Татьяна Михайловна Василевская
Если бы…
Еще до начала метелей, Николаич планировал отправиться в город 20 декабря. Нужно было и к встрече Нового года подготовиться, но из-за погоды поездка снова задержалась, на этот раз к радости всех, ненадолго. 24 декабря во время завтрака начальник объявил, что сегодня поедет в город и предложил, в честь предстоящего праздника, сделать заказы, кому, что нужно купить.
После завтрака Сергей подошел к Николаичу.
– Иван Николаич, можно мне сегодня с вами поехать?– спросил он. Николаич хитро посмеиваясь в бороду, подмигнул Сергею.
– И чего тебе в том городе надо? Небось, в Москву девушке звонить собираешься?
Сергей кивнул.
– Ну, поехали Ромео. Только ты учти, тут тебе не Москва. Тут у них телефон междугородний через раз работает. Если повезет – позвонишь, а нет, так уж не обессудь. Это я тебе к тому, что бы ты в случае чего не сильно расстраивался.
Николаич хлопнул Сергея по плечу и велел быть готовым к отъезду через полчаса.
Дорога на этот раз показалась Сергею менее мучительной, чем в первый раз, когда они ехали из аэропорта до лагеря. Возможно от того что его мысли были сосредоточены на предстоящем разговоре с Верой, вернее на возможном разговоре. Правда в Москве будет глубокая ночь, когда они доберутся до города, и он, наконец, сможет позвонить, но он надеялся, что она его простит и надеялся, что она будет рада, и надеялся… Он надеялся, на все сразу и просто хотел услышать ее голос. Он настраивал себя на то, что даже если позвонить не удастся, то , наверняка в аэропорту его будут ждать письма и от нее в том числе. И от матери, и от Вована. В любом случае, он был рад выбраться ненадолго из лагеря. Однообразный пейзаж и дни, почти не отличающиеся один от другого порядком надоели за прошедшие два с половиной месяца, проведенных в лагере.
Доехали они довольно быстро, но в пути Эрчима, с которым ехал Сергей в одном вездеходе, насторожил какой-то звук в работе двигателя. И, когда они с Сергеем приподняли тяжелую крышку, под которой находился мотор, Эрчим покачал головой и сказал, что возможно сегодня придется заночевать здесь. Поломка была серьезная.
– Хорошо, что в пути не застряли,– сказал он.– Хотя, если бы раньше остановились, и проверили, легче было бы починить.
Сергей с Николаичем и Пашей Головиным отправились к зданию аэропорта, узнавать о присланном для их бригады грузе из Москвы, а Эрчим занялся двигателем вездехода. Сергей пообещал вернуться и помочь, как только управится с делами. Якут беззаботно улыбнулся:
– Не торопись, делай свои дела. Еще успеешь помочь. Это надолго,– он постучал по закопченным внутренностям машины.
Забрав ящики с инструментами и запчастями, продукты и запас горючего они погрузили все в один из вездеходов. После чего Николаич, специально немного помедлив, поддразнивая Сергея, распаковал почту и, выбрав несколько конвертов, протянул ему.
– Ишь, как его разобрало! Аж, пританцовывает.– Улыбаясь, сказал он Паше Головину. Сергей, радостно схватив конверты и, обнаружив среди них долгожданное письмо от Веры, спрятал все в карман и уже на ходу крикнул:
– Я пойду, попробую позвонить.
– Беги, беги, звони своей ненаглядной,– сказал Николаич и почти мечтательно добавил.– Любовь…
Телефон безжизненно молчал. Сергей разочарованно повесил трубку на рычаг.
– Девушка, а вы не знаете, телефон когда починят?– обратился Сергей к румяной пышнотелой буфетчице.
– Да кто ж его знает.– Пожала она плечами.– Обрыв на линии. Снегопады-то, какие были.
По расстроенному лицу Сергея она, со свойственной женщинам проницательностью, догадалась, что для него звонок по межгороду связан с сердечными переживаниями.
– Вить!– крикнула она, куда-то вглубь зала, звонким сильным голосом.– Слышь! Вить! Телефон, когда обещали починить?
– С утра ребята заезжали, может к вечеру починют. Сказали, что провода в нескольких местах оборвало. Если найдут где обрыв, починют.– отозвался невидимый Витя.
