Вадим Иванович Кучеренко
Завещание волхва
Глава 37. Из русалки в человека
Над озером пролетел, тревожно каркая, черный ворон и сгинул в предрассветных сумерках. И, словно пробужденный им, раздался удивленный женский голос:
– Что я здесь делаю? – А затем прозвучало еще более изумленным тоном: – И почему я голая?
Олег, уже давно скинувший с себя бычью шкуру, сидел у почти потухшего костра и безучастно смотрел на угли, по которым изредка пробегали красные искры, оживляя их. Михайло лежал на спине, пристроившись на медвежьей шкуре, и незрячими глазами наблюдал за тем, как бледнеет небо, предвещая скорый рассвет. Услышав голос, оба с радостными возгласами вскочили на ноги. Они уже почти потеряли надежду на то, что Карина очнется от летаргического сна, в который она впала после завершения обряда. Несколько часов она пролежала, не подавая признаков жизни, и они винили себя в том, что убили ее. Это была ужасная ночь, полная раскаяния и сожаления. Разочаровавшийся в язычестве Олег едва не забросил бычью шкуру в озеро, но его удержал Михайло, опасавшийся гнева Велеса. Однако Михайло и сам выглядел огорченным.
И тем стремительнее был сейчас переход от отчаяния к восторгу. Они бросились к Карине, которая сидела на траве, зябко кутаясь в рыбацкую сеть, и озиралась вокруг с самым ошеломленным видом. Ее волосы потеряли зеленоватый оттенок, но глаза еще немного косили, и казалось, что она лукаво смотрит на мир, который не узнает.
– Стоп, мальчики! – прикрикнула на них Карина. – Сначала ответьте на мои вопросы, а уже потом рассчитывайте на поцелуи и объятия. Или все уже позади, а я просто забыла об этом?
– К счастью, вы забыли многое, – сказал Олег, отводя глаза от женщины, наготу которой едва скрывала рыболовная сеть. – Как я понимаю, весь последний месяц своей жизни. Но в эту ночь с вами ничего не случилось, не переживайте. Вернее, не случилось ничего плохого.
– А это как посмотреть, – возразила Карина. – Возможно, у нас с вами разные взгляды на плохое и хорошее, как и на жизнь. Вы об этом не подумали?
Олег был вынужден с ней согласиться. Он видел перед собой женщину, похожую на Марину, слышал голос, похожий на голос Марины, но все же это была не Марина, и он был рад, что это так. Эту женщину, с ее колючими глазами и не менее колючими репликами, он не мог бы полюбить. Олег сразу это понял. Как и то, что Михайло действительно любил ее.
Не проронив ни слова, Михайло принес и накрыл Карину медвежьей шкурой, тем самым убив сразу двух зайцев – согрев женщину и скрыв ее наготу от чужих взглядов. Это был поступок по-настоящему любящего мужчины, заботливого и ревнивого одновременно. Это не укрылось от Олега, и он понимающе улыбнулся. Он и сам поступил бы так же, если бы здесь была не Карина, а ее сестра.
– Мы с вами не знакомы, – сказал он, приходя на помощь другу. – Но неужели вы не узнаете Михайло?
Карина перевела взгляд на Михайло и неожиданно улыбнулась. Из ее глаз исчезли недоверчивость и холодок.
– Кажется, узнаю, – сказала она. И с обидой спросила у него: – У нас вчера вечером должно быть состояться свидание, не так ли? Я пришла вовремя на условленное место, а где был ты?
И Олег понял, что он был прав. Память Карины благодетельно вычеркнула месяц ее жизни, который она провела русалкой в Зачатьевском озере. Он шепнул об этом Михайло, и тот перестал удивляться словам Карины, которые до этого считал бредом ее еще не пришедшего в нормальное состояние рассудка.
– Я приходил, – возразил он. – Но тебя не застал.
– Твою маму помню, тебя нет, – сказала Карина. – Мне вот что интересно: откуда она узнала о месте и времени нашей встречи?
– Я ей ничего не говорил, – ответил Михайло, насупившись. – Если ты думаешь, что от меня, то ошибаешься.
Карина недоверчиво усмехнулась, но не стала высказывать сомнение, которое светилось в ее глазах.
