Ждать Марине пришлось долго. Бабка Матрена давно отгремела на кухне мисками, вслух громко удивляясь тому, куда мог запропаститься ее заветный графинчик с вишневой наливкой, и уже часа два азартно пропалывала сорняки на огороде, когда в комнату робко постучали.
Марина подбежала к двери и открыла ее. Вошел Олег. У него был смущенный вид. Накануне, расставаясь, он поцеловал Марину, и теперь терзался мыслью, можно ли начать новый день с того, чем завершился старый. Марина сама поцеловала его. Потом она взяла его за руку и, жестом показав на кровать, на которой все еще мирно спала Карина, довела до стула у окна, где сама сидела до этого. Посадив Олега на стул, она забралась к нему на колени, немного повозилась, уютно устраиваясь, словно кошка, обняла его руками за шею и замерла, чувствуя, как счастье медленно, но неотвратимо переполняет ее душу и заставляет учащенно биться сердце.
Однако Олег любил ее. Он сразу почувствовал, что Марина чем-то опечалена, и спросил:
– Что-то не так?
– Карина уезжает, – грустно ответила она. – Уже сегодня.
Олег тяжело вздохнул и признался:
– Я тоже.
Он не собирался говорить этого сразу, надеясь исподволь подготовить любимую женщину к нерадостному известию, но так вышло. Необходимость отъезда печалила его не меньше, чем – он хотел в это верить, – Марину.
Но Марина восприняла эту новость еще хуже, чем он ожидал. Она побледнела и тихо вскрикнула:
– И ты?!
Едва ли Цезарь был более неприятно поражен, увидев Брута среди своих убийц, и произнес свою историческую фразу с большим чувством. Как Олег ни был опечален, но он невольно порадовался за себя. Несомненно, Марина любила его, и не меньше, чем он ее. Она выдала себя этим возгласом. И тем, что попыталась встать с его колен, где ей было так хорошо и уютно. Но Олег удержал ее, сильнее обняв.
– Ты точно как Тимофей, – с улыбкой произнес Олег. – Он так же, как и ты, воспринял это известие. Но поймите же вы – я должен. Я обещал. Но уверяю тебя – как только я приму этот злосчастный экзамен по истории, который в нашей школе без меня просто некому принимать, так как нет других учителей истории, – я сразу же вернусь в Кулички. И уже никуда не уеду, пока ты не станешь моей женой.
Марина вслушивалась не столько в его слова, сколько в интонации голоса. И, видимо, они удовлетворили влюбленную женщину, потому что она снова обвила его шею своими руками и уже не пыталась встать.
– А после? – промурлыкала Марина ему на ухо. – После того, как я стану твоей женой?
Ей было очень приятно произносить эту фразу, это чувствовалось по ее голосу. Олег снова улыбнулся.
– Может быть, и после, – сказал он, целуя ее. – Этой ночью в моей голове возник грандиозный план, который я хочу с тобой обсудить. Если он тебе понравится…
– Он мне уже нравится, – заявила она. – Достаточно того, что ты не бросишь свою молодую жену сразу после свадьбы.
– Ни до, ни после, – заверил ее Олег, снова целуя. – Так вот, слушай. А что, если нам создать в Куличках среднюю школу? Ведь пока здесь имеется только начальная и, насколько я понимаю, дети старших классов вынуждены ездить в школу на автобусе?
– Каждый день сто километров туда и столько же обратно, – подтвердила Марина. – Это просто ужас!
– Вот и я о том же, – сказал Олег. – А если в Куличках появится собственная средняя школа, то им не придется никуда ездить. Правда, это хорошая идея?
– А кто в этой школе будет преподавать? – с сомнением спросила Марина. – В такую глушь учителей калачом не заманишь. Одна я такая дура и нашлась.
– А я? – возмущенно воскликнул Олег. – Уже, считай, двое. Почти коллектив. Заманим и других. По-моему, Кулички – прекрасное место для жизни. В поселке тихо, спокойно, чистый воздух, никаких автомобильных пробок и давки в общественном транспорте. Здесь можно жить, а не существовать, как в большом городе. Да это просто рай на земле, если вдуматься. Эдемский сад, перенесенный в другое время и в другое место.
