Виктор Александрович Авдеев
Риданские истории II
– Кис-кис, – шуршал он в воздухе пальцами руки, маня к себе кота. – Кис-кис!
Лутти пригнулся как вор, прячущийся тени, и крадущимися шагами стал уменьшать расстояние до цели. Но не успел он сделать и трех шагов, как почувствовал еще более сильное головокружение, словно ему съездили по голове тяжелым предметом. Подвал закружился у него перед глазами. Лампа, два зеленых круга, стиральная машинка, снова лампа, стол, ведра. Все вокруг внезапно стало насыщаться цветом. Горизонтальные и вертикальные линии цемента, связывающего кирпич, из серых полос превратились в ослепительно яркие, желтоватые. Как будто сквозь них проходили солнечные лучи. Раздался треск, и стены рассыпались под натиском какой-то мощной энергии извне. Им на замену с невероятной скоростью прорастали черные деревца и густые кустарники с красными, оранжевыми и желтыми листьями. Этими же листьями была устлана земля. Лампа накалилась и превратилась в большой белый шар света, который тут же пополз вверх и занял место солнечного диска в кроваво-красном небе, а стеллажи безвозвратно исчезли, утонув в осеннем пейзаже. Перепуганный Лутти стоял в кольце деревьев на мягком ковре из опавшей листвы перед чьей-то могилой с гнилым крестом без таблички. Рядом с крестом кружил все тот же кот, и лениво подергивал хвостом.
– Бо-об… – хрипло шепнул Лутти. Он хотел крикнуть, но у него ничего не вышло. Ему хотелось, чтобы все, что он сейчас видит в один момент рассыпалось кусочками мозаики. Чтобы кто-нибудь из ребят дал ему хорошую затрещину и сказал: «Ну, чего уставился на стену? Ты не в кинотеатре!»
Но Лутти продолжал глядеть. Желание свернуть шею животному враз отпало, когда кот стал рыть могилу передними лапами, вонзая острые когти все глубже и глубже в рыхлую землю. Ее комья разлетались в стороны и с глухим стуком приземлялись на листья. Лутти судорожно глотал слюну до тех пор, пока не понял, что горло пересохло, как пересыхает какой-нибудь ручей в особенно жаркое лето.
Кот оживленно распахивал могилу, молотя лапами по земляному холму. Затем он пронзительно взвизгнул и отпрыгнул назад как от огня, с треском влетев в какой-то куст. Лутти увидел, как разверзлась земля, и из ее недр показалась сначала грязная худая рука в полосатой футболке, а следом изодранный колпак с помятым помпоном. Поднявшись над своей колыбелью, существо, похожее на Муки, вперилось в мальчика пустыми мертвыми глазами. Прикованный к земле этим взглядом, Лутти почувствовал, как у него теплеет под шортами, и это тепло оставляет на зеленой ткани темное пятно, бежит тонкой струйкой по ноге.
– М-м-м… – вырвалось непроизвольное мычание с его губ. Это последнее, что он еще мог выдавить из себя после того, как напустил в штаны.
– Убийца-а-а, – шелестящим скрипучим голосом протянул мертвец. – Пришло время собирать урожа-а-ай. Восста-а-аньте дети из своих моги-ил. Отмщение! Отмщение! Отмщение!
Его хилая рука взметнулась вверх и, обломившись в области локтя, приземлилась рядом с крестом. В области шеи раздался хруст, и голова отделилась от тела. Она скатилась вниз и ударилась о сандалии Лутти. Обезумевший от ужаса Лутти наконец оторвал прилипшую к земле ногу и, сделав шаг назад, оступился. Приземление было мягким. Туловище мертвеца рухнуло обратно в могилу, но его черепушка все еще сверлила Лутти мутными серыми глазами.
– Туки-туки, толстяк! – прохрипел голос из сломанной челюсти напоследок.
