Мария Высоцкая
Мой худший друг
Глава 11
Тим
Катька влетает в мою комнату дерганой фурией, в расстегнутой шубе.
– Ты один?
Откладываю бук в сторону и лениво перевожу взгляд на сестру. Она тем временем зачем-то поднимает подушку на Дюшиной кровати, будто под ней мог кто-то спрятаться.
– А с кем должен быть?
– Мало ли, – прикусывает нижнюю губу. – Арину не видел?
– Нет.
С чего вдруг Катька спрашивает меня о Громовой? Со стороны мы не выглядим друзьями. Да и, честно говоря, после сегодняшней нашей встречи меня до сих пор штырит.
«Ты очень красивая»… Не мог придумать что получше?
Она от меня так шуганулась, будто я ей кислоты под ноги плеснул. И это после того, как сама же, между прочим, зарядила мне в рожу снегом. Мечта, а не девочка?!
Потом еще и Янка истерику закатила. С чего-то решила, что имеет право мне предъявлять.
Видела, как я затащил Аринку под лестницу. Пришлось объяснить, чтобы намотала свои розовые сопли на кулак и свалила в закат. По-хорошему она не понимает, хотя не раз уже говорил. Пришлось по-плохому. Но Романову так просто не проймешь. В своих больных мечтах она нас давно поженила и среагировала на мои слова в духе светской львицы, холодно и с легкой улыбкой. Типа, что за чушь я несу? Не выспался, что ли? У нас же с тобой все так хорошо – это я дословно. Для полного абсурда ей не хватило театрального падения в обморок.
– Блин, – Катрин снова привлекает внимание к себе. Хмурится. – Она ушла часа три назад, и до сих пор нет.
– Позвонить не пробовала?
– Вы так проницательны, Шерлок. Звонила, она телефон в комнате оставила.
Катя трясет Аринкиным телефоном. Именно в этот момент в голове промелькивает не самая приятная мысль. Я бы сказал, догадка. И я очень хочу, чтобы исключительно такой она и оставалась.
– А куда идти собиралась?
– Куда ты не пошел. И вообще, почему не пошел?
– Серьезно? – поднимаюсь с кровати и натягиваю футболку. – У Громовой не самые интересные допзанятия. А если говорить откровенно, полный кринж.
– Ну тут ты прав. Ходить на музыкальную литературу, – сестра закатывает глаза, – у нас может только Арина. Значит, ты ее не видел сегодня?
– Последние часа четыре – нет.
– Она такая дерганая в комнату прибежала перед допами.
А вот это вообще не новость. Я даже знаю причину этих дерганий.
– Мы поругались немного, блин… Чувствую себя теперь виноватой. Вдруг с ней что-то случилось, потому что она не хочет меня видеть?
– Как это связано?
– Ну, решила как можно позже вернуться и потерялась.
– Здесь сложно заблудиться, Кать.
– А если упала и потеряла сознание?
– Токман, тебе лучше не включать воображение.
– Пойдем поищем, а? Я переживаю.
– Я, по-твоему, что делаю? – вытаскиваю куртку из шкафа. – Пошли.
Закрываю дверь и засовываю ключ в карман.
Катюха тащится следом, что-то активно печатая в телефоне.
Я же снова разгоняю в голове мысли. Еще ночью пришел к выводу, что нарочно ловил Аринку на эмоции. Тогда, в нашем доме, когда завалился к ней в комнату с угрозами и обещаниями ада на земле, если она только посмеет переступить порог нашей альма-матер.
Хотел, чтобы она пошла по нашему вечному сценарию, и сделал наоборот.
Хотя тогда, уверенно мог сказать, что защищался. Видеть ее здесь двадцать четыре на семь, было моим адом. Игнор с понедельника по пятницу от девчонки, которая мозги набекрень сворачивает.
Эта выходка была целиком и полностью спланированной диверсией. Диверсией моего подсознания.
Мне было необходимо, чтобы Громова пошла учиться именно сюда. И вот она здесь, уверенная, что сделала мне назло…
– Арина тебе нравится, да?
Катькин голос пробивается через чертоги разума, и я заторможенно поглядываю на нее сверху.
