Вера Анмут
Ливень в графстве Регенплатц
И вот на пиру, заметив, что Хайнц увлёкся разговором с мужчинами, Карен отошла в сторону, поближе к пожилой полной даме с глуповатыми глазами, которая величалась баронессой фон Хельбруг. Карен ранее уже присматривалась к ней и успела выяснить, что эта баронесса обожала всякие сплетни, а, значит, сумеет стать благодарной слушательницей.
– Праздник с каждым днём всё великолепнее и веселее! – начала Карен разговор издалека.
– Да! Ландграф фон Регентропф умеет гулять с размахом! – отозвалась баронесса скрипучим голосом, теребя пояс на своём излишне ярком наряде.
– Вы в Регентропфе не первый раз?
– Я приезжала сюда давно, когда ландграф праздновал рождение младшего сына Густава.
– Густав хорошенький мальчик, симпатичный. Мне кажется, он похож на отца.
– Мне тоже так кажется. А Маргарет – вылитая красавица мать.
– Берхард среди них уж очень сильно выделяется.
– Да. На него посмотришь и подумаешь, что он совсем этой семье чужой.
– Что ж тут удивительного, ведь так оно и есть.
Баронесса взглянула на собеседницу огромными от удивления глазами.
– Как чужой? – воскликнула она, всплеснув руками. – Вы хотите сказать, что он не родной сын ландграфу фон Регентропфу?
– Ну да, – просто пожала плечами Карен. – Разве вы не знали? В Регенплатце это ни для кого не секрет.
– Ах, Боже мой! Я не знала. Расскажите, как же такое случилось, и почему Берхард живёт в замке?
– Ну, это коротко не расскажешь. К тому же и история эта тёмная… В ней замешана одна весьма влиятельная, но жестокая особа…
– Прошу вас, расскажите! – Баронесса аж вся затрепетала от нетерпения. – Я обожаю тёмные истории!
– Ну хорошо, – Карен сделала вид, будто сдалась. – Но только пообещайте, что никому ни слова не передадите.
– Обещаю! – заверила баронесса, хотя в мыслях уже перебрала имена подруг, которым красочно перескажет всё-всё слово в слово.
– Слушайте же. Давно, почти пятнадцать лет назад…
– Госпожа Вольфгарт, вот вы где. А я вас везде ищу!
К шепчущейся парочке приблизилась ландграфиня. У Карен сердце замерло, – а вдруг Патриция что-то слышала? Под гнев госпожи попадать не хотелось бы. Но вроде нет, Патриция мило улыбалась, и взгляд её был весел.
– Я прервала вашу беседу, извините, – приложив к груди руку, с чувством вины произнесла ландграфиня, обращаясь в основном к баронессе фон Хельбруг.
– Вы нам совсем не помешали, – вежливо проскрипела баронесса. – Мы болтали о пустяках.
– О! Ну, тогда вы позволите забрать у вас фрау Вольфгарт? Она нужна мне для одного дела.
– Вам вовсе не нужно для этого спрашивать разрешения, вы же у себя дома, ландграфиня.
Патриция знаком предложила фрау Вольфгарт последовать за ней. С тяжёлым вздохом досады, Карен попрощалась с баронессой, пообещав той, что как только освободится, обязательно вернётся к ней, для продолжения разговора. Баронесса досадовала не меньше и даже мысленно выругалась.
Выйдя из зала, ландграфиня прошла коридор и направилась вверх по лестнице. Карен покорно следовала за ней. Подозрительные мысли её голову не занимали. По дороге, встретив слугу, Патриция приказала ему немедленно отыскать Ханну и передать ей, что госпожа ждёт её в северной башне.
– Мы идём в башню? – спросила изумлённая Карен, и непонятное чувство кольнуло её в сердце.
– Вернее на башню, – поправила Патриция.
– Для чего?
– С неё лучше всего виден тот участок сада, который я хочу вам показать. У меня возникла идея сделать сюрприз для гостей, и мне нужен ваш совет.
От мысли, что ландграфине понадобились её советы, гордость в Карен ощутимо увеличилась в размерах. Спокойствие вновь полностью восстановилось, шаги стали ещё увереннее. Появилось даже желание поскорее взойти на башню и узнать, чем ландграфиня решила удивить гостей.
