Мария Высоцкая
Мой худший друг
– Знаю, – папино лицо смягчается, а на губах появляется улыбка. – И верю в тебя. Поступишь, конечно, просто ректор посоветовал тебе походить на предподготовку. Курсы при универе.
– А разве они не с начала года начинаются?
– Вообще, с октября. Но для тебя сделают небольшое исключение. Разберешь самые сложные вопросы, получишь дополнительный плюсик.
– Но я только на выходных могу.
– Онлайн будешь заниматься. Но в выходные по возможности, конечно, и очно желательно присутствовать.
– Да, хорошо. Я готова.
– Тогда завтра ближе к обеду тебя отвезу.
Завтра? К обеду? Мы же с Тимом в кино хотели…
– Надолго?
– На пару часов. Планы какие-то были?
– Нет. Не было никаких планов.
Если выбирать между своим будущим и отношениями, в приоритете, конечно, будет первое. Напишу Азарину, что не смогу. Учеба для меня сейчас куда важнее, любой, даже самой душещипательной, интрижки.
Слово «любовь» намеренно не использую. Это явно не она. Ну и что, что руки дрожат и сердце сжимается, когда Тим рядом. Просто гормоны. Не больше.
Я с пятого класса нацелилась поступать в медицинский, и спустить все в унитаз сейчас, почти на финишной прямой, – глупо и безответственно.
Когда с детства смотришь на отца, который, будучи первоклассным хирургом, практически заново собирает людям лица после аварий и травм, тебе и самой хочется заниматься чем-то отнюдь не рядовым.
Ничего не имею против экономистов, юристов, политиков, рекламщиков, но представить себя офисным клерком или даже успешным политическим деятелем не могу.
Врач – это призвание, и, как бы это пафосно ни звучало, я считаю себя именно таким человеком.
– Как в школе дела? Со всеми в классе подружилась?
– Ну почти. Давай чай попьем? Я пока заварю, может, мама из ванной вылезет как раз.
– Давай, – папа откладывает ноутбук на диван, – помогу тебе.
На кухне сразу тянусь к полочке за чаем. Кажется, мама привезла его из Индии. Насыпаю заварку в чайник и заливаю кипятком. Пока расставляю чашки, папа режет торт, который они купили к моему возвращению из школы на выходные.
Пока копошусь с ложечками, в кухню заходит мама. В халате и с кандибобером из полотенца на голове.
– Приехала, а то папа у нас меня чуть с ума не свел. «Где Арина? Ничего с ней не случилось?»
Мама посмеивается и касается папиного плеча.
В их союзе отец, конечно, более ответственный. Стоит только вспомнить любой наш отдых, папа будто с двумя детьми летает.
Улыбаюсь и разливаю заварку по кружкам.
– В кафе еще посидели зашли.
– Ну и отлично, расслабляться тоже нужно. Немного разгрузить голову от учебы не помешает.
Мама садится на стул и кладет мне на тарелочку кусочек торта. Сама воздерживается, потому что строго следит за фигурой. Всю жизнь на каких-то диетах и ограничениях.
– Мы завтра на балет-то идем? – мама делает глоток чая.
– Идем, – киваю. – Папа с нами?
– С нами, с нами.
Улыбаюсь маме в ответ.
В детстве мы с отцом практически не пропускали маминых выступлений, когда она еще сама танцевала. В прошлом она – балерина, сейчас – ведущий балетмейстер.
Театр очень ярко запечатлелся в моих детских воспоминаниях. Красивая музыка, грациозные девушки в белых пачках. Мужчины в смокингах, женщины в шикарных платьях.
Антракты, мамина гримерка, высокие потолки, лепнина на стенах, массивные балконы и королевский занавес… Такой неповторимый флер.
Звонок отцовского телефона возвращает меня на бренную землю, в нашу прекрасную кухню.
– Это по работе, – говорит па и выходит на веранду, прихватывая пачку сигарет.
Мама кладет ногу на ногу и, уместив локоть на столе, потирает кулаком подбородок.
– Как твоя геометрия?
– Нормально. Во вторник планирую все исправить.
– Значит, точно исправишь.
– Надеюсь, – морщу нос, вспоминая Звереву и отпивая чай с громким хлюпом.
– Привыкла в школе?
– Вполне. Кстати, почти научилась плавать. Там классный бассейн и толковый тренер.
