Виктор Александрович Авдеев
Риданские истории II
Пытаясь сбросить с себя оковы воспоминаний, мальчик с трудом поднялся с земли. Тело затекло, а пульсирующая боль в затылке распространилась по всей голове. От яркого света защипало в глазах.
Боб с опаской отстранился от петли и обернулся назад, чтобы оглядеться. Он увидел тонкую полоску каменного моста. В восьми футах под ним расстилалось целое озеро бурлящей огненной лавы, от которой поднималось вверх жаркое марево. В конце моста Боб увидел широкое плато, образованное между скал, и на линии слияния потрескавшейся поверхности с бушующим всеми цветами огня неба он различил омертвевшие макушки деревьев, предательски выглядывающие из глубокого оврага, расположенного под обрывом.
Краем уха Боб уловил какой-то звук, похожий на человеческий стон. В этот миг он был готов поклясться, что слышал женский голос, возможно, зовущий на помощь. Кто бы это мог быть? Он напряг извилины, пытаясь вспомнить. В мозгу вдруг что-то щелкнуло. А ведь он и его друзья играли в старом доме Роджерсов! Но где теперь этот дом? Как Боб попал в это место, которое очень похоже на северо-западную окраину Ридана, но не являлось таковым? Среди Риданских скал никогда не было и быть не могло озера лавы!
Крик раздался чуть громче, и Боб вдруг понял, что так кричат от ужаса или когда зовут на помощь! Джейн? Нора? Кто?
Забыв о головной боли, он бросился со всех ног по мосту, стараясь не смотреть вниз. Воздух обжигал его лицо жаром. Один раз Боб споткнулся о неровность земли и чуть было не свалился вниз, но кое-как удержал равновесие. Ноги сами повели его в нужную сторону, и он стрелой вылетел с мостика на плато, где и приземлился плашмя вниз лицом, словно неудачно спикировавший самолет, не рассчитавший расстояние до земли. Острые края поверхности плато всего лишь распороли на груди его футболку, но колени Боб разодрал в кровь.
Новый хриплый стон раздался близко, гораздо ближе, чем Бобу показалось в первый раз. Хрип исходил откуда-то снизу, как из-под земли. Мальчик снова поднялся на ноги и подобрался к краю плато. Овраг, как он предположил сначала, был чуть дальше. К нему вел крутой склон от того места, где сейчас стоял Боб, и там резко обрывался. Но даже с плато мальчик слышал бульканье болотной жижи и скрип мертвых деревьев. Неприятные звуки долетали вместе с ветром до слуха Боба с самого дна оврага.
Боб стал спускаться по склону вниз, стараясь не делать неосторожных шагов, чтобы кубарем не скатиться в топь со смертельной высоты. Остановившись у подножия, он заметил справа, почти под собой вход в небольшую пещеру. Именно оттуда и доносились стенания. Теперь Боб был уверен, что оттуда. Он спрыгнул в сторону со склона и оказался у каменного зева.
Он заглянул внутрь и ужаснулся. Проникающий снаружи вечерний свет выхватывал из темноты округлой пещеры каменный пьедестал, на котором лежала на правом боку с согнутыми коленями Нора. Одежда на ней была изрезана, а из длинных, прямых ран по всему телу сочилась кровь. Ее связанные толстой бечевкой кисти рук и лодыжки, были связаны еще и между собой за спиной. Хвост веревки тянулся до самой шеи, где и затянулся тугим узлом. Но она была жива. Боб заметил, как дергаются ее тесно сомкнутые веки. Что же с тобой случилось, Нора? Кто оставил эти жуткие порезы?
Не помня себя от внезапно разбушевавшегося страха за себя и за Нору, Боб разбил стекло на своих часах об угол пьедестала. Осколки посыпались вниз. Он подобрал один из них, самый большой, и стал резать бечевку. Один узел за другим, пока не освободил Нору от пут. Из ее легких вырвался сиплый свист, и она приоткрыла глаза.
– Боб, как же я рада видеть тебя, – еле слышно прошептала она и вновь прикрыла веки.
