Виктор Александрович Авдеев
Риданские истории II
– Ты! Ты! – в бессильной злобе прошипел он сквозь сомкнутые зубы. – Сдвинул с прохода мое кресло? Что ты наделал! Ты покойник! Мертвец! Мы оба!
Его последнее слово заглушил все тот же гогот, который уже слышал Густав наверху, похожий на смех гиены. Этот крик доносился совсем близко, из коридора. Фред подскочил с места и со страха разжал ладони. Светляк радостно вспорхнул вверх. Теперь он был исполнен изумрудных тонов, похожий на светящийся драгоценный камень. Он сделал несколько небольших кругов над паровыми котлами, два раза ударился о плафон с горящей лампой и, вернувшись к Густаву, закружил над его головой.
Фред с перекошенным от страха лицом перескочил горку угля и устремился к проходу, поскальзываясь на бегу на угольной пыли. Тварь оказалась в проходе гораздо раньше, чем Фред успел пинком отправить кресло на свое место. Не решившись последовать за Густавом след в след той же дорожкой, что была перекрыта сломанным велосипедом Дороти, привратник предпринял обходной путь. Через угольную шахту, которая заканчивалась здесь внизу выходом для него – квадратным люком, вмонтированным в стену.
В это самое мгновение черное туманное существо с кривляющимся телом и приплюснутой головой глядело мертвенно-бледными и пустыми глазами на Фреда. Безобразная дыра, расположенная в том месте, где у людей находится рот, больше походила на глубокую темную бездну. Этот рот жадно подергивался. На теле привратника клубились черные волны пляшущей дымки. Он изрыгнул дикий хохот и сделал несколько шагов навстречу окаменелому Фреду. Инвалидное кресло отца Фреда тускло поблескивало в розовом свете настенных светильников, разглядывая привратника пустым сидением. Густав в оцепенении застыл на колком угле и ждал, что произойдет дальше. Светлячок дернулся слегка в сторону, но снова завис над стариком, хотя полет его стал гораздо беспокойнее.
Первый удар привратника наотмашь отправил Фреда к стенке котла, вернув к действительности. Он проехал десяток футов на спине и ударился телом о стальную поверхность. Он вдруг почувствовал боль в спине. Жгучую боль, что не позволила ему подняться на ноги и выглядеть достойно. Привратник помог ему с этим. Взяв Фреда за горло, он подтянул его вверх настолько, что ноги Фреда уже не касались пола и взбивали судорогами воздух. Фред захрипел. Этот звук Густав услышал даже за шумом парового отопления. Жалкий и бурлящий хрип. Густав медленно прикрыл глаза. Он не хотел смотреть, что произойдет с Фредом. В этот момент он думал лишь о Дороти и Марии. Светляк еще ниже закружил над Густавом. Почти над самой седой копной его волос, и, казалось, что его полет вырисовывал над ним сияющий изумрудами терновый венец.
Последовал хруст позвоночника Фреда, и этот звук был гораздо тише, чем его хрипы. Затем привратник провел свободной когтистой рукой с длинными, тонкими пальцами по лицу мертвого Фреда, и какая-то прозрачная пленка, похожая на очертания лица, отделилась от бледно-розовой кожи. Тварь проглотила эту призрачную субстанцию, потом раскрыла жаркую топку котла и бросила сникшее тело в огонь. Пламя в один миг охватило Фреда. Привратник громко захлопнул дверцу, и Густав, услышав громкий удар металла о металл, разлепил веки. Он увидел два бледных круга призрачных глаз, смотрящих на него из черной головы. Теперь эта тварь жаждала попробовать на вкус его. Однако Густав уже почти не боялся. Все случилось так, как должно было случиться. Фред заслуженно получил по заслугам за зло, что столько лет причинял людям. А он, Густав… Что ж. И его время пришло.