Вот женщины наконец вышли на башенную площадку. Холодный ноябрьский ветер тут же начал проникать в рукава, под воротник, трепать подолы платьев и локоны волос. Карен поёжилась, почувствовав дискомфорт после тёплых стен помещения. Патриция же держалась прямо и уверенно и, казалось, совсем не замечала холода. Она подошла к невысокой зубчатой стене окружающей край башни и пригласила спутницу сделать то же самое. Карен приблизилась к краю и посмотрела вдаль. С северной башни открывался вид на Драконью гору, где по древним преданиям когда-то жили свирепые чёрные драконы, от смрадного обжигающего дыхания которых не могло спастись ничто живое. С той стороны, где находилась пещера, жилище чудовищ, гора действительно не имела растительности, оставаясь лысой многие века. И если бы славный рыцарь Аллайн не убил этих ужасных драконов, возможно, в Регенплатце вымерла бы вся жизнь.
Внизу у стен замка всё поросло кустарником и высокой дикой травой. Когда-то здесь была тропинка, ведущая к колодцу, но много лет назад колодец пересох, и тропинкой пользоваться перестали. От колодца осталась лишь зияющая дыра в окружении кучи камней, которые некогда составляли его стену.
Густой кустарник разросся вдоль стен замка, пробрался в сад и отобрал его часть в свои владения, отчего этот край сада теперь выглядел весьма дико. Взглянув на него, Карен с недоумением подумала: какие сюрпризы можно сделать в столь неприглядном месте? Разве только пугать гостей, внезапно выпрыгивая на них из кустов.
– И что же вы придумали, ваше сиятельство? – поинтересовалась Карен, вглядываясь в заросший участок сада.
Патриция подошла к Карен совсем близко и встала за её спиной.
– Что именно и от кого вы узнали о матери Берхарда? – вдруг холодным голосом задала вопрос ландграфиня.
От неожиданности Карен вздрогнула и резко развернулась к собеседнице. Глаза Патриции смотрели недобро. Можно даже сказать, зло, уничтожающе. Карен занервничала, – Патриция всё слышала и естественно разгневалась. А разгадывая загадки, Карен уже успела догадаться, что гнев ландграфини страшен.
– Я?.. Что узнала?.. Ничего не узнала… – сбивчиво лепетала Карен. – Что люди в городе болтали, то и я подобрала… Если б была какая тайна, так кто бы мне раскрыл её?..
– Какую тёмную историю вы собирались поведать баронессе Хельбруг? И что за особа в ней принимала участие? – настойчиво продолжала требовать ответа Патриция.
Карен стало совсем страшно. Её на ледяном ветру даже в пот бросило. Она кидала взгляды в разные стороны, но бежать было некуда, а позади пропасть.
– Я правда ничего не знаю, ваше сиятельство. Это всё я так сказала, для красного словца, чтобы привлечь внимание слушателя…
Но Патриция не верила. Она отрицательно качала головой, ожидая верного ответа.
В этот момент на башенную площадку вышла Ханна, и, заметив её, Карен немедленно ухватилась за последнюю соломинку.
– Служанки в замке весьма болтливы, – выдала она, – и много знают о своих господах.
По лицу Патриции пробежало подозрение – это уже было похоже на правду. А вот как раз и Ханна появилась.
– Вы звали меня, госпожа?
Всё с той же подозрительностью в глазах Патриция обратилась к служанке и, кивнув головой на Карен, поинтересовалась.
– Ты говорила ей?
Умная Ханна тут же догадалась, о чём именно идёт речь.
– Что вы, госпожа?! Разве я могу предать вас? Я даже своему изображению в зеркале не рассказываю о том.
– Она лжёт! – быстро заявила Карен.
В Патриции гнев вспыхнул с новой силой.
– Я верю Ханне больше, чем вам, фрау Вольфгарт, – зло процедила ландграфиня. – Говорите, откуда вы всё узнали!
Теперь Карен поняла, что увиливать бесполезно, надо было признаваться. Ландграфиня, конечно, разгневана, но, может, в этот раз она не пойдёт на убийство, всё-таки сейчас это сделать будет намного рискованнее. Мысль, что ситуация не безнадёжна, немного успокаивала.
