Евгений Николаевич Бузни
Настасья Алексеевна. Книга 4
Само собой разумеется, что полное исчезновение пакетиков не осталось незамеченным официантами, но культура норвежской сферы услуг такова, что никаких замечаний в адрес клиентов они не допускают. Но зато в следующий свой приход в кафе наши оборотистые женщины заметили, что на наших столах чайные пакетики не лежат в вазе, а аккуратно разложены по одному пакетику на тарелку клиента вместе с кусочками сахара.
Чуть позже куратор русских по норвежской стороне Питер, высокий стройный парень с курчавой причёской и вечно улыбающийся, сказал Евгению Николаевичу, с которым они очень подружились, когда он был один без переводчицы, но простые фразы ему были понятны, что из женского туалета в кафе исчезла вся туалетная бумага.
В Баренцбурге не было проблем с чаем. В столовой его сколько угодно пей. Но чай в пакетиках, который можно пить у себя дома, да ещё с разными ароматами, и бесплатно – против этого наши женщины не могли устоять. Что уж говорить о туалетной бумаге в рулонах, когда в самой России на материке она была в дефиците? Да, было над чем задуматься Евгению Николаевичу при таком неожиданном сообщении. Пришлось провести с женщинами беседу. Да ведь они все артисты. Их обижать нельзя.
Но всё это было в другой раз. А когда они впятером полетели в Берген, случилась другая неожиданность и с совершенно другой стороны. Она пришла из России.
Дело в том, что выступление артистов Баренцбурга было назначено на 3 октября 1993 года, как раз тогда, когда в Москве достигло апогея противостояние с одной стороны основной части народных депутатов и членов Верховного Совета Российской Федерации во главе с Русланом Хасбулатовым и вице-президентом Александром Руцким, а с другой – президента Российской Федерации Бориса Ельцина и его сторонников.
Начался конфликт между властями давно, собственно, с момента Беловежского соглашения и насильственного прекращения действия советской власти в стране, с чем не могли согласиться не только народные депутаты, но и простой народ, время от времени выходивший в течение почти двух лет на демонстрации протеста, которые подавлялись подчинённой Ельцину милицией. Но такое положение в стране, когда президент говорит одно, а подчинённый, по его мнению, ему Верховный Совет отказывается это выполнять, продолжаться долго не могло. 21 сентября 1993 года Ельцин издаёт указ за номером 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета, что делать он не имел права, так как им нарушался ряд положений действующей конституции, что и установил буквально через несколько часов на своём заседании Конституционный суд страны. Президиум Верховного Совета сразу же, сославшись на статью 121.6 Конституции, объявил о прекращении полномочий президента и постановил, что Указ № 1400 не подлежит исполнению. 24 сентября десятый чрезвычайный (внеочередной) Съезд народных депутатов, созванный Верховным Советом, также заявил о прекращении полномочий президента Ельцина с момента издания указа № 1400 и оценил его действия как государственный переворот. Однако Ельцин придерживался другого мнения. Толпы людей вышли в Москве на улицы, чтобы поддержать решение Верховного Совета, но они жёстко подавлялись солдатами. Москва бурлила, кипела, взрывалась негодованием. Сам Верховный Совет и депутаты, находясь в здании, так называемого, Белого дома, были взяты в блокаду войсками министерства внутренних дел. В здании отключили связь, электричество, воду. 3 сентября сторонники Верховного Совета собрались на Октябрьской площади и затем двинулись к Белому дому и разблокировали его.
Население российских посёлков Шпицбергена напряжённо следило за развитием событий в Москве. Они видели и телеобращение Ельцина к гражданам России, в котором он сообщил о своём указе № 1400 и намеченных на декабрь выборах в новый парламент, и слушали по радио о заседании экстренной сессии Верховного Совета, на котором приняли решение об отрешении Ельцина от власти и назначении исполняющим его полномочия Руцкого, слушали о назначении Руцким новых министров. В то же время телевидение сообщало об указах Ельцина считать акты, издаваемые Руцким, незаконными. Назначенный Руцким министр обороны Ачалов послал телеграмму в некоторые воинские части и подразделения немедленно прибыть к зданию Верховного Совета, но генерал Грачёв, хоть и был отстранён Верховным Советом от руководства министерством обороны, фактически продолжал командовать и приказал войскам исполнять приказы только за его подписью.
