Мария Высоцкая
Я тебе не друг!
Она по уши втрескалась в моего сводного брата и по своей природной глупости считает меня другом. Девочка, которую я возненавидел, прежде чем влюбиться.
Она – наивная, аномальная. Ей нет места рядом со мной, но я упорно это игнорирую. У нас слишком мало времени.
Зависимость неизлечима.
Я ей не друг!
Пролог
– Клим, я не хочу разрываться между будущим мужем и нашей с тобой дружбой. Пожалуйста… ты мне дорог.
– Рад за тебя.
– Клим, – стонет в свои ладони, – я, пожалуй, поеду. Не стоило, наверное, приходить.
Она хочет подняться, но я не позволяю, тяну на себя.
– Стой, я не прав. Не уходи.
Лу замирает. Смотрит на мои пальцы, сжимающие ее запястье, и возвращается обратно. Какое-то время мы молча смотрим в экран. Шампанское сменяется виски. Разговоры возобновляются, и даже проскальзывает смех.
А потом, потом она говорит то, что я не хочу слышать.
– …не хотела подслушивать. Но так вышло, – вздыхает и смотрит на янтарную жидкость в своем бокале. – Он высмеял невинность. Сказал, что с целками одна морока.
Лу делает глоток и морщит свой маленький нос.
– Я даже думала избавиться от… ну ты понял, – краснеет.
Она что-то еще говорит, а меня распирает злость. Задушить ее хочу. А этого козла на фарш пустить.
Что вообще в ее голове? Неужели она готова ради этого утырка на все? Абсолютно на все.
– Могу помочь, – завожу руку на спинку дивана и ядовито улыбаюсь. Мой тупой стеб переходит границы. Знаю.
– Шутник, – вздыхает, но после резко запрокидывает голову. Смотрит мне в глаза долго, пристально. Не дыша. – Ты серьезно можешь…
– Лу, – неосознанно повышаю голос.
– Нет, подожди, это же… это.
Луиза отодвигается, скользит бедрами по дивану и заводит руки за спину. Расстегивает змейку на платье и медленно высвобождает плечи. Грудь, живот. Ее платье спущено где-то до паха.
И я, наверное, должен отказаться. Выставить ее за дверь. Поступить правильно, но я этого не делаю. Пялюсь на ее сиськи, чувствуя, как в горле становится суше.
– У тебя много подружек, ты никогда на этом не зацикливался…
– Ты мне сейчас секс по дружбе предлагаешь?
– Видимо, да, – понижает голос и смотрит своими огромными глазищами.
1.
Клим.
Заседание в ректорате началось уже как минут десять. Забавно получается, собрание есть, а виновника нет. Припускаю ходу и взбегаю по лестнице. Второй, третий этаж позади. Длинный коридор – и вот этот заветный кабинет, прямо перед моими глазами. Одергиваю рубашку, уже привычным жестом прохожусь пятерней по волосам, а потом просто вваливаюсь в эту богадельню, моментально приковывая к себе внимание десяти пар глаз. Десяти недобрых пар глаз – что важно.
– О, Рябина, и ты здесь, – наигранно удивляюсь и пожимаю другу руку. Его загребли сюда со мной заодно. – В чем повинен?
У деканши дергается глаз от нашей милой беседы, но ей не впервой.
Хотя, если бы не отчим, а точнее причитания матери, с универом пришлось бы покончить еще год назад. А так Мельников просто периодически подкидывает на лапу высшему педсоставу. Это он так принимает активное участие в моем воспитании. Не всегда же рукоприкладством заниматься. Иногда нужно и заботливого батьку из себя построить. Опять же, перед всеми баблом своим потрясти и показать, как он неродного сына «любит». Только вот любовь у него слишком садистская какая-то.
Принимать его подачки у меня нет и никогда не было никакого желания, только маму расстраивать не хочется. Она все пытается воссоздать семейную идиллию. Было бы из чего.
– Итак, – Николай Иванович, наш ректор, поправляет свои круглые очки, которые занимают добрую половину лица, и, поджав губы, пробегает глазами по сунутым под его длинный нос бумагам, – Мельников, я надеюсь, вы в курсе темы, которую мы здесь обсуждаем?
