Лин Петрова
На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница
– Решила с работы уволиться.
Я вроде кинулся её отговаривать, не дури мол.
– Я буду горбатиться, чтоб эту падлу прокормить, что моего ребенка убила?
Я и заткнулся. Схема ведь действительно дерьмовая, Рита. Люди работают, платят налоги государству. Государство потом эти деньги распределяет, в том числе на содержание этих самых преступников, на еду, свет там. Якобы государство дает им возможность исправиться и приносить обществу пользу. А много их исправилось то? Единицы. Вот и спрашивается, где справедливость?
– Ненавижу эту сволочь, всей своей душой ненавижу. И не знала раньше, что можно так ненавидеть, Игнат.
– И где такие слова найти, чтоб успокоить израненную душу?
Прошло еще некоторое время. Этот вышел на свободу и ходил мимо нашего дома с поднятой головой. Я мол, понес заслуженное наказание. Какие ко мне могут быть претензии? А каково матери смотреть на это безобразие, отнял у нее самое дорогое и ходит с наглой рожей, не стесняясь. В общем, Рита, убила она его. А потом и с собой покончила. Видно осознала, что стала таким же, как и он, убийцей, и порешила себя.
Мы все молчали. Кто от истории, кто от воспоминаний.
– Злоба порождает злобу. А здесь все знают, наказание за преступление последует сразу, а не как у нас – правды не добиться, вот и ждут все суда божьего, когда ж аукнется. Здесь от её глаз ничего не скроется.
То ли от разговоров, то ли действие отвара закончилось, но меня затошнило, и я судорожно сглотнула.
Реммир тут же поднес кружку с отваром, которую я с благодарностью приняла.
– Посторонние выметаются из помещения – засуетился Игнат, видя моё состояние.
У меня перед глазами замелькали черные мушки, превращающиеся в большие темные пятна, и я откинулась на подушки.
– Игнат, будь другом, займи детей чем-нибудь, чтоб не болтались без дела, пожалуйста – закончила фразу слабым голосом и уснула.
* * *
Все бы ничего, но тошнота периодически давала о себе знать. Лекарь пожал плечами. Говорит, что возможно мой организм еще не вывел остатки отравы, но со временем все пройдет и посоветовал пить подкисленную воду.
А на третий день я начала тихо звереть. Реммир категорически не хотел выпускать меня из спальни, пока я окончательно не приду в себя. Он чувствовал свою вину, ведь это в его доме меня отравили и делал все, чтобы исправить свою ошибку. И все были заняты делом: дети прибегали и убегали. Лине было интересно всё, она с удовольствием помогала и на кухне, и слугам. Её искренняя улыбка с ямочками на щёчках покорила всех без исключения слуг, они с улыбками слушали её рассказы о нашем путешествии. Каждый раз рассказ обрастал все новыми подробностями. Скоро в ее рассказе я буду бессмертной женщиной-воином. Всё это мне со смехом рассказывал то Люся, то Игнат. Нужно будет с Линой поговорить, а то слуги итак на меня начали косо посматривать.
Марк ошивался со столичными ребятами, где продолжил занятия с мечом. Реммир, чувствуя свою ответственность за детей, (а как иначе? Если мы совершили предварительный обряд, значит он им вроде как отчима) начал занятия с мальчиком. Это Игнат доложился. Сам Игнат начал что-то новое кумекать. Сядет на кровати, что-нибудь рассказывает, потом замрет на полуслове, вскакивает и убегает. И только я лежу, как бревно на кровати. Или хожу по комнате, как зверь загнанный. Если честно, то, как только встаю с кровати, начинает кружиться голова, но я помалкиваю, иначе меня запрут здесь еще на неделю.
Дверь распахнулась и вошел Реммир. Он шумно выдохнул:
– Уф, загоняли меня совсем.
Он подошел, поцеловал в губы.
– Сейчас быстренько сполоснусь – и ушел в бассейн.
Через некоторое время он вошел, вытирая волосы куском ткани.
– Пацан-то смышленый. Выйдет из него хороший воин. Видно, отец его из наших был.
Реммир плюхнулся на кровать рядом со мной.
– Я чего спросить хочу. Не знаешь, откуда у него шрамы на спине? Я спрашиваю – он молчит.
Я кивнула.