Во всей стране, а уж тем более на далёком Шпицбергене, царила в головах людей полная неразбериха. Кого слушать? Кого поддерживать? Кому верить?
В такой обстановке и состоялась 3 октября поездка в Берген концертной бригады под руководством Евгения Николаевича. Они прилетели со Шпицбергена, где уже в долинах коврами, а на горах белыми шапками лежал снег, а фиорды успели напрочь замёрзнуть, предоставляя возможность моржам и тюленям пользоваться им для спокойного сна, где и заставали их иногда врасплох мохнатые хозяева архипелага белые медведи.
Здесь же в Бергене прибывших чуть ли не с полюса артистов встретили цветущие алыми розами клумбы, зелёные палисадники у аккуратных красивых домиков и весёлые, говорливые, но по северному сдержанные в эмоциях норвежцы. Они собрались в концертном зале гостиницы и с любопытством слушали как российское довольно высокое официальное лицо (для них уполномоченный представитель на Шпицбергене почти был равен консулу или даже, как они, смеясь, говорили, послу) Евгений Николаевич говорил со сцены, а Настенька тут же переводила:
– Мы приехали к вам с небольшим концертом, но я хочу сказать для начала несколько слов о другом. Вы, наверное, знаете, что сегодня происходит в России. В её столице, в Москве, народные депутаты и члены Верховного Совета несколько дней назад отстранили от власти президента Ельцина, который своим решением распустил Верховный Совет и назначил новые выборы. Такого права у Ельцина по конституции нет. И сегодня, насколько нам известно, Верховный Совет окружён горожанами защитниками Белого дома, которые хотят отстоять демократию, и войсками, действующими по приказу Ельцина. Кто из них победит, мы не знаем, но хотим верить, что к власти вновь придёт советский народ, который не хочет войны, который всегда любил жить мирно. Именно о мирной жизни вы услышите сейчас старинные русские романсы в исполнении замечательной певицы Натальи Сомовой под аккомпанемент русской гармони в руках мастера этого инструмента, шахтёра из Донбасса, украинца Виктора Охрименко. Кстати, хочу ещё вам сказать, что на Шпицбергене в посёлках Баренцбурге и Пирамиде мы живём одной дружной семьёй, в которой не знаем разницы в национальностях. У нас работают и украинцы, и армяне, и казахи, и узбеки. Одним словом, у нас на архипелаге мы живём как в прежнем Советском Союзе, если хотите посмотреть, приглашаем в гости.
Зал дружно рассмеялся и зааплодировал.
На лице Евгения Николаевича появилась сдержанная улыбка, он поклонился и закончил своё выступление:
– А теперь слушайте старинный русский романс «Живёт моя отрада».
Наталья, светловолосая, круглолицая, полногрудая, с длинной русой косой на плече, вышла в сопровождении высокого широкоплечего парня в русской рубахе подпоясанной ремнём с шапкой ушанкой на голове и с гармонью в руках, которую он уже на ходу широко развернул, и мелодия полилась, и низким грудным голосом Наталья как бы подхватила её и понесла над головами слушателей, не понимающих слов, но, затаив дыхание, вслушивающихся в душу русского народа, певучую, страстно жаждущую сильной настоящей любви.
В унисон этому романсу прозвучала «Калитка», и совсем иначе, зажигательно Наталья запела, вызывая бурю оваций «Очи чёрные». И снова тягуче полился романс «Утро туманное».
Так что у Даши, худенькой, по сравнению с Натальей, девушкой была задача оживить зал, что она и сделала, выйдя в мальчишеском костюме и станцевав взрывной русский танец «Яблочко», легко выбрасывая ноги в присядке, хлопая руками по коленкам, что вызвало неудержимый восторг публики.