Вопреки бессильному смирению Густава светляк, кажется, не разделял его мнения. Рванувшись вперед и вниз, зеленый светящийся огонек воспарил между привратником и стариком, словно защищая Густава от неминуемой страшной гибели. И если бы он умел говорить, наверное, сейчас бы он кричал трескучим голосом: «Убирайся прочь, дьявольское создание! Ты не имеешь права на него! Ты получил, что хотел! А теперь оставь все это и исчезни во тьме!» Светляк часто-часто порхал сияющими крыльями, взбивая воздух вокруг себя и превращая его в волнующееся марево, делал угрожающие наскоки вперед и возвращался обратно.
В один из таких рывков привратник изловчился схватить светляка в кулак. Сдавив Живое пятнышко света цепкой хваткой, он приблизил его к тому месту, где должно быть лицо, а не черный клубящийся блин с двумя жемчужинами смерти. Затем он просто отправил светляка в разинутый рот и сомкнул челюсть. Густав с сожалением глядел, как еле заметное изумрудное пятнышко, свет которого просачивался сквозь черноту тела привратника, опускалось в глотку и дальше вниз, в его утробу. Еще миг, и свет погас.
Сквозь вновь нахлынувшую крупную дрожь, Густав заставил себя помолиться. Совсем тихо, шевеля лишь одними губами. Умирать в одиночестве, несомненно, было страшнее, чем глядеть на болтающего в воздухе ногами Фреда и угасающий внутри мерзкой и бездушной твари бесстрашный, крохотный Живой огонек. Тот лучик, который был ему последним и единственным Другом в этом ужасном месте. Но отсюда был лишь один единственный выход – смерть, и Густав был готов к этому.
В ушах Густава снова зазвучало пиканье прибора. Оно говорило о том, что пульс резко участился, и звук стал похож на беспрерывный писк. Вот-вот и пульс-монитор задымит и, подпрыгнув на столе, разлетится на мелкие детали. Нарастал треск бледных ламп, сияние становилось ярче, будто кто-то усилил подачу напряжения. Еще сильнее застучал пар в трубах, замолотил кулаками изнутри по круглым металлическим стенкам. Задрожал пол. Густав понял, этот кинофильм для него подходил к концу. Мир стирался перед его глазами, обращаясь в осколки битого стекла. Его грудную клетку сдавило острым капканом, а из груди вырвался болезненный стон, превратившийся в имя:
– Мария!!!
Перед его глазами закружился белый потолок. Он видел тоненькие трубки справа, чувствовал, как что-то мешало ему в носоглотке. Боль в груди стала не просто невыносимой, а смертельной. Он сквозь туман услышал крики голосов:
– Отец! Слава Богу!
– Дедушка?
Над ним расплывчатым пятном нависло счастливое лицо Марии. Слезы струились по ее щекам, а пара соленых капель упали Густаву на сорочку. Мысли перепутались, потолок завертелся с бешеной скоростью. Он успел захватить пропадающим слухом монотонный звук, издаваемый пульс-монитором, прежде чем упасть в лунное небо сквозь больничную кровать. Он с силой вдыхал в себя сладковатый воздух, падая спиной вниз. Черепица крыши, бетонный потолок, мрачный коридор, еще одно бетонное перекрытие, вновь темная полоса вытянутого помещения, вновь и вновь, и снова. Когда он приземлился на хрустнувшую под ним пирамиду угля, то вновь увидел перед собой черного привратника. Он протянул к Густаву свои руки и бесшумно шагнул навстречу. И вдруг обеими ногами прилип к полу. Он дергал конечностями и не мог сделать больше ни одного шага. Он скрючивался и распрямлялся, тянул к Густаву тонкие пальцы и раскрывал бездну рта. Глаза без всякого выражения были прикованы к старику, который никак не мог взять в толк, что произошло с тварью в этот миг. А еще Густав думал о возвращении к жизни, пусть и ненадолго. Да, он на мгновение вышел из комы! Он слышал голоса своих любимых! Он видел Марию! Он слышал остановку своего сердца… Теперь он должен покинуть и это место, как оставил позади себя реанимационную палату, как оставил это место Фред. Отчего же привратник медлит с расправой?
