Олег Механик
Болевой порог
Хлопок! Яркая вспышка! Окуляры заливает красным.
Где-то за розовой дымкой я вижу приближающегося ко мне огромного азиата в забрызганном кровью, фартуке. В его руке что-то есть. Это словно маленькая стальная птичка, горло которой сдавливает огромный кулак, отчего она распахнула клювик.
«Открывай рот!»
«Нет! Подождите…заморозка ещё не подействовала!»
«Открывай, я сказал!».
«Не-е-ет!»
– Тихо…тихо…тш-ш-ш!
В рассеивающемся розовом мареве, я вижу лицо человека в очках и маске.
– Всё уже закончилось. Вы в порядке?
Я не могу ответить на этот простой вопрос и не только потому, что не знаю в порядке я, или нет. Моё дыхание сбито настолько , что я захлёбываюсь, будто человек, только что вынырнувший из воды, после длительного погружения.
– Успокаивайтесь, всё уже позади! – ласково мурлычет маска.
Щелчок. Прожектор гаснет, оставляя, растворяющийся в полумраке, блик.
– Не вставайте сразу же. Полежите несколько минут. Нужно успокоиться и приготовиться к новой жизни.
Я вглядываюсь в навалившийся мрак и вижу только заштрихованный квадрат на полу. Это проекция созданная, сквозящим через жалюзи, светом фонаря. По наступившей тишине, я понимаю, что доктор ушёл по-английски. Он просто растворился во мраке, не давая лишней возможности увидеть его ещё раз. Теперь я окончательно понимаю, почему в уме крутится эта аналогия с зубом. Тогда всё закончилось точно так же. Неумолимый палач, страх, невыносимая, длящаяся не больше секунды, боль и невероятная лёгкость в финале. Тогда я потерял всего лишь зуб. Я был молод, и потеря одного несчастного зуба ничего не значила. Что я потерял сейчас?!
***
– Ты как?! – я вздрогнул от неожиданности. Надо мной нависал приятный овал личика Айи. В полумраке её кожа казалось голубой, а губы мертвенно синими. Это придавало готичности её образу.
– Я? Вроде бы в порядке. – Я приподнялся на локтях, изучая своё, распластанное в кресле тело. – Руки и ноги на месте, на счёт головы, не знаю.
– Она тоже на месте. – Улыбнулась Айя.
– Сколько времени я здесь? – я обвожу взглядом бледную пустоту кабинета.
– Процедура длится не многим более получаса. Я же говорила, что всё, до невозможности просто. Ты жив, здоров, твои мозги в полном порядке. Всё точно так же, только…
– Только что?
– Давай не будем забегать вперёд! – Айя выставляет вперёд тонкий пальчик. – Скоро ты сам всё почувствуешь, но это произойдёт не сразу. Тебе какое-то время нужно будет привыкать к новой реальности, адоптироваться к ней.
– К новой реальности? – криво ухмыляюсь я. – Хочешь сказать, что я попал в другую реальность?
– Вся реальность находится здесь. – она приставляет острый коготок к своему виску. – Даже небольшие изменения в этой коробочке порождают новую реальность. Но что тебе объяснять, когда ты скоро сам всё почувствуешь и увидишь. А сейчас тебе нужно возвращаться домой. Уже за полночь, тебя жена потеряла…
5
– Папа, вставай! Ты обещал сегодня заапалк, а потом театл, а сам спишь! – я чувствую, как маленькие ручки, тормошат, моё, закутанное в простыню тело. В щелочках отёкших век появляется моя Сашка. Краснощёкая, с взъерошенными белыми кудрями, в своей любимой желтой пижамке, она пытается пробиться сквозь броню моего опухшего лица.
– Встава-а-ай! – отсутствие двух верхних резцов, делает её личико непосредственным и шкодливым. Губы и левая щека густо измазаны шоколадом.
Сашка будит меня редко. В выходные это делает Наташа, а в будни я встаю сам, по будильнику. Дочь будит меня только в тех случаях, когда мы в ссоре с женой. Значит сейчас именно тот случай. Ну конечно…я же приперся домой лишь под утро, а моя опухшая рожа красноречиво говорит о том, что я снова запил. Лучше бы было так…как она думает.