– Люди в городе действительно много болтают, – заговорила она. – Общую картину произошедшего никто не знает, но по слухам, обрывкам, по кусочкам я сама собрала её, сделала кое-какие выводы, ну и вот…
– По кусочкам? – оторопела Патриция. – Вы были так увлечены этой темой, что кропотливо выискивали и складывали кусочки картины?..
– Я люблю разгадывать загадки.
– Но зачем оповещать о разгадке всех вокруг?
– Я не думала рассказывать всё, только то, что известно всем…
– Вы снова лжёте! – вскричала разгневанная Патриция. – Какими бы ни были ваши разгадки, как бы ни чесался ваш язык, я запрещаю вам не только говорить с кем-либо, но и даже думать на эту тему наедине с собой! Всё, что произошло с матерью Берхарда – не ваше дело! Вы поняли, фрау Вольфгарт?!
– Поняла… Конечно, поняла, ваше сиятельство. Однако ваш гнев доказывает, что эту загадку я разгадала правильно.
– Я повторяю, это не ваше дело! – ещё больше злилась Патриция, и слова её перешли в шипение. – А раз вы считаете, что разгадка верна, то бойтесь меня. Бойтесь! И прикусите язык, коль цените жизнь свою и не хотите её укорачивать.
Угрозы – это ещё не нападение. Карен удостоверилась, что ландграфиня не будет марать об неё руки. Она окончательно успокоилась, и ей в голову пришла мысль, что из создавшейся ситуации можно вынести и выгоду для себя. Карен даже почувствовала себя не жертвой, а нападающим.
– Мой язык не шевельнётся, если придавить его золотом, – с хитрой ухмылкой сказала она.
Патриция вздёрнула брови от удивления. Не предполагала она, что человек, стоящий под угрозой смерти, ещё и в состоянии будет шантажировать. Патриция не собиралась платить и лишь из любопытства поинтересовалась:
– Какую же плату вы хотите за молчание?
– Да не так уж много, – совсем осмелела Карен. – Нам с супругом приглянулся Крафтбург, и мы с удовольствием приняли бы в дар небольшой домик с садиком. Ну и монеток золотых, чтоб на жизнь достойную хватило.
– А если вдруг не хватит?
– Так добавите.
«Ну и дура, – усмехнулась Патриция. – Решила, что, выведав мою тайну, может теперь всю жизнь вить из меня верёвки». Смысл усмешки ясно отразился в зелёных глазах ландграфини. Карен даже вновь почувствовала страх, но быстро подавила его в себе, стараясь выглядеть сильнее своего врага.
Патриция продолжала сверлить взглядом стоявшую перед ней глупую женщину. Мысли её работали быстро, будущее наглой шантажистки уже было решено.
– Я не буду тебе платить, – с гордой осанкой произнесла Патриция. – Мне проще уничтожить тебя, чем откупиться.
С этими словами ландграфиня неожиданно присела, схватила женщину за ноги и перекинула её через невысокую ограду башни. Карен успела лишь осознать, что зря была столь самоуверенна и что своей жадностью и болтливостью совершила страшную ошибку. От ужаса у неё потемнело в глазах и прервало дыхание, а прийти в себя ей уже не суждено было. Через пару мгновений разбитое тело фрау Вольфгарт лежало распростёртым у развалившихся стен старого колодца, а сверху, с крыши северной башни замка смотрели на него две женщины: ландграфиня и служанка её Ханна.
– Эх, лучше бы она прямо в колодец упала, – пожалела Патриция.
– Не ожидала я, госпожа, что вы вот так… своими руками… – потрясённая случившимся едва проговорила Ханна.
– А что ещё оставалось делать? Эта болтушка узнала мою тайну и собиралась поведать её всему миру. Если бы эти россказни достигли ушей Генриха, я бы потеряла всё. Всё.
– А вдруг она уже успела кому-нибудь рассказать? – предположила Ханна.
– Не думаю. Иначе ей нечем было бы меня шантажировать.
Женщины продолжали сверху смотреть на тело – одна в угрюмом раздумье, другая в растерянности, со смешанными чувствами испуга и лёгкого шока.
– Какой же глупой оказалась Карен, – вновь произнесла Патриция. – Ей стоило только смириться с моими условиями, и я её оставила бы в живых. Но она зачем-то пошла на меня войной. И проиграла. Ладно, нужно возвращаться к гостям, а то меня скоро начнут искать.
