Вера Анмут
Ливень в графстве Регенплатц
– Это временно… Это всё пройдёт…
– Я устаю… устаю жить… Тяжело мне.
– Потерпи. Потерпи, мой друг, – уговаривал Кларк. – Болезнь отступит обязательно. Так же, как и смерть отступила.
Берхард снова закрыл глаза. Он действительно чувствовал сильную усталость.
– А Гретта где? – спросил Берхард.
– В своей комнате.
– Позови её… пожалуйста.
– Хорошо, – согласился Кларк. – Я не могу оставить тебя одного, но я пошлю за ней слугу.
До прихода девушки Берхард тихо лежал с закрытыми глазами, ни о чём больше не спрашивал, не шевелился и даже ни о чём не думал. Он отдыхал, набирался сил для встречи с возлюбленной. Кларк не мешал ему и тишины не нарушал.
На зов любимого Гретта не пришла, а прибежала. Зайдя в покои, спешно прошла к кровати.
– Берхард… – осторожно произнесла она, решив, что юноша спит.
Но услышав девичий голос, Берхард открыл глаза и повернул голову.
– Гретта, – выдохнул юноша и даже сделал попытку улыбнуться. – Сядь возле меня.
Девушка присела на край кровати. Она тепло улыбалась, смотрела ласково, нежно провела пальцами по бледной щеке юноши, поправила прилипший к его влажному лбу чёрный локон. Сердце щемило от жалости, однако Гретта старалась выглядеть веселее.
– Я заходила к тебе, но ты ещё спал, – сказала она. – Хотела остаться здесь, но эта женщина… Хельга запретила. Кстати, где она?
– Готовит мне ужин.
– Лично? Боится, что тебя отравят?
Своей шуткой Гретта, не осознавая того, полосонула по открытой душевной ране юноши. Берхард опустил взор. Он хотел не так уж много, всего лишь быть счастливым, жить рядом с любимой женщиной, растить детей. Да только чужие злые капризы уничтожили мечты, уничтожили саму жизнь. Не будет прощения Густаву никогда.
– Кларк, – обратился Берхард к другу.
– Я слушаю тебя, – отозвался Кларк.
– Будь добр, оставь нас с Греттой наедине.
Кларк слегка опешил. У Берхарда никогда не было тайн от него. Юноша перевёл взгляд на Гретту, но та скромно прикрыла глаза ресницами. Впрочем… Эти странные влюблённые, им всегда хочется уединиться.
– Хорошо, – ответил Кларк. – Но я буду рядом, за дверью. И если что…
– Я обязательно тебя позову, – пообещал Берхард. – Спасибо.
Кларк вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Гретта была рада остаться вдвоём с любимым человеком. Она склонилась и поцеловала юношу в его горячие губы. Берхард слабо ответил. Он с удовольствием ответил бы более страстно, да не мог, сил не хватало. С трудом он приподнял руку и положил её на талию девушки.
– Я люблю тебя, Гретта. Очень люблю, – шептал Берхард, с наслаждением впитывая нежные девичьи поцелуи. – Ты прости меня, дорогая. Прости. Прости…
Гретта прервалась от приятного занятия и заглянула в чёрные слегка затуманенные глаза юноши.
– За что же, Берхард? Тебе не за что просить прощения.
– За то, что не смогу выполнить данные тебе обещания… Не смогу подарить тебе счастья.
– У нас ещё столько лет впереди! Берхард, мы ещё будем счастливы. Я верю в это.
Но Берхард не был уверен в светлом будущем, он чувствовал, что умирает. У него болело всё: и тело, и душа, и разум. Вернее, не болело, а страдало. Умирало.
Берхард тяжело и шумно перевёл дыхание. Воздуха будто не хватало. Гретта приподнялась, решив, что своим телом слишком сильно надавила на грудь больного и помешала ему свободно дышать. Рука юноши, соскользнув с девичьей талии, безвольно упала на кровать. Берхард поднял глаза на лицо любимой девушки. Какая она красивая, такая желанная, такая близкая и… для него уже навсегда потерянная. Сделав усилие, Берхард взял Гретту за руку и слегка сжал.
– Гретта, уезжай отсюда, – тихо, но вполне серьёзно произнёс он.
Девушка удивилась:
– Ты только что признавался в любви ко мне, а теперь гонишь?
– Я не гоню. Я боюсь за тебя. Здесь оставаться опасно.