Мальчик отвел взгляд. Думать над тем, что происходит сейчас с ним, не хватало сил. У него потекли слезы, и ему очень хотелось домой к маме и папе. Отовсюду раздался животный гвалт – визжание, лай и рычание, пробудивший внутри мальчика страшную панику. Он вертел головой во все стороны, пытаясь высмотреть среди кустов целую дюжину орущих псов и кошек. Однако, когда сквозь ветви стали просачиваться головы и тела облезлых, искалеченных животных с такими же пустыми глазами, как у хозяина могилы, Лутти понял, что в его ожидании «дюжина» была лишь малым понятием в сравнении с целой армией лезущей через осеннюю листву падали, распадающейся на гнилые куски. Лутти был напуган до чертиков и трясся как фруктовое желе на тарелке. Конечно, в таком состоянии он был не в силах узнать среди мертвых, голодных гостей с десяток кошек и собак, задранных или придушенных им собственноручно в Риданских подворотнях. Зато они чуяли его. И когда из тела орущего от боли и ужаса мальчика, терзаемого острыми когтями, уходила на Суд душа живодера, их голодные пасти уткнулись клыками в окровавленное тряпье в последний раз, прежде чем навсегда исчезнуть.
Нора обследовала все четыре комнаты на первом этаже, но Муки она так и не нашла. В первых двух совершенно не осталось никакой мебели. Только грязные тюли на окнах кричали о том, что когда-то здесь жили люди. И еще в одном пыльном углу она обнаружила сухие листочки, опавшие, должно быть, при переезде с какого-нибудь цветка в горшке. Там же она склонилась над своими теннисными туфлями, чтобы перевязать ослабевшие шнурки. Третья комната, что напротив, была больше предыдущих. Она точно служила гостиной. Посреди помещения на голом полу остался лежать старый коврик. Нора ясно видела, как у ковра стоял большой и длинный гостевой диван, а напротив него – круглый журнальный столик с телевизором и видеомагнитофоном. По крайней мере самые сливки гостиной в доме Норы выглядели именно так. Удобный мягкий диван, на который она так любит вечерами забираться с ногами с кружкой горячего шоколада в руках и смотреть разные передачи по большому телевизору. Но только ровно до половины девятого. В это время приходит с работы ее отчим, толстый мистер Кроули. Когда он бывал трезв, она покорно отправлялась в свою комнату спать, но, когда мистер Кроули напивался – Норе приходилось запираться в чулане. Только там была самая крепкая дверь и старый проверенный засов, который не дрогнул ни разу под кулаками набравшейся виски свиньи. В таком состоянии он всегда находил предлог, чтобы сорваться на Норе, и ее мама ничего не могла с этим поделать. Первое выступление миссис Гейбл в поддержку своей дочери окончилось для нее солидной гематомой на левой щеке. А двумя неделями позднее – разбитыми губами и вывихом плеча. Вскоре после этого, когда мистера Кроули не было дома, Нора с мамой вынесли из чулана все лишнее и установили внутри старую кровать, добытую в гараже из недр тех вещей, которые жалко отправить в мусорный бак. Миссис Гейбл со слезами на глазах клялась, что обязательно порвет с мистером Кроули, но проходили дни, недели и месяцы, но ничего не менялось. И Нора в конце концов смирилась с такой жизнью.
Четвертая комната была самой маленькой из всех. Сразу при входе справа притулился широкий шкаф с несколькими отделениями. У дальней стены расположился косоногий табурет, лежащий на боку, а на полу были разбросаны обрывки от картонных коробок. Из окна виднелись заросли кустарников, а в просветах между листьями – забор со стороны одной из глухих, безлюдных улиц.
В шкафу Муки не прятался. Внутри вообще ничего не было, кроме одинокой вешалки для одежды. Когда Нора открыла дверцу, вешалка возмущенно закачалась на перекладине, словно требуя, чтобы ее оставили в покое. И, чихнув два раза от пыли, попавшей в нос, девочка поспешно захлопнула дверку шкафа.
Нора постояла с минуту в прихожей. Она слышала шаги Боба и Джейн наверху. Значит, они тоже пока еще не нашли мальчишку. А вот Лутти как сквозь землю провалился. Что, если ему улыбнулась удача, и теперь он самодовольно ухмыляется, затаившись вместе с Муки… в кухне?
