Валерия Демина
Чарованная щепка
Глава 22. Спутницы
В Итирсисе: 30 апреля, воскресенье
Покидая все еще гудящий впечатлениями дом, Лея и Арис обнаружили, что путь их лежит в одну сторону.
Вязунья искала повод ускользнуть другой дорогой или сослаться на спешку, поскольку навязывать свое общество леди Астер казалось непочтительным. Однако Лея отвращения не обнаружила, так что в конце концов они выдвинулись вместе.
Себастьян пытался настоять на сопровождении, но эта часть светского уложения давно была вычеркнута из быта проживающей одной магички, а уж вязунье такой политес не приходил даже в голову. К тому же, теперь при ней были целых две скалочки: обыкновенная и чарованная.
Лея некоторое время плыла молча, затем, очевидно, какая-то глубинная обязанность выказывать расположение беседой взяла над нею верх.
Повод завести речь лежал на поверхности – иными словами, на плечах бредущей рядом девушки.
– Ваша дивная шаль не перестает восхищать меня. Кашемир, если не ошибаюсь?
Арис бессознательно оправила накидку и захотела верить, что магичка в скромном платье ценой как пара небольших домов над ней не шутит.
– У вас очень острый глаз, – вернула она комплимент.
– Столь невесомую пряжу едва ли можно спутать, – скромно ответила магичка. Надо думать, у нее была возможность разобраться в моде.
Сумерки едва коснулись крыш Итирсиса, а кошки уже занимали на них места. Сутулый городской маг-фонарщик шаркал от столба к столбу и касался его ладонью, отчего вспыхивало масло на венчавшей его круглой лампе. Мошки и мотыльки сейчас же обретали в этой маленькой луне заветный смысл бытия.
Респектабельные улицы все никак не хотели успокоиться – почтенные горожане под ручку фланировали домой после нанесенных визитов, на площадях лениво сворачивались ярмарки. Воскресный вечер столицы скользил заведенным порядком.
– Вы удивительно сочетаете мастерство рук и столь тонкое чародейство, – продолжила Лея.
Она в самом деле кое-что знала о туалетах, но ей уроки магии не оставили времени покорить даже вышивальную иглу, хотя такая добродетель числилась желательной для барышни любого круга. Отчасти поэтому она с интересом наблюдала, как простые девицы соревнуются друг с другом в разнообразных рукодельных талантах. Воскресные дни всегда были одним из поводов пройтись перед окнами особенно мастеровитой соперницы в новой поневе. Впрочем, Арис как будто не красовалась, хотя узор шали вовсе не казался простеньким.
Вслух Лея еще одним добрым словом отметила корабль по центру полотна и выразила предположение, что он потребовал усилий. Арис туманно согласилась, не став озвучивать настоящее количество слезных перевязов.
– Прежде я любила книги о пиратах, – Лея позволила себе улыбнуться даже с девичьей мечтательностью. – Вы тоже заслушивались сказками об этих смельчаках?
– О нет, это другая история, – возразила Арис, несколько оторопев от героев магичкиных грез. Даже странно, что одного такого храбреца она столь холодно сегодня прогоняла.
Возможность явить глубину своей задумки, она, тем не менее, подхватила. Больше делиться было не с кем, ибо знакомые кумушки, хваля новую шаль, углядели только в ней только «чудную лодочку».
– Этот корабль странствует в поисках золотого руна, – раскрыла вязунья свою невеликую тайну.
– Золотого руна? – переспросила магичка, от изумления посерьезнев. Да, такие диковинки творят, пожалуй, не в пику местным умелицам.
Арис кивнула, согнала комара и поправила сумку на локте, пряча нашедшее смущение за суетливыми жестами.
– Освоив спицы, я всегда пыталась вообразить: какая из него получилась бы пряжа? – пояснила она, глядя в сторону.
Ничего себе мечты окраинной тихони. Лея почти подсознательно взялась прощупать внезапную широту кругозора собеседницы.