– Нравится-нравится, – придерживаю ее за воротник шубы, чтобы не грохнулась в снег, потому что напялила сапоги на шпильке.
– Серьезно?
– Ага.
– Почему ты мне не говорил?
– Ты не спрашивала, – пожимаю плечами.
– Ты ей тоже нравишься.
Вроде Токман не сказала ничего ужасающего, скорее наоборот, но у меня почему-то немеют пальцы и сбивается дыхание.
Выдавливаю кривую улыбку, понимая, что Катюха сейчас как детектор лжи, пытается считать мои эмоции.
– Это она сказала? Или твои гениальные выводы?
– Это просто вы дураки. Тупите постоянно. А я все со стороны вижу.
– И почему тогда так удивилась моему ответу?
– Ну… я думала, что мне просто кажется… Твои половые связи меня всегда напрягали.
– Это чем?
– Их немало.
– Я предпочитаю формулировку «немного», – теперь уже откровенно ржу. – Прости, что не могу, как Данис, быть блюстителем морали, сам не понимая, ради чего.
– Давай мы не будем про Кайсарова.
– Давай не будем.
Открываю дверь в учебный корпус и стряхиваю с головы снег.
– Где тут кабинет?
– Вроде на втором.
Но на втором все кабинеты оказываются уже запертыми.
Катюха нервно запускает пальцы в волосы и оглядывается по сторонам.
– Ну вот куда она могла деться?
– Может, уже в комнате?
– Да мы бы пересеклись. Пошли на первом еще посмотрим. А потом на улице.
– Идем.
Катька шагает по ступенькам, напевая себе под нос какую-то раскрученную муть. Веду ладонью по перилам и сворачиваю в сторону дальнего крыла, как только лестница остается позади.
– Ты куда?
– Давай разделимся, быстрее будет. Я туда, – киваю за свою спину, – ты к бассику.
– А, окей.
Убираю руки в карманы и не спеша бреду в сторону актового зала. Хотя что там вообще могла забыть Громова? Катька сто процентов перегибает. Уверен, что по итогу Ариша закрылась в библиотеке и читает умные книжки.
«Ну кто-нибудь меня слышит?!»
Приглушенный вопль проносится мимо меня со скоростью света. То, что источник шума дальше, в глубине коридора, – факт.
Ускоряюсь и притормаживаю в фойе перед актовым. Тишина.
Показалось? Походу, Катькина паранойя перекинулась мне. Еще раз вслушиваюсь в тишину и, скрипнув кроссовками по напольному покрытию, разворачиваюсь обратно.
Делаю буквально шаг, прежде чем до меня долетает громкий глухой стук.
Тряхнув башкой, выдыхаю. Точно Катькина паранойя. Но все же, заворачиваю за угол, туда, где расположена дверь в зал, и замираю буквально на пару секунд.
Дверь подперта какой-то шваброй. Картинка всех моих предположений оживает. То, что внутри Арина, вообще не вызывает сомнений. Вопрос в другом, как Янка ее сюда заманила? И зачем Громова сюда поперлась?
Выбиваю швабру ногой. Дергаю ручку и распахиваю дверь. Яркий свет бьет Аринке в глаза. Она щурится и прикрывает лицо ладонью.
– Значит, это все-таки ты?!
Конечно. По ее мнению, это я ее тут закрыл. Сегодня прямо чертовски везет.
Она всхлипывает.
– Это, наверное, весело, да? – убирает руку от лица, впиваясь в меня красными глазами, зрачки которых сузились. А судя еще и по розовому носу, она, походу, там ревела.
– Не очень, – бросаю взгляд ей за спину. – Почему там темно?
– Выключатели не работали. Хотя ты и так в курсе. Я думала, что до утра тут просижу. Ненормальный.
– Я ничего не делал, – приваливаюсь плечом к дверному косяку, продолжая перегораживать ей проход.
– Ну да, только звучит не очень убедительно.
– Доказывать тебе бесполезно. Верно?
– Просто отстань уже от меня. Не приближайся, – переходит на шепот, растирая по лицу слезы. – Понял?
