Наталья Бокшай
Первым будет Январь
Стена Просини и её подножие были сплошь чёрными от стрел, как если бы это была гарь от пожара.
Снежный буран накрыл войско Февраля, желая смести прочь с лица земли. Но что может сделать снег и холод месяцу, который и сам правил этой стихией? В лесу затрещали от лютого мороза и ветра деревья, застонали высокие кедры, будто прощаясь со всеми, с кем хотели разделить будущую радость весеннего пробуждения, которой не суждено было состояться. Лёд желал покорить снежную бурю, насланную Январём, сделать снежинки непомерно тяжёлыми и осадить их на землю. Всё вокруг замерло в ожидании развязки двух стихий, сражающихся между стеной крепости и отступившими лучниками Февраля.
К тому времени во двор въехали княжны. Август явно остался со своей дружиной у стены, желая отомстить тем, что силой удерживал его, заставляя терпеть холод и страх.
До меня донесли разгневанные, недовольные голоса княжон, явно жаловавшихся друг другу на такую тёплую встречу и достойный приём. Они все мечтали тут же развернуть своих коней и убраться восвояси, не выразив никакого почтению правящему месяцу. Но за стенами Просини были Февраль и Декабрь, желавшие им смерти. А здесь – пустая трата времени на оказание уважения князю Январю, из-за которого они все оказали в невыгодном положении. Приходилось выбирать меньшую из зол и терпеть.
К моему удивлению встречать княжон вышла только Параскева Студёновна, да и та была сильно не в духе – Рябинка, не спросив ничьего дозволения, сбежала на стену вместе с мужами, в то время как Ледень отсиживался в маменькиных покоях, дрожа от страха при каждом ударе колокола и любом неосторожном шорохе.
Непокорный буран Января подхватил валявшиеся на земле стрелы с чёрным оперением, закружил их в самой дикой на свете пляске, выстраивая остриями против тех, в чьи колчаны они были вложены прежде, чем сорвались с тетивы. Некоторые стрелы от страшного мороза просто рассыпались на кристаллы, а иные же стремились к цели. И только когда буря улеглась, оборонявшимся удалось увидеть, что эти цели во многом были достигнуты – на поле то там, то здесь были разбросаны поражённые воины Февраля.
Сам же ненавистный и ненавидящий всех и вся князь отступил вглубь леса, затаился, как готовящийся к прыжку лютый зверь, дожидающийся, когда дневное светило угаснет и скроет его коварную личину, наделив преимуществом в виде полного ночного мрака.
Колокол умолк, затихли все непривычные мирной жизни звуки. Даже ветер перестал дышать. Мир замер в ожидании чего-то жуткого, а я рухнула на пол, истощённая до последней капли переживаниями и первородным страхом, накрывшим меня в тот момент, когда Февраль пустил стрелу тому, за кого я была готова отдать свою собственную жизнь.
Когда я кое-как совладала с собой и той нестерпимой болью, что сотнями игл колола сердце, прошло много времени и до моего слуха донеслись чьи-то торопливые шаги, поднимающиеся по деревянной лестнице. Знакомые голоса обсуждали случившееся и размышляли о дальнейшем повороте событий.
– Расея?
Голос Января был подобен глотку живой воды, которую мне хотелось испить до последней капли и попросить ещё.
Его взгляд замер на моих руках, и в нём читался то ли ужас, то ли изумление, то ли всё это вместе. Он шагнул ко мне и тут же тяжело упал на колени рядом со мной.
Я опустила глаза, не понимая, почему он так себя ведёт. Разум мой по-прежнему был далеко.
В левом кулаке мёртвой хваткой была зажата стрела с чёрным оперением, с той самой чёрной лентой, принадлежавшей Февралю и голодной змеёй обвившей моё запястье.
– Расея? – Январь выдохнул моё имя так, как если бы впервые произнёс его после необычайно долгой разлуки.
А я лишь ухватила его за рукав и прислонилась лбом к плечу, устало закрывая глаза, чтобы не видеть застывших позади князя Буса и Фёдора, явно недоумевающих не меньше князя. На их лицах читалось непонимание, словно они увидели необычную зверюшку и не знали, что с ней делать.
