Евгений Николаевич Бузни
Настасья Алексеевна. Книга 4
Первые заслоны были демонстрантами преодолены, и их головные колонны прорвались в центр города – вплоть до библиотеки им. Ленина, где улица была перегорожена тяжелой техникой.
Затем, как пишет Сергей Кара-Мурза, «крупную группу демонстрантов, запертую с двух сторон, жестоко и нарочито грубо избили – били стариков, инвалидов, заслуженных военачальников высокого ранга, всем известных депутатов и писателей».
В журнале «Московский литератор» появилась потом статья Светланы Гладыш, в которой она тоже описала это событие:
«23 февраля 1992 года ветераны Великой Отечественной шли поклониться могиле Неизвестного солдата… До сих пор с ужасом вспоминают этот день дожившие до сегодня старики и, надеюсь, со стыдом и сознанием греха – молодые каратели, поднявшие дубинки на тех, благодаря которым они живы. Генерал, дошедший до Берлина, не смог дойти до Кремля – упал на Тверской, как на поле сражения… Уличные развалы Арбата полнились орденами и медалями за оплаченное кровью мужество. Отца моей знакомой двое дюжих молодцов избили до потери сознания и вырвали «с мясом» орден боевого Красного Знамени и медаль за освобождение Будапешта: «Ты, дед, – мразь красно-коричневая». Плакали по всей России ни Бога, ни черта не боявшиеся старики от унижения и непонимания происходящего».
17 марта, в годовщину референдума о сохранении СССР, в котором более трёх четвертей граждан, участвовавших в голосовании, проголосовали за сохранение Союза, по инициативе РКРП (Российская коммунистическая рабочая партия), движения «Трудовая Россия» и союзных депутатов состоялось Всенародное вече, в котором участвовали более 100 тысяч манифестантов. Ситуация давала много оснований полагать, что та митинговая волна сокрушит тогдашнюю власть, терявшую на глазах приобретенную некогда мимолётную популярность. Тот митинг требовал отставки Ельцина, на нём требовали пересмотра раздела страны и отмены Беловежских соглашений. Это был самый массовый на то время в России митинг протеста, прошедший на Манежной площади Москвы.
Подумать только, всего год назад большинство народа проголосовало за сохранение Союза, через год провели всенародное вече, а что происходит в бывшей великой стране?
Развал Советского Союза ознаменовался началом массированного наступления азербайджанских войск в Нагорном Карабахе. Военные столкновения происходили с осени 1991 года. 25 сентября начался многомесячный обстрел города Степанакерт. Обе враждующие стороны: армяне и азербайджанцы применили танки и реактивные установки, в большом количестве полученные ими после распада СССР.
Отряды национальной гвардии Грузии вторглись на территорию Абхазии – началась грузино-абхазская война. Грузинская сторона имела превосходство в вооружении, зато Абхазию поддержала Конфедерация горских народов Кавказа, на ее стороне сражались адыгейские и чеченские добровольцы во главе с Ш. Басаевым. Российское правительство не вмешивалось в конфликт, хотя российские добровольцы отправились в Абхазию, а мирному населению была оказана поддержка продовольствием и медикаментами. Война унесла жизни 8 тыс. человек. Около 250 тыс. грузин вынуждены были бежать из Абхазии в Грузию.
Произошли кровавые столкновения между ингушами и осетинами в Пригородном районе Северной Осетии. Населяющие район ингуши сформировали отряды самообороны, стремясь явочным порядком присоединить его к Ингушетии, исходя из того, что закон о реабилитации репрессированных народов, принятый в апреле 1991 года, позволил им претендовать на возвращение всех отторгнутых у них земель. 1 ноября в район конфликта были введены российские войска, 2 ноября в Северной Осетии и Ингушетии было введено чрезвычайное положение. Но массовые убийства ингушей продолжались еще несколько дней. С обеих сторон погибли 583 человека, без вести пропали 260, были ранены около 1 тыс. Более 60 тыс. ингушей бежали из Пригородного района в Ингушетию.
