Наталья Бокшай
Первым будет Январь

Он повернул ко мне лицо, с мокрыми дорожками от слёз, подсвеченными неровным пламенем огня, делающих Рюена столь сияющим, что он был похож на горящий цветок.

– Что мне делать, госпожа? – прошептал он с жаром. – Я словно сошёл с ума и больше не принадлежу себе! Одно твоё слово и я погибну.

Резко упав на колени, он, схватив мои руки, принялся покрывать их поцелуями, горячими и влажными от слёз. Я застыла, точно громом поражённая, даже не предприняв попытки остановить его. От каждого поцелуя кожа горела огнём, а внутри меня поднималось странное чувство, понять которое я не успела.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге застыли князь Октябрь и Ляна Подзимовна. На лицах обоих от увиденного промелькнуло лёгкое торжество.

Появление родителей нисколько не смутило Рюена, он даже рук моих не отпустил, лишь поднялся с колен, чтобы мы вместе могли поприветствовать венценосных родителей.

– Рад твоему приезду, отец, – поклонился княжич. – Вижу, ты в добром здравии и дорога была не столь трудной, как думалось всем нам. Матушка, – он поклонился матери. – Ты стала ещё краше с нашей последней встречи.

Ляна подошла к Рюену и обняла его, ласково проведя рукой по его лицу, вытирая не до конца высохшие слёзы.

– Вы так повзрослели за эти дни, – улыбнулась княжна, обнимая меня вслед за сыном. – Мы очень по вас скучали.

Князь Октябрь широко улыбнулся, похлопал сына по плечу и, бросив на меня взгляд, точно я была нашкодившим ребёнком, которому он всё великодушно прощает, сел в кресло, вытянув ноги поближе к огню.

– Обсудим всё утром, – бросил он Рюену. – Сейчас давайте просто насладимся моментом встречи. Хорошо у вас здесь. Мне нравится. Ляна, как думаешь, хорошо мы сына воспитали, коль он решил хоромы лучше государевых отстроить?

И князь Октябрь тихо засмеялся.

Рюен просиял и, с гордостью взглянув на мать, распорядился накрыть стол прямо в гриднице.

Мне хотелось оставить их, но Ляна, чувствуя моё настроение своим то ли материнским, то ли женским сердцем, усадила рядом с собой, велев своей прислужнице принести подарки. Она всё говорила и говорила о каких-то совсем не важных вещах, касающихся того времени, как мы покинули Ржиень, о своих переживаниях и о том, что ей хотелось больше проводить времени со мной, выбирая наряды, обсуждая вышивку и украшения, подбирая разные безделушки в подарок на княжение других месяцев. Я слушала её, и их приезд казался простым и обыденным, лишённым всяческих почестей и титулов. Все трое будто дали мне почувствовать себя равной им, дали мне быть частью их семьи. Это лишь усилило то странное чувство, что понималось во мне с новой силой.

Мы просидели до глубокой ночи, беседуя на житейские темы. Князь Октябрь и Рюен вспоминали какие-то былые забавные случаи, которыми очень хотели поделиться со мной. Ляна припомнила несколько историй, связанных с детством княжича, доведя всех до безудержного хохота. Всё пространство точно сузилось до размеров гридницы, и внешний мир с его бедами перестал волновать, позволив тому напряжению, что было между нами с Рюеном, исчезнуть. Я позволила себе думать о нём, как о прежнем Рюене, каковым он был для меня до того момента, как вдруг решил заговорить о чувствах, поставивших нашу дружбу под сомнение. Да, он был лучшим другом, которого я могла здесь встретить, и он был бы лучшим спутником моей жизни, не поселись в моём сердце кусок льда под именем Январь.

Всю следующую неделю Ляна была рядом со мной. Мы много гуляли по дубраве, скрываясь в её прохладе от нестерпимого зноя. Но всё же обе мы с грустью замечали, как медленно гибнут деревья, а вслед за ними – весь остальной привычный мир. Птицы больше не пели, лишь изредка в небе парили соколы, принося вести. И были они одна хуже другой.

Войско Мары уверенно двигалось к Сокольной. Угроза повисла в воздухе, и уже не возможно было что-либо изменить. Жителей охватил страх и отчаяние не только от предстоящей осады, но и от надвигающегося голода. Многие хотели уехать, но последние уходящие обозники лишь качали головами – дела в других селениях были не лучше.

