Олег Механик
Болевой порог
⁃ Узнал! – натянуть улыбку дается мне тяжелее, чем расправить стальной трос. Его ладонь как всегда ледяная, будто держишь в руке хладнокровную рептилию. Наши взгляды вступают в контакт. Эта дуэль не похожа на любое другое противостояние. Это не проходная жертва, это даже не Гурген. Его зрачки похожи на ледяные кристаллики. Как же его бишь?
⁃ Может быть…– он скашивает глаза в сторону двери кабинета. Я пожимаю плечами, мол, как будет угодно, разворачиваюсь, иду к кабинету, открываю дверь, захожу первым. К черту этикет, обязывающий пропустить гостя. Я здесь хозяин, кем бы не был этот гость.
⁃ Шикарно устроился! – он медленно вышагивает по лощеному дубу, водя головой по сторонам, как школьник в Эрмитаже.
В эклектичной роскоши кабинета нет моей заслуги. Взлет по социальной лестнице не добавил мне утонченности и вкуса. Я, как и прежде, не разбираюсь в стилях, сочетаниях цветов, отделочных материалах, шедеврах живописи, моде и прочих условностях, которые для многих имеют значительный вес. Если бы не мои дизайнеры, стилисты, новые как бы имеющие вкус, как бы друзья, я бы довольствовался простым письменным столом из дсп, офисным стульчиком с дерматиновой обивкой, комнатой два на два и калькулятором. Здесь все то же самое, только раздутое, до неимоверных размеров, обернутое глянцем и золотой отделкой словно корочка черного хлеба шматом жирного сала. Не кабинет, а царские хоромы, не кресло, а позолоченный трон в готическом стиле, не стол, а покрытое зеленым сукном, поле для гольфа. Наверное, мне никогда не привыкнуть к этим масштабам. В последнее время мне хочется чего-то небольшого, укромного, погруженного в полумрак. Мне нужна нора, берлога с земляными стенами и узким просветом, через который можно видеть пробегающего мимо лося. Все что мне нужно это шмат парного мяса, запах адреналина и самка под боком.
⁃ Шика-арно! – он остановился возле висящей на стене, репродукции. Это реплика Куинджи, заключенная в пятикилограммовую позолоченную раму.
Я уже добрался до противоположной стороны бесконечно длинного стола и уселся в свой трон. Делаю жест приглашающий его сесть. Перед ним богатый выбор мест: расставленные вокруг длинного стола, венские стулья с гнутыми ножками и парчовой обивкой; прислонившийся к стене пухлый диван, в мягкое кожаное лоно которого легко провалиться, и с которого почти невозможно встать; два кожаных кресла по правую и левую стороны стола – в эти садятся бесстрашные, готовые к неравному спаррингу.
Он выбирает правое кресло, более того, придвигает его почти вплотную к столу.
Ну что ж! Добро пожаловать в самый большой и самый шикарный октагон! Для меня будет честью сразиться с бывшим учителем. Настолько бывшим, что я даже успел позабыть о его существовании. Вздергиваю вверх подбородок, приглашая его начинать.
⁃ Ты как будто не рад? – только сейчас до меня доносится аромат его духов, который можно почувствовать только с близкого расстояния – с расстояния удара. Мягкий древесный, с примесью табачного запаха. Это все, доступные моему носу тонкости, но даже мне, неискушенному дилетанту по вкусу этот аромат. Что уж говорить о женщинах.
⁃ Почему же…рад! – хмуро говорю я, давая понять, что он прав. – Просто день не очень…в общем не бери в голову…– Машу рукой, замечая, как его веко едва заметно дернулось. Ну конечно, тогда я называл его на «вы». Только я уже давно вырос из штанишек школяра. – Выпьешь?
Он соглашается на чай, и я распоряжаюсь по селектору.
⁃ Ты хорошо обосновался, Артем! Я рад за тебя! – он снова светит винирами.
⁃ У меня не было выбора. Если бы меня не выгнали из родного города, я бы хорошо обосновался и там. – Я намеренно принимаю агрессивную позицию, встаю в боевую стойку. У меня нет желания терпеть прелюдию, с двусмысленными фразами и лизоблюдскими улыбками.
