bannerbannerbanner
полная версияМой худший друг

Мария Высоцкая
Мой худший друг

Глава 26

Ариша

Мама помогает мне застегнуть платье, а потом пускает слезу. Я отчетливо вижу, как эта соленая капля скатывается по ее щеке. У самой глаза на мокром месте.

– Ну мам, – всхлипываю и тянусь к ней с объятиями.

– Прости, прости, – тараторит мне в плечо, – день такой сегодня, какая же ты красивая.

– Ты меня будто замуж выдаешь, – смеюсь и разгибаю локти.

Мы отдаляемся друг от друга сантиметров на десять.

– Скажешь тоже. Замуж! Для себя поживи. Успеешь еще замуж.

– Ты почти в таком же возрасте за папу вышла, – подмигиваю и открываю шкатулку с украшениями.

Мама замирает за моей спиной. Вижу в зеркальном отражении ее обеспокоенное лицо и улыбаюсь еще шире.

– Вы что, – прикладывает ладонь к груди, – вы жениться надумали? Арина… – мама охает.

– Нет, конечно. Помоги, – вытаскиваю цепочку и завожу руки себе за шею.

Мама защелкивает замочек на выдохе.

– Не пугай так.

– Это так страшно?

Понятия не имею, для чего вообще завела этот разговор. Он глупый и не имеет ничего общего с реальностью. Женой я себя ближайшие лет пять-семь точно не вижу. Но наблюдать за маминой обескураженностью, честно говоря, забавно.

– Нет. Но сейчас время такое, зачем спешить, правда? Или вы… ты…

Мама многозначительно смотрит на мой живот.

– Мам! – закатываю глаза. – Ты серьезно?

– Всякое может быть. Но, если что, сразу все рассказывай, глупостей никаких делать не нужно.

– Я не беременна. – Защелкиваю браслет, который родители мне еще с утра подарили. – Красиво, – любуюсь переливающимися камешками и блестящей платиной, обогнувшей мое запястье.

– Мы тебя всегда и во всем поддержим, – продолжает мама. – Всегда, что бы ни происходило, будем на твоей стороне.

Ее ладони обвивают мою талию, а подбородок ложится на плечо. На секунды закрываю глаза, а когда открываю, улыбаюсь. Так тепло на душе. А в глазах все равно слезы.

– Я знаю, – выдыхаю, – я вас очень-очень люблю.

Мама снова всхлипывает.

– Так, все, нужно заканчивать, иначе макияж потечет. – Промакивает глаз ватным диском. – Идем?

– Идем.

Мы спускаемся на первый этаж вдвоем. Бо́льшая часть гостей уже здесь. Бабушка с дедушкой по папиной линии еще вчера вечером прилетели. Я их с Нового года не видела.

Бегло оцениваю обстановку и пытаюсь выискать в толпе Тима. Теть Алёну вижу, Катьку – тоже, а Тима нет.

Неосознанно сжимаю в руках телефон, так крепко, что костяшки белеют.

Где он?

Всю эту неделю мы в тандеме с Катей усиленно готовились к экзаменам. Тим с Данисом периодически зависали у нас в комнате. Из-за собравшегося квартета остаться с Азариным наедине было проблематично. У него в комнате засели Королев с Анькой, в общем, не неделя, а сплошные перебежки и неудобства.

Еще позавчера Романова объявилась, кинула мне сообщение прямо перед сном. Начало было из разряда: «Хочу подарить тебе подарочек к наступающему дню рождения». Ну а дальше история в стиле молодежного сериала, а-ля я переспала с твоим парнем на вечеринке. На той самой, которую устраивал Королев в день нашего с Азариным скандала.

Сначала я расстроилась и даже ей поверила. Потом, проанализировала. Тим сказал мне, где он был, взял трубку, да и сам полвечера названивал. Удивительно даже, когда бы он успел поразвлекаться с Янкой?!

Ну а потом наступило озарение – это же Романова. Она с самого первого дня хотела нас поссорить. А теперь еще и подгадить, чем не радость – испортить мне праздник своим враньем и разругать нас с Тимом?