– Отчим. Невзлюбил его, ублюдком называл. Чуть что не по его – бил нещадно. Под себя хотел переделать, а у него нет другого таланта, как воином стать. Что не скажет сделать – у Марка не получалось. Старался видимо, но не получалось. Вот и бил. Лина рассказывала.
Реммир сжал губы:
– Скотина. А мать что же? Не защищала?
– Мать его любила очень и защищала как могла. И Марк её любил, потому и не сбежал в столицу, терпел унижения. Там и Лина родилась. Остался, говорит, чтоб матери помогать.
Реммир молча слушал мой рассказ.
– Он ведь, как матери не стало, ответственность за сестру на себя взял. Настоящий мужчина.
Я повернула голову к Реммиру. Он серьезно смотрел на меня изучающе.
– А тут ты им подвернулась?
Я отрицательно покачала головой.
– Это мы друг другу подвернулись. Судьба, не иначе. И я очень ей благодарна, если честно. И я ни о чем не жалею!
Это уж я специально сказала, для уточнения, чтобы у некоторых не возникли вопросы.
– Не злись, Рита. Ты права. Судьба не иначе. А по поводу мальчика не переживай, займусь им лично. Посмотрим, что выйдет.
Я кивнула.
– Спасибо!
Уж коли пошел разговор по душам, нужно еще один вопрос уточнить. Я немного помялась, не зная, как начать разговор.
– Хочу спросить. Наверное, нужно расторгнуть наш договор? – и показала на запястье, где красовался замысловатый узор.
Реммир молча смотрел на меня, но его глаза потемнели и немного сузились. Я немного испугалась.
– Тебе не терпится стать свободной? – довольно грубо спросил он.
– Нет, но сговор состоялся при определенных обстоятельствах, за которые я тебе очень-очень благодарна. Правда. Просто мне не хочется быть тебе балластом, сама на шею села и детей чужих повесила.
Я облизала губы, давая себе секунду для размышления и осторожно продолжила:
– Возможно, свобода нужна тебе? Но неловко сказать об этом?
Он резко сел на кровати.
– А может, ты не будешь за меня решать, нужна мне свобода или нет? – с раздражением и довольно громко сказал он.
Тут уже я вскочила. Чего это он, спрашивается, повышает голос на меня? Я никому не позволяю орать на меня.
– А может, ты не будешь повышать на меня голос? Я просто спросила – довольно громко выкрикнула я – И не надо орать, я не глухая!
Слово за слово, но мы стояли друг против друга и орали не пойми что, обвиняя друг друга во всех смертных грехах.
Тут дверь с шумом распахнулась, и быстро вошел Игнат:
– Милые бранятся – только тешатся? Поздравляю с почином, так сказать – Игнат смеялся, потирая руки.
Мы разом замолчали. Я словно очнулась. Что это со мной? Ору, как баба базарная. Никогда прежде я не опускалась так низко, всегда считала ниже своего достоинства выяснять отношения таким хабальским образом.
Мне стало очень стыдно, я опустила голову, переводя взгляд на ковер, рассматривая рисунок.
– Я чего пришёл-то? Я хотел…
– Не знаю, что ты хотел, но давай ты это расскажешь чуть позже – Реммир развернул Игната лицом к двери и довольно бесцеремонно вытолкал его в коридор, прикрыв за ним дверь. А затем подошел ко мне очень близко.
– Рита.
Он поднял моё лицо, смотря мне прямо в глаза. Какой он красивый и я с жадностью смотрела на него. Так хотелось запомнить каждую его черточку. Реммир медленно приблизил ко мне лицо и жадно поцеловал, а я ответила на его поцелуй. Внутри все затрепетало. Мы, целуясь, потихоньку дошли до кровати и завалились на неё. Его руки шарили по моему телу, задрал подол платья и добираясь до заветной цели. Я завелась с полоборота. Мне хотелось, чтобы он взял меня прямо сейчас, покоряясь его грубоватым ласкам. Моё тело выгнулось, когда он вошел в меня. Внутри меня нарастал ком удовольствия, захватывая в плен все мое тело и стремительно приближаясь к логическому финалу. Молча переносить эту сладкую муку я больше не могла – я стонала и царапала его спину. Реммир сначала сдерживал себя, но чем ближе мы приближались к разрядке, со стоном выдыхал и бормотал. Его движения стали чаще и глубже.
– Моя – выдохнул он.