– И отец Климент в качестве садовника, – улыбнулась Марина. Но тут же озабоченно спросила: – А как быть с помещением? В мою начальную школу все дети не втиснутся.
– Мы построим новую, – сказал Олег, радостно блестя глазами. – Признаюсь тебе – я получил в наследство от деда кучу денег, и куда мне их девать? Я за всю жизнь столько не потрачу, и даже вдвоем с тобой.
– А с нашими детьми? – покраснев, спросила Марина. – Ведь они же у нас будут, правда?
– И очень много, – подтвердил Олег. – Но хватит и на них, и все равно еще останется. Поэтому я предлагаю не чахнуть над златом, как Кощей, а потратить деньги на благое дело. Говоря современным языком, инвестировать их в наше будущее. Как тебе такая идея?
Марина помолчала, обдумывая сказанное, а затем робко спросила:
– Так ты вернешься в Кулички?
Со стороны кровати донесся тяжкий вздох. Карина давно уже проснулась и слушала их разговор, ничем не выдавая этого, чтобы не вспугнуть влюбленных. Но все-таки не выдержала, подтвердив недавний упрек сестры в излишней эмоциональности.
– О, Господи, какая бестолочь! – воскликнула Карина. – Он же уже раз десять сказал тебе об этом. Не можешь поверить в свое счастье?
Марина подскочила с колен Олега, как ужаленная пчелой. И с упреком произнесла:
– Нехорошо подслушивать, сестренка!
– Может быть, выпьем наливочки? – мирно предложила Карина, не желая ссориться с сестрой с утра пораньше. – Отметим, так сказать, планов громадье и первый камень, заложенный в фундамент вашей будущей счастливой семейной жизни.
– Рюмки всего две, – сказала Марина, беспомощно посмотрев сначала на стол, где стояли графин и рюмочки, а потом на Олега. – Бабка Матрена может заинтересоваться, зачем мне рюмка, если я пойду за ней на кухню. И заодно спросит, не я ли позаимствовала ее графинчик с наливкой. А мне бы не хотелось портить свою репутацию в ее глазах.
После того, как в дом вошел Олег, Бабка Матрена, словно верный цербер, тоже вернулась со двора и снова гремела на кухне посудой. Так она охраняла Марину от возможных посягательств гостя, незатейливо предупреждая его о своем присутствии в непосредственной близости.
– Это всего лишь суеверие, что если пить из одной рюмки, то можно узнать мысли друг друга, – заявила Карина. – Да и чего вам бояться, даже если так? Или есть что-то, что надо скрывать?
Но Олег и Марина дружно заверили ее, что скрывать друг от друга им совершенно нечего, и они согласны пить из одной рюмки. Карина разлила наливку, и они выпили, признав, что ничего вкуснее в своей жизни не пробовали.
– Я же говорил, – сказал Олег, будто получил еще одно веское подтверждение своих слов. – Кулички – это просто рай земной. Напрасно, Карина, ты уезжаешь. Михайло очень расстроится.
Но его слова только испортили настроение Карины. Она снова поскучнела.
– Хорошо, что ты напомнил, – сказала она. – Автобус отъезжает перед обедом. Мне еще надо успеть собрать вещи. Кстати, тебе тоже, если ты собираешься ехать сегодня.
– Я могу и завтра, – сказал Олег. – У меня есть один день в запасе. Поезд приходит рано утром, и с вокзала я могу сразу поехать в школу.
Но неожиданно вмешалась Марина.
– Если отъезд неизбежен, то лучше сегодня, – сказала она. – Поедете вместе с Кариной. Так мне будет спокойнее за нее. С тобой она наделает меньше глупостей, чем обычно.
– Как скажешь, сестренка, – подмигнула ей Карина. – Но обещать не могу.