И тогда мерзкая тварь запрокинула назад свою голову. Ее трясло, тело извивалось змеей и ломалось из стороны в сторону. Клубы черного тумана, что исходили от него, стали светлеть. Внутри тела зажегся тусклый огонек. Сначала он был крохотный и розовый, похожий на слабый свет ламп на стенах. Но он начинал расти внутри привратника, раздуваясь все больше и больше. Он приобретал малиновый оттенок, затем лиловый и, наконец, фиолетовый. Раздался звук, как будто резко сдули резиновый шарик, только более громкий и четкий. Привратник опустил голову. Глаза его сияли аметистовыми пучинами, в которых могли в одночасье тонуть даже большие корабли. И тогда произошел всплеск энергии изнутри. Фиолетовый свет вырвался наружу, отбросив от себя клубы тумана, что сразу же стали исчезать в воздухе без остатка, как дым от сигареты. Густав в изумлении уставился на аметистовый искрящийся шар, зависший над уровнем пола. Этот сгусток чудесного света был похож на его светляка, который вырос до громадных размеров и в очередной раз сменил свой цвет. Только заместо трепещущих крыльев у этого сияния были волнующиеся искорки. Играясь ими, светляк словно приветствовал Густава.
Вокруг него все начало стираться. Исчезали вымазанные углем тележки, черные сыпучие пирамидки и паутины стальных труб. Затихал звук работы паровых котлов. Гас свет ламп. Гас до тех пор, пока пространство вокруг не превратилось в бескрайний черный космос с одной лишь единственной звездой, зависшей перед Густавом.
– Вот ты и дома, дорогой Абреннер, – проговорило сияние прекрасным женским голосом. – Твое новое путешествие закончилось. Признаюсь, мы по тебе очень скучали.
И Густав все понял. Он все вспомнил. Он вновь был звездой в небе, окончив еще один жизненный путь. Он с волнением оглядел себя. Он всегда волновался, когда возвращался домой. Боялся, что его искорки потускнеют, и свет его энергетической субстанции станет блеклым.
– Хорошо, что со мной все в порядке, – с умиротворением в голосе сказал он тихо, так, чтобы не разбудить другие звезды. Должно быть, было еще очень рано, и на небосводе были только они вдвоем. Абреннер и Альпа. – Ты спасла меня, Альпа.
– Сны людей бывают добрыми и злыми, Абреннер. Их называют кошмарами, и тебе это знакомо. Но они практически безвредны. Но когда в мир наших грез пытается проникнуть зло… Оно гораздо опаснее, понимаешь? Оно раскачивает чаши весов, нарушает их баланс. Приходит в наш звездный мир отвратительными черными звездами. Но им не место среди нас.
– Я знаю… – прошептал Абреннер и ласково дотронулся искорками до Альпы.
Мистер Кейбл затворил дверь за доктором в реанимационную палату под всхлипывания Марии и малышки Дороти. Они обе прижимались к груди умершего Густава и сотрясались от плача. Старик отправился в иной мир почти сразу же, как только вышел из двухдневной комы. Мистер Кейбл видел, как напряглось его тело. Как красочная книжка беззаботной Дороти упала с ее колен на пол и замерла листами на страничке со стихотворением про лошадок. Как зарыдала Мария, когда увидела ровную линию на приборе, а вслед за ней заплакала и Дороти. Тогда мистер Кейбл вскочил с больничной кушетки и рысью поспешил в коридор, чтобы позвать какого-нибудь врача.
Он прислонился к гладкой стене и горестно выдохнул. Он слышал приглушенный голос доктора и всхлипы своих любимых за дверью. Мистер Кейбл сунул вспотевшие ладони в карманы брюк и, отстранившись от стены, немного прошелся вперед по пустому коридору, увешанному табличками с полезными советами по медицине, первой помощи и лекарственным средствам против сердечных заболеваний. Справа от него распахнулась дверь, и двое санитаров выкатили кровать на колесиках. Под тонким одеялом мистер Кейбл увидел очертания человека, накрытого с головой. Вслед за санитарами из палаты вышел крупный человек в полицейской форме.
– Что случилось? – пытаясь немного отвлечься от волнения за свою семью, поинтересовался у него мистер Кейбл.
– Преступник преставился, вот что, черт бы его побрал. Так и не дотянул до суда, сукин сын, – недовольным тоном пробурчал полицейский и прошагал мимо мистера Кейбла, стуча по полу тяжелыми форменными ботинками.
