Мария Высоцкая
Мой худший друг
Глава 12
Ариша
Он прет как танк. Напролом.
Меня штормит. Глаза влажные. В горле ком. Больше ни слова не могу из себя выпихнуть. Ни буквы.
Тим стоит с опущенной головой, я слышу, как шумно он дышит. Мои ладони покоятся на коленях. Пальцы ног покалывает от переизбытка эмоций. Холодно. Хочется надеть носки, а в довесок – завернуться в плед.
Я теряюсь, но желание укусить его в ответ никуда не девается. Оно все еще здесь. Рядом со мной. Совсем-совсем близко.
Понятия не имею, что он снова задумал. Чего снова пристал…
В голове бардак. Теперь уже окончательно не могу понять, правду он говорит или лжет. После нескольких часов в темном пустом зале меня вывернуло. Видимо, стресс так подействовал. Я ведь и правда думала, что просижу там всю ночь.
Воспоминания из детства подтягиваются по щелчку. Но на чердаке было не темно. Там я могла включить свет, сесть на мягкий диван и даже порыться в коробках со старыми вещами. Мне было десять, психика, видимо, срабатывала более гибко. Конечно, орала и плакала, но вот такого отката, как сегодня, не случилось.
Меня не трясло. Я не чувствовала себя бесконечно униженной и жалкой.
Особенно сильно это чувство накатило, когда он открыл дверь. Яркий свет резанул глаза, и я его увидела. Мне кажется, на его губах была насмешка. Вечная полуулыбка, за которую хочется расцарапать лицо.
Внутри все потухло. Последние дни я старалась перемолоть в себе эти странные чувства. Мысли. Воспоминания. Думала о Тиме. Рассматривала ситуацию под разным углом. Катькины слова выдернули почву из-под ног, но я всерьез над ними задумалась. А может быть, это правда? Может, между нами правда есть симпатия?
Но нет. Он доказал обратное. Сегодня. А потом вообще поцеловал при всех. Пометил. Заклеймил позором. Наплевал на все свои обещания и размолол меня в труху.
Только мы об этом знали. Он и я. О том, что случилось десять лет назад.
Разве это не в его стиле – провернуть подобную «шутку» семь лет спустя, заменяя чердак этим чертовым залом? Разве нет?
Поверить ему практически невозможно. Усыпить в себе тревогу и проникнуться его словами не получается. Но самое ужасное, что где-то далеко, в самых потаенных уголках души, я хочу ему поверить.
Янка… Она, конечно, не самая дружелюбная, но пакостить подобным образом… Кем нужно быть?
Я чувствую его руки на бедрах. Дышу ему в шею, до боли процарапываю ногтями коленки, чтобы собраться с духом.
– Уйди, – выпаливаю, облизывая губы.
Тим поднимает взгляд. Наши глаза встречаются. Я вздрагиваю от увиденного. Сразу хочется отвернуться, но что-то необъяснимое просто мешает мне это сделать.
Смотрю ему в глаза. Шум вокруг стихает.
Сердце снова переходит на бег. Удар за ударом, под двести. Запредельная скорость. Стрелка почти ложится.
Азарин рывком подтягивает ближе к себе. Цепенею.
Тело пробивает дрожью. Крупные мурашки рассыпаются по плечам и спешат ниже. Хочу свести колени, но, замявшись, делаю только хуже.
Азарин оказывается еще ближе. Снова ловушка.
В каком-то трансе смотрю на его губы. Почему он молчит? Столько болтал, а теперь молчит!
Эта тишина угнетает, а еще… еще не дает успокоиться. Пульс все растет и растет. Я слышу стук собственного сердца. Он на репите в голове. Бах-бах.
– Замри, – просит Тим.
Первое слово за последние десять минут. Сглатываю. Молчу. Не шевелюсь.
– Просто поверь мне. Я правда, – шумно выдыхает и легонько бьется в мой лоб своим, – ничего не делал.
Чувствую его губы на своих, и такая ненависть непреодолимая к горлу подкатывает. За собственную же слабость. Сносит диким ураганом. Зачем я снова ему позволяю? Зачем?