«Во что я ввязался? – Я прижимаю к плечу маленькую головку, жадно вдыхаю её неповторимый запах. – А может это сон, или пьяный бред?»
Вскакиваю с постели, хватаю на руки любимый комочек, подхожу к трюмо. Я не сразу узнаю человека в зеркале. Опухоль на лице, трансформировала его до неузнаваемости. Если бы не обвивающая шею Сашка, я бы подумал, что это другой человек, какой-то запойный бомж. «Господи! Что стало с моей рожей?».
Вдруг меня озаряет, будто молнией. Я ставлю на пол Сашку и бегу к шкафу с вещами. Шарю в пиджаке, в брюках, в поисках бумажника.
Ну как же я сразу не догадался? Это же какие-то разводилы, цыганский гипноз!
Пересчитываю деньги. Всё на месте. Хотя-я…кто будет устраивать подобный спектакль из-за такой суммы?
«Я же что-то подписывал? – я впиваюсь ногтями себе в череп, ерошу волосы. – А что, если это договор займа, или дарственная на квартиру?».
– Па-ап ты куда?
– Сашуля, я сейчас! – В горле сухо, ватный язык еле ворочается. Пьяной походкой иду в ванную. Проходя мимо гостиной, вижу Наташу. Она стоит ко мне спиной и смотрит в окно. Это её излюбленное место во время наших ссор.
Что с ней будет, когда она узнает? Что бы ей было проще простить: измену, или то, что я просрал наше имущество?
Захожу в ванную, закрываю дверь на щеколду, на автомате открываю кран. Шипящая струя, веселым водоворотом исчезает в сливе раковины. Снова смотрю в зеркало. Меня бесит этот тщедушный человек с лицом бомжа. Это вредитель, паразит, которому не дано создавать и зарабатывать. Он может только разрушать. И прошлой ночью, этот подлец, кажется разрушил самое ценное.
«Н-на!» – Кулак впечатывается в ненавистный подбородок.
Гулкий звук, треск. От выщербины по центру зеркала, расходятся десятки тоненьких лучиков.
«Ого! Ты в первый раз ударил человека в лицо. Впрочем, это не лицо, а всего лишь зеркало. Ты можешь только разрушать!».
Кулак врезается в стекло ещё и ещё. Стеклянные крошки осыпаются вниз будто сахарный песок. На стене чернеет овальная рама. Теперь у меня нет даже отражения.
– Ты что там делаешь! Ну-ка открой! – Это стучится в дверь, прибежавшая на шум, Наташа.
Я подставляю кулак под пенящуюся струю. Водоворот становится розовым, а потом тёмно-красным. Что-то здесь не так!
Разворачиваю руку тыльной стороной вверх. По ладони и запястью ползут красные змеи. С косточек безжизненно свисает лопнувшая кожа. Что-то здесь не так!
Я не чувствую ни боли, ни жжения, ни покалывания. Только лишь приятное тепло струящейся воды. Струя шипит, от неё и от ладони курится лёгкий дымок. Это кипяток! Я не чувствую, как варится моя окровавленная рука. Это новое ощущение, точнее, отсутствие привычных ощущений, резко меняет моё настроение. На смену апатии приходит неожиданный прилив радости. Хищно скалясь, я вынимаю руку из-под кипящей струи, подношу её к глазам. Тёмная кровь ручьями стекает по запястью; бордовым градом капает на белоснежный кафель. Мёртвая кожа, будто содранная с курицы шкурка, болтается на казанках. В любое другое время, при виде этой картины, я бы грохнулся в обморок. Это случилось бы даже в том случае, если бы изуродованная рука принадлежала кому-то другому. В этот же момент, я напротив, чувствую спокойную уверенность. Меня абсолютно не пугает, что я потерял, наверное, литр крови. Я точно знаю, что не умру, по крайней мере в ближайшее время. Почему? Потому что меня наделили властью. Меня наделили властью над самой большой и мощной силой. Теперь я могу управлять своей болью.
– Артём! Немедленно открой дверь! – Наташа отчаянно лупит ладошкой по фанерному полотну.
Я щёлкаю замком. Она врывается, но, сделав шаг внутрь, застывает с выпученными глазами.