– Твоя – и все вокруг взорвалось.
Мы лежали на спине, пытаясь отдышаться. Реммир сгрёб меня в свои объятия, накинул на меня одеяло и заботливо подоткнул его со всех сторон. Я уткнулась счастливая в его шею.
В это время дверь приоткрылась, и заглянул Игнат.
– Вы, это самое, потише что ли, давайте. Кругом ведь народ, ему может завидно, честное слово. Я чего хотел-то? Забыл уже. Пойду – ка Люсеньку свою найду, а то соску-у-у-чился.
Он развернулся и пошел. Его голос постепенно затихал в отдалении:
– Люсенька, где ты, любовь моя?
Мы мгновение лежали в тишине, пока Реммир не засмеялся во весь голос.
– Вот балбес. Теперь и сам пошел шуметь.
– На дверь нельзя замок какой поставить? Что за мода? Все двери нараспашку.
– Да как-то не принято у нас двери запирать. Обычно в хозяйские покои просто так не входят.
Он повернул ко мне голову, изучая мое лицо.
– А у нас наоборот. Не успел зайти в квартиру, домой то есть, сразу все замки запираются. Ну, раз здесь не принято, значит, буду привыкать.
Я начала вставать с кровати.
– И еще один вопрос для уточнения.
У Реммира поджались губы, его глаза сузились.
Я сделала жалобное лицо и спросила:
– А можно мне уже выходить из комнаты? Я в четырех стенах начинаю с ума сходить, правда-правда. Ну, пожалуйста.
Я сложила руки на груди и посмотрела на Реммира, хлопая глазами. У него разгладились черты лица, он видимо ожидал от меня продолжение выяснения отношений. Ага, как же. Нас и здесь неплохо кормят. А умная женщина лучше промолчит, а дурой себя я не считаю. Остальное я выясню позже.
Он встал, подошел ко мне, сначала крепко обнял, затем отстранился, держа меня на вытянутых руках, заглядывая в глаза:
– Как ты себя чувствуешь? Не тошнит уже?
Я улыбнулась:
– Иногда тошнит еще, но, я думаю, отвар и кислая вода справятся. Но сидеть без дела я уже не могу. Правда – говорила я, смотря на него.
– Лекарь говорит, удивительно, что ты выжила. Ваарец умер бы давно. У тебя кровь наверно сильная, раз справилась с отравой.
Я пожала плечами:
– Понятия не имею. Справилась, и слава Бо… Хранительнице.
Он кивнул.
– Раз ты себя нормально чувствуешь, то можешь делать все, что тебе заблагорассудится.
Я облегченно выдохнула.
– Мне ведь все равно в столицу нужно, правда?
– Я ведь не местная. Раньше-то я у Игната спрашивала, а вопросов меньше не стало. Придется тебе потерпеть и отвечать. У нас говорят: "Со своим уставом в чужой монастырь не ходят". Там, в моем мире, совсем другие обычаи и правила. Поэтому я спрашиваю, чтобы делать правильно и как положено. А если делать правильно, это значить чтить традиции другого народа, ну и мира в моем случае.
– Этот мир нельзя переделывать. Он прекрасен в своей первозданной природе. Представь, если каждый попавший сюда, начнет его переделывать. Приносить сюда свои обычаи и традиции, что от этого мира останется? Получится лоскутное одеяло, собранное из обрывков тканей. Этот мир нужно только улучшать, не нарушая его баланса.
Я подошла к окну, облокачиваясь руками о подоконник.
– Мне придется здесь остаться, и ты прекрасно об этом знаешь. Жалею ли я об этом? Нет. Здесь мне дали бесценный подарок, о котором у себя я могла только мечтать.
Я чуть кивнула.
– Дети, конечно же дети. Конечно, я буду скучать по своему миру, ведь там остались мои друзья, я там выросла. Мне бы весточку им дать, что я жива, а не пропала без вести – чуть тише сказала я, поворачивая голову в его сторону.
Он смотрел на меня, внимательно слушая. Но я не увидела в его взгляде понимания.
– Представь, что ты поехал в поход, а очнулся в незнакомом тебе месте. Нет твоих родных и близких, нет привычной для тебя обстановки. Тебе придется выживать в новых условиях. Будешь ли ты вспоминать тех, кто дорог твоему сердцу, зная, что возможно, ты никогда их больше не увидишь?