– Прекрати, – отпрянув, бьюсь затылком об оконное стекло. – Не смей, – шиплю и продолжаю пялиться на его губы.
Тим стискивает зубы. Вижу, как напрягается его челюсть. Он злится. Пусть. Ему полезно. Пусть злится.
– Ладно, – кивает и даже делает шаг назад. Он отрывается от меня.
Я больше не чувствую его тепла и почему-то бешусь от этого еще сильнее.
– Но имей в виду, – обводит меня взглядом, – теперь ты со мной. По крайней мере, вести себя я буду именно так.
– Только попробуй, – снова сквозь зубы.
Что он о себе возомнил?
– Уже пробую. Не думай, что сможешь запретить.
– Хорошо, но даже не надейся на взаимность. Никогда.
– Это мы еще посмотрим.
Азарин выплевывает слова. Смотрит мне в глаза, а потом уходит. Уходит твердым шагом, ни разу не обернувшись.
Слышу, как щелкает замок, как из коридора доносятся Катины ругательства, и, будто желейная масса, сползаю с подоконника на пол.
Мамочки…
Трогаю свои щеки. Они пылают. И плечи тоже, и пальцы.
Да я вся горю.
Меня распирают эмоции, и я абсолютно не могу понять, какие они. Злость? Страх? Или же… или же все это мне нравится? Может быть, это эйфория такая?
Встряхнув головой, припадаю лицом к ладоням. Рычу.
Он этого не делал. Конечно, он этого не делал. Не он меня там закрыл. Не он…
**
Всю ночь я ворочаюсь. Уснуть удается только под утро. Буквально за час до будильника.
Катька просыпается первой. Слышу, как шелестит одеждой, подмурлыкивает музыке в наушниках и водит кисточкой по лицу, усевшись перед зеркалом.
Нехотя поднимаюсь и иду в душ. До сих пор в себя не пришла. Не могу. После вчерашнего визита Азарина я чуть было с ума не сошла. Всю ночь его лицо перед глазами мелькало. Туда-сюда.
Нет! Встряхиваю головой. Так же больше нельзя…
Нельзя.
Умываюсь. Расчесываюсь, делаю легкий макияж, переодеваюсь. Все исключительно на автомате. Перед тем как открыть дверь, замираю. Страшно туда выходить. А после его угроз-обещаний особенно.
Если он и правда решит…
Бред же? Бред.
Выдыхаю и тяну ручку на себя. Катя сегодня в основном молчит. А мне впервые хочется, чтобы она болтала.
Азарин появляется в классе последним. Я даже зажмуриваюсь. Так боюсь, что чего-нибудь выкинет. Но он просто садится рядом. Выдыхаю. Тихо-тихо.
Смотрю на свои руки.
Тим тем временем перебрасывается какими-то шуточками с Андреем. Их смех действует на нервы. Замечаю, как на нас поглядывает Катя. Сначала на меня, потом на брата. Мельком, я бы даже сказала, настороженно.
Ну да, вчера она застала меня в комнате в слезах.
Я понятия не имею, почему рыдала. Видимо, просто прорвались скопленные за эти недели эмоции. Я же даже после переезда не плакала. Грустила только, а вчера будто дала волю чувствам. Всем.
Взахлеб просто рыдала.
Катюха успокаивала, что-то бормотала, смешила, обзывала Азарина… Как только ни обзывала.
Под конец я хлюпала носом, но тоже смеялась.
Вот и сейчас она явно переживает. Не зря же прожигает Тима взглядом. А ему все нипочем. Он ловит ее укор и вообще никак не реагирует. Хотя нет, ухмыляется.
Как только алгебраичка заходит в класс, Токман отвлекается на домашнее задание.
Первым сегодня геометрия. Иду отвечать, перерисовываю на доску домашнюю задачку, а потом невзначай смотрю на Тима.
Сама не знаю, зачем это делаю, просто так долго ощущала на спине его взгляд, что не могла не повернуться. Аж мышцы свело.
Глаза в глаза. Сердце непривычно колет. Я краснею.
Математичка подбрасывает несколько вопросов. Стараюсь вникнуть в суть. Открываю рот. Запинаюсь и впервые в жизни забываю, о чем говорить. Учила же. Учила.