Зато Олегу пришлось клятвенно пообещать, что он присмотрит за Кариной в дороге и не спустит с нее глаз, пока она не доберется до города. За это Марина поцеловала его в губы, которые произнесли эту клятву. Этого потребовала Карина, и она не стала возражать.
Марина все-таки сходила на кухню и принесла несколько тарелок со всякой снедью, приготовленной бабкой Матреной к завтраку, по-деревенски обильному. Когда тарелки опустели, а наливка в графинчике закончилась, пришло время идти на площадь, откуда отправлялся рейсовый автобус.
– Ой, а твои вещи? – воскликнула Марина. – Мы совсем забыли о них!
Но Олег успокоил ее, сказав, что пришел к ней уже с дорожной сумкой, в которую сложил свои немудренные пожитки, но оставил ее на крыльце, чтобы не расстраивать Марину с порога.
– Второй раз прощаться с Тимофеем было бы выше моих сил, – признался он. – Старик так огорчен моим отъездом, что даже не стал раздувать свой самовар и затаился в одном из своих тайных уголков, где он прячется, когда в дом приходят посторонние. Поэтому ты его и не видела в прошлый раз, а вовсе не потому, что он – плод моего воображения.
– А я этого не говорила, – смутилась Марина.
– Но думала, признайся, – потребовал Олег.
Однако Марина промолчала. Зато не смолчала Карина.
– Так ты была в Усадьбе Волхва и не сказала мне? – с упреком произнесла она. – Так вот почему вчера ты так легко согласилась! – Но любопытство пересилило обиду, и она спросила: – И как там внутри?
– Таинственно, – ответила, подумав, Марина. – Тебе бы понравилось. Возвращайся или вовсе не уезжай, и мы с Олегом пригласим тебя в гости.
– Заманчиво, – мечтательно сказала Карина. Но тут же решительно встряхнула головой: – Не искушай меня! Решение принято, а ты знаешь, что я не меняю своих решений.
– Пока не изменится настроение, – улыбнулась Марина, но не стала продолжать этот разговор, который мог легко перерасти в ссору, обычную для сестер. Они ссорились и мирились по десять раз на дню, а поводом мог стать любой пустяк. – Нам пора. Автобус ждать не будет.
Но когда они пришли на площадь, автобус стоял с закрытыми дверцами, а его водитель сидел в кабине вертолета и деловито стучал пальцем по индикаторам, густо усеивающим приборную доску. От ударов стрелки за стеклом дрожали, и Георгий приходил в восторг. Коля стоял рядом и, часто вертя головой во все стороны, точно это был радар, уговаривал его:
– Жора, поторопись! Как бы Семеныч не вернулся с обеда. Тогда наш испытательный полет вряд ли состоится. Заводи агрегат и взлетай!
– Не талдычь! – огрызнулся Георгий. – А тебе ведомо, что в вертолете три основных типа управления: по высоте, по направлению полета и по курсу? Вот поверну руль… то есть ручку управления не туда, куда надо, и что тогда?
Но Коля продолжал ныть. Однако Георгий не спешил. Он нервничал и пытался вернуть себе уверенность глубокомысленными рассуждениями.
– Управлять этой штуковиной не каждый может, – важно произнес он. – Это не из твоей пукалки по воронам стрелять. Тут голова нужна. Вот, скажем, у вертолета два винта. Ты, дурья башка, знаешь зачем?
Коля с тоской во взоре оглядывался на стоявшего неподалеку юного звонаря, который на этот раз, пользуясь отсутствием отца Климента, не преминул подойти как можно ближе, и отвечал:
– Не знаю и знать не хочу. Того и гляди и батюшка нагрянет. Вот уже его соглядатай здесь. А ну как не даст своего благословения?
– Несущий винт создает необходимую для полета тягу, а рулевой компенсирует реактивный момент, – не слушая его, сказал Георгий, щедро делясь с компаньоном теоретическими знаниями, почерпнутыми при просмотре телевизионных программ. – И если хотя бы один из них в полете вдруг перестанет крутиться…
Он не договорил, сам испугавшись собственного предположения. Кажется, только сейчас Георгий осознал, на что самонадеянно замахнулся. И он уже собрался выбраться из кабины, когда Коля решительно заявил:
– Не хочешь – не надо. Мы вдвоем с Егором, когда он прозреет, освоим эту машину и начнем грести деньги лопатой. А ты будешь кусать локти и завидовать.
