Лин Петрова
На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница
Я зыркнула на него, предупреждая его жест. Он отшатнулся. Ну да. Есть у меня такая особенность. Когда злая, взгляд у меня зверским становится. Научилась кое-чему в своем сиротском детстве.
Я вздохнула, опустив голову:
– Дом вспомнила, вот и накатило что-то.
Он понимающе кивнул.
– Сегодня юбилей у очень хорошего человека. Я обещала спеть и не выполнила своё обещание – грустно сказала я.
Игнат подвинулся ко мне:
– Так и спой, Ритуля, как будто для него поёшь. Исполни своё обещание. И я истосковался по песне русской. Иногда так жмёт в груди, услышать бы ещё разок.
Я обвела всех взглядом, на нас никто внимания не обращал. Я кивнула. Набрала воздух в легкие, закрыла глаза и представила лицо дорогого мне человека, моего учителя и друга и запела его любимую песню:
«Чёрный ворон,
что ж ты вьешься
Над моею головой
Ты добычи не дождешься
Чёрный ворон, я не твой».
Мощный низкий, красивый голос присоединился к моему. Я открыла глаза. Игнат пел, опустив глаза к земле и нахмурив брови. Его голос переплетался с моим высоким чистым голосом, и мы продолжали петь. В вечерней тишине звук усиливался, то взлетая ввысь, то опускался скорбными словами.
«Калена стрела венчала
Среди битвы роковой
Вижу смерть моя приходит-
Чёрный ворон, весь я твой!»
Мы допели в полной тишине. Так и сидели некоторое время. Игнат утер ладонью одинокую слезу, шумно выдохнув:
– Моя любимая! Уважила, землячка. Прямо душа развернулась, как будто дома побывал.
Кто-то из ребят попросил:
– Спой ещё. Душевно у тебя выходит.
Я кивнула. Обещания нужно выполнять. И я пела всё, что знала.
Разошлись задумчивыми. Песня заставляет думать и переживать, страдать и радоваться.
Я ушла в комнату, дети спали. Под платье надела купальник. Пойду на озеро, днем выспалась, а мысли разные все равно не дадут покоя. На пороге брюхом кверху лежали животные. Позвав их, осторожно вышла на улицу. Вроде нет никого. Я вздохнула полной грудью, хорошо-то как!
По дороге мне никто не встретился, животные бесшумно довели меня до воды и убежали в лес. Вода теплая, кайф! Расплела волосы и с наслаждением погрузила своё тело в плен водной стихии. Как хорошо, ну просто счастье. Наплававшись, легла на спину, как морская звезда, раскинув руки, оставив над водой только часть лица.
Тихо, слышно только под водой легкий шепот песка, перекатываемый водой. Шшшш. Шшшш. Я открыла глаза, небо как картинка, нет облаков, многочисленные звезды подмигивали мне со всех сторон. Огромная луна смотрела на меня, проложив на воде большую дорожку. Чуть скосила глаза. Встать бы на нее и пойти по водной глади, окутываемой лунным светом. Я совсем расслабилась. Медленный вдох, медленный выдох. Начала наваливаться сонливость.
Внезапно водная гладь вспенилась, забурлила. Меня кто-то схватил крепкими руками. Вскрикнув от неожиданности, я ушла под воду. Пытаясь принять вертикальное положение, беспомощно крутилась в чьих-то объятьях.
Наконец нащупав дно, со всей силы оттолкнулась ногами и выскочила на поверхность, кашляя.
Судорожно откинула длинные волосы, смахивая воду с глаз и замерла.
Рядом стоял Чернявый, держа меня в крепких объятиях, хмуро смотря на меня. Его глаза были прищурены, а между бровей пролегла глубокая складка. Рот гневно сжат, а шрам слегка приподнимал один его уголок.
Господи, да что опять случилась? С детьми что-то? Я пыталась найти ответ на его лице. Скажи же хоть что-нибудь, зараза.
Тут с берега раздался длительный свист. Я повернула голову. Там стояли четверо столичных и смотрели на нас.
В это время к ним, прихрамывая и запыхавшись, подбежал Игнат. Он, тяжело дыша, согнулся, опершись ладонями о колени. Поднял голову и спросил:
– Жива?
