Мария Высоцкая
Мой худший друг
Глава 17
Тим
Прослеживаю Аринкин взгляд, натягивая на лицо дежурную улыбку. Пока подъезжаю к линии старта, проваливаюсь в прошлое.
Нам с Громовой было лет по пять. Родители в очередной раз намутили гулянку, кажется, в честь Катькиной днюхи. На Аринке тогда было огромное розовое платье. Она была похожа в нем на сахарную вату и так смешно передвигалась из-за пышной юбки…
В тот день я над ней даже не смеялся. Вообще внимания не обращал. Спокойно ел мороженое, пока она не отняла у меня это ведро с фисташковой сладостью. Еще и по лбу стукнула. Но весь прикол был в том, что она к этому ведру потом так и не притронулась. Демонстративно поставила на стол, села на стул, оценила обстановку и засунула в рот кусок яблока.
Прошло больше десяти лет, но в данный момент, то же самое она делает с моим сердцем. Отбирает, а потом умышленно сторонится.
Как бы я ни улыбался сейчас, ее показное безразличие раздражает. Ей из кожи хочется выпрыгнуть, чтобы спрятать от меня и окружающих свои истинные чувства. Не дай бог, кто узнает и усомнится в ее серьезности. Точнее, в псевдосерьезности.
Плотнее прижимаюсь затылком к подголовнику. Тяну воздух, который уже полностью пронизан запахом ее духов, и снова раздражаюсь.
То, что я выведу ее на настоящие эмоции – факт. Так оно и будет, не сегодня, значит, завтра, ну или несколькими днями позже. Но вся эта игра жутко бесит.
Она мне всегда нравилась. И я всегда хотел от нее отдачи. Чертовы реакции, от которых у меня какая-то маниакальная зависимость.
Салон уже минуты три, как заполнился молчанием.
Громова сидит, сцепив пальцы в замок. Вся такая неприступная. Чертова крепость.
Выдыхаю.
Где-то внутри, слишком далеко, чувствую, что она ревнует. Ревнует и поэтому сейчас злится. Но полной уверенности в этом у меня нет. Да, вслух я говорю абсолютно другое, транслирую непоколебимую уверенность, а на деле…
Меня на ней клинит. Мозг уже давно подвис и вскипел. Не покидает чувство, что я тупо стучусь в закрытую дверь.
Перебираю пальцами по рулю, а грудь воспламеняется именно в том месте, где она прижималась ко мне виском.
– Пристегнись, – бросаю флегматично, и Ариша мгновенно выполняет данную «команду».
Щелкает ремнем.
Тачка Вадика равняется с моей по правую сторону. Татарин слева.
Привычное дело, адреналин уже зашкаливает. Газую и срываю машину с места.
Аринка взвизгивает и хватается за дверную ручку.
– Мамочки, – бормочет, округляя глаза.
Педаль проваливается в пол. Стрелка спидометра почти ложится. Сбрасываю скорость, чтобы войти в поворот красиво. Задницу немного закручивает, бампер почти касается железного ограждения.
– Мы разобьемся! – орет Громова.
– Спокойствие, малыш, только спокойствие.
Смотрю по зеркалам. Салон заполняется адреналином, теперь не только моим. Ариша визжит, но при этом смеется.
Машину слегка заносит перед самым финишем, но я быстро выравниваю траекторию. Давлю на тормоз, и нас обоих тянет чуть вперед.
Наблюдаю за Аринкиными реакциями, пока вдалеке не начинают виднеться мигалки. Красно-синие «светлячки» катят сюда на всей скорости.
– Полиция?
Арина вытягивает шею, начиная вертеть по сторонам головой.
– Ага, – поддакиваю, продолжаю наблюдать за приближающимися тачками в зеркала.
– Чего ты стоишь? Нужно уезжать.
– Ага, – снова, но теперь с кивком.
– Тим!
– Что мне за это будет?
Наконец поворачиваюсь к ней. Смотрю в бегающие туда-сюда зрачки.
– Что?
– Что мне за это будет? – прищуриваюсь.
Мигалки от нас уже метрах в четырехстах.
– Я не понимаю, – переходит на крик.
– Ты же ревнуешь? – смотрю на нее в упор.
– Разве сейчас до этого?
Она мечется. Оборачивается. Нервничает.
– Только сейчас, – улыбаюсь, продолжая упираться ступней в педаль тормоза. – Ревнуешь?
– Нет.
– Правда?
«Втыкаю» заднюю, и машина начинает катиться навстречу ментам.