Не лучше обстояло дело и в другом регионе. Российский президент и президент Молдавии подписали соглашение об урегулировании конфликта в Приднестровье, который начался ещё в 1988 году, а весенне-летний конфликт 1992 года вылился в кровопролитные столкновения между молдавскими и приднестровскими вооруженными силами. На стороне приднестровцев сражались российские добровольцы. 29 августа в зону приднестровского конфликта были введены российские миротворческие силы –14-я армия.
Президент Таджикистана Р. Набиев, захваченный таджикской оппозицией в плен, заявил о своей отставке. Нараставшие с мая–июня беспорядки и вооруженные конфликты между сторонниками правительства и объединенной оппозицией перешли в открытую гражданскую войну. Власть в Таджикистане принадлежала представителям только что правившей спокойно советской номенклатуры, а оппозиция выступала под исламскими и демократическими лозунгами. Идеологическое противостояние накладывалось на конфликты кланов из разных местностей Таджикистана. В наспех созданной новой стране начались ожесточенные бои, погромы и массовое бегство населения (в том числе русского) из районов конфликта.
Ко всему этому кошмару, творившемуся в бывших республиках СССР, добавлялся тот факт, что, если учесть размеры советского ядерного потенциала, оказавшегося на территории теперь уже самостоятельных государств – России, Украины, Белоруссии, Казахстана, судьба цивилизации была под угрозой. В России находилось 71% стратегических боезарядов, на Украине – 16%, в Казахстане – 12, в Белоруссии – 1%. Если стратегическое ядерное вооружение эффективно контролировалось из Москвы, то решения по применению тактических ядерных зарядов (снарядов и мин) технически были доступны командующим округами в республиках. И это было чрезвычайно опасно. Любые территориальные споры могли спровоцировать вооруженный конфликт между ядерными постсоветскими государствами. Поэтому наряду с Беловежским соглашением об учреждении Содружества независимых государств 30 декабря 1991 года было подписано Соглашение по стратегическим силам, в котором были зафиксированы обязательства ликвидировать ядерное оружие на Украине, в Белоруссии и Казахстане.
Не могло не беспокоить и положение по соседству с бывшим Советским Союзом, гарантировавшим многие годы спокойствие его границ. Референдум в Боснии и Герцеговине, на котором большинство населения высказалось за независимость от Югославии (при бойкоте референдума со стороны боснийских сербов) послужил началом кровопролитной войны между Сербией и Боснией (при участии Хорватии на стороне последней).
Зато в Соединённых Штатах Америки такое развитие событий только радовало руководство. Американский Белый дом внес в Конгресс США «Билль о поддержке свободы в России – 1992», который предусматривал оказание Соединенными Штатами помощи России и другим бывшим советским республикам. Представляя законопроект, президент США Дж. Буш сказал: «Революция в новых независимых государствах – это поворотный момент истории, который будет иметь глубокие последствия для национальных интересов Америки. Никогда еще в этом веке ставки для нас не были столь высоки. Страна, которая была нашим противником на протяжении 45 лет, которая представляла угрозу свободе и миру во всем мире, сегодня стремится присоединиться к сообществу демократических государств. Победа демократии и свободы в бывшем СССР дает возможность построить новый мир для наших детей и внуков. Однако если эта демократическая революция потерпит поражение, мы можем оказаться в мире, который в некоторых отношениях будет более опасным, чем темные годы холодной войны». В другом выступлении он заявил: «Демократы в Кремле способны гарантировать нашу безопасность гораздо надежнее, чем это делали ядерные ракеты».
В таких условиях начиналось правление Ельцина, которое ещё слабо чувствовали на Шпицбергене. Распущенная и запрещённая президентом Российской Федерации коммунистическая партия распалась на несколько организаций, не согласных друг с другом в дальнейшей тактике ведения борьбы за овладение сознанием масс. К этому времени завершился начатый в мае «суд над КПСС» – проверка Конституционным судом конституционности указов Ельцина о запрете КПСС. Суд принял компромиссное решение: разрешил восстановить коммунистическую партию, но признал законным роспуск руководящих структур КПСС и конфискацию большей части ее имущества – государственного имущества, которым якобы незаконно пользовалась партия. Поэтому почти стихийно на базе различных движений в стране начали создаваться другие коммунистические партии.