– Может к вечеру,– заботливо глядя на Сергея повторила она слова Вити.– У тебя самолет то во сколько? Может, еще и успеешь позвонить.
Сергей поблагодарил сердобольную буфетчицу и отправился искать своих.
С вездеходом провозились до вечера. Николаич, оставив ребят чинить машину отправился на попутке в город, нужно было кое-что купить, сверх присланного из Москвы, и попробовать добыть то, что назаказывали ребята.
– Все работает.– Сообщил Эрчим, подходя к Николаичу, дремавшему в зале аэропорта, в ожидании пока закончат с ремонтом.
– Переночуем здесь. С утра пораньше выедем.– Сказал Николаич. Ночью по темноте ехать было опасно. Да и смысла не было. Только измотаются все и не выспятся. Ребята и так почти целый день возились с этой железякой, устали.
Перекусили в буфете. Буфетчица дружески кивнула Сергею.
– Ты еще здесь? Не починили еще телефон. Но ты не унывай, может, еще и успеют, до твоего самолета.
Паша заржал:
– До его самолета еще новую телефонную линию успеют проложить.
Сергей пихнул его в бок.
Он несколько раз за день проверял телефон, но в трубке, по-прежнему, было глухо. Сев в сторонке от остальных, Сергей достал письмо от Веры и начал читать.
« Здравствуй Сережа.
Получила твое письмо. И ругаю себя последними словами, что не сказала тебе сразу. Я рассталась со своим женихом и не выхожу замуж. Не могла и не хотела врать. Сказала, что поняла, что не люблю его. Не стала тебе говорить, из-за какой-то глупой боязни, что навяжу тебе какие то обязательства. Прости меня, пожалуйста. Я ужасно скучаю по тебе. И хочу, чтобы ты знал, что я думаю о тебе постоянно. Жду тебя и не знаю, как прожить то время, что еще осталось до твоего возвращения …»
Прочитав начало письма, Сергей долго сидел глядя перед собой. Облегчение, радость, чувство необыкновенной легкости и счастья наполнили его. Ему хотелось закричать, заорать на весь зал, сообщить всему миру, что девушка, которую он любит, ждет его, что она не выйдет замуж за другого, что она будет ждать его, Сергея. Ему было так хорошо.
– Серег! С тобой все нормально?– полушутя, полуобеспокоенно спросил Паша, заметив, как неподвижно сидит Сергей, уже несколько минут, глядя в одну точку, куда-то перед собой.
–Все отлично! У меня все отлично!– улыбаясь до ушей, сообщил Сергей.– Пойду, телефон проверю.
– Господи, что любовь с людьми делает. Нормальный парень, а письмо от девчонки прочитал, и крыша напрочь съехала. Николаич, как считаешь, пока до лагеря доедем, оклемается пацан, работать сможет?– заржал Паша.
– Балабол, ты, Пашка, тебе лишь бы позубоскалить. А у человека чувства,– улыбнулся Николаич.– Молодой он еще, зеленый. И, видать, в девушке своей души не чает. Скучает человек, а тебе все смешно.
Предприняв очередную, безуспешную попытку дозвониться Сергей вернулся на свое место и продолжил читать. Письмо было длинным, почти как он и просил при расставании, Вера писала об учебе, о погоде, о прочитанных книгах, целая страница содержала рассказ о новых подвигах Вована. Подписано письмо было «Твоя почти незнакомка». Сергей аккуратно сложил драгоценные листки и убрал в нагрудный карман рубашки.
Затем Сергей прочитал письма от мамы, от Вована и от Алины Николаевны, которая сочла своим долгом написать «своему дорогому голубчику Сереженьке».
Спали на жестких, неудобных сидениях зала ожидания. Сергей каждые полчаса проверял треклятый телефон, впрочем, уже не надеясь на результат, а так на всякий случай. К тому же в Москве сейчас был день и Вера, скорее всего, была в институте.
В три часа ночи Сергей решил сделать последнюю попытку и даже вначале не поверил собственным ушам, когда в трубке послышался гудок. Дрожащими пальцами он набрал код города и номер Веры. Как он и опасался трубку никто не взял. На всякий случай Сергей попробовал позвонить матери, но тоже безрезультатно, мать была на работе. Оставалась последняя надежда дозвониться хоть куда-нибудь. Сергей набрал номер Теляниных.
