Наталья Бокшай
Первым будет Январь

Со двора донеслось бряцание оружия, перестук копыт и трижды грохнул сигнальный колокол.

– Что там случилось? – спросила я запыхавшуюся Нельгу, едва она влетела в покои, будто за ней кто-то гнался.

– Там… Февраль приехал, – выдохнула она. – Говорят, с войском… А с ним… Август и княжны… пленённые.

Я охнула, прижав ладонь к губам.

Как такое могло случиться? Зачем Февралю брать в плен других месяцев и вставать с ними перед воротами Января?

– Помоги мне подняться на вышку, – попросила я Нельгу.

Слабость ещё не отступила, заставляя тело дрожать предательской дрожью. С трудом втиснувшись в одежду, чтобы не сместить повязку, я заторопилась к караульной вышке. Нельга конечно протестовала, но моё упорство вскоре заставило её замолчать.

Возле оружейной столпились отроки, которым что-то втолковывал Плишка. Тут же ждали распоряжений дружинные Марта и осенние, чьи князя направились к воротам вместе с Январём.

– Куда ты?

Возле входа в караульную я налетела на Фёдора. Рында опирался на какую-то клюку, явно не собираясь оставаться в стороне. Левая нога у него плохо гнулась, отчего он сильно хромал, но в целом выглядел он хорошо, разве что красивое лицо было в страшных кровоподтёках.

– Фёдор! – обрадовалась я ему, хватая за руку. – Зачем же ты встал? Тебе же положен постельный режим.

– Тебе тоже, – ухмыльнулся он, явно рисуясь своей героической физиономией. – На Февраля собралась поглядеть?

– Так это правда? – я тряхнула его за руку.

– Небось, на выручку пришёл, – с отвращением процедил сквозь зубы рында. – Давно они с Декабрём этот план затевали. Ну ничего. Мы готовы к чему угодно.

Где-то затрубил боевой рог. Ударил колокол.

Во дворе началась суета, все страшно торопились занять свои места, каждый знал, что ему следовало делать.

– Вернитесь в свои покои, – бросил мне на прощание Фёдор. – И ничего не бойся, Расея.

Но мы с Нельгой всё равно поднялись на вышку. Неведение и перспектива сидеть в покоях, точно зверь в клетке, меня совсем не радовала, как бы Нельга не отговаривала.

В нескольких сотнях метров от стены стояло настоящее войско. На боевых конях, чья сбруя серебром блестела в лучах послеполуденного зимнего солнца, одетые в броню воины ждали команды воина с чёрным знаменем. Это был Февраль. Рядом с ним светлыми пятнышками выделялись пятеро месяцев – четыре княжны и Август. Их сопровождение было взято в кольцо и оттеснено прочь от предполагаемого поля боя.

– Не уж то нападёт? – Нельга дрожала, как несорванный осенний лист под ударами рьяного ветра. – Что же будет! Что же теперь будет? Февраль беспощаден, он никого в живых не оставит. Мне так страшно, Расея. Что с нами теперь будет?

Я видела, как мрачная фигура Февраля, словно грозная ворона, замаячила за спинами пленников, когда от ворот Просини двинулся всадник со знаменем Января. Даже отсюда я узнала Рюена.

Внутри меня дрогнула и оборвалась какая-то явно перетянутая струна. На что он надеялся? Глупый мальчишка! Ну зачем его понесло на эти опасные переговоры? Не уж то так он хотел доказать свою веру в то, что словами можно всё решить? Ведь самому последнему невежде понятно, что Февраль понимает только силу оружия и не станет слушать октябрьского отпрыска, дерзнувшего с чужим знаменем поехать договариваться о мире.

Время будто замерло, заледенело, натянулось тетивой, чтобы выстрелить чудовищным прыжком в неизбежность. Ждать. Оставалось только ждать.

Глава 13. Чёрная стрела

Мне показалось, что Рюен ехал слишком долго, точно какая-то неведомая сила не хотела того, чтобы он приближался к ненавидящему всех собравшихся Февралю. Хотелось крикнуть, чтобы княжич остановился, развернул коня, чтобы кто-нибудь встал перед ним со щитом. Но морозный воздух замер, а горло мне точно перетянули тетивой. Ни вздохнуть, ни крикнуть я не могла.