– А как же она? – спросила Ханна, указав кивком головы вниз. – Её могут найти.
– Что с того? – пожала плечами Патриция. – Может, ей самой жизнь надоела?
– В это трудно поверить. Фрау Вольфгарт была слишком увлечённым человеком. А мастер Вольфгарт наверняка потребует выяснения причин смерти его супруги.
– Да, ты права. – Патриция выпрямилась и отвернулась от пропасти. – Надо бы её тело сбросить в колодец, чтоб никто не нашёл. А мужу сказать, будто она куда-то уехала. (А, может, даже и не одна – у нас же гости, среди них много мужчин, причём холостых)… Сейчас льют дожди, зимой выпадет снег и завалит колодец. А к весне тело раскиснет и сгниёт. И пропадёт Карен Вольфгарт бесследно.
– Это вы хорошо придумали, – согласилась Ханна, повернувшись к госпоже.
– Это сделать придётся нам с тобой. Как стемнеет, пройдём к колодцу и сбросим в него тело. Надеюсь, до того времени никто не будет гулять в тех зарослях.
– О, госпожа, позвольте мне выполнить эту работу.
– Тебе? – изумилась Патриция. – Но тебе одной будет тяжело.
– Я буду не одна. Рыцарь Гернот Боргардт, мой жених… (помните его?), желает стать вашим верным слугой. Вот он мне и поможет. Вам рискованно бродить у стен замка. Вдруг увидит кто ненароком, придётся оправдываться. А мне легко будет ответить, что я делала в зарослях наедине с мужчиной.
Патриция довольно улыбнулась. Не каждая госпожа могла похвастать столь преданной служанкой, как Ханна.
– Да, я помню твоего жениха, Ханна, и, увидев на турнире, узнала его. Но можно ли ему доверять? Если мне не изменяет память, он обещал вернуться к тебе через два года, однако прибыл лишь теперь.
– Гернот попал в плен и долго не мог оттуда вырваться. А возвратившись домой, нашёл свои земли разорёнными и имеющими другого хозяина. Так что теперь дом Гернота там, где его примут. Уверяю вас, госпожа, Гернот будет вам так же верен, как и я.
– Что ж, доверюсь тебе. Но знай, если твой друг выдаст меня, я не посмотрю, что он твой жених.
Мастер Вольфгарт долго бродил среди гостей, среди прислуги, спрашивая всех о своей куда-то запропастившейся супруге. Но никто не мог ему подсказать, где она. Когда ж стемнело, Хайнц встревожился не на шутку, он нервничал, праздник его уже не веселил, а даже раздражал. Теперь уже вместе с сыном Хайнц опять и опять обходил комнаты, надеясь найти в одной из них Карен, сызнова спрашивал каждого о жене. И наконец один слуга сказал ему, что видел, как фрау Вольфгарт в компании ландграфини поднималась в северную башню. Хайнц бросился туда, но в башне никого не было, а единственная комната, которую использовали в качестве чулана, была заперта. Тогда Хайнц отправился к самой ландграфине и поинтересовался у неё о своей супруге.
– Да, мы с Карен действительно поднимались в северную башню, – с готовностью ответила Патриция. – Мы были в чулане, где в сундуках хранятся всякие старые вещи. Я ей показала один старинный, но очень красивый наряд. Хотела предложить ей надеть его на завтрашний маскарад. Она сама просила меня подобрать для неё что-нибудь. Потом мы вернулись к гостям, и больше я Карен не видела.
Патриция выразила такую озабоченность и тревогу, что сама лично стала помогать мастеру Вольфгарту в поисках его жены. Она опрашивала слуг, посылала их искать Карен по всему замку, саду и двору. И вот одна из служанок сказала, что слышала от подруг, будто кто-то видел фрау Вольфгарт выезжающей со двора верхом на лошади вместе с каким-то мужчиной. Но когда и кто именно это видел, служанка сказать не могла.