Прикрываю глаза. Секундой позже смотрю себе под ноги, осознавая, что в голове пусто. Вакуум. Я просто чистый лист. Хлопаю глазами как дура и ни черта не могу вспомнить.
– Я не помню, – бормочу совсем тихо.
Выглядит это позорно, особенно когда Зверева начинает переспрашивать. Причем будто с издевкой.
– Не помню, – кручу головой на ее дополнительный вопрос. Или вопрос в помощь… Понятия не имею.
Зверева вздыхает, несколько раз ударяет колпачком ручки по столу. Смотрит на меня строго, будто стыдит. А когда открывает рот, понимаю, что не будто…
– Думаю, ваше общение с Азариным не идет вам на пользу, – заключает, прежде чем отпустить меня за парту. – Тройка, Громова. Не знать ни одного определения. За что вам только пятерки ставили?
Воспринимаю ее вопрос как риторический и плетусь на свое место.
Остаток урока пялюсь в учебник. Я здесь меньше месяца, а уже успела получить целых две тройки. В жизни не получала, а тут…
Всхлипываю, крепче сжимаю стилус в пальцах.
Слышу сбоку шевеление. Тим касается моего запястья. Первым выстреливает желание отдернуть руку. Я почти так и делаю. Чувствую, как энергия от плеча пробирается к кончикам фаланг, но замираю.
Медленно поворачиваюсь. Снова сталкиваюсь с ним глазами и чувствую, что его захват стал чуть-чуть сильнее. Похоже на поддержку.
Сглатываю. Прячу взгляд, но руку не убираю.
Азарин легким жестом тянет мою ладонь под парту, а потом переплетает наши пальцы. Губы покалывает, а внутри разрастается какая-то невероятная сила. Она неподвластна разуму. Я чувствую, как наполняюсь ей до краев. Переполняет.
Бедное сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Оно так громко стучит. Удар за ударом. Мурашки собираются тонкой нитью. Рассыпаются по позвоночнику, доползая до шеи. Ежусь, но потом меня резко отпускает.
Дыхание выравнивается, и глаза больше не печет от подкатывающих слез.
Тим продолжает сжимать мою ладонь под партой. Выдыхаю и понимаю, что в какой-то момент в ответ вцепилась ему в руку мертвой хваткой.
После звонка Тимофей не уходит с Королевым. Остается и ждет меня. Это не ускользает от любопытствующих глаз одноклассников. Катька молча следует за Данисом, который что-то ей нашептывает. Провожаю ее взглядом и крепко прижимаю к груди планшет.
– Идем?
Голос Тима кажется таким громким, хоть в реальности не повысился ни на йоту.
– Да, – бормочу растерянно и, ускорившись, почти бегу в следующий класс.
Физик весь урок посвящает лекции.
Я его слушаю вполуха. Несколько раз ловлю себя на том, что посматриваю на Тима. Он довольно заинтересованно смотрит на доску, на которой меняются слайды.
Пальцы до сих пор покалывает от его прикосновений.
Какой-то дурной сон.
На большой перемене выскальзываю из класса самой первой, потому что звонит мама.
Оказывается, математичка уже успела ее осведомить о моей сегодняшней неудаче, причем все еще так приукрасила. Раздула, короче.
Но мама звонит не для того, чтобы поругать. Она встревожена, все ли со мной нормально. Честно говоря, не припомню, чтобы меня вообще когда-либо ругали за оценки.
– Все хорошо. Просто не выспалась. Бессонница какая-то, до утра проворочалась. А у доски будто память стерли, – бормочу с надрывом.
– Ты плачешь там, что ли? Не думай даже. Из-за тройки. Все исправишь. Ляг лучше поспи после уроков. Может, тебе к врачу сходить, проконсультироваться? Витамины попить? Или воздухом почаще дышать? Зимой так мало солнца, да и на улице мы реже бываем.
– Нормально. Не надо к врачу, – снова всхлипываю.
Мама вздыхает, пытается меня взбодрить, что-то рассказывает, но я ее не слушаю ровно до момента, пока слух не цепляется за имя Тима.
– Что?