И вот расстояние между Рюеном и Февралём сократилось до десяти шагов. Конь княжича замер.

Нельга тихо всхлипывала, кусая костяшки крепко сжатого кулака. Она была страшно бледной и напуганной, волнуясь не только за себя, но и за меня. Да и судьбы остальных ей были не безразличны. К тому же, где-то в покоях оставался Басман, до сих пор не пришедший в себя. Ясно же, как белый день, что славный гридень в одночасье стал для неё крайне важен.

Я лишь жалела о том, что не могу слышать того, о чём говорили собравшиеся у крепостной стены, ожидающие, как и я, того, о чём договорится Рюен с гневливым князем. И, не успели мы с Нельгой как следует рассмотреть происходящее далеко за стенами крепости, как Февраль резко вскинул лук, и выпущенная стрела пролетела прямо над непокрытой головой княжича, угодив ровно между собравшимися. Непокорный ветер всколыхнул чёрную ленту, повязанную на оперении, извившуюся ядовитой змеёй, как предвестницу неминуемой гибели хрупкого мира двенадцати княжеств.

Рюен хлестнул своего коня, и тот опрометью бросился обратно к Просини. Снег вился под копытами, поднимаясь непроглядным облаком, прикрывающим спину княжичу.

Сердце в груди вновь неприятно заныло, зачастило, переворачивая всё с ног на голову. Каким далёким теперь казалось мирное утро, когда в мои покои вошёл Январь, такой непривычно разговорчивый и дружелюбный. Теперь же, стоя на дозорной вышке, я видела, как он последним въехал в ворота, которые тут же заперли.

Мы с Нельгой заторопились спуститься вниз. Торопыга из меня был так себе. Каждый шаг отдавался тупой болью во всём теле, которое не иначе как восстало против меня. А может, мне просто было очень страшно. Я не хотела верить в то, что выпущенная Февралём стрела – зловещий знак для Просини.

Въехавшие вскоре во двор всадники были мрачными, как если бы непоправимая трагедия уже случилась. Даже Март и тот был чернее грозовой тучи, что уж тут говорить про Января. Молча, не глядя на столпившихся дружинных, все проследовали в гридницу, где собирались держать совет.

– Пойдём, госпожа, – потянула меня за рукав Нельга. – Нам лучше переждать всё в покоях. Нечего мёрзнуть. Как знать, может нам и вовсе вскоре придётся разлучиться с тёплым очагом.

У меня не было сил возразить ей и я лишь слабо кивнула, собираясь проследовать через сени мимо гридницы. Но не успели мы и шагу сделать, как раздался тревожный рёв боевого рога, предупреждающий о каких-то действиях за стеной.

Февраль не собирался ничего ждать.

Проходя мимо гридницы, мы с Нельгой услышали громкие разгневанные голоса державших совет мужей.

– Он не станет ждать, – гневно говорил князь Октябрь. – Это всего лишь пустая трата времени! Княжон с детьми стоит отослать как можно скорее, пока не началась осада. У меня лишь малая дружина, но все они пойдут за мной. Я останусь с тобой, Январь.

– Ты не обязан, – угрюмо отозвался князь. – Горы я и так для вас открою. Пройдёте через ущелье. Там безопасно.

– Я тоже остаюсь, – рьяно заявил Рюен чуть громче, чем обычно. – Переговоров, на которые я надеялся, не случилось, как ты и говорил мне, князь. Моя гордость задета. Я останусь с отцом, останусь воином до конца. Иначе его войско доберётся и до наших земель. Вопрос лишь времени, все это понимают.

– И я останусь!

Откуда-то донёсся голос Рябинки, явно незаметно проскользнувшей в гридницу до того, как закрылась дверь.

– Я буду сражаться с вами! – горячо заявила она собравшимся мужам.

– Княжна! – гневный рокот Ноября заставил подпрыгнуть всех собравшихся. – Я запрещаю тебе! Девице не место…

– Я уже решила! – звонко перебила его Рябинка. – Я не буду вышивать и прясть, как вы того хотите, князь! Моё место не в девичьей светёлке! И вы прекрасно это знаете!