– Почему? – непонимающе пожала плечами Гретта. – Чего мне здесь бояться? Кто причинит мне зло? Гостям я безразлична, а твои родные меня полюбили. Ландграфиня ко мне добра и ласкова. Ландграф меня принял словно дочь…
– А Густав?
Гретта опустила глаза и сжала губы:
– Я знаю, что нравлюсь ему, и он ревнует меня к тебе. Но ведь я теперь твоя законная жена, перед Богом и людьми. Густав ничего не изменит, как бы ни злился, как бы ни грозил…
– Он угрожал тебе? – Берхард заметно заволновался. – Он к тебе приходил?
– Да, сегодня днём, – призналась Гретта. – Стучал в мою дверь. Но я заперлась, не впустила его.
– И что он говорил?
Гретта взглянула на Берхарда – он был хмур, в его глазах сквозь туман горел огонёк тревоги. И Гретта встрепенулась. Зачем? Разве можно волновать его? Заставлять страдать ещё больше? Ну, подходил к её двери Густав, бил кулаками. Ну, грозил, что скоро сделает её своей рабыней, что жизнь её скоро превратится в ад. Однако это лишь злые слова. И Берхарда беспокоить подобными пустяками не стоило. Ему сейчас и так тяжело.
– Что он говорил? – вновь потребовал ответа Берхард.
– Ну что ты, Берхард? – улыбнулась Гретта. – К чему такое волнение? Густав был пьян. Прорычал что-то бессвязное и ушёл. Да я и не слушала его…
– Уезжай, Гретта. Сегодня же уезжай. – Берхард был предельно серьёзен. – Густав опасен. А я не смогу тебя защитить.
– Я не боюсь его, Берхард, – возразила Гретта. – Со мной отец, слуги, воины…
– Они не рядом. А Густав, как змея – подкрадывается тихо и жалит внезапно. У меня не лихорадка, Гретта. Мой организм пропитан ядом, которым угостил меня мой брат.
Девушка испуганно ахнула, всплеснув руками, и закачала головой, не желая верить в услышанное признание.
– Он злопамятен, – продолжал Берхард слабеющим голосом. – Он не простит, что ты его отвергла. Он будет мстить. Уезжай. Куда-нибудь. Как можно дальше.
– Я не оставлю тебя. – Гретта схватила руку юноши и прижала к своему сердцу.
– Я уже мёртв.
– Нет! Не говори так. Ты выживешь! – Глаза девушки наполнились слезами, и вспышка горя обожгла дыхание. – Берхард, ты должен выжить!
– У меня нет сил.
– Они появятся, очень скоро появятся. Хельга сказала, что смерть отступила, и я ей верю. Мы все верим! Ты только не сдавайся, живи!
Но Берхард устало закрыл глаза.
– Ты не можешь оставить меня, Берхард, – продолжала Гретта, едва сдерживая рыдания. – Если не хочешь бороться за жизнь ради себя, ради меня, так делай это хотя бы ради нашего ребёнка, который зародился под сердцем моим! Как ты оставишь его без защиты твоей, без любви, без покровительства?
Берхард резко распахнул глаза.
– Ребёнок?
– Да, Берхард. Наш с тобой ребёнок.
Юноша замер, медленно осознавая тлеющим разумом смысл услышанной новости.
– Ребёнок, – дрогнули его губы. – Ты уверена?
– Мне сказала об этом Хельга… А Кларк говорит, она известная знахарка.
– Да… Ей можно верить.
Волнение охватило душу. Дыхание то учащалось, то замирало. В тревогу влилась радость, и смесь столь разных чувств сбивало с ритма и сердце, и мысли.
– Бог благословил наш союз, Гретта, – проговорил Берхард. – Он подарил нам ребёнка, и теперь мы обязаны сохранить и сберечь этот дар. Тебе тем более нужно уехать…
– Я не оставлю тебя…
Однако Берхард не слушал.
– Сегодня же… Как можно дальше… И ещё.
Напрягшись, Берхард потянулся свободной рукой к своей шее и поддел пальцами золотую цепочку. Юноша попробовал приподнять голову, но у него не получилось. На это движение требовалось слишком много сил.
– Помоги мне, – попросил он. – Сними кулон.
Отпустив руку Берхарда, Гретта выполнила просьбу, аккуратно сняла с шеи юноши цепочку с кулоном и, положив себе на ладонь, протянула её.