Он опустил глаза, затем поднял их, обводя комнату чуть прищуренным взглядом, его взгляд остановился на мамином любимом ковре, примеривая ситуацию на себя. Медленно провел рукой по волосам и вздохнул. Встал, подошел ко мне сзади и обнял двумя руками.
– Я никогда не смотрел на это с другой стороны. У меня другая задача – защищать род Хранительницы и доставлять чужих в столицу. Но сейчас я понимаю, как тяжело тебе здесь пришлось. Учитывая, в какую историю ты сразу попала.
– Нельзя, разве, чтобы этот переход как-то полегче осуществлялся? Морально легче? С ума ведь можно сойти, честное слово.
– Я возьму себе на заметку и обсужу с Мельсином. Возможно, он что-нибудь придумает.
– А какой он? Мне немного страшновато с ним встречаться.
В это время дверь распахнулась и вбежала Лина с Мелким. Реммир, не выпуская из своих объятий развернул меня к двери.
– Ма! – громко закричала она – Я хотела Игнату помочь по-ку-ме-кать – старательно выговаривала она новое слово – А он ругается, говорит, иди своими делами занимайся. У меня и дел-то никаких нету. Что мне делать-то? – она недоуменно развела руками.
Я чуть склонила голову, глядя на них.
– Кстати, что-то я Хила давно не видела. А ты Лина, когда последний раз его видела?
Она подняла глаза наверх, пытаясь вспомнить, затем посмотрела на меня и закрыла рот ладошкой:
– Потерялся – потрясенно выдохнула она.
Развернулась и с криками: «Марк, Марк. Хилый потерялся!", – выбежала из спальни.
Я задумчиво сказала:
– Все-таки что-то нужно будет здесь переделать. Замочек, наверное, на дверь придется поставить.
Я чувствовала, что плечи у Реммира начали трястись, пытаясь удержаться от смеха. Удержаться не смог и спальню огласил его громкий смех. Я тоже не смогла удержаться.
– А ты говоришь валяться в кровати. Да они через пару дней дом по бревнышку разберут. Пора и мне делом каким-нибудь заняться.
– Вот и займись, раз так. Можешь делать все, что душе заблагорассудится – направляясь к ванной.
– Все-все? Вот это здорово! – обрадовалась я.
Я начала быстро приводить себя в порядок.
Реммир остановился на полпути, поднял брови и сказал чуть задумчиво:
– Это я зря, наверное, да? Дом хоть на месте останется?
Я шутливо поклонилась:
– Не сумневайся, барин, все будет в лучшем виде – и быстро пошла к двери.
На пороге обернулась и послала ему воздушный поцелуй. Он улыбался, глядя на меня. Ох, нравится он мне.
– Встретимся за обедом – только и успел крикнуть мне, когда и мой след уже простыл.
* * *
И за что теперь хвататься? Наверное, об одежде нужно подумать, ведь дороги не избежать. Поэтому, для начала нашла Люсю. Та была какая-то растерянная.
– Знаешь, что-то волнуюсь я. Жила – не тужила, а тут переезд предстоит. Где жить будем? А как нас примут на новом месте? Смогу ли я там?
Я приобняла её за плечи.
– Это нервы. Столько событий в дороге произошло, меня до сих пор потряхивает, как вспомню. Все будет хорошо. Ты бы знала, как я волнуюсь. Я вообще ничего здесь не знаю и мне без вас не справиться.
Люся посмотрела на меня.
– Ну что бы со мной было, не встреть я вас с Игнатом? Он ведь понимает меня как никто другой. Правда – правда.
Я вздохнула.
– Ты бы знала, как мне иногда тяжко бывает. Ты хоть у себя дома, а я как подумаю, что никогда не вернусь, хоть вой.
Люся опустила голову и тихо сказала:
– Ты уж извини, Рита. Что-то я совсем расклеилась. Тебе столько испытаний выпало, а я ною.
Она улыбнулась.
– А что может спасти двух женщин от дурных мыслей?
Я подняла брови, смотря на Люсю. Она чуть склонила голову набок, с интересом слушая продолжения.
– Только примерка новых платьев. Поэтому, вперед и с песней – аккуратно за талию подталкивая ее к выходу.