– Алло!– бодро отозвался голос Алины Николаевны, немного искаженный помехами на линии.– Алло! Говорите, слушаю Вас.
– Алина Николаевна! Здравствуйте, это Сергей.
– Господи! Сереженька, мальчик ты мой дорогой! Сережа, как ты там? У тебя все в порядке? Ты не болеешь?– засыпала энергичная Алина Николаевна Сергея вопросами.
– У меня все замечательно, Алина Николаевна. Я хотел Вас попросить передать Вере Ковальской, Вовка с ней вместе учится, Вы ее, наверняка знаете…
– Верочку! Конечно, я знаю Верочку, такая милая, хорошая девочка. Володя сказал, что вы… что у вас…– Алина Николаевна замялась, не зная как правильно подобрать нужное выражение, не словами же сына, который назвал это «любовью-морковью и всеми делами».– что у вас отношения.
– Алина Николаевна, передайте Вере, пожалуйста, что я получил ее письмо, и что я очень-очень рад. И скажите, что я пытался ей дозвониться, но сначала телефон не работал, а сейчас она, наверное, в институте. Я попробую еще попозже позвонить, мы здесь еще несколько часов будем. И маме передайте, тоже, что я звонил и что у меня все хорошо.
– Хорошо, мой дорогой, все передам. Сережа, что тебя понесло на край света? Мы все волнуемся. Ну ладно, не буду тебя учить. Взрослый уже. Целую тебя мой милый.
Проснувшись в шесть утра, Сергей снова рванул в телефонную будку, вдруг Вера уже вернулась с занятий. Но трубка вновь встретила его уже знакомой тишиной. Сергей с раздражением швырнул ее на рычаг. Через полтора часа, наскоро перекусив, они отправились в обратный путь. Телефон так больше и не ожил.
-Ковальская, хватит жрать!– Вован с отвращением проводил взглядом остатки третьего эклера, исчезнувшего в маленьком, хорошеньком ротике Веры. На тарелке лежал еще один. Взяв его двумя испачканными шоколадной глазурью пальцами, и, откусив большой кусок, Вера принялась медленно жевать, не обращая внимания на Вована. Вера обожала сладкое, а эти эклеры с шоколадным кремом, продававшиеся в институтском буфете, были ее любимые.
Вован из сладкого признавал только фрукты. А сегодня он пребывал в дурном настроении, мучаясь похмельем после очередной гулянки накануне вечером. И вид еды, в принципе, вызывал у него этим утром неприязнь и тошноту. Он хотел как всегда, после пьянки, прогулять занятия , но жестокая мать, застукавшая его в три часа ночи, пьяным в коридоре их квартиры, сегодня с утра разбудила несчастного сына и, не слушая его жалобных причитаний, отправила в институт.
– Ковальская, будешь столько есть, скоро превратишься в жирную, страшную тетку. Вон, смотри, у тебя уже второй подбородок намечается.– Вован ткнул пальцем в сторону худенькой тоненькой шеи.– А там и третий не за горами. Оглянуться не успеешь, а ты уже бегемот. И Серега тебя бросит. И будешь ты толстая и страшная, и ни кому не нужная. Заведешь себе кота или двух и будешь целыми днями сидеть с ними в кресле и жрать пирожные.
Вован так увлекся печальной и пугающей перспективой Вериного будущего, что даже забыл про свое плачевное состояние.
– Заткнись!– смеясь, сказала Вера, расправившись, наконец, с последним эклером.
Они вышли из буфета и направились в сторону аудитории, в которой через несколько минут должна была начаться следующая лекция.
– Ты знаешь, что, если есть столько сладкого, то мозги засахарятся, а сверху заплывут сахарным сиропом,– не унимался Вован.
– Телянин, не у всех рацион состоит из водки и пива. Кстати, чем там мозги заплывут от такого питания?
Они были уже в двух шагах от дверей аудитории. Вован остановился и с торжественным видом посмотрел на Веру.
– Ковальская! Вот ты знаешь, хоть мозги у тебя и засахарились, но иногда, в них появляется некий проблеск, здравого смысла, и ты говоришь просто гениальные вещи!– Вован развернулся и направился в обратную сторону.
– Ты куда?– крикнула Вера.
– Пиво пить. Я сегодня не ел еще. Пойду, позавтракаю, а заодно и пообедаю.