– Вот жемчужина, – сказала она. – Что делать с ней дальше?
– Возьми её себе.
– Себе? – удивилась Гретта. – Но это же твой амулет.
– Теперь он будет твой. Это единственная защита, которую я могу дать тебе.
В боку вспыхнула резкая боль. Столь сильная, что Берхард не сдержался и, вздрогнув, издал стон. В глазах темнело, и дышать становилось всё сложнее.
– В жемчужине… душа моей… моей матушки.
Едва отступив, боль снова обожгла в районе груди, и вместо стона вырвался хрип. Гретта уже не сдерживала слёз. Наблюдая за страданиями любимого человека, она, казалось, и сама испытывала не меньшую боль. Она уже понимала, что конец близок, что скоро Берхард покинет её навсегда. Она не хотела в это верить, не хотела осознавать, да только не знала, как повернуть происходящее вспять.
Берхард закрыл глаза, затаив дыхание наблюдая, как отступает боль. Как он устал. Смертельно устал. Боль вроде стихла, и появилась возможность дышать. Берхард хрипло и жадно вдохнул. Но мало, очень мало воздуха. Юноша дышал часто и прерывисто и внутренне готовился принять новый приступ боли. Вдруг Берхард почувствовал на своей щеке мягкое и нежное прикосновение, и будто издалека до его угасающего слуха донёся ласковый голос, кто-то звал его по имени.
– Матушка… – едва слышным шёпотом отозвался Берхард. – Родная… Я знаю, что ты здесь. Я никогда не видел тебя, но… знаю, ты всегда была рядом… Хранила меня… утешала… оберегала… Прошу… прими под крылья свои супругу мою… ребёнка моего… Оберегай их от бед, от несчастий… уводи смерть от них. Матушка… не оставь их… без защиты твоей… А я… скоро приду… к тебе…
– Берхард… Берхард!.. – рыдая, звала Гретта.
Немного успокоившись и восстановив дыхание, Берхард вернулся в реальность и открыл глаза. Было темно, совсем темно. И среди тьмы едва угадывался силуэт сидящей рядом девушки.
– Берхард, не уходи от меня, – молила она, и далёкий голос её походил на шум ветра.
– Душно, – выдохнул Берхард, ощущая крепкие объятия нарастающего жара.
Гретта встрепенулась. Ей показалось, что Берхарду стало чуть лучше: бредовое шептание закончилось, дыхание выровнялось, и приступы отступили. В душе вновь затеплилась надежда.
– Я сейчас, – вскочила Гретта и побежала к окну. – Сейчас будет свежий воздух.
Она распахнула окно, и в комнату вместе с влагой дождя ворвался холодный ветер. Берхард принял поток ветра с наслаждением и благодарностью. Даже дышать стало легче. Однако боль была наготове и вновь резко полосонула по сердцу.
– Гретта… Гретта… – хрипло позвал Берхард, отдышавшись от приступа.
Девушка поспешила занять своё место рядом с возлюбленным. Берхард её уже почти не видел и не слышал, жизнь покидала его стремительно. Но он ещё мог чувствовать прикосновения возлюбленной.
– Я здесь, Берхард. – Гретта взяла юношу за руку.
– Спасибо тебе… за любовь… за счастье… – медленно и с трудом шептал Берхард. – Ты прости… не смог я… не успел… дать того же… Ребёнка береги… себя береги… Кулон… не снимай… передашь потом… сыну… дочери… Расскажи… обо мне…
– Гретта! – Боль судорогой свела всё тело, и взорвалась где-то в голове.
– Берхард, я с тобой, я рядом. – Бедная девушка ничего не могла сделать, ничем помочь, могла лишь утешать и сочувствовать.
– Не плачь… Прости… Поцелуй… меня…
Гретта едва расслышала последние слова, столь тихими они были. Она нагнулась и коснулась губами неестественно горячих губ возлюбленного. Берхард не ответил, у него не осталось сил даже на это. Гретта целовала лицо любимого человека, умывая его своими слезами, не менее горячими, чем его кожа.
– Я люблю тебя, – говорила она, сквозь поцелуи. – Только тебя. И мне никто другой не нужен. Клянусь, я останусь верна тебе до последнего дня моего.
Гретта оставляла нежные поцелуи на закрытых глазах, на пылающих щеках, на влажном лбу, на сухих губах, перебирала пальцами пряди смоляных волос и с горечью понимала, что это в последний раз, что это последние прикосновения к любимому мужчине, к её супругу. Последние мгновения их нежности.