Я недоумённо повела плечами, широко открыв глаза. А я что, мертвая должна быть? Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?
Игнат громко засмеялся:
– Дозорный прибежал вот с такими глазами – говорил он, показывая глаза на пол лица.
– Орёт – девка ваша утопла. Вот и рванули тебя спасать – он плюхнулся на землю, качая головой.
– Я ж, когда тебя увидел, и сам испугался. Лежишь как покойница на воде, а вокруг волосы плавают. Ты чё ночью поперлась плавать?
– Да что ж такое-то?! Нигде покоя нет – я начала злиться – А когда, Игнат? Днем здесь толпы. То дети, то столичные, то местные – мой голос набирал обороты, переходя на крик – Мне одной и места нет побыть! Я в этом платье и хожу и купаюсь – кричала я, переводя взгляд на себя, указывая на своё платье.
И замерла. Я мысленно застонала. Твою ж мать! Я в купальнике, причем очень откровенном. Алька, я убью тебя! Меня прикрывали только мокрые волосы. Медленно окинула взглядом ребят, стоящих на берегу. Они смотрели на меня, не отрывая взгляда. Затем подняла глаза на Чернявого. Его лицо расслабилось. Взгляд то опускался вниз, изучая моё тело, то возвращался на лицо.
Мы стояли и смотрели в глаза друг другу, не моргая. При других обстоятельствах, я, возможно, почувствовала бы влечение к этому привлекательному мужчине. Сейчас же только глухое раздражение клокотало во мне.
Я выскользнула из его объятий. И как мне на берег выходить? А я их не звала. И плавной походкой вышла на берег, грациозно наклонилась, взяла платье и надела его. Обернулась к ребятам. Двое стояли с открытыми ртами, остальные прятали взгляд в земле, отворачивая головы. Чернявый медленно вышел из воды, не отрывая взгляда от меня. Затем медленно перевёл взгляд на ребят, махнул и пошёл в сторону селения. Петрович, сидя на земле, проводил их взглядом. Я села рядом с ним.
– Бедовая ты девка – сказал он, качая головой – Но красивая – подняв указательный палец.
Он подвинулся ко мне и шепотом спросил:
– Это что ж, сейчас купальники такие дома? – он зажмурился – В моё время вот такие труселя были – сказал он, показывая на бедро.
Я двинула его локтём. Напряжение потихоньку отпускало. Я легла на спину, смотря на небо.
– Мне нужно иногда быть одной. Я одиночка. Дома закрылся в квартире, и ходи себе хочешь в трусах, хочешь без них. Здесь новая обстановка, народу тьма и много новой информации для переваривания. Моя налаженная монотонная жизнь полетела в тар-та-ра-ра-ры. Иногда кажется, что голова от мыслей «лопнет».
Игнат кивал головой.
– Мне в следующий раз говори, если что. А то начальник погибнет молодым от разрыва сердца, тебя спасая.
Он слегка потряс меня за плечо:
– Слышь, ты присмотрись к нему – мужик-то перспективный и нравишься ты ему, вроде.
Я посмотрела на Петровича:
– Ты считаешь, что сейчас самое время? Вдруг всё закрутится, а меня обратно домой вернут. Нет, Петрович – я покачала головой – Это, если б я салага совсем была, окунулась бы с головой в отношения ни о чем не жалея. Погожу пока что.
Мы зашли в селение, никого не встретив. Я усмехнулась. Зато как я на минуту выхожу по своим делам, целая толпа собирается.
В комнате, переодевшись в сорочку, закрыла дверь и легла спать. Звери ещё не вернулись. Охранники, блин. Меня чуть не утопили в расцвете лет, а им хоть бы хны.
На следующий день объявлено, что выдвигаемся через день. Люся, узнав, что тоже едет в столицу радостно порхала во дворе с улыбкой на лице. Получив от Игната строгий выговор по поводу нашей одежды, она принесла целую кучу на выбор. Я с Линой выбирала платья, что-то подшить, что-то распороть и сшить на детей.
Участники ночного события украдкой бросали на меня взгляды, чистя своё оружие. Марк уже крутился между ними, с удовольствием помогая столичным.
Выловив Игната, я задала волновавший меня вопрос:
– А мы пешком пойдем? Странно просто. Столичный отряд пешим ходом по стране болтается.