Гости уже за столом, я слушаю длинный тост дяди Серёжи в честь себя. Улыбаюсь, иногда краснею, а сама то и дело посматриваю на вход.

Тимофей попал в пробку, на выезде из города – задерживается. Минут пять назад написал.

Опускаю взгляд, будто стесняюсь очередной похвалы, которой меня награждает папа. Уголки губ подрагивают.

Когда в глубине дома открывается дверь, поворачиваю голову. Знаю, что это Тим. Я отчетливо слышу его шаги, хоть сделать это и нереально. В гостиной для этого слишком шумно.

Азарин появляется с огромным букетом цветов.

Прилипаю к нему глазами и улыбаюсь.

Тим спешно извиняется и вручает мне букет. Чувствую его пальцы на своей талии, а потом чуть суровый папин взгляд. Мне иногда кажется, что он ревнует. Это немного забавно.

– Прости, – горячий шепот обжигает ушную раковину.

Смотрю на букет оранжевых тюльпанов. Больше сотни бутонов. Я как-то говорила, что мне нравятся именно оранжевые.

Их много, и они тяжелые. Поэтому держит их все же Тим, я только потрогала лепесточки, ну и понюхала.

Официант забирает цветы, чтобы отнести к остальным букетам, а мы садимся за стол.

– Дождалась своего Тима? – басит папа, и я мгновенно краснею.

Тим парирует какой-то шуткой. Не замечаю ее. Слишком зациклена на том, как он сжимает мои пальцы под столом.

Честно говоря, остальные поздравления мне малоинтересны. Я сижу, лишь бы досидеть и уехать отсюда. Впервые в жизни спешу улизнуть с семейного банкета, хоть и устроенного в мою честь.

«Официальная» часть подходит к концу. Катя уже подкрашивает губы прямо за столом, подстраховывая себя фронталкой.

– Вы на такси? – спрашивает мама.

– Нет, – это уже Тим. – Я сам отвезу.

– Вы же в клуб, – мама прищуривается.

– Я трезвый водитель.

Родители переключаются на обсуждение работы, а мы, можно сказать, под шумок выходим на улицу.

На автомате касаюсь своих волос, чтобы их пригладить, но с моей прической сделать это еще больше просто невозможно. Я долго думала, что бы хотела увидеть на своей голове, может быть, нереальный объем, сложную конструкцию или идеально прямые пряди… А по итогу – выбрала пучок средней высоты. Девочка-стилист мне не просто голову лаком залила, забетонировала, считай.

Поддергиваю платье и аккуратно опускаюсь на переднее сиденье машины.

Катюха залетает назад и почти сразу переваливается через просвет спинок наших кресел. Тянется к акустической системе.

– Так-с, нам бы что-нибудь повеселее, – подмигивает и включает песню.

Тим еще на улице. Мой отец вышел следом, и они уже минут пять, как у крыльца зависли. Аккуратно подсматриваю за ним через зеркало. Папа пожимает Тимофею руку и заходит в дом.

Азарин усаживается за руль, поворачивается ко мне, снова крепко сжимает мои пальцы. Уголки моих губ подпрыгивают. Плечи сразу мурашками покрываются. Не дышу даже. Катя, тусующаяся позади, мгновенно кажется лишней, а клуб – ненужным. Я бы лучше этот вечер провела с Тимом вдвоем. Без людей. Только он и я.

Вообще, это вполне реализуемое развитие событий. Полчасика побыть в клубе для приличия и уехать.

Азарин заводит машину.

Не знаю, насколько быстро мы доезжаем, потому что времени не чувствую. Весь день уже давно слился во что-то бесконечное.

Катька сразу же бежит к Дану. Он приподнимает ее над полом, и она хохочет. Расслышать ее смех из-за долбящей по ушам музыки невозможно. Но и так понятен уровень ее счастья – выше звезд.

Уже по инерции прижимаюсь к Азарину. Я не любитель шумных компаний, в клубе была один раз, и то тогда, когда набралась смелости, чтобы приехать туда ради Тима.