⁃ Ну что ты, Артем! Тебя никто не выгонял. Ты находишься здесь на задании!
⁃ Чего-о? – я саркастически ухмыляюсь, – на каком задании? По-моему ты еще не до конца понял, с кем разговариваешь, хотя наверняка следил за моим развитием. Так вот…– наклоняюсь вперед, вытягиваю шею, чтобы надавить на его глазные яблоки. – может ты и посылал кого-то, на какое-то задание, может ты ставил на ком-то эксперимент, может ты и использовал кого-то как подопытного кролика, но сейчас перед тобой другой человек, в совершенно ином амплуа и статусе. Говорить такому человеку, что он куда-то послан и находится на каком-то там задании, по меньшей мере смешно. Теперь я сам могу послать кого угодно и советую не доводить до того, чтобы я сделал это с тобой. – Зло улыбаюсь – в память о нашей старой дружбе!
В кабинет забегает секретарша. В абсолютной тишине раздается цоканье шпилек по паркету. В момент, когда она ставит поднос с дымящимися кружками и печеньем, на стол между нами, ее руки начинают заметно трястись. Она оказалась прямо по центру грозового фронта, и если не уберется прямо сейчас, рискует быть испепеленной молнией.
⁃ А ты вырос, заматерел! – он провожает глазами покачивающую бедрами секретаршу. – Знаешь, ты способный ученик, но беда, всех способных в том, что они быстро забывают своих учителей, забывают создателей. В какой-то момент этим дарованиям кажется, что именно они хозяева своей судьбы. Но их нельзя за это винить, ведь вместе с материальным ростом меняется парадигма мышления. Но здесь немного другая ситуация. Твой создатель и учитель, является и работодателем.
⁃ Прямо, как господь, в трех ипостасях? – я с шумом втягиваю из кружки дымящийся чай.
⁃ Ты попал почти в точку, как бы пафосно это не звучало, – ломает пакетик с сахаром, высыпает его в чай, долго водит ложкой противно скребя ей по фарфоровому дну.
⁃ И в чем же заключается работа? – Отваливаюсь на спинку кресла.
⁃ Работа как раз не пыльная. График не регламентирован, рабочий день не лимитирован, словом, полная свобода действий. Всего только и нужно, что время от времени, хотя бы раз в три года, выполнять указания своего работодателя.
⁃ Интересно, какие же у него на счет меня могут быть указания? – Я залпом допиваю чай, небрежно бросаю кружку на блюдечко, чувствуя, что готов взорваться. Впервые после начала этапа с бескровными спаррингами, я готов перейти в настоящую живую атаку. Кулак сжимается, он готов подпрыгнуть и подобно наносящей смертельный укус, кобре, врезаться в эту раздражающую улыбку, словно кусочки рафинада рассыпать виниры по столу.
⁃ Пора переходить на новый уровень, Артем! – улыбка исчезает, кристаллы в зрачках вырастают до айсбергов.
⁃ Новый уровень?! – Рука взведена, осталось спустить курок. Я просто придушу этого недомерка, потом скажу Мише, чтоб растворил его тело в кислоте и смыл в канализацию. Кто его хватится в этом городе? – Ты даже не представляешь, сколько этапов и уровней я прошел. Сейчас я на самом высоком уровне, выше нет. Я выиграл! – скриплю зубами, давлю, пытаясь расколоть айсберг.
⁃ Ошибаешься! – ложечка несколько раз бьется о фарфоровую кромку издавая, что-то вроде колокольного звона. – В этой игре гораздо больше уровней, чем ты себе представляешь. Обещаю, что каждый новый будет гораздо интересней и круче предыдущего.
⁃ А если я не хочу на новый уровень? Если меня все устраивает на этом? – мой голос перерастает в злобный рык.
⁃ А кто тебя спрашивает?!
Странно! Его последняя фраза, вместо того, чтобы заставить меня спустить курок, напротив побуждает щелкнуть флажком предохранителя.