Этот аргумент возымел свое действие, вдохнув в Георгия недостающее мужество. Он схватился за ручку управления и бесшабашно воскликнул:
– Эх, была не была! Один раз живем. Отходи, кому жизнь дорога!
Коля отскочил от вертолета, а устрашенный Владимир на всякий случай вернулся на паперть, где он чувствовал себя более уверенно, словно находясь под незримой защитой отца Климента. Над кабиной вертолета завертелся винт. Он вращался все быстрее и вскоре был виден только блестящий круг. Вертолет вздрогнул и приподнялся над землей. Ненадолго неподвижно завис в воздухе, словно раздумывая, следует ли взлетать, но все-таки начал подниматься. Коля радостно заорал и замахал руками над головой. Его крик как будто напугал вертолет. По машине пробежала крупная дрожь. После чего случилось непредвиденное. Винт, несколько дней назад пораженный пулей, выпущенной из охотничьего карабина самим Колей, не выдержал напряжения и переломился. Часть винта, словно запущенное невидимой мощной рукой копье, пролетело несколько метров по воздуху и вонзилось в землю возле храма, неподалеку от стоявшего на паперти юного звонаря. Железяка долго еще подрагивала, словно ее сотрясали предсмертные конвульсии, и издавала противный металлический стон. А Владимир стоял, открыв рот, будто собирался закричать, но не успел, превратившись, подобно жене Лота, сраженной тем же вечно снедаемым юного звонаря любопытством, в соляной столб.
Потеряв винт, сам вертолет с громким металлическим скрежетом рухнул на землю.
Георгию повезло. Вертолет успел подняться над землей всего на несколько метров, и падение оказалось не губительным для человека в его кабине. Корпус покорежило, шасси обломились, дверцу сорвало с петель, но в остальном все обошлось. Георгию даже не пришлось выбираться из-под обломков. Но все-таки удар был чувствительным, и он охал и ахал так, будто получил опасные для жизни ранения. Однако это не помешало ему сразу же броситься к своему автобусу, одиноко стоявшему в сторонке. Георгий занял водительское кресло и, как ни в чем не бывало, громко объявил:
– Автобус по маршруту Кулички – Глухомань отправляется через две минуты!
Его напарник Коля уже давно покинул место происшествия. Он бежал без оглядки, словно за ним гнались волки – или сам участковый капитан Трутнев, которого он сейчас боялся встретить намного больше, чем стаю голодных волков. Юный звонарь, увидев это позорное бегство, ожил и тотчас же скрылся в храме, опасаясь праведного гнева батюшки. Из всех свидетелей аварии на площади остались только Олег и Карина, наблюдавшие за неудачным полетом издали. Услышав объявление водителя, они поспешили занять места в салоне. И автобус тотчас тронулся, почти сразу набрав невиданную доселе жителями поселка скорость. Уже через мгновение площадь опустела, а вездесущий ветер немедленно взялся за свое привычное дело. К тому времени, когда капитан Трутнев, ненадолго отлучившийся, чтобы пообедать дома, вернулся в полицейский участок, обломки вертолета уже покрывал густой слой пыли. Неискушенному зрителю, если бы такой нашелся в Куличках, даже могло бы показаться, что крушение произошло если и не до принятия Русью христианства, то почти сразу после…
Вопреки обыкновению, увиденная картина не пробудила ни профессионального, ни заурядного человеческого любопытства Карины. Она даже не стала выспрашивать у водителя подробности и предысторию происшествия, а сразу прошла в конец салона, села в кресло и отвернулась к окну, словно любуясь пейзажем. Всем своим видом она демонстративно говорила, что не желает ни с кем общаться. Это было так не похоже на нее, что Олег даже встревожился. Он все еще не мог избавиться от впечатления первой встречи с Кариной, когда она еще была русалкой и пыталась его утопить, и всегда держался с ней настороже, стараясь находиться на некотором расстоянии. Однако, преодолев себя, он присел рядом с молодой женщиной и спросил:
– От кого бежишь?