Короче говоря, концерт из русских танцев, перемежавшийся русскими романсами и песнями, и завершившийся всеми норвежцами любимой и дружно подхватываемой «Катюшей», зрителям понравился.
На следующий день наша бригада была приглашена на экскурсию по Бергену, а к вечеру уже возвратилась в Баренцбург и только там узнала о том, что 3 октября жители Москвы под предводительством генерала Макашова пошли сначала на штурм Мэрии, откуда по ним стреляли, но в результате ельцинисты сдались, и тогда те же демонстранты попытались захватить телевизионную студию «Останкино». Но там уже демонстрантов ожидали 900 военнослужащих и 24 БТР.
Сторонники парламента по прибытии начали митинг с требованием предоставить им эфир. В это время до телецентра добралась только небольшая часть демонстрантов. Народ прибывал, и тут к демонстрантам подошёл бывший сотрудник Останкино и сообщил, что нужно занимать не здание телецентра, а здание техцентра, откуда идут все передачи, и которое охраняют только несколько милиционеров, готовых перейти на сторону парламента. Около техцентра к защитникам конституции подошёл офицер милиции и подтвердил намерения охраны перейти на их сторону. Но вдруг из здания выскочил офицер спецназа и силой увёл милиционера в техцентр.
Грузовик митингующих выбил наружные двери, из внутренних вылетели стекла. Призывы Макашова к сдаче не имели успеха. Начался безжалостный расстрел толпы из автоматов и пулемёта. Огонь на поражение по хорошо освещенной фонарями улице вёлся, в том числе по женщинам и подросткам. Также использовались подствольные гранатомёты. Выступление народа было подавлено большой кровью. Помимо россиян, погибли некоторые западные журналисты. Расстреливались даже машины «скорой помощи».
А 4 октября по приказу Ельцина начался обстрел Дома Советов танками. Ельцин забыл, видимо, как всего два года назад, в августе 1991 года, он захватывал власть и находился в том же Белом доме, а напротив тоже стояли танки, но в него не стреляли. Больше того, с одного танка Ельцин даже выступил, памятуя, очевидно, историческое выступление Ленина с броневика в 1917 году. Сейчас, в октябре 1993 года Ельцин решился обстрелять из танков заседавший в здании парламент, законно избранный народом, но не подчинившийся незаконному указу Ельцина о роспуске Верховного Совета.
Танки били прямой наводкой. И избранники народа уступили силе, сдались и были арестованы.
Узнав об этом, Евгений Николаевич с горечью подумал: «Что такое люди? Винтики в огромном механизме государства, которым правит один человек. Винтиками они были и раньше, но у них была резьба. Каждый винтик своей резьбой помогал удерживать то или иное устройство, помогавшее всему механизму работать. Винтики выбирали из своих рядов наиболее крепкие, наиболее мудрые в руководство. А это руководство в данный момент расстреляно танками так, что у винтиков сошла резьба и государственный механизм готов распасться, рассыпаться на части. Это неожиданность, которую никто не ждал».
3.
Настенька проснулась, отчаянно пытаясь побороть сновидение. Перед нею плыл красный туман, и расходились какие-то непонятные розовые круги, постоянно расширяясь, захватывая всё тело и уплывая с ним дальше, казалось, за пределы вселенной. Она пробовала вырваться из этих кругов, но не могла, пока не раскрыла глаза и не поняла, что это сон, который наплывал на неё последние несколько дней. Она даже пожаловалась Евгению Николаевичу. Впрочем, осмелевшая с момента признания в любви девушка стала называть своего любимого просто Жень или более ласково Женик, в отличие от потерянного для неё сына Женечки.
Евгений Николаевич в ответ на рассказ о странном сне, спокойно ответил, что это вполне нормальная реакция на взрыв в шахте, который произвёл на неё сильное впечатление и может ещё долго беспокоить, тем более, что она своими напряжёнными переводческими работами сейчас постоянно связана с воспоминаниями о происшедшем.