– Занятная мысль! – высказалась она. – Я никогда не смотрела на него с такой точки зрения! Должно быть, волшебный клубок из лабиринта тоже будил ваше профессиональное любопытство?
– Отчего-то именно эта история не казалась мне приятной, – чуть поморщилась Арис в ответ – До появления героя дочь царя не сочла нужным радеть о чьем-либо спасении.
И дочь царя нам не эталон, надо же.
– Непросто идти против отца, – отметила Лея неизвестно про кого, уже с иным интересом подначивая легкий спор.
– После она сомневалась как будто не долго, – пожала плечами вязунья. – Опиралась лишь на свои желания, и закончилось все предсказуемо для нее печально. Решись она помогать из других побуждений, может быть, ее ждала бы иная доля.
Магичка чуть наклонила голову.
– Боюсь, даже верные поступки не всегда приводят нас к счастливому финалу, – возразила она.
– Вы правы. Я слишком цепляюсь за поиск справедливости, – вопреки озорной попытке, Арис не осмелилась развивать дискуссию с образованной леди Астер.
Вязунье вдруг пришли на память слова матушки о достойных собеседниках. Сегодняшний день окружил ее разными людьми, но, покуда они позволяли ей много молчать, она обнаружила большое удовольствие слушать и самое течение их речи.
– Однако, познания ваши озадачивают, – изрекла, наконец, магичка деликатно. – Неужто добрые наши тетушки с колыбели поют детям Ладии сказы о южных морях?
Представить себе такие тренды воспитания простолюдинов магичкина фантазия отказалась.
– Я их читала, пока дома оставались книги, – призналась девица, несколько даже успокоив леино воображение.
Впрочем, после такого не вполне осторожного заявления, Лея просто обязана оказалась выразить свою солидарность в данном способе проведения досуга и сочувственно вопросить о причине пропажи книг.
Арис же не иначе как пала жертвой заразительной открытости леди Виолы, которая живо щебетала и в первой половине встречи, а после трюка с наймом Алессана вовсе затопила всех восторгами. Только это могло быть причиной того, что через десяток минут вязунья уже говорила Лее о продаже книг и болезни матери.
– Исцеления матушка уже не ищет, – делилась она, сменив тон их беседы, – возбраняет мне приглашать магов, пусть даже болезнь ее имеет чародейскую природу.
Лея совсем не ожидала, что упоминание о книгах отверзнет такие глубины, но потрудилась проникнуться сколько возможно.
– Причину, полагаю, не выяснили? – вопрос ее был скорее сочувственным утверждением.
Арис безнадежно покачала головой.
– Простые маги не справились, а просить к себе высоких мастеров мы не имели возможности, – сокрушилась она.
Поднимая мучительную тему, вязунья сама еще не верила, что решится завершить ее мольбою, но миг показался вдруг благоприятным.
– Лея Сальвадоровна, я знаю, чаяния мало… – прибавила она торопливо. – Может быть, вы попробуете взглянуть? Матушка не изъявит восторга, но я страшусь упустить и малейший случай.
Девица умолкла с бьющимся сердцем (ей тут же пришлось снова согнать комара, также свой случай упускать не желавшего).
Лея редко отказывала горожанам. Может быть, это было недальновидно с ее стороны, но невеликая по мерке магов ее сила нередко здесь переворачивала судьбы. Зная это, произносить «нет» она почти совсем разучилась.
– Конечно, Арис, – мягко обещала магичка. – Ведите прямо сейчас, если желаете.
– Благодарю вас! – шепотом воскликнула вязунья. – Я смогу оплатить, даже если из моей иллюзии не выйдет толка.
– Не нужно, – Лея вдохнула и вдруг ощутила потребность уравновесить откровения. – Я плохо помню свою мать. Это неправильно, когда они уходят слишком рано.
– А я не знаю своего отца, – излила вдруг душу Арис, словно подхваченная волной.
Лея чуть сжала руку Арис, не сбавляя шаг. Даже в перчатке она сумела передать свое участие.