– Твоя мать погибла не для того, чтобы ты подставлял врагу свою спину, – медленно выговорила я князю, не чувствуя больше ничего кроме горечи. – Купи себе бронежилет, ради бороды Борея!
Он взял меня за руку и разжал побелевшие от холода пальцы. Стрела тяжело упала на пол, возвещая всех о своём поражении. А я лишь шумно выдохнула, избавившись от груза отчаяния, придавившего меня точно ледяной глыбой. Слёз не было. Но лишь до того момента, как я подняла глаза на Января.
Глава 14. "Это приказ, маленький воин"
Пока мы спускались вниз, пока меня вели в покои, пока готовили для меня деревянный чан с горячей водой, чтобы отогреть, Январь был рядом. Мы не разговаривали с ним, я даже не смотрела на него. Перед глазами до сих пор была летящая стрела с чёрной лентой. Мои мысли были далеко, блуждали где-то вдоль русла Чернобродки, вспоминая все детали той первой встречи с новым миром.
«Как странно, – думалось мне в этот момент. – Я попала сюда именно тогда, когда между князьями только-только затевалась смертельная вражда. Могло ли это быть случайностью, нелепым совпадением? Или же всё было кем-то предопределено?». Ответа у меня не было, да я и не хотела ничего знать.
В то время, пока я приходила в себя, Январь так, чтобы я не слышала, отправил Фёдора к воротам посмотреть, есть ли там чёрная стрела Февраля с лентой в оперении. Когда рында вернулся спустя полчаса, то лишь едва заметно покачал головой, думая, что я не увидела. Но мне было всё равно. Я чувствовала себя на удивление спокойно, осознавая, что все, кого я знала, были живы.
– Я позвал знахаря, – сообщил мне Январь, когда Фёдор ушёл.
– Не нужно, – покачала я головой. – Я здорова.
– Тебе необходимо…
– Со мной всё хорошо, – торопливо перебила его я. – Тебе следует поприветствовать прибывших гостей. Они и так заждались. Не стоит беспокоиться обо мне. У тебя есть дела важнее. Просинь ждёт своего хозяина.
Январь нахмурился.
– Скоро придут Нельга и Весея, Фёдор послал за ними, – проговорил он, наблюдая за мной.
– Им сейчас лучше побыть со своими близкими. Это важнее. Незачем было беспокоить девушек, – покачала я головой.
– Тебе ни к чему оставаться одной, особенно после всего случившегося, – князь явно был в замешательстве от моего отстранённого поведения.
– У них есть те, о ком им стоит позаботиться, – мягко упрекнула я. – В окружении семьи они будут чувствовать себя в безопасности, нежели вздрагивать от каждого шороха, присматривая за мной. А я могу побыть и одна, обо мне незачем беспокоиться.
Январь тяжело вздохнул. На лице читалось страшное смятение.
– Ну же, – кивнула я ему на дверь. – Ты должен идти. Февраль не станет ждать. Тебе нужно побеспокоиться о том, как защитить Просинь.
– Я вернусь, – едва слышно произнёс он. – Мы ещё не договорили.
– Если ты хочешь спросить про стрелу, то я не знаю что произошло, – пожала я плечами. – Видимо, ветром принесло. Ведь ты устроил такой буран, что ищи теперь стрелы повсюду.
– Ты не права, – покачал он головой. – Только у Февраля стрелы с лентами, и только одна уцелела. Та, что была в твоих руках. Что за сила в тебе такая, Расея?
Я посмотрела ему в глаза, не отводя взгляда, и чётко, по слогам ответила:
– Я не знаю.
Ведь правда не знала.
Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза. В моих Январь искал ответы на свои вопросы, а я в его – убеждение в том, что с ним всё хорошо. Я первой отвела взгляд, не в силах выдержать ртутного блеска, будто в полдень смотрела на отражение солнца в качающейся воде.
– Февраль нападёт? – спросила я, не зная, как быть со всем, что пришлось пережить.
– Вопрос времени, – Январь пожал плечами. – Ему нужен был союзник. Он его получил.
Я кивнула.