Внезапно за окном раздался гром. От неожиданности Гретта вздрогнула и, подняв голову, повернулась к окну. Дождь пошёл сильнее, ветер усилился – приближалась гроза. Гретта поёжилась от нахлынувшего холода. Нужно закрыть окно, иначе Берхард замёрзнет. Гретта взглянула на юношу – черты лица его были безмятежны, расслабленны, дыхание тихим, даже слишком тихим. Подозрительно тихим. Гретта провела ладонью по щеке Берхарда – она была тёплой. Может, он уснул? Девушка вгляделась в родное лицо, и неприятное чувство страха сдавило её грудь. Неужели умер? Гретта слегка потрясла Берхарда за плечо и негромко позвала по имени. Но ни один мускул, ни одна клеточка его тела не отреагировала. И всё же, возмоно, он не умер, а лишь потерял сознание? Гретта позвала громче и охватила ладонями лицо Берхарда. Ни вздоха, ни хрипа в ответ, ни единого шевеления. Умер. Умер!
Осознав наконец этот ужасный факт, Гретта прижала руки к обожжённому горем сердцу и коротко вскрикнула. Крик был услышан за дверью, и Кларк Кроненберг немедленно вбежал в комнату.
– Что случилось? – тревожно воскликнул он, едва переступив порог.
Гретта ничего не отвечала, лишь тихо рыдала, беспрестанно повторяя имя возлюбленного. По её состоянию Кларк догадался, что произошло. Он приблизился к кровати друга и взглянул на него – Берхард был бледен, тих и недвижен. За окном снова грянул гром, и сверкнула молния, но на них уже никто не обратил внимания.
– Нужно позвать лекаря, – произнёс Кларк.
Гретта, перестав причитать, подняла на Кларка влажные глаза, полные боли и надежды.
– Скажи, что он жив, – тихо проскулила она. – Скажи, что он просто спит…
Кларк отвёл взор от страданий девушки. Он прекрасно понимал её чувства, ему и самому хотелось плакать. Но успокоить он ничем не мог. Кларк повернулся и положил руку Гретте на плечо.
– Наберись мужества, – так же тихо произнёс юноша. – Ты должна быть сильной. Для тебя сейчас наступят трудные дни. Очень трудные.
Гретта нервно всхлипнула.
– Ландграф поможет мне, защитит. Я же его невестка…
– Ландграф не поможет. Он так же покинул этот мир, опередив сына совсем немного.
Гретта замерла. Даже дыхание перехватило. Рыдания затихли, и остались лишь потоки слёз из распахнутых от ужаса глаз.
– Как? Его тоже… отравили?
– Видно, Берхард тебе рассказал о причине своей болезни, – трагично покачал головой Кларк. – Ну что ж, наверное, это правильно. Ландграфа не отравили, у него сердце не выдержало, перестало биться.
– И что же теперь будет?
Кларк передёрнул плечами:
– Хозяином Регенплатца станет Густав. Грядут большие перемены.
Гретта повернула к Берхарду заплаканное лицо, робко прикоснулась пальцами к его руке, которая была ещё тёплой. Душа девушки ещё на что-то надеялась, хотя разум и твердил, что всё кончено, и ждать чуда не имело смысла. Как это ужасно.
– Берхард приказал мне уехать из замка, – проговорила Гретта, утирая слёзы. – Вообще покинуть Регенплатц.
– Он прав, – отозвался Кларк. – Тебе нужно уехать, и как можно скорее.
– Но я не могу оставить Берхарда. Он мой муж.
– Ему ты уже ничем не поможешь. Сейчас думай о себе и о вашем ребёнке.
Вновь раздался гром, и шум ливня стал громче. Гретта поёжилась от холода и обхватила руками свои плечи.
– В такую погоду, да ещё и в ночь преследовать никто не будет, – продолжал Кларк.
– Куда же я поеду?
– У моего отца есть хороший верный друг в Испании. Меня он тоже знает. Я провожу тебя к нему.
– А мой отец?
– Он поедет с нами. Надо поговорить с ним. Ты иди, собери вещи, только самое необходимое, а я зайду к моему отцу и к барону Хафф.