– Тише, тише, – шепнул Боб и попробовал поднять Нору с камня. Через минуту возни у него все же получилось вытащить на свет обмякшую на нем Нору под руку. Он остановился у обрыва, обхватив девочку за талию слева от себя, чтобы отдышаться. Другой рукой он удерживал ее за локоть руки, переброшенной через свою шею. Она была очень бледна, и почти все веснушки с ее лица куда-то исчезли. Боб, наоборот, взмок так сильно, что футболка на его спине, пропитавшаяся потом, стала противно липнуть к коже.
– Что же нам делать, Нора, – обреченно спросил он девочку, обводя безжизненным взглядом отвесные скалы-великаны, возвышающиеся почти до небес по обеим сторонам от них. – Впереди обрыв, а позади тупик. Куда нам идти?
И тут его осенило. Что, если залезть на дерево, возле которого он очнулся? Оно было выше, чем пики скал в том месте, и можно было бы попробовать с высоты поискать глазами дорогу, тропинку или какой-нибудь проход в скалах, который выведет отсюда Боба и Нору.
– У меня появилась идея, Нора, – приободрившись, сказал он ей. – А ты должна мне помочь, что бы мы оба не упали с обрыва. Мы по очереди заберемся на склон. Я тебя подсажу повыше, а ты попытайся ухватиться руками за что-нибудь и подтянуться. Ты меня слышишь?
– Да, Боб, – тоненько проговорила Нора и веки ее раскрылись совсем немножко, образовав между собой узенькие щелочки шириной с иглу.
Боб сделал несколько шагов. Ноги Норы устало волочились по твердой земле рядом с его ногами.
– Куда ты меня тащишь, Боб? – вдруг спросила она, как будто забыла, о чем ей только что говорил Боб. – Нам нужно в другую сторону. Туда, – она указала дрожащей ладонью на обрыв.
– Глупая. Мы же разобьемся насмерть. Делай, как я говорю. Забирайся на склон.
– Это… это не склон, Боб, – с трудом произнося слова, сопротивлялась Нора.
– Ну же! Скоро зайдет солнце, и тогда я ничего не увижу с макушки того дерева.
Не дожидаясь помощи Норы, он вдруг нашел в себе силы. Боб присел на колени и, обхватив девочку за бедра, распрямил ноги. Нора поднялась вверх, словно рыба, выброшенная на берег, и очутилась на краю склона. Вслед за ней устало взобрался Боб. Ремешок часов на его руке ослаб и расстегнулся. Позвякивая, часы упали в пропасть.
– Туда им и дорога, – буркнул он и помог Норе подняться. – Так-то лучше.
– Зачем ты ведешь меня на второй этаж, Боб? Мы должны спускаться вниз, чтобы покинуть этот проклятый дом Роджерсов. Мой отчим, он…
– Замолчи, Нора, ты бредишь. Тебе нужно экономить силы. У тебя жуткие раны и… и…
Он стал заикаться в тот момент, когда позади себя услышал хруст выдергиваемых из земли корней и шорох сыплющихся в обрыв камней и земли. Он в ужасе обернулся, все так же придерживая слабую Нору, и остолбенел. Он увидел металлического робота, что поднимался на обрыв, шевеля плечевыми шарнирами. Форма сверкающей головы была один-в-один ассирийский остроконечный шлем, увенчанный круглым помпончиком. Вгрызаясь в сухие трещины земли мощными пальцами, существо поднималось над плато все выше. Пока не выбралось наверх целиком. Его рост был громаден и превышал рост Боба в два с половиной раза. Сферическое тело робота было выкрашено горизонтальными полосами белого и красного цветов и походило на елочный шар. Конечности напоминали резиновые шланги, к которым крепится пистолет на заправочных станциях, только гораздо толще, и источали электричество. Беспокойные полоски молний выплясывали на черной «коже» робота синие и желтые зигзаги. На его железном лице вращались, будто на шестернях, круглые, как блюдца глаза с ярко-красными зрачками. Нижняя челюсть, прикрепленная к верхней на массивные клепки, угрожающе двигалась. Когда вращение глаз остановилось на Бобе, робот угрожающе двинулся на обессилевших ребят. «Оно хочет сожрать нас», – промелькнула страшная мысль в раскалывающейся голове Боба. Панический ужас тут же захватил его целиком и сжал крепкой хваткой. Стало трудно дышать. Но вслед за одной мыслью пришла другая, утешительная: мостик над лавой довольно-таки узок. Если провести по нему робота, возможно, он оступится и рухнет вниз в кипящий адским пламенем котел. Приободрившись, он крепче обнял Нору и поплелся с ней к мостику вверх по склону. Ее ступни волочились по земле и замедляли Боба, и лишь изредка в них появлялись силы, и тогда Нора делала несмелые шаги, и вновь повисала на шее мальчика всем своим весом.