Нора коварно улыбнулась и еще раз стрельнула глазками по перилам лестницы, бегущей наверх. Пусть ходят, хлопают дверьми и собирают грязь на ботинках. Она-то знает теперь, где закопан клад. Пройдя на цыпочках мимо лестницы, она с неприязнью покосилась на дверь чулана и тихонько вошла в кухню. Пусто. Только металлическая змея газовой трубы торчала из пола и гнилая тумбочка слева. В ней мог уместиться Муки, но на пару с Лутти – исключено. Да и в одиночку внутрь можно было бы засунуть разве что одну лишь задницу Лутти. Не больше. Зато справа располагалась глядящая на девочку дверь в кладовую или в подвал, как предполагал Лутти. Она взялась за дверную ручку и дернула на себя. Тщетно. Она была заперта.
– Эй, толстяк! – обиженно зашипела она, поднеся лицо к замочной скважине. – Если вы оба внутри, то поступаете нечестно! Открывай живо эту дверь! Я нашла вас! – Ответа не последовало. – Живо, я сказала! Или я подопру дверную ручку чем-нибудь тяжелым, и вы оба просидите внутри до самого вечера за жульничество!
И вновь тишина. Нора приложила к холодному дверному полотну свое ухо и прислушалась. Тишина внутри была гробовой. Никакого шороха, никаких голосов. Нора насупилась. Затем в голове у нее пронеслась неприятная мысль, которую она совсем не хотела встречать у порога своего внутреннего домика души. «Придется сунуть нос в чулан. – Такой вердикт прозвучал в ее мозгу чужим голосом. – Тоже мне, нашли место, где спрятаться…» – мысленно добавила она от себя.
«Чулан, – Голос даже не пытался умолкнуть, а говорил, говорил, отдаваясь эхом и пульсацией в висках. – Не бойся заглянуть. Он не чужой тебе. Иди же. Но-о-ра-а-а, – Голос перешел на свистящий шепот, похожий на завывание ветра вдали. – Мы ждем тебя-я…»
Нора вдруг почувствовала, что теряет контроль над собой. Появилось странное, но даже приятное головокружение. Если бы она была постарше и уже попробовала бы алкоголь, то поняла – именно такой эффект оказывает на организм спиртное. У нее ослабли ноги, и задрожали колени. Она оперлась на стену ладонью, сделала несколько несмелых шагов, и сама не поняла, как очутилась в темной комнатке под лестницей. За ее спиной хлопнула дверь и вспыхнул свет. Над ее головой заплясала голая лампочка на толстом проводе. Тень Норы затряслась на панелях деревянной вагонки, которой были отделаны стены внутри. Девочка стояла у изголовья старой металлической кровати, украшенного кованными узорами и набалдашниками, похожей на ту кровать из гаража, к которой она не хотела привыкать. В которой пыталась спрятаться под одеялом, как сейчас прятался где-то Муки, всхлипывая под грубые окрики отчима, доносящиеся по ту сторону толстой двери и несущие ей все проклятия этого мира, какие только мог вспомнить мистер Кроули под действием алкоголя.
Вдруг маленькая комнатка стала расширяться. Все четыре стены отдалялись от Норы, будто ширмы на колесиках, пока не исчезли из виду. Со всех сторон образовалась темень, черное полотно бесконечного пространства. Лампа вздернулась выше, но разгорелась сильнее, как одна единственная звезда на темном небе. Ярким, почти белым светом она указывала Норе на кровать. И девочка не смогла противиться неведомой силе, исподтишка толкнувшей ее в спину. Нора рухнула на холодную простынь, свисающую вниз по бокам почти до самого пола, и раскинула уже неподвластные ей руки и ноги. Ремни, висящие на кроватных стойках, которые она не заметила раньше, крепко затянулись на лодыжках и кистях. Еще один у изголовья с силой сдавил ее горло. Теперь Нора походила на полоумную, вышедшую из-под контроля и усмиренную санитарами психиатрической больницы, что, конечно, являлось полной чушью! Реальность была иной: Нора не могла двигаться, но сознание возвращалось к ней, уходила слабость, и девочка уже начала чувствовать боль от режущих кожу пут; страх вползал в душу, вставая в один ряд с чувством беспомощности и полного непонимания происходящего; ремень сдавливал горло, и ей не хватало воздуха.
Простынь под Норой затрепыхалась, как от ветра колышется морская гладь. Девочка услышала под собой какую-то возню и пыхтение. Она в ужасе уставилась на чьи-то пальцы, сжавшие бортик кровати. Там кто-то был. Нора в ужасе ожидала, когда некто выберется оттуда и предстанет перед ней в самом жутком обличье, которое только могло представить ее разыгравшееся от дикого страха воображение.