– Позволь, я еще раз расставлю точки над «I». Ложка булькается в стакан. – Ты что действительно полагаешь, что люди, которые вложили в тебя время и огромные средства, позволят тебе просто так пользоваться благами, которыми тебя наделили? Если ты полагаешь, что имеешь дело с кучкой чокнутых ученых альтруистов, то ошибаешься.
⁃ Ошибается тот, – целюсь в него пальцем – кто думает, что может мне что-то не позволить.
⁃ И все-таки ты недооцениваешь масштабов этого предприятия, недооцениваешь масштабов людей, которые затеяли этот эксперимент. Неужели ты и впрямь полагаешь, что контрольный пакет акций Тумайского НПЗ – это Эверест? Знаешь, есть вершины намного грандиознее. Есть города, для которых Тумайск даже не блоха, а микроб; есть люди, которые по сравнению с тобой просто великаны. Ты можешь стать одним из таких людей, нужно только двигаться дальше, сделать следующий шаг. Да…– он наконец то поднимает свою кружку, делает бесшумный глоток, – это не пожелание и не просьба! – аккуратно ставит чашку на блюдечко. В руке нет и намека на тремор. На линзах очков образуется изморозь.
⁃ Так это приказ?! – я вытягиваю шею. – кх-х…– прыскаю, надувая щеки…-ха-ха-ха-ха, – отваливаюсь на спинку кресла, подкидывая вверх прихваченное со стола золотое перо. – ха-ха-ха…– слушай это даже забавно! – Он просто улыбается в ответ. Это не гримаса радости. В его чуть скошенном набок рте, мне видится удовольствие гурмана, наблюдающего за выставленным на стол гастрономическим шедевром. – Знаешь, если ты мне сейчас предложишь все золото этого мира и полную над ним власть, я откажусь. Почему? – Снимаю улыбку с лица, наклоняюсь над столом, вытягиваю шею, обнажаю нижние резцы, выдвигая челюсть вперед. – Потому что это будет не моя воля, а чья-то прихоть. Я не потерплю того, чтобы кто-то являлся в мой кабинет и приказывал мне. Я уничтожу любого, кто попытается это сделать, лю-бо-го! Мне без разницы, кто это будет мэр города, вор в законе, или простой старик. Здесь и сейчас я делаю последнее исключение. Его алчная улыбка выводит меня из себя. – Ты мне приказываешь! А что ты можешь противопоставить, что положишь на другую чашу весов? Чем можно мотивировать человека, который не знает боли и страха? Ну? – я пытаюсь сбить улыбку с его интеллигентной рожи. И если не смогу сделать это с помощью навыков этого уровня, не премину спуститься на уровень ниже. – Что ты молчишь? Сделай предложение, от которого я не смогу отказаться!
Лежащий на столе телефон начинает дрожать и заливаться трелью. Не глядя на дисплей, жму на кнопку сброса, пальцем отшвыриваю трубку в сторону.
⁃ Пожалуй, я ничего не буду тебе предлагать. – Он снимает одну ногу с другой, щелкает костяшками скрещенных пальцев. Лисья улыбка на своем месте. – Передумал! У тебя неважное настроение, оно не располагает восприятию речи собеседника. Спасибо, за то, что сделал для меня исключение и оставил в живых. – В его голосе улыбке и прищуре глаз, нескрываемая насмешка.
Он чуть привстает, но тут же садится, на это раз на краешек стула. Поза подчиненного, забывшего попросить у начальника добавки к зарплате.
– Вот возьми – кладет на стол черную визитку. – не советую сразу это выбрасывать. Пусть полежит на столе, авось пригодится.
⁃ Нет! – я категорично мотаю головой.
⁃ Как знаешь! – еще одна попытка встать, поднятый вверх палец и он снова садится. – кстати о весах. Ты знаешь, есть одна разновидность боли, с которой ты еще не сталкивался. Коррекция никак не влияет на порог этой боли, даже наоборот. Совсем недавно, мы выяснили – вздыхает, – что, повышая порог боли в традиционном ее понимании, коррекция снижает порог той боли, которая тебе пока неведома. Эта боль хорошо знакома старикам и тем молодым, которым очень сильно не повезло родиться с ней. Кстати, ни те, ни другие чаще всего не могут пожаловаться, или даже описать терзающий их недуг. Но когда он приходит к некогда здоровому человеку, первое, что он может чувствовать это недоумение и растерянность, потом является страх. Отголоски этой боли возможно уже тебя посещали. Судя по времени, им уже пора это сделать.