– Может быть, это будет интересно уже тебе – у нас с ней состоялся пренеприятнейший разговор. Выяснилось, что мы обе любим тебя, и не намерены уступать одна другой. Последнее, что я помню – это ее огромные глаза, которыми она словно заглядывала в мою душу. А потом – тьма. Как будто со мной случился обморок. А когда я очнулась, то увидела себя голой в компании двух мужчин. И сразу вспомнила про языческие обряды, которые, как мне рассказывали, совершал на Зачатьевском озере волхв по имени Ратмир. И подумала, что сама стала жертвой его похоти, причем даже не будучи бесплодной. Как я рада, что ошиблась!
Карина весело болтала, не замечая, как бледнеют и отводят глаза ее слушатели. Михайло убедился, что это его мать навела порчу на Карину, обратив ее в русалку из-за своей ревности. А Олег получил подтверждение, что его дед совершал насилие над женщинами, пусть даже из благих намерений. Это сразило обоих. Радость от обращения Карины померкла, омраченная ужасной правдой о близких им людях, в которую им не хотелось верить.
– И все же, почему я голая? – продолжала настойчиво расспрашивать Карина. – Все остальное можно будет объяснить позже, но это – немедленно!
И Олег понял, что увильнуть и даже отсрочить момент истины, на что он надеялся, чтобы собраться с силами после бессонной утомительной ночи, не удастся. Он переглянулся с Михайло и начал рассказывать.
Когда Олег закончил свое повествование, солнце уже взошло, а Карина выглядела потрясенной.
– Вот это да, – произнесла она. – К этому надо привыкнуть. Так, значит, я постарела на несколько недель, даже не заметив этого?
Олег поразился изощренности женского ума. Казалось, Карину огорчило не то, что она была русалкой и топила людей в озере, а то, что она потеряла месяц своей жизни, не вкусив его радостей. Но, быть может, виной этому был шок, который она пережила, узнав о случившемся, подумал Олег, пытаясь оправдать Карину. И еще раз порадовался тому, что любит Марину, а не ее сестру. А потом невольно посочувствовал своему другу, как он уже стал мысленно называть Михайло. Он начал подозревать, что любовь принесет Михайло не только радость, но и немало обид и огорчений.
– Я хочу увидеть свою сестру, и как можно скорее, – вдруг сказала Карина. – Бедняжка! Представляю, как она настрадалась за этот месяц!
И эти слова примирили Олега с ней. Он понял, что у Карины, как и у сестры, было доброе любящее сердце, и, быть может, Михайло ожидают не только огорчения и обиды, но и немало радости. А привычки, которые Карина приобрела, будучи русалкой, исправит время. И любовь Михайло. Любовь исправляет и лечит многое. Излечила же она его самого от эгоизма и других вредных качеств. Полюбив Марину, он стал другим человеком. И, чтобы сделать ее счастливой, даже согласился быть языческим жрецом, о чем еще накануне думал с ужасом и насмешкой…
Вспомнив об этом, Олег помрачнел. Не то, чтобы ему показалась слишком высокой цена, которую ему пришлось заплатить за счастье Марины, но он не был уверен, что его жест будет по достоинству оценен самой Мариной. И он тоже захотел как можно скорее встретиться с ней, чтобы избавиться от терзающих его сомнений.
Михайло также не возражал, принимая с радостью все, что исходило от Карины. И вскоре они покинули Зачатьевское озеро, причем Михайло бережно нес Карину на руках, поскольку она была босой и могла поранить ноги. А Олегу пришлось нести две шкуры, сгибаясь под их тяжестью и тихо, чтобы не быть услышанным своими спутниками, проклиная язычество со всеми его обрядами и громоздкими атрибутами.
– Вам не тяжело? – крикнула Карина, заметив, что он отстал. – А то Михайло может взять и вашу ношу. Он настоящий русский богатырь!
Михайло радостно улыбнулся, а Олег еще больше нахмурился, но сдержал свой гнев и обиду.
– Лучше почитайте нам стихи, если знаете хорошие, – крикнул он в ответ. – Народная мудрость гласит, что беседа сокращает путь. – И отомстил, ядовито заметив: – А вы все равно, как я понял, всегда говорите за двоих, для вас беседа – это монолог.
– Вот и неправда, – рассмеялась Карина. – Это только с Михайло, потому что он очень молчалив. Но я все равно почитаю вам стихи. Я целый месяц обходилась без поэзии и ужасно соскучилась.
– Только не ваши любимые, которые начинаются со строк «на душе печаль, над землей туман», – почти взмолился Олег. – Проявите человеколюбие, ведь вы уже не русалка! Я не могу слышать их без душевного и физического содрогания.