– Ты, главное, не волнуйся, – говорил он, ласково поглаживая жену по голове и опуская руку вдоль длинных распущенных волос к спине, а затем прижимая всё тело к себе в объятия. – Ничего же страшного не случилось с тобой. Могло быть гораздо хуже.
Ему вспомнился этот кошмарный день, когда он сидел у себя в кабинете, и вдруг ему позвонил Леонид Александрович и сообщил, что в шахте, вероятно, взорвался газ и надо сообщить об этом в контору норвежского губернатора, но чуть погодя, когда выяснятся подробности.
Первое мгновение Евгений Николаевич был в шоке.
– Где взорвалось?
– В южном конвейерном штреке.
– Это там, куда Настасья Алексеевна повела журналиста?
– Боюсь, что да. Но я уже распорядился послать туда спасателей.
У Евгения Николаевича перехватило дыхание. Пересиливая себя, он буквально прохрипел:
– Можно и я с ними?
– Я понимаю вас, Евгений Николаевич, – но вы же не спасатель. Кроме того, вы очень нужны нам здесь. И не известно, может быть, они уже выходят или вышли.
Директор был прав. Работы по спасению оставшихся в живых и по переговорам с норвежцами было в этот день много. Вскоре ему стало известно о выходе Настеньки из штольни, но она продолжала работать в госпитале, а он с норвежским переводчиком и полицейскими. Встретились поздно вечером. Оба усталые, но счастливые встрече, упали, как подкошенные, и заснули беспокойным сном.
И вот каждую ночь Настеньке снился красный туман. А сегодня к этому добавилось странное недомогание. Тошнота подходила к горлу, и пришлось срочно бежать босыми ногами в туалет. Поднявшийся по обыкновению раньше Евгений Николаевич всполошился:
– Что случилось, Настюша? Тебе плохо?
Выйдя из туалета с бледным лицом, Настенька слабо улыбнулась:
– Да, вроде бы, ничего, но вырвало почему-то.
– Надо сейчас же пойти в госпиталь. Это возможно последствия того, что ты глотнула в штольне газ. Ты ведь не сразу надела маску? Сначала, как вы рассказывали, вы все потеряли сознание? Могли надышаться.
– Вполне возможно, – согласилась Настенька и стала одеваться.
Однако вскоре самочувствие её улучшилось, она повеселела, выпила кипячёной воды, и они сначала пошли на завтрак, и только после возвращения к себе в гостиницу по пути Настенька повернула в госпиталь.
Главного врача на месте не оказалось, так как его вызвали на совещание к директору. Тогда Настенька, сняв свои модные высокие сапожки и надев тапочки, зашла к гинекологу, замещавшего главного в таких случаях.
– Альберт Семёнович, у меня проблема, – начала Настенька, забыв даже поздороваться.
Гинеколог, полноватый мужчина, с которым Настенька познакомилась ещё на корабле при возвращении из Москвы, но за несколько лет жизни в Баренцбурге ни разу к нему не обращалась по состоянию здоровья, ласково улыбнулся и с хитринкой в газах проговорил:
– Здрасьте, пожалуйста, Настасья Алексеевна! Ко мне без проблем женщины не приходят. Рад, что и у вас появилась проблема. Ну, ничего, такова женская доля. Поможем, чем сможем, голубушка.
– Ой, здравствуйте, Альберт Семёнович! Извините, что я так сразу.
– Ну что с вами поделаешь? Когда думаешь о ребёнке, всё остальное из памяти вышибает.
– Вам бы всё шутить, а мне не до шуток. И ребёнок здесь не при чём. Не знаю, сможете ли вы мне помочь, но Покровского нет, а меня сегодня вырвало утром. И я думаю это газ.
Врач рассмеялся во весь голос:
– Ну, естественно, это газ. Что же ещё может вытолкнуть не до конца переваренную пищу из желудка у молодицы, готовящейся стать матерью?