Карина с деланным удивлением взглянула на него, словно не поняла вопроса. Тогда Олег уточнил:
– От Михайло или от себя?
Карина усмехнулась. Но это была грустная усмешка, а не обычная для нее ироничная.
– Знаешь, я иногда представляю, что лежу на смертном одре, и у меня спрашивает неведомо кто, этакий голос свыше: как ты прожила свою жизнь на земле? И я отвечаю: я пролетела падающей звездой. Яркой, стремительной и незабываемой, пусть даже очень недолгой. Ты понимаешь, о чем я?
– Но даже у падающей звезды есть свое предназначение, – подумав, ответил Олег. – Возможно, она пролетела по небу для того, чтобы кто-то успел загадать заветное желание, а потом его исполнить. Вот, например, Марина – она стала для меня такой путеводной звездой, придала моей жизни смысл. А в чем ты видишь свое предназначение?
– Если бы я знала, – печально ответила Карина. – Тогда все было бы намного проще. И мне было бы легко уезжать из этих затерянных в пространстве и времени Куличков. А так сам видишь…
И до железнодорожной станции они уже не обмолвились ни словом, думая каждый о своем.
Георгий тоже был непривычно молчалив. Он не мог забыть, что буквально чудом избежал гибели, получив только несколько царапин, синяков и шишек. Это так его потрясло, что, поразмыслив, он принял свое спасение за знак свыше. «Имеющий уши – да услышит, имеющий глаза – да увидит, имеющий разум – да осознает», – вспомнил он наставление отца Климента. И Георгий мысленно пообещал себе, что если на этот раз ему все сойдет с рук, то впредь он не станет ввязываться ни в какие авантюры, как бы его не заманивал Коля или любой другой поселковый шалопай, сбивающий серьезного человека с пути истинного.
Приняв это решение, Георгий немного повеселел. И даже начал насвистывать какую-то песенку, чтобы было не так скучно смотреть на однообразный пейзаж, простирающийся вокруг, насколько хватало глаз.
Они расстались на площади перед железнодорожным вокзалом, внешне дружески, но в душе – с огромным облегчением. Карина села в такси, а Олег направился на автобусе в школу, решив, что чем раньше он сожжет за собой все мосты, тем будет лучше.
После нескольких дней, проведенных в Куличках, ему казалось, что мир должен был стать другим. Но в школе ничего не изменилось, словно он покинул ее мгновение назад. Все так же в вестибюле было пустынно, сумрачно и гулко, и даже из спортзала раздавались звуки ударов мяча о баскетбольный щит. Но на это раз Олег сразу прошел в кабинет директора, не проявляя излишнего любопытства.
Галина Павловна сидела за письменным столом, подписывая какие-то бумаги. Увидев Олега, она обрадовалась, но попыталась это скрыть, ворчливо произнеся:
– А я уж думала, что никогда вас больше не увижу, Олег Витальевич!
– Почему? – спросил он. Уезжая в Кулички, Олег был уверен, что непременно вернется, и как можно скорее. Слова директрисы удивили его.
– У вас был такой вид, будто вы собираетесь перейти Рубикон и сжечь за собой все мосты, – ответила Галина Павловна.
И Олег в очередной раз подивился ее проницательности. А еще тому, что он начал мыслить почти как старая мудрая директриса. Едва ли случайно совпало их образное мышление. Ведь и он думал о том же, когда стоял час назад на привокзальной площади. Только она поняла это намного раньше, чем он сам. А ему потребовалось пожить в Куличках…
– Вы правы, Галина Павловна, – сказал он.
– И почему же вы вернулись? – спросила она, пристально глядя на него. – Только не пугайте меня. Вы единственный учитель истории в нашей школе. И хороший учитель, добавлю я.