В бассейн я на этой неделе целых три раза ходила. Два из них тайком, без Азарина. Не хочу, чтобы он крутился поблизости, когда я так беззащитна.
– Это прекрасно. А мальчики симпатичные есть?
– Мам, – закатываю глаза.
– Мой ты серьезный ребенок. Тортик еще будешь?
Мама посмеивается и тянется к лопатке.
– Не-а.
На самом деле у меня от мамы никаких особых секретов никогда не было. Чаще всего я ей все рассказывала. Про Антона, например, и нашу попытку быть не друзьями, а парнем и девушкой.
Родители всегда относились ко мне с доверием, не давили, свое мнение не навязывали и всегда-всегда были готовы выслушать.
Поэтому сейчас мне как никогда хочется поговорить с мамой про Тима.
Обсуждать Азарина с Катькой идея гиблая. Во-первых, потому, что он ее брат и она вечно его превозносит. Во-вторых, Катюха абсолютно случайно может взболтнуть ему лишнего.
Но вот как рассказать маме все так, чтобы она не догадалась, что говорим мы про Тима?
Не хочу, чтобы родители знали. Не уверена я, что все это может продлиться долго. Тиму надоест, а родители наши дружат, ни к чему их посвящать в наши интрижки.
Поэтому начинаю более чем абстрактно.
– На самом деле, меня завтра один мальчик в кино позвал…
– А ты? – мама мгновенно включается в разговор. Даже чашку от себя отодвигает.
– Ну я вроде согласилась, но мы же с папой завтра в универ поедем. Предподготовка.
– Точно, Стёпа мне говорил. Он с ректором виделся.
– Да. А вечером в театр уже билеты купили. Нужно как-то кино отменить, но так, чтобы не обидеть.
– Завтра суббота. Перенеси свидание на воскресенье.
– Это не свидание, – морщу лоб. – Да и вдруг на курсах задание дадут? Нужно будет выполнить… Возможно, это займет все воскресенье.
– У меня складывается впечатление, что в кино ты не очень-то и хочешь. Может, себя не мучать? Заодно и парню призрачных шансов не дашь.
– Ну, не то чтобы я не хочу… Просто…
– Что?
– Он мне встречаться предложил… А у меня другие планы. Скоро экзамены, сейчас вот еще доподготовка. Не лучшее время для отношений. Вдруг я из-за этого мало баллов наберу? Потом на бюджет не поступлю. Сама же себя возненавижу.
– Мне иногда кажется, что мама у нас не я, а ты, Аришка. Иди сюда.
Быстро пересаживаюсь на стул рядом с мамой и кладу голову ей на плечо. Так грустно становится. Полнейшая растерянность. Ну не знаю я, что в этой ситуации делать. Не знаю.
Мне нравится Тим. Да. С ним даже может быть интересно. Но встречаться…
– Значит, мальчик из школы?
– Не важно, – бормочу себе в ладонь.
– Ладно. Тогда просто позвони и скажи все, как есть. Про занятия и про театр.
– Не думаю, что он поймет.
Точнее, уверена, что не поймет, а воспримет все это как мою очередную отговорку.
– Да и вообще, не уверена, что хочу с кем-то встречаться.
– Значит, он тебе не нравится?
– Нравится, наверное, – пожимаю плечами.
Целоваться с ним мне точно нравится. Но такое маме не скажешь уж точно.
В кухне появляется папа, и я быстро перевожу тему. В отличие от мамы, он не особо приветливо относится к моим так сказать ухажёрам.
Мы сидим на кухне еще около часа, а потом расходимся спать.
Утром меня будит настырно жужжащий под подушкой телефон.
Еле разлепив глаза, пялюсь на номер Азарина.
Да-да, я ему вчера так и не позвонила. На его сообщение «Спокойной ночи» тоже не ответила.
Вздыхаю и подношу телефон к уху.
– Привет, – кошусь на часы. Половина десятого.
– Привет. Короче, я пробежался по афише, там сегодня показывают…
– Прости, – поджимаю губы, – сегодня не выйдет. У меня занятия в универе, перед поступлением. А вечером с родителями идем на балет.
– Завтра…
– Завтра весь день буду сидеть над заданиями, что дают на допподготовке.
Азарин замолкает. Я тоже. Кусаю свои губы и не знаю, что еще говорить. Наверное, уже нечего.
– Хорошо, – Тим со мной соглашается и сразу же сбрасывает звонок.
Еще пару минут лежу с прижатым к уху телефоном. Я все-таки его обидела.