Морщусь, потому что на автомате хочу его поправить. Вяземский, не Мельников. Я не просил, чтобы мне приписывали фамилию этого… папаши. К тому же буквально на днях получил новый паспорт, с первой страницы которого Мельниковская фамилия вылетела с треском.
– В курсе, – подтверждаю и убираю руки в карманы джинсов.
Непринужденная поза и спокойствие – то, чего так не хватает присутствующим здесь.
– Отлично. Может, расскажете нам, как вы и Рябинин, – переводит взгляд на стоящего рядом со мной Саву, – додумались устроить этот ночной балаган? Разнести пол-общежития….
На последних словах Николай Иванович идет красными пятнами, тяжело дышит и даже повышает голос. Только бы инфаркт его не долбанул. Не хочется брать такой грех на душу.
– Это же форменный беспорядок, Николай Иванович! – Рябина наигранно прикладывает руку к груди. Сердобольный. Радеет за универ и его моральный облик.
– Прекратите паясничать, Рябинин. Вы и Мельников – организаторы этого… этого, не побоюсь сказать слова, борделя.
– Простите, но я не понимаю, о чем вы, – наклоняюсь чуть вперед, еле удерживаясь, чтобы не усмехнуться.
– Разгильдяйство, – вопит деканша, а социологичка возмущенно качает головой, – вы и ваш товарищ Рябинин абсолютно не соответствуете нашему университету. Эти вечеринки, алкоголь, хамство. Вам не стыдно? Устроить такое в первую неделю учебного года!
– Стыдиться чего? Того, что я не делал? – улыбаюсь краешком губ, а Иваныч сатанеет еще больше.
– Вы посмотрите на него, клоун!
– Простите, Фаина Аркадьевна, но здесь не цирк, – чуть понижаю голос.
Деканша бледнеет.
– Ладно, каламбурь дальше. У нас есть свидетель ваших ночных игрищ. Если вы смогли отключить систему видеонаблюдения этой ночью, то это совсем не значит, что у нас нет доказательств.
Фаина лопочет что-то еще, а я даже слегка напрягаюсь. Кого они там притащили?
– …студентка второго курса, она может подтвердить, что вы там были. И более того, являетесь организаторами. Позовите Широкову.
Секретарь после этих слов сразу кидается к двери. А потом в кабинете появляется Тайка. Таисия. И я ее знаю. Все отлипнуть от меня не может, несет бред про какую-то любовь и вечно лезет не в свое дело. Только вот сейчас все зашло слишком далеко. Нет, конечно, вечеринку мы с Рябиной устраивали, но признаваться в этом не собираемся. Подумаешь, пережестили немного, бывает… А вот эта «красотка» свое еще отхватит.
– Таисия, расскажи нам, пожалуйста, – подталкивает ее к объяснениям деканша, – не бойся.
– Этой ночью в первом корпусе общежития, в эти выходные, – начинает Тайка и встречается со мной глазами, – они там, – понижает голос, – были. Оба. В пятницу почти всем на потоке пришли приглашения по эмейлу. Там было сообщение с местом и временем вечеринки… У меня есть доказательства, – вытаскивает мобильник и отдает его директору.
– Что вы скажете на это, Мельников?
– Скажу, что не имею понятия, о чем она. Но даже если что-то подобное и было… предположим. То обязательно найдутся фотки. Не очень приличные, которые не одобрят родители, правда, Тай?
– Меня там не было, – бормочет растерянно.
Но я-то знаю, что была. Снова пыталась втирать про свою любовь, а когда я ее послал… Настучала о нашей маленькой тусовке в ректорат, по-видимому.
– Ну, это потом еще доказать будет нужно, – прищуриваюсь. – Да и вообще, если подобные фото всплывут, наше отчисление погоды не сделает. Сколько универу придется отмываться от помоев? Опять же, проверки нагрянут. Да и статус лучшего вуза региона будет утерян…
– Закрой рот, – Иваныч повышает голос, – хватит. Вы, Широкова, можете идти. А вам, Мельников, последнее предупреждение! Еще одно малейшее замечание, и вылетите вместе со своим Рябининым. Вы меня поняли?
– Понял.
Толпа шокированных преподавателей двинула к выходу, Рябина затерялся среди них. А я, я остался стоять на том самом месте, где швырялся прямыми угрозами. Сами вынудили. Конечно же, Николай Иванович устроил псевдопоказательную казнь, но преподаватели были абсолютно не в курсе того, что тут происходит.