Хайнц, хорошо зная свою супругу, не поверил этому. Не поверил даже и после того, как ещё несколько слуг и служанок повторили эти слухи. Карен не могла вот так вдруг сбежать с другим мужчиной. Она была практичной женщиной, и в ней не достаточно горел огонь страстей, чтобы однажды затмить своим светом её рассудок. Да и просто Карен не умела делать что-либо тайком. С ней наверняка случилось что-то плохое, в этом Хайнц был уверен и просил продолжать поиски в замке. Патриция сопереживала учителю, поддакивала, но в душе испытывала раздражение от его упрямства. Ей вовсе не хотелось, чтобы обнаружили тело Карен.
Естественно, вся эта суета и хлопоты не могли остаться не замеченными ландграфом фон Регентропфом. Узнав суть дела, Генрих лично опросил охрану замка и постовых на башнях, но среди них никто не признал, что видел, как фрау Вольфгарт выезжала за ворота. Эти сведения ещё больше уверили Хайнца, что с его супругой случилось нечто ужасное.
Разговоры о пропавшей женщине стали главными и среди гостей. Они охали, ахали, переживали или осуждали. Некоторые даже присоединились к поискам. Праздник уже давно перестал быть таковым. Музыка смолкла, веселье угасло.
Приближалась ночь. Детей, также стремившихся участвовать в поисках, по указанию ландграфа отправили в их покои. С неохотой им пришлось подчиниться.
Гости и хозяева вскоре тоже устали. Патриции с трудом удалось уговорить мастера Вольфгарта отложить поиски Карен до утра, когда взойдёт солнце. Несчастный мужчина, опираясь на руку сына, побрёл в свои комнаты.
– Карен не могла уехать, не могла, – снова и снова повторял Хайнц. – С ней что-то случилось.
– Завтра мы обязательно найдём матушку, – старался успокоить отца Зигмунд, едва сдерживая слёзы. – Сегодня вам надо выспаться, а завтра с новыми силами мы обыщем весь двор, сад, все строения вокруг замка. Если понадобится, я поеду в Крафтбург и буду искать маму там…
– Ты думаешь, что она действительно могла с кем-то сбежать? – с досадой произнёс Хайнц. – Считаешь свою мать изменницей?
– Нет, отец, что вы! Но может… она была увезена… Может, против воли…
– Всё может быть, – горестно вздохнул Хайнц и после недолгого молчания проговорил. – Мне кажется, Зигмунд, что даже если мы и найдём Карен, она к нам всё равно уже никогда не вернётся.
– Что вы хотите этим сказать, отец? – удивился Зигмунд. – Вы полагаете, что матушка?..
И слово застряло в его горле, не решаясь сойти с языка.
– Да, сын мой, – с ещё большей печалью выдохнул Хайнц. – Я полагаю так.
– Тогда мне приятнее считать мать изменницей, чем…
Мастер Вольфгарт так и не смог заснуть, как и Зигмунд, который лишь тихо плакал в своей комнате и молил бога уберечь мать от беды. Многие долго не гасили свеч в ту ночь, обсуждая события вечера и гадая, что принесёт день будущий.
Долго не ложилась спать и Патриция. Но у неё на то были свои причины. Она нервно ходила по комнате, с нетерпением ожидая Ханну. Тусклое пламя на огарке свечи вздрагивало от резких поворотов женщины. Вскоре в дверь постучали.
– Ханна? – поинтересовалась Патриция, резко остановив ходьбу.
Дверь отворилась, и в комнату тихо вошла девушка.
– Я, госпожа.
– Ну как?
Ханна закрыла за собой дверь и приблизилась к ландграфине.
– Всё сделано. Я и Гернот сбросили тело фрау Вольфгарт в колодец. Завтра её никто не найдёт.
– Хорошо. Вас кто-нибудь видел?
– Нет, госпожа.
– Прекрасно. Что ж, иди отдыхать, Ханна. Спасибо, ты мне очень помогла.
На следующее утро поиски фрау Вольфгарт возобновились с новой энергией. Но длились они не долго. Генрих приказал обойти территорию замка с собаками, предварительно дав им запомнить запах потерявшейся женщины. Если бы в старом колодце оставалась вода, собаки, возможно, прошли бы мимо. Но колодец был абсолютно пуст и сух, а потому собаки, вскочив передними лапами на его порушенные стены, начали громко лаять, и лай их отдавался гулким эхом из чёрной пустоты.
С появлением покойницы праздник стих очень быстро. Видя, что прежнему веселью уже не бывать, гости постепенно покидали Регентропф.