Игнат ухмыльнулся:
– Не, Рита. Имеется у них транспорт. Перед отъездом увидишь. Мы только на другом поедем. У них транспорт боевой – потирая руки, хитро смотря на меня. Я недоумённо смотрела на него, чего это он радуется? Мою реакцию хочет посмотреть? Заинтриговааал.
Мне же нужно один вопрос выяснить. Я двинулась в сторону ребят.
* * *
Я сидел под деревом и размышлял.
Ну и зачем Мельсин меня сюда послал? Здесь и простой отряд справился бы. Дело обычное – приструнить Диких. Отряд из лучших выслали из столицы. А если там что-то случится? Нам не успеть. Я нахмурил брови, припоминая обстоятельства.
Накануне вечером, над столицей разразилась настоящая буря. Она бешеным вихрем пронеслась по улицам столицы, подхватывая все, что встречала на своём пути и, выкорчевывая то, что считала легкой добычей. За бурей начался проливной дождь. Он стучал по крышам непрерывным стуком, просачиваясь в мельчайшие зазоры. Вода грязным бурным потоком проносилась по улицам, смывая следы бури. К утру всё стихло. Утром встревоженные жители осторожно выходили на улицу, оглядываясь и оценивая ущерб. Многие крестились, призывая Хранительницу сохранить от бед. Некоторые шепотом предполагали, что скоро наш мир погибнет, Силы не хватает, чтобы поддерживать баланс. Тут в небе раздался громовой раскат, и сверкнула мощная молния, заставившая народ в испуге прижать детей к себе. И на небе разлилась многоцветная радуга. Она сверкала перламутром и приковывала взгляд. Цвета мерцали, меняясь друг с другом местами и вновь вставая на место. От радуги расходились золотистые лучи и эти лучи рассыпа́лись о землю золотистым сиянием.
Народ в восхищении замер, открыв рты. И эта разноцветная радуга вселяла маленькую надежду о грядущих переменах к лучшему.
В спешном порядке Мельсин вызвал меня и сообщил о необходимости отправиться в путь. О его цели он тоже ничего путного сказать не смог. «Так нужно», сказал он.
А я с недоумением рассматривал его. Никогда не видел его в таком нервном состоянии. Он мерил кабинет широкими для его невысокого тела шагами. Туда-сюда, туда-сюда. Иногда он останавливался возле стола, перебирая свитки трясущимися руками. Наконец, он остановился возле окна, сложив руки за спиной, глубоко вздохнул и выдал:
– Реммир. Есть предположение, что наследница должна вернуться.
Ого, вот это новость.
– Точное место и время нам не известно. Указано только направление. Поэтому, чтобы не будоражить народ, информация не будет распространена. Твой отряд едет наводить порядки и точка. А сам осмотрись. Всех переброшенных сюда во дворец. Здесь будем разбираться. Ну и, если проблемы есть, отмечай сразу, что несколько раз кататься – он устало подошёл к креслу, сел на него и откинулся на спинку.
– Скорей бы уже все случилось – он устало потер лицо ладонями.
Поднял голову и посмотрел на меня:
– Могу не дожить до столь знаменательной даты. Мой преемник ещё так молод, ему учиться лет пятьдесят. Опыта у него нет. Да и мне хотелось бы встретить юную наследницу. Ведь столько лет ожидания.
В общем, на следующий день я со своим отрядом двинулся в путь. Вроде всё как обычно. Одна переброшенка есть, только навряд ли она наследница.
Наследница должна быть степенной, разумной и строгой. Всё-таки управление целым миром на её плечи ложится. И Сила начнёт пробуждаться. А эта шебутная какая-то. Я вспомнил первую встречу и усмехнулся. С опухшим лицом и одним глазом, смотрящим на нас. И животные опять же настораживают. Но если учесть, что эта ненормальная спасла их, то можно считать это элементарной благодарностью. И профессия у неё – с животными работать. Как она ловко управилась тогда в амбаре.
Я хмыкнул. И в глаза не боится смотреть. Мужики иногда немеют, а эта поднимет голову и смотрит спокойно.
А вот то, что не побоялась детей спасти, это молодец. Я ведь вначале принял их за её детей. Какая деваха будет с чужими детьми так возиться?
А прошлую ночь вспоминаю с улыбкой.