– Ах, вы Альберт Семёнович, как гинеколог, во всём видите только женские проблемы. Но вы же знаете, что я попала в шахту во время взрыва метана. Сколько времени мы там лежали без сознания, когда нас свалило ударной волной, не известно. Мы надели потом маски, но до этого, наверное, надышались газом. И потому мне сегодня стало плохо, а вы тут со своими шутками. Скажите лучше, что мне делать и насколько это может быть опасно.
Всё это Настенька выпалила, стоя перед врачом, а тот слушал её и почему-то продолжал улыбаться, не поднимаясь со стула и поблёскивая стёклами очков, кажущимися слишком большими на его лице.
– Да, вы присядьте, Настасья Алексеевна, и не кипятитесь, пожалуйста, а то я и впрямь поверю, что вы отравились газом и готовитесь умереть.
Настенька села на стул напротив продолжавшего шутить врача.
– Как пациент вы ни разу ко мне не приходили, не смотря на все мои приглашения на профилактический осмотр. Потому миль пардон, как говорят французы, то есть тысяча извинений по-нашему, за мои шутки.
– Могли бы не переводить, – коротко бросила Настенька – я французским владею не хуже английского.
– Ах, простите ещё раз. Совсем забыл, с кем разговариваю. А я по-французски знаю только «миль пардон».
Гинеколог был опытным врачом с большим стажем и считал первейшей обязанностью на приёме пациенток поговорить с ними о чём-нибудь постороннем, пошутить, посмеяться, чтобы несколько расслабить встревоженных своим состоянием женщин. Поэтому он, высунул изо рта кончик языка и как бы попытался схватить его пальцами правой руки, говоря при этом:
– Язык мой враг мой, а у вас язык первейший помощник. Не устаёте всё время говорить?
Настенька улыбнулась, отвечая:
– Я же не всё время говорю. Это синхронным переводчикам при обслуживании международных конференций и совещаний приходится туго. А мне часто приходится заниматься письменными переводами. Так что не известно, кто из нас с вами больше говорит.
– Это вы намекаете на мою говорливость? Такова, знаете ли, профессия врача: сначала заговорить пациента, а потом уже браться за лечение, когда он успокоится.
– Считайте тогда, что уже успокоили меня, особенно когда сказали, что поверите, будто я готовлюсь умереть. Но я поняла вашу шутку. Однако меня ждут дела. Я ведь забежала на минутку.
– Вот это я понимаю, – и гинеколог хохотнул, снимая с себя всякую строгость белого больничного халата и больших очков, – пришла пожаловаться на отравление так, словно заскочила к подружке услышать последнюю сплетню. Да у вас, голубушка моя, если бы вы отравились газом, первым признаком была бы одышка и боли в животе, и вас бы в сон всё время клонило, но ведь ничего этого, как я понимаю, у вас нет. Напряжённо работаете несколько дней, всё время бегаете и смотритесь, как огурчик. А вы признайтесь ка, лучше, как у вас с месячными? Догадываюсь, что задержка, или я не прав?
Опешив от этих слов смеющегося гинеколога, Настенька почти автоматически согласилась с ним и едва ли не прошептала:
– Да, но я подумала, что это от стресса в шахте.
– Вот, значит, я угадал. Давайте, голубушка, я осмотрю вас.
Настенька вне себя была от радости, услышав приговор врача:
– Поздравляю, голубушка, Настасья Алексеевна, вы беременны.
4.
Евгений Николаевич в это утро пошёл в консульство относить написанную вчера объяснительную записку. Дело было не из приятных. За день до этого они с Настенькой, консулом и директором летали в Лонгиербюен. Там из аэропорта Евгений Николаевич поехал в посёлок на машине Умбрейта, так как легковушка консула почему-то никак не заводилась, а тут оказался немец на своём автобусике и предложил, как часто бывало, подвезти их с директором в посёлок. Сделав свои дела в туристической фирме, пройдясь по магазину с Леонидом Александровичем, который для того и летал, чтобы прикупить себе что-нибудь из норвежских товаров и развеяться заодно, троица опять же на машине Умбрейта вернулась в аэропорт.