О том, кто конец близок, я почувствовала в один из вечеров, когда по обычаю сидела на гульбище. Вглядываясь в звёздное небо, я изучала совершенно незнакомые созвездия. Вокруг фонаря вились привлёченные теплом и светом мотыльки. Вечер на удивление был ласков, без той колючей холодности, от которой стыла кровь.

Из гридницы доносились громкие голоса собравшейся дружины, обсуждавшей насущные проблемы. Изредка бряцало оружие или раздавался удар кулака по столу.

Ляна медленно прохаживалась по выгоревшему от дневного жара саду, вздыхала, касаясь своими тонкими бледными руками засушенных бутонов роз, поникших ветвей яблонь и вишен. Она казалась призрачной в белых одеждах, точно и сама была частью погибающего сада.

Леся, тихая и задумчивая, сидела рядом, напряжённо вглядываясь куда-то вдаль. Она совсем спала с лица с того дня, как увидела мой ключ. Была неразговорчива и всё также пропадала по ночам. Проследив за ней несколько дней назад, я застала её поднимающейся на соколиную башню. К моему удивлению девушка пришла туда отнюдь не для встречи с кем-то. Среди соколов висела вниз головой летучая мышь. С ней-то Леся и вела свою тихую, неразборчивую беседу, подкармливая кусочками хлебного мякиша. А когда мышь улетела, она ещё долго стояла в оконном проёме, глядя вниз на крепость.

Грянул колокол. Его стон прокатился тяжело и гулко, предвещая дурное.

Вздрогнув всем телом, я судорожно ухватилась рукой за высокий ворот рубахи, ставший в один момент удушающим. Во рту пересохло, а сердце затрепыхалось точно один из пойманных в банку мотыльков.

Ляна торопливо бросилась к нам как раз в тот момент, когда из гридницы выскочил взлохмаченный Рюен. На руку княжича тяжело опустился раненый сокол.

Всё показалось мне происходящим будто во сне, медленном, и том самом, что я уже когда-то видела.

– К воротам! – скомандовал Рюен, передавая несчастную птицу сокольничему, а сам бросился ко мне. – Оставайся в своих покоях, чтобы ни случилось. Не выходи ни под каким предлогом. И не открывай никому, кроме меня. Матушка будет с тобой. Я всё улажу, обещаю тебе, Расея. У нас всё будет хорошо. Только не выходи, даже если крепость падёт.

И прижав меня к себе, он уткнулся лицом в мои волосы, а затем также стремительно отпустил, бросаясь вслед за своей дружиной и отцом.

Я почувствовала внутри страшную тоску. Возможно, мне должно было быть страшно или волнительно. Но это была тоска. Тоска по тому времени, когда я принадлежала самой себе. Сейчас же всё было иначе. Рюен мог обнять меня, ухватить за руки и даже поцеловать, а я… Я просто была бездушной куклой-невестой, которую когда-то делали для себя Весея и Нельга. Где теперь была моя душа?

Когда крепость оглушил новый колокольный набат, Ляна припала к окну и уже не отходила от него, беззвучно моля вечное небо о сыне и муже.

А потом воздух всколыхнулся обжигающим жаром – Юня владела всем миром, и никто не мог противостоять её княжению. Стихийным бедствием по крепости поплыл удушающий запах гари, проникая в каждую щель. Ночное небо вспыхнуло сотнями горящих стрел, прочертивших огненные полосы, а потом за первым валом вспыхнули деревянные постройки. Алым заревом окрасилось всё вокруг.

Мы ждали. Ждали в застывшем времени исхода того, что происходило за стеной. Короткая летняя ночь тянулась невообразимо долго.

О том, что речей Рюена никто из княжон не стал слушать, стало понятно, когда снежный вихрь ворвался в княжеский двор, сметая на своём пути даже камни. Ляна охнула и закрыла лицо руками, отпрянув от окна.

Мне хотелось видеть всё своими глазами, чтобы быть готовой к последствиям. Спешно заправляя подол длинной рубахи за пояс, я скомандовала Лесе взять оружие. Сама же я крепко сжимала в руке меч Миланки Синесветовне.

– Они пришли! – вскрикнула Ляна, бледнея и дрожа всем телом.