– Николай Иванович, вы бы хоть предупреждали, что ли. А то с самого утра – и уже на ковер.
– Перестань паясничать. Я выгораживаю тебя только потому, что прекрасно понимаю – твой отец прекратит любое финансирование…
– Я понял, ни мне, ни вам не нужен этот скандал.
– Не нужен.
– Вот и я думаю…
– Пошел вон.
– Грубо, – поднимаюсь с кресла, в которое упал, прежде чем ректор начал разводить задушевные беседы, и закрываю за собой дверь.
Сбегаю на первый этаж и вытаскиваю из кармана ключи от тачки. На улице тепло. Начало осени. Под ногами сухой пыльный асфальт и желтеющая листва. Даже дышится легче, по-особенному как-то.
Пока пересекаю парковку, перекидываю брелок между пальцами. Снимаю сигналку, а на соседнем сиденье, как по щелчку, появляется Рябинин.
Как только мать вышла за Мельникова замуж, вот с тех самых пор в моей жизни нарисовался и Рябина. Не сотрешь. Его отец сидит в администрации. Вечно вписывает нас в программы окультуривания и развития региона. Только вот мы все никак окультуриться нормально не можем. Да и отчим мой с его папашкой какие-то делишки крутит.
Еще бы, Мельников еще в девяностых оттяпал себе все точки по добыче, переработке и сбыту рыбы в крае. Монополист, блин.
– Ну что Иваныч выдал на этот раз? – Сава закидывает ноги на панель и опускает спинку кресла как можно ниже.
– Завтра просил заехать за доками. Отчисляют нас, – упираюсь затылком в подголовник.
– Да ладно? – глаза Рябины округляются. Он роняет ноги на коврик, вытаращившись на меня. – Как?
– Ряби-и-и-на, – поворачиваю ключ в зажигании, – шутка. Не дрейфь.
– Я почти поверил.
Сава врубает музло и опять откидывается на сиденье, заводит руки за голову.
– Тебя домой?
– Ага, закинь.
Выжимаю газ и разгоняю тачку.
Город у нас небольшой, население примерно около двухсот тысяч человек, может даже меньше. Поэтому до дома максимум минут двадцать. Всего-то выскочить из городской черты и махнуть в «поселок бедняков», так его местные называют. Тут можно такие экземпляры встретить, за́мки целые, еще с девяностых.
Заворачиваю к Рябине и, посигналив, выруливаю к дому. Ехать от силы минут пять.
Бросаю тачку у газона и взбегаю по лестницам на крыльце. Хотя вряд ли можно назвать крыльцом сооружение с мраморными колоннами. Толкаю дверь, вваливаюсь в просторный холл.
По дороге наверх стягиваю пиджак и слышу мамин голос. Она с кем-то разговаривает. Напрягаю слух, понимая, что Шизанутая опять здесь. Подруженька моя дорогая.
Шизанутая, а если официально Луиза Хабибуллина, дочь партнера папаши. Она впервые здесь полтора года назад объявилась, вся такая сахарная, любезная, аж тошно.
Причину ее визитов я выяснил сразу, они становятся ежедневными, как только в доме появляется Витька. Старший сводный братец. Личность мерзкая. Впрочем, от осинки апельсинки не рождаются. Он сын своего отца и с гордостью несет это звание. Придурок.
Вот Луизка и шоркается тут. Все внимание на себя обратить хочет, только Витьку ровно. У него таких Луиз – одним местом жуй. А Лу все в сказки про принца верит. Максимум, чем Витек может ее осчастливить, это какой-нибудь болячкой. От его чрезмерных связей они у него точно есть.
Сводный – редкостный козел. У нас с ним как-то с первого взгляда отношения не сложились. Фальшивая любезность в обществе – и лютая ненависть один на один. Он все боится, что часть папашиного наследства мне или матери перепадет. А мама моя перед ним бегает, унижается, отношения налаживает. Витенька, Витенька. Противно, блин.
А дура эта, Луиза которая, ни черта не видит. Носится со своей любовью. Все прошлые полгода здесь через день отсвечивала, пока Витька квартиру себе не купил. Приходила английский со мной поднатаскать. Я же, блин, полиглот, мне заняться-то больше нечем, только с ней над тетрадками и сидеть.