Три дня мы с Люсей провозились, подбирая одежду в дорогу. Люся шипела на меня, призывая к благоразумию, я отчаянно переругивалась в ответ, объясняя, что в той одежде, что она предлагает, невозможно ехать в дороге. Как взбираться на шава́лов? Драться и убегать от врагов? Люся закатывала глаза, обращаясь к Хранительнице:
– Угомони ты эту иноземку. Ходит как мужик в портках.
– С кем ты еще собралась драться-то, неугомонная ты моя? – переведя взгляд на меня.
Я сложила руки на груди в невинном жесте:
– Люся, что ты наговариваешь, честное слово. Я вообще ни с кем не собира… – и замолчала, глядя как Люся закрывает рот ладонью, пытаясь справиться с тошнотой. Я скинула ткани с колен, бросаясь к ней. Она судорожно вздохнула, глубоко вдыхая полной грудью.
– Люся, что случилось? – спросила я встревоженно.
Она подняла на меня глаза:
– Началось после того, как тебя отравили. Наверное, в мою порцию немного попало. Только я тебя прошу, не говори Игнату, пожалуйста – она умоляюще смотрела на меня – Во-первых, немного совсем попало, во-вторых – он сейчас меня уложит в кровать на несколько дней, а уж получу за то, что не сказала! – она махнула рукой.
Я гневно сложила руки на груди:
– С ума сошла совсем? Почему не сказала? Ладно, я иноземка, ничего в этой отраве не понимаю. Но ты-то понимаешь последствия?
Мой голос начал повышаться.
– Если я сейчас ничего не скажу, и с тобой что-нибудь случится, меня же Игнат живьем сожрет, не понимаешь ты, что ли? – оказывается, я уже кричала – Он же любит тебя, а ты меня в сообщники записываешь.
Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. В это время по коридору застучала деревяшка, дверь открылась, и вошел Игнат:
– Ты чего орешь как оглашенная, Рита? Случилось чего?
Я мельком взглянула на Люсю, она сидела, опустив голову.
– Ничего – буркнула я – Фасон платья вон обсуждаем, да во мнениях не сошлись. Да, Люся?
И не дожидаясь ответа, вышла из комнаты. Во мне все кипело. Я тоже молодец, сразу не сказала Игнату. Теперь придется молчать как партизан. Придется поделиться с ней отваром и кислой водой, но так чтобы Игнат не видел.
* * *
Вечером Реммир сообщил, что через три дня выезжаем на рассвете. Я даже расстроилась немного. Мне здесь понравилось и уютно как-то. А что там впереди? Неизвестность, которая всегда пугает.
Да и в дороге бы ничего не случилось, мне приключений хватит на всю жизнь. Или не хватит?
В день отправления я проснулась очень рано, Реммир еще спал. Я тихонько выскользнули из постели, подошла к окну, открыв створки. С удовольствием вдохнула свежий воздух, смешанный с ароматами множества цветов и потянулась всем телом. Свежий ветер, ворвавшийся в комнату, лениво поигрывал подолом моей тоненькой прозрачной сорочки. Я облокотилась о подоконник двумя руками, чуть подавшись вперед, рассматривая и запоминая вид из окна. Придется ли еще раз сюда вернуться? Я медленно осматривала двор, растения, вдыхая воздух, пока не заметила какое-то шевеление под окном.
Опустила голову и увидела Игната. Тот метался по двору, молча заламывая руки, вдруг останавливаясь, взлохмачивая свою шевелюру. Почему он так себя ведет? Что-то случилось? С кем? С детьми? С Люсей? Ну, конечно же, с Люсей. Дура я, дура. Почему сразу не сказала ему про отравление? Я схватила халат, надевая его на ходу, выбегая из комнаты.
Я выбежала на улицу, отыскивая Игната взглядом. Он стоял возле большого куста и что-то бормотал.
– Что, Игнат. Что?
Я в отчаянии схватила его за рукав. Он перевел на меня растерянный взгляд, бормоча:
– Как же так-то, а? Я же…Вроде и… С другой стороны конечно… так-то, если подумать… А Люся как же…
Я схватила его за грудки и встряхнула:
– Игнат, что случилось? С Люсей что-то?
– А? Да-да с Люсей. С кем же еще-то? Больше и не было…
– Живая? – выдохнула я.
– А? Да-да – Игнат перевел взгляд в сторону, что-то бормоча, пожимая плечами и разводя руками.