– Тогда нам всем нужно быть готовыми. Я не хочу оставаться в стороне и ждать в неизвестности. Если я что-то могу сделать, то только скажи. Иначе я сойду с ума в четырёх стенах, – взмолилась я, зная, что больше не будет шанса высказать это. – Я не княжна, чтобы сидеть, сложа руки, и ждать новостей в полном неведении.
– Так будет безопаснее, – покачал головой князь. – Здесь тебя никто не тронет.
– Как будто это так важно, – проворчала я. – Я не хочу сидеть взаперти.
Князь лишь усмехнулся.
– Вода в чане скоро остынет, – указал он пальцем на деревянную бадью и вышел, оставив меня вновь злиться.
Не удержавшись, я запустила берестяную шкатулку в дверь. А нечего ей просто так стоять без дела!
И только когда я погрузилась в горячую воду, когда руки и ноги наконец проявили чувствительность, все мои чувства точно тоже оттаяли, и я заплакала, обхватив себя руками за плечи. Мне было так горько!
Жила себе спокойно, никого не трогала, барахталась в своём топком болоте, как лягушка в молоке, строила планы на долгую и счастливую жизнь. А потом провалилась. Во всех смыслах. И теперь не могла понять кто я, что я, чего я хочу, и что меня вообще ждёт. У меня не было здесь будущего, я точно жила свой один единственный день одним моментом. Всё кругом было чужим, непонятным, пугающим. За эти дни я могла умереть несколько раз. Но так и не умерла. Только внутри что-то точно изменилось. И я никак не могла понять что именно.
– Эх, – вздохнула я сквозь слёзы. – Пора прекратить цепляться за прошлое и прежний мир. Я уже здесь и никуда мне не деться. Всё, что происходит со мной – уже изменило меня. Смогу ли я теперь стать прежней, вернувшись домой? Приму ли я назад свой мир со всеми его реалиями, узнав, что бывает иначе? Ведь, как ни странно это звучит, но здесь я чувствую себя на своём месте.
И я ужаснулась собственным словам. Ведь и правда чувствовала себя здесь нужной.
Нужной Малашке, которой так нравилось хлопотать надо мной. Нужной Весее и Нельге, которые считали меня больше, чем подругой. Нужной Фёдору, который с радостью отпускал колкие шутки в мою сторону. Нужной Ярилке, который был готов научить меня всему, что умел и знал сам. Нужной несносному Марту и дружелюбному Рюену, которые находили меня интересной. Может быть и Январю я была нужной, не смотря на то, что у него от меня было больше хлопот? А в своём мире я была кому-то, кроме бабушки и Любаши, нужной?
Я горько усмехнулась и вылезла из чана, вытерев насухо зарёванное лицо.
– Если всё окажется просто моей выдумкой, я не смогу этого пережить, – вздохнула я. – Пусть всё будет правдой, и я действительно буду нужной здесь.
Забравшись под одеяло, я провалилась в сон без сновидений.
Но проспать долго мне не удалось.
Грянул колокол. Один. Второй. Третий. Замелькали огни во дворе, затрубил боевой рог, призывая всех встать на защиту своего дома. И Просинь откликнулась на этот зов.
Суматохи не было. Вновь, как и днём, все спешили занять те места, которые были привычны и знакомы каждому с самого детства.
На крепость обрушился снежный буран невиданной мощи. Ветер завывал диким голодным зверем, словно громадный волк раскрыл свою чудовищную пасть и собирался проглотить Просинь, как маленькую птичку, отчаянную и не желающую сдаваться.
– В укрытие!
Голос Января перекрыл вой ветра, словно он стоял прямо за моей дверью с микрофоном.
Путаясь в одежде, которую с трудом надела на себя, я выскочила из покоев, торопясь отыскать Малашку или кого-нибудь из отроков, чтобы они мне подсказали, как быть и что делать. Ну не лежать же под одеялом, право слово!
На гульбище, к моему удивлению, столпились вои, прикрываясь деревянными щитами. Все были в полной боевой готовности, но предпринять что-то пока не смели. Да и не нашлось бы другой силы, способной противостоять тому, что я увидела.