Я позвала весь класс. Жаль только, что Антон прилететь не смог, у него соревнования.

Поэтому, как только подхожу к диванчикам, меня со всех сторон облепляют ребята с поздравлениями. Лиза зачитывает на ухо какой-то мини-стих собственного сочинения. Мы смеемся.

Мне весело, но я так и не выпустила ладонь Тима из своей, словно боюсь, что он исчезнет. Он, конечно, не сопротивляется. Стоит рядом, обнимает меня за талию. Я чувствую его теплое дыхание на своей шее, иногда шепчу ему что-нибудь милое, получая в ответ более крепкие объятия.

Вечер проходит просто прекрасно.

Я счастлива. Мне весело. Тепло. Душевно тепло. Разве полгода назад, когда я только переехала в Москву, могла ли вообще подумать, что у меня появятся друзья, парень…

Анька лезет ко мне с поцелуями и обнимашками. Желает нам с Азариным счастья.

Ловлю в этот момент взгляд Тима и теряюсь. Он так смотрит… с сожалением?

Видимо, понимает, что я смотрю. Тут же растягивает губы в улыбке, но глаза по-прежнему остаются грустными. Наверное, у меня паранойя…

– Все нормально? – привстаю на носочки, тыкаясь носом ему в щеку.

– Да.

Тим целует меня в губы. Аккуратно. Едва касаясь. А мне, мне хочется по-другому, без налета трепета…

– Может, мы уедем? – стараюсь перекричать музыку. Она долбит по барабанным перепонкам, еще немного, и разболится голова.

– Хорошо.

Тим подталкивает меня к выходу, помогает не убиться на ступеньках.

Когда мы выходим на улицу и в нос ударяет прохладный воздух, становится легче. Голова все еще тяжелая, басы слегка оглушили. Ощущение, будто я в кувшине.

– Куда поедем? – Тим материализуется за моей спиной. Мы стоим в метре от его машины.

– Давай просто покатаемся по ночному городу.

– Давай.

***

Мы сидим в машине на набережной в Крылатском. Как нас сюда занесло? Ума не приложу.

На улице тепло. Май.

Мои туфли валяются внизу на коврике, а голые пятки упираются в сидушку. Колени почти прижаты к груди, и длинное платье этому вообще не помеха. Разрез от бедра не только шикарно смотрится, но еще и добавляет комфорта, чтобы не сковывать движения.

Воздух в салоне влажный. Климат-контроль не включен. Немного душно. Чувствую, как по спине скользит капелька пота. Обхватываю плечи ладонями, а потом, потом…

Сама не понимаю, как мой поцелуй обрушивается на его губы, но, судя по тому, насколько медленно он меня начинает обнимать в ответ, для него это тоже происходит неожиданно.

Стекла в машине тонированные. Причем, кажется, все. Прикрываю глаза, следуя исключительно за своими ощущениями. Обвиваю его шею руками и склоняю к себе. Ближе. Тим перегибается через подлокотник, а я вытягиваю ногу, устраивая ее на его коленях.

 

Пульс разгоняется. Возможности сделать вдох больше не предоставляется, но мне и не нужно. Ничего больше не нужно.

Я плавлюсь морально и физически. Но самое приятное то, что на сто процентов уверена, что это обоюдно.

– Я, – бормочу ему в губы, – я тебя люблю…

Тим прижимает меня теснее. Разрывает наш поцелуй. Слышу громкие, тяжелые удары его сердца, и пальцы на ногах поджимаются.

Он отстраняется.

Мягко выпутываясь из моих рук, но мне все равно не нравится. Я соскучилась по нему. Очень соскучилась.

Откидываюсь на сиденье. Минуты две не моргая смотрю в лобовое стекло, а потом перевожу взгляд на Азарина.

– Тим…

Лениво поворачиваю голову, прилипая виском к подголовнику. Улыбаюсь.

Он смотрит на меня непрерывно. Я начинаю медленно утопать в его темных радужках. Налицо нехватка воздуха и тахикардия – снова.