– Алёна говорит, что эта преподавательница тоже постоянно придирается к Тимоше, – повторяет мама. – Так что не расстраивайся сильно.
– Я и не расстраиваюсь.
– Может, на выходных куда-нибудь съездим? По магазинам, в ресторан или на балет. Я куплю билеты. Ты же любишь.
– Давай, – улыбаюсь и, попрощавшись, кладу трубку.
А когда поворачиваю голову, хочу застрелиться. Азарин все это время стоял практически рядом. Я его даже не заметила. Подкрался, как ниндзя, тихо-тихо.
– На обед идешь?
Подходит ближе.
Качаю головой, еда в меня сейчас точно не полезет.
Позади, на соседнем подоконнике, шумно располагается Янка и начинает активно припудривать лицо.
Азарин ловит ее боковым зрением. Хмурится и, не поворачивая головы, «просит»:
– Скройся.
Звучит его голос иначе, чем обычно. С холодом, я бы даже сказала, злостью.
– Это ты мне?
Яна размыкает губы и активно хлопает наращенными ресницами. Ладно, идеально наращенными. Смотрится очень эстетично, а не как у дешевой куклы Барби.
– Ты за моей спиной кроме себя еще кого-то видишь? – интересуется Тим.
– Нет, я просто…
– Свали, говорю.
Романова уходит без слов. Не дерзит в ответ, не препирается.
Видимо, это действительно была она. Азарин, похоже, провел с ней воспитательную беседу.
– Так идешь? – уже мне.
– Не голодна.
Тим пробегает пальцами по своему затылку, чуть вытягиваясь в росте.
Наверное, стоит перед ним извиниться за обвинения в том, что закрыл меня, но нужных слов почему-то не находится.
– Как хочешь. И на Кость забей, она долбанутая.
Киваю, хоть он этого уже не видит. Идет в сторону лестницы.
Прячу телефон в сумку и решаю, что нужно извиниться. А еще… еще меня до дрожи волнует все, что сегодня происходит. Все эти прикосновения и…
Закрываю глаза и, закинув сумку на плечо, иду в спортзал. Следующим уроком стоит физкультура.
***
В раздевалке душно. Пока надеваю спортивную майку, между лопатками образуется испарина. Маленькая капелька пота сползает по спине к копчику. Остервенело натягиваю лосины, а потом широченную кофту почти до колена с сетчатыми рукавами.
Смотрю на себя в зеркало. Мой черный лук максимально точно выражает сегодняшнее настроение. Такое же мрачное. Неосознанно в сумку закинула. Обычно моя спортивная одежда выглядит в разы ярче.
Быстро завязываю на голове хвост и приглаживаю выбившиеся у висков волоски.
– …да, было бы круто!
Инстинктивно поворачиваюсь на голос.
Урок у нас с параллельным классом смежный, поэтому неудивительно, что Аня тоже здесь. Они с Катькой активно обсуждают предстоящие выходные.
– Арин?
– М? – сжимаю в руках телефон и опускаюсь на скамейку напротив девчонок.
Аня широко улыбается, а потом деловито роется в сумке.
– Вот, – протягивает какую-то бумажку.
Похоже на флайер или приглашение. Быстро пробегаю глазами по тексту. Все-таки флайер.
– «Отель ужасов»?
– Ага. Мой папа открыл новую локацию. Мы всегда ходим тестить. Приедешь?
– Да.
Анька расцветает яркой сакурой, растягивая улыбку до ушей.
– Класс. Мы с Катюхой как раз обсуждаем план действий. В пятницу до двух учимся. Часа три всем хватит, чтоб домой заскочить. Собираемся в семь.
– Это что-то вроде комнаты страха? – уточняю.
Не уверена, что в этом деле из меня получится хороший тестировщик. Я же оттуда на второй минуте сбегу.
– Это большой квест. Реалистичный, – подмигивает.
– Надеюсь, не в темноте?
– Ну так. Увидишь, короче. Мы с Королевым на той неделе уже заезжали, там, правда, все еще вполсилы работало, но эмоций вагон.
Ладно, может быть, хоть так отвлекусь. Потому что последние дни моя голова готова лопнуть от переизбытка мыслей. И все они про Тима. Вот и сейчас стоит подумать, и мурашки по спине разбегаются.