Точно облако с человеческим лицом упало на Просинь. Вытянутые губы выдували снежные клубы. Да такие, что небо смешалось с землёй! И когда эти клубы оседали, они превращались в воинов, наделённых нечеловеческой силой.
Вот только это облако… Черты его получеловеческого, полузвериного лица вдруг показались мне знакомыми. Но я не могла ни вспомнить где и когда видела подобный образ, ни при каких обстоятельствах и в каком из двух миров. Ведь здесь я знала не так много людей, а те, кто прибыл на прославление Января, ринулись в бой с появившимся противником.
Двор наполнился звоном стали, рычанием, какими-то воплями, горячкой битвы, отдаваемыми приказами, глухими ударами и воем ветра.
– Моя госпожа!
Взмокшее лицо Рюена возникло передо мной внезапно, я едва не потеряла равновесие, когда отшатнулась от него.
– Вернись в покои, госпожа! Сейчас же!
Он хотел было взять меня за руку и затолкать за дверь, как между нами возник долговязый наёмник одного из зимних месяцев, с длинной, почти до пояса, косой, заплетённой из оставленных на затылке волос, в то время как весь его вспотевший лысый череп синел витиеватыми символами и узлами, прочесть которые было невозможно. Он тут же накинулся на Рюена, наступив на подол моего платья. Мне ничего не оставалось, как подхватить оброненное кем-то полено для очага в гриднице, и что есть мочи огреть им противника по лысой голове.
Зря я это конечно сделала. Плечо ужалила страшная боль, аж слёзы выступили. Но наёмник покачнулся и с чумным видом обернулся ко мне, забыв на мгновенье про Рюена. Княжич, не теряя времени даром, оттолкнул его от меня, чтобы я не смогла увидеть, как выверенным ударом меч пронзает незнающее сострадания и любви сердце наёмника, а сам он рассыпается на ледяные осколки.
– Госпожа!
Рюен увидел, как я хватаюсь здоровой рукой за больное плечо, желая убаюкать боль. Он прижал меня к себе, защищая от возможного нового удара, и направился к двери, чтобы увести меня как можно скорее с развернувшегося поля боя.
Внезапный порыв ветра сбил с ног всех, кто сражался во дворе.
Тяжёлое тело Рюена придавило меня к стене так, что перед глазами засияли звёзды, а новая порция боли вырвала из меня тяжёлый стон. Мне казалось, что я больше не поднимусь.
Ветер был зверски ледяным, холод пробирал до костей, как если бы я стояла облитая водой без одежды. Даже мысли, казалось, в ужасе замёрзли где-то в недрах головы.
Рюен прижимал к себе так, что я слышала во всей этой кутерьме его бешено грохочущее под кожаными латами сердце. А может быть, это было моё собственное? Он хотел защитить меня и от холода, и от любой другой гибели, точно моя жизнь была самой ценной бесценностью для него.
С трудом я выглянула из-за его плеча, слепо пытаясь разглядеть в кошмарном водовороте Января.
Он сражался. Сражался, точно рисовал дивную картину, взмахивая мечом и нагайкой.
А я, наконец, поняла, почему ужасающий лик облака показался мне знакомым – он был похож на Февраля, только гораздо моложе. Не трудно теперь было догадаться, что на выручку своему деду пришёл Снежень Ветродуевич, ненавидящий Января всем своим чёрным сердцем за то, что из-за него он лишился отца. Вот только кто из них был более обделённым?
Внезапно нагайка вылетела из рук Января и упала в нескольких шагах от своего хозяина, оставив его только с мечом и сделав слишком уязвимым.
У меня внутри всё похолодело. Как он теперь будет сражаться без неё?
А для Снеженя появилась прекрасная возможность одолеть своего ненавистного противника, отомстив ему за всё, что долгие годы взращивалось в нём и преумножалось трудами деда.
– Рюен, – я слезящимися от ветра глазами посмотрела на княжича. – Пусти меня.
– Ты должна вернуться в покои! – княжич попытался дотянуться рукой до двери.
– Нет, не сейчас! – взмолилась я, стараясь вынырнуть из-под его руки.
Он обернулся, чтобы понять мои намерения. Стегнувший по глазам ветер лишь ослепил его.
– Пожалуйста, Рюен, отпусти меня.