– Ах ты негодница!

Протяжный скрежет отодвигаемого стула заставил моё сердце сжаться – кажется, князь Ноябрь вышел из себя. Ох, что теперь будет! До нашего с Нельгой слуха долетели тяжёлые шаги и чей-то примирительный оклик.

– Я дам тебе столько воинов, сколько смогу собрать, – звонко воскликнул Март, да так громко, что не трудно было догадаться – стоял он у самых дверей. – Они будут здесь ещё до того, как Февраль что-либо предпримет. Но и ты должен понять меня, что не за тебя я собираюсь сражаться.

– Мне что-то нужно возразить тебе? – глухо отозвался Январь.

– Ты отпустишь меня вместе с Декабрём, я незаметно уйду из крепости, чтобы провести обряд до того, как солнце сядет, пока зимние будут радоваться тому, что вынудили тебя пойти на их условие, – заявил Март. – А после – я заберу то, ради чего готов пожертвовать всем. Не забудь открыть мне ворота, когда я вернусь.

Взгляд Нельги пронзил меня так, как если бы она воткнула в меня иголку. Ухватив меня за руку, девушка силой потащила меня прочь из сеней, не дав услышать ответа Января. Она видимо не хотела знать что ещё решат князья.

Март же не обо мне? Правда ведь, не обо мне?

Но думать было некогда.

Во дворе грохнул колокол, раз, второй, а потом зашёлся так, как если бы кто стегал его хворостиной по спине.

– Ох, мамочки! – вскрикнула от страха Нельга, зажимая уши. – Что же теперь будет?

Возможно, если бы я с рождения жила в мире двенадцати месяцев, я бы тоже, как Нельга, дрожала от страха и мечтала только о том, чтобы забиться в какой-нибудь дальний угол и никогда оттуда не высовываться. Но я была из другого мира, мира в котором я не застала ни осады городов, ни голода, ни борьбы за престол. Я была другим человеком и видела всё происходящее точно со стороны. Во мне жил иной страх. Наверное, будь я среди крепостных жителей, я бы уже хватала детишек и стариков, гнала бы скот и другую домашнюю живность подальше от первых валов, на которых разворачивали свою деятельность лучники. Всё происходящее было слажено, точно это не первая осада, не первая бойня у стены. Я всего лишь подивилась тому, как верно и спокойно действовали жители Просини, помогая друг другу, как подбадривали они воев, торопившихся к стене, как готовились защищать свою крепость сами.

Просинь в одночасье перешла в боевое положение. Воздух пропитался гарью костров, на которых плавили смолу, кипятили воду, готовили снадобья для раненых, варили похлёбку. Каждый знал своё место, знал то, что ему нужно делать, был нужен и важен для своего государя.

Вот только я не знала, что мне делать. И это был тот страх, который я презирала и не могла подавить. Я боялась быть лишней, боялась, что никому и ничем не смогу помочь, а буду лишь попусту болтаться под ногами. Я не хотела, чтобы меня защищали лишь потому, что я была слабой девушкой. Я хотела быть нужной, быть сильнее, чем я о себе думала. Я хотела быть, а не казаться. Этот мир требовал от меня совсем иного, чем прежний. Оставалось лишь прекратить себя жалеть, потому что здесь я была единственным человеком, который понятия не имел, что такое штурм крепости, осада города, а оттого ничего это не боялась. Глупо, наверное, и по-детски самоуверенно.

Отпустив Нельгу к своей семье, где она могла помочь позаботиться матери о младшем брате, а потом успеть навестить Басмана, я хотела было найти Малашку, чтобы узнать, какая и где нужна помощь, как дверь в мои покои открылась с такой силой, что едва не слетела с петель.

Как мрачная туча на пороге стоял Фёдор. Таким рассерженным я его ещё ни разу не видела с момента нашего знакомства. Не иначе как убивать меня пришёл за какие-то неизвестные мне грехи.

– Иди, – кивнул он головой в сторону сеней. – Князь тебя зовёт.

Я испуганно смотрела на него, не двигаясь с места. Его ненавидящий взгляд говорил так много, что любой бы понял – случилось что-то непредвиденное.