Но так, наверное, и правда будет лучше. Не стоит начинать. Не стоит…
В двенадцать мы с папой едем в универ. Я там провожу практически три часа, после чего заглядываю в отцовскую клинику и уже оттуда возвращаюсь с ним домой.
Мама вовсю прихорашивается к походу на балет, я, не теряя времени, решаю заняться тем же. Но сначала бегло просматриваю все задания, что мне дали. На самом деле не так-то их и много. Все воскресенье их выполнение точно не займет.
Кошусь на телефон, на который больше не упало ни одного сообщения от Тима, и в сотый раз убеждаю себя, что так только лучше.
В половине шестого мы выдвигаемся в театр. А когда подходим к своим местам, первый, кого я там вижу, Азарин. Он о чем-то энергично болтает со своей матерью. Тетя Алёна, заметив нас, взмахивает рукой.
– Вы тоже тут? Вот это совпадение.
Да уж… Действительно, совпадение.
– Алёна? Привет!
Моя мама улыбается и целует Азарину в щеку.
– У нас вот культурный вечер, Тимоша пригласил меня на балет, пока Серёжа в Токио, – касается плеча сына.
Папа пожимает этому проклятому «Тимоше» руку, а все, что могу я, растерянно улыбнуться.
Тим уступает моей маме свое, более удобное для просмотра, место и плюхается в кресло рядом со мной, чем полностью отрезает меня от родителей. Которые, к слову, окончательно включились в разговор с тетей Алёной.
Его наглые пальцы дергают меня за локоть так, чтобы рука упала в проем между кресел и он без труда мог сжать ее в свою лапу, не привлекая дополнительного внимания.
– Ну привет, Ариша.
Теперь просто буквально понимаю выражение – сидеть на пороховой бочке.
Только моя еще и тикает, потому что в нее точно заложили взрывной механизм.
– Я подумал, раз в кино ты не можешь, то будет неплохо сходить на балет, – он лыбится, полностью поворачивая голову в мою сторону.
– Как ты узнал, где мы будем сидеть? – шиплю.
– Ловкость рук и никакого мошенничества, – разводит ладони в стороны. – Когда есть мозги и деньги, это несложно, – пожимает плечами.
– Скорее, только деньги, – фырчу в ответ.
– Вычислить людей, которые купили места рядом с вами. Связаться с ними и предложить за эти билеты больше их стоимости даже у перекупов. Все только ради тебя, – снова улыбается и сильнее сжимает мою ладонь.
– Ненормальный.
– Ну, ты же была так занята, чтобы пойти со мной в кино, – вальяжно вытягивает ноги под соседнее кресло и дергает вниз галстук, чтобы ослабить.
– Какие жертвы – торчать тут ради меня. Смотри не усни.
– Поверь, у меня найдется очень много других, гораздо более интересных занятий, – играет бровями и поворачивается к родителям. – Может, после в ресторан сходим? – предлагает моему папе, на что тот не думая дает согласие.
– Ну вот, теперь ты в моем полном распоряжении на ближайшие пару часов, – склоняется к моему уху и переходит на шепот.
Свет в зале гаснет. Начинается первый и единственный акт.
Делаю глубокий вдох. Несколько раз пытаюсь вернуть себе свою руку, но все попытки тщетны. Азарин вцепился в меня как бульдог.
Сидит, смотрит на сцену, и даже с таким видом, будто ему действительно интересно.
Прикрываю глаза, а потом изо всех сил пытаюсь уловить суть сюжета, который разыгрывается на сцене. Я уже была на «Кармен-сюита». Но сейчас, смотря на сцену, вообще ничего не понимаю. Хотя и так знаю, что эта история закончится трагично. Погибнуть от рук любящего тебя человека никому не пожелаешь. Возможно, Кармен стоило прислушаться к картам, которые предрекали ей печальный исход жизни, и не отвергать Хозе. Но сердцу ведь не прикажешь.
Кошусь на Тима и не могу сдержать тихий смешок, потому что он сидит с закрытыми глазами, а рука, в которую он сжал мои пальцы, полностью расслабилась. Я на своих нервах, кстати, этого вообще не заметила.
Он реально вырубился. Боже.
Бегло оцениваю обстановку. Папа не большой поклонник балета, когда на сцене нет мамы, поэтому сидит с каменным лицом. Тетя Алёна прижала руки к груди, ну а моя мама водит в воздухе пальцами в такт музыке и движениям балерин.