– Что ты делаешь? Нас поймают! Тим…
– Ревнуешь? Тебе же не все равно?
– Я могу соврать и сказать то, что ты хочешь слышать! – кричит мне в лицо, обильно краснея. У нее голос срывается, а меня снова кроет.
– Я пойму, если ты врешь.
Пожимаю плечами, убирая руки с руля.
– Нас поймают, – улыбаюсь и приоткрываю окно, чтобы она слышала вой сирен.
Арина качает головой. Дергается влево, на секунду прилипает к стеклу, видимо оценивая ситуацию снаружи, а когда поворачивается, я вижу в ее глазах такое, отчего самого перетряхивает.
– Мне не все равно, – переходит на шепот. Выдыхает. – Ты меня бесишь! Ты наглый, бессовестный, я тебя ненавижу! Но мне не все равно, – всхлипывает. – Они меня раздражают, все эти твои Янки и Наташки, понял? Ненавижу!
Ее громкая, сказанная в запале речь стихает так же резко, как и началась.
Рывком тяну Арину на себя, обхватив шею ладонью.
Касаюсь ее губ своими. Чувствую, что ее тоже лихорадит. Такая горячая. Моя.
Она мне отвечает. Теперь уже сама тянется. Впивается ногтями в плечи и прикрывает глаза.
– Ты дурак, Азарин. Дурак, – бормочет в губы.
Ментовская тачка равняется с нами именно в этот момент.
Сжимаю тонкие пальцы. Правой рукой переключаю скорость и давлю на газ.
Нас откидывает назад.
Внутреннее ликование превращается в настоящую эйфорию. Всего пара слов…
– Держись.
Выкручиваю руль, делая полукруг. Машину снова заносит, но нам нужно объехать скопившийся кортеж ментов.
Раз, два, три.
Вокруг хаос. Мигалки раздражают слизистую своими вспышками. Кто-то не успел запрыгнуть в тачку и уже лежит мордой в белый капот.
– Если нас поймают?
Теперь Арина сама хватает меня за предплечье.
– Аккуратнее, – веду плечом, и она сразу убирает руку. – Не поймают. Шестьсот лошадей под капотом. Оторвемся.
– Они запишут номер. У тебя будут проблемы…
– У меня, – улыбаюсь, – ты тут ни при чем, – проговариваю чуть ли не по слогам.
На шоссе стрелка снова ложится. Дорога практически пустая, скорость зашкаливает. Мигалки остаются далеко позади.
Сворачиваю в ближайший поселок и сбавляю обороты. Останавливаюсь и гашу фары.
– Все? – ее полушепот со стороны заставляет повернуть голову.
Киваю, на что Арина сразу шумно выдыхает.
– Я чуть с ума не сошла.
Она все еще часто дышит. Громко так. Хватает ртом воздух, рассеянно растирая ладошками лицо.
– Извини, – отстегиваю ремень.
– Я готова тебя убить. Задушить прямо сейчас.
– Сопротивляться не буду, – поворачиваюсь к ней корпусом.
– Какое благородство, – закатывает глаза.
– Значит, ты ревнуешь?
– Ты выбил из меня это признание. Так нечестно.
– А кто вообще говорил о честности, м?
Тянусь к ней, чтобы почувствовать. Прикоснуться. Это уже стало зависимостью. Болезнью.
– У тебя нет совести, – качает головой, осторожно, почти мимолетно касаясь моих губ своими. – Совсем, – опускает взгляд.
Нас освещает магнитола. Из динамиков льется музыка ночного чарта, ее еле слышно. И сейчас вообще непонятно, из-за чего. То ли кровь в висках так громко бахает, то ли я просто убавил акустику.
– Ты всегда мне нравилась, – говорю на эмоциях, не успевая подумать.
Арина запрокидывает голову и распахивает глаза, которые до этого были прикрыты.
– Видимо… Сюрприз! – ухмыляюсь, не собираясь идти на попятную. – Да?
– Всегда-всегда?
– Всегда-всегда…
***
– Тихо ты!
– Сама тихо.
– Блин, – Арина смеется, отклеивая от окна изоленту.
Лестница опасно поскрипывает, именно поэтому я Громову и поторапливаю.
– Залезай уже. Падать я сегодня не планировал.
Арина пролезает в окно, подтягиваюсь следом, оставаясь на улице, упираясь ладонями в подоконник.
– Не переживай, если упадешь, я буду ходить к тебе в больницу, – снова смеется.