Кларк подал девушке руку, и, опершись на неё, Гретта встала, неохотно покидая место рядом с супругом. Однако пройдя несколько шагов, она остановилась и повернулась к стоящему у окна столу. На нём лежало несколько свитков, слегка подрагивающих от порывов ветра и постепенно намокающих под брызгами отскакивающих от узкого подоконника капель. Девушка подошла к столу и, взяв самый дальний свиток, развернула его. Да, это был её портрет, Берхард всегда держал его на столе, чтобы чаще смотреть на любимый образ. Свернув рисунок, Гретта прижала его к груди и обернулась, вновь посылая возлюбленному взор полный надежды на чуда.
– А может, не нужно уезжать? – сказала она, приближаясь к ожидавшему её Кларку Кроненбергу. – Чем навредит мне Густав? Это я обвиню его в братоубийстве. В конце концов, отец защитит меня, ты встанешь на мою сторону. Да и ландграфиня Патриция…
– Она станет делать то, чего желает её сын, лишь бы тот был доволен, – прервал Кларк. – А сын пожелает иметь тебя. И добр он к тебе не будет. А доказать вину его нам вряд ли удастся.
– Как это не удастся? Лекарь Гойербарг подтвердит, что Берхарда отравили. А кому ещё, кроме Густава была выгодна его смерть?
Кларк глядел на Гретту серьёзно и хмуро.
– Тогда тебе нужно ехать к королю, искать защиты и справедливости у него. А здесь ты ничего не добьёшься. Здесь у тебя два пути: либо смерть, либо стать рабыней Густава. Сейчас власть перешла в его руки, большая власть, почти королевская, и он будет не только награждать, но и карать. Ты отвергла Густава, променяла на Берхарда, которого он ненавидит, который был вечным его соперником во всём. Густав не простит тебе этого предательства никогда.
– Значит, едем к королю, – решилась Гретта. – Я тоже не собираюсь прощать Густава. Я тоже буду мстить. И если мне не поможет король, я вернусь в Регентропф и лично уничтожу убийцу моего мужа.
Гретта утёрла ладонью свои мокрые щёки и, вздёрнув подбородок, уверенно добавила:
– Впрочем, никуда я не поеду. Моя месть настигнет Густава уже сегодня, сейчас же!
– Нет, Гретта, – испугался Кларк. – Не бери такой грех на душу… Ведь тогда тебе придётся убить и Патрицию, ибо она…
Но Кларк не договорил. Дверь открылась, и в комнату вошла Хельга с небольшим подносом в руках. Собеседники резко замолчали, повернув головы к вошедшей женщине. Закрыв за собой дверь, Хельга хмуро оглядела Кларка и Гретту, прошла к столу и аккуратно поставила на него поднос с кувшином и чашкой, из которой поднимался пар от горячего бульона.
– Берхард ещё спит? – спросила Хельга.
Ответом ей было молчание.
– Ты зря пришла, Гретта, – проворчала Хельга, не обратив внимания на отсутствие ответа. – Берхарду сейчас нужен только отдых, покой. И зачем открыли окно?
И снова тишина. Гретта и Кларк в напряжённом молчании наблюдали за знахаркой. Хельга направилась было к кровати, однако взглянув в ту сторону, вдруг остановилась. Глаза её смотрели поверх кровати и постепенно наполнялись ужасом; губ коснулось беззвучное «Нет». Почти подбежав к ложу, Хельга склонилась над Берхардом.
– Нет! Этого не может быть! – воскликнула женщина, трагично заломив руки. – Как? Почему?! Берхард! Ведь смерть отступила. Почему же она теперь здесь, рядом с тобой? Почему руки её на челе твоём?! Берхард! Мальчик мой!
Раскат грома эхом отозвался на протяжные рыдания. Хельга встала на колени у изголовья кровати и, вглядываясь в мёртвое лицо юноши, дрожащими руками нежно, по-матерински гладила его по волосам, по щеке, по закрытым векам.
– Берхард, мальчик мой… Берхард… – стенала она. – Как же упустила я?… Как же не уследила?… Обещала матери твоей беречь тебя, а сама ушла, оставила… Берхард… Нет мне прощения!
Хельга провела рукой по шее юноши, по плечу. И вдруг застыла, напряглась. Потом огляделась по сторонам, будто ища кого-то.
– Эльза? – осторожно позвала она. – Эльза. Почему я не вижу тебя?
Взор Хельги ещё немного поблуждал по комнате и остановился на Кларке и Гретте, стоявшим тихо, почти не шевелясь.