– Давай же, Нора, помогай мне, – взмолился Боб, слыша за спиной тяжелую поступь стального монстра. – Мы должны добраться до вершины, иначе нам конец.
С титаническим трудом Нора и Боб добрались до озера лавы. В лицо тут же пахнуло жаром. Робот шагал позади них широкими, но очень медленными шагами, с трудом проворачивая шарниры своих ног, будто ему не хватало мощности для ходьбы. Нора без конца стонала о том, что Боб тащит ее не туда.
Мальчик не смотрел вниз. Слишком ужасна была картина под его ногами. Огненно-рыжая яркая масса в тысячу градусов, жадно вскидывающая свои языки-волны кверху фонтанами брызг. Стоит только оступиться и не останется никаких шансов выжить. Пот застилал мальчику глаза. Футболка вымокла целиком. Над ухом жарко дышала Нора. С каждым осторожным шагом Боба расстояние до конца мостика сокращалось. Через четверть минуты Боб и Нора распластались у дерева. Боб жадно ловил ртом теплый, но уже не обжигающий глотку воздух, а Нора прильнула к земле и сквозь щелки глаз уставилась в медное небо.
– Он не пройдет, Нора, – выдавил Боб с усталой ухмылкой, глядя, как топчется робот перед мостиком. – Я уверен, что не пройдет.
– Ты сумасшедший, Боб, – в ответ промямлила она.
– Нет, только не сейчас. – В уверенном взгляде Боба появился победный блеск.
К изумлению мальчика, робот вдруг стал ужиматься в размерах. Он кривился из стороны в сторону и уменьшался до тех пор, пока не стал похож на гимнастический мяч диаметром всего в три фута с острием головы и резиновыми отростками рук и ног. Он оттолкнулся от земли и, вращая красными глазами, бегом помчался вперед, неумолимо надвигаясь на Боба, как свирепый бык на корриде.
Боб сглотнул комок в горле и, дрожа коленями, поднялся на ноги вдоль ствола дерева. Он бы мог заставить себя забраться на верхушку дерева, но Нора… Как быть с ней? С другой стороны, если робот умеет расти и уменьшаться, какой толк от того, что Боб залезет наверх? Дерево будет либо сломано пополам металлическими кулаками, и Боб упадет со смертельной высоты на скалы, либо мальчик окажется в железных тисках и будет раздавлен как улитка. А Нора? Да он просто расплющит ее, наступив громадной ступней сверху. Трясясь от ужаса, Боб решил остаться. Будь, что будет.
Робот перебрался на другую сторону лавы и стал заново расти. Через мгновение над Бобом нависло механическое создание и раздвинуло свои челюсти. Глаза развернулись вниз, и взгляд красных огоньков уставился на Нору. Она, казалось бы, не видела его, что было странно для Боба, продолжая глядеть в небо. Слезы скатывались по ее щекам, оставляя на коже соленые ручейки. Раны болели все сильнее, и девочка, схватившись за живот, перевернулась на бок и прижала к животу колени. Без всяких церемоний механический гигант пинком в грудь отправил Нору к скалам. Беззвучно пролетев десять ярдов, девочка ударилась головой о каменную отвесную стену и, оставив там жирный кровяной след, мешком зерна упала на землю.
– Нет!!! – закричал Боб, схватившись за волосы. – Только не так… – протянул он чуть тише и заплакал.
Взгляд робота вернулся к Бобу. Вдруг шлемовидная голова откинулась назад, как крышка алюминиевого бидона, и из отверстия появилась сначала шапочка Муки со звенящим помпоном, а затем и бледно-серое лицо.