Консул прибыл несколько позже и увидел, как Евгений Николаевич и Настенька оживлённо беседуют с немецким организатором туризма. Садясь в вертолёт, Передреев недовольно бросил сквозь зубы Евгению Николаевичу:
– Вы, я замечаю, слишком активны с немцем. Смотрите, чтобы я вас отсюда в наручниках не вывез.
Уполномоченный треста мгновенно вспылил. Вытянув перед собой руки, едва сдерживая себя, спокойным голосом сказал:
– Пожалуйста, надевайте хоть сейчас. Я готов отвечать за свои поступки.
Подоспевший директор вмешался в разговор, пытаясь уладить начинавшийся конфликт:
– Не кипятитесь, Евгений Николаевич. Вадим Семёнович шутит.
Уже в салоне вертолёта под шум завертевшегося пропеллера консул негромко сказал Евгению Николаевичу:
– Завтра же принесите мне объяснительную по поводу ваших отношений с Умбрейтом.
Здесь, работая на Шпицбергене, Евгению Николаевичу приходилось писать несколько раз бумаги, поясняющие его стиль работы. То генеральному директору треста не понравилось, что глава какой-то норвежской фирмы пишет письмо на имя уполномоченного треста, а не на его генеральское лицо, и приходилось пояснять практику зарубежной переписки, где в некоторых случаях ежедневных отношений письма, не имеющие решающего значения, адресуются представителю фирмы, а не её главе. То генерального возмутило поведение начальника вертолётной службы, отказавшегося выполнить полёт, а Евгений Николаевич якобы никак не отреагировал. Пришлось объяснять, защищая своего друга, что, во-первых, вертолётная служба не находится в подчинении треста «Арктикуголь», а обслуживает его на договорных началах, а, во вторых, вертолётчики всегда шли навстречу запросам треста, всегда корректны, и отмена полёта была связана с плохими погодными условиями в целях обеспечения безопасности пассажиров.
Всякий раз при написании подобных объяснительных записок Евгений Николаевич не забывал добавлять в конце: «Если Вам не нравится моя работа, то я могу оставить её в любое время».
В данном случае объясняться пришлось почти перед судебной властью, которой не скажешь «Могу уйти», которая сама решает, как и с кем себя вести. Тем более что ему хорошо помнилось, как он писал тому же Передрееву по поводу норвежского фильма с участием украинца Бондарчука. Тогда скандальная история не получила развитие, но, конечно, не забылась. А сейчас дополнительный факт отношений с представителем немецкой фирмы. Действительно можно всё увязать и взять в наручники. Однако в таком финале Инзубов очень сомневался, но написать постарался доходчиво:
«Консулу РФ на Шпицбергене
тов. В.С. Передрееву
от уполномоченного треста
«Арктикуголь» в Норвегии
Инзубова Е.Н.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
На Вашу просьбу рассказать о моём знакомстве с Андреасом Умбрейтом сообщаю следующее:
Познакомил меня с Умбрейтом, кажется, ещё осенью 1991 года тогдашний уполномоченный треста «Арктикуголь» Василий Александрович, сообщивший мне, что это человек, хорошо знающий Шпицберген и написавший о нём книгу краеведческого плана.
По-настоящему я познакомился и, можно сказать, подружился с Умбрейтом летом 1993 года, когда мы начали составлять совместные планы развития туризма на Пирамиде.
Нужно сказать, что за всё время моего знакомства с Умбрейтом у меня сложилось впечатление о нём, как о человеке, который постоянно желает оказать помощь русским, сожалея о неприятных годах военного времени. Когда бы я ни обратился к нему за конкретной помощью, которая выражалась всегда в том, чтобы помочь мне с транспортом в Лонгиербюене, он всегда был готов и вызывался сам помочь. Признаюсь, что имея много знакомых норвежцев в Лонгиербюене, я видел только троих – бывшего заведующего почтой Питерсена, бывшую переводчицу конторы губернатора Анну Бертейг и нынешнего инженера по телевизионной службе Яна Эггеля, которые никогда не отказывали в такой же помощи, зная, что у меня нет своего транспорта в городе. Остальные норвежцы гораздо сдержаннее в предложении бесплатных услуг.