Из окна мы увидели, как оттесняемая войском Юни и Мары во двор ворвалась дружина князя Октября, возглавляемая Рюеном. А вслед за ними неторопливым шагом верхом на лошадях въехали сами княжны.

Некогда юное и женственное лицо Юни исказила гримаса ненависти, лишив её всяческой красоты.

– Бросайте оружие! – воскликнула Мара. – Вы проиграли!

Но сталь звенела наперекор всему. Крошились деревянные щиты от сокрушительных ударов, кричали раненые, полыхала крепость.

– Расея, выходи! Я знаю, что ты здесь! – Юня обвела пристальным взглядом княжеский двор.

Ляна вцепилась в мою руку, одними губами моля, чтобы я ничего не делала из того, что запретил Рюен.

Во двор бурным потоком хлынули перемешавшиеся в бесконечной борьбе воины, одни падали, другие напирали, третьи отступали.

«Всё это – из-за меня!» – с ужасом подумала я, не в силах отвести взгляда от кровавой бойни за окном.

Только недавно по саду гуляла Ляна, прохаживались мы с Лесей, болтая о том, какие посадить цветы на будущий год. А теперь среди молодых яблонь гибли воины. Воины, которых дома ждали, за которых молились вечному небу…

Перехватив рукоять меча покрепче, стряхнув с руки рыдающую Ляну, я шагнула к двери. Пусть лучше я умру, чем продолжится всё это.

– А вот и ты.

В голосе Юни было столько презрения, что будь она в шаге от меня, то непременно бы ударила ножом в сердце.

Все вокруг замерли.

– Чего ты хочешь? – спросила я у неё, выискивая взглядом Рюена.

– Хочу, чтобы ты умерла, – рассмеялась летняя княжна. – Разве непонятно? Чтобы твоё имя никогда больше не звучало в Просини. Думаешь, я не знаю, откуда ты там взялась? Январь подобрал тебя на дороге, нищую, бездомную, безродную. Ты встала у меня на пути тогда, когда я была близка к своей цели. Встала именно ты, без титулов и семьи, не имея ничего за душой.

– И чем же я тебе помешала?

– Ты околдовала Января, и он отказался жениться на мне! – заверещала дикой птицей Юня, выпучив обезумевшие глаза. – Ты ведь никто по сравнению со мной. И всё же ты имела смелость встать на моём пути!

– И ради этого стоило затевать войну? – я холодно смотрела на неё, думая лишь о том, что бессмысленно оттягивать собственную смерть. – Я давно ушла с твоего пути.

– Стоило, – капризно выпалила княжна. – Он всё искал тебя, все горы перевернул! Но теперь я докажу ему, что ничуть не слаба и достойна его. Достойна того, чтобы править двумя княжествами вместе с ним.

– Доказала? – выгнув бровь, я перевела взгляд на Мару.

Юня слезла с лошади и зашагала ко мне.

– Говорят, что ты наречённая, – громко заговорила она. – Что у тебя есть вещь, которая принадлежит древнему роду князя Руса. Если бы это было так, то твой дар сложно было бы скрыть. Но ты ничем не выделяешься среди обычных попрошаек. Так что если у тебя и есть какая-то вещь, то ты просто украла её. Точно так же, как и меч Миланки Синесветовны. Январю будет легче забыть тебя, зная, что никакая ты не наречённая, а обычная воришка. Жаль, что ты и Рюена обманула. Но на него мне плевать.

Я глядела на неё и не могла поверить в то, что всё это и вправду происходит. Рукоять приятно грела руку, а сердце стучало медленнее.

Неожиданно передо мной возникла широкая спина Рюена. Отведя руку назад, он сжал мой локоть так, что онемели пальцы.

– Юня, Мара, – примирительным голосом заговорил он. – Нам всем лучше поговорить. Сегодня достаточно пролито крови.

– Рюен! – взвизгнула Юня. – Тебя обманули! Ты разве не видишь, кто она такая? Она обманщица! Воровка! Она достойна смерти!

– Юня! – зарокотал Рюен так, что даже я обомлела. – Если для тебя так важно, чтобы Январь поверил в виновность Расеи, то пусть будет по-твоему. Я заберу у неё меч и передам его ему. К тому же, ты должна знать, что я намереваюсь жениться на Расеи, даже не смотря на твои обвинения. Она больше не станет преградой на твоём пути к сердцу Января, ведь уже дала своё согласие.