– Давай как-нибудь без этого.
Арина прогибается в спине. Ее рука ложится мне на плечо, а в комнате резко загорается свет.
Щурюсь и понимаю, что Арина как стояла, так и замерла.
– И как это понимать? – спрашивает ее отец.
Вытянув шею поверх Аришиной головы, вижу его сидящую на кровати фигуру.
Арина кусает губы и, зажмурившись, поворачивается к нему.
– Пап, я… – прижимает собранные в замок пальцы к груди.
– Тимофей, может быть, ты мне ситуацию прояснишь?
Перебрасываю ногу через подоконник и, оказываясь в Аринкиной комнате, первым делом обвожу помещение взглядом, пока не сталкиваюсь им с ее отцом. Глаза в глаза.
– Получилось небольшое недоразумение, – пожимаю плечами.
– Арина, четыре часа утра, между прочим. Тебе завтра в школу. Я звонил раз двадцать.
Громова молчит. Смотрит в пол.
– Мы… – пытаюсь внести свою лепту, но ее отец рубит на корню.
– С тобой у нас отдельный разговор будет, – смеряет меня взглядом. – Арина, спать, Тимофей, за мной, – вальяжно указывает мне рукой на дверь. – Живо.
Аринка всхлипывает. Причем громко. Ее отец это слышит и сразу смягчается.
– Не реви, никто тебя не ругает, – вздыхает. – Что-то мне подсказывает, что кое-кто бросится на амбразуру, – и смотрит на меня.
Сжимаю Аришкину ладонь и ухмыляюсь.
– До завтра, – шепчу и следую за ее отцом.
Арина снова всхлипывает и утыкается лицом в ладони.
Закрываю дверь в комнату на выдохе. Широкая спина ее отца маячит перед глазами. Спускаюсь по ступеням, в уже знакомую гостиную, которую мы проходим транзитом.
Видимо, переговоры будут протекать на кухне.
Закладываю ладони в карманы, упираясь бедрами в столешницу, и скрещиваю ноги, пока Громов демонстративно берет в руки телефон и кому-то звонит. Смотрит при этом на меня. В упор. Взгляд тяжелый, но вряд ли это способно хоть как-то напугать. Кто, кто, а Аришкин отец, ни на йоту не сравним в гневе с моим.
У нас дома, если папу вывели из себя, лучше отползти подальше и не отсвечивать.
Поэтому позволяю себе вольность, смотрю в ответ, чуть приподняв уголки губ.
Не дразню, скорее пытаюсь транслировать дружелюбие. Ладно, вру, вся эта ситуация меня выносит на дикий хохот. Но я сдерживаюсь. Прикусываю щеки и отвожу взгляд.
Много чего было, но, чтобы меня ловил отец девчонки, ночью, еще и в ее комнате…
– Алена, у нас он. Да. Хорошо.
От этого диалога, из «трёх» слов, мои брови сползаются на переносице. Это он сейчас матери моей звонил что ли?
– Ключи от машины давай.
Дядь Степа протягивает ладонь, на которую я нехотя, но практически не колеблясь, кладу ключ.
То, что дома, как только родной папенька вернется из Токио, мне влетит, уже неоспоримый факт. Поэтому спорить сейчас, равно усугублять свое же положение. А я этого не хочу. Лучше отдать машину на ночь, чем потом попрощаться с ней на месяц, а может, и больше.
– Где были?
Громов выдвигает стул. Садится. Движения у него плавные, максимально спокойные. Он вообще по жизни с покерфейсом ходит. Запредельная уравновешенность. Это отпечаток работы или личное качество?
– Катались, – неопределенно веду плечом и сажусь напротив. – А как вы узнали, что ее нет?
– Светильник не погасила, видимо, сильно торопилась, – ухмыляется.
Да, так тупо спалиться могли, походу только мы.
Априори, не думая, возвожу этот промах в «мы». Хотя сам я и сработал чисто.
– А мама моя тогда откуда…камеры, – щелкаю пальцами.
Он отсмотрел записи до того, как я успел все стереть, и, видимо после этого, позвонил моей матери. Обрадовал среди ночи, блин. Кто же знал, что он решит шляться по дому, а не спать?
– С телефонами что?
– Мой где-то в тачке валяется. Не слышал звонков.
И реально ведь не слышал. Вечный «без звука», а если учесть, что ночка у нас получилась бодрой, было точно не до проверки входящих.
– Аринин?
– Без понятия. При мне ей никто не звонил.