7 ноября Евгений Николаевич решил принять участие в демонстрации, которую проводила РКРП, так называемая Российская коммунистическая рабочая партия. Он встретился у метро Октябрьская со своим бывшим секретарём партийной организации Сергеем Казьмичём Петровским. Колонны демонстрантов с красными флагами, лозунгами и плакатами уже выстроились, теснясь на тротуарах. Проезжую часть перекрыть не разрешили. Впереди их колонны на красном транспаранте огромными буквами написано: «Российская коммунистическая рабочая партия». Ниже идёт аббревиатура «РКРП» и «Пролетарский район, Москва». Но это лишь один район. Впереди всей колонны идёт руководитель Московского горкома партии и один из создателей общественно-политического движения «Трудовая Россия», Виктор Анпилов, прекрасный оратор, заводящийся с пол-оборота, почти самый эмоциональный из лидеров левых сил. На другом длинном белом полотне чёрными буквами выведен текст: «Делай, что хочешь. Берите свободы, сколько унесёте. Вывод: Ельцин наместник соток». Все люди одеты в шубы, тёплые пальто, шапки. На руках, по крайней мере, у держащих древки знамён и транспарантов, тёплые перчатки. Ноябрь в Москве выдался холодным. На улицах лежит снег.
Двинулись по Садовому кольцу к Пречистенке. Настроение у всех боевое: помнят хорошо, чем кончилась февральская демонстрация, но духом не падают, готовы к любому повороту событий.
– А что, Сергей Казьмич, – спрашивает Евгений Николаевич, – вы были на митинге в День Советской армии? Тогда тоже было много людей?
Товарищ по партии криво усмехнулся:
– Много, конечно. Гораздо больше, чем сегодня. Я видел собственными глазами. Это же офицеры проводили манифестацию. У них организация получше, чем сейчас у нас.
Евгений Николаевич уважительно смотрел на своего бывшего руководителя, на его невысокую, худенькую фигурку, на его морщинистое лицо стареющего человека, недавно вышедшего на пенсию, на серые глаза, внимательно смотрящие время от времени по сторонам, будто ожидая чего-то. Хотелось спросить его, досталось ли ему в тот день от омоновцев, но он сам ответил, словно знал о вопросе.
– Вы же знаете, Евгений Николаевич, чем всё закончилось. Били нас без зазрения совести. Я вижу, как совсем молодой солдат одну нашу женщину, которая хотела прорваться сквозь оцепление, оттолкнул и потом огрел её дубинкой по спине. Кричу ему: «Ты что, сукин сын, делаешь? Она тебе в матери годиться, а ты бьёшь». Так он повернулся ко мне и хрясть меня дубинкой по голове. У меня в глазах потемнело. Ну, тут другие скопом ринулись на цепь и смяли её. Такое началось. Я очухался и побежал вперёд.
Колонна ручейком идёт мимо грузовой машины, в которой под тентом сидели молодые солдаты и офицер, с любопытством смотрящие на движущуюся массу. Демонстранты шутят с ними, жалеют их, сидящих на холоде без движения. Но они одеты в шинели и в ответ только смеются. А колонна скандирует: Вся власть советам! Ельцину – нет! Съезду – да!
Сергей Казьмич продолжает:
– Тут же в чём была загвоздка? У многих в руках были цветы. Я тоже шёл с букетом. Нам же надо было добраться до Красной площади. Первые кордоны мы прорвали, дошли до библиотеки Ленинской, а дальше улицу перегородили машинами и бульдозерами. Мы через подъезды, домами… А там тоже не пускают. И бьют кого ни попадя. Ну, уж когда нас настырных мало осталось, мы всё-таки прошли к могиле неизвестного солдата и возложили цветы. Но это что? Вот по случаю годовщины референдума мы вече организовали, так там не меньше, как полмиллиона народу собралось. Тогда нас не избивали, и вся Манежная площадь была битком набита демонстрантами. Вот это было событие. Так что в тот же день семнадцатого марта собрался Съезд народных депутатов, на котором приняли решение признать Беловежские соглашения недействительными. Больше половины депутатов придерживаются нашей партийной линии. А проводился Съезд в Подмосковье, потому что нигде в Москве ему не дали помещения. Просто маразм какой-то. Воюем с Ельциным. Почти каждую неделю проводим где-нибудь митинги. Но многие начинают не верить в успех. Меньше ходят на манифестации. Вот и сегодня уже не то, что было раньше.