Я с силой дёрнулась, но рука Рюена лишь крепче сжалась, не дав мне высвободиться.

Слова княжича лишь на миг остановили смуту. А потом со своего коня спрыгнула Мара.

– Ты явно не понял наших целей, Рюен.

Ледяной голос окатил всех холодом. Княжна была бесстрастна к жаркой речи княжича.

– Расея нанесла мне смертельную обиду, и я так просто не уйду отсюда, – продолжила Мара. – У Юни цели иные, но именно они нас объединили. Мы уйдём лишь тогда, когда покончим с этой девчонкой. Тебе не нужно защищать её. Твоя женитьба на ней не спасёт. Лучше бы поискал более достойную и титулованную невесту, нежели берёшься спасть ту, о ком даже поминальную песнь некому петь. А если ты станешь сопротивляться, то и сам пострадаешь. Лучше отдай её нам, и мы уйдём сразу же, твоим воинам не придётся больше гибнуть за лгунью и воровку.

Среди воинов княжича, слышавших каждое слово, пронеслась волна изумлённых голосов. Никто из них не желал умирать напрасно.

– Не позволю! – Рюен выставил меч перед собой, оттесняя меня назад. – Вы обе не достойны даже её волоса. Одной нужен Январь, второй – вещь Руса. Вы обе сошли с ума! Здесь нет ничего, что вам грезится!

– Ты зря защищаешь её, – покачала головой Мара. – Всё обман, Рюен.

– Княжич! – выкрикнул кто-то. – Пусть она уходит! Отдай им её!

Рука Рюена дрогнула. Его тело била страшная дрожь, точно вулкан, дремавший в нём всё это время готов был взорваться адским пламенем.

– Вот видишь, даже твои воины умнее тебя, – холодно рассмеялась Мара.

Где-то за пределами княжеского двора послышался шум вновь закипевшей битвы.

– Отдай нам Расею, – повторила Мара. – И мы уведём своих воинов. А иначе – ты и сам погибнешь.

– У меня предложение, – Рюен отпустил меня, резко рубанов воздух клинком. – Юня, мы с Расей поженимся, и никто не помешает тебе обрести счастья с князем Январём. Но чтобы ты не сомневалась в том, что он тебе не откажет, Расея признает свою вину перед ним в краже меча и в наказание этого преступления отправится на услужение тебе ровно на один месяц в следующий Коловорот. Что же касается тебя, Мара, то я верну тебе вещь, которую ты признала за вещь рода Руса.

С этими словами Рюен повернулся ко мне.

Я смотрела на него с диким ужасом, пятясь назад, и не верила во всё то, что происходило.

– Прости, Расея, – прошептал он. – Но так надо. Я лишь хочу спасти тебя.

Его рука коснулась моей шеи, но пальцы лишь ласково скользнули под волосы на затылке, после чего рядом с моим ухом что-то звякнуло. Мои ногти, впившиеся в его ладони, лишь заставили Рюена судорожно вздохнуть. А затем в тусклом предрассветном свете блеснул ключ на длинной цепочке, и сердце моё больно сжалось.

– Забирай.

С этими словами Рюен бросил подвеску Маре.

Я вцепилась в плечо княжича, ненавидя его всем сердцем.

– А теперь – убирайтесь прочь, – прорычал он. – Достаточно смертей из-за ваших неуёмных желаний.

– Мне нужна только её смерть, – ласково пропела в ответ Мара, ловко поймав ключик. – Этого недостаточно.

Машинально коснувшись груди, я едва устояла на ногах, чтобы не упасть от шквала эмоций.

– Достаточно.

Рёв голосов докатился до княжеского двора, но этот голос перекрыл бы любой шум, каким бы громким он ни был. Его я узнала бы из миллионов.

– Январь, – выдохнула я так, что услышал меня только Рюен.

– Мара, твоё войско обратилось в бегство, – заговорил Январь. – Тебе всё ещё недостаточно? Снежень, кстати, ранен. Ты найдёшь его у реки.

Зло сверкнув глазами, зимняя княжна отчаянно стегнула воздух кнутом, после чего вскочила на коня. Ей никто не препятствовал, но и никто не сопровождал её – Мара, оставшись одна, выбрала сына вместо меня. Но её брошенный на прощанье ненавидящий взгляд говорил о том, что ещё ничего не кончено.