Я с удовольствием потянулся, ощущая приятное тепло во всем теле. Как она дрожала в моих руках. Наглая она только, спокойно перед всеми вышла на всеобщее обозрение. Наша девка уже в обморок от стыда упала бы, а эта ничего. Смотрит своими красивыми большими глазищами. Спокойно оделась и смотрит, как ни в чем не бывало.
Нет, наследница такой не бывает. Значит, по дороге будем ещё искать. Обычно так и бывает. Когда спонтанный портал открывается, забрасывает сразу несколько человек.
Я вытащил изо рта изжеванную травинку, с намерением отдохнуть, вытянувшись на траве. Резко выпрямился, прислушиваясь к голосам.
Показалось? Я прищурился, вслушиваясь. Женский голос доносился до меня:
– Ну дай потрогать. Жалко тебе что ли?
Ребята вяло отнекивались, а голос продолжал:
– Ох ты, толстый какой. Рукой обхватить не могу.
У меня от удивления широко открылись глаза.
– А у тебя длиннее. А у тебя короткий. Ты дай потрогать.
Я от злости сжал челюсти со всей силы. До чего же девка бессовестная, качал я головой. Она мне весь отряд перепортит, зараза. Сейчас я ей задам! Я вскочил с места, направился наводить порядок.
Подходя к отряду, остановился, осознавая увиденное.
* * *
Я решила выяснить не понятный для меня вопрос – об оружии.
Я подошла к тому самому бойцу, у которого трое детей, Револьд вроде, если правильно запомнила. Присела возле него и начала расспрашивать:
– А почему мечи разных размеров?
Он окинул меня взглядом и охотно сказал:
– Оружие делается индивидуально под каждого бойца. Рука то у всех разная. Правильно?
Я кивнула.
– Смотри – он показал мне свой меч, перевернув рукоятку тыльной стороной.
Деревянная рукоятка была разделена вдоль небольшим углублением, поэтому со стороны она казалась обычной. А в этом углублении были отверстия для пальцев. Револьд просунул туда пальцы и обхватил рукоятку. Она уютно легла в его руке.
– Рука должна полностью обхватывать. Если возьмёшь чужой меч, допустим, отверстия для пальцев будут маленькие, а пальцы толстые, то просто они туда не войдут, тогда бойцу конец. В бою ничего не должно отвлекать. Меч – это продолжение руки. От этого зависит наша жизнь. Поэтому они делаются под каждого бойца. Поняла?
Я кивнула и просунула пальцы, они болтались как карандаш в стакане. Это правильно, конечно. И выбить такой меч из рук невозможно, если только с рукой отрезать.
– Почему размеры клинков тоже разные?
– Это просто. По длине руки. Смотри – он встал, глянув на ребят – Ижак, дай-ка своё оружие – он вдел пальцы и размахнулся, выкручивая руку – Видишь, он длинный для меня. Пока я буду размахиваться, мне глотку перережут.
Он вернул меч Ижаку, надевая свой и опять размахнулся. Теперь размах меча был короче, удар получился рубящим и коротким.
Я кивнула. Вернусь, Ромке расскажу. Очень полезная вещь, ему пригодится.
– Можно к ребятам подойти посмотреть?
Он кивнул:
– Отчего ж нельзя. Посмотри.
Я подошла к ребятам, с интересом разглядывая. Они снисходительно поглядывали на меня, что, мол, баба может понимать в оружии. Кто-то не желал даже показывать своё детище.
– Ну, дай потрогать. Жалко тебе что ли?
Это понятно, примета говорят такая, чтобы чужая рука даже не прикасалась, поэтому и чистит каждый сам.
У этого бойца были длинные пальцы, поэтому я своей маленькой рукой не смогла даже сомкнуть пальцы на рукоятке.
– Ох ты, толстый какой. Рукой обхватить не могу – такой меч запросто выбьют из моих рук.
Я пошла дальше.
– А у тебя длиннее. А у тебя короткий. Интересно как. Ну дай потрогать – ребята со смехом доверяли мне свои детища. Я села рядом с ними, задавая вопросы.
В это время на поляну влетел разъярённый Чернявый, рыща злым взглядом по нам. Все бойцы вскочили, вытянувшись по струнке, преданно смотря ему в глаза. Он наткнулся взглядом на меня и сжал глаза в узкие щёлочки.