– Как скажете, – ответила Карина. – Я знаю много других, ничуть не хуже. Вот это, например.
И она начала громко выкрикивать слова, оглушая Михайло, чтобы их мог услышать Олег, потому что ветер относил звуки в другую сторону. Михайло незаметно морщился, но терпел. Он был счастлив одним тем, что прижимает любимую женщину к своей груди.
Быть влюбленной – такая докука.
Перестать быть самой собой,
Суеверно бояться разлуки
И молиться вере иной?!
Не хочу, не желаю, не буду!
Только вот почему-то в ночи
Сердце глухо бубнит про чудо
И ни слова о муках любви.
Мне б не слушать, ему не верить,
Еще лучше в ладонях зажать,
С облегчением: как оно смеет?! -
Задушить, колесовать…
Закончив, Карина вдруг расплакалась и спрятала лицо на груди Михайло, словно прося у него защиты от своей противоречивой природы. Но Михайло не понял этого и ничуть не опечалился. Зато Олег загрустил. Он уже жалел о своей просьбе. Стихи выдали Карину, а вместе с тем навели его на тревожные мысли о Марине. Он помнил, как Марина, говоря о сестре, утверждала, что они почти во всем похожи. За исключением того, что одна левша, а другая правша. И если Марина настолько же изменчива и прихотлива в любви, думал Олег, то ничего хорошего ждать не приходилось.
«А еще она сказала, что им с сестрой нравятся разные мужчины», – вдруг вспомнил он и повеселел. Это признание внушало надежду. Быть может, у сестер были и другие отличия, о которых Марина даже не подозревала. У нее была добрая душа, и она во всем и во всех видела только хорошее. Поэтому считала свою сестру ангелом, когда та была чуть ли не демоном. Они были похожи только внешне, но души у них были разные. Поэтому Карина так легко превратилась в русалку. С Мариной такой фортель не удался бы, Олег был в этом уверен. Она все равно осталась бы человеком…
Однако народная мудрость, как обычно, не лгала. Беседуя с самим собой, Олег даже не заметил, как они прошли путь от Зачатьевского озера до дома бабки Ядвиги, где он с облегчением сбросил свою поклажу, а затем до дома номер семь по Овражной улице, минуя без остановок Усадьбу Волхва и мостик через овраг.
Все это время Михайло нес Карину на руках, не чувствуя ее тяжести. И даже будь она вдвое тяжелее, он не променял бы свою ношу на все сокровища мира.
Глава 38. Встреча сестер
У ворот дома бабки Матрены Карина попыталась сойти с рук Михайло, но тот воспротивился и донес ее до крыльца. Сама бабка Матрена рубила дрова во дворе. Когда она увидела эту картину, то застыла, подобно жене Лота, в неудобной позе, занеся топор над головой и забыв его опустить. Она приняла закутанную в сеть Карину за Марину и была горько разочарована, что так сильно ошибалась в молодой учительнице, принимая ее за тихую, скромную и даже стыдливую женщину.
– Доброго утречка, Матрена Степановна, – вежливо поздоровалась с ней Карина. – Как ваше здоровьичко?
– Ты мне лучше скажи, деваха, что это за добры молодцы тебя по утрам на руках домой приносят, – грубовато произнесла бабка Матрена, не совладав со своим любопытством. – И почему из всей одежи на тебе только рыбацкая сеть?
У Карины было хорошее настроение, и она решила разыграть бабку.
– Да вот захотела искупаться голой в Зачатьевском озере, – серьезным тоном ответила она, – а меня эти чудо-богатыри взяли и выловили, словно я какая-то рыба. Хорошо еще, что на уху не пустили, а снизошли к моим мольбам и донесли до дома. А одежда так и осталась на берегу. Я о ней совсем забыла. Хорошо, Матрена Степановна, что вы напомнили. Боюсь, что придется возвращаться.
– Еще что удумала! – возмутилась бабка Матрена. – Мало тебе срама было, так хочешь еще раз голой по Куличкам пройти, народ позабавить. Самое время, все проснулись.
– Как изменились времена! – жеманно воскликнула Карина. – Помнится, в средние века леди Годива совершенно голой проехала на лошади по улицам английского города Ковентри, чтобы досадить своему супругу, и местные жители не нашли в этом ничего предосудительного. Наоборот, были рады, что её муж, проиграв спор, снизил непомерные налоги для своих подданных.