Она зажмурила глаза. Помимо тихого шороха на полу она слышала бешеный стук собственного сердца, бьющего в грудь изнутри. Она хотела бы заткнуть еще и уши, но ремни отказывали ей в этом. И тогда она ясно почувствовала присутствие кого-то рядом. Легкое тепло, как от дуновения ветра, застывшее над ней.
– Ну что ты, моя дорогая девочка, – сказал кто-то почти над самым ее лицом, и Нора еще крепче сомкнула веки. Ей стало жутко страшно, гораздо страшнее, чем когда-либо. – Я так ждал этой встречи наедине, а ты постоянно ускользала от меня, прячась в своей чертовой норке, закрытой изнутри на ключ! – голос перешел на крик, разрезая пространство и нервную психику Норы пополам острым лезвием. Послышался частый звук колокольчика. – Ты будешь наказана! И очень сильно пожалеешь о том, что не была со мной откровенной, девочка!
В нос Норы ударил смрадный запах. Такую невыносимую вонь она чувствовала за столом, завтракая рядом с мистером Кроули на следующее утро после принятия им спиртного. Нора сморщилась и отвернулась, а в голове роились мысли, что все это кошмарный сон. И что она скоро проснется в своем тесном чулане, потом съест кукурузные хлопья с молоком и скорее отправится в школу, стараясь не ловить смердящее стухшей рыбой дыхание мистера Кроули своим лицом слишком долго.
– Взгляни на меня, – послышались требовательные ноты в безумном голосе кого-то, спрятанного за темными шорами век Норы. – Что ты сделала со мной! Во что ты превратила меня! Ты позоришь меня перед своей матерью, шепчешь ей на ухо разные мерзкие словечки и всячески провоцируешь ее против меня! Тебе это не сойдет с рук, я обещаю. Я хотел бы быть с тобой мягким. Сблизиться, понимаешь? Но ты никогда не глядела на меня так, как… Ты видела во мне просто мусор! Гребаный мусор, выкатившийся из-под шкафа пыльным комком! – Нора чувствовала на своих щеках капельки слюны, брызжущие из Его рта. – Мне придется поступить правильно. Но знай, я не хотел этого. И мне очень жаль, девочка.
Нора услышала бряцанье металла и какой-то свист, похожий на звук распарываемой ножом тряпицы. Затем прозвучало еще одно посвистывание в воздухе над телом Норы, и ее живот прожгла резкая боль. Нора распахнула глаза и заголосила, но тут же чья-то рука упала ей на лицо и стиснула рот. Крики Норы утонули в горле, и только жалкая их часть вырвалась через ноздри тоскливым мычанием. Она увидела перед собой пьяного мистера Кроули, сжавшего ее губы. Невменяемого и с занесенным через плечо кнутом для скота! На нем был такой же странный костюм, как и на Муки, а взгляд яростный и безрассудный. Нора не могла рассмотреть свой живот из-за ремня на шее, но рваные края своей блузки, торчащие вверх, она углядела сразу. Нора поняла, удар кнута рассек ее одежду и кожу.
– Если ты будешь так громко орать, нас услышат, – пояснил он таким простым тоном, словно говорил о чем-то привычном – о стирке носок или покупке ушных ватных палочек. – Ты должна быть послушной девочкой и делать все, что я скажу. И я требую, чтобы ты заткнула свою пасть! – в новом приступе ярости прогремел мистер Кроули.
Он отпрянул от нее, размахнулся вновь и с силой опустил вьющийся хвост кнута. Удар пришелся Норе по груди. Еще один дикий крик вырвался из нее, но тут же угас от мощной пощечины мистера Кроули. От сильного удара и болевого шока Нора тут же потеряла сознание.
На верхнем этаже Джейн и Боб разделились. Маленький коридорчик с несколькими дверями, тянущийся к откидной лесенке на чердак, они решили оставить на закуску. Соблазн был велик. Чердак отличное место для того, чтобы спрятаться среди различной рухляди, которую, как правило, всегда оставляют там, съезжая из дома. Всякий хлам собирают и копят годами, прячут с глаз долой, а потом он становится забытым и ненужным. С таким прошлым не жалко расставаться.