– Расея, ты оглохла? – прорычал Фёдор, ошалело глядя на меня.

Я лишь попятилась назад.

– Январь? – спросила я отчего-то.

– Март! – рявкнул рында мне в ответ. – Если не пойдёшь, мне придётся силой тебя привести. Не вынуждай. Он там устроил настоящее зрелище! Его дурацкое поведение может стоить жизни тем, кто сейчас на стене! Иди давай! Успокой этого прикольного! А то он без тебя дышать не может!

– Фёдор! – я в отчаянии смотрела на рынду, который уже шагнул в мою сторону. – Я не поеду с ним! Я никуда не уеду из Просини! Не заставляйте меня делать этого! Я не хочу!

– Это уж как ты скажешь, – лицо Фёдора смягчилось, как только он понял, как сильно меня напугал – теперь надо зеркало для таких случаях при себе держать, чтобы он видел своё лицо, которое и так из-за кровоподтёков было устрашающее. – Он и слушать никого не хочет. Упрямый, как горный козёл. Нам не нужны сейчас неприятности в его лице прямо в крепости. Скажи ему что-нибудь, чтобы он просто заткнулся. Потом решим, как с ним быть.

И он протянул мне руку, вновь становясь привычным рындой.

Не без колебаний, я всё же ответила ему, взявшись за горячие пальцы, готовая в любое мгновенье передумать.

– Извини, – поморщился Фёдор, догадавшись о чём я думаю. – Я что-то не в себе от мартовских речей, которые до сих пор вызывают желание врезать ему.

Я промолчала. Эти государственные дела мне уже поперёк горла стояли.

Март ждал, стоя у ёлки, рядом с Январём, который, как и несколько дней назад, молчаливо рассматривал развешенные игрушки. Так странно. Март как будто знал, что теперь это было его любимое пространство, и всячески стремился нарушить его своим несносным ветреным поведением.

Остальные сидели за столами, негромко что-то обсуждая.

Едва я появилась в гриднице, как несносный Март ринулся ко мне. Он был бледен и взволнован, как если бы на этом совете решалась его судьба. Но Фёдор сделал шаг вперёд, не дав князю даже шанса ухватить меня за руку.

– Расея, – тихо произнёс он моё имя.

В гриднице повисло молчание, нарушаемое лишь потрескиванием дров в очаге, да стуком моего собственного сердца. Март нервно кусал губы, не сводя с меня отчаянного взгляда.

Я поклонилась всем собравшимся князьям, постаравшись до конца соблюсти правила поведения. А на деле же просто выясняла, зачем меня позвали на совет эти воинственные мужи, не способные угомонить одного князя. Всем ведь было понятно, что я совершенно ничего не смыслила в военном деле, а не совладать с Мартом из-за его сердечным дел – было смешно даже мне.

Но собравшиеся молчали, лишь сверлили меня взглядами, не выражающими ровным счётом ничего, что дало бы мне хоть какую-то зацепку.

– Князь Март готов оказать военную помощь, если Февраль и Декабрь вместе нападут на Просинь, – Рюен, заложив руки за спину, неторопливо подошёл к ёлке. Он был мрачен и не смотрел ни на кого, точно все в один миг ему опротивели. – Никто из собравшихся не отрицает, что войско Марта хорошо подготовлено, и никто не хотел бы сейчас с ним враждовать, когда наши отношения только-только наладились. Но взамен этой дружбы он просит твоего расположения, госпожа.

– Хотите сказать, что нынешнего моего расположения к князю недостаточно? – я поморщилась, словно проглотила горькое снадобье знахаря.

– Князь Март утверждает, что ты его избегаешь, – Рюен повернул ко мне голову, по-прежнему не глядя в глаза.