Дергаю Тима за руку, и он мгновенно открывает глаза.
– Не спи, замерзнешь, – шепчу, стараясь не засмеяться. Потому что он часто моргает и, кажется, вообще не понимает, где находится.
Азарин зевает, игнорируя этикет и то, что неплохо было бы прикрыть рот рукой. Смотрит на смарт-часы. С начала прошло почти полчаса, уже скоро будет развязка.
– Что я пропустил? – упирается в подлокотники и вытягивает шею. Снова зевает, теперь уже в кулак.
Я, засмотревшись на него, делаю то же самое, прикрывая рот ладошкой.
– У меня другой вопрос: на чем ты вырубился?
– Они плясали.
– Если что, они тут все сорок пять минут пляшут.
Тим неопределенно взмахивает рукой, изображая в воздухе непонятные знаки.
– Молодые люди! – раздается позади. – Вы здесь не одни.
– Извините, – шепчу и сразу захлопываю рот. Наши шушуканья все же привлекли внимание.
Тим оборачивается на голос, окидывая мужчину раздраженным взглядом. Будто не мы создаем здесь хаос и мешаем, а этот самый мужик.
Поджимаю губы и сосредоточенно смотрю на сцену.
Полчаса спустя мы впятером выходим из Большого. Родители уже определились, в какой ресторан идем, поэтому тетя Алёна спрашивает у папы:
– Стёп, вы на машине?
– На такси.
– Ты, кстати, перенесла кино на завтра? – интересуется мама между делом. По идее, слышать должна это только я, но, так как Азарин стоит рядом и безостановочно меня палит, то тоже слышит.
– Нет. Много заданий дали, – отвожу взгляд куда-то вдаль.
– Что за кино? – вмешивается Тим.
– За Ариной мальчик ухаживает. В кино позвал, а она не хочет.
– Мама!
– И правильно не хочет, – вмешивается папа, который, видимо, тоже нас слышал.
Ну все, теперь моя личная жизнь выставлена на всеобщее обозрение.
– Согласен, – кивает Тим не без ухмылки.
Ну вот он-то куда? И без его издевок тошно. Пожалуйста, пусть я стану невидимкой. Зажмуриваюсь.
– Мам, езжайте тогда с Павлом, – Азарин кивает на стоящий неподалеку мерс, – а мы с Аринкой на такси.
Родители с его предложением, к несчастью, сразу соглашаются. Я же остаюсь стоять на месте и наблюдать, как они загружаются в черный седан, на котором передвигается мама Тима. Не сама, с водителем.
Как только машина трогается с места, Тимоша достает телефон. Такси, видимо, и правда вызывает.
– И что это за фокусы? – поворачивается ко мне и засовывает телефон обратно в карман.
– Какие фокусы? О чем ты? – глупо улыбаюсь и даже хлопаю глазами. Прям как его Яночка.
– Не делай так, тебе не идет.
Азарин хмурится. Делает шаг навстречу, оказываясь совсем близко. Хватаю морозный воздух ртом и смотрю куда-то за его плечо.
Ну вот что я ему скажу? Что передумала и решила не искушать судьбу этими совместными походами в кино? Так он сам ее искусил, явился в этот театр, будто его звали…
– Может, ответишь все-таки?
Он не напирает. Даже делает шаг назад, больше не вторгаясь в мое личное пространство.
– Я думал, мы все выяснили, а оказалось, видимо, не все.
– Ты постоянно давишь, – прячу руки в карманы темно-зеленой шубы, – и не даешь мне права выбора.
– Нет.
– Да, даже сейчас ты именно этим и занимаешься.
– Ты согласилась на кино, я тебе ни к чему не принуждал.
– Ты не понимаешь, просто не понимаешь, – нервно веду пальцами по волосам, оглядываюсь по сторонам и облизываю губы. Последние мгновенно охлаждает морозный ветер.
– Так объясни.
Что ему говорить? Что?
– У меня учеба. У меня планы. Я не могу сейчас ни с кем встречаться, это будет отвлекать… Да у меня просто нет на это времени. Понимаешь?
– Не можешь или не хочешь? – Тим снова цепляет на лицо ухмылку и как-то вмиг становится холодным и отстраненным.
– И не хочу тоже, – перехожу на шепот и почему-то так сильно боюсь поднять глаза. Взглянуть на него.
– Ладно.