– Ч-что…что ты сделал? – испуганный взгляд перебегает с разбитого зеркала, на краповые стены, с них на мою изувеченную руку. – Что ты сделал? – уже шепчет она, и поднеся, ладонь ко рту, всхлипывает.
– Зеркало…зеркало вывалилось из рамы. Я хотел его поймать и вот. – Я пожимаю плечами, виновато улыбаясь.
– Как оно могло упасть? Да что с тобой? Тебе ещё смешно?!
– Мне смешно от того, что ты так испугалась. Ничего страшного не произошло. – Говорю я, стараясь придать голосу максимально возможную мягкость.
– Ничего страшного? Ты на руку свою посмотри. Её же зашивать надо! – Наташа сбавляет тон мне в такт. В её взгляде, кроме испуга появляется настороженность. Она пытается понять, что со мной не так.
– Не надо ничего зашивать. Просто перебинтуй. Всё заживёт как на собаке. – Я продолжаю невозмутимо улыбаться.
– Артём, что с тобой? – её, сжавшийся до писка, голос дрожит.
– Со мной всё в порядке, родная. Ты даже не представляешь, в каком я сейчас порядке. – Я обхватываю её руками, от чего она начинает ещё больше трястись и скулить.
– Нет…нет…нет. Не надо! Ты ранен! – Я прижимаю её голову к закутанной в махру халата, груди. – Ты какой-то другой! – сдавленно мычит она. – У тебя женщина, я знаю!
– Дура…дурочка! – ласково шепчу я. – Нет никакой женщины! Просто, с сегодняшнего дня всё будет по-другому. Вот увидишь!
***
Я тяжело вздыхаю, беру со стола чашку. Вместе с остывшим кофе, проглатываю, застрявший в горле комок. Навалившаяся тишина начинает давить на уши. Ставлю чашку, замечая, как трясётся рука. Сегодня ночью я испытал настоящее потрясение. Проснувшись, я пытался убедить себя в том, что всё увиденное просто сон, но чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что именно это и есть самая настоящая реальность. Последнее видение поставило всё на свои места. Это словно вставший на место кусочек пазла, который позволяет понять, какая перед тобой картина. Дальше уже не требуется умственных напряжений и мучительных поисков недостающих частей. Всё собирается, само собой.
Эммануил сверлит меня, горящими от возбуждения глазами. Он жаждет слышать продолжение истории.
– Уже в тот момент, прижимая окровавленной рукой голову рыдающей Наташки, я понимал, что мир изменился, но не мог осознать, что он перевернулся. Я не знал, что в этом, перевёрнутом мире, не будет места не только ей, но и моему самому любимому человечку. Сашка стояла на пороге ванной, испуганно таращась, на нас. Я улыбнулся, подмигнул ей и сказал, что это у нас с мамой такие игры, и что, если она хочет пойти в зоопарк, должна немедленно бежать в детскую и собрать разбросанные по полу игрушки. Я помню, как она весело подпрыгивала, как разлетались в стороны её плюшевые ручки. Я помню весёлый топот её босых ножек по коридору. Она тоже не знала, что вступает в новый мир. Неизвестно, каким будет этот мир, добрым, или злым, плохим, или хорошим. Известно только одно: в этом мире не станет одного из самых главных в её маленькой жизни, людей.
Я помню, как мы шли по залитой солнцем, улице. Сашка сидела на моих плечах, и я придерживал её маленькую ножку, туго забинтованной рукой.
– Я великан! – кричала она. – Я больше самого высокого человека!
Эти же слова я повторял про себя. Глядя на прохожих, я чувствовал себя в десять раз больше каждого из них. Я чувствовал скрытую силу, и от того, что они её не замечали и приветливо улыбались мне, словно ровне, мне было ещё веселее. Это был самый прекрасный день. Мы сходили в зоопарк, покатались на колесе обозрения и на каруселях, потом зашли в кафе, где долго пили чай с блинами. Это был последний день, который я провёл вот так вот, с ними…
Я снова вздыхаю и делаю паузу, скрежеща ложкой по дну опустевшей чашки.
– Ты ушёл из семьи? – спрашивает Эммануил.