Внутри все клокочет от ее голоса. От этого тупого недопонимания. Вечного недопонимания. А еще от того, как меня штырит. Снова. Стоило только увидеть.
Хочется свернуть Янке шею голыми руками за все это представление. Мне сейчас нафиг эти траблы не уперлись. Только же все стало налаживаться…
– Арин… – хватаю ее за руку, но она вырывается. Ее сопротивление больно бьет по самолюбию, а еще по нервам.
Меня рядом с тобой трясёт, а ты ни черта не замечаешь! Ну вот как можно быть такой слепой?
– Не надо меня трогать. Ты сегодня сделал достаточно. Просто дай мне пройти.
Нехотя отодвигаюсь в сторону. Чувствую ее тепло, и мгновенно бросает в жар. Арина протискивается в небольшое расстояние между мной и второй, закрытой створкой двери.
В нос ударяет запах сладких духов.
Да чтоб тебя!
Прокручиваюсь на девяносто градусов, успевая ухватить ее за талию, и резко тяну на себя.
Громова вздрагивает. Влетает спиной мне в грудину. Стискиваю ее сильнее. Запретить мне никто не может, а предохранители уже не выдерживают.
– Ты можешь просто выслушать? – на выдохе.
– Зачем? Чтобы ты снова соврал?
– Нет, – разворачиваю ее к себе, удерживая за плечи.
Арина демонстративно смотрит либо в сторону, либо в пол. Так и хочется ее встряхнуть.
Пялюсь на нее. Кайфую и бешусь одновременно.
– Да включи ты мозги уже, наконец!
Она сглатывает. Поднимает взгляд и прижимает ладонь к моей груди со стороны сердца. Теперь вздрагиваю я. От неожиданности, от теплого прикосновения, да тупо от нее рядом.
– Хорошо, я тебе верю, – едва заметно улыбается. – Верю. Отпусти. Мне больно, – морщится и мельком смотрит на свое плечо.
Разжимаю пальцы. По идее, нужно сделать шаг назад, но совершать его я не хочу.
Слышу стук Катькиных каблуков, и по тому, как меняются эмоции на лице Громовой, понимаю, что сестра уже за моей спиной.
– Мы тебя потеряли, – тараторит Катюха. – А что тут… Швабра? Ты была? Стоп! Вы можете мне объяснить…
– Он меня здесь закрыл в качестве мести, – Громова прищуривается, – может, уже дашь пройти?
Рефлекторно сжимаю руки в кулаки и упираюсь левым в стену над ее головой. Катька, мельтешащая сбоку, тянет Аринку за руку.
– Мы пойдем, пожалуй. Тим, я к тебе еще забегу сегодня.
Они сваливают. Провожу костяшками пальцев по стене. Отвожу кулак чуть назад и наношу удар вполсилы.
Хотя разве я не предполагал подобный исход, когда выбил швабру, чтобы открыть дверь? Предполагал…
Где-то тут должен быть щиток с рубильником. Им пользуются, если слетает автоматика. А вот, собственно, и он. Питание отключили руками, а не с центрального пульта. Странно, что охранник не увидел этого по камерам.
На телефон падает сообщение от Катьки:
«Если это не ты, советую разобраться с произошедшим».
Закрываю диалог и выбираю в контактах номер необходимого мне сейчас человека.
– Яна, я тебе башку оторву! – ору в трубку, как только Романова мне отвечает. – Сиди в комнате, подойду. И в твоих же интересах меня дождаться.
***
– Ты что-то хотел? – Янка растягивает пухлые губы в улыбке и киношно хлопает глазами. Замирает в образовавшемся проеме и медленно ведет босыми пальцами по оголенной ноге. От лодыжки до колена.
На ней максимально короткое платье, которое она не упускает повода продемонстрировать, отходя вглубь комнаты и наклоняясь к полу за якобы выпавшим из рук телефоном. Случайно, конечно…
– Хотел, – закрываю дверь на замок изнутри. – Что за фокусы?
Делаю шаг к ней, она от меня.
– Не понимаю, о чем ты.
– Я про Арину.
– Арину? – хмурится. – А, Громову, что ли?