Взгляд Января скользнул по всем собравшимся и лишь на короткое мгновенье остановился на мне.

– Уведи своих воинов, Юня, – требовательно произнёс он.

– Не хочу! – вспыхнула княжна. – Ты ведь пришёл сюда из-за неё!

– Уведи своё войско, – вновь повторил Январь. – И мы сможем нормально поговорить.

– Здесь уже всё решили, – капризно отозвалась Юня. – Скажи ему, Рюен. Скажи ему, что Расея выбрала тебя!

Январь и Рюен встретились взглядами. И показалось, что в это мгновенье и без того шаткий мир громко треснул. Некогда преданный мальчишка, желавший так походить на зимнего князя, обрёл уверенность и явную неприязнь к тому, кого обожал.

– Январь, – вновь выдохнула я, делая шаг навстречу к нему.

Пальцы Рюена больно впились в моё плечо, останавливая.

– Она выбрала меня, – громко заявил он.

– Нет! – я закричала так, что собственный голос зазвенел в ушах. – Нет!

– К бою!

Визгливый голос Юни перекрыл мой крик.

Вырвавшись из цепких рук Рюена, я бросилась бежать к Январю. Но не сделав и двух десятков шагов, замерла, охваченная ужасом.

Против меня нацелились все воины, заполонившие княжеский двор.

– Ещё один твой шаг, Расея, и всем, кто тебе дорог, придёт конец.

Юня рассмеялась, громко, надрывисто, безудержно. Она держала в руках лук с натянутой до предела тетивой. Острая стрела целилась точно в грудь Января.

Меня окружили воины, чьё оружие, запятнанное до этого кровью друг друга, жаждало теперь моей.

– Январь, – простонала я, с ужасом глядя на всё происходящее, только сейчас понимая, что он, услышав мой зов той ночью, когда мы с Лесей ночевали в лесу, был один в этом диком месте, полном голодных и беспощадных зверей. – Январь.

Глава 21. Снегом белым

Сердце вновь пустилось в бешенный галоп, точно желая выпрыгнуть и быть пойманным рукой человека, ради которого я теперь готова была отдать собственную жизнь.

– Не приближайся к нему, – повторила сквозь сжатые зубы Юня, зло сверкая глазами. – Иначе он не достанется ни одной из нас, но его смерть будет из-за тебя.

Я смотрела в лицо Января, до конца не веря в то, что он один отправился в края Октября, зная, что Мара и Юня ведут свои войска. Где были Фёдор и Бус? Почему всё так вышло?

– Бросай оружие, Январь, – скомандовал Рюен, торопливо сбегая с крыльца и вставая за моей спиной. – Этот поединок ты проиграл.

Затрещала натянутая тетива множества луков, и все жала стрел были нацелены на меня. Но я не видела этого, лишь затуманенными от слёз глазами смотрела на князя, желая, чтобы весь мир вокруг исчез, позволив мне на один единственный миг коснуться его руки.

Январь бросил меч к ногам ближайшего воина Юни, и тот лихо подобрав его, встал подле своей княжны.

– Уведите князя в покои, – с едкой насмешкой распорядилась она. – У меня к нему будет долгий разговор.

Январь молча пошёл вперёд, не дожидаясь, когда толкнут в спину. И лишь едва заметно покачал головой, бросив на меня последний тяжёлый взгляд, точно говоря, чтобы я ничего не делала.

Но в моей голове гремела целая тысяча протестных слов, которые мне так хотелось выкрикнуть, а потом – броситься на всех с мечом, чтобы прогнать, отвоевать, защитить.

– Идём, Расея, – Рюен взял меня за руку, уводя в избу. – Всё закончилось. Всё будет хорошо.

– Отпусти меня, – я с силой выдернула руку, даже рукав разорвался, и с ненавистью посмотрела в его лицо, покрытое тенями сомнений и тревог.

– Княжич, пусть она уходит, – вновь выкрикнул кто-то.

– Молчать!

Рюен, обозлённый в большей степени из-за моего поведения, в прыжке обернулся в сторону своих воинов, выставив меч перед собой. Точно хотел вылить свою ярость на других.

– Здесь я решаю как и чему быть! Никто не смеет указывать мне! Бунтовать вздумали, псы? Хотите, чтобы я лично отрезал ваши чересчур длинные языки? Не забывайте, чья рука вас кормит!