Он кивает. Озирается по сторонам, потом смотрит в телефон.
– Наше такси, – указывает на остановившийся в двух шагах «Майбах».
Азарин пропускает меня вперед, водитель выходит из машины, чтобы открыть дверь, но Тим делает это за него. Ждет, пока я залезу, и лишь потом огибает багажник, чтобы сесть самому.
Как только оказывается в салоне, сразу закрывает перегородку, отрезая нас от водителя. Молча щелкает на какую-то кнопку и поднимает подножку, разваливаясь в кресле, как на диване.
Все это происходит в тишине. Пялюсь на свои пальцы и бешусь. Ну чего я ждала, когда все это ему говорила?
По сути, ведь даже этого не хотела. Просто снова вошла в раж отрицания. Вот такая она я. Сама не знаю, чего хочу…
Веду себя как дура!
Когда он рядом, меня к нему тянет. Так сильно, что трясти начинает. А когда далеко, я хочу увеличить расстояние между нами еще сильнее, чтобы никогда не встречаться.
– Ты обиделся? – вскидываю взгляд.
Тим медленно ведет плечом, а потом смотрит мне в глаза. Вроде пара секунд всего, но они кажутся вечностью.
– Нет. Ты внятно дала понять, что между нами ничего быть не может. Я смиряюсь.
– Мы можем дружить.
– Сама с собой дружи, Громова, – выгибает бровь. – Я не Данис, у меня с тобой «просто дружить» не получится.
Снова смотрю на свои ногти. Обычные, подпиленные мягким квадратиком, без всякого покрытия. Закусываю губу и чувствую, что вот-вот заплачу. Это же дикость какая-то – плакать. Именно сейчас. Именно в этот момент.
Сглатываю непрошеные слезы, а когда поднимаю голову, понимаю, что Азарин на меня смотрит.
Пристально.
– Давай так, чтобы никто не знал, – выдавливает из себя совсем тихо.
– Что?
– Ты хотела, чтобы никто не знал, – стискивает челюсть, – видеться, общаться… – Тянет ко мне руку, а потом подается всем телом. – Целоваться, – касается моего лица ладонью.
Облизываю губы. От Тима пахнет мятной жвачкой, она смешана с запахом парфюмированной воды. Что-то свежее, яркое.
Приоткрываю рот, но, что сказать, не знаю. Просто смотрю на него до тех пор, пока не чувствую на губах его тепло.
Это не поцелуй. Всего лишь касание. Мимолетное.
– Постараюсь не отвлекать тебя от учебы.
Он едва заметно улыбается, и я делаю то же самое.
– Дело же не в этом, – шепчу.
– Знаю. Но иду на уступки. Тебе же не все равно, – стискивает мои пальцы. – Иначе ты бы так не реагировала.
Кусаю и так истерзанные своими же зубами губы, а руки неожиданно тянутся к телефону. «Набираю» маму и на одном дыхании выпаливаю:
– Тут ребята недалеко, позвали к ним. Мы поедем, ладно?
Услышав согласие, прячу телефон обратно в сумочку и смотрю на Тима.
– Какой, ты говоришь, фильм выбрал?
Глава 15
Тим
Сегодня я переступил через себя и свой характер дважды.
И если днем ее резкое нежелание идти в это чертово кино все же больше раззадорило и, можно сказать, включило в игру. То сейчас услышанный отказ, одна из реакций на который – послать ее куда подальше, расстраивает.
И нет, я не агрессирую. Хотя могу. Держу себя в руках. Якобы смиряюсь, а шестеренки в голове отчаянно ищут выход из этой ситуации. Любую зацепку, которая даст мне лазейку. Даже самую крошечную.
Окончательно избавляюсь от галстука и сую его в карман пальто. И так ситуация душит.
Поворачиваю голову. Арина сидит неподвижно.
Рассматриваю ее профиль, пока не замечаю скользнувших по щеке пальцев. Она поджимает губы и, похоже, вытирает слезы. В голове взрывается очередной снаряд. Бешенство, которое я сегодня так тщательно сдерживаю, начинает ломать прутья клетки, в которой заперто.
Ну вот что за девчонка? Сначала сама наставит условий, а потом ревет.
– Давай так, чтобы никто не знал, – пересиливаю себя, сглатывая ком из собственной гордости.
Арина удивленно вскидывает взгляд. И такая она сейчас забавная. Зрачки огромные, губы красные, искусанные. Манящие.