Снова на моей роже промелькивает улыбка, которая прямая защитная реакция. И сейчас вот она, совершенно некстати.
– В следующий раз, за такие выкрутасы, без детородного органа останешься. Понял? Я тебе операцию без наркоза сделаю.
– Более чем, – киваю. – Мы просто покатались. Остальное, это исключительно ваше бурное воображение.
Громов прищуривается, а его лежащая на столе ладонь сжимается в кулак.
– Ремнем бы тебя по одному месту отходить. Ромео.
– Без проблем.
Дядь Степа шумно выдыхает, и практически обреченно проводит ладонью по лицу.
– Ключи отдам отцу твоему, лично. Водитель за тобой уже едет.
– Окей, – отталкиваю от поверхности стола. Выпрямляюсь.
Делаю шаг в направлении гостиной, но останавливаюсь. Закусываю нижнюю губу, понимая, что нужно озвучить…
Расставить все точки над «i» так сказать. Знаю, что обещал ей молчать, но мое чувство собственности, и неясно откуда, взявшаяся честность, берет верх.
– Мне нравится Арина, – смотрю на Громова. – Очень нравится Арина, – повторяю уже громче и ловлю его пристальный взгляд. Глаза у него такие же, как у дочери, серые. Только если у нее, они излучают тепло и свет, то у него, холодные, фосфорящиеся.
– А я будто не понял. Ну и чего встал? Иди теперь, успокаивай, – кивает на лестницу, – говори, что папка ругать не будет. Десять минут у тебя. Я засекаю.
Пару раз моргнув прослеживаю его взгляд и срываюсь к лестнице. Преодолеваю пролет, практически вламываясь в Аришкину комнату.
Она сидит на кровати все в том же пуховике. Вскидывает голову. Проходит буквально секунда, прежде чем наши взгляды встречаются.
У нее глаза красные, нос тоже. Вздрогнув, вскакивает на ноги и смотрит на меня, как на приведение.
– Что ты тут…как?
– Амнистия, – делаю шаг. Еще один и еще. Пока не подхожу к ней вплотную.
Долбанный закон всемирного тяготения, в котором я увяз еще лет десять назад.
– Нам обоим.
Улыбаюсь. Ловлю ее взгляд. Немного ошарашенный, но открытый. Арина обрабатывает поступившую информацию, облизывает губы и делает глубокий вдох через нос.
Пока мы с ее отцом вели милые пикировки, она тут рыдала.
– Не плачь.
Прикасаюсь подушечками пальцев к ее щеке, чувствую горячую влагу. Сгибаю фалангу, стирая лишь сотую долю слез.
– Что он сказал? Ругал, да?
– Нет.
– Разочаровался во мне…
– Нет, – качаю головой.
Откуда в ней это? У нее адекватные родители, а она вбивает себя в голову, какую-то дичь.
– Ты же пришел…
– Пришел на законных основаниях. Он сам меня отпустил, – перевожу взгляд к настенным часам, – на десять минут. Я сегодня в роли переговорщика, так что официально заявляю, что ругать, тебя никто не будет.
Снова улыбаюсь. Арина мне отвечает. Копирует эту эмоцию, но как-то боязно.
Вдыхаю ее запах. Это не духи, скорее просто, какой-то цветочный шампунь и кожа. Ее природный запах…
Он дурманит рассудок. Звуки стихают. Зато сердце частит со скоростью тахиона.
– А тебе? Что будет тебе?
– Это последнее, что меня волнует.
Откровенно лукавлю, но делаю это намеренно, чтобы не вкладывать в ее голову новые сомнения и переживания.
Фиксирую Аринку в своих ладонях, потому что руки, так к ней и тянутся. Она запрокидывает голову и смотрит. Глаза бездны. Гравитационная сингулярность, величина которой бесконечна или попросту неопределенна.
Теплые ладони ложатся на мои щеки. Ариша привстаёт на мыски. От этого прикосновения, бьет током, и организм срочно требует перезагрузку.
Чувствую, как ее пальчики поглаживают мою кожу. Медленно. Тягуче медленно и оттого, еще более кайфово.
Воздух забивается в легких. Вдохнуть, становится проблематично.
– У меня только десять минут, – шепчу ей в губы., – а по…
Она робко улыбается и впервые, затыкает мой рот поцелуем. Без напора и всепоглощающей страсти, которые теперь кажутся просто какой-то хренью. Потому что она, делает это с нежностью, трепетом и каким-то бешеным порабощением. Ставит на колени за одну секунду.