Наверное, я сказала это слишком жалобно, но его хватка ослабла и он коротко кивнул, жадно вглядываясь в моё лицо. Я выскользнула у него под рукой, хватаясь за перила, чтобы меня вновь не сдуло и не впечатало в стену.
Январь больше не рисовал нагайкой спасительный для крепости узор. Теперь он только защищался, не видя своего заветного оружия, к которому отступал, чтобы подхватить ногой, если вдруг наступит.
Но я-то видела. Вот только доползти бы теперь! И я ползла, хватаясь то за перила, то за одежду сражённых воев. Под руку мне подвернулся чей-то меч. И вонзая его в землю, как ледоруб, я шаг за шагом стала приближаться к нагайке. Забыв о страшной боли, ломающей мою руку до кончиков пальцев, я не сводила глаз с чёрной рукояти, которую быстро заметало снегом, чтобы никто не смог её найти. Моё лицо нестерпимо жгло от мороза и колкого ледяного ветра. Но я не могла сдаться. Ведь никто бы, даже при огромном желании, не смог бы помочь князю вернуть его оружие – кроме Января нагайку никто не мог взять в руку. Никто, кроме меня.
– Ещё чуть-чуть, – едва не рыдала я от измождения и дрожа всем телом.
Пальцы коснулись на удивление тёплой кожаной рукояти, и сомкнулись с такой силой, как если бы у меня её уже отнимали.
– Давай, милая, – прошептала я ей.
Опираясь на меч, я поднялась на ноги. И ударила по земле нагайкой! Снежный покров от того места, куда пришёлся удар, точно треснул и ледяной вихрь, сначала крошечный, а потом растущий прямо на глазах, выстрелил в небо тугим ледяным кулаком.
Страшная сила, что не давала воинам двигаться, тут же спала.
– Пошёл прочь, – прошипела я, глядя в дикие глаза Снеженя.
И вновь замахнулась нагайкой, отражая направленный в меня вихревой поток.
Вой ветра замер, а потом всё вокруг вновь ожило: зазвенела сталь, загрохотали деревянные щиты, зарычали разгорячённые защитники Просини.
Я сделала шаг к Январю, волоча за собой меч, вновь отражая удар Снеженя.
Внук Февраля больше не смеялся, раздувая громадные облачные щёки. С неба на меня смотрел на миг испугавшийся мальчишка, мальчишка, который не мог понять, как мог ему навредить обычный меч какой-то девчонки, взявшейся из ниоткуда.
Январь обернулся ко мне как раз в тот момент, когда я была у него за спиной.
– Расея?
Он выдохнул моё имя так, что у меня мороз по спине побежал, хотя куда уж холоднее.
– Сражайся, князь, – я вложила в его руку нагайку, а сама, перехватив поудобнее хоть и короткий, но всё же тяжёлый меч, здоровой рукой, встала перед ним, поднимая глаза к небу.
Попробую хотя бы несколько раз врезать этому самонадеянному Снеженю, пусть не думает, что только он остался сиротой. У меня тоже не было родителей. И их меня, между прочим, лишил его дед. Только в отличие от нас с Январём, у Снеженя осталась мать. Мать и тот самый дед. А что было у нас? Только мы сами.
Я вовремя отразила очередной вихревой поток, не дав ему подрезать нас с Январём под ноги.
А он, стоя прямо за мной, вновь рисовал заветный узор, наблюдая за всем поверх моей головы.
– Шаг влево, маленький воин, – спокойно говорил он, направляя меня, словно у нас был не настоящий бой, а обыкновенный урок фехтования. – Удар снизу. Шаг вправо. Не дай ему одурачить тебя. Он бьёт туда, куда смотрит. Смотри и ты.
Мне казалось, что никто в жизни не давал мне таких точных и правильных советов, как он, направляя своим словом каждое моё движение руки или шаг. Я двигалась вместе с ним, оставаясь точно в его ауре, при этом так же, как и он, сражаясь с врагом. Никогда в жизни я не испытывала подобной гармонии находясь в столь опасной обстановке, балансируя между двух граней.