Страшно-то как. У меня побежали мурашки по всему телу. Я недоуменно смотрела на него, пытаясь понять, что опять я не так сделала. Сомнений в том, что он из-за меня такой злой, уже не оставалось. Создавалось впечатление, что передо мной стоит разъяренный огромный бык – еще мгновение и из его ноздрей пойдет дым. Ему бы только кольцо в нос и мне красную тряпку в руки. Торро. Идиотка! Не смей улыбаться, размажет по стеночке.
Он внимательно обвел взглядом нашу компанию, оружие в моих руках, медленно выдохнул и расслабился.
Фу. Пронесло. Ребята тоже начали расслабляться.
Нужно держаться от этого бешеного подальше, на всякий случай. Я окликнула Марка, и мы пошли в дом. Он шёл с мечтательным взглядом, а потом спросил:
– Рита, а можно я ратному делу заниматься буду? Нравится мне очень. Меня отчим за то и бил, хотел меня своему скорняжному делу научить, а у меня не получалось. Он злился. Говорил: «мало того, что приблудыш, еще и руки не из того места растут». Я старался, конечно, чтоб мамка не расстраивалась, но у меня, как назло, не получалось. Однажды всю партию испортил.
Я кивнула. Можно, наверное. Петровича нужно спросить. Или с ребятами поговорить, пошлют, так пошлют.
Наступила преддорожная лихорадка. Люся бегала, доделывая последние дела. Игнат тоже все время отсутствовал дома, передавая своему заместителю заботы. Строго инструктировал, наставляя и подсказывая. Мы с детьми тоже ощущали эту нервную обстановку.
Я выловила Игната, выбегающего из дома:
– На чём поедем-то?
Он хлопнул себе по лбу:
– Точно! Совсем забыл – молча развернулся и побежал в другую сторону.
Я недоумённо проводила его взглядом, вот неугомонный.
Сегодня было не до разговоров, быстро поужинали и разошлись по местам. Я провела со своими животными воспитательную беседу, строго наказывая не уходить на ночь в лес. Завтра утром в дорогу.
* * *
Рано утром, едва начался рассвет, мы собрались на улице. Столичные сосредоточенные, молчаливые.
У меня была непонятная дрожь во всем теле. Старалась унять ее, сжала ладони в кулаки.
Мы все вышли за пределы селения. Я недоумённо оглядывалась. Ничего не понимаю, пешком пойдем?
Тут все столичные достали что-то из карманов и дружно дунули. Я смотрела на них. Что они делают? Внезапно земля задрожала, как от чего-то тяжелого. Я посмотрела на ребят, они стояли спокойно, значит и мне не нужно волноваться. Со всех сторон стремглав, начали выбегать животные. Они с радостным фырканьем кружились по поляне и подбегали к ребятам.
Один, сильно прихрамывая, подбежал к чернявому. Тот нахмурился. А я с восхищением разглядывала красивых животных, подходя поближе.
Грациозные животные, ростом вдвое выше наших лошадей, густая длинная шерсть по всему телу. Мощная длинная шея, с длинной гривой до земли. Хвостов нет вообще. А это что? Вместо копыт лапы? А что удобно – подковывать не нужно, и ухаживать за мозолями тоже. Сами лапы толстые и мощные, мышцы перекатывались от малейшего движения. Мне захотелось до судорог в руках потрогать, и я как зачарованная двинулась в их сторону, вытянув руку.
В это время животное Чернявого жалобно заскулило, переставляя лапы. Ему ведь больно, и я, не подумав, сменила траекторию и пошла в его направлении. Никто ничего не успел мне сказать.
Я подошла к передней левой лапе и согнула, чтобы посмотреть.
Так, что тут у нас? Попутно рассматривая строение лапы. Размером в две медвежьи лапы, с большими острыми когтями, посередине подушка с очень плотной твердой поверхностью. Я постучала, раздался глухой звук. Тогда почему хромает? И разглядела, что один коготь у основания был практически вырван и держался на небольшой кожице, а его острие глубоко вогнано в подушечку.
Вот это и причиняет ему боль, а ведь ещё предстоит дальняя дорога.
– Ну что, потерпишь? – спросила я зверя, поворачивая голову.
