Татьяна Михайловна Василевская
Если бы…
Появление Вована произвело настоящий фурор. Вован вошел в аудиторию, с замотанной бинтом головой, и нетвердой походкой медленно направился к месту, где сидела Вера. Он хотел еще побрызгать на бинт красной тушью. Но не стал, пожалел впечатлительную подругу.
Вера вскочила с места, помогла ему сесть. Ребята из группы подходили, спрашивали как он. Очень осторожно, что бы, не дай бог, не повредить больному, похлопывали по плечу. Говорили слова ободрения.
Войдя в роль, Вован, совершенно бессовестным образом, целый день гонял Веру по всему институту.
– Ой,– печально вздыхал он.– Вер, скажи преподу, что я опоздаю. Я куртку забыл на экономике.
Кряхтя и вздыхая, Вован сделал вид, что пытается встать. Зажмурив глаза, как при головокружении и придерживаясь рукой за подлокотник кресла.
– Сейчас пройдет. Нормально все.– Прошептал он, как бы успокаивая Веру.
Усадив страдальца обратно в кресло, Вера бросилась к выходу, до начала лекции оставалось несколько минут.
– Сиди! Я сейчас сама принесу!– взволнованно, уже на бегу, крикнула она и помчалась на другой этаж, в аудиторию, где до этого была экономика.
Видя, что Телянин сидит в напряженной позе, глядя куда-то в пространство, Вера испуганно спросила:
– Володь, тебе плохо?
Улыбнувшись «вымученной» улыбкой Вован, облизав, якобы пересохшие губы, ответил:
– Нормально все. Просто водички попить надо. Чего-то подташнивает и голова кружится.
Вера помчалась за водичкой, на обратном пути, изо всех сил стараясь не расплескать ее из граненого стакана, одолженного в буфете.
В течение дня она бегала в медпункт за таблеткой от головы, в ларек, расположенный неподалеку от института за йогуртом, что бы поддержать силы больного, чувствующего страшную слабость, еще два раза за водичкой. А в перерывах между беготней, водила, опирающегося на ее плечо или руку Вована, очень медленно и осторожно, по коридорам и лестницам от аудитории до аудитории.
После занятий Вован попросил Веру поймать ему машину.
– Боюсь, на эскалаторе голова закружится.– Жалобно сказал он.
– Господи, зачем врач вообще тебе разрешил так рано из дома выходить?– возмутилась Вера.
– Да, коновал, какой-то, мне он сразу доверия не внушил, в медицине, мне кажется, вообще ничего не понимает. И больница какая-то стремная. Оборудование поломанное, до потопное. Ну, думаю, ладно уж, переживу как-нибудь. Маму расстраивать не хотел. Она почему-то считает этого доктора отличным специалистом. Он ей сказал, что он профессор, а она наивная, ты же знаешь. Ее кто угодно вокруг пальца обведет. Любой шарлатан.– Вспомнив, что нужно говорить слабым голосом, Вован еще сильнее навалился на Веру и с тяжелым вздохом сказал,– устал сегодня, извини.
Они вышли на улицу, и Вера медленно пошла рядом с несчастным страдальцем, опиравшимся, на ее худенькое плечико. Вдруг Вован резко остановился.
– Вот черт!– сказал он своим обычным, вполне нормальным голосом. Вера удивленно посмотрела на него.
В нескольких шагах от них стояла Алина Николаевна. Расширившимися от ужаса глазами она смотрела на забинтованную голову сына.
– Мам!– сказал Вован, бодрым шагом отходя, на всякий случай, от Веры подальше.– Все нормально, не пугайся. Это я так, прикалывался.
Вован повернулся к Вере:
– Ковальская! Ну, без обид, ладно? Смешно же ведь получилось, правда? Напоминаю, меня бить нельзя, я после аварии!– увидев гневно сверкнувшие глаза своей сегодняшней сестры милосердия, медленно двинувшейся в его сторону, завопил Вован.
Озираясь, в поисках выбора наиболее удачного пути для бегства, Вован заметил, что мать тоже смотрит на него далеко не добрым любящим взглядом, как обычно. В ее взгляде явственно читалось непреодолимое желание надавать драгоценному отпрыску оплеух и подзатыльников. Ее чаша терпения переполнилась. Сегодня он и ее достал.