– Я тут думала, – затаив дыхание, чуть закусываю нижнюю губу, – ну, по поводу момента… Мне кажется, это он…

Глава 27

Тим

Взгляд, полный доверия, именно так она на меня смотрит. Так, как я и хотел. Определенно этого и добивался все это время. А что теперь?

«Азарин, ты полный кретин!» – вопит мое подсознание.

Вот она, истинная точка невозврата.

Нога Арины все еще лежит на моих коленях. Маленькая босая ступня, до которой хочется дотронуться.

Стиснув зубы, сжимаю пальцами руль.

Не хотел портить праздник?! Благородство? Нет! Просто трусость. Страх, который я прикрывал благими намерениями.

И что теперь делать?

Пару секунд залипаю в окно. Дышу с трудом, будто стеклянную крошку вдыхаю. Легкие режет. Перед глазами мелькают яркие картинки дальнейшего развития событий. Ее слезы, мои нелепые оправдания… В какой-то момент они сменяются жарким поцелуем – не наяву. Все еще в моих фантазиях.

Арина продолжает на меня смотреть. Пристально. Явно ни о чем не догадываясь.

Поворачиваю голову. Воздух в салоне горячий, как ее ладони, которые минуты назад трогали мое лицо.

– Все в порядке? Тим, ты какой-то странный в последние дни. Знаю, что у нас все как-то не очень хорошо складывается, но думала…

Арина замолкает. Хлопает длиннющими ресницами и резко подается ко мне.

Буквально пара секунд. Ей хватает пары секунд, чтобы перебраться со своего сиденья ко мне на колени.

– Арин, – сглатываю. – Надо поговорить, – выдыхаю, прилипая затылком к подголовнику, стараюсь увеличить дистанцию. Она слишком близко. Запредельно.

– О чем?

В глазах неподдельный интерес, а еще недоумение.

Тонкие пальцы исследуют мои плечи, подбираясь к шее. Стискиваю зубы, снова.

– Поехали к тебе. Я много думала, ты прав, у меня все по графику. А я… я не хочу больше по графику. В чувствах так не делают, ты был прав.

Во мне борются два желания. Первое – сбросить с себя ее руки. Второе – попросить, чтобы не останавливалась.

И если первое заведомо правильно, то, осуществив второе, я себя возненавижу.

Ее губы касаются моей щеки. Замираю. Собираю всю волю в кулак, чтобы упереться ладонями в оголенные женские плечи и отодвинуть от себя Громову.

На ней сумасшедшее платье. Весь вечер на нее пялюсь. Вырез этот по ноге, ключицы открытые. Слюной себя уже закапал.

– Подожди. Мне нужно тебе кое-что сказать. Думаю, что после твои желания изменятся…

Арина явно такого не ожидала, потому что ее слегка поплывший взгляд вспыхивает недоумением вкупе с недовольством.

– Что?

Она часто дышит, смотрит пристально, а еще дрожит. Отчетливо это чувствую. Дрожит…

– Арин, это серьезно…

Сглатываю. Все, назад, кажется, дороги нет. Я ведь сам себе обещал, что не обижу ее, отцу ее обещал и своему тоже. Только, походу, мое слово ничего не стоит.

Не хотел же рассказывать сегодня. Нужно было остаться в клубе. Не оставаться с ней вдвоем. Не думал, что так получится. Не предполагал…

Меня перетряхивает. Язык не слушается. Организм устраивает забастовку, чтобы официально сподвигнуть к молчанию.

– В ту субботу, когда мы поругались, я был у Короля, – говорю, а сам стараюсь на нее не смотреть. Куда угодно, только не ей в глаза.

– Я знаю.

Арина хмурится, а потом едва заметно улыбается. Чуть подергивает плечами, чтобы сбросить мои руки, которые мешают ей податься вперед.

– Да, но там Романова была, – пересиливаю себя и ловлю Аришкин взгляд.

Он обычный. Без удивления или негодования.

– Ты о том, что ты якобы с ней переспал? – смеется. – Она мне уже рассказала.

Арина что-то еще говорит, но меня стопорит. Я ее не слышу. Только слежу за шевелящимися губами.

Она знает? Знает и не сказала мне? Не поверила Романовой?