Размечтавшись о кружечке холодненького пива, Вован не заметил приближения, идущего ему навстречу, преподавателя и с разгону налетел на него.
– Извините Виктор Борисович!– с самым виноватым видом сказал Вован.
– А куда это, Вы, Телянин, собрались? Лекция-то у нас с Вами будет там.– Виктор Борисович любезно показал рукой нужное направление.
– Да Ковальская забыла учебник на прошлой лекции в другой аудитории. Она вообще такая растяпа, все время все забывает. А я же не могу не помочь человеку, вот и бегаю целыми днями по всему институту за ее вещами. Она ведь изведется вся, если я ей учебник сейчас ни принесу, такая нервная. Я бегом одна нога здесь другая там.– Заверил Вован.
Виктор Борисович был тертый калач, на своем веку повидавший не одного такого Телянина. Обняв Вована за плечи и, развернув в нужном направлении, он повел его к распахнутой двери.
– Ничего Телянин. Никуда Ваш учебник не денется. На следующей перемене сбегаете, одна нога здесь другая там.
Едва досидев до конца лекций Вован начал уговаривать Веру поехать к нему в гости. Вера отнекивалась.
– Да ладно, Ковальская, поехали. Чего тебе дома то делать?– говорил Вован, таща ее за собой в сторону дороги. Вытянув руку, он пытался поймать машину, не на метро же тащиться в таком состоянии.
– Да не ломайся, поехали, тем более ты пирожных нажралась, не объешь нас бедных.
Вера возмущенно выдернула руку.
– Да ладно-ладно. Накормим мы тебя, не переживай.
Остановилась машина и Вован, чуть ли не насильно втолкнул в нее Веру.
– Вер, ну мне очень нужно, что бы ты со мной поехала. Меня мать ночью застукала, когда я вернулся. Я, чего-то равновесие потерял, и сшиб ее любимый, дурацкий столик в коридоре. Вообще не понимаю, зачем он нужен, совершенно бесполезная вещь. Ну, шум, грохот, маман выбегает из спальни, а тут я спасаю ее столик, сидя на четвереньках. Одна ножка у меня в одной руке, другая в другой, а все остальное на полу передо мной. Мать кричит: «Что случилось? Это же антиквариат?» А потом на меня глянула и про антиквариат забыла и уже кричит: «Что случилось? Ты почему в таком состоянии?». А с утра разбудила меня в 7 часов, представляешь? А ведь всегда говорила, что любит меня, я даже верил, – пожаловался он на свою несчастную, полную трудностей и лишений жизнь.– Так, что сегодня она меня начнет воспитывать и лекции о моем поведении читать. А если я тебя приведу, при тебе она не станет. Здорово я придумал? И к тому же она тебя любит. Все время говорит…
Что все время говорит Алина Николаевна Вера так и не узнала, потому что, заехав во двор старинного дома, машина остановилась, и Вера отправилась спасать Вована от материнских нравоучений.
Услышав, как хлопнула входная дверь навстречу Вере и Вовану выплыла Алина Николаевна.
– Ой, Верочка! Ой, какая жалость!– увидев Веру, всхлипнула она, прижимая руки к груди.
– Да ладно, мам, она же к нам не навсегда!– сострил Вован.
– Володя, прекрати!– прикрикнула на него мать.– Верочка, милая моя!
Устремившись вперед, Алина Николаевна нежно обняла Веру, прижимая ее худенькое тело к своей монументальной груди, продолжая всхлипывать при этом. Вера испуганно посмотрела на нее.
– Алина Николаевна, что случилось?
– Мам, чего ты ее пугаешь? Ковальская у нас нервная, легковозбудимая. Чего случилось-то?– тоже забеспокоился Вован.
– Прекрати называть Верочку по фамилии, у нее есть имя и очень красивое.– Отчитала сына Алина Николаевна. И, выпустив, наконец, Веру из объятий, повела ее на кухню.– Пока вы были на занятиях, звонил Сережа. Просил тебе передать, что очень скучает и еще, что получил от тебя письмо и очень рад.
– Как трогательно! Я сейчас зарыдаю!– сказал Вован. Одарив сына взглядом великомученицы, Алина Николаевна ласково погладила Веру по голове.
