Вадим Иванович Кучеренко
Завещание волхва
Кабинет нотариуса также не изменился, и по-прежнему все предметы интерьера здесь были старомодны, надежны и бесценны, а стул, на который присел Олег, был достоин Эрмитажа. Зато сам Мстислав Иванович за эти несколько дней зрительно значительно уменьшился, словно он высох, как засушенный гриб, а его напоминающие птичьи лапки руки заметно дрожали, когда он брался за серебряный колокольчик. Увидев Олега, он слабо улыбнулся, будто преодолевая боль.
– А, юный наследник волхва Ратмира! – произнес он тихим голосом. – Что привело вас в наши палестины?
– Я хочу узнать, когда смогу начать тратить наследство, – сказал Олег.
Глаза старого нотариуса понимающе блеснули. Это было похоже на случайно прорвавшийся луч скрытого в тумане маяка.
– Эх, молодость, молодость, – произнес он без осуждения. – Торопится получить все и сразу, тратит без оглядки, ничего не бережет. А потом спохватывается, но уже поздно. Наступает старость и нищета. И не остается ничего, кроме сожаления и раскаяния.
– Уверен, что я не буду раскаиваться в том, на что собираюсь потратить деньги, – заверил его Олег.
Но старик усомнился.
– И на что же, позвольте узнать?
– Я хочу заказать колокол для православного храма.
Услышав это, Мстислав Иванович не смог скрыть своего изумления.
– Колокол? – переспросил он, будто не поверил своим ушам. – И зачем это вам нужно, молодой человек?
Олег не стал скрывать и честно ответил:
– Я хочу венчаться со своей будущей женой в храме. Но старый колокол дал трещину. Что же это будет за венчание, сопровождаемое звуками треснувшего колокола? Кошачья свадьба, да и только.
– А вам нужен малиновый звон, – утвердительно произнес старик. – Как я вас понимаю, молодой человек! Сам когда-то был молод. И готов был для своей невесты достать звезду с неба, как банально это ни звучит.
Мстислав Иванович смолк, словно углубившись в воспоминания, а затем неожиданно улыбнулся и сказал:
– Вы мыслите немного приземленнее, чем я в ваши годы, молодой человек, однако… вы тронули мое дряхлое сердце. И я охотно помогу вам. Ведь дело не только в деньгах. Вы знаете, что на всю страну сегодня только пять или шесть заводов льют колокола? А мастеров-литейщиков по пальцам пересчитать можно. А ведь когда-то говорили, что Русь жива, пока поют колокола. И это чистая правда. Смолкнут колокола – пропала Русь-матушка, не воскресить ее уже. И не помогут здесь ни президентские указы, ни правительственные постановления, ни чья-то добрая воля. Увы!
Олег начал беспокоиться. Восторженность старика умиляла, но могло так случиться, что дальше его благих помыслов дело не пойдет, а время будет потеряно. И он осторожно спросил:
– Так где, вы говорите, можно заказать колокол и сколько это будет стоить?
– А вам, молодой человек, какой колокол нужен – зазвонный, подзвонный или благовестный? – поинтересовался Мстислав Иванович. И, видя, что Олег растерялся, пояснил: – Зазвонные – это самые маленькие из колоколов, они издают трели и управляются движением кисти. Подзвонные – крупнее, они вызванивают основную мелодию. А самые большие и гулкие – благовестные. В звоннице их может быть до пяти. Так какой и сколько?
– Наверное, одного подзвонного будет достаточно, – подумав, ответил Олег. – Конечно, все зависит от цены.
– Даже самый маленький церковный колокол обойдется никак не меньше десяти тысяч рублей, – сказал нотариус. – Но для вашего состояния это пустяки.
– Кроме колокола, мне еще нужно будет построить школу, – возразил Олег. – Так что придется быть экономнее. А, впрочем, давайте закажем благовестный! Пусть звон раздается на все Кулички! Отец Климент с ума сойдет от счастья.