Я полнейший осел.

Шальная мысль проскальзывает в голове в ту же минуту. Можно смолчать. Можно не рассказывать. Романова ничего не докажет, а Аринка ей не поверит. Теперь уже точно. Даже Катьку можно вынудить молчать. И тогда все будет хорошо.

Не было ничего. Тупое помутнение, которое больше не повторится.

И будь на месте Арины другая, именно так я бы и сделал. Перешагнул и забыл.

Пересиливаю себя, чтобы посмотреть ей в глаза. Светлые, пылающие, доверчивые. Родные.

Тошно. Снова тошно от самого себя. Сглатываю, завожу ладонь ей за шею. Веду по теплой коже кончиками пальцев, чувствуя под ними мурашки.

– …такой бред, Тим.

Я могу сейчас все что угодно сказать. Все что угодно, потому что мне Арина поверит. Разлепляю губы. Скольжу рукой по ее предплечью, ниже. Переплетаю наши пальцы.

На долю секунды закрываю глаза.

– Не бред, – произношу громко. Отчетливо.

Разлепляю веки.

Арина меняется в лице. На нем все еще улыбка, но она медленно гаснет. Уголочки губ ползут вниз. Глаза тускнеют.

– Что? – переходит на шепот. Бросает взгляд на наши руки, пальцы переплетенные. Хмурится.

– Я… мы с ней. – Стараюсь подбирать слова, но толку? – Ты в ту ночь позвонила. В момент, когда… Я не знаю, возможно, – набираю в грудь больше воздуха. Назад пути нет. Просто соберись, тряпка. – Возможно, я бы с ней переспал?

Звучит как вопрос. Будто я у нее это спрашиваю. Не у себя. Потому что понятия не имею, что бы было дальше. Арина позвонила в момент, когда я еще не перешел черту.

Я был так зол, слишком зол. Остановился бы? Не знаю.

– С Яной?

Киваю. Чувствую, как слабеют ее пальцы. Она больше не отвечает на мои прикосновения.

– Она не врала, получается?

– Мы не переспали. Поцеловались только.

– Поцеловались? – переспрашивает совсем тихо. Я, наверное, даже не слышу. По губам читаю.

– Арина, я не знаю, как так вышло. Точнее, знаю, я разозлился. Мы поругались, я психанул, и… Прости, – выдаю на одном дыхании, продолжая смотреть ей в глаза.

В темные зрачки и светлые радужки, которые медленно застилает пелена слез.

– Я пойду, наверное.

Смотрит на дверь со стороны пассажирского сиденья, но при этом не шевелится. Не предпринимает ни одной попытки отстраниться или же слезть с моих коленей.

Атмосфера душит. Веет могильным холодом. Руки выкручивает. Все слова теперь пустые. Каждое прикосновение – удар тока. Меня передергивает, будто кто-то изощренно ломает кость за костью.

– Арин…

Понимаю, что сейчас заплачет. Губы кусает, пытается казаться сильной. Протягиваю руку.

– Не трогай меня, пожалуйста. Ладно? Не надо.

Слеза по ее щеке все-таки скатывается. Арина быстро ее смахивает. Отворачивается.

– Не плачь, Арин… – сглатываю вставший в горле ком.

Что говорить? Что, блин, вообще говорят в таких ситуациях?

Другая бы давно послала. А Громова продолжает дышать тут со мной одним воздухом.

– Я домой. Такси нужно вызвать, – хрипит ломаным голосом.

– Я тебя отвезу.

– Не надо. Я не хочу тебя видеть.

– Я просто отвезу. Ночь, Арин. Никаких разговоров и прикосновений не будет. Обещал твоему отцу, что верну тебя домой…

Слабо улыбаюсь. Она смотрит на дверь. Думает. Потом кивает.

– Никто не должен знать, Тим, – звучит примерно на середине пути. – Мне не нужны сплетни и грязь.

– Хорошо.

– Выполни, пожалуйста, мою просьбу. Я не хочу сейчас расспросов дома…

– Я провожу.