Мистер Кейбл лишь посмотрел вслед удаляющейся процессии.
Иные
Лоуренс Торбин приоткрыл пальцами жалюзи на окнах и долго смотрел на город из своего офиса, что находился на верхнем этаже пятиэтажного здания, расположенного в самом сердце Ридана среди других высоких построек. В его черных глазах застыл туман задумчивости. Правая рука покоилась за спиной на пояснице, и в этой позе у окна Лоуренс был похож на укрывшегося от людского взора мятежника, что замыслил коварное преступление против своего монарха. Он с отвращением разглядывал ненавистный ему город с его жалкими суеверными жителями, постоянной невыносимой жарой, назойливыми мухами и глупыми секретаршами. Черный крепкий кофе, о котором он просил Афелию с четверть часа назад, до сих пор не был принесен. Две предыдущие помощницы были гораздо сообразительнее Афелии, но одна из них, пожилая миссис Браун, с виду интеллигентная и почтенная дама, оказалась мелкой воровкой, за что со скандалом была уволена. Другая, молоденькая Джаннет, родила малыша, попросила расчет и переехала с мужем и ребенком в Брантненд. Менять секретарш для него было привычным делом. Уйдет одна, и за ее столик тут же усядется другая. Так почему же он до сих пор не избавился от этой пустышки, которая частенько забывала решить простейшие задачи? Не в короткой ли юбке и вечно расстегнутой на одну пуговку блузочке было дело? Мысли Лоуренса путались, словно воевали друг с другом. Воспоминания были и знакомы ему, и чужды. И он знал почему.
Наконец дверь в его кабинет распахнулась, и Афелия внесла ему кружку с горячим кофе на маленьком, белоснежном блюдечке, но он не заострил на этом своего внимания. Эти дни были особенными для Лоуренса, и его уже не интересовало ровным счетом ничего. Ни его работа, ни клиенты, с которыми он заключал важные договоры о покупке недвижимости через их крупную риэлтерскую компанию, ни даже блузка Афелии, что скрывала под тонкой тканью упругую грудь.
– Что-нибудь еще? – услышал он голос девушки после того, как она поставила на стол кружку.
Лоуренс медленно отодвинулся от окна и повернулся к ней. Афелия улыбчиво переминалась с ноги на ногу.
– Можешь быть свободна, – кратко сказал он ей и уселся за свой рабочий стол, заваленный папками, бумагами и различными документами. – Пока свободна.
– Вы какой-то странный сегодня, мистер Торбин, – прошептала она, кокетливо взметнув тонкую бровь вверх.
– Пошла вон! – рявкнул он.
– Ну, уж хамство с вашей стороны, знаете ли! И вообще, я жутко не выспалась этой ночью, и теперь у меня болит голова. Какой-то стук в моем доме среди ночи никак не давал мне уснуть. Должно быть, это птицы. А вы еще орете! – с обидой выговорилась она и вышла за дверь.
Когда она направилась к выходу уверенными шагами, Лоуренс украдкой поднял на нее взгляд. Его глаза заметили бурое пятно на ее шее, заговорчески выглядывающее из-под воротника блузки, так приятно пахнущей ее любимыми, и его, прежнего Лоуренса, духами. В этот момент он припомнил две вещи, но всего лишь на мгновение. Позавчера, когда ушли все прочие работники, они остались наедине, и он силой притиснул Афелию к себе, ухватившись за шею в том месте, где сегодня у нее выступило темное пятнышко. Вторая вещь, которая пришлась на память – такое же пятно появилось на его предплечье чуть больше недели назад после того, как он столкнулся на улице с одним бродягой. Тот просил мелочь, и когда Лоуренс отказал ему, бродяга схватил его за руку и зашептал что-то на ухо беззубым ртом. Тогда слова показались Лоуренсу незнакомыми, какой-то околесицей.
Что шептал Афелии Лоуренс позавчера, испытывая странное животное влечение, он не помнил. Все было как в тумане. Звонкая пощечина вывела его из возбуждения и остудила, словно холодный утренний душ. Но уже на следующий день Афелия вела себя, как и всегда, будто минувшим вечером ничего не произошло. Она привычно путала документы, забывала позвонить клиентам и задерживалась с приготовлением крепкого кофе.