– Я вызвала Валеру, что бы забрать тебя домой на машине. Чтобы ты не переутомлялся после травмы.– Ледяным тоном сказала Алина Николаевна.– А мой сын, оказывается, изображает перед своими друзьями умирающего, и идет, повиснув, на бедной маленькой хрупкой девушке! Свинья бессовестная!– уже не сдерживая себя, закричала она.
– Мне нужно идти Алина Николаевна, до свидания.– Сказала Вера, демонстративно не глядя в сторону Вована. Пусть сами разбираются. Она уже достаточно нанянчилась сегодня с этим великовозрастным идиотом.
– Мы с Валерой тебя довезем, ты же сегодня за тяжело больным ухаживала, шутка ли, таскать на себе целый день инвалида с отшибленными мозгами.– Взяв Веру под руку, сказала Алина Николаевна.– А ты,– она ткнула сына пальцем в грудь,– на метро доедешь, не принц. И из дома никуда! Вернусь, будем курс лечения проходить, пора тебя ставить на ноги.
Вован с тоской смотрел вслед, идущим к машине матери и Вере. Мать-то, конечно, отойдет, уже к вечеру, он то ее знает. А вот Верка, другое дело. Потом он бы ей сам рассказал, как подшутил над ней. Она бы шутку оценила, он был в этом уверен. Еще хохотала бы, как всегда, до слез, восхищалась бы его изобретательностью. Но внезапное, совершенно несвоевременное разоблачение спутало все планы. Все раскрылось в самый неподходящий момент. Верка всерьез обиделась. А Вован дорожил их дружбой. Совсем не хотелось бы так глупо ее разрушить.
Уже дойдя до машины, Вера обернулась и, сердито посмотрев на Вована, вдруг скорчила ему рожу, а потом высунула и показала язык. Вован радостно помахал рукой вслед отъезжающей машине.
15 апреля стало великим днем. Свершилось чудо-чудное. Неторопливая парочка Соня и Женя добрались, наконец-таки, до священного учреждения, где вершились человеческие судьбы, и подали заявление. Свадьба была назначена на 20 июля. Знаменательное событие подачи заявления, решили отметить в маленьком ресторанчике. Чтобы, не умереть с тоски, Вера взяла с собой, в качестве кавалера, Вована. Предварительно проинструктировав и взяв с него торжественное обещание вести себя прилично.
– Ты мне должен.– Сказала Вера, намекая на выходку с ролью умирающего.
Вечер прошел вполне мило. Вован вел себя безукоризненно. Явился в костюме, при галстуке. Даже вечно взъерошенные волосы кое-как причесал. Счастливой, немного смущающейся собственным счастьем, невесте преподнес шикарный букет, облобызал ручку, наговорил комплиментов. С женихом раскланялся. Вере заметил, что она прекрасно выглядит. Стул ей весь вечер подвигал, выпивку наливал. В общем, вел себя как заправский кавалер. Шутил тонко и интеллигентно. И, к концу вечера, совершенно очаровал Соню и ее жениха. Соня потом восхищалась, какой приятный и воспитанный молодой человек. И даже высказала предположение, какой бы подходящей парой он бы был для Веры.
– Сразу видно серьезный и не нахальный. Умный, воспитанный, одет аккуратно. Вы бы очень подошли друг другу. Он бы уравновешивал твое легкомыслие и безответственность.– Пела Вовану дифирамбы Соня.
– Это ты его еще плохо знаешь. У него вообще столько достоинств, ты бы прямо зашлась от восторга. Сама бы замуж за него захотела. Про Женю своего и не вспомнила бы.– Заверила сестру Вера.
– Ха-ха. Шутница ты наша,– улыбнулась Соня.– Но на твоем месте я бы подумала на эту тему. Он явно тебе симпатизирует.
– Да я думала,– стараясь не рассмеяться, потупив глазки, сказала Вера.– Жалко парня. Слишком уж скромный и воспитанный. Боюсь, испорчу.
21.04.1991г.
Снег уже местами сошел. И, не смотря на то, что было достаточно холодно, тундра начала покрываться зелено-буро-желтым ковром растительности.