Ветер становился всё тише, а облачное лицо Снеженя всё меньше. И когда я больше не могла заставить себя поднять тяжёлый меч, а от боли в плече подкатывала одуряющая тошнота, Январь в последний раз рассёк воздух нагайкой, хлестнувшей Снеженя прямо по глазам, и всё исчезло.
Зловещая мёртвая тишина застыла над Просинью, чтобы через мгновенье взорваться победным ликованием воинов.
Выпустив меч из руки, я повернулась к Январю.
В его глазах всё ещё полыхал сумасшедший огонь, но уже не так рьяно, как во время боя. Адреналин затухал, а на смену ему возвращалось беспокойство. Шагнув ко мне, он быстро обвёл двор пытливым взглядом, и подхватил меня на руки.
Я лишь благодарно уткнулась лицом в его плечо, думая только о тёплой постели в своих покоях.
– Позови знахаря, – бросил он кому-то из воев, тяжело поднимаясь по ступеням.
– Ты ранен, князь? – голос Плишки был взволнован. – Расея?
– Она устала, да и рана вновь открылась, – отозвался Январь. – Позаботься о раненых. Остальные пусть соберутся в гриднице. Я сейчас вернусь.
На востоке занималась заря. А где-то в крепости пробудились первые петухи, возвещая Просини о том, что наступил новый день. Ещё один мирный день.
– Спи, – сказал мне Январь. – Без тебя сражаться не будем, маленький воин.
И улыбнулся. Но я уже не увидела его улыбку – рассветный луч озарил комнату так ярко и ослепляюще, что ничего не оставалось, кроме как зажмуриться и позволить тупой боли и жуткой усталости убаюкать себя.
*
К вечеру княжеские хоромы превратились в самый настоящий улей – всё кружилось и вертелось в предвкушении пира, на котором должны были присутствовать почтенные гости. Ночные события придавали всему немного мрачную атмосферу, но только лишь до того момента, пока вся крепость не узнала о том, как мы с князем вместе сражались со Снеженем. Только ленивый не узнал моего имени. Обо мне уже слагали такие были-небылицы, что хоть проси себе памятник на площади.
Весея и Нельга успели пересказать мне только часть из того, что услышали, пока хлопотали днём в княжеской гриднице, помогая навести порядок, учинённый разгулявшимся ветром.
– О тебе теперь не одну песню сложат, – весело щебетала Весея. – Думаю, князь будет рад услышать какую-нибудь на пиру.
– Прекратите мне об этом говорить! – с негодованием накинулась я на них. – Вы думаете, что я этим горжусь? Или мне приятно об этом слушать? Не хочу ничего знать! Лучше рассказали бы как там Ярилко и Басман?
– С Басманом теперь всё будет хорошо, – Весея покосилась на Нельгу, которая потупила взгляд, кусая губы. – Пришёл в себя, даже всех узнал. Знахарь сказал, что ещё несколько дней и ему разрешат встать. А Ярилко уже рвётся в бой. Утром его видела, сбежал в караульную.
Я улыбнулась.
На пир идти совсем не хотелось. Все последние события точно лишили меня последней энергии, и теперь хотелось лежать в постели вечность. Но новый наряд – глубокого синего цвета кафтан, расшитый причудливыми серебряными узорами, разглядывать которое можно было сколько угодно, с отороченными мехом рукавами и высоким воротником – уже ждал меня.
– Ты будешь красивее всех княжон, – с благоговейным восторгом выдохнула Нельга, когда я завязала надёжным узлом полюбившийся пояс Миланки Синесветовны.
Я лишь вздохнула, ничего ей не ответив. Сегодня мне предстояло увидеть летних и весенних за одним столом с Январём. Почему-то у меня было дурное предчувствие, что эта встреча принесёт мне столько горечи, сколько нельзя проглотить за один раз.
В зале было яблоку негде упасть. Собралось множество народу – гости-месяцы и их семьи, знатные воины, купцы и почётные гости, музыканты, мамки-няньки и рынды, дружинные князя…
Когда я вошла в сопровождении Нельги и Весеи, все взоры собравшихся тут же обратились ко мне, а разговоры приумолкли. Поклонившись гостям, я хотела было занять место где и до этого, но тут ко мне подошёл Бус и с поклоном, на который я едва успела ответить, жестом указал на княжеский престол.