Он обнажает шлифованное стекло циферблата, щелкая по нему ровным маникюром. Я не понимаю, о чем он говорит, но делаю вид, что мне это безразлично. Отваливаюсь на спинку кресла, прикуриваю сигарету, жму на кнопку селектора.
⁃ Оксана, позови Сахарова!
Он пожимает плечами, встает, на этот раз, окончательно.
– Сдается мне, в последнее время ты стал много чего забывать. И я сейчас не только про важных в твоей жизни людей, хотя и про них тоже. Ты забываешь даты и время назначенных встреч, забываешь про ключевые моменты договоренностей, забываешь имена партнеров и подчиненных. Это только начало. Вскоре ты начнешь забывать то, что было три дня назад. Дальше больше, в какой-то момент ты поймешь, что не помнишь того что было буквально час назад. И это еще не все…
⁃ С чего ты взял? Впрочем, неважно…мы кажется попрощались…
⁃ Хочешь доказательств? – он стоит вполоборота к столу, демонстрируя готовность сию минуту уйти.
⁃ Я хочу, чтобы ты немедленно покинул этот кабинет!
⁃ Можешь вспомнить, как звали молодых людей, с которыми ты в первый раз встретился у меня в кабинете? Можешь вспомнить имя парня, который тебя тренировал? Можешь вспомнить имя девушки, которая тебя привела, с которой у тебя были бурные отношения? ⁃ До свидания! – выплевываю в тонкую щель рта!
Приливающие потоки крови обжигают щеки. Мне не нравится то, что он говорит, особенно мне не нравится то, что я действительно не могу вспомнить этих, казалось бы, элементарных вещей. В самом деле, как звали того парня…Как будто его имя начиналось на букву «Т». Оно какое-то экзотическое. Тим? Том? Ч-черт! А девчонка, мы же с ней были так близки. Меня бесит то, что я не могу вспомнить ее имя сходу. Но через пару секунд, понимаю, что не могу вспомнить его вовсе.
– Я сказал, до свидания! – позолоченное перо «Паркер» изгибается зажатое между пальцами. Эта точно была на «А». Алина? Анна? Нет имя было какое-то азиатское. Амина?
⁃ Как звали первого человека с которым ты познакомился в Тумайске?
Алия? Айгюль?
⁃ Как звали первого погибшего парня из твоей группировки? Раньше ты хорошо знал его имя.
Амина, Алия, Азиза?
⁃ Опустимся поглубже: как зовут твою мать?
⁃ Пошел вон! Не заставляй тебя вышвыривать. Во-он! Выйди за дверь! – это я уже ворвавшемуся в кабинет Мише. Тот пригибается, будто от летящей в голову пращи, скрывается за дверью.
Мать…имя матери…м-м-м че-е-ерт! Точно это гипноз!
⁃ Хорошо…вспомни хотя бы имя своей дочери….
Щелк! Ручка ломается, ее раздробленные куски застревают между пальцев.
– Не смей меня гипнотизировать. – хриплю я, толкая стол, который с грохотом отодвигается в сторону. – Не смей! Слышишь? – Сжимаю кулаки, приближаясь к нему.
⁃ Да вы что, Артем? Как можно воздействовать на человека, вашего уровня. Тем более гипнозом? – Не смотря на явную угрозу, он не отступает к двери, не делает даже шага назад.
– Нет! Тут нет никакого гипноза.
Я подхожу вплотную, смотрю на него сверху вниз. Мой подбородок на уровне его лба, и я готов разорвать надвое этого недомерка если…
– Твоя память становится дуршлагом, в котором с каждым днем становиться все больше отверстий. Скоро счет пойдет не на дни, а на часы. Твои воспоминания меркнут, становятся блеклыми, и в конце концов превратятся в чистый лист. К сожалению, таков побочный эффект коррекции, который мы обнаружили не так давно. ⁃ Но, как я вижу, тебя это совсем не беспокоит. Пока! – он поднимает ладонь с вибрирующими пальцами и поворачивается к двери.