Прикусывает нижнюю губу и упирается копчиком в подоконник.
– Громову. Ага.
– И что с ней? – скучающе рассматривает свой браслет. Но ее непоколебимость лишь маска. Кожей чувствую. Боится.
– Кто-то закрыл ее в актовом зале и вырубил свет. Ничего об этом не слышала? – включаюсь в ее игру.
– Как жаль. Надеюсь, у нее нет боязни темноты?
Подхожу к ней вплотную.
Устраивать разборки с девками тот еще «кайф». Особенно с такими, как Янка. Она ради своих целей по головам пойдет, а потом будет прикидываться невинным лебедем. Ровно как сейчас.
И самое тупое здесь то, что никогда она меня не интересовала. Никогда.
В какой момент ее «светлая» голова решила иначе, понятия не имею. Но это случилось, и разгребать теперь все это мне.
– Нет. Но у тебя будет, – фиксирую ее запястье в своей ладони. – Будешь не только темноты бояться, но и собственной тени.
Янка морщится.
– Больно.
– Потерпишь. Я ненадолго. Слушай меня внимательно, если еще раз ты подойдешь к Громовой, разговаривать мы с тобой будем по-другому. Ты же видишь, что я сейчас сама любезность? А теперь представь, что будет, если выйду из себя.
– Не слишком ли много ты на себя берешь?
– Ровно столько, сколько смогу осилить. Я постараюсь. Поверь.
Сам свой голос не узнаю. Он пропитан яростью, которая скручивает жилы.
Янка стискивает челюсти и делает едва заметный кивок. Чувствует. Слышит. Понимает.
Если я не агрессирую открыто и не строю из себя Бога, глупо полагать, что в глубине души я так не считаю. Просто не вижу смысла демонстрировать то, что и так очевидно.
Самоуверенности мне не занимать. А доказывать кому-то, кто я, нет никакого смысла.
Моя семья с рождения наградила меня особенными привилегиями. Я рос в среде, где люди максимально пресыщены деньгами и властью, но не ведут себя как сволочи. В кругу моего отца табу на моральное уродство, мне с детства прививали то же самое.
У меня никогда не было причин выпячивать то, кто я. Материальным меряются те, у кого этих «материй» не так-то и много.
Но, несмотря на определенные установки, стереть в порошок какую-то выскочку вроде Романовой не составит труда. Нужно только щелкнуть пальцами, и она сразу станет здесь изгоем. Мгновенно.
И Янка это понимает. Прекрасно осознает.
– Вслух скажи.
– Я больше не буду лезть к Громовой.
Романова не повышает голос. Нет. Держится все той же восковой статуей, без права на эмоции. Копирует свою мамочку, которая трется во всех богемных тусовках.
Уголки ее губ все еще смотрят вверх.
– Я тебя услышала, Тимоша. Громова больше не войдет в поле моего зрения.
– Очень на это надеюсь.
– Обещаю, – кладет свои холодные ладони на мою шею. – Может, останешься? Тинка сегодня дома ночует.
Вот еще одно доказательство ее долбанутости. Делать вид, будто все, что она несет, стандартная для «нас» ситуация. Нет, особой разборчивостью в связях я не отличаюсь, но прыгать в кровать к Романовой всегда было абсолютно не прельщающей перспективой.
– Другое развлечение себе найди, – сметаю с себя ее руки. – Твои фантазии превращаются в манию.
Выхожу за дверь и сразу пересекаюсь с Кайсаровым. Интересно, куда он намылился?
– Ты че в куртке?
– Катька на каток позвала.
– Ты же не игра… Седня какой день?
– Ага, матча нет.
По каким-то невнятным законам нашего «городка» лед, который заливали под хоккей, теперь чередуется. День – игра, день – на фигурные покатушки девчонок.
– Вы вдвоем? – прощупываю почву.
– Арина с нами.
– Отлично, – резко разворачиваюсь, – Катюху откати там куда-нибудь. Мне с Громовой надо поболтать.
Данис улыбается. Кивает. Но надеяться на то, что промолчит – тупо.
– Может, ты притормозишь?