Невинный поцелуй. Где-то немного неумелый, но теплый. Нет, горячий. Горячей всех, самых развязных и виртуозных игр языком.
– Иди…
Отрывается от меня, но я воспринимаю ее отдаление жестче, чем раньше. От меня словно отрезают кусок плоти. Без наркоза.
– Десять минут прошло, Тим.
Делаю шаг назад, еще один. Нащупываю ручку двери, а потом срываюсь и сжимаю Арину в своих объятьях изо всех сил. Тяну носом воздух и просто не могу ей надышаться…
Глава 18
Ариша
– Приехали.
– Пока, – неуверенно взмахиваю рукой, бегло касаюсь папы взглядом и вылезаю из машины.
– Тиму привет, – на отцовском лице появляется хитрая улыбка, и все, что я могу, это кивнуть и растерянно закрыть дверь.
Дома меня никто не ругал. Родители нормально отнеслись к нашим с Тимом приключениям. Даже подшучивали за завтраком, особенно мама. Атмосфера была пронизана позитивом и ее заразительной улыбкой. Папа, конечно, остался верен себе и своему молчанию. Он вообще не особо разговорчивый человек.
Но думаю, они все поняли. Про то, что между нами…
Поправляю лямку рюкзака, наблюдая за тем, как отцовская машина выезжает за территорию школы, и все еще продолжаю чувствовать себя обманщицей. Никогда так не делала, всегда знала, что мне доверяют, и все равно решилась на эту авантюру.
С губ срывается вздох.
А мы ведь и правда вместе… Я и он.
Скажи мне кто о таком пару недель назад, я бы сочла говорящего сумасшедшим. А теперь, теперь Азарин моя реальность. Новая и такая волнующая.
Честно говоря, уснуть я так и не смогла сегодня. Ворочалась и постоянно прокручивала в голове все детали. Поцелуи, взгляды, слова… Слишком много эмоций. Они перенасыщают и делают уязвимой. Настоящей мямлей делают!
Запрокидываю лицо к небу, наблюдая за медленно плывущими облаками. Думаю, сегодня будет ясно. В этот понедельник нам к третьему уроку, поэтому на улице уже прилично рассвело.
– Арин!
Катькин голос позади заставляет остановиться, хотя особо-то я никуда еще не отошла.
– Привет, – Токман с улыбкой перескакивает лужу и целует меня в щеку.
– Привет, – копирую ее эмоции, и уголки губ мгновенно ползут вверх.
– Блин, думала, просплю. Полночи дораму смотрела, обрыдалась.
Да уж. Я этой ночью тоже успела и порыдать, и не выспаться.
– У нас же английский сейчас, да?
– Ага, – киваю, а Катя хватает меня под руку.
Мы заходим в корпус под ее рассказ сюжета. Пока топчемся в гардеробе, Токман заводится еще больше и говорит так, будто не фильм смотрела, а сама все это пережила. Ей бы в кино сниматься, такая мимика.
– …и все, понимаешь? Исчез. Просто исчез навсегда.
– Получается, без хэппи-энда?
– Не знаю. Мне две серии осталось. Руки так и чешутся прочесть, чем закончится, но я пока держусь.
– Значит, точно ХЭ будет.
– Думаешь?
– Уверена. Ты вообще много романтических фильмов смотрела и книг читала, где все плохо заканчивалось?
– Эм-м-м, ну пока ни одной.
– И я о том.
– Ладно, убедила. О, наши, – взмахивает рукой, как только мы оказываемся в коридоре.
У окна, метрах в двух от нас, напротив двери в кабинет английского стоят Королев, Азарин и Данис. Рядом крутятся Лиза с книжкой в руках и Варя, одна из подружек Романовой.
Тим стоит, подпирая стену плечом. Руки в карманах, на лице ухмылка. Они что-то очень живо обсуждают с Андреем. Судя по тому, как Азарин закатывает глаза, спорят.
Делаю шаг и понятия не имею, куда спрятать руки, они вдруг кажутся какими-то неподдающимися плетьми. И взгляд тоже не знаю, куда деть. Потому что, если я продолжу так пялиться, это явно привлечет внимание. А я этого не хочу. Можно сказать, украдкой подглядываю.
Тим проводит рукой по волосам и, вместо того чтобы пригладить, еще сильнее их взъерошивает. Улыбка на его лице ленивая, но при этом очень милая. На щеках появляются ямочки, которые ему так идут…
– Ты чего улыбаешься? – Катька пихает меня локтем в бок, и я оживаю.