Маргарет с грустью провожала выезжающие со двора кареты, сопровождающих их всадников на лошадях. Как же обидно, что торжества в честь её Дня рождения завершились столь быстро. Даже весёлый маскарад не состоялся, которого она так ждала! От обиды даже слёзы тихой струйкой потекли из глаз юной девушки. Из-за кого? Кто посмел испортить ей праздник? Ух, как Маргарет была зла на этого человека! Надо непременно выяснить имя преступника, дабы вылить на него всю скопившуюся ненависть.
Ландграф распорядился немедленно начать дознание: кто, что, кого видел, слышал, когда, где, выяснить каждую мелочь прошедшего дня, всего, что непосредственно касалось фрау Вольфгарт. Генрих не меньше дочери желал как можно скорее найти убийцу и покарать его. Не потому, что тот испортил праздник, а чтобы зло, содеянное в его доме, не осталось безнаказанным.
Чета фон Хельбруг так же упаковывала вещи, готовясь к отъезду. Баронесса, любительница всяких происшествий, в эти часы буквально ненавидела своего мужа, решившего последовать примеру других и покинуть замок, где только и начинается всё самое интересное. С каким бы удовольствием она понаблюдала бы за расследованием смерти фрау Вольфгарт, ничего бы не пропустила, чтобы потом дома во всех подробностях рассказать своим подругам и соседям. А теперь о чём рассказывать? О пире, об играх, о нарядах? Всё скучно и однообразно.
Узнав о сборах баронской четы, Патриция сразу направилась к её покоям. За весь день она так и не выбрала времени, чтобы поговорить с баронессой. А узнать, что наговорила эта старая болтушка Генриху, было крайне необходимо.
Баронесса фон Хельбруг стояла в стороне и с раздражением наблюдала за суетой супруга, но, завидев приближающуюся к ней ландграфиню, она чуть не расплакалась от горя.
– Ох, и вы уезжаете? Как жаль! – Патриция сделала вид, будто расстроена.
– Ах, ландграфиня, если б вы знали, как мне не хочется покидать ваш гостеприимный замок. Но мой муж непременно желает вернуться, и я никак не могу уговорить этого упрямца передумать.
– Да уж, в упрямстве барон может соперничать даже с ландграфом фон Регентропфом, – согласилась Патриция. – Кстати, Генрих уже говорил с вами?
– О чём? – в глазах баронессы блеснул интерес.
– О фрау Вольфгарт. Он всех опрашивает, кто и что видел.
– Ах, об этом. Говорил со мной, да. Но только рассказать-то мне ему нечего. Я ж ничего не знаю.
– Но вы же разговаривали с фрау Вольфгарт.
– Да, один раз и совсем немного, – расстроено вздохнула баронесса. – Вы как раз прервали наш разговор и увели фрау Вольфгарт с собой. Помните?
– Да-да, помню. И она ничего не успела вам сказать?
– Почти нет.
– Почти? Но значит, что-то сказала?
– Пустяки, которые не стоят вашего внимания.
Именно так баронесса фон Хельбруг отвечала и Генриху. Она понимала с кем и о чём говорила, понимала, что сплетни о сыне вряд ли обрадуют родителей, да ещё таких, в немилость которых она впасть вовсе не стремилась. Патриция выдохнула с облегчением. Баронесса оказалась сообразительнее, чем она думала, и не повторила при Генрихе услышанную сплетню.
– Жаль, – притворно пожалела Патриция. – Я надеялась, что вы сможете пролить свет на это загадочное происшествие. Я тогда слышала последнюю фразу фрау Вольфгарт, она вам рассказывала какую-то давнюю историю? Какую?
Баронесса немного смутилась. Признаться ландграфине или не стоит? А вдруг она оскорбится? Вдруг пожалуется супругу? Но ведь просит сама. И вроде вид у неё вполне доброжелательный. Старая баронесса ещё несколько секунд колебалась, однако её болтливая натура всё же победила.
– В тот день, – тихо, словно заговорщик, произнесла она, – фрау Вольфгарт хотела мне какую-то тайну поведать.
– Какую тайну? – Патриции превратилась в слух.
– Она сказала… будто Берхард… вам не родной сын.
Патриция удивлённо вздёрнула брови.