– Где амулет? – строго спросила Хельга. – Где жемчужина?!
Перепугавшись гневного взора чёрной женщины, Гретта вздрогнула и спряталась за спину Кларка.
– Она у меня, – едва слышно проговорила девушка.
– Почему она у тебя?! – вскочив, рявкнула Хельга.
– Берхард отдал мне её. Сам отдал.
– Лжёшь!
Оскорблённая несправедливым обвинением, Гретта, отстранив страх, вышла к женщине и твёрдо с достоинством сказала:
– Берхард мой муж, а я жена его. Мы обвенчаны. Берхард за меня тревожился и отдал мне свой амулет, сказав, что это единственная защита, которую он мне может дать сейчас.
– Ты не должна была брать его! В жемчужине заключена душа родной матери Берхарда, которая, словно крепкая стена, стояла между ним и смертью. А ты убрала эту стену.
Гретта опустила глаза. Она и не подозревала, насколько сильно было магическое значение амулета. И теперь в душе девушки возникло чувство вины.
– А ты куда смотрел? – гневно обратилась Хельга к Кларку. – Как допустил? Ты же знал, что амулет снимать нельзя!
Кларк не стал ни объяснять что-либо, ни оправдываться. Он не слишком верил в силу амулетов. Берхард умер от яда, а не от потери кулона.
Хельга отвернулась от нерадивых помощников и вновь скорбно склонилась над внуком.
– Зачем ты так поступил, Берхард? – простонала она. – Ты бы выжил, поправился и сам бы защитил жену свою. А теперь кто ей поможет? Кто остановит зло? Кто отомстит за твоих родителей?
Гроза грянула так громко, что казалось, она раздалась прямо в комнате, и молния яркой стрелой пролетела сквозь сумрак помещения. Хельга повернулась к окну, её чёрные глаза замерли, пристально вглядываясь в ливень, будто что-то увидели там. Постояв так немного, женщина выпрямилась и с широко открытыми глазами стала оглядываться вокруг себя. Шагнула в сторону, в другую, вытянула вперёд руки, снова шагнула – Хельга словно искала что-то.
– Она сошла с ума, Кларк, – прижавшись к юноше, тихо прошептала Гретта.
– Похоже на то, – так же шёпотом согласился Кларк Кроненберг.
– Мне страшно. Пойдём отсюда.
Кларк и Гретта медленно попятились назад, поближе к двери. Но не ушли, остановились, и, как заворожённые, продолжали напряжённо наблюдать за странными действиями шагающей по комнате женщины. Тем временем Хельга бродила и бродила, монотонно бормоча:
– Ты не должен уходить. Ты ещё нужен здесь. Ты должен остаться. Ты не должен уходить. Останься. Заклинаю тебя, останься! Кто, если не ты? Кто покарает убийцу матери твоей? Кто покарает убийцу отца твоего, убийцу тебя самого?! Ты, ты должен это сделать! Ты должен остаться, дабы свершить возмездие! Заклинаю тебя!
Хельга остановилась посредине комнаты и повернулась к окну. Холодный ветер дул ей в лицо, шевелил неопрятные пряди её седых волос, трепал её чёрную одежду, и, страдальчески завывая, пытался заглушить шум проливного ливня. Вытянув вперёд руки, Хельга пронзила огненным взором чёрных глаз тёмно-серую пелену дождя и хриплым низким голосом заговорила:
– Заклинаю светом небесным! Заклинаю дыханием неба! Заклинаю влагой небесной, жизнь питающей! Наполнись влагой сей, прими её за тело своё. Наполнись тем светом, прими его за помыслы твои. Вдохни в себя ветер, пусть станет он силой твоей. Стань частью стихии! Великой небесной стихии, порождающей жизнь, но и жизнь отнимающей! Защити тех, кто страдает от врагов твоих, и покарай убийц и предателей, отведи зло от этого дома, от земель этих! Заклинаю тебя!!
И словно отвечая на заклинания, в этот момент грянул гром, раскатисто, с вызовом. Ветер взвыл, нервно сорвав со свечей жалкие огоньки, а комнату ярко осветила вспышка молнии. И в этой вспышке, в этом луче света вдруг появился чёткий мужской силуэт. Появился и растаял в темноте вместе со светом. Но едва погаснув, молния сверкнула вновь, и теперь в силуэте можно было ясно распознать образ Берхарда Регентропфа.