Никогда такого раньше не было.
– Ты нормально? – Катя поджимает губы и заглядывает мне в лицо, как только Аня убегает агитировать других девчонок на поход в этот «Отель ужасов».
– Да. Все хорошо.
– Я тут с Тимом поговорила и…
– Кать, давай мы об этом не будем, ладно? Пожалуйста.
Опускаю голову. Не хочу сейчас о нем ни думать, ни говорить. Сколько можно уже?!
– Хорошо. Просто он реально тебя там не закрывал. Он, конечно, дурак, но не до такой степени.
– Я знаю.
После моего ответа лицо Токман принимает немного удивленный вид, но мгновенно становится довольным.
– А-а-а-а, ты его просто выводишь? – пуляет догадкой, правда, неверной.
– Нет. Сначала я действительно думала, что это он. А сегодня, в общем, сегодня думаю по-другому.
Катюха улыбается и без дальнейших расспросов тянет на выход из раздевалки.
В зале она активно привлекает к себе внимание. Смехом, улыбками и громкими выкриками. Запрыгивает Кайсарову на спину и взъерошивает его темные волосы.
– Ну что ты такой надутый? – смеется, крепко обхватывая его шею.
Дан только ухмыляется.
Смотрю на них и невольно сама улыбаюсь. Токман уверяет, что они просто друзья. По Данису я бы так не сказала. Он же на нее такими глазами смотрит, умереть можно. Она правда не замечает или делает вид?
Залипаю на этой милой картинке, а потом, как по щелчку пальцев, чувствую громкий удар сердца.
Он такой тяжелый, еле на ногах удерживаюсь.
Шаги. Запах туалетной воды. Он забивается в легкие, хотя нет, он сидит там со вчерашнего вечера. Сколько бы ни хотела, никак не могу вытравить. Да и не уверена, что получится. По крайней мере, пока кажется, даже если съем банку кофе, все равно не перебьет.
Тим проходит мимо. Без слов. Даже не смотрит. Я оказываюсь у него за спиной шагах в пяти, и меня накрывает волной то ли смущения, то ли злости. Его выходка в классе осталась на подкорке. Сжимаю-разжимаю пальцы, которые он трогал, и злюсь. На саму себя злюсь. Щеки воспламеняются.
Нет, на него злюсь. Он снова выставил меня дурой. Этот поцелуй на катке. Ненавижу!
Королев ржет. Именно его хрюканье вырывает из мыслей. Мальчики встают так, что теперь я вижу Тима вполоборота.
Он улыбается. Левая рука в кармане, в правой телефон. Взгляд мечется между экраном и болтающим Андреем.
Они снова смеются. В этот раз громче.
Азарин содрогается от гортанных вибраций и взъерошивает волосы ладонью. Такой обычный жест. Чуть ленивый. Но я почему-то наблюдаю за происходящим со стороны как какая-то маньячка.
Взрывает. Чувствую укол собственной неопределенности. Злюсь, что Тим не подошел?
Азарин будто читает мысли. Поворачивается. Скользит по мне взглядом и, кивнув Королеву, идет прямо на меня.
Пальцы на ногах поджимаются так, что кроссовки кажутся совсем маленькими.
Нужно просто дышать. Вдох-выдох.
Тим закидывает руку мне на плечо, будто так и должно быть.
Чувствую чужие взгляды, но по сторонам стараюсь не смотреть. Себе дороже. Что-нибудь в голову западет, и буду ходить думать, кто и как на меня посмотрел. Воображать ужасы, которых, вероятней всего, нет.
Нужно сказать. Прямо сейчас.
Всего лишь «извини». Это совсем не сложно. Разлепляю губы и мгновенно подпрыгиваю от звука учительского свистка.
Физрук выплывает из-за наших спин легкой, медленной походкой.
– Строимся! – орет так, что уши закладывает.
Азарин подталкивает меня вперед. Мы расходимся на середине зала. Он идет в начало шеренги, я плетусь почти в конец. По росту я стою третьей с хвоста. Катька – через пару человек до меня.
– Разминаемся. Мальчики – десять кругов. Девочки – семь.