– Ох, извините, – тут же залепетала баронесса, испугавшись, что ландграфиня вот-вот рассердится. – Это всё, конечно, не моё дело. И честно говоря, я совсем не поверила фрау Вольфгарт.
– Нет-нет, баронесса Хельбруг, я вовсе не в обиде на вас, – заверила Патриция. – Но я потрясена! Интересно, откуда фрау Вольфгарт взяла это?
– Не знаю. По её словам это будто и не тайна вовсе. Будто весь Регенплатц об этом знает.
– Весь Регенплатц? Однако! – якобы оскорбилась Патриция. – Не думала, что фрау Вольфгарт такая сплетница. Я была о ней лучшего мнения. Спасибо, баронесса, что раскрыли мне глаза на эту неблагодарную особу. А какие доказательства у неё были?
– Вот, какую-то историю о Берхарде начала мне рассказывать, да не закончила.
Баронесса тяжело вздохнула, пожалев, что теперь уже, возможно, так никогда и не узнает этой таинственной истории.
– Уверяю вас, баронесса, в Регенплатце не существует никаких таких легенд о Берхарде. Это всё выдумки фрау Вольфгарт. Она прекрасно умела сочинять всякие истории.
– Да, да, я с вами согласна. Фрау Вольфгарт если и не выдумала, то, скорее всего, услышала россказни от болтливых слуг и поверила им. Слуги любят собирать грязные сплетни о хозяевах. Как глупые неблагодарные дети наговаривают на своих родителей, так и они на своих благодетелей клевещут.
Патриция, соглашаясь, кивала головой. «Как неблагодарные дети». Как это верно замечено. «Неблагодарные дети»… Да, они способны на подлость. Даже по отношению к родителям. «Неблагодарные дети»… Мысли Патриции уходили всё дальше, туда, где пока ещё неясно вырисовывалась некая картина, некие идеи… Но…
Патриция встрепенулась. Назревающие планы необходимо обдумать в одиночестве.
– У меня к вам большая просьба, баронесса: не говорите обо всём этом моему супругу, – мягко попросила Патриция. – Он сейчас и без того очень расстроен случившимся, а все эти сплетни про нашу семью расстроят его ещё больше.
– Да-да, понимаю, – закивала баронесса. – Будьте спокойны, ландграфиня, ваш муж ничего этого не узнает. По крайней мере, от меня.
– И вообще никто.
– Никто, кроме вас.
Патриция не очень-то в это поверила.
– Я сама проверю данные сплетни и найду человека, который их распускает.
– Накажите его по всей строгости, – посоветовала баронесса.
– Обязательно, – с вежливой улыбкой заверила Патриция. – Жаль, что вы уезжаете от нас столь рано. Желаю вам доброго пути, и помните, что в Регентропфе вы всегда желанные гости.
– Спасибо за добрые слова, ландграфиня. Мне у вас необычайно хорошо. И очень жалко, что я не успею узнать, чем всё это дело закончится.
«А это тебе знать вовсе и не нужно, старая сплетница», – мысленно ответила Патриция с самой доброй улыбкой на лице.
После разговора с баронессой фон Хельбруг, Патриция немедленно отправилась на розыск Ханны. В её голове уже роились идеи, которые она надеялась воплотить в явь при помощи своей верной служанки и её кавалера. Этот рыцарь Боргардт пришёлся Патриции по душе. Давно она пыталась найти верного солдата, ведь женщине некоторые проблемы довольно трудно решить без помощи мужчины. Но здесь в замке все воины и слуги были настолько преданы своему господину, королю Регенплатца, что склонить кого-либо из них на предательство – уже изначально дело глупое и безнадёжное. И вот появился этот Гернот, не связанный с ландграфом никакими обязательствами и клятвами, да ещё и влюблённый в Ханну. Но самое главное, Гернот был нищ и бездомен, а потому купить его преданность будет легко.
Заметив массовый отъезд гостей, Берхард помчался в северное крыло замка. Он встревожился, что и барон Хафф тоже надумает покинуть Регентропф. В коридорах царила суета, и стоял шум. Слуги упаковывали вещи, господа отдавали приказания, все обсуждали между собой прошедшие события и высказывали своё мнение. Берхард не знал точно, какие комнаты отвели барону и его дочери, и потому спрашивал о них у каждого встречного. И, наконец, ему кто-то ответил: «Барон Хафф отбыл ещё на рассвете». Отбыл? Значит, Гретте не удалось упросить отца остаться в замке ещё на день. А может, барона, как и многих, прогнало убийство фрау Вольфгарт?