– Не сразу…– я медленно мотаю головой. – Это произошло хоть и не мгновенно, но в очень короткий срок. И фраза: «ушёл из семьи», не самая походящая в этой ситуации. Может быть это семья от меня ушла, или… – Я чешу висок. – В общем, я оказался в другом мире, в котором просто не было места для семейных ценностей. Наташа и Сашка просто не вписывались в такой мир. Это я говорю сейчас, с этой позиции. А тогда…в том новом состоянии, я просто забыл о том, что они существуют. Но, ещё раз говорю, что это случилось не сразу.
Прекрасный день перетёк в вечер, и мы проводили этот вечер все вместе, сидя на диване за просмотром любимого шоу. Хохоча до слёз и обнимая, объедающуюся шоколадом Сашку, я чего-то ждал. Я не знал, что должно произойти, но точно знал, что уже очень скоро, это «что-то» случится. Случилось! Мой телефон тревожно завибрировал в кармане. Высветившееся на дисплее имя, заставило меня вскочить и перейти в спальню. Это была она. Раздающийся в динамике, её низкий бархатный голос, заставил меня внутренне вибрировать.
– Завтра? В час дня? Ну к-конечно…– Мысль о том, что завтра рабочий день и в это время он в самом разгаре, заставила мой язык спотыкнуться. Но вспомнив о том, что мир изменился, я тут же исправился. – Конечно смогу! – Повторил я, уже с твёрдой уверенностью в голосе.
– Отлично…до встречи…– прошептала она и положила трубку.
Всю ночь я лежал, таращась в потолок и не смыкая глаз. Стук сердца заглушал мирное посапывание Наташи. Она не знала…
С возбуждением человека, который вдруг обнаруживает в себе волшебный дар, я ждал завтрашнего дня. Я помню, как менялись оттенки на потолке, как он из тёмно-синего, становился серым, а потом голубым. Наконец-то появившийся розовый оттенок, сообщил о том, что долгожданное утро настало. Лёжа на кровати я плавно въехал в этот новый день. Я ещё не знал, что он станет по настоящему переломным…
6
Нервно крутясь в нещадно скрипящем, офисном кресле, я ждал, когда же настанет время «ч». Моё томление не было связано с опостылевшей работой, мелькающей мордой Михалыча, который будто что-то почувствовав, ни разу не удостоил меня очередной притуплённой колкостью. Созерцая всю эту офисную суету, отстранённым взглядом философа, я довольно улыбался. Мне вдруг стали смешны все они: эти щёлкающие по клавиатурам, снующие туда-сюда, стучащие каблуками по линолеуму, глотающие воду из кулера, что-то сканирующие, что-то распечатывающие, подшивающие, укладывающие в стопочки, шелестящие листочками, шепчущиеся, хихикающие, воняющие всеми мастями приторных духов, серые мышата. Я вдруг почувствовал небывалое превосходство над всеми ими. В эти мгновения, когда я просто сидел, выложив на стол перебинтованную руку, и нагло таращился на своих коллег, ни один из них не кивнул в мою сторону товарищу, мол, «чего это он сегодня не работает? Совсем страх потерял?». Все они воспринимали моё поведение, как должное. Как будто я всегда вёл себя подобным образом. Наверное, соприкоснувшись с моим взглядом они поняли, что сегодня не самое лучшее время, чтобы злить этого человека. Глаза – зеркало души. Наверное, раньше, все они, включая Михалыча, видели в моих глазах розовый кисель. Наверное, транслируемое в них чувство кротости, призывало к ответной агрессии, или насмешкам. И сегодня они увидели другое. Мой взгляд содержал что-то новое, какую-то другую начинку.
Дождавшись, когда минутная стрелка на настенных часах добежит до необходимой засечки, я бодро встал и, настырно отстукивая штиблетами по линолеуму, пошёл к выходу. Я чувствовал, как они провожают меня удивлёнными взглядами. Я чувствовал, что больше никогда не войду снова в эту дверь. Думаю, что они тоже это почувствовали.
***
Место показалось мне странным для рандеву. Точка в навигаторе, которую выслала мне Айя, привела меня к серой, затерянной в спальном квартале, высотке.
Я стою перед крыльцом, которое ведёт цокольное помещение. Глаза цепляются за светящиеся синим неоном каракули на вывеске.
«Спортивный клуб Антей».
Жму на кнопку вызова и стальная, снабжённая видеодомофоном дверь, издаёт призывный писк.