Когда земля немного просохла, Эрчим сводил Сергея к озеру, которое, оказывается, было на расстоянии пары километров от лагеря. Лед на озере еще не сошел, и все вокруг казалось строгим и торжественным, наполненным особым несколько печальным очарованием. И сейчас, когда все вокруг стало окрашиваться разными цветами, когда появились птицы, и в воздухе запахло весной, Сергей, впервые за все время, проведенное здесь, признал, что тундра действительно красива. Красива особой, северной, суровой красотой.
Был выходной. Большинство ребят, радуясь, пусть и холодной, но солнечной весенней погоде, веселому ярко светившему солнышку, отправились к ангару играть в футбол. Мяч был старый, латанный перелатанный, плохо надувался, но это никого не смущало. Молодым здоровым мужчинам, всю зиму провозившимся с железками, а в остальное время просидевшим в тесных душных вагончиках требовалось выплеснуть энергию, побегать, покричать. Они радостно носились по ровной мягкой земле за стареньким мячиком. Все уже сбросили куртки, разгорячившись от стремительного бега и от охватывающего их все больше и больше азарта.
Со стороны лагеря к ангару подошел Николаич. Понаблюдал за игроками. Сам он в футбол никогда не играл и не понимал этой игры. Но глядя на своих ребят, радостно носившихся друг за другом, он испытывал чувство, редко приходившее к нему за годы суровой жизни в тяжелых условиях. Он чувствовал, что сама весна, сама молодость сейчас перед его глазами. Молодой задор играющих наполнил и его душу каким-то светом, какими-то давно забытыми воспоминаниями о далекой юности, о первой любви. Постояв еще немного, он крикнул:
– Сергей! Иди ка сюда.
Тяжело дыша и отдуваясь, подбежал довольный широко улыбающийся Сергей. Он встал, наклонившись вперед и уперев ладони в колени, что бы отдышаться.
– Чего Иван Николаич?
Пряча улыбку в бороду Николаич сказал:
– Тут такое дело, Сереж. Мне нужно в Москву лететь, отчеты сдать и бумаги подписать. А из Москвы потом еще в Якутск заехать, кое, что забрать для работы.– Николаич достал папиросы. Прикурил и затем продолжил.– Но сейчас пришла радиограмма, что сегодня ночью самолетом доставят оборудование и нужно ехать в город его получать. Хоть разорвись, понимаешь. Вот думаю, может, ты меня выручишь? Слетаешь в Москву вместо меня.
Хитро прищурившись, Николаич наблюдал как Сергей, чуть не подпрыгнув от радости, широко открыл рот, но от переполнявших его чувств ничего не мог сказать, а только набрал полную грудь воздуха.
– Когда ехать надо?– справившись с собой, спросил он, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. В Москву! Ему хотелось заорать во все горло: «Я еду в Москву! Я еду к Вере!».
– Через полчаса выезжаем. Мы тебя до аэропорта довезем. Вечером самолет.
– А в Москву надолго?– с надеждой спросил Сергей.
Николаич посерьезнел.
–Нет Сереж. Ненадолго. Завтра в 9 утра тебе нужно быть в управлении. Пока ты там со всеми делами управишься это часа два-три. А вечером, в 9 часов тебя машина отвезет на грузовой самолет до Якутска. Вот и считай, в Москве у тебя всего полдня будет.
Полдня. Это совсем мало. Но полдня это намного больше чем ничего. Зато он ее увидит. Прикоснется к ней, вдохнет запах ее волос. Голос Николаича прервал размышления размечтавшегося Сергея.
– Не расстраивайся. Скоро уже насовсем домой вернешься. Чего тут осталось-то, два с половиной месяца. Ну, давай беги собираться. А я тебе пока все подготовлю и все адреса, и телефоны напишу.
Сергей бегом побежал к своему вагончику.
– Серега! Ты куда?– закричали с поля.– Не доиграли же.
Николаич махнул на них рукой.
– Я ему задание дал. Не вернется он. Без него доигрывайте, футболисты.
Сергей хотел позвонить Вере из аэропорта, предупредить, что прилетает. Но телефон снова приказал долго жить.
«Главное что бы она в Москве была»– думал он всю дорогу.
22.04.1991г.