Она же хотела держать все в тайне. Если нужна такая условность, то пусть будет. В свете последних событий мне это только на руку, потому что она очень быстро поймет, что такой формат ее не устраивает. Уж я-то постараюсь.
Все же не выдерживаю, касаюсь ее губ в целомудренном поцелуе. Крепко сжимаю дрожащую ладонь и клятвенно обещаю не отвлекать ее от учебы.
Знаю, что ей не пофиг. Именно это и озвучиваю, вкладывая в голос по максимуму спокойствия и рассудительности. Но, если честно, кажется, что давлю на жалость. Снова прикидываюсь тем, кто лучше, чем есть на самом деле.
Арина опять кусает губы, а потом происходит баг. Она звонит матери и придумывает отмазку, чтобы не появляться в ресторане.
Ее вопрос про выбранный мною фильм звучит тихо и неуверенно. Но буквально в момент дает описание, причину и свойства ошибки, которое баннером зависло в моей голове. Чертов багрепорт*.
Я был прав, ей не все равно. Как бы самоуверенно я ни молол об этом, сомнения все же были…
Она так смотрит, будто и правда думает, что я ее пошлю. Ага, полдня за ней гоняюсь, а сейчас такой – ой, ну как-то у меня дела нарисовались. Прости.
Не дождется.
Губы сами собой формируют на лице улыбку. Если это был какой-то раунд, то я явно одержал в нем победу. Триумфальную и давно ожидаемую.
– Там какую-то комедию крутят, что-то про отрывную вечеринку.
– Отличный выбор, – Арина кивает и убирает за ушко прядь волос.
Такая она красивая. Еще и в платье. Длинном, но облегающем как перчатка. А светло-голубой цвет только оттеняет синеву ее глаз. Сейчас они и правда не кажутся серыми.
Бросаю взгляд на свой пиджак. В кино мы будем явно выбиваться из толпы чисто по внешнему виду. Думаю, найдется мало дураков, кто придет туда при параде.
Терпеть не могу все эти костюмы, но сегодня мама настояла. В Большой же идем. Хотя я бы, конечно, приперся туда в джинсах. Какая вообще разница?
– Ты не против, если быстро на квартиру заедем? Я переоденусь.
Громова кивает, и я чувствую, как ее большой палец скользит по тыльной стороне моей ладони. Медленно, но мурашки по спине все равно бегут.
Меняю в приложухе адрес, и спустя минуту водитель входит в поворот, следуя в сторону Патриков.
Честно говоря, после Аринкиного резкого согласия из моей башки вылетели все мысли и слова. Сижу как дурак, улыбаюсь, а сказать ничего не могу.
Просто зацикливаюсь на ее прикосновениях. Иногда смотрю на губы, шею… Да чтоб меня!
Арина ерзает. Убирает руку. Ее отстранение звучит как выстрел в моей голове. Мне ее точно сносит на раз.
Резко поворачиваюсь, замечая в глазах Громовой растерянность.
– Что? – поджимает губы.
– Ничего, – веду плечом.
Хочется ее поцеловать.
Так поцелуй!
Голоса в голове оживают. Назойливо подталкивая к желаниям. Всего-то сместиться сантиметров на десять, и вот она уже в моих руках.
Так и делаю, а потом бешусь из-за врезанного в сидение, сейчас так не к месту, подлокотника.
Хочется вжать ее в себя. Прочувствовать еще ближе, потому что сейчас все это чистая демка*.
Арина часто дышит. Откликается на мои прикосновения, но выглядит при этом чересчур серьезной. Хотя она всегда так выглядит. Строга, но справедлива.
Огибаю руками ее талию и выдергиваю с насиженного места.
Громова ойкает и уже через мгновение оказывается на моих коленях, вытянув и перекинув ноги через этот долбаный подлокотник.
Подол ее узкого платья собирается на бедрах гармошкой, оголяя колени и даже кожу чуть выше. Матовый капрон под цвет кожи мгновенно оказывается под моими пальцами.
– Что ты делаешь?
Ее смех застревает в моем сознании. Звонкий, чистый.
– Я испачкаю кресло, – смотрит на свою обувь.
– Оплачу им химчистку.
Вроде и говорю ровно, а грудь все равно вздымается в тяжелом вздохе, как только Арина прикасается к ней раскрытой ладонью, заползая пальцами под пиджак.
– Поцеловать можно?
Перехожу на шепот.
– С каких пор ты спрашиваешь?