– Вы правы, Галина Павловна, – улыбнулся Олег. Впервые директриса польстила ему, но было уже поздно. – Я подаю заявление на увольнение. Разумеется, после того, как я приму экзамен. Если бы не это, я вообще не вернулся бы, а прислал заявление по почте.
Галина Павловна огорченно вздохнула, но не стала его переубеждать. За свою долгую жизнь она привыкла к потерям и знала, что они неизбежны. А потому относилась к ним философски.
– И чем же там лучше, чем здесь? – только и спросила она.
– Всем, – категорически заявил Олег, не желая давать директрисе ни единого шанса думать, что его можно отговорить. – Это земля обетованная для таких людей, как я. Уставших от суеты городской жизни, разочарованных в навязываемых современным обществом идеалах, ищущих смысл жизни, потому что бессмысленная жизнь – это медленное умирание, и не более того.
– Могу только позавидовать, – сказала Галина Павловна. – Будь я хотя бы на пару десятков лет моложе, то вы, наверное, могли бы вдохнуть в меня свой энтузиазм. И кто знает…
– Еще не поздно, Галина Павловна, – улыбнулся Олег. – Я собираюсь построить в Куличках школу, и мне будут нужны не только хорошие учителя, но и директор для нее.
Неожиданно ему пришла в голову мысль, и он спросил:
– Кстати, вы не могли бы помочь мне в этом деле? Кликнуть клич в профессиональном сообществе, выбрать подходящие кандидатуры и все такое прочее. Скажу сразу, что зарплата их порадует.
Олег собирался доплачивать учителям из собственных средств, создав благотворительный фонд после того, как он получит наследство, но говорить об этом он пока не стал, чтобы не показаться нескромным.
– Думаю, что могла бы, – ответила, подумав, директриса. – Для начала дистанционное преподавание вас устроит?
– Увы, нет, – вздохнул Олег. – В Куличках нет интернета.
– Да это действительно место, где сбываются мечты, – с удивлением произнесла Галина Павловна. – Как вам удалось его найти? Оно есть на географической карте?
– Мне и самому поначалу казалось, что Кулички существуют только в моем воображении, такие странные вещи там происходят, – признался Олег. – Однако это не вымысел. Скажу больше – Кулички не только существуют, но и меняют людей. А фантазии это было бы не под силу.
– Вера горами движет, – заметила Галина Павловна. – Кажется, так говорится в евангелии от Матфея. Неужели ваши Кулички – это та самая Русь православная, о возрождении которой так много вещают в последнее время?
Но Олег возразил, сказав:
– Это Русь, в которой удивительным образом сочетаются и православие, и язычество, и даже еще более древние религии, не мешая, а только дополняя друг друга. Этакий симбиоз, который часто встречается в природе. Люди ходят молиться в христианский храм, и в то же время гадают на святках, сжигают чучело Зимы на масленицу и совершают много других обрядов, берущих начало из глубины веков. И это их вера, отрицать которую или пытаться менять было бы бессмысленно и даже глупо.
Он помолчал, а затем убежденно произнес:
– В конце концов, Русь приняла православие менее тысячи лет назад, а до того были многие века язычества. И зачем забывать об этом, отменять историю своего народа, превращать нас всех в иванов, родства не помнящих? Ведь тогда может так случиться, что однажды явится кто-то с другой, какой-нибудь космической, верой, и скажет, что земное христианство – прах и тлен, и надо его запретить, а православных людей покарать, как когда-то поступили с язычеством и язычниками. И к чему это приведет? Насилие неизбежно порождает насилие, забвение – забвение.
Олег увлекся и говорил свободно и искренне, как никогда до этого – ни в кабинете директора школы, ни где-либо еще.
– А вы действительно изменились, Олег Витальевич, – сказала директриса, окинув его поощрительным взглядом. – Даже внешне. Как бы это сказать? Возмужали, что ли. Не могу понять.