Самолет приземлился в Москве рано-рано утром. Сергей взял такси и поехал домой. Он бы с радостью сразу поехал к Вере. Но с утра ему, все равно, нужно было ехать в управление, поэтому он решил съездить домой, привести себя в порядок, как можно быстрее покончить с делами и потом уже заехать за Верой в институт. Да и маму тоже нужно было повидать, раз уж приехал.
Увидев сына, похудевшего, возмужавшего, с загоревшим от северного солнца лицом, мама всплакнула, но быстро взяла себя в руки. Конечно, расстроилась, что Сережа ненадолго, но и то хорошо, что такая нечаянная радость, хоть на часок другой.
Пока мать кормила его завтраком Сергей, не переставая улыбался и рассказывал о своей жизни на севере. О ребятах, с которыми работал.
К девяти часам он приехал по указанному адресу. Его долго гоняли из кабинета в кабинет. Время уже подходило к одиннадцати, а он и половину бумаг не подписал. Снедаемый нетерпением, в ожидании долгожданной встречи, замученный бюрократическими проволочками, Сергей не на шутку уже начинал злиться. Без десяти двенадцать, когда осталось поставить одну подпись, секретарша начальника, к которому нужно было Сергею, заявила:
– А его нет. И до обеда точно не будет.
На вопрос: «Когда же он, черт бы его побрал, будет?» девушка, пожав плечиками, ответила, что понятия не имеет.
– Да у меня самолет вечером! И еще другие дела!– взорвался Сергей.– Кто вместо него может подписать?
Девушка снова пожала плечиком и сообщила, что никто.
Что бы окончательно не сорваться и обдумать, что же ему теперь делать, Сергей вышел на лестницу, покурить.
– Да не придет он сегодня,– сказал молодой парень, вышедший вслед за Сергеем.– Я слышал как ты с Риткой, секретаршей его ругался. Он вчера после совещания перебрал. Сегодня похмелье, сам понимаешь. Он в таких случаях никогда не приходит.– Сообщил парень, видимо, не особо любивший, нужного Сергею начальника.– Только я тебе ничего не говорил.
– Само собой.– Буркнул Сергей и направился назад к секретарше Ритке.
Подойдя к ее столу, он стукнул по нему кулаком и сказал:
– Звони своему начальнику, скажи я к нему домой приеду бумаги подписывать. И адрес пиши.
Секретарша вытаращила глаза.
– Вы там совсем у себя на севере одурели? Не собираюсь я никуда звонить …
Сергей угрожающе склонился над ней:
– Да, мы там совсем одурели, работая и в мороз и в метель, пока твой начальник тут водку жрет и потом дома отсыпается, вместо работы. У меня самолет обратно через девять часов, а я девушку свою семь месяцев не видел и не увижу, если не закончу с этими чертовыми бумажками. Звони, давай!– рявкнул Сергей.
То ли Ритка решила, что лучше отвязаться от такого настырного и шумного посетителя, то ли романтическая история про встречу с девушкой тронула ее женское сердце, но она сняла трубку и принялась звонить. В конце концов, выслушав в изложении секретарши историю Сергея, начальник дал добро на визит к нему домой, с условием, что человек с севера захватит по пути водки или коньяка. Сергея почти восхитила такая наглость, но он уже был готов на что угодно, лишь бы покончить со всем этим.
Через час, с подписанными бумагами, он ехал в сторону Дзержинской к Вериному институту.
Войдя в здание института, он направился искать расписание занятий. Расписание он нашел быстро, но, во-первых, он не знал номера группы, а, во-вторых, видимо, расписание занятий студентов МАРХИ носило, какое-то стратегическое значение, потому, что не посвященному, не знакомому с каким-то тайным кодом или шифром, тут было не разобраться. Сергей уже даже хотел отправиться в деканат, но тут он заметил идущую навстречу ему до боли знакомую фигуру.
– Серега!– заорал Вован, бросаясь в объятия товарища.– Ты тут, откуда взялся? Здоровый стал, вообще как медведь. И морда загорелая, прямо как с югов приехал!
Сергей вкратце обрисовал ему сложившуюся ситуацию, объяснив, что времени у него в обрез.