И он замахнулся клинком, срезая первый ряд всё ещё направленных в мою сторону стрел.

– Вон пошли! Я позже с вами поговорю! Ответите мне за прорванную стену, псы! А тронете Расею – убью!

Он вновь замахнулся мечом на подвернувшегося воина, и тому повезло лишь потому, что лезвие княжич отвернул, и оно плашмя обрушилось на плечо несчастного.

Юня громко расхохоталась, чинно шагая в сторону гридницы, точно она была правительницей Сокольной, а не разгневанный сын Октября.

– Смотри, как бы стая тебя не бросила, Рюен, – фыркнула она. – Иначе камнем на землю падать птице больнее, чем гореть в лучах солнца.

– Не вмешивайся, иначе я могу передумать, – огрызнулся Рюен. – Леся! Уведи госпожу! И глаз с неё не спускай! Вышень! – крикнул он своему рынде. – Выставь караул. За Расею своей головой отвечаешь. И о матушке позаботься. Скажи, что жду её.

Леся, вынырнувшая откуда-то из предрассветной темноты, обняла меня за плечи, и увела в нашу с ней избу. Она вся тряслась, точно осиновый лист, всхлипывая время от времени, хотя слёз не было. Чёрная коса расплелась и теперь длинные локоны летели вслед за ней траурными лентами.

– Госпожа, – шептала она, оглядываясь на шагавшего позади нас тяжёлой поступью Вышеня. – Госпожа, Леся не бросит тебя, Леся рядом. Всё будет хорошо.

Ляны в покоях не оказалось, но меня это не беспокоило больше. Я лишь припала к окну и невидящим взглядом смотрела, как загораются в гриднице огни.

Куда-то теперь увели Января?

– Вышень, ты ступай, Ляна в саду, – звонко прошептала Леся. – Возле молодых дубов, что посадил княжич.

Хмурый рында, которого Рюен поставил подле себя месяц назад вместо чем-то провинившегося Лехко, угрюмо кивнул, передал Лесе мой потерянный где-то во дворе плащ и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Из окна я видела, как он исчез в сереющей дымке утреннего сада, а после вынырнул в яркое пятно света на пороге гридницы вместе с Ляной, чей тонкий силуэт, казалось, стал ещё тоньше и прозрачнее.

Время точно замерло, как и моя рука, до боли сжимавшая под одеждой ключ Смены времён, нетронутый Рюеном, но всё же известный ему. В голове безудержным потоком неслись мысли, перебивая друг друга, вспыхивая хаосом, и угасая. Но каждый раз ярче всех вспыхивали лишь две: «Откуда Рюену известно про ключ?» и «Как ты там, Январь?».

– Леся, – я перевела взгляд на свою прислужницу.

Так ли она верна мне, как клялась?

Девушка тут же метнулась ко мне, упав рядом на колени и заглядывая мне в лицо.

– Госпожа?

Я внимательно смотрела в её холодные голубые глаза, которые изредка при дневном свете отливали болотной зеленью, а в пасмурные дни – серостью дождливых облаков. При свете свечного огарка веснушки померкли, а плотно сжатые губы превратились в тонкую нить, делая лицо ещё более скорбным. Нет. Леся не могла предать меня.

– Что мне сделать для тебя, госпожа? – всхлипнула она, гладя меня по руке. – Ты только не молчи.

Точно не могла. Я верила ей.

– Прости меня, – прошептала я, пригладив её чёрные локоны. – Ты веришь мне так же, как тогда, когда узнала про ключ?

– Госпожа! – простонала Леся, закрывая лицо ладонями от осознания того, что на самом деле я думала. – Я пойду за тобой в огонь и воду! Я верю тебе! Госпожа, даже смерть не страшит меня так, как потеря твоего доверия! Но, клянусь, я никому не говорила и впредь останусь верна своей клятве.

– Я тебе верю, – поспешила остановить я её. – Но веришь ли ты мне? Или тоже считаешь меня воровкой и лгуньей?

– Госпожа Расея! – Леся, вскинув голову, строго взглянула на меня, точно учительница математики, которая всегда делала мне выговоры за плохо написанные контрольные работы. – Я тебе верю, а всё остальное – лживая напраслина самой отвратительной княжны во всех двенадцати княжествах. Не зря её замуж никто не хочет брать – сведёт в могилу любого своими капризами и непостоянством. Будь всё ложью – князь Январь не появился здесь. Ведь любому в Смене времён и Просини известны песни бродячих бардов о его наречённой. И уж явно это не Юня.

