делал он это, как всегда, аккуратно и в основном для того, чтобы побольше узнать о разумных, встреченных стехаром.
Ф”ент, как мог, пытался описать своих обидчиков, ему помогала Ч”юмта, однако Харан никак не мог ухватить полный образ их общего описания, поскольку выродкам присуща некоторая однобокость в свидетельствах. Ф”енту запомнились рога, а Ч”юмта обратила основное внимание на козлиные ноги. Ясным было одно, стехара и его подругу встретили хопперсуксы, но кто они, он никак не мог определить, хотя мгновениями ему казалось, что нечто знакомое мелькает у него в памяти. Сильно сбивал образ, нарисованный К”ньецем, у которого тоже были копытца.
Рога и копыта… Не хватало деталей, чтобы остановиться на чём-либо и сделать предварительные суждения о клане. Известное правило – со знакомым, хотя бы по неполным сведениям, кланом легче общаться.
Харан посмеивался, задавал каверзные вопросы, размышлял о предстоящей встрече с кланом, а на душе у него не было покоя. Веселиться, в принципе, было не с чего, да и встреча с хопперсуксами воспринималась как ненужная.
Томила неотступная мысль – он, Гелина с девочками, остальные люди и путры – все они попали в ловушку, выбраться из которой просто так не удастся. Надо было хорошо думать, анализировать, искать выход.
Думать Харан умел. Недаром Гелина, канила самого Правителя бандеки, когда-то оценила его ум и способности, так же, как и сам Гамарнак, взяв его, обладателя ничтожного нэма и пришлого со стороны, вначале в качестве своего личного врача, а затем, доверив охранять свою приёмную дочь.
Путь к тому оказался непростым…
Харан в свои неполные шестьдесят лет имел за плечами многотрудную и своеобразную жизнь, начатую даже без нэма вообще. Он порой боялся думать и признаваться в том даже самому себе, дабы где-нибудь не проговориться, не выдать своего происхождения. Ведь и тот низкий нэм, носимый им сейчас, был его чистой воды выдумкой, караемой по законам всех бандек на земном шаре.
Люди с подобным ему нэмом – от У до Че, так называемые ухропы, – составляли многочисленную часть населения Земли и Сампатании, соответственно, и терялись между инегами со средними нэмами, и швыхами – с именами ниже от буквы Ша по алфавиту.
Смежные группы нэмов неактивно, но контактировали, смешивались, чаще поднимая по нэму вверх женщин. Снисхождение по нэму обычно сопровождалось потерей его носителя по мужской линии. Правда, иногда настойчивые женщины добивались перед кугурумом и Кругом Человечности подъёма мужчин до уровня своего, приобретённого по замужеству, нэма после смерти мужа, хотя сами когда-то были подняты вверх до имени умершего. Дозволялось такое делать в самых крайних случаях, и не потому, что были редкими выморочные имена, а оттого, что женщины предпочитали жить с такими мужчинами без обязательств поднять их по нэму, довольствуясь возможностью оставить имя народившимся от этих мужчин детям нэм старого мужа.
Исключение составляли швыхи, по сути дела люди особой касты, – из их среды подъём по имени практически исключался.
Харан по рождению относился даже не к швыхам, а к одноимённым, поскольку о своём происхождении ничего не знал и родителей не помнил. Историю его появления на свет никто ему не смог объяснить. Вырос и осознал себя он в маленьком посёлке на берегу незначительной речушки далеко от Габуна и Сампатании. Уже лет в пятнадцать, прочувствовав детским ещё умом и телом, страдающим от побоев и недоедания, он поставил перед собой почти неразрешимую задачу – подняться по нэму.
Без сожаления к кому бы то ни было, покинул он негостеприимное поселение, где его знали и не смогли бы признать в нём нечто большее, чем он был на самом деле. Бедствуя и попадая в сложные переделки, а некоторые из них могли ему стоить жизни, будущий Харан прошёл по дорогам разных бандек. Покидая стены очередного города или посёлка, он уносил с собой сведения о каком-нибудь горожанине и его окружении, и чуть позже, уже в иных местах, где о том горожанине никто ничего не знал, присваивал его имя себе.
Прошли годы, он стал представляться нэмом швыха. С этим именем попал, не добровольно, в банду, где провёл пять лет, совершая набеги на мелкие посёлки, путников на дорогах, сражаясь с тескомовцами, дурбами, путрами. Банда оказалась на удивление сплочённой, в ней находились люди и путры, оставившие свои насиженные места в городах ради романтики, и бежавшие от постылой, бездумной жизни горожан. От них молодой и любознательный оприт научился читать и писать, владеть оружием, врачевать раны и болезни бандитов – необходимая специализация для банды, лишённой большую часть года свободного доступа к медицинским кабинетам городов или поселений людей.