– Ты считаешь, что пришел к финишу последним, Боб? – загробным голосом спросил он. Сейчас Муки совсем не был похож на того мальчишку. Скорее на живого мертвеца. Глаза ввалились, а кожа напоминала тряпичную ветошь. – И поэтому считаешь, что должен остаться в живых, чтобы поменяться со мной местами, да? Но я вынужден расстроить тебя, Бобби. Пока меня не найдет твой дружок Кайл, игра будет продолжаться, – он вдруг захихикал. Губы поползли в сторону, и кожа у самых уголков рта стала опадать, как осенняя сухая листва с дерева, обнажая гнилое мясо. – По правилам игры ты тоже должен прятаться, как и все твои друзья. Залезай в петлю, Боб, – приказал Муки, указав на сук дерева с повисшей на нем веревкой над головой Боба. От его мертвой улыбки не осталось следа. – Тебе давно знакомо это место.
– Да кто ты такой! – в бессильной злобе выкрикнул Боб, воззрив на Муки мокрые от слез глаза. – Что ты сделал с Лутти и Джейн? Куда пропали стены дома Роджерсов?
– Кажется, ты переборщил вот с этим, – сокрушенно промолвил Муки и, достав откуда-то кожаный мешочек, в котором зашуршал порошок, потряс им в воздухе перед собой. – Не стоило так жадно вдыхать воздух вокруг тебя. Нора очнулась раньше тебя, правда теперь она… А что касается остальных твоих друзей, то и здесь ошибки быть не может. Я так же надежно их спрятал, Боб, как Нору. Как скрою от этого мира тебя. Полезай в петлю, – настойчиво требовал Муки, нетерпеливо постукивая кулаком по телу робота.
– Никогда! – вскрикнул Боб и закрыл лицо руками.
Его слух уловил механический звук, возвращающий голову стального костюма Муки на место. В следующее мгновение сильная железная рука сжала тело Боба крепкой хваткой, а другая надела на шею извивающегося от ужаса и боли мальчика веревочную петлю.
– Туки-туки, Боб! – прокаркал хрипящий, как из динамика магнитофона, электронный голос. Пальцы робота разжались. Мгновение свободы окатило тело Боба легкостью, но в следующую секунду он уже был разбойником Дикого запада, повешенным по приказу местного шерифа.
До вечера Кайл справлялся со школьными заданиями. Был прилежным и слушал во всем своих родителей, что случалось крайне редко. Была среда, а по средам мистер и миссис Палмер всегда проводили вечер допоздна у знакомых за игрой в бридж. А это значило, что весь дом переходил в распоряжении Кайла. Холодная газировка, мороженое, телефон, игровая приставка с картриджами и телевизор.
Однако одно неприятное обстоятельство испортило все его старания и планы. Когда Кайл переодевался в чистое, придя домой после неудачной игры в «сардины», мама обнаружила на его шортах грязные разводы и рваный разрез – следы от пряток в старом колодце. Футболка на спине тоже не блистала кристальной чистотой. За это Кайл был приговорен к исправительным работам – генеральная уборка в своей комнате после уроков.
– И наведи порядок в кладовке! – на прощание бросил мистер Палмер, выходя на улицу и закрывая за собой и супругой парадную дверь.
– Ну, огромное спасибо, – процедил Кайл сквозь зубы, с тоской поднимаясь к себе в комнату на второй этаж.
Он с грустью обвел глазами беспорядок, царивший в его детской. Кровать с утра не застелена, хотя, что ее теперь стелить, когда до сна оставалось всего несколько часов? На полу валялись журналы и тетради. На письменном столе – канцтовары: ручки, карандаши, фломастеры и линейки. Одежда выпадала из неплотно задвинутых ящиков комода, свесив рукава свитеров вниз. Спортивное трико держалось за спинку стула одной штаниной, вторая пристроилась на полу у пыльной батареи. Одна оконная штора была слишком слабо стянута завязкой и выглядела нелепо по отношению к другой. Из-за этого с улицы проникало света гораздо меньше, что делало комнату более мрачной.
– Ну и свинарник, – удрученно проговорил Кайл и даже удивился сказанному собой.
Он решил оставить комнату на потом. Сначала кладовая.
Кайл вновь спустился вниз и направился к маленькой комнатке, расположенной в гостиной. Чтобы было не так скучно разгребать завалы вещей внутри, он включил телевизор. На экране тут же появился мультяшный койот, бегущий за калифорнийской кукушкой. Кайл ухмыльнулся, глядя на бестолковые потуги койота поймать хитрую птицу, и раскрыл двери в кладовку. Улыбка с его губ тут же улетучилась. С такой же быстротой в каждой серии старенького мультфильма кукушка обводит койота вокруг пальца и ускользает от него.