Ее бровь озорно поддергивается вверх.
– Действительно.
Ограниченное пространство поджигает фитиль воображения. Несколько локальных хлопков в желудке ударной волной несут турбулентный поток в легкие. Переизбыток воздуха толкается в гортань. Выдыхаю через рот.
В висках пульсирует. Давно намечающийся взрыв разрывает своими масштабами, стоит только коснуться ее губ.
Зарываюсь пальцами в светлые волосы. Отстраняюсь на пару миллиметров. Арина часто дышит, так же как и я, через рот. Легкие не справляются. В голове вата. Перед глазами ее лицо. Такой же обезумевший взгляд. И как после такого яркого подтверждения своей правоты вообще можно ей верить? Верить, что ей все равно?
Машина тормозит не вовремя. Телефон пищит. На него падает сообщение о списании денег за поездку со счета.
Толкаю дверь и, подтянув Арину на себя, помогаю выбраться наружу с моей стороны, придерживая за бедра.
Она ловит равновесие, хватаясь за крышу машины. Вылезаю следом, крепко прижимая ее к себе, утыкаясь носом в светлую макушку.
Чувствую, как дрожат пальцы, что смыкаются замком на ее талии.
– Десять минут, – бормочу и подталкиваю нас к подъезду, не разрывая объятий. Мы идем туда как приклеенные.
Какое, к черту, кино? Я просто хочу побыть с ней. Вдвоем.
В лифте Арина отстраняется. Прилипает спиной к зеркалу.
– Это же не какой-то коварный план, чтобы затащить меня в кровать? – спрашивает, чуть прищурившись.
– Я не против, конечно, – ухмыляюсь, – но нет.
– Ладно.
Она кивает и выходит из кабинки, как только разъезжаются двери.
Волочусь за ней следом, капая слюной.
Открываю дверь и сразу включаю свет. Арина замирает у порога. Видимо, проходить дальше не собирается. Даже верхнюю одежду не снимает.
Скидываю ботинки, пальто и расстегиваю пуговицы на рубашке.
– Я быстро, – направляюсь в сторону комнаты.
В этой квартире нет полноценной гардеробной. Так, каморка два на два, вход в которую замаскирован под встроенный в стену шкаф-купе.
Отодвигаю створку и бегло прохожусь по шмоту взглядом. Достаю черные джинсы, разноцветные Джорданы и бежевый свитшот с вертикальной красно-зеленой полоской по центру и желтой надписью «FAKE».
– У меня Катькины шмотки есть, можешь тоже переодеться, если хочешь, – выкрикиваю Аринке, переводя взгляд на целый отсек с Катюхиными вещами.
Арина заглядывает ко мне через минуту.
– Давай. Бесит уже это платье.
– Но тебе очень идет.
– Не спорю, – улыбается. – Это и правда красиво.
– Выбирай, – киваю на вешалки. – Здесь переодевайся, я в комнату.
Выхожу, плотно прикрывая за собой дверь, хотя соблазн оставить небольшой зазор и встать к зеркалу есть.
Быстро скидываю костюм и впрыгиваю в более удобные шмотки.
– Только обувь.
– Что?
Поворачиваюсь на голос Арины, которая тоже переоделась и приоткрыла дверь, высунув голову в проем. На ней Катькины лосины и мое красное худи с белыми монограммами.
Арина разводит руки в сторону. Делает уверенный шаг назад и смотрит на свои ноги.
– В этой квартире полно Катькиного барахла, глянь в нижних ящиках.
Громова кивает. Выдвигает пару ящиков.
– Точно Катино? – недоверчиво смотрит на длинные черные сапоги на тракторной подошве.
– Не имею привычки коллекционировать женскую одежду.
– Ты понял, о чем я.
– Точно Катино, – заверяю уже серьезно.
Ариша прячет руки за спину, снова смотрит в ящик, а потом уже более доверчиво вынимает сапоги. Поочередно натягивая их на свои ноги.
Мельком смотрится в зеркало.
– Я как будто за грибами собралась, – накидывает на голову капюшон.
Идти в какое-то там кино уже нет никакого интереса. Темнота, тишина, люди. Мои фантазии ни в ВИП-зале, ни на последнем ряду, просто не осуществимы.
Хочется побыть с ней наедине, а не шататься по кинотеатрам.
Взъерошиваю волосы на своей башке, соображая, как лучше подтолкнуть ее к решению остаться здесь на пару часов. Сам себе клятвенно обещаю, что не буду ее лапать, если останется.