Завтра обе девицы распекут себя за говорливость, но сегодня их прямодушие мнилось чем-то правильным. Определенно, хмель виолиного «салона» еще воздействовал на них обеих – распорядительница могла показаться неумелой, но не напрасно (и отнюдь не случайно) она вовлекла всех гостей в скоро сблизившую их деятельность.
– Мой отец очень заботливый, – сказала магичка невпопад и дополнила про себя с горечью:
«По этой причине я здесь.»
«Или по причине своей недалекости», – тут же вставила внутренняя Лея. Эта невидимая девица становилась день ото дня сварливее, должно быть, от горя и бедствий, постигших ее.
За мостом на левый берег Итирсы шум города заметно стих – здесь жители имели обыкновение беречь ламповое масло и лучины. Подниматься с зарей они почитали куда более выгодным. Минуя жилище Леи, девицы продолжили путь к Зеленой улице. Ранний апрельский комар уныло отстал – вероятно, утерял интерес к их минорному разговору.
Когда они достигли дома, сумерки стали гуще, но Селену вязунья заметила издали. Подруга ждала их у кособокого плетня и пребывала в таком волнении, что Арис бросило в холод.
– Как матушка? – первой спросила она, подлетев и мешая подруге начать ходить кругами.
– Уже спит, – вопреки надуманной трагедии ответила соседка.
Арис глубоко вздохнула, прогоняя мнительность. Она с радостью нашла бы теперь опору в оградке, но та и без нее готова была повалиться наземь.
– Лея Сальвадоровна согласилась нам помочь и рассмотреть дурные чары, – поделилась вязунья своим упованием.
Она ждала, что Селена, по обычаю, примет ее радость как свою, однако та заявила внезапный протест:
– Не тревожь Леонору Эмильевну.
– Едва ли мы дождемся иного удачного шанса, – возразила Арис, удивленная позицией подруги. – Ее теперь утомляет даже дыхание.
– Не в этот раз! – Селена нетерпеливо схватила вязунью за руки и выложила, наконец, свою жгучую весть. – Ты не поверишь, Арис: она сегодня ходила гулять!
Арис действительно не поверила.
– Покинула дом? Сама?
– Не просто покинула – час или больше она провела на улице, – Селену почему-то очевидное помрачение матушки приводило в восторг.
– Бредила?
– Нет же, моя дорогая! – горячо возразила девица. – Она вела себя как ни в чем не бывало: ходила мимо дворов, ласково здоровалась, спрашивала о новостях. Я вернулась позже вместе с ней, помогла поесть и мы еще немало говорили! Лишь после этого, уже по-настоящему уставшая, она легла.
Потрясенная Арис оглянулась на Лею, и та улыбнулась понимающе.
– Полагаю, сегодня мне лучше вас оставить. Не стесняйтесь послать за мной в любое время, если сочтете нужным, – кивнув легко, она уплыла обратно в направлении Кленовой улицы.
Арис в такой поворот не могла поверить. Она вбежала в дом, добралась до старой занавески и, замерев, очень тихо отвела ее в сторонку.
Матушка спала, но лицо уже несло печать перемены. Приглядевшись, в полутьме лучины вязунья разобрала на ее щеках румянец человека, проведшего день на свежем воздухе после долгого затвора.
Потрясенная, Арис обернулась на стол.
– Это все цветок, – сказала она вошедшей следом Селене, – это мог быть только он.
Глава 23. Некоторые учатся говорить
В Итирсисе: 1 мая, понедельник
Стряхнуть воскресную праздность в понедельник утром Государственный Совет помогал куда лучше заморского кофе. Начинать седмицу с инъекции подобных забот было решением сколь разумным, столь и жестоким. Впрочем, тонкие натуры в созыв Совета не попадали.
Лишь к обеду Сальвадор, все еще погруженный в мысли о сомнительных итогах собрания, толкнул калитку своей усадьбы на Раскудрявой аллее. Он ступил на розовый садовый песок и миновал половину пути, когда легкий шелест платья привлек его внимание. Сегодня визиты никому назначены не были. Еще нервный после трудной встречи, маг подобрался и стремительно обернулся к боковой дорожке.