– Тогда пусть князь Март знает, что я уважаю честных людей, готовых бескорыстно оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, людей, которые свои чувства выражают поступками, а не пустыми словами, – я вздёрнула подбородок, не в силах сдержать гневные чувства. Их надменные лица вынуждали меня отбрыкиваться от всего грозящего моей репутации всеми силами. Кролик внутри меня не хотел, чтобы эти степные волки его загрызли своими условиями. – Если князь Март желает моего расположения, то пусть сначала научится быть серьёзным и рациональным человеком, а не заставлять всех присутствующих терпеть его чувства ко мне, которые мешают быть рассудительным. И я не сделала ничего, что можно расценить как избеганием. Я всего лишь хочу, чтобы со мной и моими чувствами тоже считались. Сейчас решается судьба многих людей и все сердечные дела не имеют никакого к этому оношения. Это смешно и несерьёзно в нынешней ситуации. Не об этом стоит думать и обсуждать на военном совете. Если князь намерен воевать на стороне Декабря и Февраля, то пусть знает заранее, что стрелять из лука я теперь тоже умею, поэтому не могу гарантировать ему безопасность в бою.

Лицо Марта побледнело ещё сильнее, руки безвольно обвисли вдоль тела, а Ноябрь выглядел так, как если бы кто-то стоял сзади и тянул его брови за ниточки на затылок. Подобного хамства не ожидал никто. А чего они от меня хотели? Не могут сами угомонить сопливого подростка, так пусть теперь выслушивают! Военный совет, тоже мне!

– Если же князь считает себя воином, способным в первую очередь защитить свой народ, которого не пощадят те, кто стоит за стеной Просини, то я только могу сказать, что это умное решение, – продолжила я свою дерзкую речь. – Не думаю, что князь Март захочет, чтобы те, кого он решится поддержать, заняли его престол, превратили в раба и вечного должника, потому что именно такая участь грозит любому, кто поддержит Декабря или Февраля.

Тут пришла очередь Рюена удивляться тому, как во мне ожил некий дипломат, о существовании которого я до этого и не подозревала.

Остальные князья переглянулись между собой, косясь на Января.

– Вы все прекрасно знаете, что отсидеться в своих крепостях не получится, – я обвела взглядом сидящих. – Они думают, что вы никогда не объединитесь, поэтому вас можно просто и быстро одолеть. Но только вы не правы. Попробуйте сломать одну стрелу. Легко? Очень. А попробуйте одновременно сломать весь колчан. Ни одна не сломается. Не слабость протянуть руку тому, кто вам не нравится лишь потому, что так сложилось столетия назад. Слабость не хотеть защитить свои дома лелея собственную гордыню.

Январь повернулся ко мне.

Плотно сжатые губы побелели, а глаза метали гром и молнии. Он явно пожалел в этот момент, что поделился ранее своими мыслями, потому что теперь я сказала то, что он никогда бы не произнёс.

– Расея, – Март протянул ко мне руки. – Не презирай мою слабость и мою гордыню. Я таким родился. Но я не хочу, чтобы ты думала, что я всем сердцем желаю объединиться с убийцей своего отца! Я лишь… – он замолчал, нервно кусая губы. – Я лишь хочу, чтобы Январь не зарывался, думая, что он сильнее всех нас!

И Март круто повернулся к стоящему позади князю.

– Да, ты самый мудрый из нас, признаю, – голос Марта зазвенел от негодования. – Ты самый сильный и ловкий в бою! Но ты никогда не даёшь другим даже шанса превзойти тебя! Я гонюсь за тобой, пытаясь первым добраться до вершины, но ты всегда оказываешься лучше! Я хочу быть похожим на тебя, хочу превзойти тебя, но ты…! Ты не даешь мне шанса хотя бы на миг стать первым!

Все согласно загомонили. Приступ зависти накрыл собравшихся князей. Они наперебой выказывали всё то, что носили, как камень за пазухой, открывая свои истинные лица.

Январь гневно смотрел на меня, как будто говоря: «Смотри, что ты наделала! Довольна своей выходкой?».

– Вам не нужно ничего доказывать, – поторопилась перебить их я, когда Март вновь обратился ко мне. – Вы разве до сих пор не поняли?

Все замолчали, ожидая от меня пояснения.

– Вам не нужно соперничать с князем и друг с другом, вы всё равно не будете лучше него или кого-то другого. Пока вы думаете, что соревнуетесь с князем Январём, теряя себя самих, он просто идёт к своим собственным целям, потому что он и есть та самая недосягаемая вершина, – сказала я, твёрдо глядя Январю в глаза, веря во всё то, что говорю. – Что мешает вам быть такой же вершиной для своего народа?