Снова свисток. Морщусь и почти сразу нагоняю Катю.
Токман бежит не закрывая рта. Болтает. Наверное, поэтому мы плетемся самыми последними. Лизка нас уже второй раз обгоняет.
– Все, я больше не могу, сейчас легкие выплюну, и в боку колет, – негодует Катя.
– Токман, чего ты встала? Еще три круга! – орет физрук.
– Артур Павлович, я все. Я умираю. Вот сейчас уже умру. Вы готовы взять на себя такую ответственность?
В ответ он только машет на нее рукой. Мол, фиг с тобой, делай что хочешь.
Улыбаюсь и не проявляю инициативы бежать дальше. Иду за Катькой на маты. С этого месяца начался блок гимнастики. Упражнения на брусьях и перекладине импонируют мне куда больше игры в волейбол.
Распластавшись на мяте в поперечном шпагате, после небольшого разогрева мышц делаю глубокий вдох. С растяжкой у меня всегда было отлично. Тут спасибо маме. Она никогда не настаивала на балете, но дома сама со мной занималась, пока мне было это интересно. Позже я просто ходила в танцевалку.
– Блин, – мечтательно вздыхает Катька, – тоже так хочу.
– Могу научить, – улыбаюсь, упираясь локтями в мат, принимая почти лежачее положение.
– Я сразу поломаюсь. Спорт – вот вообще не мое.
– Разве это спорт? Я, когда мелкая была, часто ходила с мамой в театр на репетиции. Пару раз забегала в раздевалки. Там девчонки лет по восемнадцать. У них ногти на ногах отслаиваются. Такая жуть. До сих пор эту картинку помню.
Катька морщится, а я ей поддакиваю.
– Так вот, они все это месиво в пуанты заворачивают и идут дальше тренить. Кто-то связки рвет, ломается.
– Бр-р-р, ты только сказала, а у меня ощущение, что это мне ногти сняли и все кости раздробили, – Катюха снова морщится, а потом толкает меня в плечо.
– Чего?
– Тим на тебя пялится. Хотя не только Тим, – бросает грозный взгляд в скопившихся недалеко от нас парней из параллельного. – В этом вся ты, Громова, сначала: «Я не хочу привлекать к себе внимания», а потом шпагаты наяривает в обтягивающих штанах.
– Катя, блин, – смеюсь вместе с ней, а саму так и тянет повернуться в сторону Азарина.
Соблазн велик, но я держусь. Внутренне улыбаюсь только. Кажется, это болезнь. Я становлюсь неуравновешенной маньячкой.
– А че? Так и есть. Вон у них тут через одного челюсти поотпадали. Короче, все, с завтрашнего дня учишь и меня вот так же сидеть.
– Ага. Кайсаров заценит, – выпаливаю на позитиве.
– Так, давай мы без него обойдемся, – бубнит Токман.
– Это почему?
– Ты мне сейчас мстишь, да? – прищуривается. – За то, что я тебе про Тима болтаю, решила Даниса…
– Ничего я не решила. Вылетело просто. Он так на тебя смотрит. Как на богиню.
Катюха закатывает глаза.
– Нормально он на меня смотрит. Нормально. Мы просто дружим.
– Так, вы долго тут будете валяться? – физрук возникает будто из-под земли.
– Идем уже. Идем, – уверяем его в один голос и снова смеемся.
После уроков и факультативов по подготовке к экзаменам наступает свободное время. Кто-то тратит его на бесцельное шныряние по жилому корпусу, кто-то – на подготовку домашки.
Катюха убегает к Кайсарову делать английский, я раскладываю учебники на столе и настраиваюсь на геометрию. Если не исправлю эту несчастную тройку, сама себя сожру.
Открываю тетрадь и от руки выписываю все определения с начала этого года. Вызубрю, чтоб от зубов отскакивало. Хотя, пока пишу, понимаю, что и так все знаю. Становится до жути обидно, что днем у меня случился какой-то застой серого вещества. Хотя виновника этого «застоя» я знаю в лицо.
Потратив на повторение больше двух часов, иду на первый этаж к кофе автомату. Из-за ночной бессонницы уже к пяти начинают слипаться глаза. Не уверена, что кофеин мне сильно поможет, но а вдруг?!