Плечи его опали столь же внезапно.
Из тени набравшей цвет сирени на него смотрела Лея.
Кружевные утренние перчатки, лазурное платье, пошитое к прошлому сезону парковых выездов – все казалось легким и невесомым. Если же потрудиться смотреть чуть глубже – девица держалась настороженно, чуть виновато, но с готовностью к защите.
Магистр вознамерился произнести суровую отеческую отповедь, составленную в день ее побега, но пока он открывал рот и вспоминал слова, ноги проявили своеволие. Три шага ему хватило, чтобы достичь тонкой фигурки и сгрести ее в объятия.
Лея всхлипнула и, путаясь в плаще, сцепила руки за его спиной. Минуту они боялись пошевелиться или прервать молчание.
– Вернулась? – наконец спросил отец.
Лея, не отнимая лица от его плеча, повозила по нему припухшим носом – «Нет».
Сальвадор отстранился немного, давая ей возможность поднять глаза.
– Попала в беду? Нужны средства?
Девица быстро и нерешительно взглянула на него, снова помотав головою:
– Пока справляюсь, – подала она голос.
Магистр не совсем разобрался, обрадовала его эта новость или опечалила.
– Что тогда? – вздохнул он.
Лея спрятала лицо обратно и безо всякой утонченности провыла в расшитый камзол:
– Соскууучилась…
Это простое слово передало все, что выразить гладко она еще не была готова.
Как она все чаще вспоминала его терпеливые уроки.
Как резануло по ее надменной самостоятельности взаимное понимание Карнелисов с полувзгляда.
Что некоторые почтут за счастье хотя бы знать своего отца.
Что она, вообще-то, его очень любит.
Он тоже ее любил. Его с ума сводило бессилие оградить ее от всех опасностей, не задушив при этом окончательно. Воспоминание о маневре с хвостом затапливало ужасом, потому что из-за своей горячности он, может быть, уже никогда не прижмет Лею к сердцу.
Когда вскоре к двум рыданиям добавился всхлип садовника за кустом, Сальвадор, наконец, спохватился.
– Идем в дом.
На миг стало страшно, что Лея откажется – формат ее посещения остался пока для него загадкой, однако она покорно взошла на каменное крыльцо с рядом колонн и лестницами по обе стороны.
Лее казалось, что она не была здесь целую вечность, а дом как будто не заметил ее отсутствия. Сиял темный натертый паркет, высокие окна ловили свет на гобелены, прятались меж балок резные потолочные панели. Только огромные закрытые печи, согревавшие это величие зимой, теперь отдыхали.
Улыбнувшись каждой щербинке на стульях гостиной (многие возникли не без ее содействия), Лея поднялась на второй этаж, в свою осиротевшую спальню.
Брошенную в беспорядке комнату прибрали, ожидая хозяйку в любое время дня и ночи. Девица погладила резной комод и поднесла к носику один за другим тонкие хрустальные флаконы любимых духов.
– Одни выдохлись, другие вышли из моды, – словно бы невзначай заметил от порога Сальвадор, цепляясь за годами отточенную тактику баловать. – Давно хотел пригласить парфюмера и составить для тебя несколько новых.
Лею тронула его попытка доставить радость, но она смолчала. Двигаясь по комнате, она попробовала пальцами жесткое синее покрывало на кровати, коснулась ручки квадратного кресла. Поддавшись вдруг порыву, она скинула туфли и забралась в него, нещадно сминая юбки и устроив ступни на потертом бархатном крае. Именно здесь и в этой позе ей всегда прекрасно думалось – впрочем, так же созрел и не слишком разумный план ее побега.
Сальвадор все еще наблюдал, сложив руки и улыбаясь в бороду. Еще немного – и он поверит, будто расставания вовсе не было.