Дрожа от страха и едва переводя дыхание, Гретта не выдержала этой сцены. Её разум помутился, и она потеряла сознание. Кларк и сам находился в оцепенении от увиденного, однако почувствовав, что Гретта начала оседать, встрепенулся и подхватил девушку крепкой рукой.
В комнате было темно и холодно, но стало тише. Ветер, забрав тепло, успокоился, даже ливень, казалось, умерил голос. Хельга опустила руки, склонила голову. Она чувствовала себя разбитой и обессиленной. Сгорбившись, Хельга добрела до стула, устало опустилась в него.
Кларк Кроненберг отнёс и посадил Гретту в кресло. Пытаясь привести девушку в чувство, он слегка похлопал её по щеке, позвал по имени, однако сознание к ней не возвращалось. Кларк нервничал. И сам не понимал, почему. То ли свершившееся на его глазах колдовство взволновало, то ли душу наполнил страх, то ли за Гретту тревога росла.
– Что натворила ты, ведьма? – нервно рявкнул Кларк на знахарку.
Но Хельга была спокойна. Она подняла на юношу тоскливый взгляд и тихо проговорила:
– Я просто не дала Берхарду уйти.
– Зачем?
– Чтоб он смог ответить обидчикам своим.
Кларк взглянул на кровать. Там по-прежнему лежал Берхард, в том же положении, в том же виде. Вернее, лежало его тело, бездыханное, неподвижное. Но где же теперь его душа? Душа, которая должна была, покинув тело, улететь в царство Божие? Кларк настороженно огляделся вокруг. Неужели душа Берхарда осталась здесь и теперь невидимая наблюдает за жизнью со стороны?
– Где он? – спросил Кларк.
– Не знаю.
– И как же он станет отвечать обидчикам?
– Не знаю.
– Его неуспокоенная душа отныне обречена вечно бродить по замку?
– Не знаю.
Тяжело вздохнув, Хельга поднялась со стула и направилась к выходу.
– Ты куда? – остановил её Кларк. – Сотворила чёрное дело, а теперь уходишь?
– А ты хочешь позвать стражу? Чёрные дела творю не я, Кларк. Так что обрати гнев свой на иных людей.
Произнеся это, Хельга подошла к Гретте и погладила её по голове. Девушка глубоко вдохнула, веки её дрогнули, и она стала приходить в сознание.
– Прощай, Кларк, – сказала Хельга, – и будьте с Греттой осторожнее. Смерть уже взглянула в вашу сторону.
Хельга ушла, плотно закрыв за собой дверь. Кларк не остановил её и ничего не ответил, лишь задумчиво смотрел куда-то сквозь чёрный четырёхугольник двери.
– Что это было, Кларк? – тихо простонала Гретта.
Юноша вздрогнул, резко вернувшись в реальность, и перевёл взгляд на сидящую в кресле девушку. Она была бледна и напугана. Впрочем, он, наверное, выглядел так же.
– Нам необходимо скорее уехать, – сказал Кларк, решив отложить объяснения на потом. – Пошли. Давай поторопимся.
ГЛАВА 4
В рыцарской зале было тесно. Все гости и даже слуги собрались здесь по просьбе ландграфа, не понимая, зачем и по какой причине. Но вместо хозяина замка к ним вышел граф Норберт фон Регентропф в сопровождении ландграфини Патриции и её сына Густава Регентропфа. Норберт прошёл на середину залы, с печалью в глазах оглядел всех и сказал:
– Уважаемые гости, друзья. Я не знаю, зачем Генрих просил вас собраться здесь, не ведомо мне, что хотел он вам сообщить, ибо со мной он своими планами не поделился. Я же вышел к вам с прискорбной вестью. Только что мой любимый брат скончался от остановки сердца.
В зале раздался общий вдох удивления и трагедии. Люди начали переглядываться и перешёптываться. А Норберт продолжал:
– Это большая трагедия для нашей семьи. Как вы сами понимаете, свадьбы, которые были перенесены из-за болезни Берхарда, теперь будут совсем отменены, пиры и увеселения тоже. Мы никого не вправе задерживать, однако если вы захотите остаться и проводить ландграфа в его последний путь, мы будем благодарны вам за сочувствие. Перед смертью Генрих успел назвать наследника своего, им становится его младший сын Густав фон Регентропф. Отныне титул ландграфа и земли Регенплатца переходят к нему.