– Песни бардов? – переспросила я, с трудом припоминая, что уже когда-то слышала об этом что-то.

Леся не успела мне ответить – во дворе послышались крики и зазвенели мечи. А потом появилась группа всадников, один из которых, лихо перемахнув через головы вооружённых дозорных, на лету выскочил из седла и приземлился аккурат на гульбище. И не успел никто глазом моргнуть – ворвался в гридницу, лишь мелькнул в серости раннего утра знакомый голубой плащ.

– Март приехал! – охнула Леся. – Теперь всё очень плохо. Боюсь, они с княжичем разругаются окончательно после случившегося. Ведь только ты их примирила, госпожа. А теперь… Март сильнее Рюена.

«Надеюсь, он вытащит Января отсюда», – подумала я, но мысль была безнадёжной и быстро угасла, не дав надежде даже шанса появиться на свет.

Горло сжало, точно тисками.

– Как ты там, Январь? – прошептала я, вглядываясь сквозь стекло в тёмные окна хором.

Глаза нестерпимо жгло, а боль в груди становилась лишь сильнее, даже дышать было трудно.

Увидев моё перекошенное лицо, Леся вновь принялась тихо голосить, помогая мне перебраться на постель.

– Ты поплачь, госпожа, легче станет, – уговаривала она меня, чувствуя своим девичьим сердцем мою боль.

Обняв вложенный в ножны меч, я зарылась лицом в подушку.

«Как ты там, Январь? Всё снова из-за меня! Из-за глупой Расеи! Зачем ты спас меня? Чтобы я приносила этому миру только страдания? Чтобы из-за меня гибли другие? Зачем я живу, Январь? Мне нет места в твоём мире. Посмотри, что вышло из-за меня. Я ужасная. Я сею лишь страдания, вместо цветов, которыми мечтала украсить твой дом. Прости меня, Январь!»

Беззвучные рыдания рвали мне душу так яростно, что не было сил терпеть. Леся, сидевшая рядом со мной, гладила меня по спине и плакала от бессилия, не зная, как мне помочь.

А из глубины леденящей сердце тьмы вновь слышался зовущий голос.

– Иди ко мне, Расея! Вместе мы будем непобедимы. Ни одна боль не тронет твоего нежного сердечка. Просто иди ко мне, и я исцелю твои душевные раны.

Бледные руки с тощими пальцами вновь протянулись ко мне, маня в головокружительную пропасть, сулившую забвение. Алые искры светлячками носились вокруг меня, монотонно напевая заунывную песнь, и мой слух улавливал лишь одно слово «покой… покой… покой».

– Дай мне руку, Расея, – ласково шелестел голос, и зловонное дыхание смерти дурманило голову, опьяняя предстоящим ощущением лёгкости. – Иди же ко мне, Расея. Здесь твои мама и папа, твоя бабушка. Они все здесь. Ждут тебя, давно ждут. Я отведу тебя к ним.

– Бабушка? – ледяной осколок ударил под сердце с новой силой.

– Ах, бедняжка не выдержала разлуки с тобой, – печально вздохнул голос. – Но ты встретишься с ней, она ведь совсем рядом. Вот же она, иди, и увидишь её, она ждёт тебя.

Ох, бабушка! Ну как же так? И это всё моя вина! Моя вина!

Боль была невыносимой. Она выжигала каждую клеточку моего тела, рвала, терзала, мучила.

Всё из-за меня.

Я сделала шаг вперёд.

Если я исчезну – всё закончится. В княжествах наступит покой. Никто не скажет больше «Это всё из-за тебя, лгунья и воровка!», никто не скажет, чтобы я ушла. Протянув руку, я сделала ещё один шаг вперёд. Пусть всё закончится так.

– Расея!

Ключ на груди стал непомерно тяжёлым, даже колени подогнулись от невыносимого груза. Меч в правой руке, который я не видела из-за тумана в глазах, загудел, зарычал, будто готовящийся к прыжку дикий зверь.

– Не смей, Расея.

Далёкий голос Января был так строг, что никакое расстояние не могло бы исказить его. Но в строгости была мольба, которой я никогда раньше от него не слышала.