Сжимаю ее ладонь, понимая, что в последний раз. Облегчил совесть? Проще не стало.

Она кивает и резко выдергивает руку из моей. В спешке выбирается из машины. Как только оказывается на улице, несется к дому и падает у самого крыльца.

Блин! Ускорившись, иду туда.

Аринка сидит на дорожке и смотрит на свое разбитое колено.

Секунда. Две. Три.

Ее взгляд взметается вверх, сталкивается с моим. И именно в этот момент ее прорывает. Она начинает рыдать. Громко, до кашля. В какой-то момент накрывает рот ладонью, потому что начинает икать.

– Зачем ты это сделал? Зачем? – глотает слезы, продолжая сидеть на земле.

Опускаюсь на корточки, чтобы ее поднять, и мне сразу прилетает пара хаотичных ударов по плечам, груди, даже по лицу, кажется.

Пропускаю все это фоном. Подхватываю Громову под колени одной рукой, второй под спину. Поднимаю. Она больше не дергается, только плачет.

Прижимаю к себе крепче. Наверное, ей так только противней, но сделать я с собой ничего не могу. Беру по максимуму, как в последний раз…

Колено кровоточит. Приложилась она неслабо.

Захожу в дом. Внутри все еще есть жизнь. Голоса, смех. Не из гостиной, из кухни все это доносится.

Не разуваясь, иду вглубь дома, к лестнице.

Аринкина мать выпрыгивает как черт из табакерки. Не вовремя.

– Вы чего так рано?

Матерюсь про себя и медленно разворачиваюсь к старшей Громовой лицом. Теперь она видит Аринку. Всю заплаканную, с разбитым коленом и без туфли. Именно в таком виде я держу ее на руках.

– Арина? – тетя Ульяна охает.

– Ногу подвернула, мам, – Аринка всхлипывает, – коленку разбила на лестнице. Тим настоял на том, что лучше домой поехать.

– Правильно настоял, – вмешивается ее отец. – Ульяна, аптечку принеси.

– Все хорошо, пап.

Бегло оцениваю обстановку. В доме в качестве гостей остались только мои предки и Катькины. Они все тоже на шум выползли. Ловлю взгляд своего отца. Вместо тысячи слов, блин.

– Ну вот как ты так? – причитает Аринина мать.

– Каблуки, мам, оступилась.

Ариша натянуто улыбается. На меня больше не смотрит. Совсем.

Глава 28

Ариша

Отрываю пластырь и наблюдаю, как из ранки сочится кровь. Стекает по колену тонкой струйкой, ударяясь о край белоснежной ванны. Мазохистка.

Кожу адски печет, но это гораздо лучше. Физическая боль сейчас спасение.

Морально я истощена. Неделя. Прошла неделя!

Семь дней, которые я провела дома. Притворилась больной. Впервые в жизни притворилась больной, чтобы не ездить в школу. Чтобы не видеть его. Не слышать…

Из глаз снова брызжут слезы. Соленые, горячие, ненавистные. Они стали уже чем-то само собой разумеющимся. Я могу долго смотреть в одну точку, а потом разреветься. Улыбаться родителям днем, а ночью выть в подушку от терзающей сердце боли. От мыслей, которые лезут в голову двадцать четыре на семь.

Яркие картинки, на которых он и она. Жестоко. Мое сознание ведет себя слишком жестоко. Усугубляет ситуацию. Я сама ее усугубляю, потому как не могу отпустить. Для этого нужно время, которое, кажется, окончательно замедлилось.

Ночью хуже всего. Потому что темно и тихо. Рай для воспоминаний. Они навязчивые.

Моя самооценка трещит по швам, я ненавижу себя за слабость. За то, что думаю о нем постоянно. За то, что хочу простить.

Правда хочу. Это зреющее решение преследует. От него невозможно скрыться.

Всего лишь поцелуй. Ведь это не так страшно, правда? Он же сознался, честно все рассказал… Честно, через неделю, когда ситуация достигла критичной отметки.

Неделю! Он водил меня за нос, целовал, обнимал – после нее.

Был с ней, а потом со мной. Разве этого мало, чтобы возненавидеть? Кажется, да.