Сейчас глаза Кайла наблюдали ассортимент хозяйственного магазина, сжатого до размеров телефонной будки. Внутри было все: клюшки для гольфа, шлем и перчатки для бейсбола, столовые приборы, цветочные горшки, половые тряпки, швабры, пачка старой писчей бумаги, коробки со всякой мелкой всячиной, кипа пожелтевших газет, коньки, уличная метла, металлический чайник, походная фляжка и многое другое. Почти все хранилось в полном беспорядке и покоилось на полках как попало.
Кайл обреченно дотронулся до одной из клюшек для гольфа, и пирамида вещей рядом стала клониться на мальчика, грозясь рухнуть на него всем своим весом. В последний момент Кайл отпрыгнул в сторону, и целый ворох всякой всячины вывалился из кладовой. Как будто насмехаясь над Кайлом, кукушка-бегун из телевизора забавно высунула язык, убегая от койота.
– Тоска, – без всякого настроения сказал Кайл и присел на пол рядом с грудой старых вещей.
В глаза ему бросилась газета, перетянутая бечевкой вместе с другими газетными листами. Это был очень давнишний выпуск, и на первой полосе большими буквами был выведен заголовок:
«Трагедия в семье Роджерсов, унесшая жизнь
их девятилетнего сына Майка Роджерса…»
Далее была предоставлена статья с подробностями гибели мальчика и фотография Майка при жизни. Для Кайла было большим ударом обнаружить колоссальные сходства портрета Майка с лицом Муки. Живого Муки! Он взволнованно выудил газету из стопки других, порвав лишь нижний ее краешек о бечевку, и еще пристальнее вгляделся в изображение погибшего Роджерса. Сомнений быть не могло. Одно лицо!
Взволнованному Кайлу захотелось скорее рассказать о своей находке друзьям, и он стремглав бросился к телефону, чтобы в первую очередь позвонить Бобу. Однако на том конце трубки его ждало разочарование. Голос его мамы сердито объявил о том, что сын еще не вернулся со школы. Миссис Джонсон так же справилась у Кайла, виделись ли они сегодня в школе и гуляли ли после окончания уроков где-нибудь вместе. Кайл соврал, что после школы он играл с другими ребятами на заднем дворе миссис Коучек, старой дамы с серебристыми волосами и прогрессирующей деменцией. Она часто забывала, что происходило буквально пять минут назад, а потому не смогла бы опровергнуть вранье Кайла перед миссис Джонсон. Миссис Коучек была ближайшей соседкой Норы, и Кайл прекрасно знал, что та часто разрешала играть детям на ее большом заднем дворе с мягким ковром зеленой мягкой травы. В редких случаях она даже угощала гостей прохладным лимонадом, который делала сама, смешав в воде лимонные дольки, сахар и мяту и отправив напиток на время в холодильник. Если, конечно, не забывала про лимонад и детей.
Кайл нажал на рычаг телефона пальцем. Сердце его учащенно забилось. Он попробовал набрать телефон Лутти, но никто не взял трубку. Затем он позвонил Норе, чем, несомненно, удивил и разгневал ее отчима. Грубо ответив, что маленькой дряни еще нет дома, он отпустил несколько ругательств по отношению к Кайлу, и связь с треском оборвалась. Кайл тоже положил трубку.
Он вернулся к газете. На него все так же весело глядели черно-белые глаза Майка. За окном что-то шлепнулось, оторвав Кайла от первой полосы с заголовком.
– Кто здесь? – вскрикнул Кайл. Мальчик сидел на полу с прессой в руках, скрестив под собой ноги и наставив взгляд на оконное стекло в дальнем конце гостиной.
– Для твоих друзей игра окончена, Кайл, – послышался сладковатый голос откуда-то снаружи, со двора. – И я бы не стал звонить Джейн. Звонок не принесет результата, уж я-то знаю. – Голос как будто приближался и звучал теперь с нижнего этажа у самой парадной двери. – Попытка успокоить нервы не стоит и ломаного гроша. Но для нас с тобой игра только начинается. Ты водишь, я ищу. Прячься, Кайл. Прячься лучше! Иначе ты исчезнешь навсегда, как и твои друзья! – Последняя фраза прозвучала довольно-таки угрожающе совсем рядом, за стеной, и Кайл в страхе втиснулся в кладовую, чтобы спрятаться от злого волшебника Муки, принявшего обличье несчастного Майка Роджерса.