Джейн выбрала левую сторону и пошла через широкую арку, ведущую в просторное пустое помещение. В дальнем углу имелись еще комнаты. А Боб обогнул перила лестницы справа и шагнул в самую первую дверь. Краем уха он слышал, как внизу ходила Нора. Она находилась как раз под ним. Боб осмотрел маленькую спальню. То, что это была спальня, он понял по отметинам на полу у дальней стены. Эдакие четыре маленьких бледных круга, немного светлее, чем цвет половиц. Должно быть, там стояла кровать. Окно напротив дверного проема было чуть приоткрыто, и ветерок гладил старые коротенькие занавески желтоватого цвета. На другой стене повыше уровня глаз на бежевых обоях виднелся не выгоревший от света прямоугольник более темного цвета. След от висевшей картины или большой фотографии. Больше ничего интересного здесь не было.
Боб вернулся к лестнице и прошмыгнул в следующую дверь. Ему хватило всего одного пройденного шага внутрь, чтобы понять – искать здесь Муки стал бы лишь полный идиот. Комната была пуста. Отсутствовали даже занавески на грязных окнах.
Он вновь вышел на площадку и двинулся по коридору, на ходу открывая двери. Ванная и туалет. Наверняка, обе комнаты раньше блистали кафельной плиткой белого цвета, но сейчас внутри пребывало запустение. В конце коридора располагалась кладовая за раздвижной ширмой. Закуток не больше трех футов в длину и столько же в ширину. Боб задвинул ширму обратно и взялся за болтающуюся в воздухе веревку откидной чердачной лесенки. Он потянул за кончик, и люк со скрипом открылся. Вниз съехала деревянная лестница с девятью ступенями и, ударившись ножками о пол, прочно встала. Боб обернулся назад, чтобы поглядеть, нет ли за его спиной нахмурившейся Джейн. Ведь они договорились вместе обследовать чердак. Но девочки позади не было, и до Боба не доносилось ни звука. На миг ему показалось, что время в доме Роджерсов застыло, так тихо было сейчас внутри. Или ребята уже нашли Муки и теперь ждут Боба, когда он, наконец, отыщет их всех. Последним и проигравшим.
Боб почувствовал, как закружилась голова, глядя наверх, хотя он еще прочно стоял ногами на полу, а до цели было всего каких-то десять футов. Мальчик полез наверх. Первые пять ступеней были прочными, хотя и прогибались даже под весом Боба всего в сто десять фунтов. Шестая ступенька жалобно скрипнула, а вот седьмая с треском сломалась пополам, и Боб, не успев схватиться за края чердачного проема, свалился вниз неудачным образом. Ударившись головой о пол, он отключился. И если бы мистер Роджерс в свое время не откладывал ремонт этой лестницы в долгий ящик, то такого бы с Бобом сейчас не произошло.
Всего за минуту до падения Боба, Джейн посетили странные видения. Она проверяла крайнюю комнату, когда за ее спиной кто-то запер дверь. Она обернулась на звук и стала колотить ладонями по дверному полотну.
– Боб! Это совсем не смешно! – возмущалась она. – Что ты делаешь? Не будь таким эгоистом, как Лутти, выпусти меня! – По ту сторону было тихо. Никаких звуков. – Боб? Почему ты мне не отвечаешь?
Под ее кулаками вдруг стала растворяться дверь. Сначала она завибрировала, а затем стала колыхаться морскими волнами, пока не исчезла совсем вместе со стенами и широким окном слева от Джейн. Девочка отступила назад, и ее нога коснулась чего-то мягкого. Тут же кто-то визгливо ахнул, напугав Джейн до чертиков. Она резко повернула голову на крик и испугалась еще больше. Возле нее крутился какой-то карлик в полосатом костюмчике, жилете и остроконечной шапочке с помпоном. Он стоял чуть склонившись, и лица его видно не было, а в руке он держал тряпичную измерительную ленту, какой пользуются портные в пошивочных ателье.
– Муки? Как ты здесь оказался? – удивленно уставилась на него Джейн. Затем в голову ей закрались сомнения. – А ну, взгляни на меня! Ничего не понимаю.