Он смотрел на меня, открыв пасть и часто хлопая глазами.
– Марк, тащи мою сумку.
Достала маникюрный набор. Что же взять? Щипчики или кусачки? Подняла тяжеленную лапу, удобно перехватив ногами, и принялась за дело. Животное заволновалось, начав переступать лапами, неловко подпрыгивая.
– И даже не думай! Мне тяжело твою лапу держать. Взрослое ведь животное, понимать должно, что тебе помогают – тихо говорила я, быстро доставая коготь.
– Вот и всё – перевязывая полоской ткани.
Отпустив лапу, выпрямилась, прошлась вдоль его тела, проводя рукой по гибкому мускулистому телу, и подошла к голове.
– Какой ты красивый – с восхищением сказала я, заглядывая в его глаза – Больно, да? Ничего, скоро пройдет – протянула руку и погладила между ушей.
Животное от удовольствия зажмурило глаза. А я все приговаривала:
– Красавец. И глазки у тебя красивые, и сам ты сильный.
Животное положило голову на моё плечо – Покатаешь как-нибудь? Снизив голос до шепота:
– Если хозяин не будет против.
Он открыл один глаз, скося его на своего хозяина. Я в последний раз прошлась руками по его голове и отошла. Вокруг стояла звенящая тишина. Все в каком-то тревожном молчании смотрели на меня.
Ко мне подскочил Игнат и, схватив за руку, отвел подальше:
– Ну ты даешь! Я чуть не помер со страху. Ты чего совсем сдурела? Чего прешься куда не следует. Он мог запросто убить тебя. Это ж боевое животное. Шава́лов с утробы матери учат убивать чужих, и защищать своего хозяина» – тараторил он, вытирая пот со лба.
Шава́л, название чудно́е какое. Чего волнуется? Когда еще представится возможность такую красоту погладить.
– Не убил ведь – пожала я плечами – Он ведь не дурак, понимает, что ему помогли, вот и стоял спокойно.
Я обиженно отошла к детям. Инициатива наказуема, называется.
В это время к нам подвели наше транспортное средство. Они чем-то внешне походили на боевых, но были похилее и меньше ростом.
– Это общественный транспорт, так сказать – подошёл Игнат.
– Смотри – он обратил моё внимание, что тело рядом стоящего животного было сильно вытянуто – Здесь трое умещаются. Вы на этом поедете. У нас с Люсей другой будет.
Интерееесно, как здесь все устроено. Это что же получается, трёхместный шавал? Я подошла, чтобы рассмотреть его. Худощавое жилистое тело, шерсть короткая, лапы очень широкие, ноги мускулистые. Это животное конечно внешним видом очень проигрывает боевым. Я с завистью посмотрела на столичных. Они уже расселись по своим животным. Я подсадила детей. Обернулась на Хила с мелким и со словами:
– Не отставайте – вскочила на животное.
Мы неспешным шагом тронулись в путь. Я ехала и смотрела по сторонам. Игнат сел позади Люси, нежно придерживая её за талию и что-то шепча на ушко. Она заливисто смеялась. Я покачала головой с улыбкой. Это нужно было опуститься на самое дно, чтобы суметь подняться и обрести свое счастье. Чернявый ехал в самом начале нашей процессии, время от времени объезжая её до самого конца, проверяя порядок.
Когда он проезжал мимо, я посмотрела на лапу его животного. Оно практически не хромало. Вот и хорошо. Чернявый демонстративно хмурил брови. Ну и пошёл ты, даже спасибо не сказал. Я отвернулась. От мерного покачивания, детей сморило. Мне пришлось придерживать их, замерев на месте. От долгого сидения все мышцы затекло, свой зад я вообще перестала ощущать. Если мы вскоре не остановимся, я наверно свалюсь на землю.
Из-за нас с детьми разрешили остановку. Я с удовольствием сползла на землю, собирая ноги в кучку. Так я долго не протяну, с непривычки все мышцы ныли. Отряд итак из-за нас медленно едет, так что придётся терпеть, сжав зубы. Мелкий временами нырял в высокую траву и выныривал с довольным видом. Хил трусил по дороге рядом с нами, временами тоже исчезая.