– Так то Англия, а то наши Кулички, – непреклонно заявила бабка Матрена. – Здесь тебя могут и камнями закидать за такое бесстыдство. Шла бы ты лучше в свою комнату, деваха, да книжку почитала. Куда как лучше.
– Что же, пойду, поскучаю, – сказала Карина. – А можно, мои провожатые пройдут со мной? Я хочу отблагодарить добрых молодцев за их доброту.
И пока бабка Матрена, онемев от возмущения подобной наглостью, приходила в себя, Карина юркнула в дом, втащив за собой за руку смущенного Михайло. Олег проследовал за ними, бросив сочувственный взгляд на бабку. Но ему было не до того, чтобы утешать ее. Ему предстоял намного более важный и волнительный разговор, от которого, возможно, зависело все его будущее. Встреча двух сестер после долгой разлуки, учитывая взбалмошный характер Карины, могла закончиться плачевно для Марины. Не каждый человек спокойно отнесется к тому, что на пороге его комнаты внезапно возникает призрак и начинает нести всякий вздор. Для этого требуются стальные нервы и закаленный в горниле жизни характер. По его мнению, Марина не обладала ни тем, ни другим. Поэтому он хотел первым войти к Марине, чтобы подготовить ее, насколько это было возможно, к неожиданному появлению сестры.
Но, замешкавшись на крыльце, он опоздал. Опередив его, Карина успела добежать до комнаты сестры, распахнула дверь и, подняв руки, как цирковой артист, торжественно провозгласила:
– Трам-та-ра-рам! А вот и я, сестричка!
Марина собиралась позавтракать и стояла у стола, расставляя чашки и тарелки. Дальнейшее напоминало кадры из старых кинофильмов, режиссеры которых любили подобные мелодраматические сцены. Чашка выпала из рук Марины и разбилась на мелкие кусочки, а сама она, не проронив ни звука, рухнула на пол. Это был обморок.
– Вот так она всегда, – пожаловалась неизвестно кому Карина, разочарованная произведенным эффектом. – С детства была слишком впечатлительной. Чуть что – и в слезы. Но это уже чересчур даже для нее!
Она бросилась к Марине и опустилась возле нее на пол, не обращая внимания на осколки от разбившейся чашки. Приподняла голову сестры и положила на свои колени. И неожиданно заплакала. За эти слезы Олег простил ей все. Увидев, что произошло с Мариной, он был готов отшлепать Карину как неразумного жестокого ребенка, ради своего удовольствия обрывающего крылышки у бабочки. Он взял Марину на руки и отнес ее на кровать.
Когда ее голова коснулась подушки, Марина открыла глаза. И сказала, глядя на Олега затуманенным взором:
– Мне привиделась ужасная картина. Будто открылась дверь и вошла Карина.
Марина даже не удивилась, увидев Олега в своей комнате и тому, что она лежала на кровати, а он склонился над ней – настолько ее поразило видение, которое она приняла за сон.
– И что в этом ужасного, скажи на милость? – возмутилась Карина, подходя к ним. – С каких это пор мой вид так пугает тебя?
На этот раз Марина не потеряла сознания. Она только слабо улыбнулась.
– Так это не сон, – тихо произнесла она. – Я всегда знала, что снова увижу тебя.
Карина бросилась к ней, и сестры обнялись, рыдая. Долгожданные слезы прорвали плотину сдержанности и хлынули безудержным потоком, сметая все препятствия на своем пути. Олег отвернулся, чтобы скрыть невольные слезы, настолько волнительным было это зрелище. И даже Михайло, все еще стоявший на пороге комнаты, был растроган. Внешне это проявилось в том, что он подошел к столу и начал собирать осколки чашки с пола, что-то невнятно бормоча себе под нос.
Когда слезы иссякли, сестры начали задавать вопросы, сумбурные и маловразумительные для посторонних, и получать такие же ответы. Но сами они прекрасно понимали друг друга. Карина ничего не могла рассказать сестре, потому что не помнила ничего из того, что с ней произошло за минувший месяц. Поэтому она больше спрашивала. Марина отвечала лаконично. Ее жизнь без сестры была настолько однообразной и унылой, что в ней не случилось почти никаких событий. Если не считать занятий в школе с учениками, походов в храм, где она ставила свечи перед иконами, умоляя Бога вернуть ей сестру, и одиноких вечеров в своей комнате, когда она плакала ночами напролет, уткнувшись носом в подушку. Но все это было Карине не интересно. Только один раз она отреагировала эмоционально, когда на ее вопрос: «Наверное, мама и папа сошли с ума, когда узнали о моем исчезновении?», Марина смущенно ответила:
– А они ничего не знают.