Хорошенько спрятаться.
Навсегда!
Праздничный вечер Стивенсов
Мистер Петерсон преодолевал последний крутой подъем на своем стареньком велосипеде. Спицы колес жалобно поскрипывали, намекая на то, что его хозяину-седоку не мешало бы скинуть фунтов тридцать пять собственного веса. Ведь если так и дальше пойдет – вечерний плотный ужин с добавкой, десерт и ночные перекусы в связи с беспокойным сном, пришедшим с возрастом, то разносить свою почту мистеру Петерсону придется в скором времени на своих двух ногах. Однако почтальона такие мелочные капризы его двухколесного помощника совершенно не волновали. Мистер Петерсон улыбался из-под густых рыжих усов и глядел вперед ясным взором добрейших голубых глаз. Его форменная почтовая фуражка залихватски съехала на вспотевший затылок. Почти опустевшая сумка подскакивала на боку от того, что колени мистера Петерсона, занятого педалями, постоянно норовили хорошо поддать ей снизу.
Наконец почтальон одолел горку и размеренно покатил по ровной дороге, проложенной сквозь тихий квартал частных домиков. Он на ходу доставал из своей сумки газету за газетой и аккуратно бросал их на газоны местных жителей, искренне надеясь на то, что в скором времени не соберется дождь; после обеда небо заметно потемнело, и временами задувал прохладный ветерок.
Вскоре по правой стороне выглянула серо-зеленая крыша дома Стивенсов. Их дом был последним справа. За ним располагался неглубокий овраг, заросший деревьями и кустарниками. Еще раз натружено скрипнув колесами, велосипед остановился по желанию мистера Петерсона у почтового ящика Стивенсов.
– Ну так что у нас тут? – довольно проговорил себе под нос почтальон, копаясь на дне своей сумки. – Ага, нашел! Письмишко. Письмо от… Ай-яй, Митч, не хорошо заглядываться на чужие письма, – в шутку отругал он сам себя. – Да я и не буду. Не буду. Кладу в ящик, все!
Мистер Петерсон хлопнул металлической крышкой, и письмо исчезло внутри. Затем он окинул глазами хозяйство Стивенсов.
– Так, так, – укоризненно покачал он головой, разглядывая веранду дома. – Конец марта, а рождественские гирлянды до сих пор не сняты. Не порядок! К тому же треть из них уже побита этой несносной городской шпаной из их самодельных рогаток, будь они не ладны! Сколько ж осколков-то повсюду, а никто не убирает! – Мистер Петерсон уперся руками в объемные бока и задумчиво закусил губу. – Это что же получается? Дом пустует, а у меня на почте об отъезде хозяев ни слуху ни духу? Да нет же… – вдруг вспомнил он. – Ведь счета, письма и газеты кто-то забирает из почтового ящика? Ничего не понимаю. А вот проверю все сам и тогда…
Он уже было хотел ступить на землю Стивенсов и чинно прошагать к парадной двери, но его окликнул кто-то сзади.
– Уважаемый мистер Петерсон! Доброго дня! Зайдете на чашку чая? – Его звала молодая женщина лет тридцати из домика напротив со своего порога. – Не откажите!
– Ох, Марта, здравствуйте! Вы так внезапно окликнули меня, право, напугали! – тут же отозвался почтальон по другую сторону дороги. – Да-да! Конечно! Я принимаю ваше приглашение! – Не пройдя и двух шагов по газону Стивенсов, усыпанному облетевшей сухой листвой, мистер Петерсон развернулся на каблуках и, ведя под руль свой велосипед, перешел через дорогу. О Стивенсах он решил расспросить семью Саливан.
– Еще раз рад приветствовать вас, моя дорогая! – слегка поклонился почтальон миссис Саливан. На ней было надето домашнее клетчатое платье, а поверх него – белоснежный передник с волнистыми рюшами по краям. – Вы что-то готовите? Должно быть, что-то особенное. Я улавливаю чудесный ягодный аромат из кухни даже здесь. Признавайтесь?