⁃ Какой еще побочный эффект? – я хватаю его за плечо, разворачиваю к себе.
⁃ Если хочешь об этом поговорить, сделай два шага назад! Не люблю, когда на меня смотрят в упор, и в особенности, трогают руками. Я не тактильный человек и делаю исключение только для своих близких!
Не знаю, что со мной происходит, но я покорно делаю два шага назад, не отрывая взгляда от колючих льдинок.
– Что за побочный эффект?
⁃ Коррекция – это воздействие на головной мозг. Ее целью является угнетение тех его зон, которые отвечают за болевые ощущения. Кажется, что все так просто, подкрути нужный тумблер и все. – Он плавно мотает головой, не убирая с лица кривую ухмылку. – Мозг – тончайший механизм, в котором все детали взаимодействуют друг с другом. Нельзя изменить что-то одно, при этом оставив без изменений другие части. Мы занимаемся этим вопросом более пятидесяти лет. Да-да…более пятидесяти. – трясет подбородком, наблюдая мое удивление. – что, молодо выгляжу? Под словом «мы» я подразумеваю большую команду, которая заинтересована в результате. Я не буду говорить о составе этой команды, но в нее входят люди из разных социальных групп и слоев.
⁃ Цель! – я втыкаю это слово в его монолог, будто палку в колесо.
⁃ Хороший вопрос! – улыбка становится шире. – Ты правильно понял, что целью эксперимента является не решение психологических проблем некоторых индивидуумов, хотя, возможно, по началу такая цель имела место быть. Иногда цели меняются. Бывает так, что научный эксперимент перерастает во что-то глобальное, становится идеей, такой идеей, которая может заинтересовать сильных мира сего, идеей которая автоматически подключает к себе влиятельные силы и средства.
⁃ И что же это за идея?
⁃ Я не могу тебе этого сказать! – подбородок с ямочкой снова чертит овал.
⁃ Почему?
⁃ Во-первых – ты отказываешься переходить на новый уровень. Пока отказываешься – указательный палец взмывает вверх. – Во-вторых: это то, о чем не говорят вслух. Это то, о чем рано или поздно догадываются сами. Но чтобы догадаться нужно быть избранным. И вообще, на этом этапе тебя должен интересовать другой вопрос. Ты его собственно и задал. Побочный эффект! Здесь для тебя две новости. Хорошая и плохая. Плохая новость это собственно наличие побочки, и ее катастрофических последствий. Хорошая заключается в том, что мы научились устранять эти последствия. Впрочем, тебя ничего не беспокоит. Раз ты в порядке, не смею мешать. – он снова делает попытку развернуться к двери.
⁃ Постой! – рявкаю я, заставив его замереть на месте. Нет, он не испуган моим угрожающим тоном. Аристократичный овал лица по-прежнему пересечен довольной улыбкой – улыбкой рыбака, наконец-то заудившего рыбу. – Расскажи о последствиях.
⁃ Последствия? – он лепит задумчивую гримасу, перебирает пальцами правой руки, как бы помогая себе найти правильные слова. – Хочешь узнать о последствиях? Хорошо!
Понятие боли, само по себе очень емкое. Боль бывает физической и моральной, настоящей и надуманной. Боль – это по большей части память. Чем ярче и четче твоя память воспроизводит полученные некогда болевые ощущения, чем больше таких ощущений набирается в твоей копилке – стучит пальцем по виску, – тем ты восприимчевей к боли. Впечатлительные, обладающие эмпатией индивидуумы, больше подвержены не реальным болевым ощущениям, а их ожиданию. Их память ярко воспроизводит негативный болевой опыт, в некоторых случаях ярче оригинала. Потом их великолепная образная память, проецирует этот опыт на грядущие события. Более того, эмпатичные люди, видя страдания других, проецируют эти страдания на себя. Все это тесно связано с памятью. Словом, когда мы воздействуем на центры боли, мы одновременно затрагиваем и память. Вспомни, насколько быстро ты забыл ощущения от врезающегося в лицо кулака, боль приносимую ломающейся челюстью, или смещающейся носовой перегородкой. Если бы коррекция устраняла только боль, ты все равно бы продолжал ее бояться. Память боли не позволила бы тебе спокойно стоять на ринге, подставляя лицо летящему в него кулаку. В нашем же случае, память превращается в лестницу. Каждое новое ощущение перемещает тебя на следующую ступень, и ты мгновенно забываешь о том, что было на предыдущей. Словом, ты восходишь по лестнице, не оглядываясь назад. Тебя интересует только та ступень, на которой ты в данный момент находишься. Такова общая концепция коррекции. – он щелкает сложенными в замок пальцами, как бы ставя точку.