Мистер Торбин отхлебнул из кружки. Затем машинально закатал рукав своей рубашки. На предплечье показалась коричневая печать в форме размашистой кляксы, по цвету и размеру похожая на большое родимое пятно. Лоуренс улыбнулся. Он чувствовал себя обновленным, почти что самим Богом.
– Это не птицы, Афелия, – прошептал он и, злорадно улыбнувшись, уставился на полку с принтером. Примерно за ним по ту сторону стены находился столик молодой секретарши. – Ты уже отмечена! Впрочем, ты сама об этом скоро узнаешь…
Не выдержав приступа нервного смеха, Лоуренс расхохотался, откинувшись в кожаном кресле.
Все началось шесть дней назад с загадочного стука в его доме. Перед сном Лоуренс, как всегда, облачился в пижаму и почистил зубы. Затем лег на кровать с ноутбуком и внес кое-какие правки в важные документы. Закончив с этим, он отложил ноутбук в сторону, выключил свет настольной лампы, стоящей рядом у изголовья кровати на тумбочке, и залез под одеяло.
Среди ночи его разбудил какой-то шум. Проснувшись в полумраке комнаты, он не сразу понял, что стряслось. Поморгав сонными глазами, он перевернулся на другой бок и попытался уснуть. Шорох где-то в дальней части коридора заставил Лоуренса приподняться на кровати. Он таращил глаза в темень, в горле мгновенно пересох источник слюны.
– Кто здесь? – хрипло выкрикнул он в пустоту спросонок. Его тело напряглось.
На этот раз вместо шуршания послышался отдаленный звук, похожий на стук кирки, ударяемой по поверхности горных пород в глубоком забое.
Мистер Торбин включил настольную лампу и ступил на холодный пол босыми ногами. Комната озарилась желтым светом. В ней было все на своих местах. Никто не прятался у двери, за шкафом или под столом. Добравшись крадущейся походкой до настенного выключателя, Лоуренс нажал на клавишу. Вспыхнул яркий свет от потолочной люстры, и Лоуренсу стало гораздо спокойнее. Он метнул быстрый взгляд на подвесную полочку, где размеренно цокали механизмом часы в форме бегущего ягуара. Стрелки показывали два часа ночи.
Лоуренс, крадучись, обошел каждую комнату, зажег везде свет и только потом с облегчением вздохнул. Он был единственным живым существом в своем доме. Стекла на окнах не разбиты и дверные замки не взломаны. Однако, размеренный стук длиной в несколько ударов, раздающийся предположительно в гостиной с интервалом в пять-десять секунд, сильно нервировал Лоуренса.
Он припал к нижней части стены в богато обставленной просторной комнате и принялся слушать. Тук-тук, тук-тук. Пауза. Шорох. Пауза. Вновь стук и снова тишина. Это продолжалось с четверть часа, затем прекратилось. Лоуренс просидел около стены до трех часов ночи, ожидая, что удары продолжатся и дадут разгадать тайну своего происхождения. Не дождавшись, он побрел досыпать, на ходу пытаясь проанализировать первопричину появления стука.
– Наверняка, источником являются плохие водопроводные трубы, – бормотал он себе под нос, гася в доме свет. – На каком-нибудь трубопроводе возникли проблемы с подачей воды. Теперь его чинят, да так, что их работу слышно у меня в доме. Не могут подождать до утра, разрази их гром. Хотя, жирных крыс, снующих по коммуникациям, тоже нельзя сбрасывать со счетов. Эти твари могут забраться в любую самую темную и вонючую дыру и устраивать такие концерты ночь напролет. Ха! – хмыкнул он и укрылся одеялом с головой. Проснулся Лоуренс только наутро с сигналом будильника.