Расстроенный Берхард поплёлся обратно. С чего барона будет волновать какая-то фрау Вольфгарт? У него свои заботы. Он переживал за больную супругу. Здесь веселье закончилось, так почему бы и не уехать, тем более барон уже заранее планировал отбыть именно сегодня. Жаль. Не удалось попрощаться с Греттой. Девочка понравилась Берхарду, общение с ней доставило ему радость. С понурой головой и горестными мыслями мальчик завернул за угол и чуть не столкнулся с отцом.
– Ты куда идёшь, сын? – спросил Генрих.
– Я… – От неожиданности Берхард на миг оцепенел, но, впрочем, быстро овладел собой. – Все бегут из нашего замка, отец.
– Да, это неприятно, – тяжело вздохнул Генрих. – Что поделать? В этом доме появился убийца, и жить с ним под одной крышей никому не хочется. Но с другой стороны, пусть уезжают. Нам сейчас лишний народ не нужен.
– А вдруг убийца среди уехавших?
– Вряд ли. Никто из гостей не знал фрау Вольфгарт. А если убийца и покинул замок, то наверняка сделал это ещё вчера. Ты расстроен из-за гибели фрау Вольфгарт?
Берхард в ответ покивал головой:
– С ней было интересно. Она много знала, рассказывала нам о жизни, о людях, о мире, в котором повидала немало. А как жаль учителя! Он себе места от горя не находит, потерял сон и аппетит. Скорее бы уж нашли злодея.
Разговор отца с сыном был прерван. Рыцарь Гернот Боргардт торопливо приблизился к ландграфу и с почтительным поклоном испросил позволения уделить ему несколько минут. Генрих соизволил выслушать прямо сейчас, причём Берхарду не разрешено было удалиться. Гернот сначала замялся: стоит ли говорить при мальчике? Но потом решил – какая разница? Пусть слышит. Всё равно ко взрослому мужчине и достойному рыцарю доверия больше, нежели к шкодливому мальчишке.
– Не знаю, помогут ли вам мои сведения, ваша светлость, – вновь поклонился Гернот. – Но я из желания помочь вашему дознанию…
– Говорите, говорите, – подбодрил Генрих.
– Вчера вечером я был у северных стен замка… Вернее в той части сада. Я видел, как шла фрау Вольфгарт с двумя мальчиками и о чём-то горячо с ними спорила… Похоже, даже ругалась. Я не слышал слов, лишь интонацию…
– Мальчиков разглядели?
– Да, я отчётливо видел их.
– Кто же они? Вы их знаете?
– Их здесь все знают. Это Кларк Кроненберг и Берхард.
Берхард даже опешил, услыхав столь несправедливое обвинение в свой адрес.
– Отец, это неправда… – пролепетал он. – Я общался с фрау Вольфгарт только в зале…
Впрочем, ему не стоило оправдываться. Вопреки уверенности Гернота, ландграф безоговорочно верил сыну своему. Генрих нахмурил брови и окинул сердитым взглядом стоявшего перед ним мужчину. Он не слишком хорошо знал рыцаря Боргардта. Знал, что тот воевал в войске короля, потом, по слухам, был схвачен в плен. О его подвигах песен не складывали, но и в трусости никто его не уличал. И ещё Генрих вспомнил, что лет десять назад гостившему в его замке рыцарю приглянулась одна из служанок. Вот только имя её в памяти никак не всплывало.
– Рыцарь Боргардт, – заговорил Генрих. – Я знаю вас, как человека благородного и достойного уважения. Я видел вас в бою и восхищался вашей храбростью. Я с радостью и без раздумий взял вас в своё войско и в свой замок. И я не предполагал, что вы окажетесь способным на подлость и отплатите мне чёрной клеветой на моего сына.
Ландграф не поверил – плохо. Гернот на это не рассчитывал. Мысленно он заглянул под свой плащ, под которым на поясе висел тяжёлый кошель с серебряными монетами. Его тяжесть была приятна, однако её нужно отрабатывать.