Перевожу на нее заторможенный взгляд, понимая, что мы остановились рядом с Анькой и они уже пару минут о чем-то разговаривают.
– А, так…
Пытаюсь сосредоточиться на девчонках, но будто специально замечаю Янку. Она плывет по коридору на высоченных каблуках и, конечно же, останавливается рядом с парнями. Ее ладони скользят по плечам Андрея, но смотрит она при этом на Тима.
Азарин что-то говорит. Романова прикрывает рот ладошкой и качает головой, заходясь громким смехом.
Внутри что-то надламывается и ухает вниз дробью, успевая размолотить в труху каждый орган.
Хочу отвернуться, но именно в этот момент сталкиваюсь с Азариным взглядами. Он смотрит на меня не моргая. Щеки алеют. Я чувствую, как с каждой секундочкой они становятся все горячее. Сглатываю и резко отворачиваюсь. Рву наш визуальный контакт, ощущая обиду и злость. Он мог бы подойти. Мог бы… Как и я…
Но я стою тут. А он продолжает стоять там.
– Ладно, мы пошли…
Катины слова доносятся из-за полотна переживаний совсем тихо. Секунда, и вот мы уже идем туда… туда, где стоит Азарин. Ладони становятся влажными.
– Всем привет!
Пока Токман разглагольствует о том, как не выспалась, я лишь киваю всем в знак приветствия. Чувствую на себе сразу два взгляда. С одной стороны Тим, с другой – Янка. И каждый из них от меня явно чего-то ждет. Тим – подтверждения, что мои слова не идут вразрез с поступками. А Янка явно хочет убедиться, что ей показалось и Азарин на меня минуту назад не пялился.
Нужно подойти. Подойти к нему. Всего лишь шаг сделать.
Пока я собираюсь с духом, Азарин делает этот шаг первым. Замирает рядом, и я без слов сжимаю его руку. Наши пальцы мгновенно переплетаются.
Понятия не имею, привлекает ли это внимание, но, судя по Катькиной хитрой улыбке, она уже для себя абсолютно все выводы сделала.
А вот Романова непонимающе переводит взгляд вниз, а потом на Азарина. Ее губы разлепляется, но звонок звучит очень вовремя.
Англичанка открывает класс, и все начинают медленно в него втекать.
Тим оказывается за моей спиной, на которую мгновенно кладет ладонь. Мы тащимся в самом хвосте и ведем молчаливый диалог.
Уверена, что он говорит мне что-то типа: «Вот видишь, все гораздо проще, чем ты думаешь».
На что я лишь закатываю глаза и почти сразу получаю шлепок по заднице.
Очень хочется возмутиться такой наглостью, но я молча усаживаюсь за парту.
Весь урок сижу как на иголках. Ерзаю постоянно, украдкой смотрю на Тима, но после звонка в столовую не иду. Сбегаю, пока никто не видит. Азарин отвлекается на Кайсарова, что дает мне возможность улизнуть, чтобы побыть наедине с самой собой. Делаю это намеренно, потому что не выдержу повышенного внимания, а оно непременно будет.
Располагаюсь на диванчике в холле. Закидываю ногу на ногу и смотрю в панорамное окно на гигантские голубые ели.
– Ваш капучино.
Знакомый голос, которого здесь быть не должно, звучит очень близко. Запрокидываю голову.
Тим за моей спиной, в руках у него два стакана с кофе. Он огибает диван и садится рядом. Протягивает мне стаканчик и достает из рюкзака упаковку с круассаном.
– Надеюсь, не от меня прячешься?
Качнув головой, улыбаюсь. А когда забираю стаканчик, касаюсь его пальцев своими. Очередная вспышка. Ток ползет по фалангам, охватывая предплечье, медленно добираясь до шеи, по которой выступают волнительные мурашки.
Интересно, когда-нибудь я научусь реагировать на Тима как-то иначе?
Раньше одно его появление либо выводило меня из себя, либо вынуждало забиться в угол, делая вид, что его не существует. Я его боялась. Старалась избегать. Не нарываться. Не провоцировать. А теперь… теперь я воспламеняюсь только от одного взгляда. В горле Сахара, в ушах звон, сердце как ненормальное колотится. И внутри все сжимается, будто я вот-вот распрощаюсь с жизнью. Какая-то болезненная эйфория.
Разве это нормально?
Ни к одному парню я не испытывала ничего подобного. Да, ходила на свидания, получала цветочки, сидела в кафе, но ни один никогда не поднимал в душе и толики того, что происходит со мной сейчас.