– Сейчас я вас накормлю.– Сказала она, извлекая из недр холодильника кастрюлю за кастрюлей и сверток за свертком.
– Я, есть не буду.– Заявил Вован, с ужасом глядя, на гору еды, выставленной матерью на стол.– А Верка, наверное, уже проголодалась, она сегодня всего десять эклеров съела, да тут еще такое потрясение. Удивляюсь, как она вообще на ногах еще держится, не падает в голодный обморок.
– Володя! Ну, в кого ты такой?– умоляюще посмотрела на сына Алина Николаевна.– Тебя воспитывали в интеллигентной семье. С детства учили быть вежливым мальчиком. Ну почему ты все время несешь, бог знает, что?
– Да не знаю я, мам. Само как то получается. Я не специально.– Обезоруживающе улыбнулся Вован.
– Верочка, ты такая худенькая, я тебе две котлетки положу,– сказала заботливая хозяйка.
– Давай–давай. Она скоро ни в одну дверь не пройдет со своими эклерами и с твоими котлетами. В бегемота превратиться. Мы тут на профсоюзном собрании решили скинуться на новые двери для института, что бы Ковальская смогла в них спокойно проходить, ей же нужно институт закончить, а то, что же, она так необразованная и останется.
–Володя!!!– полным страдания голосом крикнула Алина Николаевна и, обращаясь к хохочущей Вере, сказала.– Верочка, извини. Это, видимо, из-за того, что мы Володю в детстве слишком часто с бабушкой оставляли, это ее воспитание его испортило. Я говорила твоему отцу, что нельзя так часто уезжать, что нужно больше времени уделять ребенку.
– Да ладно, мам. Нормально меня бабушка воспитывала. Старалась старушка, как могла, не покладая рук, можно сказать,– ухмыльнулся Вован, вспомнив какие трепки устраивала ему бабушка, крича при этом: «Чертово отродье, да что ж это за наказание такое? Ты ж меня в могилу сведешь, паразит ты этакий!».– Ну, просто я такой вот получился. Вы меня хорошо воспитывали, правда, мам. Вы у меня замечательные родители, а уж терпеливые…
Алина Николаевна растроганно обняла Вована и поцеловала в макушку с торчащими, в разные стороны волосами.
Когда Вера собралась уходить, Вован вскочил и двинулся следом за ней к двери.
– Я Веру провожу, а то она еще заблудится, она вообще плохо дорогу находит, хорошо хоть как до института добираться запомнила. – Затараторил Вован, протискиваясь мимо матери.
– Верочку на машине отвезут, я уже предупредила Валеру. А с тобой у нас будет серьезный разговор, по поводу вчерашнего.– Алина Николаевна многозначительно покосилась в угол, где аккуратной кучкой были сложены останки антикварного столика.
Вован обреченно вздохнул и сел обратно на свой стул. «Блин, день обломов! А ведь как хорошо бы сейчас пошла кружечка пива»– подумал он, с тоской глядя в кухонное окно, за которым были свобода и пиво…
Отмечать Новый год Телянины пригласили Веру к себе.
– Мама сказала, что бы я обязательно тебя уговорил прийти к нам. Так, что сама понимаешь, выбора у тебя нет,– в своей обычной манере заявил Вован.– Она вообще, почему-то считает тебя очень милой, хорошо воспитанной девочкой. Такая странная! Ну, она вообще иногда чудная бывает, ты же ее знаешь,– ухмыльнулся Вован.
– Как говорит, Сереже повезло, как я за него рада. Они будут такой красивой парой! Ну, просто оборжаться можно! Пигалица и шкаф. Маленький тараканчик и медведь.
Вера отвесила Вовану подзатыльник.
– Вот я и говорю, ввела в заблуждение, мою доверчивую родительницу. Она же не знает, какое чудовище скрывается под маской милого невинного личика.– Потирая затылок, продолжал веселиться Вован.