– Отец Климент? – заинтересовался нотариус. – Славное древнее имя, почитаемое в православии! Если мне не изменяет память, в древней Руси существовало Тмутараканское княжество, которым одно время правил тысяцкий Ратибор. При нем отчеканили серебряную монету, на одной стороне которой был изображен лик Святого Климента, а на другой сделана надпись «От Ратибора». Она имела хождение в Тмутаракани и Крыму. До нашего времени сохранилось всего одиннадцать таких монет. Одна из них в моей коллекции.
– Обязательно расскажу об этом отцу Клименту, когда вернусь в Кулички, – пообещал Олег. – Он будет рад узнать о своем тезке, попавшем на монету.
Но в голосе его не было уверенности.
Глава 4
6
. Возвращение
Олег возвращался в Кулички, словно перелетная птица из дальних стран, усталый, но счастливый. За несколько дней с помощью двух стариков он сделал так много, что сам удивлялся.
Благодаря Галине Павловне он смог получить от краевых властей обещание, что средней школе в Куличках быть, как только будет построено здание и набран штат учителей. Тот, от кого все зависело, оказался бывшим учеником Галины Павловны, и старой директрисе стоило только позвонить ему, как вопрос был тут же решен, причем без обычных бюрократических проволочек и волокиты.
С колоколом было чуть хлопотнее, но и здесь все решил авторитет Мстислава Ивановича. Директор одного из колокололитейных заводов был его клиентом, и престарелый нотариус легко уговорил его подписать договор с Олегом на изготовление благовестного колокола в самые кратчайшие сроки. Директор даже согласился на оплату работы аккредитивом банка, в котором лежали деньги волхва Ратмира, завещанные внуку. Это позволяло отсрочить платеж до того времени, когда Олег на законном основании сможет распоряжаться наследством. О большем нельзя было и мечтать.
Олег даже успел переговорить с несколькими учителями, которых ему рекомендовала Галина Павловна, и те обещали серьезно подумать над его более чем щедрым предложением. И было похоже, что согласиться сразу им помешало только то, что школы в Куличках пока еще не было, она существовала лишь в мечтах Олега. Но он был уверен, что его мечта станет явью, и этой уверенностью покорял всех, с кем говорил. В его рассказах Кулички казались раем земным. В его оправдание можно было сказать, что он сам так искренне думал.
Олега переполняла радость, и он готов был делиться ею со всеми, кого встречал на своем пути. Но по дороге от железнодорожной станции до поселка ему пришлось радоваться в одиночку. Георгий был необыкновенно сумрачен и молчалив. Только в самом начале поездки водитель автобуса проявил интерес к своему единственному пассажиру, спросив:
– Вот вы городской житель и все знаете. Что грозит человеку, которого обвиняют в порче чужого имущества?
Но Олег сослался на свое незнание уголовного кодекса, и Георгий сразу потерял к нему всякий интерес. Он хмуро смотрел на дорогу через лобовое стекло и на все вопросы отвечал настолько односложно и неохотно, что вскоре Олег устал от этого подобия разговора. Он тоже замолчал и начал смотреть в окно. Душа его пела и ликовала, и бесконечный и монотонный лесной пейзаж казался ему чудесным и полным тайн.
Когда автобус въехал в Кулички, Олег почувствовал себя так, будто он возвращается домой. А когда он увидел Марину, терпеливо дожидающуюся его на площади, то понял, что проживи он еще хоть тысячу лет, но не испытает большего радостного волнения. Они заранее договорились, что Марина будет ожидать его на автобусной остановке в условленный день и час, и оба выполнили свое обещание. Она ждала, а он приехал. Это и было счастье.
Автобус, пыхтя и кряхтя, остановился. Олег вышел. Марина подошла к нему. Он поцеловал ее, она – его. И они стояли, обнявшись, с таким чувством, будто их разлука длилась целую вечность.
– Никогда больше не оставляй меня одну, – попросила Марина.
– И ты меня, – прошептал Олег ей на ухо.
И они клятвенно заверили друг друга, что это первая и последняя разлука в их жизни, которая будет долгой и счастливой, и они даже умрут в один день, чтобы впредь никогда не расставаться. И сами поверили своей клятве.