Она была права. Сам Олег не замечал этого, но он перестал сутулиться и сразу стал выше ростом. Всего за несколько дней, проведенных в Куличках, у него расправились плечи, и он оказался не субтильным, каким выглядел раньше, а широкоплечим, физически хорошо развитым человеком с красивой мужской фигурой. И взгляд у него был уже другой – не бегающий, будто во всем сомневающийся, а уверенный, решительный. А от этого и лицо словно преобразилось, став по-мужски привлекательным.
– Спасибо на добром слове, Галина Павловна, – сказал Олег. – Так вы подпишите мое заявление? Я хочу отряхнуть прах города со своих ног сразу после экзамена. И уже не возвращаться сюда под предлогом всяких формальностей. Я буду слишком занят.
– Подпишу, – сказала, грустно вздохнув, директриса. – Но с большой неохотой. Это будет большая потеря для нашего женского коллектива и для меня лично, но уже совсем по другим мотивам.
Олег покинул ее кабинет, обласканный как никогда и чувствуя себя ребенком, которого безутешная мать провожает в далекое и опасное путешествие, называемое взрослой жизнью. Прощание с Галиной Павловной невольно растрогало его, затронув чувствительные струнки души. Олег понял, что долгое время старая директриса действительно была ему как мать, которую он давно потерял, и он привык к ее ворчанию и пестованию, а теперь ему будет этого не хватать. Размышляя об этом, он быстро спустился по гулкой каменной лестнице на первый этаж и в вестибюле заметил Ирину Владимировну, выходящую из дверей спортзала. О существовании молоденькой учительницы физкультуры он забыл настолько, что не вспомнил о ней, даже услышав звуки мяча в спортзале. Но, к удивлению Олега, она даже обрадовалась, увидев его.
– Олег Витальевич, постойте, – сказала она, когда он, сухо поздоровавшись, чтобы избежать расспросов, хотел пройти мимо. – Мне нужен ваш совет.
Олег был вынужден остановиться. Он вопросительно взглянул на молоденькую учительницу, у которой даже дракон на шее сейчас имел растерянный вид и не пытался заглянуть в вырез ее майки, словно потеряв интерес к радостям жизни.
– Я собираюсь выйти замуж, – сказала, почему-то грустно вздохнув, Ирина Владимировна.
– И..? – спросил Олег, когда молчание затянулось.
– И не знаю, кого выбрать, – собравшись с духом, произнесла та. – Дело в том, что мне сделали предложение сразу двое мужчин. Иннокентий – он очень солидный и богатый, у него хорошая должность, квартира, машина и много чего еще. Но у него есть один недостаток – по возрасту он годится мне в отцы. Павлик мой ровесник, и он очень перспективный, но на сегодняшний день у него ничего нет, кроме грандиозных планов на будущее. – Она доверительно взглянула в глаза Олега и почти жалобно спросила: – Кого из них мне предпочесть, Олег Витальевич, как вы думаете?
Олег давно ушел бы, но она, словно предвидела это, взяла его за руку и крепко держала, не отпуская. А вырываться было бы слишком грубо. Но и посочувствовать ей Олег не мог. Поэтому он сказал:
– Пожалейте их обоих, Ирина Владимировна. Ведь в глубине души вы добрый человек, я уверен в этом. Зачем же портить жизнь людям?
И пока учительница физкультуры растерянно хлопала длинными ресницами, не понимая, похвалили ее или отругали и вообще о чем идет речь, Олег освободил свою руку и быстро ушел. У него было намечено на сегодня еще одно важное дело, и он не мог тратить время на вразумление молоденьких женщин, физически созревших намного раньше, чем умственно и нравственно.
Остановка находилась неподалеку от школы, и вскоре Олег на автобусе добрался до центра города, где располагалась нотариальная контора, которую его дед когда-то выбрал в качестве своего душеприказчика. Олег не забыл телефонного звонка помощницы нотариуса и того, что последовало затем. У него все еще иногда ныли живот и шея, напоминая об избиении. И он очень хотел увидеть Эльвиру и узнать от нее, кого и зачем она послала к нему под видом курьера, который впоследствии был найден мертвым в Зачатьевском озере.