На пороге приветливый паренёк в белом спортивном костюме.
– Вы Артём?! – Он улыбается на мой кивок и крепко жмёт руку. – Проходите в зал, вас ждут.
Я прохожу по коридору и открываю единственную дверь. Передо мной, просторное помещение спортивного зала. В центре зала находится четыре огороженных канатами, подиума. Это ринги. По периметру громоздятся штанги и тренажёры, висят груши.
По всей видимости, зал предназначен для массовых тренировок, но сейчас, он совершенно пуст. Я не сразу замечаю троих, разбросанных по этому огромному пространству, людей. Это мои старые знакомые: Айя, Александр и Стив. Компания всё та же, что и позапрошлым вечером, за исключением Сергея. Его я в этот раз не вижу.
Айя подходит ко мне первой. Она гладит моё запястье тёплой ладонью; чуть привстав на цыпочки, тыкается острым кончиком носа в щёку. Обволакивающий, приятный аромат и это неожиданное прикосновение, превращают мою кожу в гусиную.
– Привет! – В этот раз она улыбается мне открыто, демонстрируя большую часть своих безупречных зубов. Я замечаю в этой улыбке что-то родное. Ну да мы ведь теперь в чём-то родня. Она в красном, подчёркивающем её превосходную фигуру пальто, длина которого, позволяет оценить плотные, обтянутые чёрными лосинами, бёдра.
Следующим здоровается Александр. Он снова одет по классике. Серое пальто, начищенные до блеска ботинки, пара кожаных перчаток в левой руке. Из-под сиреневой сорочки выглядывает неизменный шарфик. На этот раз он тёмно-синий в серую крапинку. Его большой рот расплывается в благородной улыбке, глаза довольно блестят. Нащупав бинт на моей руке, он приподнимает её вверх.
– Это что? Ты уже попробовал? – улыбка приобретает нотки озадаченности.
– Ну да! – я пожимаю плечами, – хотя это вышло случайно.
– Ну тем лучше. Значит ты уже убедился, что это работает?
– Да! – киваю я.
– Мы здесь для того, чтобы немного закрепить это новое ощущение. Сейчас Стив с тобой немного поработает.
Подошедший последним, Стив, коротко и сухо здоровается. Он, как и прежде, хладнокровно хмур. Его маленький тонкогубый ротик, будто бы не предназначен для улыбок. И сам он маленький серый, очкастый, похож на замотанного жизнью ботаника. После короткого приветствия, Стив тут же разворачивается ко мне спиной и направляется к первому от нас рингу. Он на ходу скидывает с себя кожаную куртку, оставаясь в бордовой толстовке, которая только подчёркивает миниатюрность его фигурки.
Он скидывает кроссовки, и уже босым подныривает под канат и оказывается на ринге.
– Пойдём поработаем? – как бы заигрывая, кричит он.
– Туда? С тобой? – я глупо тычу пальцем сначала себе в грудь, а потом в сторону ринга.
– Поднимайся туда! – говорит Александр. – Это будет небольшой тренинг. Бояться абсолютно нечего.
– Иди, не бойся! – шепчет Айя, сверкая кошачьими глазами.
– Да я и не боюсь…просто…
Просто это всё как-то странно. Что мы сейчас драться с ним будем? Разве, всё это…ради каких-то там драк?
Покорно плетусь к рингу, скидывая куртку и пиджак. Снимаю ботинки и носки, с трудом протискиваюсь под упругими канатами.
– Рубаху сними, замараешь! – снисходительно цедит Стив.
– Тебе бы тоже не мешало очки снять…– отвечаю я.
– Вряд ли им грозит какая-то опасность. – На этот раз я замечаю микроскопическую улыбку в уголке тонких губ. – Это будет не спарринг.
– А что? – я чувствую себя довольно глупо, стоя босым посреди ринга. Мои классические брюки, узкие плечи, образовывающийся пивной животик и солидный возраст, кажутся мне совершенно не подходящими для этого места.
– Мы немного поработаем с твоими рефлексами. – Стив наклоняется и поднимает пару, лежащих в углу, беспалых перчаток. Он неспешно натягивает их на руки, будто готовящийся к сложной операции, хирург. – Твои внутренние установки и так со временем изменятся, но зачем же ждать, когда всё можно сделать за несколько минут. – Он любуется своей одетой в синюю перчатку рукой, играет тонкими пальцами.