Упирался я долго, но потом мама, как всегда, пустила слезу, пришлось сдаться. Только вот вся эта учеба… сместила ориентир. Залип я на ней, по полной. А она как слепая, еще и в танке. Витя, Витя. Дура!
– Клим, ты уже пришел, – мама касается моего плеча, вывернув к лестнице, – у нас тут гостья, – оборачивается к Лу.
– Привет, – Луизка растягивает свой рот в улыбке, и ямки на ее щеках становятся глубже.
– Привет, – пялюсь как баран.
– Луиза, кстати, будет с тобой в одном университете учиться, – вклинивается довольная мама, – только на первом курсе.
– Какая радость, – закатываю глаза и, обойдя их стороной, громче, чем хотелось бы, хлопаю дверью в свою комнату.
2
Луиза.
Барабанные перепонки напрягаются от этого хлопка, и Элина Борисовна поджимает свои тонкие губы. Ей неудобно, и это понятно. Клим – он такой, сложный.
– Я к нему забегу, – касаюсь ее предплечья, – спасибо за чай.
– На здоровье, дорогая.
Мельникова уходит, а я без стука захожу к Климу. Мрак и плотно задернутые шторы. Все так же, как и весной. Тогда я приходила сюда заниматься английским. Клим в этом деле спец.
Но истинная цель была другой. Витя как раз переехал на время в родительский дом, пока подыскивал квартиру. Вот я и подсуетилась. Глаза ему мозолила.
Обвожу комнату взглядом и опускаюсь на кровать. Клим меня, конечно, видит, но игнорит. После моих выпускных экзаменов в школе мы с ним слегка поцапались. Я, честно говоря, абсолютно не поняла, из-за чего.
Я ему рассказала, что наконец-то Витя обратил на меня внимание, ну, как обратил, пригласил в театр вместе с родителями. А Клим разорался и просто ушел.
Потом до меня слух дошел, что он уже несколько месяцев все по какой-то девчонке сохнет. Вот, видимо, и бесится. Сама знаю, что, когда на душе хреново и сердце кровью обливается, чужое счастье воспринимается иначе, колко как-то.
Мне, когда Витю с другими вижу, с крыши спрыгнуть хочется. Не знаю, как так вышло, да и бывает ли, но я влюбилась в него сразу, как только увидела. Полтора года назад. На приеме его отца вот в этом самом доме. Витя был шикарен, от него так и веяло чем-то невообразимо притягательным. Конечно, во всей этой череде воздыханий была одна очень большая проблема – возраст. Он старше на целых десять лет. Но ведь даже это со временем сгладится.
Тогда, на том банкете, он первый ко мне подошел. Наверное, заметил, как я на него пялилась. Мы проболтали с ним очень долго (на самом деле минут пятнадцать, но в тот момент каждая минутка была для меня маленькой вечностью), я даже потерялась во времени, слушала, слушала его бархатный голос и млела от взгляда зеленых глаз.
У Вити невероятные глаза. Зеленые. Такой глубокий насыщенный цвет. В него невозможно не влюбиться.
– Ну, рожай быстрее, чего надо?
Клим лениво откидывает книгу, что держал в руках, и даже стягивает наушники. Мажет взглядом по моим не прикрытым платьем коленям и раздувает ноздри. Он все еще на меня злится. Глубоко вздыхаю и забираюсь на кровать, скидывая туфли на пол.
– Ну прости, я, наверное, в чем-то была не права.
Клим смотрит в упор. Внимательно так, а потом резко отворачивается.
Тянусь к его предплечью, он же хочет отстраниться. Меня ведет, и я всем телом подаюсь вперед, валюсь прямо на него. Пробирает на смех.
– Прости, – откидываюсь на спину, унимая улыбку, – я хотела тебя попросить завтра за мной заехать. Стремно как-то одной в универ идти. Я пропустила целую неделю с этой простудой. Теперь никого не знаю, собрание первокурсников прошло без меня.
– Ладно, – все так же сухо заключает мой дружочек.
– Клим, я знаю, что у тебя там какие-то проблемы, ну, с той девушкой, что тебе нравится…
На этих словах его брови ползут вверх.