Соня звала Веру отмечать в свою компанию. После сообщения об отмене свадьбы, сестры сильно поругались. Соня не могла понять, как Вера может быть такой безответственной и даже к такому серьезному шагу как замужество подходить как к какому-то совершенно незначительному событию. Хочу, выйду замуж, не хочу, не выйду. В результате наговорили друг другу обидных слов, и долго дулись по разным комнатам, не желая ни одна, ни другая сделать шаг к примирению. В конце концов, Вера решила, что хуже уже не будет и решила все-таки поговорить с сестрой, помириться. Соня к тому моменту тоже уже остыла, ей надоела тягостная атмосфера вражды. В общем, сестры помирились, а через какое то время, Соня боявшаяся, что Вера теперь совсем пойдет в разнос, с удивлением, а потом даже с тревогой стала замечать, что Вера стала какая-то тихая, грустная. Почти никуда не ходит, после занятий, чаще всего сразу приезжает домой, лишь изредка, выбираясь куда-нибудь, и то возвращается рано. Понаблюдав за младшей сестрой, Соня решила поговорить, может Вера жалеет о своем решении и поэтому теперь грустит и не знает, что ей делать. Но, на Сонины вопросы, Вера сказала, что на нее не угодишь. То она несерьезная вертихвостка, то теперь сидит дома и опять все не так. Соня махнула рукой. Может у Верки переходный возраст какой-то запоздалый. У нее вообще все не так как у нормальных людей.
– Поедем с нами отмечать,– звала Соня.
– Нет, меня Вовка Телянин к себе пригласил.
Заметив вопросительно приподнявшиеся брови сестры, Вера решила прояснить положение вещей.
– Мы просто дружим. Будем мы и его родители. У них очень интересная семья.
Соня решила не лезть. Пусть делает, что хочет. В конце концов, Вера уже совершеннолетняя и быть ее нянькой Соня не нанималась.
У Теляниных приготовления шли полным ходом. Алина Николаевна наготовила столько, что можно было еще человек десять пригласить и все равно все бы не съели.
– Мама радуется, что хоть сегодня можно будет больше центнера в кого то впихнуть, а то мы с папой малоежки и мама страдает. Верка, ты же осилишь больше центнера? Я в тебя верю. Ты, на эклерах натренировалась, так, что все будет отлично, порадуешь маму.
– Володя! Ну, хоть сегодня можно обойтись без своих дурацких шуточек.– Возмущалась Алина Николаевна.– Вот, возьми лучше пирожки. Отнеси на стол. И вот этот салат.
– Ковальская, ты, где будешь сидеть? Я пирожки поближе поставлю, что бы ты через весь стол не тянулась когда захочешь в себя их засыпать все разом.
– Володя!– крикнула в отчаянии Алина Николаевна.– Верочка, милая, как ты его выносишь? Он и в институте так себя ведет?
– Да все нормально, Алина Николаевна. Просто у него чувство юмора такое, и энергия бьет ключом. С ним весело и он хороший друг.– Уверила Вера несчастную мать.
– Да вообще Володя добрый мальчик,– согласилась Алина Николаевна.– Просто болтает все, что в голову взбредет.
Стол ломился от вкусной еды. В дальнем углу комнаты стояла очень красивая пушистая живая елка, увешанная какими-то необыкновенными елочными игрушками сказочной красоты.
– Какая у вас елка!– восхитилась Вера.
– Я так люблю Новый год и елку признаю только настоящую, никакой пластмассы.– Сказала Алина Николаевна.
– Очень красивая.– Вера потрогала пушистую колючую веточку, пахнущую хвоей, и почему то этот запах напомнил ей о Сергее, в памяти всплыло его лицо сильные руки, его улыбка. Радостный голос Вована вернул ее к реальности.
– Конечно красивая. Перед Кремлем другие не сажают. Папа вчера всю ночь пилил. Им на работе специальные пропуска выписали. Одна елка в одни руки.
– Володя!!! Ты, что с ума сошел?! Ты думаешь, что ты говоришь?– взвизгнула Алина Николаевна.
– Да ладно, Верка ни кому не скажет. Правда, Вер?
– Ты меня в могилу сведешь своими шуточками,– сердито сказала мать.
Пришел Родион Петрович, увешанный подарками для всех собравшихся. Праздник получился на славу. Было весело и по-домашнему уютно. Как в детстве.
Когда пробили куранты, и все выпили шампанское и поздравили друг друга, Вован взял Веру за руку и потащил в коридор одеваться.
– Куда ты собрался?– встревоженно спросила его мать.
– Ну, все Новый год закончился. Отведу Верку к метро. Когда откроется, домой поедет.
Алина Николаевна издала то ли стон, то ли всхлип.