Я пожимаю плечами, всем своим видом говоря: «Я уже ваш! Делайте, что хотите!».
– Рефлексы – это то, что хуже всего поддаётся изменению. Они крепко засели в тебе и не дают меняться. По сути, рефлексы, это то, что тобой управляет. Не реальные эмоции и ощущения, а их предчувствие. Испытанные когда-то потрясения, боль, стрессовые ситуации, всё это остаётся в голове, а от неё передаётся мышцам. Вот ты стоишь на ринге перед человеком в перчатках и уже напряжён. Это видно по твоим приподнятым плечам, и сжатым кулакам. Никакие разговоры не помогут снять это напряжение. Рефлексы, это то, что нужно ломать. Сейчас мы попробуем поломать основные.
Играющие пальцы внезапно собираются в кулак, который летит мне в лицо. Я отклоняюсь, отскакиваю назад, врезаясь спиной в канаты.
– Вот красноречивый пример, – Стив снова играет пальцами правой руки. – Одно движение руки едва не сбило тебя с ног. А я ведь к тебе даже не прикоснулся. Теперь ты понял, про что я говорю?
Я киваю, отталкиваюсь спиной от канатов, делаю шаг вперёд.
– Сейчас я ударю тебя по-настоящему. – Моё внимание приковано к заигрывающим пальцам. Они, поочерёдно сгибаясь, медленно ложатся внутрь ладони, будто складывающийся веер. Твоя задача, просто удержаться на месте и не сделать ни одного лишнего движения.
– Ты готов?
Я зачем-то бросаю взгляд, на стоящих у подножья ринга, Айю и Александра, потом перевожу его на Стива, который стоит напротив, опустив руки вниз. В моей голове всплывает картинка из далёкого прошлого, где я так же стоял напротив щуплого задиры по имени Аслан. Всё происходило в школьной рекреации на виду у всего класса под ободряющий гам одноклассников. Тогда я и не представлял, что что-то пойдёт не так. Я и думать не мог, какие последствия будет иметь то, что произойдёт ровно через секунду после того, как я толкну Аслана в плечо.
Стив чем-то напоминает мне его. Человечек, который, казалось бы, не должен внушать никаких опасений, спокойно меряет меня взглядом. Эталонный очкарик, маленький, тощий, безобидный. Единственное, что может заставить насторожиться во всём его виде, это стальной блеск глаз из-под толстых стёкол очков. Не смотря на спокойную позу, он целится. Он готов нанести сокрушительный удар, точно так же, как когда-то это готовился сделать Аслан. А я? Готов ли я держать этот удар? Или всё будет точно так же, как тогда.
Вылетевший из ниоткуда, кулак, врезается в скулу с такой силой, будто кто-то швырнул мне в голову шар от боулинга. Ослепительная вспышка, рассыпается на искры. Череп гудит будто играющий гонг.
Молочная белизна в глазах сменяется розовой дымкой, за которой появляется Стив. Он стоит в той же расслабленной позе. Кажется, что этот сокрушительный удар исходил не от него, а прилетел откуда-то извне. Всё, что я могу осознать это то, что по-прежнему стою на ногах. Спина ощущает вибрацию каната, в который я, похоже, врезался.
– Красавчик! – Стив одаривает меня своей фирменной невидимой улыбкой. – Устоял и почти не испугался…
– Не успел! – говорю я, чувствуя, как набухающая гематома, мешает челюстям шевелиться. Рот быстро заполняется тягучей жидкостью. Я сплёвываю и кровь огромной кляксой шлёпается на настил.
– Ну да…возможно сработал эффект неожиданности…– соглашается очкарик.
Из зала раздаются хлопки. Я поворачиваюсь и вижу Айю и Александра про которых совсем забыл.
– Артём ты молодец! – выкрикивает Айя, звонко хлопая в ладоши.
Я пытаюсь улыбнуться, но стремительно прирастающая гематома, делает улыбку кривой, однобокой, будто у паралитика.
– Это он молодец! – мычу я заполненным кровью ртом. – Хо-оший удар.