Перед глазами все еще плыло пространство, и предметы вокруг, которых точно не было еще минуту назад, сливались вместе, образуя огромное разноцветное пятно. Джейн прищурилась, пытаясь сфокусировать зрение, затем наоборот широко раскрыла глаза, но результата такие упражнения не принесли. Она по-прежнему плохо различала все, что творилось в этой комнате.
– Мое имя Микки, мисс. Зовите меня так, – галантно отведя одну руку в сторону, а другую поднеся так близко к девочке, что до нее можно было бы дотронуться, ответил тот. – А теперь постойте спокойно всего пару минут, чтобы я мог снять с вас мерки для вашего вечернего костюма.
– Какого еще костюма? – Джейн совершенно не понимала, о чем толкует Муки. Почему он назвался чужим именем? Это была новая игра, о которой он никого не предупредил? – Что ты делаешь, Муки?
Карлик тяжело вздохнул и щелкнул двумя пальцами перед самым носом у Джейн, и зрение стало возвращаться к девочке. Она видела, как размытое изображение комнаты стало приобретать более резкие очертания всего, что было в ней. Стены, которые, как предполагала Джейн, исчезли, не исчезали вовсе. Они раздвинулись, и теперь комната была гораздо просторнее. Скорее даже, она была похожа на большую гримерную популярного актера или музыканта. Обои на стенах отливали золотыми узорами, на полу был расстелен мягкий, синий ковер с густым ворсом. Здесь была примерочная за атласной шторой; громадный открытый гардероб, туго набитый разнообразной пестрой одеждой и головными уборами; низкий стол со швейной машиной и разбросанными по нему лоскутами ткани; в глубине комнаты поместился изящный туалетный столик с большим блестящим зеркалом, окантованным серебристой полосой с узорами. На столешнице были разбросаны сотни помад всех цветов и оттенков, тени, туши и тоники для лица, пузырьки различных форм с жидкостью для снятия лака для ногтей, макияжа и грима и множество флакончиков с духами. На краешке задней стенки туалетного столика висел розовый пушистый шарф. Микки, пританцовывая на коротких ногах, вразвалку прошагал к высокому табурету и взобравшись на него, уселся за швейной машинкой, закинув ленту себе на шею.
– Ну, милочка? Будете продолжать свои капризы или все-таки приступим к делу?
И только сейчас, когда глаза Джейн стали ясно видеть, она поняла: Микки не Муки. Муки простой ребенок, что был моложе нее, примерно, на четыре года. Микки же глядел на нее взглядом взрослого мужчины, но был низкорослым или попросту карликом. Его смуглое лицо в пропорциях к торсу было велико, а пухлые ладошки и коротенькие ноги, наоборот, малы. Он был как маленькая пирамида, перевернутая дном кверху.
– Вы кто? – выдавила из себя Джейн. – И что это за место? Как я сюда попала? Где мои друзья? – Джейн понимала, если не получит ответы на свои вопросы, то прямо тут упадет в обморок.
– Прошу вас держать себя в руках, юная мисс! – Микки перешел вдруг на сварливый тон, постукивая пальцами по столешнице. – Я не намерен выслушивать ваши капризы весь день только потому, что я обычный портной. У меня тоже есть чувство собственного достоинства, и уж поверьте моему слову: оно гораздо больше, чем вы думаете. И не смотрите на меня такими удивленными глазами, как будто видите меня впервые. Вы прекрасно понимаете, о чем я вам толкую. И хватит разговоров! Они меня утомляют.
Он соскочил со стула и направился к Джейн, шустро семеня ногами и помахивая измерительной лентой на ходу. Его колокольчик на шапочке бряцал металлическим звоном. Джейн выставила вперед руки, противясь воле Микки, и попятилась назад, нервно мотая головой. Глаза карлика вспыхнули желтым злобным огнем, и он оскалил мелкие, но острые зубы. Он остановился в двух шагах от Джейн и угрожающе засопел.