Зарываюсь пальцами в волосы и тянусь к полу. Опускаюсь на корточки, облокачиваюсь на холодный бортик ванны.

Есть не могу и спать тоже.

Под глазами круги, частенько тошнит от голода. Такая болезненная тяжесть в желудке. Слона бы съела, но, как только смотрю на еду, почти что выворачивает. Защитная реакция психики. Она травит мой организм в попытке сохранить нервную систему и остатки здравого смысла.

Мама уверена, что это вирус, что я подхватила какую-то кишечную заразу.

И я хочу, чтоб это было именно так, чтобы сердце перестало болезненно сжиматься и кровоточить.

Сегодня праздничная линейка. Потом череда экзаменов. Выпускной.

Мама не знает, что больше нас с Азариным ничего не связывает. Спрашивает постоянно, с улыбкой. Я тоже стараюсь улыбаться, не хочу скандалов. Хорошо, что папа улетел в командировку, его всю эту ужасную неделю нет дома. Он бы точно не поверил в несуществующую инфекцию…

 

Глаза снова жжет от слез. Сколько я уже сижу в ванной? Полчаса? Час?

Резко выпрямляюсь и ловлю жесткую вспышку головокружения. Едва успеваю ухватиться за раковину. Упираюсь ладонями в белоснежную эмаль. Делаю глубокий вдох.

Нужно замазать синяки.

Платье на линейку готово. Лежит на кровати вместе с гольфами и пиджаком.

Выдавливаю тональную основу из тюбика и наношу на лицо пальцами. Усиленно замазываю синяки персиковым корректором. Тон на лицо поплотнее, румяна для придания себе «живого» вида.

Полчаса без переживаний, а потом снова накрывает.

Я ведь ей не поверила. Янка говорила правду, а я решила, что она всего лишь ничтожная лгунья, которая хочет нас рассорить.

Плевать на Романову. Она не раз открыто показывала свою позицию. Не молчала. На нее мне плевать.

В моей голове просто абсолютно не укладывается, как это мог сделать ОН? Если бы я не позвонила, возможно… Возможно, он бы с ней переспал. Он сам это сказал. Не смягчил дурацкую правду…

Лучше бы соврал. Не нужна мне была его дурацкая правда. Не нужна!

Швыряю пудреницу в косметичку и делаю еще один глубокий вдох.

– Ты справишься, – улыбаюсь своему отражению.

Пока переодеваюсь, в комнату поднимается мама. Предлагает позавтракать. Интересуется, как я, и даже помогает заплести косу.

На кухню я спускаюсь и даже с горем пополам вмещаю в себя йогурт и половинку злакового батончика.

– Папа приедет? – спрашиваю и щелкаю ремнем безопасности.

– Да, позвонил, сказал, что уже приземлился.

– Хорошо.

Снова улыбаюсь, даже не вымученно. Это большое облегчение, что сегодня родители тоже будут в школе.

– Мам, я хотела сказать, – закусываю губу, – насчет Тима…

– Вы поругались?

– Мы расстались.

На мамином лице проступает удивление. Она поворачивается ко мне на пару секунд, но этого хватает, чтобы понять, насколько эта новость для нее неожиданная.

– Что-то случилось?

– Ну, у нас планы на жизнь разные. Как-то не выходит… Я думаю о будущем, ну а Тим… Тим о том, в какой бы клуб сходить сегодня.

Мама понимающе кивает, ну или делает вид, что понимающе.

– Может быть, еще помиритесь, – улыбается. Видимо, хочет меня приободрить.

– Вряд ли, – вздыхаю, – это была моя идея. Расстаться. Поэтому вряд ли, – облизываю губы.

– Ладно. Но это не повод морить себя голодом. Я всю неделю наблюдаю за тем, как ты себя мучаешь.

Значит, в инфекцию даже мама не поверила…

– Сегодня я поела…

– Йогурт и батончик, – вздыхает. – Ну хоть что-то.

Машина пересекает территорию школы. В глаза мне сразу бросается кортеж из трех машин. Это Азарины. Дядя Серёжа не ездит без водителя и охраны.