– Как ощущения? – спрашивает Стив.
Я развожу руками и покачиваю головой. Заблокированная мимика, не позволяет отразить на лице какие-либо эмоции.
– Это было неприятно? – спрашивает уже Александр.
Я повторяю свой глупый жест, который выражает, скорее согласие.
– Но согласись, что это не так болезненно, как могло бы ощущаться до коррекции.
И снова я повторяю всё тот же жест. Только сейчас, после вопроса Александра, я пытаюсь проанализировать мои ощущения. По большому счёту, нокаут не вызывает какой-то острой боли. Это больше шок, ощущение того, что тебя переехал поезд. И сейчас я тоже испытал шок, но он был намного короче. Это похоже на то, когда ты зажмуриваешься от слепящего солнечного света, но, буквально через секунду, твои глаза адоптируются и ты спокойно разглядываешь обстановку.
– Стив, повтори! – Тон Александра невозмутимо спокоен, словно он просит Стива, налить ему ещё один бокал вина.
– Готов? – снова спрашивает Стив.
Я киваю и уже после этого жеста осознаю, насколько легко и уверенно согласился. А ведь этот очкарик секунду назад сломал мне лицевую кость и, возможно, сделал лёгкое сотрясение мозга.
Поза Стива снова не предвещает опасности. Но я уже знаю, и могу наблюдать. Да! Я могу не только спокойно стоять, зная, что через доли секунды мне будет нанесён ещё один сокрушительный удар, но и видеть. Мой мозг не окаменел от шока и не распался на кусочки от удара. Мой разум чист как никогда. И сейчас я хочу видеть, как он это делает. Я хочу знать, как это сделал Аслан, тогда, много лет назад.
Теперь всё происходит как в замедленной съёмке. Я вижу, как медленно двигаются белые, в красных прожилках, глазные яблоки; вижу постепенно уменьшающиеся чёрные зрачки; вижу сверкнувшие под стеклами вспышки маленьких молний. Курок спущен. Мой взгляд перемещается на сгибающуюся в локте левую руку. Ну точно! Теперь я разгадал секрет этого фокуса. Стив и Аслан. Они оба левши. Они оба использовали один и тот же трюк. Правая рука заранее согнута в локте. Она словно готова нанести удар. Ты ждёшь опасности только оттуда, а она появляется с противоположной стороны. Расслабленная кисть собирается в кулак. Праща летит по той же траектории и в ту же цель. Три…два…один…Стоп!
Я включаю стоп-кадр, и кулак замирает в сантиметре от моей покорёженной скулы.
Я приседаю, отклоняюсь влево, чувствуя вибрацию, от пролетающего в миллиметре от моего лица, кулака; делаю шаг назад; размашисто, не целясь, луплю в пустоту.
Спина снова чувствует вибрацию канатов. Из зала раздаются восторженные крики.
Я снова вижу лицо Стива в метре от себя. На этот раз с ним что-то не так. Оно уже не такое невозмутимо каменное. Рот приоткрыт, глаза сощурены. Через мгновение, я понимаю, что изменилось. На лице Стива отсутствуют очки. Он растерянно крутит головой, пытаясь обнаружить пропажу.
– Стив, возьми! – Подошедшая к подиуму Айя, просовывает руку с очками между канатами.
– Хорошо! Очень хорошо! – Александр аккомпанирует своему выразительному баритону, размеренными хлопками в ладоши. – Если бы не этот богатырский замах, Стив мог и не среагировать. Тогда ему пришлось бы покупать новые очки, и, возможно, вправлять носовую перегородку, что ему не впервой. Если не знать, что этот ответный удар, был просто рефлексом, можно сказать, что он филигранный. Сбить очки с носа соперника, не нанеся ему никаких увечий – это дорогого стоит.
– А ты быстро адаптируешься. – Вновь обретший зрение, Стив, дружески хлопает меня по плечу. – Теперь ты почувствовал плюсы коррекции?
Я утвердительно киваю головой.
– И это ещё только начало, цветочки, верхушка айсберга. Ты даже не представляешь, каким ты станешь через неделю, через месяц.
– Учитывая, то, как он быстро вливается в тему, свои ягодки он начнёт собирать очень скоро. – В голосе Александра слышится восторг покупателя, только что совершившего удачное приобретение. – Но всё это в будущем, а сейчас нужно работать. Любой дар можно нивелировать, если не прилагать усилий к его совершенствованию.