– Не имею желания два года висеть во френдзоне.
Мельком вижу, как Кайсаров сжимает кулаки.
– Блин, я не то… Ты понял, короче.
До корта идем молча.
Быстро шнурую коньки и, ускорившись, выхожу на лед.
Катька с Аринкой подтягиваются минут через десять. Громова переобувается и натягивает на голову ярко-розовую, я бы сказал, кислотного цвета шапку, резко контрастирующую с белоснежным пуховиком.
«Катьку утащи», – пишу Дану и, пришвартовавшись к бортику, занимаю выжидательную позицию.
Токман под ручку с Громовой делают невнятный полукруг. Кайсаров материализуется за Катькиной спиной, и она влетает ему в грудь. Смеется, поправляет шапку и внимательно слушает, что он ей говорит.
Арина взмахивает рукой, будто благословляет их на совместные катания, и одиночкой, медленно включается в маршрут по часовой стрелке.
Выползаю из своего укрытия. Ускоряюсь, но так, чтобы полностью контролировать наше столкновение. Чуть притормаживаю у Громовой за спиной и, обхватив ее талию, толкаю вперед, наращивая скорость.
– Ты совсем? – Аринка орет. Чувствую, как напрягается каждая мышца ее тела. – Мы сейчас влетим в борт. Я плохо тормо…
Резко даю полукруг, оказываясь спереди. Оттормаживаюсь, впечатываясь спиной в ограждение. Аринка летит уже в меня.
То, что наша «поездка» привлекла к себе всеобщее внимание, меня не волнует.
И судя по шальным глазам, Громову пока тоже.
– Ты мог нас убить, – выпаливает, продолжая прижиматься ко мне вплотную. Видимо, на стрессе этого не осознает.
И я этой потерянностью пользуюсь. Замыкаю кольцо из своих рук за ее спиной, заключая в ловушку.
– Ты вообще когда-нибудь думаешь? Отстань от меня, отстань! Хватит этого абсурда.
Ее возмущение впрыскивается мне в кровь вместе с адреналином. Этот коктейль пробуждает желание послать все к чертям. Перестать отыгрывать положительного персонажа и сделать то, чего хочу.
Она орет что-то еще, но из-за гула в висках я не разбираю ни буквы. Тупо пялюсь на ее шевелящиеся губы. Манящие губы. Резко склоняюсь к ее лицу.
Ариша инстинктивно пытается отстраниться. Запрокидывает голову дальше. Но разве это помеха?
Фиксирую ее затылок и целую.
Смотрю ей в глаза. Она в шоке. Сжимает пальцы на моих плечах, будто хочет добраться до кожи, чтобы разодрать ее в кровь.
Сейчас ее желание сбежать только усугубляет мою жажду не отпускать.
Единственное, чего я не ожидаю, это того, что она меня укусит. Моего секундного замешательства ей хватает.
– Ты совсем? Все видят. Все видели! – вопит.
В пылу ее воплей мне пару раз прилетает в грудь кулаками.
– Больной.
Она толкается, выкручивается из моего захвата, а потом падает на задницу. Злится. Шапка с нее слетела, волосы растрепались ветром.
– Да, твою…! – скриплю зубами.
В жизни я матом практически не ругаюсь, но сейчас очень хочется.
Подавать ей руку сейчас бессмысленно. Пошлет.
Объезжаю по кругу и вытягиваю Аринку во весь рост, ухватившись под мышки.
Громова брыкается. Бьет острием лезвия по льду, из-за чего не с первого раза нормально встает на коньки.
– Пусти, – толкает локтями в живот. – Пусти же!
Мои руки по инерции слетают ниже. К ее талии.
В идеале хочется рвануть ее на себя. Разум маниакально подбрасывает новые желания. Одно из них – коснуться губами ее щеки.
Наверное, самое тупое, что за сегодня промелькнуло в воображении.
Трясу башкой. Промаргиваюсь.
– Замолкни для начала и замри, – ненамеренно давлю голосом. Просто нервы сдают. Бесят эти догонялки. А ее нежелание слушать вообще на куски рвет. Весь мозг уже мне на ошметки раздробила.