Занятия врачебной практикой увлекли будущего Харана. По натуре своей умеющий больше слушать, вникать и анализировать, чем говорить, он везде, где это удавалось, набирался знаний и опыта.
Банда почти вся полегла под мечами бойцов Тескома той бандеки, где промышляла. Чудом избежав резни, подросший оприт назвал себя Хараном Хемоносом Хирра. Нэм по своей высоте не бог весть какой, но и такой возвышал и выводил Харана из швыхов в ухропы.
Придуманное имя позволило ему изображать из себя дурба, носить меч и держаться независимо. Хорошо подвешенный язык, умение владеть оружием и, главное, быстро и качественно оказать человеку или путру врачебную помощь, отпугивали всякого, у кого возникала мысль набраться духа и скрупулёзности выяснить его настоящее происхождение, и почему это у него незаконный нэм.
Хирра – его придуманная фамилия по первопредку нэма, обладала бесспорным достоинством, ибо похожих было множество. Хорры, Харры, Хуарры и прочие так и мелькали в нэмах ухропов всех бандек Земли.
Тщеславия Харану было не занимать, поэтому в будущем он решил не останавливаться на достигнутом. Но прежде того, прошагав с новым именем сотни свиджей, он попал в Габун, столицу Сампатании.
Незнакомый город и незнакомые горожане не смутили его, за время скитаний он привык к новым лицам, различным традициям населенных пунктов, взаимоотношениям в них между разумными, как местными, так и пришлыми. Так что в Габуне Харан прижился быстро, его по большей части интересовало, что он может получить для себя от этого города.
Случилось так, что на подходе к городу, Харан нечаянно оказался свидетелем нападения небольшой банды на хожалых – идущих своей дорогой разумных по делам или другим причинам. Сам Харан тоже был хожалым. К несчастью для бандитов, невдалеке от места произведенной ими атаки находилось звено – купор – тескомовцев. После короткого боя, в которой пришлось поучаствовать и Харану, так как для опритов он был обычным прохожим, и у него они надеялись чем-нибудь поживиться, банда рассеялась, оставив на розоватом турусе дороги с пяток убитых и столько же раненых своих членов.
Среди тескомовцев оказался раненный ими руководитель звена. Нож вошел ему снизу меленрая под ребра. Купорен, зажав бок рукой, упал, его бойцы сгрудились над ним в бестолковую толпу – были они по большей части молоды и, по-видимому, впервые вышли на дежурство дороги. Врача купор не имел по статусу, но обычно среди бойцов кто-то умел обрабатывать раны, однако на этот раз такового почему-то не оказалось, и тескомовцы не знали, что предпринять.
Харану пришлось растолкать плотное кольцо бойцов почти силой и прийти на помощь их руководителю. Он быстро осмотрел его, умело обезболил и протёр вещим соком порез, наложил повязку. Всё это он нашёл в своём походном заплечном мешке. У тескомовцев ничего подобного в запасе не было. Высказав им свое отношение по поводу их халатности, Харан распорядился устройством носилок и заставил как можно быстрее нести звеньевого – купорена – в город.
Тескомовцы приняли его слова за приказ, предоставив ему, более опытному, возможность командовать над собой, ибо купорен находился без сознания. Мало того, они попросили Харана сопровождать импровизированные носилки до самого гетто Тескома в Габуне. Харан воспользовался приглашением, ибо это позволяло ему беспрепятственно проникнуть в город без задержки стражниками. Перед самыми воротами в гетто купорен пришёл в себя и, кривя губы от боли, поблагодарил врача, спасшего его от смерти.
Прошли дни, Харан стал забывать произошедшее на дороге. Да и город стал ему надоедать – подзуживала привычка к перемене мест, выработанная годами: не сиди долго на привязи того или иного поселения людей, меняй его на другое. То, что он покинет Габун, Харан знал заранее. Не ради этого города он почти год добирался до Сампатании. Направление движения давно было выношено в его планах на будущее, а маршрут намечен точно – к Суременным горам, этим легендарным отметинам на лике Земли, оставленным предками в назидание потомкам.
В тот день он, по сути дела, совершал последнюю прогулку по узким городским улицам. Проталкивался через толпу таких же праздношатающихся разумных, которым в Габуне предоставлялась полная свобода передвижения, к какому бы виду разумные не относились. Вслушивался в разговоры, всматривался в лица и личины, представляя себе, как скоро ему ещё удастся попасть в такое многочисленное скопление мыслящих тварей после того, как он покинет город и направиться к горам.