К вечеру мне хотелось проклясть все на свете. Я слезла с животного и легла на траву, давая мышцам хоть немного расслабиться. Сейчас бы в воду, мечтала я. Когда во всем теле боль начала стихать, я встала и огляделась.
На протяжении всего взгляда не виделось ни одного леса. Как костер разводить? Дети тоже были сегодня молчаливыми, боялись, как их встретит новая родня.
Столичные спе́шились, отпустив своих животных на волю. Раненое животное покружилось среди нас и, найдя меня взглядом, подошло, шумно выдыхая через ноздри, и положило голову на плечо. Я обняла его руками и закрыла глаза. Сразу стало так спокойно. Я гладила его по голове, руки опускались на его шею. Пальцы зарывались в его густую шерсть.
– Ну чего ты? Не хромаешь ведь уже. Иди, гуляй, а то хозяин ругаться будет. Ты ведь боевое животное, а жмёшься, словно котёнок домашний.
Я обхватила его морду руками, потерлась о его твердый холодный нос своим носом и отошла. Он развернулся и побежал за остальными. Развернулась и наткнулась на взгляд его хозяина. Он стоял, сложив руки на груди, и покачиваясь с пятки на носок. А я что? Я ничего. Я развела руками в стороны, слегка пожав плечами и пошла к детям.
Окончательно стемнело. Начали готовить еду. Я сидела в сторонке и с недоумением наблюдала. Костра не было. В большой котел набрасывали куски свежего мяса, овощей и зелени. Один из ребят взял свой мешок, засунул туда руку и достал небольшую коробочку. Открыл её и аккуратно достал капсулу среднего размера. Затем поднес руку под котел, раздавил там капсулу, я застыла на месте от увиденного.
Разгорелся синий огонь, который горел ровно, не потрескивая. Вскоре вода в котле закипела, и до меня донесся запах готовящейся пищи.
Я тихонько придвинулась к одному из ребят.
– Что это он там сделал, чтобы еда варилась.
Парнишка обернулся ко мне. Молоденький симпатичный мальчик с красивым телом и развитой мускулатурой. Он улыбнулся мне открытой улыбкой и сказал просто:
– Часть силы, заключенная в капсулу.
Я смотрела на него, ожидая продолжения.
– А, ты же не местная, не знаешь ничего. Это делается для боевых отрядов. Ты здесь видишь лес? – обвел он рукой вокруг.
Я отрицательно помотала головой.
– И так может продолжаться неделями, особенно в восточной стороне Ваарии. Но бойцы должны питаться, иначе какой с отряда толк, если обессилят от голода. На сухом пайке долго не протянешь. Бывало, останавливались, а кругом лес Хранительницы. Нам туда хода нет, и дров взять негде. Вот и придумали специальные штучки. А что, очень удобно.
Я кивнула головой. Конечно, очень удобно.
– Непривычно только. От костра и свет и тепло.
Он понимающе улыбнулся и снова полез в сумку. Достал еще одну коробку побольше и открыл. Я с интересом заглядывала туда, вытягивая шею. Он зачерпнул оттуда небольшую горсть крупного песка и, подбросив вверх, сказал: «Свет».
И тотчас песчинки разгорелись ярким светом. Я с открытым ртом сидела, смотрела на эту красоту. Они плавно передвигались над нашими головами, не опускаясь на землю. Дети тоже смотрели вверх с открытыми ртами.
Я обернулась на парнишку:
– Это тоже специальная задумка?
Он утвердительно кивнул головой и протянул мне руку:
– Эвальд.
– Рита – просто ответила я.
Мы поужинали и начали устраиваться спать. Игнат выдал нам одеяла. Я отошла немного в сторону, выбрала место с густой травой, расстелила одеяла – там и мы легли. Хил лег с одной стороны, Мелкий с другой. Я лежала и смотрела на небо, пока сон не сморил меня.
Проснулась от громкого рыка, доносившегося со всех сторон. Я вскочила и увидела, что столичные уже готовятся принять бой. Я начала оглядываться. Со всех сторон на нас в полной темноте смотрели десятки светящихся глаз. Как тогда ночью.
Дети проснулись, потирая глаза. Я быстро подняла детей, сдернула одеяла и отвела детей к Люсе с Игнатом. Сама встала на прежнее место, всматриваясь в темноту.