– Спасибо, – бормочу, опуская взгляд. – Не от тебя прячусь, – поясняю более четко. – Просто не хотела идти в столовую.
– Могла сказать. Не пошли бы вместе.
– Да, не подумала, – убираю упавшую на лицо прядь волос за ухо. – Извини…
Тим откидывается на спинку диванчика и заносит руку за мои плечи. Чувствую, как подушечки его пальцев касаются моего предплечья. И вот, снова бессовестное волнение. Мурашки. Сердце замирает, абсолютно не желая меня щадить.
–У Королева днюха. Мы сегодня сваливаем вечером. В клуб. Поедешь?
В клуб? Значит, сегодня он не вернется в корпус. Останется в городе…
– Я не могу.
Делаю большой глоток кофе. Он обжигает губы, а в горле начинает першить. Неприятно. Из глаз выступают слезы. Приходится отвести взгляд.
Тим напрягается. Его пальцы теперь давят, но он этого, кажется, не замечает. Мой ответ ему не нравится. Совсем.
– Почему?
– Мне нужно готовиться. Завтра алгебра, допы, плюс из универа задание на почту кинули.
– Совсем-совсем не можешь? – упрямые губы шепчут в самое ухо. Кожи не касаются. А если коснутся, я точно умру. – На пару часов, – продолжает настаивать.
– Я не очень люблю клубы.
– Мы ненадолго. Потом можно ко мне. На квартиру.
Он нависает надо мной, трогает волосы, опускает руку к моей ладони, сжимая пальцы, в которых я и так уже еле держу стаканчик.
На квартиру? На всю ночь?
Качаю головой, а на его лице появляется ухмылка. Дерзкая, циничная и до боли привычная. Раньше он только так на меня и смотрел.
Я не хочу его обижать, но правда не могу позволить себя «гулять» второй день подряд. Нужно включаться в учебу, готовиться…
В жизни вообще полезно расставлять приоритеты. Да, между ними можно варьировать. Менять. Но не забывать о целях. Мои лежат на поверхности и вполне очевидны. Аттестат с отличием, золотая медаль, поступление в мед. Самостоятельное поступление!
Он этого, конечно же, не понимает. Либо просто не хочет понять.
Его жизнь отличается от моей. Очень и очень сильно отличается…
Делаю глубокий вдох.
– Можно завтра прогуляться…
Азарин выдыхает. Шумно. Сквозь зубы.
– Давай завтра, – бросает с налетом безразличия и убирает руки.
От этого отдаления становится слишком холодно. Так быть не должно…
– Ты не обижаешься? – поднимаю взгляд. Хочется заглянуть ему в глаза, но он отворачивается.
Больше не прет напролом, а, кажется, предоставляет мне тот самый выбор, о котором я его все время просила.
– Нет.
Уверяет нейтрально, но меня не устраивает. Потому что глаза прищурил и губы заострились в какой-то пластиковой улыбке. Не его.
Звонок звенит не вовремя. Мы не успеваем договорить. Да Азарин и не горит желанием, просто поднимается с дивана. Вырастает надо мной, замирая в ожидании.
Делаю то же самое. Неловко поправляю юбку, волосы. По дороге выбрасываю стаканчик в урну. Тим идет рядом, мы молчим, и я начинаю себя накручивать.
Обидела…
На самом деле обидела.
Уроки пролетают вереницей слов и плывущих перед глазами букв.
Допы проходят по тому же сценарию. Тим со мной разговаривает, даже шутит, но все равно не так, как раньше. Без легкости. Бесится где-то внутри.
В комнате оказываюсь около восьми, щелкаю замком и прилипаю спиной к двери, роняя лицо в ладони. Я в раздрае.
Все это для меня в новинку. Я более домашняя, что ли… В моей жизни не было клубов и вечных тусовок. Да и вообще большую часть сознательной жизни я считала все это глупостью.
А теперь?
Что, если он там с кем-нибудь…
Пока переодеваюсь, в голову начинают лезть такие ужасающие мысли. Я вижу все это в ярких картинках. Вспышки, танцующие люди и Тим… Он не один. С ним брюнетка, лицо обезличено, но он ей улыбается. Смеется. Она проводит пальцем по его щеке, и…
Дверь в комнате хлопает.
Катька забегает ураганом, на ходу стаскивая пиджак и рубашку. Моего уныния не замечает. Слишком занята. Красит глаза поярче и роется в шкафу в поисках юбки покороче.