– Ты…
– Молчи!
Арина и правда замолкает. Вздрагивает и замолкает. Даже не шевелится. Недолго, но этого хватает, чтобы повернуть ее к себе лицом.
– Надо поговорить, – зачем-то сдавливаю ее подбородок.
Ужас на ее лице застывает алебастровой маской.
Понимаю, что творю фигню, но намеренно игнорирую все, что вижу.
Перехватываю ее руки и на этот раз качу к трибуне. То, что на нас смотрят – факт. Меня он никак не трогает. А до заморочек Громовой именно сейчас дела нет. Вообще.
Поднимаюсь на возвышение и вытаскиваю Арину за собой. Мы больше не на льду. Понимание этого хлеще развязывает пределы собственных дозволенностей.
Она молчит. Смотрит в сторону, сложив руки на груди, и молчит. Правда, недолго. Спустя пару секунд недовольно выдает:
– Все видели. – Повторяется. – Что ты наделал?
Выглядит она довольно воинственно. Губы поджала, брови сдвинула. Взгляд полыхает.
– Забей.
– Ну да, кому я это вообще говорю?!
– Дома в мультики залипните, – ору, обернувшись. Адресую всем и сразу.
Громова закатывает глаза, упираясь бедром в борт корта.
С ее губ слетает бесящий смешок, а с меня, походу, спесь и самоуверенность. Вот это пассивное презрение уже в который раз добивает.
Кулоновский барьер, блин, который мы не можем преодолеть, потому что, вопреки законам физики, заряжены отрицательно.
– Я просто хотел объясниться.
– Мне твои объяснения не нужны. Я просто хочу спокойно учиться, понимаешь ты или нет? Просто учиться.
– Я тебя не закрывал и крысу не подкидывал.
Мои слова летят в пустоту ее сознания, которое она намеренно отформатировала. Стоит и смотрит сквозь меня.
Чувствую себя дебилом, разговаривающим с камнем.
– Все? Я могу идти?
Громова снова ступает на лед. Могу ее удержать, но не делаю этого. Просто пялюсь ей в спину. Время ускользает необратимым течением. В чем-то она права, устраивать разборки так показательно не стоит.
Периферию сознания поглощают волновые колебания. Веду плечом, чтобы сбросить собственное оцепенение. Сегодня Громова меня дважды прихлопнула. Лучше бы молчала. Никогда не думал, что желание объясниться будет разрастаться во мне пламенем.
С каких пор вообще хочу оправдываться?
Кайсаров прилипает к корту. Звуки, которые в моей голове проносятся размытым эхом, принадлежат ему.
– Не до тебя. Вот совсем, – психую, закидывая руку за голову. Провожу ладонью по волосам.
– Не агрись.
– Да бесит, – сгребаю в ладонь снег, растираю лицо, – какой раз уже все через одно место.
После ужина, на котором Громова, как я и предполагал, не появляется, сразу заваливаюсь к ним в комнату.
Дверь мне открывает Катька. Небольшой зазор, в который с трудом пролезет кулак.
– Давай потом, – с волнением оборачивается за свою спину.
– Слушай, мне надо поговорить с Ариной.
– Она не хочет с тобой говорить. Тим, давай завтра. Правда.
Завтра? Прекрасно, конечно, но мне нужно сегодня. И вот это «нужно» – сейчас главное слово.
Пододвигаю носок кроссовка к щели, в которой торчит Катькин нос, и аккуратно просовываю туда ногу. Дверь Катюха сильно не удерживает, поэтому она мгновенно поддается и разъезжается шире.
– Если не пустишь, я тебя просто вынесу в коридор и войду сам.
– Да конечно. Все, мы спать.
Раз. Два. Три.
Токман закрывает дверь, и… Она не закрывается. Вижу, как Катюхин взгляд ползет вниз, и пододвигаю ногу еще чуть дальше.
– Можно сказать, что я уже вошел.
– Да Тим!
– Прости, – пожимаю плечами и толкаю дверь.
Сестра отскакивает на пару сантиметров назад. Мне хватает нескольких секунд, чтобы закинуть ее на плечо, выставить в коридор и закрыться изнутри на защелку. Уверен, что она сразу же побежит за дубликатом.