Андреас Умбрейт, имея в своём распоряжении микро автобус, сам предлагет и регулярно встречает меня в морском или аэропортах, откуда забирает не только меня, но и всех моих спутников, кто может поместиться в машину, смеясь при этом, что сильно рискует своей репутацией, так как многие русские везут с собой большие сумки с сувенирами для продажи и потому в Лонгиербюене начинают думать, что Умбрейт зарабатывает деньги на этих перевозках, хотя на самом деле он это всегда делает бесплатно.
При обсуждении совместных планов по развитию туризма Умбрейт, как мне кажется, искренне думал и думает о пользе российским посёлкам, то есть тресту «Арктикуголь», о чём не только постоянно говорит мне, но и писал в своих предложениях, проектах договоров, каждый раз делая весьма подробные экономические расчёты с указанием выгоды для треста осуществления тех или иных мероприятий. Весьма печально, что представитель Германии лучше видит экономическую выгоду развития туризма в российских посёлках, чем некоторые из тех, кому положено этим непосредственно заниматься. Умбрейт систематически предлагает проекты договоров и свои деньги, хоть и небольшие, для их воплощения.
Умбрейт неоднократно привозил в российские посёлки журналистов из Германии с целью рекламы туризма в эти места, сам публикует регулярно рекламу этих маршрутов, издаёт открытки с видами Пирамиды, а в этом году готовит открытки с видами Баренцбурга, готовит новую книгу о Шпицбергене и российских посёлках.
Умбрейт предлагал и мне принять участие в подготовке совместной книги, написал подробный план её. К сожалению, помочь в осуществлении такого издания я не имею возможности из-за отсутствия времени и требуемых материалов под руками. Прилагаю этот план книги, из которого чётко видны интересы Умбрейта, как историка, желающего отразить истинное положение вещей без тенденциозности с какой-либо стороны, трезво понимающего, что не всегда наши взгляды могут совпадать. Именно этим, я думаю, объясняются и пункты 21 и 24 его плана книги.
В августе Умбрейт выступил с докладом на международной конференции в Баренцбурге. В докладе, который прочитал его помощник из Англии, поскольку сам Умбрейт в этот день не смог приехать в Баренцбург, говорилось о перспективах развития российского туризма.
Андреас Умбрейт всегда, если знает, сообщает мне о негативных аспектах отношений к русским или украинцам со стороны норвежцев или лиц других стран, сообщает об отрицательных публикациях и других моментах, могущих иметь для нас негативные последствия, всегда согласен со мной в вопросе о точном применении Парижского договора о Шпицбергене, по которому мы имеем равные права с норвежцами на экономическое использование архипелага.
По моим наблюдениям Умбрейт никогда не пытался подкупить кого-либо. Если мы встречаемся наскоро в кафе, то обычно платим каждый за себя. Умбрейт никогда не транжирит деньги и вся его фирма «Spitsbergen Tours Andreas Umbreit» состоит фактически из одного человека.
Много лет Умбрейт мечтает построить свою контору в Лонгиербюене, соглашаясь предоставить и тресту «Арктикуголь» часть постройки в порядке временной аренды. Однако до сих пор ему не удалось решить все вопросы с норвежскими властями на архипелаге и здание не построено.
Всё это заставляет меня верить, что Андреас Умбрейт не имеет каких-либо скрытых замыслов причинить вред российской стороне на Шпицбергене».
Передреев взял бумагу из рук Евгения Николаевича, отложил его в сторону, не читая.
– Потом ознакомлюсь с вашим сочинением. Сейчас мне некогда. Чай не предлагаю, так как очень занят.