– Я хотела видеть вас, отец, – сказала Лея, положив подбородок на колени, и умолкла, гадая, будет ли дальнейшее сообщение для него новостью. – Я состою теперь в Гильдии магов, мы станем видеться на обедах. Не желаю, чтобы наша первая встреча после ссоры произошла там, в холодной зале под такими же взглядами.
– Давно не говорил, что горжусь тобой, – невпопад ответил Сальвадор, ничуть не выказав удивления. – В гильдии ты была ослепительна.
Магичка устремила на него глаза, полные детского счастья:
– Вы были там?
– Ты ведь не думаешь, будто я мог пропустить день твоего экзамена! – пожурил магистр, совершенно довольный откликом.
Уже изведшая два платка, девица ощутила, что в носу вновь принялось щипать.
– Голодна? – спросил Сальвадор, меняя тему в надежде затянуть ее внезапное явление и мало помалу воздействовать на чашу дрогнувших весов.
Лея улыбнулась осторожно:
– Часто вспоминала ваше мороженое.
Магистр желал бы ради примирения заколоть откормленного теленка, но, к сожалению, стад не держал, да и Лея едва бы оценила широту этого жеста. Спустя несколько минут девушка в чепце скромно внесла широкую чашу взбитых сливок и утвердила ее на чайном столике между отцом и дочерью.
– Спасибо, – сказала Лея. Девушка оглянулась в изумлении, чуть присела и ускорила движение, неся в людскую весть: молодая хозяйка не только объявилась, но и впервые на ее памяти изволила благодарить.
Сальвадор взял расписной фарфор в ладонь, правую руку занес над ним: под действием его силы сливки мгновенно загустели, вытянулись витой башенкой и застыли с корочкой инея.
Лея почти зажмурилась от удовольствия, принимая ледяную пиалу из его всегда горячих пальцев. Ей так не хватало права сбросить надобность хранить себя не просто в рамках приличия, но на самой высокой грани достоинства, чтобы только не показаться забывшей свое звание. Поэтому сидеть здесь без обуви и позволить лицу отображать хотя бы часть ее эмоций стало теплым домашним праздником. Она с детства любила такой десерт именно в исполнении отца и теперь с удовольствием поскребла серебряной ложечкой край сладкой башни. Ноги, впрочем, пришлось для удобства спустить на ворсистый ковер.
– Вы еще очень гневаетесь, отец? – спросила Лея. Оба не знали, как начать говорить о серьезном.
Сальвадор свел брови в задумчивости. Гневался, да. Бушевал даже, особенно поначалу, и все равно где-то в глубине таилась гордость: «Упрямая девчонка… настоящая леди Астер!»
– Я боялся, что ты сольешься с ними, – начал он, пытаясь снова разложить на нити свои чувства. – Может быть и того, что останусь тогда один. Конечно, приглядывал за тобой – после моего посещения ты едва ли пришла бы ко мне даже в настоящей опасности.
Лея хотела что-то ответить, но он удержал ее еще на миг:
– Мне теперь известно, что Лея Астер, как видно, скорее сама образует из соседок леди, чем уронит себя даже взглядом.
Магичка кивнула задумчиво.
– Я смотрюсь там белой вороной, – подтвердила она, – хотя меня как будто любят.
Сальвадор отметил леину непривычную скромность – а ведь, по слухам, на нее мало что не молились.
– Они тебе ближе? – задавая вопрос, он лелял надежду, что дочь не запнется с ответом.
Однако Лея несколько секунд уделяла десерту чуть больше внимания, чем требовалось для наполнения ложечки.
– Они другие, – в конце концов изрекла она. – Открыто радуются, горюют в голос. В этом есть что-то честное, хотя едва ли разумно под предлогом искренности говорить ближним все, что вздумается. Эти люди по-своему упрямы, но и очень ведомы, что несколько меня пугает.
– Словом, ты находишь их более живыми, – предположил отец.
Лея пожала плечиком.
– Возможно. Они забавно веселятся и пляшут на праздниках, но я сварила уже достаточно «отрезвлений», чтобы перестать романтизировать их досуг.