– Да это же он! – услышал почти над самым ухом Харан, и тяжёлая рука опустилась ему на плечо.
Этого еще не хватало!
Он резко её стряхнул, отскочил в сторону и ухватился за рукоять меча, готовый расквитаться с обидчиком или с кем-то, кто увидел в нём кого-то, а теперь, как Харану показалось, намеревается либо его задержать, либо ещё проделать нечто, не нужное для него, когда он уже собрался покинуть столицу бандеки. Во всяком случае, никто в Габуне не имел с ним таких панибратских отношений, позволяющих так безвозбранно хватать его за плечо.
Полный купор тескомовцев, почти полностью окруживших Харана, отметив его резвость и настроение вступить в драку, разразился веселым хохотом, ещё больше разозлив Харана. Он хотел уже было задать резонный вопрос купорену, чья светло-зелёная отметка сияла на меленрае как новая: по какому это праву они решили повеселиться на его счёт? Но тут же узнал в них купор, встреченный на дороге, во главе со звеньевым, которому он оказал первую помощь.
Харан облегченно улыбнулся и оставил в покое меч.
– Вижу, здоров? – поприветствовал он купорена, средних лет бойца с широко расставленными карими глазами и маленьким ртом, затерянным между щёк и носа солидного размера.
– Как видишь, – радушно поздоровался с ним купорен и назвался: – Мой нэм: Теслан Такот Теребонта. Будем знакомы?
Харан внутри напрягся, помедлил с ответом.
– Мой нэм невелик, – смущаясь, проговорил он и тоже назвался.
– Нам, тескомовцам, Харан, на твой низкий нэм нечего коситься. Мы с тобой не софурсники, конечно, но почти рядом, а вот Цимонта, посмотри на него, – Теслан ткнул пальцем в живот здоровяка, которого Харан запомнил при первой встрече, – у него нэм и того ниже. Да нас это не смущает. Так что оставь при себе эти глупости – низкий нэм… Потом, я хорошо видел, как ты владеешь мечом.
– Немного могу, – скромно произнёс Харан.
Он тоже видел Теслана в бою, так что мог сравнивать своё и его умение. Тогда Теслан успел раскроить головы двум бандитам и пошёл на выручку своему бойцу, окруженному опритами со всех сторон. В свалке он пропустил удар ножа, нанесенный сзади, но в том уже не его вина, а итог расклада боя – оприт подкрался и сделал своё дело.
– И к тому же врач?
– Это у меня, похоже, получается лучше, – улыбнулся Харан.
Толстощекое лицо купорена тоже засветилось улыбкой.
– Я это почувствовал, – похлопал он себя по боку, затронутого ударом ножа, а потом Харана по локтю. – Спасибо тебе, уважаемый Харан. Не дёргайся ты так. Хотя нэм твой и низок, но для меня ты уважаемый. Наш врач в гетто был весьма поражён твоим искусством, а ему лет двести пятьдесят всех будет, и из них лет двести он занимается только тем, что лечит раны, вправляет вывихи, восстанавливает отрубленное. Сказал, если бы не ты, меня навряд ли донесли бы живым до него.
– Что без лекаря ходите? – не удержался Харан узнать подноготную недавней схватки на дороге.
– А, – хотел было отмахнуться Теслан, но, по-видимому, решился рассказать всё. – Нас тогда послали на дорогу спешно, а ведающий в ранах боец оказался в отлучке. Думали, мы туда и обратно. Знаешь, как подобное случается? Месяц ходишь, год ходишь, встречаешься порой с бандитами, ранки небольшие получаешь. Но всегда под боком тот, кто поможет, если сам, конечно, не пострадает. – Харан согласно кивнул, а купорен продолжал: – Стоит же один раз пренебречь чем-нибудь, вот лекаря, например, не взять, тут же случаются раны посерьёзнее, а то и со смертельным исходом… На моё счастье ты подвернулся. Спас меня. А что? Ты же врач, значит, и правда спас! – Теслан заметил смущение Харана. – Ты перестань думать о себе… Всё, всё! Но вот я о чём. Хотел бы видеть тебя у себя в гостях. В нашей купорке. Как, ребята, – обернулся он к своим бойцам, – пригласим его к себе?.. Слышал? Ну, как? Придёшь – не пожалеешь. Мы умеем привечать тех, кто нам понравился, а ты тем более. Хорошо?