⁃ Пусть так – пожимаю плечами…– пусть это будет лестница. Я поднимаюсь по ней уже много лет. Что-то забываю, но как ты сам сказал это и есть концепция, то, благодаря чему я могу двигаться вверх. Получается, все идет по плану, и то, что я забываю некоторые детали, касающиеся пройденных ступеней, тоже часть плана. Так что же меня должно напрягать?
⁃ До некоторых пор, нас это тоже не беспокоило. Все шло так, как и должно идти. До некоторых пор наши подопечные не заходили настолько далеко…
⁃ Что значит не заходили…
⁃ Несмотря на то, что эксперименту больше пятидесяти лет, только сейчас мы добились существенных прорывов. Первые наши подопечные погибали на первых же неделях после коррекции. Мигрени, эпилептические припадки, инсульты и как результат летальный исход. У нас не было опыта, и мы только нащупывали необходимые зоны. Мы не имели хорошего инструмента, да его и не было в природе, пока со временем наши специалисты его не создали. Потом пошли более успешные опыты. Мы нащупали необходимые струны и разработали необходимый инструмент для настройки. Подопечные стали не только выживать, но и демонстрировать недюжинную стойкость к боли. Казалось бы, это победа, но нам не пришлось наслаждаться ей долго. Теперь появилась проблема другого рода. Подопечные снова погибали, но теперь причиной их смерти становились именно те качества, которые они приобрели благодаря коррекции. Автомобильные аварии, потасовки со смертельным исходом, безрассудные авантюры, типа прыжков с крыши на крышу, или с моста, являлись основными причинами смерти. Они попадали под поезда, их убивало током, они тонули, горели, получали пулевые или ножевые ранения, они переохлаждались и задыхались. Средняя продолжительность жизни после коррекции составляла не больше одного месяца. Создавалось впечатление, что коррекция вместо того, чтобы поднять болевой порог этим людям, напрочь снесла им мозги. Триумф обернулся провалом. Мы поняли, что идея сделать человека стократ сильнее благодаря нивелированию болевых ощущений – это утопия. Боль – это предохранитель, встроенный в нервную систему человека. Без этого предохранителя его существование мгновенно ставится под угрозу. Родоначальникам эксперимента, казалось, что в наш безопасный век, такой предохранитель не только анахронизм, но и ярмо, мешающее двигаться с необходимой этому времени, скоростью. Но каменные джунгли – это в первую оччередь джунгли, где особь, лишенная чувства боли, а соответственно и опасности, обречена на съедение.
Эксперимент встал на паузу. Казалось, мы зашли в тупик. Да мы научились убирать боль и связанные с ней страхи, но что дальше? Высокий болевой порог обрекает испытуемого на смерть, а это значит, что эксперимент бесполезен. Время, человеческие и финансовые ресурсы, все это было потрачено впустую. Да, наше открытие оказалось бы на помойке и, как и множество других, если бы не силы, за счет которых финансировался этот эксперимент. Они видели в нем большой потенциал и не давали нам остановиться.