– Да шучу я, мам, шучу. Мы с друзьями договорились в центре встретиться, погулять. Буду смотреть за твоей любимой Верочкой. Как за родной, не переживай.– Он нежно чмокнул мать в нос. – С новым годом, мам! Пока пап, с Новым годом! Ну что, Верка, идти-то сможешь? Вон, какое брюхо наела, тяжело небось? Ничего, сейчас растрясем.
Бригада Сергея отмечала праздник весело и шумно. В одном из вагончиков накрыли стол. Было ужасно тесно, но никто не жаловался. У всех было отличное настроение.
Елки не было. Ее просто негде было взять. Но у Николаича, уже который год, встречавшего этот праздник в полевых условиях, была припрятана коробка с елочными игрушками и даже гирлянда. Повесили шарики, зажгли разноцветные лампочки, и сразу в вагончике стало как-то уютно и нарядно. Николаич с Эрчимом притащили здоровенный мешок и начали раздавать подарки. Оказывается, многим родные прислали к Новому году посылки, а тем, кому посылка не пришла, Николаич сам приготовил, что-нибудь к празднику. Зиме достался блок сигарет. Сане Морозову, у которого, никого из близких не было, была подарена гитара, которую Николаич выпросил у мужика в аэропорту. Он хотел ее купить, но мужик, узнав, что они зимуют, отрезанные от города, от людей, просто подарил гитару, пожелав, что бы она радовала их долгими зимними вечерами.
Кукушонку посылку из дома прислали, но Николаич тоже приготовил ему персональный сладкий подарок: конфеты и печенье. И Кукушонок, со счастливым видом лопал шоколадные конфеты и угощал всех остальных.
Перед Сергеем Николаич поставил внушительных размеров ящик.
– Уж не знаю, что там тебе прислали. Может телевизор?– со смехом сказал он.
Оказалось, что посылка «общая». То есть от Теляниных, от Веры и от мамы. Это Алина Николаевна придумала собрать все вместе. Вера прислала Сергею теплый, очень мягкий свитер и зажигалку Зиппо, не задуваемую на ветру. Мама теплые носки, связанные своими руками. Вован прислал коробку самых настоящих сигар и бутылку виски. Ребята взвыли от восторга, когда Сергей выставил это богатство на стол для общего пользования. А Алина Николаевна уставила дно ящика, в два ряда, всевозможными консервами. Тут были и крабы, и икра, и маринованные огурчики, и шпроты, и ананасы. Все это также пошло к общему столу и ко-всеобщей радости. Во времена, когда в стране вообще напряженно было с продуктами, а в лагере, так и вовсе, еда была однообразной, такие богатства казались самым, что ни на есть замечательным подарком. Последним из даров оказалась завернутая во множество слоев бумаги, чтобы не разбилась, бутылка импортного шампанского.
– Сидим как какие-нибудь английские лорды.– Попыхивая сигарой и отпивая глоток дорогого виски из алюминиевой кружки, радовался Генка Рыжов.
Когда до двенадцати часов осталось несколько минут разлили шампанское. Ровно в двенадцать дружно чокнулись, выпили по глотку. Виски давно уже закончился, и Николаич выставил на стол водку. Пять бутылок, ради праздника, по полбутылкина брата.
– Смотрите, как Кукушонок наяривает!– засмеялся Паша, глядя как Кукушонок жадно допивает шампанское из кружек. Что бы освободить кружки под водку перелили все остатки шампанского ему, все равно шампанское никто не пил, так налили по традиции, пригубили и все. Кукушонок, вообще никогда не пивший спиртного, быстро вошел во вкус. Сладковатый газированный напиток показался ему восхитительным. Быстро допив содержимое своей кружки, он потянулся за бутылкой и налил себе еще.
– Смотри май беби, утром головка будет бо-бо.– Предостерег его Генка. Но Кукушонок, уже успев немного охмелеть с непривычки, только блаженно улыбался, потягивая приятную жидкость из кружки.
Саня Морозов взял гитару и, пробежав пальцами по струнам и немного подкрутив колки, что бы настроить инструмент под себя, запел печальный старинный романс. Все притихли, слушая грустную мелодию. Кто-то вспоминал о доме, об оставшихся далеко-далеко любимых, родных, друзьях, а кто-то грустил о не сложившейся жизни и о тех с кем их разделяет не расстояние, а время.