– Ладно, помогу я твоему горю! Не боись!– радостно заверил его Вован.– Сейчас прилетит к тебе твоя принцесса. Вован же не может не выручить товарища. Вы ж без меня никуда. Жди здесь,– сказал Вован и отправился сообщать Вере радостную новость.
Зайдя в аудиторию, Вован, надеялся незаметно проскочить и сесть рядом с Верой, но увлеченно изображавший на доске какие-то, понятные только ему одному, схемы философ Игорь Константинович, каким-то непостижимым образом заметил перемещения Вована.
– Телянин! Вы, почему врываетесь посреди лекции?– спросил он.
– Игорь Константинович, я медкомиссию проходил. Вы же знаете, после аварии. Вот у меня справка.– Невозмутимо ответил Вован и помахал в воздухе какой-то мятой бумажкой, вытащенной из кармана.
– Ладно, садитесь Телянин.– милостиво разрешил философ, который терпеть не мог, когда его сбивали с мысли.
Вован сел рядом с Верой и склонившись к ее уху, зашептал, сообщая невероятную новость. Вера сначала побледнела, потом покраснела и застыла со стеклянным взглядом, лихорадочно соображая, как ей улизнуть с занятия, до конца которого оставалось почти полчаса.
– Игорь Константинович! – тоном первого отличника сказал Вован, старательно вытягивая руку вверх, как в первом классе.
Игорь Константинович раздраженно повернулся.
– Что там еще Телянин?
– А Ковальской плохо. Вон, видите, какая она вся красная сидит. Мне кажется, ее сейчас стошнит и прямо на меня. А вдруг она заразная? А я после аварии, вы же знаете. Вот у меня справка.– Вован снова потряс своей бумажкой.
Философ махнул на него рукой.
– Ковальская, Вам плохо?– обратился он к Вере, которая, в отличие от Телянина , по его мнению была студенткой серьезной, не склонной к клоунаде.
– Да.– Пропищала Вера.
– Идите Ковальская. До дома доедете? А то может Вам в медпункт?– проявил заботу философ.
– Нет, я доеду,– ответила Вера, быстро затолкав свои вещи в сумку и направившись к выходу.
– Игорь Константинович!– снова раздался голос Вована.
Философ обреченно посмотрел на него:
– Ну что на этот раз случилось Телянин?
– А можно я пересяду, а то вдруг, Ковальская, правда, заразная? А я же после аварии…
Игорь Константинович страдальчески закатил глаза.
– Пересядьте Телянин. И давайте, наконец, уже продолжим лекцию. Время то оно не резиновое.
Вера выскочила за дверь и помчалась по коридору. Сбежав по лестнице, она оглядела вестибюль института. Сергея не было. «Если Телянин меня надул, клянусь, это будет последняя шутка в его жизни»– мелькнуло в голове у Веры. Но тут сзади ее подхватили и закружили сильные руки. И перед ней возникло счастливое, смеющееся лицо Сергея. Издав, какой-то то ли писк, то ли визг, Вера обхватила его шею и прижалась лицом к широкой груди. «Вот он! Вот он! Вот он! Наконец-то! Наконец-то! Наконец-то!»– пело у нее внутри.
Чтобы не терять драгоценное время, поймали такси и поехали к Вере домой. В машине, держась за руки, смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться и даже почти не разговаривали. Слова были не нужны. И, хотя молодые пассажиры вели себя вполне прилично, в салоне автомобиля даже воздух, казалось, наэлектризовался, такой накал страстей исходил от них. А не молодой уже водила, даже подумал, не тряхнуть ли вечерком стариной. И даже рассмеялся, собственным мыслям. Придет же в голову, совсем спятил на старости лет. Вот, что весна с людьми делает, совсем голову теряют.
Вылезли из такси, и, бегом добежав до квартиры, начали сбрасывать одежду в коридоре, прямо на ходу, пока, наконец, не добрались до комнаты. Казалось, что они просто сгорят как пылающий факел, если сейчас же не отдадут друг другу свое тепло, не выпустят этот безумный жар из себя на свободу.