Сальвадор не сводил с дочери проницательного взора.
– Почему ты до сих пор там? – спросил он вдруг болезненно и резко. – Моя настойчивость так превосходит их недостатки, что ты терпишь и окружение, и бытовое неустройство?
Юная магичка покусала губу, еще раз обдумывая верность объяснения, которое вывела для себя иными бессонными ночами.
– Я нужна им, и сейчас это помогает мне взрослеть, – произнесла она. – Ты дал мне столько умений, но даже одаренные жены едва ли имеют возможность служить империи. Отведенная им благотворительность мало доходит до адресатов. Только там я верю, что ты учил меня не впустую.
«Наиграешься, как в куклы», – подумал Сальвадор. Услышь его дочь, не осмелилась бы возразить – эта мысль забредала подчас и в ее упрямую голову.
Однако, словно понимая все и так, оба оставили аргумент невысказанным.
– Жить при этом ты можешь дома, – широкая ладонь отца обвела все заманчивые преимущества леиной огромной комнаты перед нынешней узкой ее каморкой.
– Они не осмелятся позвать меня отсюда, – покачала та головой, стараясь не смотреть на очевидное.
– Для новой порции «отрезвленья»? – с обескураживающей проницательностью уточнил отец.
Лея ответила согласной усмешкой, но говорить продолжила твердо:
– Нередко так, но и оно спасает семьи. То, что мнится нам обыденным, там звенит как чудо, – Лея помолчала. – Может быть, мне самой требуется некоторое отрезвление после стольких лет на полном довольстве.
Магистр тоже не спешил с ответом, изучая дочь с каким-то новым интересом.
– Без этих лет на довольстве ты ничем бы не смогла им помочь. Твои умения свелись бы навыкам выживания, – наконец, возразил он почти мягко. – Я столь многое еще тебе не передал.
Приходя к ней в январе, он уже заявлял нечто сходное. Тогда Лея отвечала остро и холодно. Теперь она устремила на него взгляд почти просящий.
– Я благодарна вам, отец, хотя и не сразу поняла это, – огорошила она его. – Прошу у вас прощения за свой побег и мечтаю продолжать учиться, если вы позволите приходить иногда для уроков.
Сальвадор поджал губы, чтобы затаить, как подпрыгнуло его сердце. Он еще отец! Еще наставник! Еще нужен своей маленькой Лее.
– Прости за то, что был жесток, – язык его не повернулся озвучить слово «хвост» в нынешней доверительной обстановке. – Твой дом всегда открыт, и занятия мы можем продолжить.
Сальвадор размышлял еще мгновение.
– Позволь мне одну малость, – добавил он, – оплачивать пока за тебя гильдейские взносы, чтобы избавить от призрака нищеты. В остальном поступай как знаешь, можешь даже присмотреть приличный дом в своей новой округе, я выделю средства. Нужно тебе пока возиться с этими людьми – изволь.
Лея не спешила ликовать. Примирение еще не означало, что отец готов отступиться от всего, что распланировал на ближайшие десять лет их жизни.
– Будут и условия, не так ли? – угадала она.
– Только одно, – вздохнул магистр, – дай Алессану шанс. После твоего побега он проявил свои лучшие качества.
– О, значит, я бежала не напрасно, – улыбнулась Лея, отправляя, наконец, в рот ложечку мороженого.
Сальвадор посмотрел на нее неожиданно печально:
– Алессан в самом деле стал мне как сын, при том чуткий и мудрый. Не раз и не два он останавливал меня, когда я рвался вернуть свою малышку силой. Ты ему не безразлична. Я не требую клятвы, просто присмотрись к нему… пожалуйста.
Смакуя лакомство на языке, Лея беззаботно рассмеялась:
– Вы не о том волнуетесь, отец. Ваш протеже вполне самостоятельно обеспечил себя возможностью дважды в седмицу демонстрировать мне свои выгоднейшие ракурсы.