– Не делай этого, Расея.

Опустив руку, я попыталась вздохнуть полной грудью, чтобы унять страшную боль. Но тот голос из бездны так ласково звал, так заманчиво обещал встречу с родными и решение всех проблем. Ведь если я вернусь… Всё начнётся сначала. Снова будет больно.

– Ты ещё и не боролась, чтобы сдаваться. Это приказ, маленький воин. Или ты забыла о том, кто ты? Вернись обратно. Сражайся, потому что ещё ничего не проиграно.

– Я…

– Это приказ, Расея. И моя просьба.

Перехватив покрепче меч двумя руками, я бросилась бежать прочь от края тёмной бездны к забрезжившему вдруг позади меня крошечному лучику света. И вместо дикого воя позади себя я вдруг стала различать звонкие голоса Весеи и Нельги, ворчание бабушки Малашки, ласковое слово «дочка» из уст Буса, задорную болтовню Ярилки, пение Марта и его бренчание на лютне, ласковый говор Леси, заливистый хохот Фёдора…

День догорал розовой дымкой, пылинки сверкали в последних лучах, заливавших покои, точно звёзды. Они кружили в дивном танце, медленно угасая. Солнце устало садилось в пену далёких облаков, клубившихся над самой кромкой золотой дубравы.

– Ох, очнулась!

Надо мной склонилась Ляна. Бледное лицо выражало обеспокоенность и тревогу.

– Мы уж думали, что к тебе вновь вернулась твоя зимняя болезнь, Расеюшка, – она потрогала мой лоб своей тёплой ладонью. – Мы хотели за знахарем послать. Ну что же тебя так мучает, моя дорогая? Вся металась, плакала.

– Я в порядке, – поторопилась я заверить её. – Мне снился плохой сон.

Ляна присела на мою постель и крепко обняла, приглаживая мои непокорные волосы.

– Это всё из-за случившегося, – вздыхала она. – Представляю, как тебе было страшно! Рюен всё уладил, никто тебя не обидит. Они всё поняли, он объяснил им.

– А Юня? – не удержалась я.

– Они ещё не закончили свой разговор, – Ляна отстранилась от меня, держа за плечи и разглядывая, точно желая выяснить – до конца ли я пришла в себя. – Январь не говорит ничего, молчит. А она точно с ума сошла. Столько посуды перебила. Ничем её не унять. Но это временно. Не волнуйся о ней. Главное, что ты цела и невредима. Мара забрала войско. Снежень и вправду ранен. Говорят, что это Январь его нагайкой стегнул, в лицо попал. Ну да не страшно, поправится.

– Март здесь?

– Приехал утром, тоже молчит, – Ляна потупила глаза. – С Рюеном хочет поговорить отдельно. Рвался к тебе, да я его не пустила. Не хотела, чтобы разбудил тебя.

– А Леся где? – нахмурилась я.

– За платьем новым для тебя послала, – улыбнулась Ляна. – В этом-то теперь тебе не выйти. А зашивать даже и не вздумай. Ты ведь не простолюдинка какая. Ты теперь почти наша дочка. Рюен мне всё о вас с ним рассказал. И мы этому с князем только рады.

– О чём рассказал? – я мрачно следила за каждым её движением.

– Ну как же? – вскинула Ляна брови в удивлении. – Любит он тебя, жениться на тебе хочет. Всё ради тебя сделал, чтобы никто не обидел тебя. Он и дальше будет на твоей стороне. Мы тебя защитим от всего. Ты только не спеши отталкивать его. Подумай хорошо, что ждёт тебя, если погонишься за синей птицей. Будешь ли ты также счастлива, как это может быть с Рюеном? Я ничего не имею против Января или Марта, но с ними у тебя не будет семьи, потому что они оба воспитаны одиночеством и не способны понять эту ценность, в которой мы воспитали Рюена. Для женщины важен очаг, создание уюта и тепла, совместный ужин за одним столом, дети и прогулки по лесным дорожкам рука об руку. Но разве это знакомо Январю или Марту? Они выросли в постоянной борьбе, война их очаг, а дружина – семья. Разве ты ищешь для себя этого? Ты не похожа на воина, ты – нежный цветок, которому нужен дом и семья. Всё это тебе сможет дать наш Рюен. И мы с Октябрём станем для тебя твоей семьёй тоже.