Растрепанную макушку Тима я тоже замечаю. Он хмурится, что-то отвечает своей матери, и та скептически улыбается. Они переговариваются, пока дядь Серёжа расхаживает туда-сюда с телефоном. Стандартная картинка.

– Ульяна!

Азарина взмахивает рукой, заметив нас. Мы уже вылезли из машины.

Мама огибает капот и сжимает мою ладонь. Очень крепко.

– Все хорошо, не переживай, Арин. Я рядом.

Сильнее вцепляюсь в мамину руку. Когда подходим к Азариным, мой взгляд устремляется к асфальту. Я вежливо выдавливаю приветствие и таращусь на свои туфли.

Чувствую, что Тим смотрит.

Сердце снова сдавливает, а ладони становятся влажными.

– Вертолетов уже подходил, – улавливаю голос теть Алёны. – Нам сказал в актовый идти, а Тиму – в класс. Но у нас вот, – косится на мужа, который довольно жестко с кем-то говорит по телефону.

– Давай тогда Стёпу дождемся, – это уже моя мама. – А вам в класс.

Последнее, видимо мне адресовано. Киваю и делаю мелкий шаг в сторону учебного корпуса. В нос ударяет запах Азаринской туалетной воды. Кажется, зря я завтракала. Велика вероятность, что все это сейчас окажется на асфальте.

Задерживаю дыхание. Ускоряюсь. Азарин идет следом. Шаг в шаг.

– Как твоя нога? – подает голос.

Свой гадкий, мерзкий голос, от которого у меня волоски на коже дыбом встают.

– Ты бы лучше спросил, как мое сердце! – парирую и вхожу в фойе.

Тим плетется следом. Молчит. Не дотрагивается до меня, к счастью.

Но я, как и всегда, рано радуюсь. Стоит нам подойти к лестнице, как он заталкивает меня под нее. Дежавю. В первый школьный день было то же самое.

– Чего тебе? – впервые за сегодня смотрю ему в глаза.

– Я тебе звоню всю неделю. Пишу.

– Ты в черном списке.

– Да понял уже, – перебирает пальцами свои растрепанные ветром волосы.

А потом, потом его пальцы дотрагиваются до моего запястья. Вздрагиваю. Электрический разряд проходит через все тело в ту же секунду.

Стараюсь дышать. Изо всех сил стараюсь не подавать вида. Убираю руку, а он, он снова.

Теперь уже наглее сжимает мою ладонь и смотрит. Прямо в глаза смотрит.

– Не… не надо, – бормочу и сама себя не слышу. Он, наверное, и подавно.

– Прости меня, пожалуйста.

Тим говорит спокойно, но выглядит совсем не таким. Глаза бегают, пальцы на моей ладони то сжимаются, то разжимаются, а еще он притопывает носком кроссовка по паркету.

– Линейка. Вертолетов просил всех подняться в класс, Тим.

Азарин будто не слышит. Продолжает стоять напротив. Чтобы выбраться из-под лестницы, мне нужно его отодвинуть либо как-то протиснуться.

– Обещай, что сегодня поговорим.

– Ты сказал, что не будешь донимать разговорами и объяснениями.

– Я знаю, просто…

– Пожалуйста, давай пойдем в класс.

Тим еще пару секунд на меня смотрит, после чего заторможенно кивает и делает шаг в сторону.

В класс мы приходим по отдельности. Я забегаю первой. Натягиваю фальшивую улыбку, стараясь изо всех сил имитировать радость. Азарин даже не старается, заходит мрачнее тучи и кислее кефира.

В обсуждении, куда мы поедем после линейки, участия не принимает. Тупо сидит на задней парте, залипая в телефон.

Вздыхаю. Снова зачем-то бросила на него взгляд.

Может быть, он правда сожалеет?

Еще раз бегло оцениваю хмурое Тимкино лицо и прихожу к выводу, что все-таки да. Он действительно раскаивается.

Только вот мне, мне от этого легче? Пока я еще не разобралась.

Рейтинг@Mail.ru