– Как тебе? – крутится вокруг своей оси перед зеркалом.
На ней завышенная черная кожаная мини-юбка и белый топ. Волосы убраны в высокий хвост. В ушах длинные серьги-цепочки.
– Супер, – отзываюсь, переворачивая страницу учебника.
– А ты не пойдешь, что ли?
– Не могу, – встряхиваю книгу, и Катя цокает языком. Громко и раздражающе.
– Жаль, – поджимает губы и смотрит на часы. – Так, у меня не так много времени, пока охрана не сменилась.
– Охрана?
– Ну да, в десять сменятся, и уже никто нас не выпустит. А с этими Королев договорился, – потирает перед собой большой и указательный пальцы друг о друга.
– Я думала, тут все строго.
– Я тебя умоляю. Здесь, как и везде, все продается и покупается.
– Понятно.
Катька отвлекается на пиликнувший телефон и начинает стучать ногтями по экрану.
– Так, осталась помада, – бросается к косметичке, вытряхивая содержимое на постель. – Красная или нюд?
– Нюд.
– Ага, матовый нюд, значит. Кстати, как Тим отреагировал на то, что ты не идешь?
Напрягаюсь, сильнее вцепляясь в учебник.
– А он должен был как-то отреагировать?
– Ой, от меня-то не надо шифроваться. Да и сегодня ваши милые переплетения пальчиков, знаешь ли, вместо тысячи слов были.
– Ты обувь не выбрала.
– Точно! Так, каблук, и повыше. Что с Тимом-то?
– Нормально все.
– Да? Он воспринял твой отказ без психов?
– Без.
– Удивительно. Видимо, ты и правда на него положительно влияешь. А вот, кстати, и он, – снова хватается за телефон. – Да иду я уже. Иду. Ага, все.
Катя прячет телефон в сумку, еще раз смотрится в зеркало, потом на меня.
– Тим сейчас зайдет. А я пошла к Кайсарову, надо проверить, чтобы он не напялил свою дурацкую футболку поло. Полная же безвкусица, да?
Неопределенно пожимаю плечами, а сама притаившись смотрю на дверь.
Катюха забирает куртку и уносится, отвесив мне напоследок воздушный поцелуй. Дверь хлопает. Я выдыхаю, но ненадолго.
Азарин появляется в комнате буквально через минуту.
На нем светлые джинсы с рваными коленками, широкая длинная футболка. На плечи накинута байкерская кожаная куртка с продетым по низу ремнем.
– Не передумала?
Начинает с вопроса, а пробежав по мне взглядом, заключает:
– Видимо, нет.
– Я…
Поднимаюсь из-за стола, делая пару маленьких шажочков к нему навстречу. Замираю на полпути.
– Не передумала, – соглашаюсь. – Много заданий, – киваю за свою спину.
– Я так и понял.
Он снова ухмыляется. Смотрит на свои черные кроссовки с кислотно-зеленой подошвой, а после – резко на меня.
– Ладно. До завтра?
– До завтра.
Азарин еще пару секунд не двигается с места. Очень хочется подойти к нему, но я не решаюсь. Прирастаю к полу.
Тим снова кивает и уходит без слов.
Как только дверь за ним закрывается, на меня накатывает паника. Я все испортила, в этот раз я точно все испортила…
Следующие полчаса напоминают ад. Я хожу по комнате из угла в угол и абсолютно не знаю, куда себя деть. Взгляд смещается на циферблат наручных часов. До десяти еще сорок минут. Если я сейчас переоденусь, то смогу выйти из школы…
Назад нас уже не пустят. Если я поеду в клуб, то опять обману родителей, которые думают, что я здесь учусь…
В голове снова проносятся ужасающие картинки этой глупой ночи. Вспышки, смех. Ревность одолевает.
Побродив еще минут пять, уверенно распахиваю шкаф и достаю оттуда Катькино платье. Моя одежда, что я сюда привезла, для клуба вряд ли подойдет. Ну не в джинсах же идти…
Натягиваю серое платье-лапшу. Катя выше, но при этом худее. Меня эта тряпка облепляет со всех сторон, подчеркивая и бедра, и грудь. Длину подола вообще хочется померить линейкой. Задницу, конечно, прикрывает, но сильно наклоняться не стоит.
Надеваю черные капронки и массивные ботинки на шнуровке с тракторной подошвой. Делаю минимальный макияж, чуть подчеркнув глаза, губы мажу бальзамом. Распушаю пальцами волосы и выбегаю в коридор.