Густав вышел на середину залы и встал рядом с дядей. С трудом он сдерживал рвущуюся на губы довольную улыбку, скрывал под ресницами радостный взор, с большим усилием воли усмирял величие своего достоинства. Сейчас неуместны эти чувства, сейчас ему следовало скорбеть.
– Мне очень жаль моего дорогого отца, – склонив голову, начал говорить Густав. – Он всегда был моей опорой, помогал мне советом и делом… Мне будет не хватать его. Ужасно, что веселье свадеб превратилось в печаль похорон, и…
Речь молодого ландграфа была прервана вбежавшим в залу слугой. Глаза парня выражали не то испуг, не то замешательство.
– В чём дело? – строго спросила его Патриция.
– Извините, госпожа, – машинально отвесил поклон слуга. – Меня послал к вам лекарь Гойербарг. Господин Берхард… Он умер…
Толпа собравшихся вновь дружно ахнула. Патриция нервно отвернулась от вестника и кинула тревожный взор на Густава. Вот и свершилось. Вместе с раздавшимся за окном громом в памяти женщины отчётливо прозвучали слова: «Если вы всё-таки погубите Берхарда, то Густаву не прожить и трёх дней после его похорон!» А Берхарда погубили, он не сам умер, он не болел, он был отравлен. Вот только не она погубила его, а Густав, и это была единственная надежда обмануть, избежать заклятия.
Услышав новость, Густав не сдержался и облегчённо выдохнул. Наконец он стал свободен, больше никто ему не указ, больше никто ему не помеха. Всё теперь принадлежит ему одному. Всё: и власть, и богатство, и желанная женщина. Впрочем, женщину ещё предстояло поработить, но это дело недолгое. Не желая дальше участвовать в показной скорби и фальшивой печали, Густав, не сказав никому ни слова, спешно покинул залу. У него были свои дела.
Захватив с собой дюжину солдат, новый правитель Регенплатца направился в покои, отведённые Кларку Кроненбергу. Он резко распахнул дверь и по-хозяйски прошёл в комнату. Ему повезло, в покоях вместе с сыном находился и граф Клос Кроненберг. Густав осмотрелся, оценил беспорядок, растерянный вид застигнутых врасплох мужчин.
– Куда-то собираемся? – скрестив на груди руки, поинтересовался Густав. – Бежать решили?
Отец и сын молчали, застыв в напряжённом ожидании. И лишь рука Клоса потянулась к висевшему на бедре мечу.
– Не советую вам этого делать, – предупредил молодой ландграф, заметив данное движение. – Не в ваших интересах бунтовать. Стража, арестовать их!
Солдаты немедленно кинулись выполнять приказание нового хозяина. Они схватили пытающихся сопротивляться мужчин, заломили им руки и отобрали оружие.
– И по какому праву? – воскликнул граф Кроненберг.
– По праву хозяина Регенплатца! – гордо ответил Густав. – По праву правителя этой земли и вершителя здесь правосудия!
– Правосудия? – усмехнулся Кларк. – Уж не собираешься ли ты нас судить?
– Да, я стану судьёй вашего преступления. Тяжёлого преступления!
– Интересно, какого?
– Вы убили моего брата и довели моего отца до сердечного приступа! Ну, может быть, один из вас… но второй явно был заодно.
Отец и сын переглянулись. Они не удивлялись, они предполагали, что Густав захочет от них избавиться. Вот только недооценили скорость его действий.
– Хочешь казнить нас за своё же преступление? – процедил Клос. – Но ты забыл, что на суде будет присутствовать король, и ему потребуются весомые доказательства…
– Доказательства вы сами мне выложите под пытками, – нервно прервал Густав. – И прекратите мне тыкать. Вы мне не ровня, рыцарь Кроненберг! Да, я вас казню, обоих. Если, конечно, вы выживите после пыток. Замок Кроненберг снова отойдёт к Регенплатцу. Ну, а ваша семья, рыцарь…
– Будь ты проклят, гнусный мерзавец! – гневно выкрикнул Клос Кроненберг, пытаясь вырваться из крепких рук стражников.
– Что ж вы так сразу испугались? Я человек добрый. – Густав цинично улыбнулся. – Я не позволю вашей семье умереть в нищете и голоде. Возьму их в свой замок, пристрою где-нибудь на скотном дворе. Будет им и кров и еда.