– Да, вы правы, – слегка покраснела та и привычным движением заправила за ухо упавшую прядку русых волос. – Я и правда сегодня решила побаловать Роджера и Катрин выпечкой. А еще мы с радостью разделим ее с вами, мистер Петерсон. Входите же, не стойте в дверях! Оставьте свой велосипед здесь, на веранде, без вас он никуда не уедет, – улыбнулась Марта и жестом пригласила войти в дом.
Мистер Петерсон часто бывал здесь. Беседовал с Мартой, ее мужем Роджером, а еще иногда играл в четыре руки с малышкой Катрин на фортепиано, установленном в уютной гостиной у большого светлого окна с прозрачными занавесками. В последнюю их встречу они играли веселую песенку с названием – «Играет в море ветерок», и даже напевали незамысловатые строки из этой песни, с задором поглядывая друг на друга. У мистера Петерсона часто путались пальцы от нечастой практики, но Катрин легко вытягивала мелодию, ловко справляясь с клавишами. Было весело, и когда Катрин и мистер Петерсон закончили игру, Роджер и Марта громко аплодировали.
Почтальон сбросил сумку с плеча и повесил ее на деревянную вешалку вместе с намокшей от пота фуражкой. Затем достал из кармана брюк большой платок и вытер раскрасневшееся лицо. Навстречу вышел улыбающийся Роджер в домашнем халате. В руках он держал пульт от телевизора, что негромко передавал в этот момент новости из недр гостиной комнаты.
– Дорогой друг! – воскликнул почтальон и пожал мужчине крепкую, широкую ладонь. – Как поживаешь? Где малышка Катрин? Еще в школе? – сразу осыпал он вопросами.
Роджер не успел ответить, лишь раскрыл рот. Со второго этажа дома донесся стремительный топот ног, и спустя мгновение перед ним возникла Катрин с блестящими от восторга голубыми глазами. На щеке у нее красовалось несколько малиновых капель, похожих на джем или варенье.
– Мистер Петерсон! – подбежала она к почтальону и обняла его за крупную талию. – Я так рада вам! Папа! – обратилась она к отцу. – Можно мы поиграем на фортепиано? Ну, пожалуйста! Пожалуйста! – она, как совсем малое дитя принялась часто-часто подпрыгивать в воздух, да так, что ее темно-коричневые волосы взметались вверх и падали вновь на плечи.
– Перестань. Сейчас же, – спокойным голосом попросил ее папа. – Ты ведешь себя… мм… глупенько, – он улыбнулся ей. – Сначала мы поговорим с мистером Петерсоном за чаем. Взрослые разговоры, понимаешь? И если останется свободное время, уверен, наш уважаемый друг не откажет такой милой и непоседливой девице.
Мистер Петерсон ласково погладил Катрин по голове, и та, подмигнув ему, рванула изо всех сил наверх в свою комнату.
– Вот юла, – усмехнулся ей вслед Роджер. – Ну, Митч, пройдем в кухню, – повернулся он к гостю. – Должно быть, чай с минуты на минуту будет готов. Дорогая? – позвал он Марту, направляясь в кухню.
– Да, да! – сразу же отозвалась та, гремя посудой. – Проходите!
Мужчины расселись за овальным столиком, устланным белоснежной скатертью с черными изящными узорами. Марта поставила перед ними поднос с глубокими тарелками, наполненными дымящейся румяной выпечкой. От запаха у мистера Петерсона заурчало в животе, будто внутри у него был спрятан маленький дремлющий львенок, который только что проснулся и оповестил всех присутствующих здесь о своем пробуждении.
– Да вы проголодались, – заметила Марта, наградив мистера Петерсона лукавым взглядом. – Весь день работаете…
– Да уж, приходится быть там, здесь. Все письма да газеты…
Миссис Саливан передала кружки с горячим ароматным чаем, а затем, сбросив с себя передник, тоже села за стол.
– Угощайтесь, – распорядилась она, подвигая к центру стола поднос.
– Благодарю, Марта, – сказал мистер Петерсон и взял один крендель с маком. – А Катрин? Она не спустится к нам?