Я, пытаясь воззвать к его благоразумию, хватала его за руки, поворачивая к себе и пытаясь разобраться в его бессвязной речи. Наконец, мне это надоело, я ударила его по щеке. Он в недоумении остановился, потирая щёку:
– Обалдела совсем, Рита? У меня, можно сказать, проблемы, а ты меня лупишь. Может, и не проблема, конечно – начал опять бормотать он, переводя взгляд.
Э, нет. Так дело не пойдет. Я резко повернула его к себе:
– Рассказывай!
Он постоял несколько секунд, собираясь с духом и начал:
– Встал я, значит, в уборную. И ничего не предвещало, как говорится. А как увидел, так и растерялся – он умоляюще смотрел на меня.
– Да что увидел-то?!
– Так кольцо, Рита, кольцо. Еще только-только конечно. Но как такое может быть-то, а?
Да что же такое-то? Какое кольцо, черт его побери? Что, предмет мужской гордости в кольцо скрутился что ли? И узлом завязался? Ничего не понимаю.
Я в недоумении стояла, хлопая глазами, пока не услышала покашливание сверху. Подняла голову. Из окна на нас смотрел Реммир.
Его губы были сжаты, глаза прищурены. Это он чего? Подозревает меня? Нас с Игнатом???
Тут Игнат поднял голову к Реммиру и сказал:
– Кольцо у меня, понимаешь – а я вот растерялся – он развел руками в стороны.
Реммир несколько секунд еще смотрел на нас, пока его лицо не разгладилось, и на ней появилась улыбка. Чего это он улыбается? Реммир вышел на улицу, подошел к Игнату и с улыбкой пожал ему руку:
– Поздравляю!
Я переводила взгляд с Реммира на Игната, все еще пытаясь понять, что происходит.
Игнат посмотрел на меня:
– Кольцо, Рита. Ты еще ржала как конь, когда я тебе рассказывал. Ребенок, понимаешь, у нас будет.
Аааа. Вон чего. Так теперь понятно, почему Люсю тошнит. Она-то думает на отраву, оказывается причина совсем в другом. Я облегченно выдохнула.
– И чего панику наводишь? Я уж думала, случилось чего.
– Так ведь не ожидал как-то. В моем-то возрасте. Хотя, конечно, здесь возраст совсем другой, как-то не подумал я об этом сразу. Сколько годов вместе, а тут раз и на тебе. Когда не ждали. А Люся-то как отнесется?
– Она еще не знает?
– Так не обратила внимание, наверное. Не ждали ведь, как говорится. А я… Пойду, наверное, да? Вас вон всполошил и… – бормоча, пошел в сторону дома.
Реммир подошел ко мне сзади и обнял двумя руками:
– Благословила его Хранительница – выдохнул он – После стольких лет взяла и благословила. А то, что так ведет себя, у меня так же было. И не страшно вроде, а где-то внутри все трясётся. Это ведь ответственность, Рита.
Вот блин, трясётся у них внутри. Я от беспокойства чуть с ума не сошла, а этот…
Я глубоко вздохнула, пытаясь обрести душевное равновесие, когда прозвучал громкий утробный звук.
Значит, пора собираться в дорогу. В окнах начали зажигаться огоньки, дом начал потихоньку оживать, послышались последние указания. Во двор стали выходить слуги, вынося вещи в дорогу.
Ой, а я так и стою в халате. Неудобно-то как. Повернула голову к Реммиру. Он смотрел на меня с легкой улыбкой, затем чмокнул в нос и мягко подтолкнул в сторону дома.
* * *
Все собирались слаженно и молчаливо. Ребятам-то не впервой, я же немного нервничала. Когда рассаживались на шавалов, я повернулась к Реммиру:
– Где Хил и Мелкий?
– Они догонят – коротко ответил он и дал указание двигаться в путь.
Всякая дорога утомляет от монотонной езды. Поначалу мы еще поддерживали разговор, а к вечеру и разговоры свелись на нет.
Реммир дал указание остановиться на ночевку. Дети, поев, сразу легли спать. Люся, выкроив момент, подсела ко мне:
– Рита – шепотом начала она – Ты Игнату сказала про яд? Обещала же смолчать, он теперь не разговаривает со мной и не смотрит. Обнимет только, прижмет и молча отпускает. Мне теперь как перед ним оправдываться-то? Доверяла тебе, а ты…
Я молча повернула к ней голову:
– Ты еще не знаешь – констатировала я, слегка мотнув головой.