– Это как так? – поразилась Карина.
– Я верила, что ты вернешься, и писала им письма от твоего имени, – пояснила Марина, виновато улыбаясь. – Ведь у нас одинаковый почерк. Сложнее было придерживаться твоего бесшабашного стиля, но и с этим я, кажется, справилась успешно. Они не заметили подмены. – И она похвасталась, словно ребенок, ожидающий похвалу: – Видишь, какая у тебя умная и хитрая сестра?
И они снова обнялись и залились слезами, но на этот раз потоп, к великой радости Олега, был не таким длительным, как предыдущий. Он уже видел, что разговор из-за скудости новостей иссякает, вопросы и ответы начинают повторяться, и решил, что пора вмешаться и направить его в нужное русло. Воспользовавшись паузой, он, стараясь скрыть волнение, спросил:
– Марина, ты простила меня?
– За что? – удивленно посмотрела на него молодая женщина. – За то, что ты вернул мне сестру? О чем ты говоришь? Я так тебе благодарна!
И Олег с облегчением понял, что она, как и ее сестра, забыла о своем недавнем прошлом, включая ссору с ним. Все былые горести и обиды вытеснила радость, очистившая ее душу и память. Он благоразумно не стал ей ни о чем напоминать. Вместо этого он сказал, переводя разговор на другую тему:
– Не только я, но и Михайло участвовал в этом.
– Михайло, подойти ко мне, я тебя расцелую, – счастливо рассмеялась Марина. – Ты тоже мой герой, отныне и навеки!
Олег почувствовал укол ревности. Видимо, Карина испытала то же чувство, потому что она решительно заявила:
– Михайло расцелую я. А ты – Олега. И не спорь со мной!
– И не подумаю, – сказала Марина. – Но только не сейчас.
– Согласна, – кивнула Карина. – Место и время для благодарности не подходящее. Слишком много народу.
– Я совсем не то хотела сказать, – покраснела Марина. – Вечно ты перевираешь мои слова!
– Ну вот, мы опять начали ссориться, – улыбнулась Карина. – Жизнь возвращается на круги своя. Как я рада этому!
И сестры снова обнялись. Олег переглянулся с Михайло, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу, словно большой неуклюжий медведь. Они не хотели мешать сестрам радоваться встрече, но у них было еще одно важное дело, не терпящее отлагательств. И для этого им была нужна Карина.
Олег откашлялся, привлекая к себе внимание. Сестры разом обернулись к нему, и он снова поразился, насколько они похожи, даже в жестах. И если бы сейчас одна из них не была одета в домашнее платье, а другая – завернута в рыболовную сеть, едва скрывающую ее наготу, их можно было бы даже перепутать.
– Я хотел спросить, – пояснил Олег. – У Карины есть паспорт?
– И уже давно, – ответила Карина. – Я совершеннолетняя. Тебя это удивляет? Но спасибо за комплимент.
– Меня удивит, если ты хотя бы раз дашь мне договорить, – отпарировал Олег. – Я имел в виду, здесь и сейчас.
Карина вопросительно посмотрела на сестру.
– Я сохранила твои документы, – сказала Марина. Она встала, подошла к полке, открыла резную шкатулку и достала паспорт. Доверчиво протянула его Олегу, минуя сестру. – Вот ее паспорт. А тебе зачем?
– И я о том же хотела спросить, – вмешалась Карина. – Кто-то еще не верит, что я та, за кого себя выдаю? Ты думаешь, что выловил из озера не ту русалку?
Олег перелистал паспорт, чтобы убедиться, что в нем есть все необходимые сведения. И только затем ответил:
– Я-то верю. А вот местного участкового в этом надо будет еще убедить. И едва ли это можно будет сделать без паспорта. По своему опыту могу сказать, что полицейские скорее усомнятся в собственных глазах и здравом рассудке, чем в официальном документе.
– А у тебя большой опыт общения с полицией? – заинтересовалась Карина.
Но Марина не дала ему ответить, спросив:
– А зачем нам надо его убеждать? Неужели и так не видно, что Карина моя сестра?
Ее удивление было настолько искренним, что Олег невольно улыбнулся.