Арина выходит в комнату, собирая в кулаки гармошкой ткань длинных ей рукавов кофты.
Вдавливаю подошву кроссовка в паркет с мерзким скрипом. Тянусь к телефону.
– Сеанс через полтора часа в ближайших.
– Отлично.
Она улыбается, целеустремленно направляясь к двери.
– Может, останемся?
Арина замирает на половине пути. Не поворачивается, только тихо спрашивает: «Зачем?»
– Не имею в виду ничего плохого, – обогнув ее замерший силуэт, приваливаюсь спиной к стене напротив. – Там полно народа, – оттолкнувшись, делаю к ней уверенный шаг. – Хочу побыть с тобой вдвоем, – сжимаю спрятанную в рукав ладонь. Переплетаю наши пальцы.
Арина опускает взгляд. Смотрит себе под ноги долгих полминуты.
– Ладно. Но без рук.
Мгновенно выставляю ладони перед собой.
– Может, пиццу закажем? – скидываю кроссы.
– Я не ем пиццу.
Кто бы вообще сомневался, собственно?
– Тогда на твой выбор, – отдаю ей свой телефон, который не к месту пиликает в ее руках.
– Тебя тут какой-то «Татарин» в клуб зовет.
– Напиши, что я пас, – падаю на диван и включаю плазму.
– Сам пиши, – закатывает глаза и присаживается рядом.
Именно присаживается. Потому что делает это осторожно и медленно, как настоящая леди.
Аринка все еще в сапогах, и я, конечно же, не упускаю шанса ее потрогать. Сгребаю лодыжки и, подтянув к себе, стаскиваю с нее обувь, укладывая стройные ноги к себе на колени.
Знаю, обещал без рук. Но ничего противозаконного же не сделал?! Обычная помощь ближнему, не так ли?
– Спасибо, – она улыбается, немного краснеет и сразу утыкается взглядом в телефон. – Ну я, наверное, выбрала.
– Заказывай.
– Лицо свое дай, – поворачивает ко мне экран.
Смартфон издает короткий звук, а в приложении загорается ожидание заказа. Обещают в течении получаса-сорока минут. Похоже, она выбрала, что рестик недалеко от дома.
– Зачем тебе все это?
Арина кладет телефон на диван. Смотрит на меня с интересом, чуть склоняя голову вбок.
– Что именно? – щелкаю первый попавшийся на подписке фильм и убавляю звук, делая киношку лишь фоном.
– Я говорю тебе нет, а ты убеждаешь меня, что да…
– Ну ведь не такое и «нет», если в итоге ты соглашаешься.
– Пожалуй, переименую тебя в «Т-34».
– Это зачем?
– Потому что прешь как танк, Азарин.
– Это я могу, – соглашаюсь, укладывая ладонь ей на колено, и она сразу выстреливает недобрым взглядом.
– Попробовать стоило, – ухмыляюсь и получаю легкий толчок пяткой в живот.
– Расскажи что-нибудь о себе. Я знаю тебя всю жизнь, но о тебе самом ничего не знаю, – кладет голову на спинку дивана.
– Тимофей. Восемнадцать лет. Будущий миллионер.
Она издает невнятное «Пф-ф».
– Это и так понятно, – закатывает глаза. – Наследство.
– Не-не-не. Я им сам стану, а потом сделаю слияние и приумножу папин капитал, товарищ будущий врач.
Сам верю в то, что говорю. На фоне своего отца тоже хотелось бы сделать что-то выдающееся. Он стал миллионером в двадцать три года. Долларовым. Чисто на разработках. Без чьей-либо помощи. Так что ставки очень высоки.
– Наполеоновские планы.
– Ну так, – веду плечом. – А что насчет тебя? Девочка «лучше всех»?
– Мне просто нравится учиться. Получать новую информацию всегда интересно.
– Тогда иди в педагоги.
– Зачем?
– По статистике, женами миллионеров очень часто становятся учителя. Дашь шанс нам обоим.
– Дурак. Если я стану учителем, в первый же день поубиваю всех детей, они надоедливые и зачастую очень тупые.
– Да ты гуманный человек, – подаюсь к ней чуть ближе, так, что теперь на моих коленях оказываются ее бедра.
– Ты обещал, – предупреждающе смотрит мне в глаза, но буквально на секунду опускает взгляд на губы.