Как тут у них делается-то, можно говорить или нет? А я иноземка, правил не знаю.
– Так это он должен перед тобой оправдываться, Люся.
Она удивленно открыла глаза, затем медленно прищурила их:
– Неужто изменил? – она медленно опустила глаза к земле.
– Сдурела? Какой там изменил? С кем здесь можно? – я обвела рукой на присутствующих.
– На руки лучше посмотри – и отвернулась.
Тишина. Повернула голову на Люсю, та сидела и смотрела на свои ладони в недоумении.
– Выше смотри – буркнула я и снова отвернулась.
Снова тишина. И через некоторое время приглушенный вскрик. Люся сидела, подняв брови с легкой улыбкой на устах.
– Так это чего, Рита? Он из-за этого такой, что ли?
– Ну да. Возраст говорит, и ты как воспримешь. Боится – пожала я плечами.
Она медленно встала, отыскивая Игната взглядом. Тот сидел с закрытыми глазами, уже отстегнув свою культю, облокотившись о дерево.
– Где ты, любовь моя одноногая? – пропела она ласковым голосом и решительным шагом пошла к нему.
Игнат встрепенулся, открыл глаза. Люся подошла к нему, сложила руки на груди:
– И когда ты собирался мне сказать? А, супруг мой единственный? Один тут сидишь, радуешься? Или что?
Игнат хлопал глазами, до него начало доходить понимание. Он, двумя руками держась за дерево, встал.
– Знаешь, да? Так ведь неожиданно как-то, вроде. Растерялся, понимаешь.
Люся же тем временем взяла в руку лежащую рядом культю и огрела его:
– Нас Хранительница благословила, а я последняя об этом узнаю, да?
Все столичные ребята повернули голову в их сторону, с интересом прислушиваясь к разговору.
– Так ты не против, Люсенька? Я ведь подумал, может, ты расстроишься. Бабушкой ведь скоро станешь, а тут на тебе.
Люся прищурилась:
– Неужели я за полоумного замуж-то вышла? Вроде сначала нормальным прикидывался – она повернулась в мою сторону.
Я только пожала плечами.
Она молча огрела Игната еще раз.
– Так что же, Люсетта моя – Игнат всматривался в лицо своей супруги – Это, получается, все хорошо у нас, да?
Люся стояла, опустив голову.
– Дитёнок у нас будет, да Люсенька?
Та кивнула головой и из ее глаз потекли слезы. Игнат подскочил к Люсе, крепко обняв ее. Загалдели столичные. Народ начал вставать и поздравлять, хлопая Игната по плечам:
– Молодец!
– Могёшь еще.
Я облегченно выдохнула. Все решилось мирным путем и без кровопролития. Вот и хорошо, вот и славненько. Спать, спать. Утро вечера мудренее.
* * *
Утром дозорные принесли весть о появлении еще одной «попаданке».
Все встрепенулись. Реммир внутренне подобрался, стал сосредоточенным. Между столичными послышались шутки:
– Так у нас только Ольгерд еще свободный.
– Если такая красавица, как Рита, не упускай уж своего счастья-то.
– Еще не известно, с какой планеты, может у нее две головы, пять глаз – послышался смех.
Староста доставит её ближе к обеду. Все чего-то засуетились. Я подошла к Реммиру:
– Наследница?
– Может быть. Всех в столицу нужно доставить.
Он обнял меня, поцеловал в щеку и его взгляд застыл где-то за мной. Я повернулась и открыла рот. Ко мне шло большое мощное животное, именуемое Мелким. Но что с ним? Он неспешно подошел ко мне. Чтобы посмотреть в его глаза, мне пришлось поднимать голову. Когда он так вырос?
– Мелкий, ты ли это?
Он наклонил голову и лизнул меня своим шершавым языком в щёку. Моя рука едва доставала, чтобы погладить его спину.
– А где Хил? – спросила я его.
Тут его шерсть на загривке раздвинулась и оттуда выглянула морда Хила.
С криками подбежали дети:
– Ой, Мелкий, какой ты большой.
– Покатай, покатай.
Мелкий подогнул задние лапы, неуклюже сев на них. Дети с криками взобрались к нему на спину. Я погрозила пальцем:
– Осторожно и недалеко от меня. Хил, контролируй.