Когда перед отъездом в Кулички Олег попытался зайти в нотариальную контору, та была закрыта, а на звонки никто не отвечал. Он был готов к тому, что сейчас ситуация повторится. Однако на этот раз дверь распахнулась, и он беспрепятственно вошел внутрь.
Ничего не изменилось за минувшую неделю. Нотариальная контора по-прежнему напоминала лавку старьевщика, забитую антикварной мебелью. И ему навстречу поспешила Эльвира, сухопарая и поджарая, как высохшая вобла, одетая все так же бесцветно и безвкусно. Если она и изменилась, то в худшую сторону. Ее гладко причесанные волосы стали еще более тусклыми, а выражение лица – еще более кислым. Было похоже на то, что последнее время женщина часто и много плакала, и это оставило неизгладимый след на ее лице. Узнав Олега, она замерла, как испуганная птица перед змеей, не знающая, что ей делать – спасаться бегством или покориться неизбежному.
– Это вы, – произнесла Эльвира слабым голосом.
– Это я, – подтвердил Олег. – Помнится, вы звонили мне и говорили, что надо подписать какую-то бумагу. И даже послали ко мне курьера. Очень странного курьера, говоря по правде. Он на всех ваших клиентов набрасывался с кулаками, или это только я вызвал у него такое неприятие?
Лицо Эльвиры стало еще желтее, хотя это казалось невозможным. Так она бледнела.
– Это была ошибка, – пролепетала она. – Я раскаиваюсь в ней.
У нее был такой страдальческий вид, что Олег невольно улыбнулся и миролюбиво спросил:
– И все-таки, в чем причина? Скажите мне, и я прощу.
– Ревность, – быстро ответила Эльвира, вдруг просияв, будто на нее снизошло откровение. – Алехандро – мой друг. Ну, вы понимаете, о чем я… Он услышал, как я говорю с вами по телефону и, видимо, приревновал меня. О, это такой ревнивец! Настоящий испанский мачо. Коварный обольститель и гроза мужчин. Простите его, умоляю вас!
Эльвира увлеклась, рассказывая выдуманную ею только что историю, в реальность которой ей так хотелось верить самой. Этот рассказ одновременно и оправдывал ее, и бросал на нее романтический ореол женщины, которую можно приревновать. У нее даже слегка покраснели щеки от прихлынувшей к ним крови. И она выглядела уже не такой унылой и некрасивой, как обычно.
– Прощаю, – сказал Олег. Ему было это легко сделать. – Но впредь будьте осторожны в выборе друзей.
– Обещаю, – с жаром произнесла Эльвира. – Больше меня никто не обманет. Я буду очень осторожна.
Внезапно огонек в ее глазах угас, розы на щеках увяли, и из пылкой испанской махи она снова превратилась в унылую старую деву.
– А насчет Алехандро можете не беспокоиться, – грустно сказала она. – С того дня я его не видела, и он не дает о себе знать. Наверное, осознал, что натворил, и сбежал, испугавшись наказания.
– Возможно, это и к лучшему, – сказал Олег. Он не стал расстраивать Эльвиру известием о том, что ее друг утонул в Зачатьевском озере, и ревнивый Алехандро уже никогда не появится в ее жизни. Это была странная и какая-то мутная история, непонятная ему самому, и он, как и в разговоре с капитаном Трутневым, не хотел, чтобы его имя связывали с утопленником. «Не буди лиха, пока оно спит тихо», – говорила его бабушка, и это был тот самый редкий случай, когда Олег был с ней согласен, даже повзрослев. – Для всех нас.
Эльвира не стала возражать. Этот разговор нервировал ее, и она предпочла сменить тему.
– Наверное, вы хотите видеть Мстислава Ивановича, – произнесла Эльвира тоном, в котором не было и тени сомнения в том, что ни один мужчина не придет в нотариальную контору ради нее. – Я провожу вас к нему. Но прошу – не слишком утомляйте его. Мстислав Иванович недавно перенес инфаркт и еще очень слаб. Но не хочет признавать этого.
– Я ненадолго, – успокоил ее Олег. – Только один вопрос – и я сразу уйду.