– А знаешь, чем мы с бабкой Матреной занимались все эти дни? – сказала Марина, показывая исколотые иголкой пальцы. – Мы шили свадебное платье. Сначала бабка Матрена хотела подарить мне свое, то самое, в котором она когда-то выходила замуж. Сказала, что я ей как дочь, и для меня ничего не жалко. Я ее едва отговорила. Она согласилась, что перешивать платье, подгоняя его под мою фигуру, будет сложнее, чем сшить заново. Да и покрой устарел. И мы дружно взялись за дело. Я надеюсь, ты будешь в восхищении, когда увидишь меня в этом платье. Оно чудесное.
– А я уверен в этом, – сказал Олег, целуя ее пальчики. Их было много, и на это потребовалось немало времени.
Наконец Марина отняла свою руку и заботливо спросила:
– Ты голоден?
– Еще как,– ответил Олег.
– Пойдем домой, я накормлю тебя, – сказала она просто, как будто это было в порядке вещей.
И Олег снова испытал прилив счастья. Но, призвав на помощь всю свою волю, он отказался.
– Мне еще надо зайти в храм, обсудить с отцом Климентом кое-что, – сказал он. – А потом поговорить с Тимофеем и убедить его, что не надо тебя бояться и скрываться каждый раз, когда ты приходишь. Ведь вам жить в одном доме, и что из этого выйдет?
– Так Тимофей все-таки существует? – спросила Марина с улыбкой.
– Ты убедишься в этом сама сегодня еще до захода солнца, когда придешь в Усадьбу Волхва, – сказал Олег. – Помнишь, накануне отъезда я приглашал тебя, и ты приняла приглашение?
– Помню, – ответила Марина. – Но я волнуюсь. А вдруг я не понравлюсь твоему Тимофею, и что тогда?
– Этого не может быть, – убежденно заявил Олег.
– Но если? – настаивала Марина. Ее действительно волновал ответ на этот вопрос.
– Тогда мы построим для себя новый дом,– пообещал Олег. – А к Тимофею будем ходить в гости.
– А к бабке Матрене? – с тревогой спросила Марина.
– И к ней тоже. Может быть, мы даже поселим стариков в одном доме, чтобы нам не разрываться между ними и иметь возможность навещать их в два раза чаще, чем в отдельности.
Марина просияла.
– Это чудесная идея, – сказала она, смеясь. – Мы обязательно обсудим ее на досуге.
И они расстались. Марина пошла домой, дошивать с бабкой Матреной свадебное платье, а Олег – в храм, где он собирался порадовать отца Климента известием о новом колоколе и заодно поговорить с ним о будущем венчании. В глубине души Олег не был уверен, что батюшка согласится принять от него этот дар, а тем более венчать в храме человека, которого он считает язычником. И, входя в храм, он сильно волновался.
Утреннее богослужение закончилось, прихожане разошлись, и отец Климент, как рачительный хозяин, ходил по храму и гасил догорающие в кандилах свечи. Увидев Олега, он нахмурился, недовольный тем, что его застали за этим занятием.
– Какая нужда привела в храм? – спросил он, пряча смущение за внешней суровостью.
– Помните, мы говорили о пожертвовании храму нового колокола? – спросил Олег. – Это были не пустые обещания. Через месяц, плюс-минус неделя, вам его доставят и даже установят на звоннице. Все оплачено.
Глаза отца Климента радостно вспыхнули, но затем погасли, и он грустно сказал, будто вынося приговор своим надеждам:
– Бойтесь данайцев, дары приносящих.
– Это не данайцы, – успокоил батюшку ожидавший этого Олег. И он назвал колокололитейный завод, с которым подписал договор.
Видимо, отец Климент слышал об этом заводе, имеющем хорошую репутацию в православном мире. И надежда снова воскресла в его душе. Однако и на этот раз он сдержанно произнес:
– Если Бог даст.
– Обязательно даст, – заверил его Олег. – Ведь Бог помогает нуждающимся. И одаривает своими милостями тех, кто сам себе не в состоянии помочь.
Это была не прямая цитата из библии, но очень близко к христианскому учению, и отец Клиент не смог возразить.