И они неспешной походкой пошли. Хил на шее, дети на спине. И совершенно я не беспокоюсь. Я временами поглядывала за ними. Дети сидели, вцепившись за шерсть, и радостно смеялись. Когда им надоело просто ходить, Мелкий начал скакать из стороны в сторону, на секунду останавливаясь и снова скачок. Хил угрожающе зарычал. Мелкий повернул голову назад, шумнул выдыхая через свой большой нос и муркнул, принимая замечание Хила. Я улыбнулась.
Заметила, как Ольгерд прихорашивается. Он умылся, переоделся в чистую рубаху, пригладил волосы. Я посмотрела на Реммира, мотнув головой в сторону юного бойца. Реммир улыбнулся, понимающе кивнув.
В обед появилась большая делегация. Впереди шли коренастые мужики во главе со своим старостой. Поздоровались с Реммиром и завели разговор.
– Реммир дер Леммин, нас известили, что вы занимаетесь розыском и доставкой в столицу всех переброшенок. Есть у нас такая, давеча появилась – он закашлялся – Отправить её одну сил не представляется, а тут как раз и вы – он замолчал – Её сейчас доставят сюда. Вы уж ее, как говорится, заберите, да доставьте куда следует, а то…
Послышался шум, и все повернули головы. Ольгерд всматривался вдаль, пытаясь рассмотреть «переброшенку». Он в нетерпении переступал с ноги на ногу, уже в мыслях встречаясь со своей красавицей. А я вот успела рассмотреть и теперь сидела, открыв рот.
К нам на нетвердых ногах, поддерживаемая одним из сопровождающих, двигалась очень загадочная личность. В шерстяной кофте, сползающей с плеч, в длинной грязной цветастой юбке, где местами выглядывали дыры, на руках перчатки с обрезанными пальцами. На голове вязаная шапчонка, из-под которой выглядывали грязные пакли волос. Сколько же ей лет? Я бы сказала: от тридцати до пятидесяти. Точную дату сможет сказать только она сама, если вспомнит, конечно.
Она окинула всех нетрезвым взглядом, раскинула руками и прохрипела:
– Мальчики – улыбаясь щербатой улыбкой, затем вытянула губы трубочкой и потянулась к близстоящему мужику для поцелуя. Все успели заметить, что впереди не хватало двух зубов.
Я окинула всех взглядом. Все застыли. Даже Мелкий застыл с поднятой лапой.
Староста смущенно проговорил:
– Залезла в погреб и вылакала все наше вино, зараза. За что такое наказание, а? Заберите вы её, Хранительницы ради, а? Отволоките куды подальше от моего селения. Сил уже нет ее терпеть, честное слово! – умоляюще сказал он, зыркнув в сторону «красавицы».
Все, не могу больше терпеть, меня сейчас разорвет от смеха. И я засмеялась громко:
– Ой, блин, Ольгерд то себе красавицу нашел – показывая на его растерянное лицо.
Мой смех подхватили все столичные. Хохот стоял на всю поляну. Я согнулась пополам, пытаясь справиться с дыханием.
Новоявленная «красавица» тоже улыбалась, не понимая, что происходит. А что? Не гонят же вилами и хорошо, правда?
Ольгерд, красный от смущения, тихонько пятился, бормоча:
– Лучше бы с двумя головами была.
Под общий шумок староста ушел со счастливой улыбкой на лице. У его сопровождающих было похожее выражение лиц.
Реммир усадил дамочку возле костра и начал опрашивать. Выяснилось, что она землянка и зовут ее Людмила Тихоновна Кукушкина. После вопроса о родителях, жалобно сморщила нос, утирая его грязной перчаткой.
– Так помёрли уже. Сирота я сиротинушка – запричитала Кукушкина, с горечью выдыхая перегаром – Выпить не найдется, начальник? Встречу-то отпраздновать нужно – с надеждой в глазах сказала она.
Реммир смотрел на нее с брезгливым выражением на лице, но воспитание не позволило ему ответить грубо.
– Вы вообще поняли, что произошло? Нет?
Он вздохнул.
– А так, ничего необычного за собой не замечали? Ну там, сильно что-нибудь захотели, а оно раз и исполнилось. Или рукой взмахнули недруги и отлетели?