– Можно было бы и не убеждать, если бы бабка Ядви…, – он взглянул на насупившегося друга и поправился: – …матушка Михайло не заявила участковому, что она утопила Карину в озере. Теперь мы должны сказать ему, что она дала ложные показания, желая выручить сына из беды. А Карина вовсе не мертва, а, напротив, жива и здорова. Мы предъявим участковому Карину, покажем ее паспорт, он убедится, что все так и есть, и выпустит бабку Яд… матушку Михайло из камеры.
– А правду сказать нельзя? – неуверенно спросила Марина. – К чему нагромождать одну ложь на другую?
– Можно и правду, – сказал Олег. – Но тогда мы должны быть готовы к тому, что нас всей компанией отправят в психиатрическую клинику, где мы проведем остаток своих дней. Ты этого хочешь? Участковый ни за что не поверит, если мы расскажем ему все, как было. И никто не поверит.
– Я бы поверила, – вздохнула Марина.
– Поэтому ты и не служишь в полиции и не подвизаешься врачом-психиатром, – сказал Олег. – А работаешь учителем в начальной школе, где случаются и не такие чудеса. Разумеется, если верить тому, что иногда рассказывают ученики, объясняя, почему они не сделали домашнего задания. Это я знаю по себе.
Этот довод сразил Марину, и она не нашлась, что ответить, признав его правоту. Она взглянула на Карину. Но та выглядела спокойной и даже веселой.
– А мне по душе перспектива разговора с полицейским, – сказала Карина со смехом. – Насколько я поняла, я должна буду его убедить, что я – это я, и что я не утопленница, а живой человек.
– Грубо, но точно, – кивнул Олег. – А сейчас мы с Михайло выйдем из комнаты, чтобы не смущать вас, пока вы будете переодеваться. И постарайтесь сделать это побыстрее.
– Может быть, тогда я не буду переодеваться? – с невинным видом спросила Карина. – Это сэкономит нам уйму времени.
Только сейчас Марина заметила, что на ее сестре нет ничего, кроме рыболовной сети, и пришла в ужас.
– Как тебе не стыдно! – воскликнула она, бросив смущенный взгляд в сторону мужчин. – Что о тебе могут подумать!
– Ты не находишь, что после того, как я прожила целый месяц на озере совершенно голой, соблазняя мужчин, говорить о стыде немного странно? – спросила Карина. – Эх, ты, сестренка! Все такой же синий чулок. Жизнь тебя совсем не меняет.
– И я рада этому, – заявила Марина.
Но Олег и Михайло не стали дожидаться, чем закончится разговор сестер, для которых ссориться и мириться, по всей видимости, было только удовольствием. Они поспешно вышли из комнаты, затворив за собой дверь. До них доносились голоса и смех. Чтобы не слышать, о чем сестры говорят между собой, оставшись в одиночестве, они вышли из дома.
Во дворе бабка Матрена яростно расправлялась с дровами, рубя ни в чем не повинные поленья на мелкую щепу. На предложение Михайло помочь она посмотрела на него так, что он предпочел отойти в сторону. Олег и Михайло не чувствовали за собой никакой вины, однако им было неловко под гневными взглядами, которые бросала на них бабка Матрена, не простившая «добрым молодцам» своего разочарования в молодой учительнице.
Но когда на крыльцо вышли Марина и Карина, ее взгляд изменился. В нем было столько изумления и растерянности, что Олег опять пожалел старуху. Но снова у него не нашлось времени, чтобы все ей объяснить. Бабка Ядвига томилась в камере, и вызволить ее сейчас было важнее, чем внести покой в смятенную душу бабки Матрены.
«Чуть позже», – пообещал он себе. А Марина даже не заметила бабки Матрены, настолько она была взволнована всем тем, что с ней произошло в это утро. И поэтому ничего ей не сказала. Карина и Михайло и подавно не обмолвились с бабкой Матреной ни словом. Они ушли со двора, даже забыв закрыть за собой ворота.
А бабка Матрена еще долго провожала их глазами, не зная, что и думать. У нее промелькнула мысль, что неплохо было бы зайти в храм, чтобы поставить свечку-оберег от нечистой силы, которой после распада страны расплодилось в Куличках видимо-невидимо, словно поселок стал пристанищем всей нежити, сбежавшей из охваченных смутой городов в этот затерянный в лесах и забытый богом поселок. Но она представила, как будет торжествовать ее младший брат, и прогнала соблазнительную мысль. Такого подарка отцу Клименту она делать не собиралась – ни ныне, ни присно, ни во веки веков.
– Аминь, – сердито произнесла бабка Матрена и неумело перекрестилась. Это был компромисс, на который она еще могла пойти.