Хил сразу принял боевую стойку. Мелкий лениво покрутился с бока на бок, потянулся, с хрустом вытянув лапы и встал рядом с Хилом. Они переглянулись, Хил рыкнул, и они рванули в траву. Я и слова не успела сказать. От волнения сжала руки в замок, прижав их к груди.
«Их же много. Их убьют» – с отчаянием думала я.
Обернулась на отряд. Они стояли, не сдвинувшись с места, и всматривались в ночную темноту. Я с надеждой смотрела в их лица, почему они стоят и ничего не делают.
Тут раздался протяжный визг. Я невольно отшатнулась. На глаза стали наворачиваться слезы отчаяния. Трава вокруг зашумела от движения тел животных. То тут, то там вспыхивали и гасли огни глаз неизвестных мне животных. Раздавался хруст костей и предсмертный хрип. Не знаю сколь прошло времени, прежде чем всё стихло. Мне казалось, что бесконечно.
Я заметила шевеление травы возле меня и отступила на несколько шагов. Показался Хил. Он медленно шел ко мне, облизывая морду. Его глаза уже принимали обычный цвет.
– А где Мелкий? – Хил поднял ко мне морду – Что? – я смотрела в его глаза – Хил, где Мелкий? – в моем голосе начиналась паника.
Он слегка повел головой в сторону. Я побежала со всех ног в ту сторону. Звала его в полной темноте. Тут над головой зажглись огоньки и рядом я увидела Чернявого. Он шел рядом, всматриваясь в траву. Раздался хрип. Я обернулась и побежала туда. Мелкий лежал на боку, временами пытаясь встать на лапы. Я бросилась к нему. По моему лицу уже текли слёзы.
– Мелкий, тебя ранили. Где? – я судорожно ощупывала его тело и обнаружила рваную рану на шее. Я в страхе замерла, ведь от подобной раны погибла его мать. Его нужно дотащить до места нашей стоянки. Возможно, я смогу что-то сделать. Я посмотрела на Чернявого. Он кивнул и подошёл, просунул руки под тушу животного, с трудом подняв его. Так мы и вышли к народу. Чернявый положил Мелкого возле бывшего костра. Я попросила зажечь ещё огоньков.
Кровь тоненьким ручейком вытекала из его раны. Господи. Что я могу сделать голыми руками? Мелкий открывал глаза и смотрел на меня немигающим взглядом. Я в отчаянии закрыла лицо руками, судорожно рыдая. Дети сидели в сторонке, обнявшись и тихонько плакали.
Ко мне подошли ребята. Эвальд присел рядом, положа руку мне на плечо:
– Оставь его, он все равно умрет. От таких ран не выживают.
Я со злостью посмотрела на него, прищурив глаза и скидывая его руку. Вот хрен вам всем. Быстро утерла слезы и выпотрошила свою сумку. Ничего нет. Что можно сделать голыми руками? Я посмотрела на свои ладони. Делай хоть что-нибудь, чёрт тебя подери.
Я склонилась над раной, рассматривая её. В такой темени много не рассмотришь. Я вскочила, схватила с воздуха несколько огоньков и подтянула к шее. Ага, вот теперь можно хоть что-то разобрать. Артерия была частично повреждена, а не полностью разорвана. Я раздвинула края рваной шкуры, подбираясь к артерии. Зажала её пальцами и закрыла глаза. Не могу смотреть как из его тела, медленно вытекает жизнь.
Я не хочу увидеть его последний смертельный взгляд, он навсегда останется в моей памяти и будет преследовать всю мою жизнь. Насмотрелась, работая в клинике. Они навсегда оставляют маленькие насечки в моем сердце.
И вот перед глазами побежали картинки из моей памяти: вот я увидела его маленьким, попискивающим под боком у его матери, вот я несу его за пазухой, придерживая одной рукой. Его первые шаги, здесь он бежит, свалив Игната с ног. И от отчаяния я молилась с закрытыми глазами. Кого просила, не знаю, просто от всей своей души и открытого сердца молилась.
Сколько я так сидела не знаю. Открыла глаза, когда начало светать. Дети сидели, прижавшись к Игнату, хлопая сонными глазами и стараясь не уснуть. Я вздохнула. Мелкий был жив, его бока мерно вздымались, тоже уснул наверно.