– Да, я в курсе, что у тебя любовь. И, судя по твоей хмурой физиономии, безответная. Так вот, знай, она полная дура, ты же такой хороший.
– Точно дура, здесь ты права, – он закатывает глаза и вскакивает с кровати, на которой мы валяемся. – У меня тренировка.
– Клим! – повышаю голос, а он уже успел стащить рубашку и переодеться в футболку.
Клим такой, симпатичный. Высокий, с хорошо проработанным телом, вечно на спорте. Состоит в университетской команде по волейболу, плюс на бокс захаживает. Короче, девки в универе по нему безумствуют. Толпами выстраиваются.
– Я тебя понял. Завтра заеду.
Киваю и уже хочу выйти, но потом вдруг поддаюсь порыву. Застываю у двери и, вытянув руку, так чтобы зажать его запястье, говорю:
– Мне тебя очень не хватает. Я так привыкла к нашей дружбе за эти полгода…
Он пару секунд колеблется – это проскальзывает в глазах. А потом притягивает меня к себе. Обнимает. Внутри все обволакивает таким теплым спокойствием.
– Домой отвезти? – кладет ладонь поверх моей, слегка заостряя губы в улыбке.
– Да, было бы здорово, – выхожу из его комнаты довольной. Клим шагает следом. А мне прямо кричать хочется, ну вот помирились – и сразу стало легче. Сумасшедший груз, не дающий покоя все лето, наконец-то растворился.
Опускаюсь на сиденье, закрываю дверь и пристегиваю ремень безопасности. Клим ведет машину аккуратно, каждое его движение в этом деле выверено. Он полностью в себе уверен. Поза расслабленная, рука то и дело переключает передачи. Почему-то я зацикливаюсь именно на этом жесте. Том, как он дергает коробку. Никогда не понимала, почему многим мальчикам так нравится механика. Жутко неудобно же.
Остаток пути проходит в молчании. На прощание я бросаю короткое «спасибо» и скрываюсь за дверью особняка.
***
Утром просыпаюсь одной из первых. Выползаю на кухню, где уже вовсю трудится Нина, наша домработница.
– Доброе утро, Луизочка, завтрак?
– Я на пробежку, – мотаю головой и засовываю в уши капельки беспроводных наушников. Несколько кругов вокруг дома и забег на пару километров по поселковой дороге.
Раньше мы делали это с папой, но сейчас его бизнес разросся, и ему просто некогда посвящать утро пробежкам. Он крутится как белка в колесе. Приходит за полночь, уходит в ранищу.
Два года назад мы переехали в этот поселок, папа подарил маме дом ко дню рождения. И наверное, с тех самых пор все изменилось. Наше финансовое положение улучшалось с каждым днем, родители погрязли во всяческих приемах, ужинах для поддержания статуса. Больше не было домашних посиделок и пикников по выходным.
Когда возвращаюсь с пробежки, семья уже подтягивается к завтраку. Быстро принимаю душ, переодеваюсь и тоже спускаюсь вниз. Ромка, мой брат, без умолку рассказывает отцу о занятиях в музыкальной школе. Его там хвалят преподаватели. Он талантливый, такие вещи на гитаре выделывает, закачаешься. А ему всего восемь.
Ем наспех. Нужно еще успеть накраситься.
Заглотив половину яичницы и помидор, извиняюсь перед домашними. Ускользаю к себе. Так, макияж, форма, колготки. Точно, не забыть кинуть в сумку запасные колготки. Ну, вроде бы готова. Убираю за ухо прядь волос и, смотря на себя в зеркало, произношу аффирмацию. Ну, теперь готова. Перекидываю ручку сумки через локоть и спускаюсь в гостиную.
На диване, развалившись, сидит Клим. Залипает в телефон. Заметив меня, поднимает взгляд и придирчиво осматривает мой внешний вид.
– Подлиннее юбки не было?
– Не будь мамочкой, ну или папочкой, – поправляю свои густые каштановые волосы, – поехали уже, – хватаю его за руку и вытягиваю на улицу.
По дороге Клим подбирает еще и Рябину. Савка сегодня не на шутку болтливый. Еще и с прядью кислотно-зеленых волос. Когда только успел? Хотя о чем я, меня все лето не было. А потом я подхватила простуду, организм все никак не мог акклиматизироваться после жарких стран.