Выходя утром за порог дома, Лоуренс встретил своего соседа Джейка. После недолгих расспросов о минувшей ночи, Лоуренс узнал, что Джейк проспал как убитый и не слышал ровным счетом никаких звуков. Это слегка озадачило мистера Торбина, что не помешало, однако, позабыть о ночном инциденте уже через четверть часа и не вспоминать до позднего вечера. Укладываясь в кровать, Лоуренс прислушался к ночной тишине, но за окном лишь стрекотали сверчки да изредка проносились мимо каркающие вороны. В доме было тихо.
Мистер Торбин вновь очнулся ото сна, потревоженный шумом. Как и минувшей ночью, Лоуренс зажег во всем доме свет и направился прямиком в гостиную. Стук имел тот же характер – лязг металла с небольшим интервалом между ударами. Звуки казались гораздо ближе, как будто всего в десятке футов за стеной.
По коже Лоуренса пробежал неприятный холодок. Ему отнюдь не нравились такие игры глубоко за полночь. Стук все приближался и приближался к нему. И вдруг снова затих и больше в эту ночь не повторялся. Обеспокоившись такими странностями, мистер Торбин твердо решил завтра утром вызвать специалиста по водопроводным трубам. С тем и направился спать.
Осмотр коммуникаций водопроводчиком не принес никаких ответов на мучивший Лоуренса вопрос: какова причина стука? Его трубы были в полном порядке, никаких крыс в подземных каналах обнаружено не было, и более того – ни вчера, ни позавчера вблизи этого жилого квартала не велись никакие ремонтные работы. Перед тем, как попрощаться, водопроводчик лишь пожал плечами, выписал счет на оплату предоставленных им услуг и укатил на своем фургончике, обклеенном рекламными лозунгами.
В последующий вечер Лоуренс забрался в кровать в нервном напряжении и предчувствии новой музыкальной программы от невидимого барабанщика. Лоуренс долго не мог сомкнуть глаз, но ближе к полуночи сон поборол его, и тот стал прихрапывать, заложив ладони под подушку.
Бум! Грохот и треск сотрясли гостиную комнату. Казалось, стена рушится под напором тяжелых ударов каких-то металлических предметов. Затем последовал звук упавшего предмета на пол и протяжный, хриплый стон, вырывающийся из чьей-то глотки. Лоуренс подскочил на кровати как ужаленный и скатился с нее на ворсистый ковер. Сердце отбивало бешеный ритм в его груди, пытаясь вырваться наружу через грудную клетку. Кровь пульсировала в висках, голова кружилась. «Грабители!» – мелькнула мысль в сонном мозгу Лоуренса.
Он стал жаться к стене под неясные гортанные стоны и всхлипы, доносящиеся из гостиной. Лоуренс включил в спальне свет. Не сводя широко раскрытых глаз с темного дверного проема, он нащупал в углу за дверью высокую тубу, в которой хранились клюшки для гольфа. Он вынул одну из них дрожащими руками и занес клюшку над головой, приготовившись с размаху как следует врезать любому, кто попытается напасть на него в собственном доме.
Походкой вора он ступил в коридор, прислушиваясь к хрипам. Они все еще исходили из гостиной. Тот, кто мучительно стенал, по-видимому, и не думал покидать ее пределы. Или не мог…
Включая на ходу везде освещение, Лоуренс на мгновение застыл перед дверью гостиной.
– Кто здесь? – стараясь сохранить в своем голосе нотки уверенности, просипел он. – Я вызвал полицию! – соврал он и тут же понял, как он сглупил. У него под боком в спальне лежал мобильный телефон, а он им не воспользовался. Даже не подумал об этом!
– По-мо-ги! – прерывистыми слогами протянул захлебывающийся в приступах кашля голос.
Кажется, Лоуренсу пока ничего не угрожало. В противном случае незнакомец уже давно бы щелкнул курком пистолета. Да и не стал бы так шумно проявлять себя. Осознав это, Лоуренс сделал глубокий вдох, протянул руку за дверь и, нащупав включатель, нажал клавишу. Свет люстры озарил гостиную, и только тогда Лоуренс с занесенной над головой клюшкой сделал шаг в комнату. От увиденного у него безвольно раскрылся рот, а его оружие выпало из рук с глухим стуком о пол.