– Госпожа, – сказал он мне. – Гости тебя заждались.
Что происходит? Я дверью ошиблась? Это что всё значит? Нет, нет, нет, только не в центр всеобщего внимания!
Но Бус повёл меня туда, где рядом с князем, одетым с тёмно-синие одежды в тон моим, пустовало единственное место. Ну почему я не могу провалиться сквозь землю тогда, когда очень этого хочу! В голове всплыли слова Малашки, что князь не умеет благодарить словами. Зато такими вот выпадами так лучше бы вообще никогда ничего не делал! Это такое его спасибо за то, что нагайку его подняла? Ну вообще, блин, красавчик! Лучше бы дал мне спокойно отоспаться до того дня, когда все гости уехали бы!
Встретившись с насмешливым взглядом Января, я нахмурилась и едва удержалась о того, чтобы не покрутить пальцем у виска. Хорошо, что рядом со свободным местом по левую сторону сидел Рюен. Лучшего спасения и быть не могло.
Я села за стол, стараясь ни на кого не смотреть.
– Хорошую ты себе компанию подобрал, – пробормотала я, покосившись на князя. – За что ж ты так меня ненавидишь-то?
– Не лишай себя веселья, – просто ответил он мне. – Это лучше, чем тревожиться обо всем на свете.
– Очень весело, – фыркнула я, расправив складки кафтана у себя на коленях.
Но Январь лишь самодовольно усмехнулся, обводя присутствующих пристальным взглядом серых глаз, чей ртутный блеск её сильнее оттенял глубокий синий цвет его наряда. Он это нарочно сделал, я была в этом абсолютно уверена. Что только хотел сказать этим? Доволен теперь небось, что мне приходится терпеть шушуканье и тычки пальцев в мою сторону.
– Как ты себя чувствуешь, госпожа? – обратился ко мне Рюен. – Знахарь не отходил от тебя весь день. Я послал ему лучшие травяные сборы, чтобы он мог хорошо о тебе позаботиться.
– Я чувствую себя намного лучше, – кивнула я ему. – Благодарю за заботу, княжич. Надеюсь, и ты в добром здравии?
– Хвала небесам, – улыбнулся он. – Я рад, что всё обошлось. К тому же я собственными глазами увидел твою воинскую доблесть. Это ещё больше меня воодушевило.
– Ты бы поступил также на моём месте, – отозвалась я, отвечая на его улыбку. – Спасибо, что понял моё намерение и отпустил.
Пир тёк весело и шумно. Вино и мёд лились рекой, звуки музыки не смолкали, как и голоса собравшихся. Я, наконец, смогла совладать с собственным смятением, и, почувствовав себя увереннее, стала рассматривать гостей. Глубоко в душе мне очень хотелось посмотреть на княжон и Августа, которых, в отличие от Весеи и Нельги, я ещё не видела. Так ли они были красивы, как о них говорили мои девицы.
Юная Леля и вправду выглядела младше всех месяцев, даже младше Марта или Ляны. Она походила на девочку-подростка с длинными вьющимися до пояса светлыми волосами, собранными только веночком из сирени и ландышей. Она нежно улыбалась, глядя на всех из-под длинных белёсых ресниц, своими светло-лиловыми глазами, время от времени поворачиваясь к своему супругу, такому же юному и светлому Полелю, как и она сама. Меланхоличный князь смотрел на присутствующих отстранённым и рассеянным взглядом, словно забрёл сюда случайно.
Княжна Майя оказалась полной противоположностью Лели – темноволосая, бойкая и живая, она была полностью лишена апрельской меланхоличной влюблённости, выражая безудержную и сильную энергию. Она могла поддержать любую беседу, интересовалась всем и вся, смеялась звонко и всё время поворачивала голову в сторону Августа, который сидел рядом и всем своим видом выражал одобрение той или иной беседе, в какую вступала Майя. Княжна наслаждалась его вниманием и лёгкий румянец, заливающий время от времени её щёки очень ей шёл.