– Юная мисс вынуждает меня принять особые меры, – взвизгнул он. – Поглядите на нее! Еще вчера эта девчонка крала помаду у своей матери и примеряла ее туфли, а сейчас строит из себя бедную овцу, которой ничего не нужно, кроме охапки жухлой травы! Это возмутительно после всего, что я сделал! Я натаскал в эту комнату столько платьев, косметики и шляп! Сшил для себя этот нелепый наряд и, мало того, что сшил! Надел! Как же глупо я выгляжу в нем! Я не хочу заставлять вас, юная Джейн, но вам придется сделать то, что я говорю, иначе…
– Иначе что? – испуганно прошептала она так тихо, что не услышала собственного голоса. Она думала сейчас о том, что сказанное Микки было ужасающей правдой. Да, она брала платья мамы, когда той не было дома. Джейн примеряла на себя их, благо, что миссис Роуз была лишь немного выше ростом, но такой же комплекции, что и ее дочь. Джейн мечтала носить самые красивые дорогие наряды, когда вырастет. И все мальчишки будут без ума от нее уже совсем скоро. Через пять с половиной лет, когда она будет жить на территории кампуса какого-нибудь колледжа вдали от дома и планировать свою жизнь сама, она, несомненно, станет самой популярной девушкой и самой стильной. Джейн тайком вытаскивала из коробок туфли мамы и одевала их на свои ножки. И уже целых два раза крала у нее помаду. Одну нежно-розового цвета и еще темно-алого. Первая ей нравилась больше. Она красила губы только когда оставалась наедине с собой, вечерами в своей комнате или на прогулке по лесной тропинке в густой роще, что расположилась в полумиле от ее дома сразу же за гостиничными домиками фирмы «Ночлежки у Крэйга Беро». – Иначе что? – повторила она чуточку смелее.
Вместо ответа Микки стеганул лентой в воздухе и зашептал какие-то непонятные слова на чужом языке, как заклинание. Гардероб с одеждой пошатнулся, и внутри началась возня. Джейн завороженно наблюдала за происходящим, словно находилась в гостях у фокусника. В одну минуту из гардероба стали выпадать костюмы, блузки, рубашки, сорочки, лосины, бриджи и прочая одежда. Внутри каждой вещи будто бы оживала чья-то душа. Предметы одежды поднимались с пола, как живые. Сорочки и блузки забирались на юбки и шорты, образовывая вместе движущийся силуэт человека без головы, кистей и стоп. Таких набралось шесть, и все они двинулись к Джейн, шурша тканью.
При виде такого жуткого чуда у Джейн пересохло в горле. Ей стало по-настоящему дико страшно, у нее затряслись колени. Она переводила стеклянный взгляд с Микки на живые костюмы и обратно.
– Тряпичные люди, – хвастливо заявил карлик. – Мое изобретение. И теперь меня интересует, так ли они хороши в деле, как выглядят. Ату! Взять эту девчонку, чтобы она и с места двинуться не могла!
У Джейн внутри все заледенело. Она открывала и закрывала рот, словно рыбка, выброшенная на берег, неспособная дышать. Она почувствовала, как мягкая ткань обхватила ее руки, лоб и бедра. Одежда вцепилась в ее волосы и запрокинула голову Джейн назад. Ее руки тянули в стороны так сильно, что плечевые суставы готовы были выпрыгнуть из суставных впадин. Тупая боль пронзала насквозь и вырывалась наружу криками Джейн. Ее бедра рукава одежд стиснули так, что она чувствовала частый пульс в ногах и висках. Джейн больше не могла двигаться и была похожа на Иисуса, распятого на кресте.
– Так будет гораздо лучше, юная мисс, – захихикал карлик. Он сбегал за табуретом и поставил его рядом с Джейн. Затем забрался на сидение с ногами, чтобы стать с Джейн одного роста и смотреть ей в глаза. – Мерки отменяются, моя дорогая. Времени в обрез. Поэтому придется тебе ходить в том… – он на секунду задумался, затем вновь зашелся визгливым хохотом. Когда он отсмеялся, глаза его стали как буравчики. Злые и черные. Он продолжил: – Хотя, ходить ты уже не будешь, мисс. В общем, природа небытия непредсказуема… – он хотел добавить что-то еще, но только лишь с обреченным видом махнул в воздухе рукой.
Микки резво спрыгнул вниз и отнес табурет на место. Джейн не могла увидеть, что тот будет делать дальше, но одно она знала точно… Она попала в крутой переплет, из которого не соорудили выход. Глаза намокли слезами беспомощности и страха, горячие капли текли по щекам, щекоча кожу, и бесшумно падали вниз. Джейн видела только матовый потолок молочного цвета в шести футах над собой сквозь соленую пелену слезинок. Плечи больше не болели. Суставы и мышцы онемели и казались чужеродными.