Потом они лежали, тесно прижавшись, друг к другу, рассказывая обо всем, что произошло с каждым из них за это время. Сергей ни на минуту не отпускал Веру. Обнимал за плечи или держал за руку. Он был не в силах расстаться с ней, хотя бы на оставшиеся несколько часов. Как он мечтал о ней лежа на жесткой кровати в маленьком вагончике, разделенный с ней тысячами километров. Вера прикладывала ладошку к его груди, слушая, как бьется сердце. Нежно проводила кончиками пальцев по его лицу шее плечам, вспоминая и запоминая снова каждую его черточку перед новой разлукой.
– Сережа.– шептала она, и он улыбался глядя на нее с нежностью и бесконечной любовью.
Время бежало, неумолимо летело, не желая сжалиться над влюбленными. В шесть вечера Сергей сказал, что скоро ему нужно будет ехать.
– Я скоро вернусь,– говорил он ей, нежно гладя по голове как ребенка и вытирая слезы, помимо ее воли, сбегавшие по щекам.– Не плачь моя хорошая. Не расстраивайся. Осталось всего два месяца. И мы всегда-всегда будем вместе.
Он нежно поцеловал ее лицо, глаза, губы. Это было не такое прощание как в прошлый раз. Оно было светлым, почти радостным. Потому, что скоро, очень скоро они снова будут вместе. Навсегда. Они оба об этом знали. Не было неизвестности, как в прошлый раз, тревожной, разрывающей душу безысходности. Просто очень трудно было отпустить друг друга так быстро после долгой разлуки. Просто они не успели даже наглядеться, наговориться друг с другом, а уже опять пора расставаться.
– Возвращайся скорее,– прошептала Вера.– Я схожу без тебя с ума. Ты мне нужен. Только ты.
– Я вернусь и буду всю жизнь носить тебя на руках. Моя маленькая, родная девочка,– улыбаясь пообещал он.
Вера проводила его до электрички. И стояла на платформе пока электричка не скрылась из вида. Грусть и радость, боль и ощущение счастья смешались в ней. Горечь и надежда, тоска, нежность. Все, что наполняло ее душу до краев, можно было назвать одним словом любовь.
Сидя в самолете, снова уносящем его от Москвы на этот раз в Якутск, Сергей вспоминал прошедшие счастливые часы. Как хорошо, что они встретились. Как хорошо, что старый хитрый Николаич послал в Москву его. Знал, как для него это важно, поэтому послал именно его, а не кого-то другого или просто не отложил поездку. Вера! Вера!
«Я вернусь и женюсь на ней. И мы будем вместе всегда. Не разлюбим и не надоедим друг другу»– мысль пришла в голову неожиданно, в ней не было ничего странного, просто до этого он не думал о таких далеко идущих планах, не облекал их в слова, в конкретные решения. Но сейчас, когда эта мысль родилась у него в голове, придав его чувствам, его желаниям окончательность, конкретность, он ощутил себя ужасно счастливым. Как будто он долго пытался решить какую-то задачу, ответить на вопрос, мучавший его, и вдруг решение нашлось само собой. Единственное верное решение.
22.06.1991г.
Все казалось Сергею восхитительным. И цветущая, похожая на разноцветную палитру художника тундра, и голубое-голубое небо, и гомон птиц, которых, с наступлением тепла появилось в окрестностях лагеря видимо-невидимо. Даже надоедливая мошкара, изводящая всех днем и ночью, не могла испортить ему настроения. Десять дней! Через десять дней он улетает в Москву. Насовсем. Во время своего пребывания в Якутске, в ожидании самолета на Среднеколымск он зашел в ювелирный и купил Вере подарок. Маленький кулончик с сапфиром в обрамлении бриллиантов и цепочку. Он попросит ее стать его женой и наденет его ей на тоненькую шею. Он обязательно уговорит ее, если она вдруг, не согласится. Он расскажет, как любит ее, как хорошо они будут жить вместе. И она обязательно согласится. Он все сделает, что бы она была счастлива. Он горы свернет ради нее.
Сергей повернул голову к Кукушонку, лежавшему рядом на траве. Была суббота, и они загорали на солнышке. Время от времени лениво переговариваясь.
– Кукушонок, ты чем в Москве займешься?– спросил Сергей.
– Не знаю. Работать пойду. А ты?
Сергей не хотел говорить о своих планах насчет Веры, чтобы не сглазить. Вместо этого он сказал:
– Тебе учиться надо. Ты способный. В институт поступай. В этом году, еще на вечерний можешь попробовать успеть поступить.