– Эта прохвостка уже успела стащить несколько булочек с джемом перед вашим приходом, – отмахнулась Марта. – Она налопалась. Теперь будет играть в куклы в своей комнате, пока не надоест. Однако с ней всегда нужно держать ухо в остро! Наверняка улучит момент, чтобы увести вас из нашей компании и усадить за инструмент! – миссис Саливан залилась смехом.
Мистер Петерсон довольно хмыкнул и откусил сразу половину от кренделя. Сделал большой глоток чая.
– Роджер, – сказал он, поглядывая мимо его плеча в окно, из которого виднелся дом Стивенсов. – А что, соседи куда-то отправились? Я хотел было заглянуть к Стивенсам, но мне показалось, что сад, да и дом пришел в какое-то странное запустение. Даже гирлянды с Рождества не сняты? Газон не стрижен, на веранде мусор…
– Вчера я видел Гарри Стивенса, – ничуть не удивившись вопросу мистера Петерсона, ответил Роджер. – Он как обычно вернулся с работы в пять часов вечера. Признаюсь, вы правы по поводу большого беспорядка в их владении. Я как-то намекнул на эту неряшливость с их стороны, но Гарри мне не ответил. Посмотрел на меня, будто первый раз видит, затем неловко махнул рукой и стесненной походкой, словно у него болят колени, отправился в дом.
– А я часто вижу его мать, старуху Стивенс, – присоединилась к разговору Марта, помешивая ложечкой в фарфоровой чашке. – Она любит проводить время у окна. Вот там, справа, видите большое окно? Кажется, это гостиная. Там занавеска отдернута, вот старуха и глядит оттуда. Но я не замечала, чтобы она выходила на улицу. Хотя, нет! – вдруг воскликнула она. – Как-то раз я наблюдала ее в саду. Но она показалась мне… какой-то хворой что ли. Она постригала секатором розовый куст, но движения ее были странны. Она орудовала инструментом в некой меланхолии, щелкая секатором где попало. Знаете, такое состояние бывает, когда очень сильно переживаешь о чем-то, и уже нет никакого дела до того, что происходит вокруг, что ты делаешь и зачем все это. Потом она так же отрешенно повернулась и скрылась в доме. И вновь появилась у окна без движения.
– А что, если у них и правда, стряслось какое-то горе? – запереживал вдруг мистер Петерсон. В этот момент в саду Селиванов закачались плодовые деревья от налетевшего порыва ветра. По кухонному стеклу заморосил мелкий-мелкий дождик. – Ну вот, дождь, – опечаленно произнес он.
– Еще у них есть собака, – продолжал Роджер, – но я давно не видел, чтобы ее выгуливал кто-то. Может быть все дело в ней? Издохла?
– Нет-нет, – покачала головой Марта. – Я совершенно уверена, что несколько дней назад слышала ее лай. Правда он был не таким уж и радостным, но не всегда же у этих глупых собак прекрасное расположение духа, не так ли?
Мистер Петерсон взял еще одну булочку и, не донеся ее до рта, задумчиво произнес:
– Кажется, у Гарри есть дочь? Она примерно одного возраста с Катрин… Я приносил открытку перед Рождеством на ее имя. Да, Молли Стивенс.
– Об этом лучше спросить у Катрин, – предложила Марта, допивая чай. – Они ходят в одну и ту же школу. Молли на год старше нашей малышки. Ей восемь, а Катрин семь.
– Кстати, сразу после Рождественских праздников на работе с Гарри стали происходить странные дела, – вспомнил Роджер, хлопнув легонько себя по лбу. – Он же водил погрузчик на громадных складах, выгружал большие поддоны с разными товарами. В январе он въехал на нем в стеллаж, заставленный полетами и коробками. На первый раз он отделался штрафом. Вскоре он разгромил еще несколько таких стеллажей, причинив немалый убыток компании. Поговаривают, что в тот момент он был настолько спокоен и занят своими мыслями, как будто ему купили большой, сладкий леденец на городском празднике и усадили на первый ряд перед театральной сценой. Теперь он должен выплатить большую сумму за испорченный товар. Пару месяцев назад его перевели в отдел разгрузки всякого мелкого товара вручную, где дела у него заметно пошли на лад. Но с ним никто не разговаривает. Я слышал, от него дурно воняет, – понизив голос, добавил Роджер. – Не к столу сказано… кажется, он не моется…