Поднявшийся гомон нарастал, как приближающаяся буря.

А Январь лишь усмехнулся, отворачиваясь обратно к ёлке. То ли остался доволен моей речью, то ли разгневался ещё сильнее – кто ж его поймёт!

– Пусть Декабрь катится прочь из моей крепости, – бросил он князьям. – Я не стану просить ничьей поддержки, если это будет обязывать меня быть чьим-то должником. Но с благодарностью приму оказанную помощь во спасение наших общих народов.

– Я с тобой, князь, – Рюен уверенно протянул ему руку, не глядя на отца. – Для меня важна наша дружба, как и прежде. Я многому у тебя научился, не хочу обесценивать это завистью или чем-то иным.

И пока остальные князья принимали решения, Фёдор толкнул меня локтем в бок и подмигнул подбитым глазом.

– Такого наговорила, я и за год переварить не смогу, – шепнул он.

Март судорожно втянул носом воздух, перемялся с ноги на ногу, рассматривая моё невозмутимое лицо, за которым скрывались дрожащие от страха заячьи уши, и повернулся к Январю.

– Учти, князь, в день моего вступления в Колесо года, ты просто обязан привезти Расею в мои хоромы, – заявил он. – А я пока что буду учиться быть вершиной, соревнуясь с самим собой.

– Я за неё не решаю, – глухо отозвался Январь. – Она сама себе хозяйка, пора бы тебе это уже уяснить, коль надумал жениться. А вот твоё решение стать лучше и независимее – мне нравится. Отец бы мог тобой гордиться.

Ах ты…! Вот значит как!

– И женюсь! – с вызовом ответил Март. – Буду добиваться тебя, Расея, чего бы мне это ни стоило! Ты ещё увидишь, что я не бросаю слов на ветер и могу быть достойным тебя. А за слова об отце – спасибо!

– Без зубов останешься, князь, – хмыкнул Фёдор. – Никто не прикажет ей послушаться тебя, каким бы раскрасавцем ты ни был. Сердце-то, оно одно у человека, оно чужим желаниям не подчиняется.

Ох, Фёдор! Обняла бы тебя за эти слова! Да только в этот миг посмотрела на князя, который, как оказалось, в упор смотрел на меня, и от кипящей ртути в его глазах всё внутри перевернулось.

Грянул колокол, возвещая о том, что время, отведённое Февралём на раздумья, вышло.

– К воротам, – уверенно отдал приказ Январь, вновь становясь суровым и яростным воином, не ведающим страха.

– К воротам, – повторил Март, кивнув своим воинам.

И посмотрев на меня со смесью самых разных чувств, среди которых читалось смирение, устремился вслед за Январём.

– Оставайся в своих покоях, госпожа, – Рюен незаметно коснулся моей руки, вкладывая свёрнутое письмо. – Сейчас ничего страшного не будет. Всё закончится быстро. Но что будет потом – никто не может знать. Просто постарайся сберечь себя, пока рядом не будет дружинных.

– Береги и ты себя, княжич, – улыбнулась я ему какой-то болезненно-вымученной улыбкой.

– Скоро свидимся, – ответил он на эту улыбку. – Помолись за нас вечному небу.

Я кивнула, и он отпустил мою руку, торопливо покидая гридницу следом за остальными.

Колокол гудел без остановки, отсчитывая шаги торопивящихся к воротам воинам. Рядом с Январём ехал Декабрь, самодовольно ухмыляясь и нагло разглядывая жителей Просини, хмуро провожающих взглядом процессию. На немых лицах застыло общее пожелание смерти ненавистному князю, загубившему не одну жизнь. Но каждый житель знал, что с тем, кто стоит за воротами, шутить не стоит. Февраль был ещё ужаснее, чем двенадцатый месяц. Все знали, что Январь не станет рисковать жизнью Августа и княжон ради того, чтобы показать своё превосходство над пойманным Декабрём. И теперь все надеялись на честный обмен. А дальше… Уж они-то все знали, как держать оружие в руках и защищать свои дома, не зря ведь почитали своего князя и готовы были идти за ним даже в крайние земли.