– Благослови тебя Господь, сын мой, за твою щедрость, – сказал он, словно подводя черту под разговором, который был ему и приятен и неприятен одновременно. – Это все, что ты хотел мне сказать? Вижу, что нет.
Олег поразился проницательности батюшки. И не стал с ним лукавить.
– Я прошу вас обвенчать меня и мою невесту, – сказал он. – Вы ее знаете, это Марина.
– Ее-то я знаю, добрая прихожанка, истинно православная душа, – одобрительно заметил батюшка. Но сразу же его тон изменился, когда он спросил: – А ты-то сам крещеный?
– Да, – сказал Олег, мысленно поблагодарив бабу Машу за ее непреклонность в делах веры. – Еще в детстве.
Отец Климент удивился, услышав этот ответ, он явно ожидал другого. Но его взгляд смягчился. Он подумал, что мог ошибаться относительно нового хозяина Усадьбы Волхва. «Истинно сказано, не судите, да не судимы будете», – мысленно укорил он себя. И спросил уже почти доброжелательно:
– И когда думаете венчаться?
– Как только в храме появится новый колокол, – сказал Олег.
– Уж не проявление ли гордыни это? – в голосе отца Климента прозвучали осуждающие нотки.
– Нет, батюшка, – отверг обвинение Олег. – Никто не будет знать, кто пожертвовал. Это наша с вами тайна.
– «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу», – произнес отец Климент назидательным тоном цитату из евангелия. Но он был явно доволен. – Не забывай этого.
– Не забуду, – пообещал Олег. – И приму меры.
Они расстались, довольные друг другом. И на прощание отец Климент даже осенил Олега крестным знамением, благословив его уже не только на словах, но и в душе своей.
Когда Олег проходил по Овражной улице, искушение зайти к Марине было велико. Но в Усадьбе Волхва его ждала еще одна страждущая душа. Олег невольно чувствовал себя виноватым перед Тимофеем за свой внезапный отъезд, хотя и не понимал, в чем его вина и почему он должен испытывать ее перед стариком, который не был ему даже родственником. Но так вышло, что всего за несколько дней Тимофей стал Олегу душевно близок. И, обидев его, он тем самым причинил боль и себе, как это бывает, когда обижаешь любимого человека. Поэтому сейчас Олег хотел избавиться и от этой боли, и от чувства вины как можно скорее. И он прошел мимо дома, где жила Марина, утешив себя тем, что вскоре они все равно увидятся.
Однако он напрасно спешил. Дом был пуст, словно в нем давно уже никто не жил. Тимофея нигде не было. Олег прошел по комнатам и не нашел следов его пребывания. Он вошел на кухню и не увидел привычного самовара на столе. Все свидетельствовало о том, что Тимофей покинул дом. Но Олег не поверил в это.
– Выходи, – громко произнес он. – Хватит обижаться и играть в прятки, как ребенок. Я вернулся, как и обещал. И уже никуда никогда не уеду. Твоя взяла, старик. Давай мириться.
В углу за печкой кто-то завозился, и из темноты на свет выступил Тимофей. Олег мог бы поклясться, что за мгновение до этого угол был пуст, старик возник из ниоткуда, будто сгустилась тьма и породила его. Но он уже так привык к таинственным исчезновениям и появлениям Тимофея, что это его даже не интриговало. Олег был рад, что старик простил его. А это было так, потому что в руках Тимофея пыхтел самовар, который он осторожно поставил на стол.
– Чаек будешь? – спросил старик так, словно между ними и не пробегала черная кошка. – С дороги очень даже хорошо.
Олег не стал отказываться, зная, что это самый короткий путь к душе Тимофея. Они пили чай и разговаривали. А потом пришел Михайло, которому старик сообщил о возвращении Олега, послав Гаврана. На стол поставили еще одну чашку, и Михайло присоединился к чаепитию.
Олег видел, что Михайло хочет его о чем-то спросить, но ему мешает Тимофей. Но как избавиться от старика, не рискуя снова обидеть его, Олег не знал. Наконец он сообразил.