Его глазам предстало странное зрелище. В том месте стены, где он провел последние две ночи, слушая гулкие удары металла, теперь зияла дыра в полтора фута в диаметре. Куски выбитой штукатурки по краю пролома держались на рваных краях обоев и были похожи на серые тряпичные флажки, которыми украшивают аллеи, парки или уличные сцены, только разноцветными. На полу под самой дырой рыжей грудой беспорядочно валялись кирпичи, а на них – седой старик в окровавленных лохмотьях. Рядом с ним пристроилась блестящая шахтерская кирка с деревянной ручкой. Из груди ночного гостя рвались каркающие хрипы. Он жадно ловил ртом воздух, который затем со свистом выплескивался наружу жалобным воем.
– Ты как здесь оказался, старик? – вскрикнул Лоуренс, не веря своим глазам. – Откуда ты вылез? Что за чудеса?
– Аг-рр-х! – продолжал хрипеть тот, вяло ворочая конечностями среди кирпичей и бетонной пыли. Лоуренс заметил струящуюся по седым буклям его волос алую кровь.
– Лежи тихо, – чуть осмелев, воскликнул Лоуренс. – Я вызову врача. Они помогут…
– Нет! – выдавил из себя тот, отплевывая на пол капельки крови. – Остановись, безумец! Мне уже не помочь! Но я должен передать тебе одну вещь. Подойди ко мне, Торбин… – И он вновь зашелся диким кашлем, да таким, что слабое тело стало содрогаться, будто по нему молотили сразу дюжиной крепких дубин.
– Ты знаешь, кто я? – Лоуренс изумился так, что не сделал и шага в сторону телефона. – Да как ты вообще попал в мой дом? Что все это значит?
– Протяни ко мне свою руку! – судорожно сжимая в нестерпимом приступе кашля костлявыми руками обломки кирпича, прохрипел старик. – Я должен…
– Я тебя не понимаю! – покачал головой Лоуренс и сделал шаг к старику.
– Ну же, я издыхаю!
– Чего же ты от меня хочешь? – закричал Лоуренс, не понимая, как ему поступить теперь. Скорее всего тот прав, врач не успеет оказать несчастному помощь. Но что может он, Лоуренс?
– Дай мне руку!
Мистер Торбин в полном замешательстве протянул к корчившемуся на обломках старику свою ладонь, и тот с неожиданной ловкостью и силой ухватился за нее. Лоуренс вскрикнул от неожиданности и боли, почувствовав на удивление крепкую хватку старика. Его пальцы сжимали ладонь Лоуренса все сильнее и сильнее. Старик перестал трястись и медленно поднимал от пола свое лицо. Сначала его не было видно за водопадом падающих со лба длинных грязных волос. Затем Лоуренс увидел черты лица и содрогнулся от жути. На него смотрел он сам! Как в отражении зеркала, только постаревший на десяток лет и сильно измученный! «Этого не может быть! – пронеслось в голове Лоуренса. – Я не верю!»
Изо рта ночного гостя полилась черная густая жижа и закапала вниз. Его глаза хищно разглядывали Лоуренса и постепенно становились такого же цвета, что и слюна. Лоуренс видел, как на коже старика запульсировали темные жилки и вены, забегали тоненькими реками на шее и скулах. Затем перебрались на кисти рук и его пальцы.
Но что это? Они бежали все дальше и дальше, переметнувшись теперь и на кожу Лоуренса. Он почувствовал ядовитое жжение в мышцах. Боль проникала в его кости, выворачивая суставы. Ему хотелось кричать, но в легких не было и малой толики воздуха. Руки обоих мужчин почернели, покрылись потрескавшейся коркой и слились воедино. Они принимали вид сгоревшей в жарком костре оглобли.