– Не знаю. Я про институт не думал. Хотя можно попробовать,– задумчиво сказал Кукушонок, даже удивляясь, почему такая мысль ни разу не приходила ему в голову.– А точно Серега, попробую. Если в этом году не поступлю, то в следующем обязательно попробую.
– Ты лучше не откладывай.– Посоветовал Сергей.– Когда начинаешь назавтра и на послезавтра откладывать, так может и вся жизнь пройти, и так ничего и не сделаешь. Поднажми, как в Москву приедешь. Подготовься и поступи. На будущий год, если захочешь, на дневной переведешься.
Солнышко приятно пригревало лицо, плечи, грудь. Оно было совсем не горячим, а ласково-теплым. Северное лето, по Московским меркам, было прохладным 17-18 градусов. В самые теплые дни градусов 20.
Николаич с утра поехал в город. Нужно было отвезти Эрчима в аэропорт. У его сестры была свадьба. Эрчим обещал вернуться дней через пять. Так, что у них еще будет время проститься. Николаич, наверняка, привезет письма. Хоть поездка и внеплановая, но почта, наверняка, уже ждет в аэропорту. Все-таки сегодня просто отличный день улыбнулся Сергей, лежа с закрытыми глазами. От безделья, и от ласковых солнечных лучей тянуло в сон.
Ближе к вечеру вернулся Николаич. Как и ожидалось, он привез с собой письма. Еще с утра договорились, что вечером устроят баню, а потом устроят вечерние посиделки с водочкой и песнями под гитару. Настроение у всех было прекрасным.
Саня Белов отправился в вагончик, оборудованный под баню «подготавливать процесс», как он это называл, а остальные, разобрав почту, отправились по своим вагончикам.
Сергей заканчивал читать письмо от Веры, когда Зима, дочитав свое, встал и направился к двери. Сергей оторвался от чтения, услышав шум. Подняв голову, он увидел Пашу, потирающего плечо и ошарашенно смотрящего вслед Зиме, выходящему в дверь вагончика. В следующую секунду дверь захлопнулась с такой силой, что едва не слетела с петель, а весь вагончик содрогнулся от ее удара.
Все находившиеся внутри смотрели друг на друга с недоумением.
– Чего случилось? – спросил Сергей.
– Да хрен его знает. – Сказал Паша. – Налетел на меня, чуть не сшиб. Плечо до сих пор больно. Может в письме, что. С женой у них, видать нелады. Она ему вообще редко пишет. Может, чего не хорошее написала. Он же вообще ничего не рассказывает, все при себе держит.
Зима, действительно, был самый неразговорчивый изо всей бригады. Работал он ловко, толково. Не отлынивал. Но дружбу ни с кем не заводил. Когда выпивали в вагончике у Николаича, все смеялись, рассказывали разные истории. Зима всегда сидел молча. Редко улыбался. Ничего не рассказывал, ничего ни у кого не спрашивал. Был сам по себе. Единственное, что знали про его личную жизнь, что он женат. Жена писала ему редко. То ли не ладилось у них, то ли так просто заведено было. Никто не знал. Да никто и не спрашивал. Не хочет человек говорить и не надо. Но сегодня, видимо, действительно, что-то произошло, потому, что Зима был сдержан во всем. Никогда никого не задирал и, в общем-то, никто не видел, что бы он злился или из себя выходил.
Ребята еще немного пообсуждали, что такое с их товарищем, а потом и думать забыли. Со всяким бывает. А в таких спокойных, кто все в себе держит, чувства долго копятся. А потом как прорвет, так за раз все и выплеснется.
Пришел Саня и пригласил всех желающих попариться. Напарились от души. Нахлестали друг друга вениками, насмеялись. Потом распаренные, благодушные, расслабленные собрались перед вагончиком Николаича, прямо на улице. Сидели долго. Выпивали, пели песни, рассказывали смешные случаи. Могучие взрывы хохота то и дело разносились над ночной тундрой, пугая зверей и птиц, обитавших поблизости. Зима внешне выглядел спокойным, видимо выпустил пар и отошел. Сидел как всегда, в сторонке, молча. На этот раз засиделись допоздна, по случаю завтрашнего выходного никто спать не торопился. Самым первым поднялся Зима, и молча ушел. Никто даже и не заметил. Только Генка Рыжов, увидев, как Зима отошел от общего застолья, удивился, что тот направился не в сторону их вагончика, а в противоположную. Пошел за вагончик Николаича и исчез в ночной темноте. Ну и, что ж. Не маленький. Может ему прогуляться хочется, побыть одному. Генка выкинул Зиму из головы.