– А ведь я, голова дырявая, совсем забыл, Тимофей, – сказал он хлопнув себя ладонью по лбу. – Я же тебе подарок привез!
– Ух, ты! – воскликнул тот. – Помнил, значит, о старике!
Олег порылся в своей дорожной сумке и извлек из нее игрушку, связанную из крупных серо-зеленых шерстяных нитей. Это был забавный крошечный старичок в длинной рубахе и широких штанах, с черными глазами-пуговками, озорно поблескивающими из зарослей густых волос на голове и косматой бороды. Олег купил его у какой-то женщины на вокзале, выбрав из множества других, подивившись схожести игрушечной фигурки с Тимофеем. Женщина вязала их сама и называла домовятами. Олег не стал говорить, что у него дома живет точно такой же, только немного больше, но спросил:
– А вы их вяжете по памяти или фантазируете?
Но женщина не ответила, загадочно улыбнувшись. А Олег поспешил на поезд, не имея времени на расспросы и ничего не узнав.
– Это тебе, Тимофей, – сказал Олег, протягивая фигурку старику.
Тимофей даже прослезился от радости. Видимо, ему уже давно, а, может быть, и никогда ничего не дарили. Он схватил игрушку и, как и ожидал Олег, поспешил уйти, чтобы спрятать ее в одном из своих никому не ведомых тайников, в которых сам временами отсиживался. Олег и Михайло остались одни.
Олег поощрительно взглянул на Михайло, призывая его к откровенности. И тот, наконец, решился спросить:
– Карина… ничего не просила мне передать на словах?
– Нет, – честно ответил Олег, не желая внушать ему ложные надежды. И утешил: – Но ты сможешь сам у нее спросить обо всем, что хочешь узнать, когда она приедет на наше с Мариной венчание. Она обещала сестре.
Они помолчали. Потом спросил Олег:
– Что собираешься делать?
– Не знаю, – теперь честно ответил уже Михайло. – Матушка совсем заела. Хочет, чтобы я провел обряд посвящения меня же в жрецы Перуна. А я отнекиваюсь, как могу.
– А что так? – поинтересовался Олег. Он знал об овальном диске из чистого золота с символами языческого бога, который бабка Ядвига сорвала с шеи Белозара. Михайло сам рассказал ему эту историю. – Почему не хочешь быть жрецом Перуна?
– Тогда снова начнется паломничество бесплодных женщин, – сказал Михайло, отводя глаза. – И мне придется… Ну, ты понимаешь. А если узнает Карина? Я пообещал ей, что этого уже никогда не повторится. После этого я могу ее навсегда потерять.
– Что же ты мне сразу не сказал о своих опасениях? – дружески хлопнул его по плечу Олег. – Тебе и не придется. Ты помнишь, о чем говорил Тимофей?
– Он много о чем говорил, – хмыкнул Михайло. – Очень болтливый старик, не в обиду ему будь сказано.
– А он говорил, что Велес потребовал от Ратмира эту жертву не просто так. А потому что не все женщины после обряда излечивались от бесплодия, – напомнил Олег. – И что это значит?
– Что? – все еще не мог понять Михайло.
– А то, что многие женщины все-таки излечивались и беременели после купания в Зачатьевском озере, – торжествующе произнес Олег. – Это как со стаканом, до середины наполненным водой. Одни видят, что он наполовину пуст, другие – что он наполовину полон. – Он помолчал, давая Михайло время осмыслить сказанное, а затем продолжал: – Я не знаю, с чем это связано. Может быть, это принцип обыкновенного плацебо, когда результат достигается благодаря вере самого пациента в действенность препарата. В нашем случае плацебо – это омовение в озере и языческий обряд. А, возможно, само озеро действительно обладает лечебными свойствами. Недаром в нем цветут лотосы, самые загадочные и чудесные цветы на нашей планете. Не буду гадать. Да и не все ли тебе равно? Главное, что ты можешь проводить обряды без насилия над женщинами. Да, результат будет не стопроцентный. И что из того? Многие женщины все-таки обретут счастье материнства. А Карине не придется тебя ни за что ни осуждать, ни прощать.