В какой-то момент, анализируя, что мы делаем не так и где есть возможность что-то изменить и получить новый результат, я наткнулся на одну закономерность. Участниками эксперимента становились люди из низших социальных слоев. Алкоголики, бездомные, безработные, бегущие от правосудия, от кредитов, от семейных проблем, становились нашей главной целью. Это и понятно. Во-первых, таких людей проще завербовать, ведь они по природе своей авантюристы. Во-вторых, если что, таких людей никто не будет искать. Как мы убедились позже, вероятность таких «если что» была стопроцентная. Такие люди уже сами по себе не держатся за жизнь, и терять им особо нечего. Последствия коррекции мгновенно преумножали их безрассудство, бессердечие и бесшабашность. Это все равно, что преобразить Клима Чугункина в Полиграфа Шарикова, самые скверные качества этих людей утрировались, приобретая крупные извращенные формы. Так какого же результата мы можем добиться с таким материалом? Такой вопрос я задал сначала себе, а потом и своим коллегам. «Алексей Николаевич, а где же взять другой материал?» – было мне ответом. И действительно: социального отброса гораздо проще сделать подопытным кроликом, нежели благополучного человека. Но мне казалось, что я нащупал нить и иду в правильном направлении. Да, найти здравомыслящего человека, который согласится поставить на кон свою жизнь сложно, но теоретически это возможно. Нужно просто понять, кто это может быть? Кто является нашей следующей целью? Он неглуп, он образован, он хорошо воспитан, но все же, что-то мешает достичь ему требуемой иерархии, сделать карьеру, добиться своей цели. Он должен быть чем-то сильно не удовлетворен и за эту неудовлетворенность его можно зацепить. Позже я вычислил причину этой неудовлетворенности. Это должно быть недовольство собой. Наш потенциальный подопечный – мямля и трус, закомплексованный и неуверенный в себе человек. Где его можно найти? На приеме у психолога, в чате, где неудачники клянут судьбу, на мотивационных семинарах. Так через знакомого психолога я нашел Айю. Стива и Владимира мы подобрали в чате, а тебя…надеюсь ты это помнишь. И нашла тебя уже Айя. Теперь ты вспомнил их имена? Айя, Стив! Всего каких-то четыре буквы. – укоризненно качает головой. – Но вернемся к этим трем, что были до тебя. Это был новый виток эксперимента – долгожданный прорыв. Мало того, что эти трое пережили своих предшественников, они стали добиваться успехов на доступных им поприщах. Мы почти не вмешивались в их жизнь, не указывали, какое выбрать направление движения и стезю, они все делали сами и, казалось бы, жили своей жизнью. Но все-таки наши встречи были частыми. Я был их руководителем, наставником, отцом, если так будет угодно. Несмотря на все свои успехи, они знали, кому ими обязаны, и, как благодарные дети всегда возвращались домой. С тобой же другое дело…– его лицо кривится.
⁃ Я оказался неблагодарным ребенком?
⁃ Не-ет – его голова снова вращается подобно башне танка. – Ты не был ребенком. Не в силу характера, или личной неприязни, а только потому, что это был новый виток эксперимента…
⁃ Еще один виток! – вздыхаю, скрещивая руки на груди.
⁃ Да! Находясь в эйфории от предыдущего успеха, мы торопились совершать новые победы. Мы слишком торопились! – он чешет бороздку на гладковыбритой щеке. – Теперь, когда, казалось бы, судьба новых подопечных предрешена и они будут планомерно и не торопясь, двигаться к вершине, мы решили создать более скоростную модель. – Слово «модель» коробит мое лицо, но я не вмешиваюсь, продолжая стоять напротив него и покачиваться с пятки на мысок. – Не то что бы ты показался мне другим, более сильным, более качественным и подходящим материалом, просто я решил изменить подход, концепцию. И все же, забегая вперед, скажу…– подушечка пальца целится мне в переносицу, – ты и в самом деле оказался качественным…
⁃ Материалом?! – хмыкаю я.
⁃ Раз уж мы ведем беседу в боевых стойках, позволь мне называть вещи своими именами.
⁃ Вещи! – я опять снисходительно хмыкаю.