Евгений Николаевич был рад тому, что, если и наденут наручники, то не сейчас, поскольку его в данный момент беспокоило состояние отправившейся в госпиталь Настеньки, и он поспешил домой. Едва он успел закрыть за собой дверь на четвёртом этаже, как на него налетел вихрь. Это Настя кинулась к нему, обняла и стала неистово целовать, покрывая поцелуями губы, щёки, лоб, нос, глаза, замочив всё его лицо своими слезами.
– Что случилось, Настюша? – наконец удалось спросить, не понимая сочетания слёз и поцелуев, Евгений Николаевич. – Ты радуешься или плачешь?
– Радуюсь, Женьчик, но не могу не плакать. У нас будет ребёнок. Значит, твой род будет продолжен.
Настенька вспомнила, как после объяснения в любви по телефону, когда любимый её человек вернулся в Баренцбург, и они решили не откладывать с женитьбой, Евгений Николаевич вдруг сказал:
– Настенька, я хочу, чтобы ты знала, за кого выходишь замуж.
– А я не знаю? – с лукавинкой в голосе спросила она.
– Знаешь, но не всё. Важно знать историю рода. Мы на земле все продолжатели чьих-то жизней, чьих-то традиций. Таков порядок на нашей планете. Я хочу, чтобы у нас был сын или дочь, и они будут продолжать великий род, историю которого, как мне известно, началась пятьсот лет тому назад. На самом деле, конечно, значительно раньше, но мы пока имеем факты половины тысячелетия. В нашем роду все были значимыми людьми и жили для своего народа, будучи на разных постах, не предавая его, а защищая. Фамилия наша в переводе с молдавского языка означает врывающийся как ветер. Но я хочу, чтобы ты прочитала об этом в моём очерке «История рода – история мира», опубликованном в книге моих рассказов, которую я всё никак не мог тебе подарить. Только имей в виду, что так же как некогда мой далёкий предок Илья Констандиница взял себе фамилию своей жены, изменив настоящую, я тоже изменил свою фамилию Бузни на псевдоним, под которым печатаю свои произведения, написанием её наоборот, добавив горделивое «во», что и получилось в написании «Инзубов». Так что по отцу я Бузни, а когда начал публиковаться, взял себе псевдоним, а потом и в паспорте заменил фамилию. Но ты почитай сначала, потом поговорим.
И Настенька раскрыла книгу.
ИСТОРИЯ РОДА – ИСТОРИЯ МИРА
Наша фамилия
Честно говоря, фамилия Бузни, хоть и старинная, но появилась случайно. Дело в том, что наш (нас было четверо детей в семье) далёкий пра-пра-пра-пра-прадед Констандиница Илия, родившийся в 1700 году, при женитьбе взял себе фамилию дочери Ключера Петрашки Бузне. А фамилия его выросла из прозвища, связанного с военными заслугами Петрашки, Бузни, что означает в переводе с молдавского «врывающийся, как ветер, внезапно входящий».
Всю свою историю Молдавия испытывала на себе влияние различных государств, объектом интересов которых она являлась. В пятнадцатом веке она попадает в вассальную зависимость от Турции. В конце шестнадцатого и начале семнадцатого веков её территорией заинтересовались Речь Посполитая, Священная Римская империя и Османская империя. Со всеми приходилось воевать. Петрашка обладал боярским чином ключера, то есть хранителя ключей от кладовых с продовольствием, но, видимо, ему приходилось и воевать. В 1711 году Молдавский Господарь Дмитрий Кантемир присягнул в Яссах на верность России. Однако в том же году Пётр I направил русские войска против Турок и, не смотря на помощь молдавских сил, потерпел поражение на реке Прут. Тогда ещё не родился военный гений Суворов. Господарь Кантемир вынужден был перебраться в Россию и стать советником русского царя. А Петрашка, обрёл за свою воинскую доблесть прозвище Бузни, даже не предполагая, что оно в будущем так понравится его зятю, что он возьмёт себе эту фамилию.