Когда, уже полу-сонные вернулись к себе, увидели спящего Зиму. И две пустые бутылки водки, валявшиеся, на полу, возле его кровати.
– Вот это Зима дал!– присвистнул Генка.– Теперь понятно, зачем он к вагончику Николаича пошел. Водку спер.
– Может у него серьезное, что случилось?– обеспокоенно спросил Паша Головин.
– Ладно, сейчас его будить бесполезно. Завтра будем разбираться.– Сказал Сергей. – Но что-то у него точно случилось. Сам на себя не похож.
23.06.1991г.
На утро Зима встал хмурый. На вопросы, что случилось, грубо ответил, что не их дело и после завтрака снова завалился спать.
Про водку Николаичу решили не говорить. Если не заметит хорошо, а заметит тогда и видно будет. Ребята снова пошли играть в футбол. Набегавшись, наигравшись, все отправились в столовую, на летний период устроенную на улице под большим брезентовым тентом. После обеда снова, как то незаметно, начались истории, анекдоты. Заварили еще чая. У Сергея закончились сигареты, и он побежал в вагончик за новой пачкой.
– Серега, у меня там, в сумке конфеты остались. Принеси, – крикнул ему вдогонку сладкоежка Кукушонок. Сергей помахал рукой, принесу мол.
Взбежав по лесенке, Сергей распахнул дверь и замер на пороге. В дальнем углу вагончика, на своей кровати сидел Зима. Между его коленей было зажато охотничье ружье Николаича, дуло, которого, он дрожащими руками пытался приставить себе к горлу. Гладкое дуло соскальзывало, и Зима никак не мог пристроить его как надо. В первое мгновение Сергей оцепенел. Очень медленно он сделал шаг вперед и почти шепотом сказал:
– Андрей! Зима! Опусти ружье.
Зима повернул голову в сторону Сергея, и застыл, уставясь на него безумными, налитыми кровью глазами. Только сейчас Сергей заметил рядом с ним еще одну пустую бутылку. То ли он вчера так затарился, то ли уже сегодня прихватил, когда стащил ружье.
Зима снова занялся ружьем. Сергей сделал еще один шаг вперед.
– Андрюха, не надо. Положи ружье.– Все так же тихо, стараясь сохранять спокойствие, сказал он. Нужно было как-то забрать ружье, пока этот идиот, себя не убил или не покалечил.
– Уйди!– прорычал Зима.
Сергей сделал еще шаг.
– Зима, все наладится. Слышишь. Все будет хорошо,– пробовал успокоить он ничего не соображающего Зимина.
– Врешь сука!– вдруг заорал Зима.– Заткнись, заткнись, заткнись!
Зима направил ружье в сторону Сергея и нажал на курок.
Сергея отбросило назад, и, закачавшись, он начал оседать на пол. Темное красно-бордовое пятно начало расползаться у него на животе.
Сначала Сергей почувствовал, как его обожгло и сильно толкнуло назад. Тысячи разноцветных огоньков вспыхнули перед его глазами и начали кружиться. Почему-то было очень больно. Боль разрывала изнутри, казалось, что она повсюду, во всем его теле. Сергей почувствовал, как слабеют ноги, и он уже не может удержаться и падает. Он с удивлением увидел расплывающееся лицо Зимы и вдруг вспомнил, что ему же нужно в Москву, но у него совсем нет сил. И, наверное, он в Москву теперь не попадет. Потом глаза закрыла какая-то красно-коричневая пелена. А затем все пропало, и он провалился в черную пустоту, где не было ничего, осталась только боль. Но вскоре исчезла и она.
Когда сидевшие в столовой услышали выстрел, в первый момент, все оцепенели, но уже через пару секунд, все повскакивали со своих мест и бросились бежать. Увидев, что дверь одного из вагончиков, распахнута настежь, кинулись туда.