Лоуренс пытался противиться новому страшному чувству, что захватывало его тело. Он вытягивал свою шею, задирая кверху подбородок, словно пытался отстраниться от темной силы и не дать ей завладеть его мозгом. Но эта скверна неумолимо распространялась внутри него, и вскоре Лоуренс провалился в бездонную пустоту…
Он очнулся весь мокрый под одеялом в своей постели. Вокруг было тихо. Ветви деревьев под светом тусклых уличных фонарей отбрасывали на стене его комнаты кривые движущиеся тени. Он включил настольную лампу и, сощурив глаза, поглядел на часы на полочке. Стрелки показывали два часа ночи. Лоуренс с облегчением выдохнул. Он был жив, а кожа рук выглядела такой же, как и всегда. Он разглядывал их, выставив перед собой. Его взгляд упал на бурое пятнышко на предплечье и нахмурился. Оно стало заметно больше, оно росло. И вот уже пятно растянулось бесформенной кляксой и стало сползать по направлению к локтю. Лоуренс не верил своим глазам! Пятно стало темнеть, становиться черным как смоль. Таким же черным, каким были его руки во сне про…
Но было ли это сном? Спит ли он сейчас? Кожа на его руках вновь стала чернеть от кончиков пальцев до плеча, забираясь под короткий рукав его пижамы. С ладони уже капала скверна на постельное белье, заволакивая густой слизью белоснежную ткань.
И вдруг Лоуренс почувствовал, что устремляется куда-то вниз, во мрак. В один миг потеряв точку опоры, он почувствовал странную легкость во всем теле вместо нестерпимой боли, как это было в момент превращения в сгусток мерзкой скверны. Он вдруг обернулся воробьиным перышком, однако падал вниз с такой скоростью, будто весил не меньше каменного валуна, отколовшегося от какой-нибудь скалы.
Через мгновение полет стал замедляться, и Лоуренс, плавно приземлившись, оказался лежащим в сухой грязи. В нос ударил запах затхлости и сырости. Где-то впереди тускло горела зажженная свеча, и Лоуренс в полном смятении огляделся вокруг. По чьей-то страшной воле он оказался заточен в узком тоннеле. Нет, скорее в земляной норе. Справа и слева из земли торчали черные корни деревьев, похожие на тоненьких змей. Повсюду ползали мелкие насекомые. Жирные округлые жуки, длинные ворочающиеся черви и мерзкие пауки на тоненьких лапках. С отвращением Лоуренс попытался подняться, но ударился головой о потолок и вновь упал на живот. Крупицы земли просыпались ему на волосы и за ворот пижамы. Холодок пробежал по его спине. Он решил подползти к свече, перебирая руками и ногами. Вдруг его правая нога зацепила какой-то предмет. Лоуренс обернулся назад и увидел шахтерскую кирку, такую же, какая была при старике, что вылез из стены его гостиной. Вспомнив о нем, Лоуренс поморщился. Сама мысль о том, что происходит с ним сейчас, казалась каким-то неистовым бредом.
– Хорошо. Пусть это будет сон очень похожий на явь, – буркнул он, пытаясь унять в себе дрожь, что стучала по его телу крохотными молоточками. – Раз не получается проснуться, значит, придется исполнить свою роль, какой бы умопомрачительной она не казалась.
Лоуренс взял в одну руку кирку, другой схватил свечу и пополз вперед, пытаясь не замечать снующих перед его лицом омерзительных насекомых.
Коридор петлял как пьяный, вправо и влево, вниз и вверх. Кое-где на пути встречались булыжники, и тогда Лоуренс пытался выкорчевать их из земли киркой, чтобы протиснуться вперед. Если камни сидели слишком глубоко, он рыл в земле обход вокруг них и раскидывал землю по сторонам, освобождая для себя проход. Так он продвигался все дальше. Стук кирки о камень напомнил ему звуки, которые он слышал за стеной в своем доме по ночам.
Вскоре тоннель в последний раз повернул вправо и стал уверенно уходить вверх. Когда свеча истлела на одну треть, Лоуренс в замешательстве остановился перед поросшей мхом каменной преградой, испещренной горизонтальными и вертикальными линиями.
– Хм, похоже на старую кирпичную кладку, – проговорил он и ударил в бетонный шов острием кирки.
Цемент оказался крепким. От удара была лишь высечена искра – не более того. Тогда Лоуренс размахнулся, на сколько позволяло пространство тоннеля, и ударил в кирпич. И от него откололся кусочек. Это слегка обрадовало мистера Торбина, и он принялся колотить по нему, вгрызаясь все глубже и глубже в стену.