7
– Дар! – я скрежещу ложкой по стенкам пустой кружки. – Такая формулировка показалась мне чересчур пафосной.
– Почему? – Голос Эммануила, словно пробуждает меня ото сна. Всё это время, мне казалось, что все воспоминания, либо просто проносятся у меня в голове, либо я произношу их про себя. Эммануил всё время моего рассказа сидел настолько тихо, что я стал принимать его за неодушевлённый предмет. Я вижу его горящий взгляд и окаменевшую позу с вытянутой шеей. Его очень заинтересовала моя история.
– Потому что дар, это то, что человек получает в дополнение к своей данности. У меня же, напротив, что-то отняли. Забрали боль. Разве можно считать это даром? Так я думал в тот момент. Уже очень скоро моё мнение поменяется, и я буду полностью согласен с этой формулировкой.
– Ты и сейчас с ней согласен?
Я пожимаю плечами и прикусываю губу.
– Не знаю. Давай не будем забегать вперёд. Я так же, как и ты проживаю эту историю заново. Главное, сейчас не сбиться и не перепутать грёзы с тем, что действительно было. Тогда мы вместе услышим ответ на твой вопрос.
***
Тренировка продолжалась до позднего вечера. Стив нещадно лупил меня, тестируя болевые точки на непроницаемость, а кости и внутренние органы на прочность. Временами мне удавалось увернуться и даже парировать удары, но, по словам Александра, цель тренировки была не в том, чтобы научить меня драться.
– Умение обороняться и наносить качественные превентивные и ответные удары к тебе придёт, и мы над этим ещё поработаем. – Сказал он, когда я, попытавшись, нанести сокрушительный удар сопернику, конечно же, промазал и, по инерции, чуть не вылетел из ринга, застряв между канатами. – Сегодня ты здесь для того, чтобы ощутить, каково это? Каково это – быть неуязвимым?
Я попытался улыбнуться, но многочисленные гематомы, и разбитые губы, больше не позволяли мне пользоваться мимикой. Говорить я тоже не мог. Нижняя челюсть не двигалась, а рот то и дело наполнялся кровью, которая, стекая по подбородку, окрашивала мою шею и торс пурпурно красным. Тело тоже подверглось ковровой бомбардировке, беспощадных кулаков Стива. Правый бок посинел и распух. По-видимому, у меня было сломано несколько рёбер. На голенях и бёдрах тоже не было живого места. Пестрящие тут и там, синяки придали коже леопардовый окрас. Стив избивал меня методично, будто человек, пытающийся выбить из матраса всю пыль. Он наносил удары с профессиональной точностью, стараясь зацепить все возможные болевые точки. Он не обошёл своим вниманием даже мою промежность. После нескольких попаданий в причинное место, мне стало казаться, что между ног находится баскетбольный мяч.
Неуязвимым…Кем-кем, но «неуязвимым» я себя точно не чувствовал.
– Да-да, неуязвимым! – повторил Александр, будто заметив, прячущуюся под кровавой коростой, ухмылку. – На тебе живого места нет, однако ты продолжаешь стоять на ногах и даже пытаешься нанести ответный удар. Будь ты в своём прежнем, «нормальном» состоянии, тебя увезли бы на «скорой», уже после первых секунд такой экзекуции. А ты стоишь, как ни в чём не бывало, и не просто стоишь. Ты не находящийся в шоковом состоянии зомби. Ты слушаешь о чём я говорю и прекрасно всё понимаешь…Неуязвимость, это не бронежилет, не щит, и не волшебная мазь. Твоя неуязвимость находится здесь. – Александр поднёс палец к седому виску. – Здесь находится самая крепкая оболочка – кокон, который не в силах пробить даже пушечный снаряд. Ты хочешь спросить: «А как же травмы?». Эта оболочка другого рода; она не предохраняет от физических травм. Они не самое страшное. Самые смертельные и болезненные удары, причитаются психике. Её то она и защищает. Ты и сам обнаружишь, как быстро будут залечиваться даже самые глубокие раны. Любая физическая травма – ничто, когда ты не придаёшь ей значения.