До Михайло наконец дошло. И Олег впервые увидел, что он улыбнулся. Это была счастливая улыбка. Она озарила лицо Михайло, как солнце, прогнавшее прежде застившие небо облака.
– А ты сам? – вдруг спросил Михайло. – Ведь ты жрец Велеса. И мог бы тоже проводить обряды.
– Какой я жрец, – отмахнулся Олег. – Так, одно название. Я согласился на это от отчаяния, чтобы спасти Карину. И из желания угодить Тимофею, который страдал из-за того, что древний род волхвов Полоцких прервется по моей вине. Но ведь ты тоже потомок этого рода. Так что старик не будет сильно горевать.
– Но ведь наш род служил Велесу, а то Перун, – возразил Михайло. – Тимофею это может не понравиться.
– Поэтому я даже согласен время от времени играть роль жреца Велеса, если старику это доставит удовольствие, – сказал Олег. – Но не более того. А ты – другое дело. Это твоя жизнь. И даже больше – в этом смысл твоей жизни. Так что не отказывайся, исполни желание своей матери. И ты, не говоря уже о себе, сделаешь счастливой еще и ее. Как бы я хотел, чтобы моя мать была живой! Мне кажется, на свете нет такого, чего я не сделал бы для нее.
Они помолчали. А потом Михайло вернулся к теме, которая не давала ему покоя:
– А вдруг Перун потребует… то же самое?
– Перун всегда был антагонистом Велеса. Будем надеяться, что и в этом они не сходятся. Ну, а если все-таки Перун окажется настолько же самолюбивым, как и Велес, то тебе никто не помешает…
Олег не успел договорить, потому что в кухню тенью проскользнул Тимофей и взволнованно произнес:
– К нам гости!
– Кто на этот раз? – вздохнув, спросил Олег.
Старик таинственным шепотом ответил:
– Женщина, которую ты уже приводил в наш дом. Гавран говорит, что она стоит у ворот усадьбы. И спрашивает, не прогнать ли ее.
– Я ему прогоню! – закричал Олег, подскакивая с табурета. – Я его научу отличать друзей от врагов! Вот глупая птица!
Он уже выбежал из кухни, но вернулся и с порога погрозил Тимофею кулаком.
– А ты никуда не исчезай на этот раз! – И потребовал: – Пообещай мне это! Или я так обижусь, что мало не покажется. Не только ты умеешь обижаться.
– Обещаю, – неохотно произнес старик. – Но не жди, что я буду развлекать ее разговорами. Буду молча сидеть за столом и пить чай.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно произнес Олег. – А ты, Михайло, проследи за тем, чтобы он никуда не скрылся.
Олег убежал. А Тимофей вопросительно взглянул на Михайло. Но тот осуждающе покачал головой. И старик, тяжко вздохнув, присел за стол, как и обещал, и, налив себе чашку чая, начал пить, громко прихлебывая.
Олег вскоре вернулся, ведя за руку Марину.
– С Михайло ты знакома, – сказал он. – А это тот самый таинственный Тимофей. Прошу любить и жаловать.
Марина ласково улыбнулась старику.
– Очень рада вас видеть, – искренне произнесла она. – Олег так много о вас рассказывал. И только хорошее.
Старик был заметно польщен. И, в свою очередь, вежливо спросил:
– Не желаешь чайку?
– Обожаю пить чай, – призналась Марина. – Особенно из блюдечка.
Личико Тимофея расплылось в широчайшей улыбке.
– Приятно встретить понимающего человека, – сказал он уже другим, добродушным тоном. – Присаживайся рядом со мной, девонька. А то мне, старику, одиноко, не с кем и словом перемолвиться.
Они долго еще сидели вчетвером на кухне, пили чай и болтали о разных пустяках, которые казались им важными и значимыми. В основном говорили Тимофей и Марина. Михайло вставлял реплики изредка. А Олег, против обыкновения, молчал, но, тем не менее, ему было хорошо. Его окружала семья, которой у него давно уже не было. А если вдуматься, то и никогда. Он чувствовал себя так, будто долгое время бродил по свету в поисках счастья и наконец, когда уже почти отчаялся, нашел его.