Август был смуглым и статным, ясноглазым, примерно одного возраста с Январём, но в отличие от князя у него была короткая рыжеватая бородка, которая придавала ему вид настоящего жигало. Вот уж кто удивил так удивил! Зачёсанные назад волосы цвета ржавчины были уложены волосок к волоску и ослепительно блестели, когда он поворачивал голову. А в золотисто-карих глазах плескалось самое настоящее шампанское. Понятно, почему Майя так на него смотрела – тот ещё красавчик с непредсказуемым характером! Того и гляди бабахнет каким-нибудь сюрпризом!
Княжны Юня и Ийюля были страшно между собой похожи, и я поначалу не сразу поняла кто из них кто. В изумрудных нарядах, русоволосые, в венчиках из полевых цветов застывших в янтарной смоле, они были воплощением женской красоты. Только если рядом с Ийюлей сидел её супруг Громобой Росович, черноволосый и грозный, как туча, то Юня, была одна. Её красота, в отличие от сестры, была нежнее и милее, непорочнее и слаще. Она купалась во всеобщем внимании, наслаждалась прикованными к ней взглядами мужской половины, принимала свою женственность как высшее благо, дарованное ей природой. Вот только смотрела она лишь на Января, ловила каждый его жест, каждое его слово, а во взгляде читалась девичья мечтательность.
И князь знал это, видел, и… Не посмотрел на неё даже тогда, когда Юня подошла к нему, чтобы поздравить со вступлением в Колесо года и выразила ему своё почтение и покорность, смиренно склонив голову и сняв с головы свою княжескую корону в знак уважения перед единственным князем в его Коловороте. Вот ведь бессердечный!
Когда все поздравления закончились, музыканты грянули плясовую. Только теперь я заметила, что среди гостей нет Марта. В череде волнений и новых впечатлений я и думать о нём забыла. А теперь мне стало совсем не по себе. Что могло случиться, чтобы весенний князь пропустил такой пир? Без него было непривычно тихо и спокойно. Оглядевшись по сторонам, я заметила, что среди близких князю людей не было ни Фёдора, ни Плишки, ни Молчана, ни Щербатки, никого, кроме Буса, сидевшего рядом по правую сторону от Января.
Мне очень хотелось спросить у князя, всё ли хорошо, но он был занят беседой с подошедшим к его престолу Августом. Летний князь без стеснения смотрел на меня, точно оценивая, точно сравнивая, точно прикидывая в уме, чем моя непримечательная внешность заслужила всеобщего внимания. Мне ничего не оставалось, как задрать подбородок повыше и отвернуть голову к Рюену.
– Князь, идём танцевать!
Густой, как мёд, и одновременно ласковый, точно шёлк, голос Юни заставил меня вздрогнуть. Прелестная княжна протянула руку князю, стоя у него за спиной. О, боги! Глаза Января забегали, будто его загнали в ловушку в игре в горелки. Мне стало страшно смешно, и не сдержавшись, я фыркнула, поспешно прикрывая рот ладонью. Летняя княжна смерила меня таким холодным взглядом, что куда там январским морозам! Я сделала вид, что не заметила этого, а про себя фыркнула ещё раз, но только уже не от смеха. Январь тем временем неохотно встал со своего места, и, не взяв Юню за руку, направился в толпу плясунов, точно там ему хотелось утопиться.
– Госпожа, могу я пригласить тебя прогуляться по гульбищу?
Рюен точно прочёл мои мысли. Мне хотелось сбежать с этого нелепого представления как можно быстрее и не видеть, как Январь выкидывает коленца вместе с Юней.
Когда мы спокойно пересекали зал, чтобы выйти в сени, к княжичу из толпы выплыла юная девица, такая солнечная и яркая, что нетрудно было догадаться – Светозара, старшая дочь Ийюли и Громобоя, перенявшая от родителей всю свою летнюю прелесть.
– Рюен! – засмеялась она так звонко, что в ушах зазвенели колокольчики. – Ты почему не идёшь плясать? Все силы и задор растратил?
– Кто тебе сказал такую глупость? – нарочито серьёзно округлил глаза княжич.
– Тогда тебе налили слишком мало летнего вина, что привёз Август, – ещё звонче рассмеялась Светозара.