Безвольно опустившись перед очагом, я развернула письмо Рюена, надеясь найти в нём утешение. Сломав дубовую печать с заветной буквой «Р», я опустила глаза на летящие торопливые строчки, явно написанные впопыхах, точно княжич боялся не успеть передать свои мысли бумаге.

«Почтенная моя госпожа, отрада сердца моего и души моей.

Как тает воск свечи или упавшая на ладонь снежинка, так тает время, что я могу видеть тебя. Спешу заверить тебя, почтенная госпожа, что дружбу мою к тебе не страшит ни время, ни события, ни расстояния. Остаюсь верен тебе, чтобы ни случилось. Заверяю тебя, госпожа, что вопреки разным убеждениям отца моего, командующих княжеским войском и иных лиц, не уверенных в будущих решениях, я до конца остаюсь верен своему слову и своим убеждениям – моей дружбе с князем Январём не помешает ничьё мнение, ничьё решение или злое слово. Ведь я того желаю, ибо чту нашу дружбу, как дарованный небом неоценимый никем больше подарок, ведь полностью согласен с тем, что в единстве – сила наших народов, а наше будущее зависит только от того, как крепок будет наш союз. И я радуюсь тому, что среди всего этого моря разных лиц и судеб я встретил именно тебя, моя госпожа. Дружба с тобой для меня, как глоток пьянящего напитка, как прогулка по цветущему яблоневому саду, наполненному дивным ароматом и музыкой, заставляющей моё сердце радоваться. И, не смея надеяться на то, что желание моё исполнится, прошу тебя о встрече, едва все распри утихнут и угроза минует.

Буду ждать тебя у лебединого озера в любой утренний или послеполуденный час до самого конца пребывания в Просини.

Пусть солнечный луч или свет звёзд коснётся твоих рук вместо меня, пусть небо защитит тебя, пока меня не будет рядом с тобой, госпожа, и не одна пугающая тень не омрачит твоего сердца.

Покорно твой,

Рюен».

Ох, Рюен! Как много добрых признательных слов в одном письме, заставивших моё сердце разбиться на осколки от того, что сказаны они были так, как если бы это была просьба о самой последней встрече, возможно или нет, но всецело зависящей от исхода событий за стеной крепости. Мне стало горько от того, что скрываясь от Марта, я не успела насладиться беседой с ним, спокойно гуляя вдоль озера и чувствуя себя спокойно в его компании. Ведь именно эти чувства – уверенность, спокойствие, отсутствие бурных эмоций, которыми меня обеспечивал Март, я испытала в самую первую встречу с княжичем и чувствовала до сих пор. А ещё я чувствовала, что нуждаюсь в друге, который хорошо знает мир двенадцати месяцев и может беседовать со мной, не намереваясь проявлять каких-то иных чувств, которые бы оттолкнули меня – мне и так было непросто.

Затолкав письмо глубоко под одежду, я заторопилась на дозорную вышку, не в силах сидеть в неведении, как того все хотели от меня.

Январь ехал первым. На ходу подхватив лёгким взмахом своей нагайки торчащую в снегу стрелу, не сгибая при этом спины, он сломал её пополам, и взявшийся из ниоткуда снежный вихрь понёсся рядом с князем, как предупреждение. Позади него ехал Декабрь в сопровождении всех своих освобождённых воинов.

Расстояние быстро сокращалось, и вот уже Вран замер в нескольких шагах от Февраля.

Я впилась пальцами в перила вышки так, точно вросла в них всем телом, немигающим взглядом пожирая спину князя, и молясь только о том, чтобы всё закончилось благополучно.

Но противники неподвижно стояли друг напротив друга, не предпринимая ничего.

Потом мой взгляд уловил какое-то движение, и я посмотрела в сторону подлеска. От края большой поляны двинулась вереница повозок летних и весенних месяцев. Погонщики торопили тяжеловозов так, как никогда в жизни, мечтая лишь о том, чтобы быстрее пересечь черту Просини. Вихрь, что был подле князя, теперь кружил между повозок, будто наблюдая и проверяя – нет ли среди мирных сопровождающих февральских врагов, жаждущих проникнуть в крепость под прикрытием.