Вдруг что-то мягкое и приятное коснулось кончиков ее волос. Она скосила глаза вниз, пытаясь углядеть хоть что-то. Розовый хвост пушистого шарфика, что висел на углу туалетного столика, чудесным образом переместился за десяток шагов и лег на плечи Джейн. Затем он нежно обнял девочку за шею, обернулся вокруг несколько раз и начал сжиматься тугими змеиными кольцами. Давление резко ударило в голову Джейн, глаза налились кровью. Она стала задыхаться, в ушах повис настойчивый и тихий звон. Тряпичные люди усилили хватку и тянули ее руки сильнее. Хруст выворачиваемых суставов был похож на хрумканье обглоданных бездомными котами, голубиных костей под колесами медленно движущегося автомобиля. Бедра готовы были лопнуть от затягивающихся крепкими узлами рукавов тряпичных монстров, застывших плоскими манекенами по бокам от девочки. Сильная боль огнем выжигала внутри Джейн бесконечные спирали страдания от невыносимой пытки. В какой-то момент она услышала мерзкий голос Микки:
– Туки-туки, Джейн! – А следом за этими словами раздался взрывной хохот.
Потом слух Джейн притупился. Она стала глохнуть. Через мгновение мертвая темнота проникла в ее разум и отключила все сигналы в теле Джейн.
Сколько Боб пробыл в бессознательном состоянии – он не знал. Голова жутко болела. Он разлепил веки и с полминуты пытался понять, где он находится. Мальчик лежал на выжженной солнцем земле в тупике у бледно-розовых скал, из которых тут и там торчали черные пальцы сухих растений. Небо над головой было ярко-оранжевым, как перед заходом солнца. Ноги Боба были обращены к мертвому скорчившемуся дереву без единого листа, очень высокому. Один из суков на уровне шести-семи футов от выпученных корней был обломан, на другом, что кривился чуть выше, повисла веревка с петлей и раскачивалась под дуновением легкого ветра, действуя Бобу на нервы.
Около двух лет назад он играл в «шерифа и разбойников» в амбаре, расположенном на участке своего родного дома. Внутри был целый склад мешков с зерном, мукой, круглые тюки сена, папин старый неисправный мотоцикл, доски, садовый инвентарь и еще много всякого добра, за которым можно было спрятаться, представляя себе любое место на планете. К примеру, салун во времена Дикого запада, где зачастую случались драки и даже смертельные дуэли за дверями бара между посетителями, не поделившими выпивку или деньги. В какой-то момент, плененный детской фантазией ему жутко захотелось узнать, о чем думает разбойник, попавший в руки правосудия шерифа и приговоренный к повешенью? Десятилетний Боб нашел в амбаре прочную веревку и сделал какую-никакую петлю на ее конце. Затем перебросил веревку через деревянную балку под крышей, а ее конец привязал к устойчивой вертикальной опоре. Теперь она болталась точно над грудой мешков с зерном, на которые мальчик мог встать, чтобы подтянуть к петле свой подбородок. Довольный плодами своего труда, он забрался на мешки и просунул голову туда, куда надо. Только подумать он ни о чем не успел. Зерно в неплотно набитых мешках под его весом стало пересыпаться, изменяя форму тряпичного помоста для Боба, и мальчик соскользнул. Веревка крепко вдавила в горло, но, к счастью, узел петли не был самозатягивающимся. Для такого хитрого вязания у мальчика не хватало умения. Голова Боба запрокинулась назад, и веревка соскочила с его шеи, больно ударив по ушам. Боб не заплакал. Если бы его всхлипы услышали родители – а они тот момент хлопотали по хозяйству в саду в пятнадцати шагах от амбара, – то, скорее всего, игра для Боба закончилась бы неединичным походом к психологу и косые взгляды в школе, что было еще хуже. И тогда, сидя на мешках с зерном и прислушиваясь к звукам снаружи, Боб решил, что никогда в жизни не станет преступником. Он подальше запрятал веревку с петлей среди тюков сена и выскочил на улицу, размахивая на бегу воображаемым значком шерифа и тыча в небо сложенными пистолетиком пальцами…