⁃ Итак о концепции. Я решил сделать из тебя блудного сына. Немного воспитать и отправить подальше от отчего дома. Говорят, так дети быстрее взрослеют, а нашей целью как раз было ускорение. Я отправил тебя в Тумайск и намеренно забыл о твоем существовании на три года. И опять мой эксперимент оправдал все ожидания. За эти три года ты хорошо поднялся. Набрал скорость ракеты, пробил стратосферу и устремился в космос. Но…пока ты летал, на земле кое-что изменилось. У тройки успешных подопытных стали появляться проблемы. Так как они появились на свет, почти одновременно, а проблемы были схожими, мы предположили, что это связано с коррекцией. Как ты, наверное, догадался, у всех троих появились проблемы с памятью. Наверное, по началу они были не такими серьезными и наворачивались постепенно, как снежный ком, но мы узнали о них, когда было слишком поздно. Обычно, такие проблемы озвучивают, когда молчать уже невозможно и ты ясно понимаешь, что произошла катастрофа. Легкая девичья забывчивость, перерастающая в заметную амнезию, очень быстро стала приобретать формы деменции. Сначала ты забываешь имена и даты, потом не можешь вспомнить существенных событий, которые произошли буквально вчера, а еще позже ты, открывая глаза с утра, долго не можешь понять, где находишься и кем являешься. Твоя работоспособность, целеустремленность стремится к нулю; карьера, бизнес, дружба, отношения – все это пикирует, подобно терпящему крушение, лайнеру. Ты становишься нелюдимым, не выходишь из дома, не отвечаешь на звонки. Ты пребываешь в постоянном страхе, ведь нет более жуткой ситуации, чем внезапно слетевший процессор. Мы спохватились слишком поздно. В какой-то момент я упустил из виду своих детей – наигранно вздыхает. – Произошла катастрофа, причем она постигла одновременно всех троих. Стив и Владимир погибли с разницей в два дня. Причина смерти – театральная пауза – суицид. Владимир на полном ходу загнал свой Ягуар под прицеп фуры, а Стив выбросился из окна. Как только я узнал об этих смертях, в моей голове мгновенно все сложилось.
Я поспешил найти Айю, слава богу она еще была жива, но ее состояние было плачевно. Она не покидала свой дом уже несколько дней, и когда я туда зашел…– очередной многотонный вздох – первое, что почувствовал это запах. Это был запах берлоги. Все, что отличает человека от зверя, это разум. В Айе его почти не осталось. Если бы я встретил ее где-нибудь на улице, то попросту бы не узнал. Отекшее синюшное лицо, спутанные грязные волосы, прилипшая к телу одежда. Эту одежду она по-видимому одела в последний раз, когда была в уме и так больше ее не снимала. Когда это было? Три – четыре дня назад. А буквально десять дней до этого я видел всех троих. Они были живы, здоровы. Может быть уже тогда существовали какие-то признаки, которые я мог бы увидеть, если бы внимательно присмотрелся. Наверное, они уже были обеспокоены тем, что в их головах все осыпается будто в перевернутой песочной картине, но пытались не подавать вида. Словом, все происходит стремительно. Поначалу медленно раскручивающийся маховик, начинает набирать скорость, которая прирастает с каждой секундой. Твой маховик уже запущен!
⁃ Айя! Что с ней было дальше?
⁃ Я поместил ее в свою клинику, где она до сих пор находится. Мы перепробовали множество методик, и все же нашли необходимую. У Айи устойчивая ремиссия. Она постепенно приходит в себя. К сожалению, это происходит не настолько быстро как процесс деструкции. – улыбается, собирая морщинки во круг глаз. – Это еще один прорыв, мы не можем избежать побочных эффектов коррекции, но теперь научились устранять их последствия.
⁃ Один подопытный кролик спасен и может продолжать участие в эксперименте, – криво ухмыляюсь. – но есть один большой вопрос: восстановится ли он до необходимого состояния, до состояния которое требуется тебе! – небрежно будто лезвием выкидного ножа, тычу в него пальцем.
⁃ На все воля божья! – торжествующая улыбка недвусмысленно указывает, кого он назначил на роль бога. – но тебе не за Айю нужно беспокоиться. Твоя болезнь еще не в такой запущенной стадии и восстановление может пройти достаточно легко. Поэтому я и появился здесь, но вижу, ты совсем не хочешь меня слушать.