Когда песня закончилась, Николаич сказал:
– Давай-ка, чего-нибудь повеселее, Сань. А то щас вся бригада затоскует, и еще заплачет кто-нибудь, и мы тут потонем в слезах.
Саня ударил по струнам и запел веселую, даже хулиганскую песню, про молодку, которая шла по воду и встретила молодого красивого парня, и про то чего они потом вытворяли. Ребята развеселились. Смеялись и подпевали, когда Саня пел припев.
Потом были и веселые и грустные песни. Через какое-то время гитара перешла к Паше Головину. Спев несколько песен, он передал ее Сергею. Сергей сыграл пару военных песен, а потом тоже заиграл грустную песню на стихи Ахматовой. К этому времени уже всем было все равно, веселая песня или грустная. После сытного, вкусного ужина, выпитой водки и от духоты в маленьком, непроветриваемом вагончике всех разморило и клонило в сон. Кукушонок к этому времени уже успел допить бутылку и спал, положив голову на стол.
Стали расходиться. Сергей с Генкой подхватили Кукушонка, Паша прихватил со стола полбутылки водки «на утро», как он сказал, и компания отправилась в свой вагончик.
– Во нализался, дурачина!– посмеивался Генка, укладывая Кукушонка в кровать и заботливо укрывая его одеялом. Все улеглись по своим кроватям и моментально уснули. Сергей проснулся от того, что хлопнула входная дверь. Наверное, кто-то из ребят вышел облегчиться, подумал он. Захотелось пить, и Сергей стал спускаться вниз со второго яруса. На его место внизу они вчера уложили Спящего Кукушонка. Нижняя постель была пуста. Значит это Кукушонок вышел на улицу. Попив воды, Сергей уже хотел лезть обратно, но тут заметил, стоявшую на столе бутылку, принесенную Пашей. Она была почти пустая. Сергей посмотрел в окно. Ночью опять началась метель. Почувствовав неясное беспокойство, Сергей надел куртку, натянул унты и вышел на улицу. Дошел до маленького домика с покатой крышей.
– Кукушонок.– Окликнул Сергей. Никакого ответа.– Леха!
Сергей потянул за ручку. Дверь туалета распахнулась. Внутри никого не было.
– Кукушонок!– крикнул Сергей. Но, даже если, тот и был где то рядом, то, навряд-ли, услышал бы крик, ветер заглушал звук голоса на расстоянии уже нескольких метров.
– Вставайте,– сказал Сергей, включая в вагончике свет.– Кукушонок пропал. На улице метель. Надо идти искать.
Все начали быстро одеваться. В метель можно заблудиться в нескольких десятках метров от лагеря и замерзнуть насмерть. Нужно было как можно быстрее найти мальчишку.
– Идиот! Еще и водку выжрал!– со злость сказал Паша.– Надо быть таким дураком. Ведь замерзнет же, уснет где-нибудь. И не найдешь.
– Заткнись!– сказал Генка.– Не каркай.
Взяли фонари, пошли искать. Разбудили тех, кто спал в других вагончиках. Два часа обыскивали лагерь вдоль и поперек. Эрчим надел лыжи и поехал искать вокруг. Далеко уйти от лагеря Кукушонок не мог, но, если даже отошел метров на 50-70, найти его, в такую погоду, было очень мало шансов. Все чувствовали себя подавленно. С каждой минутой шансы на успешные поиски уменьшались. К концу третьего часа поисков, когда уже пропала почти всякая надежда найти мальчишку живым, Сергей решил еще раз осмотреть ангар, просто так, там уже искали до этого, просто, что бы что-то делать, что бы, не прекращать поиски, не сдаваться. Сергей обошел ангар, освещая каждый уголок фонарем. И, уже от безысходности, поднялся на ступеньку одного из вездеходов и, распахнув дверцу, посветил внутрь. На полу, привалившись к сидению, сидела скрюченная фигурка. Сергей запрыгнул внутрь и потряс спящего за плечи. Кукушонок что то промычал. «Живой!»– с облегчением подумал Сергей. Взвалив Кукушонка на плечи, он начал выбираться из машины. На полпути от ангара к лагерю его заметили. Подбежали, подхватили Кукушонка. Кто-то побежал искать остальных, что бы сообщить, что поиски закончились благополучно.