Лёгкий порыв ветра сорвал с крыши вышки снег, и несколько снежинок попали мне в глаза, заставив пару раз моргнуть.

Княжны и Август оседлали подведённых им коней и устремились к Просини. Январь, который так и не сдвинулся с места, явно желал убедиться, что они благополучно доберутся в безопасное место. А я ждала момента, когда он тоже будет за стеной!

И вот ворота Просини в очередной раз распахнулись, пропуская вереницу повозок и всадников. Только тогда князь развернул своего коня и неторопливо, будто ждал, что Февраль или Декабрь окликнут его, направился туда, где его ждали.

Моё сердце грохотало так, что шумело в ушах, как от нарастающего шторма.

С поля между горами и лесом поднимался буран, а из ворот вырвался одинокий всадник, уходя куда-то в сторону, чтобы никоим образом не встретиться с собравшимся войском Февраля. Он был едва заметен на белом коне и светлом плаще, я бы даже и не обратила на него внимания, если бы не отвлеклась от пристального созерцания напряжённой картины, будто кто нарочно повернул мою голову.

– Торопись, князь, – взмолилась я, глядя, как медленно сокращается расстояние между Январём и его противниками.

Зимние князья, своенравные, гордые и несгибаемые, явно испытывали друг друга на прочность. И то ли Январь знал, каким будет дальнейший ход врага, то ли Февраль был настолько безжалостным и безумным, но я увидела, как он вскинул лук.

– Январь!

Я закричала так, что голос сорвался до отчаянного вопля, заставив перебегающих в этот момент по двору отроков присесть от неожиданности и испуга, оглядываясь по сторонам, пока не заметили меня, едва балансировавшую на краю перил вышки.

Стрела с чёрным оперением летела в спину князю.

Я видела всё так, как если бы смотрела фильм, в котором мне показали картинку крупным кадром на экране кинотеатра. Перед моими глазами застыло острое, чёрное жало, грозное и смертельное.

Не знаю, как это случилось, да и анализировать потом свои действия не хотела, но я отчаянно протянула руку к нему, словно хотела заслонить собой, оттолкнуть от смерти, очутиться рядом, встав между ним и Февралём.

Вран, вопреки воле своего хозяина, вильнул в сторону, будто его чуткий слух уловил мой далёкий пронзительный вопль.

Стрела просвистела мимо Января, угодив прямо в деревянную створу закрывшихся за Августом ворот.

Не оглядываясь, князь стегнул воздух нагайкой, пуская Врана в галоп.

И подобно фонтанам, из земли ударили высоко в воздух снежные столбы, сотканные изо льда и холода, закрывая собой князя, а вместе с ним – Просинь.

– Январь, – прошептала я сквозь слёзы, выжигабщие своей солью глаза, которыми я хотела убедиться, что он в безопасности. – Январь.

Град стрел обрушился со стены на ринувшихся сквозь снежный заслон всадников. Прикрываясь щитами, февральские вои пошли на первый приступ, как разъярённый рой диких пчёл. Мне казалось, что даже отсюда я вижу их свирепые лица, вмиг утратившие человеческие черты, сделавшись похожими на грубо вырезанные звериные идолы. Да и о какой человечности можно было говорить, когда сам предводитель этой голодной стаи перешагнул черту воинской доблести, воспитывавшейся веками, и выстрелил в спину безоружному? Февраль не боялся ничего и готов был на любую подлость, только бы Просинь пала, тем более, когда почти все месяцы собрались в одном месте. Этот план он явно вынашивал очень давно. Да и не он один. Смех Декабря до сих пор звучал в моих ушах.

Снежный заслон вскоре был преодолён, и теперь лучники Февраля, заняв позиции вдоль стены, не скупились на ответный удар. Только в их арсенале помимо стрел оказались шестигранные, острые, как бритва, резные звёздочки, которые с устрашающе тихим свистом рассекали воздух и вонзались в намеченную цель, кроша дерево, будто капусту. Было страшно представить, что грозит воину, не успевшему заслониться щитом или нырнуть за забрало.