Размешиваю молочную пену в стакане. Пальцы с силой сжимают тонкую деревянную ложечку. Замираю.
Спиной чувствую его приближение. Кажется, дошла до ручки, потому что определяю по шагам.
Медленно поворачиваю голову, мгновенно сталкиваясь с Азариным взглядами.
Приходится приложить усилие, чтобы выглядеть обычно.
«Обычно» – это без бегающих глаз, красных щек и свалившегося на голову смущения. Нет, бесспорно, оно есть. Но выдавать свою нервозность я не хочу.
Делаю шажок и поворачиваюсь к Тиму лицом.
Он вдавливает кнопку «Горячий шоколад». Смотрит. Нет, пялится. Во все глаза.
Неуклюже вытаскиваю из стаканчика деревянную палочку, чтобы выбросить в урну, пачкаю пальцы в кофейной пене.
Азарин это замечает. Протягивает салфетку.
– Спасибо, – поджимаю губы и наконец выбрасываю мешатель в урну.
Вот сейчас, сейчас нужно сказать.
Выдыхаю.
– Я … я, в общем, хотела извиниться. – Чувствую, как краснею. От макушки до пяток гореть начинаю. – Извиниться за то, что тебе не поверила.
– Теперь, – делает паузу, не стесняясь пялиться на мои голые ноги в шортах, – то есть веришь? – Снова медлит. И смотрит. Оценивающе. – Что изменилось?
У меня от его бессовестных взглядов скрипит на зубах.
– Какая разница? – выдыхаю со словами всю свою нервозность и примешавшуюся к ней злость. – Просто верю.
– Ладно, – Тим кивает. Теперь неотрывно смотрит в глаза.
А я… я, к сожалению, ведусь на эту удочку. Ресницы вздрагивают.
Ток. Разряд. Но сердцебиение в норму не приходит.
Опять это чувство. Оно поглощает. Лютая беспомощность завладевает каждой мышцей. Каждым органом. Даже кровь стынет.
Горячий стаканчик покалывает ладонь. Опускаю руку, придерживая горловину кончиками пальцев. Пить кофе уже не хочется.
Хочется сбежать.
Это мысль выстреливает так же неожиданно, как и все дальнейшие действия Тима.
Он вырывает стакан из моей руки и кидает в урну вслед за своим.
Вижу, как капли кофе падают на идеально вымытый пол, в котором при желании можно рассмотреть свое отражение. Несколько светло-коричневых пятен. Моргаю. Вскидываю голову.
Вспышка и снова тишина. Оглушающая, действующая на нервы. Вдох-выдох, а потом вереница бессмысленных и беспощадных действий.
Делаю шаг в сторону, но это уже ничего не меняет. Тим толкает меня назад. Сердце убыстряет ритм. Врезаюсь в стену. Не больно, можно сказать, даже не ощутимо. Хотя, возможно, что сейчас все мои нервные окончания просто атрофировались.
Он упирается ладонями в прохладную поверхность по обе стороны от моей головы.
Смотрит.
– Зачем ты снова все портишь?
– Нет.
Звучит самоуверенно и непонятно. Хочется его встряхнуть. Что «нет»? Что за «нет»?!
– Я же вчера тебе все сказал. Ты плохо слушала? – переплетает наши пальцы, и я не могу ничего с собой поделать. Бросаю взгляд на эту картинку. – За извинения спасибо. Принимаются, – добавляет чуть тише.
Его ладонь уже на моей щеке. Легкое прикосновение, поднимающее во мне протест, но вместе с этим ласкающее тепло. Вязкое, лишнее. Противоестественное.
Дурная реакция. Нежеланна. Я ее не заказывала!
Уворачиваюсь. Его рука слетает к плечу, но быстро накрывает шею. Тянет собранные в хвост волосы, вынуждая запрокинуть голову.
Подчиняюсь. Снова противоестественно.
У него блестящие от ламп, но такие темные глаза. Пытаюсь отличить радужку от зрачка. Завороженно отмечаю каждую эмоцию на его лице, прежде чем ощутить прикосновение губ.
Его губ к своим.