– Ты делаешь только хуже! – доносится из-за двери. – Слышишь?
Она долбится в комнату. Наносит удар за ударом по деревяшке, хоть заранее понимает, что толку от этого ноль.
– Проветрись, Катюх, – повышаю голос, чтобы услышала, и, скинув кроссовки, иду вглубь комнаты, но Громовой там нет.
Не понял…
Стопорюсь у Аринкиной кровати в момент, когда открывается дверь в ванной.
Громова выходит оттуда с полотенцем в руках, продолжая вытирать лицо. В ушах у нее наушники, поэтому она вряд ли нас слышала.
Арина смотрит в зеркало, висящее как раз у входа. Вздрагивает, потому что видит в отражении меня. Затем вытягивает из кармана шорт телефон и медленно разворачивается.
«Безусловная радость» проступает на ее лице красноватыми пятнами. Особенно на щеках.
– Ты что тут делаешь? – поочередно засовывает наушники в кейс.
– Ты не дослушала.
– Я и не собиралась тебя слушать. Сейчас ничего не изменилось.
– Я тебя там не закрывал.
– Хорошо.
Она кивает и начинает складывать это дурацкое полотенце квадратиком, делая вид, что меня тут нет.
– Но глобально это получилось из-за меня.
– В этом я не сомневалась.
Ладно, пусть. Я пришел, чтобы объясниться, мне эгоистично это нужно, поэтому все ее уточнения просто оставлю без реакции.
– Янка видела, как я затолкнул тебя под лестницу сегодня, и слышала… В общем, она так…
– Она тебя пометила, что ли? – Арина улыбается и, наконец отложив полотенце, смотрит мне в глаза. – Выбирай себе менее злобных подружек. А лучше объясни им, что я не имею к тебе никакого отношения.
Каждое слово ножовкой по нервам и самолюбию.
Отворачиваюсь.
Упираюсь кулаками в подоконник. Стою к ней спиной, потому что иначе… Иначе понятия не имею, что будет, если посмотрю на нее. И так разрывает.
Считаю до десяти. Не помогает.
– Короче, все, – цежу сквозь зубы. – Лимит на сегодня ты точно исчерпала.
– А он был? – снова с насмешкой.
Разворачиваюсь. Руки все еще сжаты в кулаки. За последние часы я высвободил такое количество лучистой энергии, что хватит разнести половину земного шарика. Внутри меня ядерный взрыв, радиоактивное облако которого осядет еще нескоро.
– Меня все это достало, – наступаю.
Аринка считывает мой настрой. Пятится. Влипает в стенку и сразу выставляет руки вперед.
– Правда думаешь, что это станет для меня помехой?
Смешно.
Обхватываю тонкие запястья и тяну вниз.
Мозг плавится. Приподняв за талию, сажаю Арину на подоконник. Дыхание сбивается. У меня. У нее.
Ощущаю теплую кожу под ладонями. Пальцы начинают гореть от этих прикосновений.
Громова ошарашенно наблюдает за происходящим. Размыкает губы, но, не проронив и слова, скрепляет их в узкую полоску. Поджимает.
– Слушай… – неосознанно сдавливаю ее ладонь. Крепко.
Арина ведет взгляд к нашим рукам. Хмурится. Ее длинные ресницы подрагивают. Вижу, как бьется жилка на шее. У самого мозг сворачивается. Виски бабахают.
– Если ты думаешь, что это тебе поможет, – говорит тихо, – то нет. Ни сила, ни оскорбления…
Она замолкает. На секунду. А потом начинает тараторить.
– Зачем ты это сделал? При всех! Я же просила, просила не рассказывать о том, что произошло в квартире. Все видели. Все видели этот долбаный поцелуй. Это уже не смешно. Это никакая не шутка. Это издевательство. Нарушение личных границ. Чего ты добиваешься? Просто скажи, чего ты хочешь?!
Ее колотит. Еще чуть-чуть, и пустит слезы.
Тяну воздух. Упираюсь в подоконник кулаками по обе стороны от ее бедер.