Разряд. Вспышка. Дрожь.
Бессовестная ответная реакция. Неправильная. Не та, которую я должна выдавать. Но, несмотря на все протесты, подсознание уже давно играет в свою игру, правила которой для меня большая тайна.
Приподнимаюсь на носочки. Чувствую его плечи под своими ладонями. Когда я успела поднять руки? Когда только успела?
Сердце частит. Эмоции зашкаливают. Мы оба вылетаем за рамки реальности, словно попадаем в стеклянный, пуленепробиваемый кокон. Ни звука, ни взгляда вокруг. Полная сосредоточенность друг на друге. Маниакальная. Больная. Неизведанная. Опасная, но до боли притягательная.
Ненавижу! Его и себя. В эту самую секунду я ненавижу нас обоих. Его – за напор, себя – за слабость. Он столько лет надо мной издевался, а теперь… теперь, видимо, вышел на новый уровень.
Нельзя проникаться врагом. Нельзя впускать в свою жизнь кошмар.
– Ты меня бесишь, Азарин, – шиплю и толкаю его в грудь.
Тим отстраняется. На пару сантиметров, но этого хватает. Между нами все еще искрит.
– Не думаю, – он снова ухмыляется. – Я тебе нравлюсь, иначе ты бы вчера не плакала. Страшно признавать очевидное? —шепчет. Склоняется к моему лицу и шепчет.
Оглушающий шепот. Нокаут.
Все самые страшные мысли в одном предложении.
Сглатываю и задыхаюсь. Переполняюсь воздухом, который застревает в легких. Его так много. Так много. Не могу сосредоточиться ни на чем, кроме как на дыхании. Оно прерывистое, громкое.
К горлу подступает ком. Еще приступ отчаяние. Стыд?
Разлепляю губы. В очередной раз преодолеваю себя, чтобы спросить:
– Откуда ты… Катя?
Вопрос и тишина. Моя личная тишина, врезающаяся в сердце свинцовой пулей.
Теперь уже не пытаюсь вывернуться. Просто стою и хлопаю глазами. Зачем? Зачем она ему об этом сказала?
– Я … Это не из-за тебя. Понял? Ты не имеешь к этому никакого отношения. Я никогда, никогда не буду из-за тебя плакать. С ума пока не сошла.
Азарин прищуривается. Теперь его пальцы смыкаются на моем запястье.
Меня бьет током.
Это была жалость. На уроке. Он меня поддержал, потому что уже знал, что вчера я плакала.
Жалость, смешанная с его желанием обладать. Он поставил себе какую-то глупую цель и идет к ней любыми путями.
Накрывает. Я словно стою под ледяным дождем, промокшая до нитки. Внешний мир медленно восстанавливается. Я начинаю слышать и видеть. Понимать, что на нас смотрят. Что мимо нет-нет да кто-то проходит.
Отталкиваю его от себя.
Азарин, видимо, не ожидает, потому что делает шаг назад. Всего шаг, которого мне хватает, чтобы вывернуться из этого гадкого плена и унести ноги. С топотом, через ступеньку и размыленным изображением, пока не окажусь в комнате.
Влетаю туда и почти сразу напарываюсь на Катю. Она приветливо взмахивает рукой, а меня прорывает.
– Зачем ты ему рассказала? Это должно было остаться между нами. Мои слезы! – кричу на нее все еще под действием адреналина и жгучей обиды.
– Я хотела как лучше.
Она говорит спокойно, но голос дрожит.
– Не лезь куда тебя не просят. Слышишь? Зачем ты все это делаешь? Кто тебя просит вообще?!
– Арин, я же…
– Что? Болтаешь направо и налево? Предаешь меня?
– Я не…
Токман замолкает. Всхлипывает. Отходит к окну с понурым видом. Может, ей и больно, но мне плевать. Как она только додумалась ему рассказать. Зачем?
Сваливаюсь на кровать с жуткой злостью, которая медленно трансформируется в стыд. Стыд перед Катей.
Поджимаю под себя ноги и упорно смотрю в стену.
Токман тихо выходит за дверь, а я костерю себя на чем свет стоит. Не нужно было на нее кричать. Я не имела на это права.