У Кремлёвской стены на Васильевском спуске с тыльной стороны храма Василия Блаженного колонна останавливается. Какая-то женщина в повязанном поверх шапки красном платке держит в руках журнал «Новое время» с портретом Сталина на обложке, показывает его проходящим и выкрикивает:
– Сталин жил, Сталин жив, Сталин будет жить!»
Кинооператор телевидения снимает собравшихся вокруг него и журналистки с микрофоном стариков и старушек, которые наперебой ругают Горбачёва, перестройку, Ельцина. Старик в меховой шапке пытается убедить журналистку, что Ельцин – это война, а народ хочет мира. За ним стоит совсем молодой юноша без головного убора с короткими волосами, прикрывающими наполовину лоб, и внимательно слушает оратора. Относительно немолодой мужчина в больших очках с капюшоном, накинутым поверх шапки-ушанки, прорывается сквозь окружение толпы и выкрикивает:
– Долой Ельцина! Долой Ельцина!
Многие не знают, что по другую сторону от Красной площади, на Тверской улице у здания Моссовета в это же самое время проходит ещё одна демонстрация. Её участники более ухоженные, в добротных шубах, с более холёными лицами. У них в руках трёхцветные российские флаги и плакаты с надписями совсем другого плана. На них написано: «Съезду – нет! Президенту – да! Частной собственности – да!». «Хасбулатова в Чечню!», «Ельцин, держись!», «КПСС, ГКЧП к суду!»
Что скажешь, читатель? Почему так произошло, что по разным улицам шли две демонстрации с диаметрально противоположными лозунгами? Во второй демонстрации шло больше людей, чем в первой. Одеты люди второй демонстрации были получше, чем в первой. Второй демонстрации разрешили идти по центральной улице столицы мимо здания, в котором заседало правительство Москвы. А первая демонстрация представляла собой запрещённую коммунистическую партию и демонстрировала своё несогласие с правящим режимом позади Красной площади на Каменном мосту. Правда, всего через несколько дней после отмечания шестьдесят пятой годовщины Октябрьской революции Конституционный суд восстановил в правах коммунистов, а ещё через три месяца официально появится новая партия коммунистов КПРФ во главе с Г.А. Зюгановым.
Родоначальник борьбы с перестройкой Горбачёва, автор нашумевшей статьи «Не могу поступаться принципами», опубликованной в газете «Советская Россия» и названной «манифестом антиперестроечных сил», Нина Андреева 6 октября 1992 года выступает в Пхеньяне, столице Корейской народной демократической республики, в университете имени Ким Ир Сена с лекцией «Дело социализма непобедимо». Живя в Ленинграде, преподаватель химии по профессии, она создаёт Всесоюзную коммунистическую партию большевиков (ВКПБ), которая даже не проходит регистрацию. Но она продолжает бороться за возрождение социализма.
В отличие от Нины Андреевой, создатель Либерально-демократической партии Советского Союза (ЛДПСС) Владимир Жириновский зарегистрировал свою партию ещё при Горбачёве и даже выступил в поддержку ГКЧП, требуя передачи Комитету всей полноты власти. Однако после поражения гкчепистов члены высшего совета партии объявили сами себе выговор за не оправдавшую себя поддержку. И всё же на многочисленных митингах 1991-1992 годов они выступали против развала СССР и осудили Беловежские соглашения Ельцина-Кравчука-Шушкевича.
Вместе с тем создался целый букет коммунистических партий со своими лидерами, со своими идейно мало чем отличающимися друг от друга платформами. Социалистическая партия трудящихся (СПТ), Российская партия коммунистов (РКП), блок «Движение коммунистических и социалистических сил России» (ДКССР), Аграрная партия России (АПР), депутатская группа «Народовластие» – все они являлись про-коммунистически настроенными, желающими возврата на круги своя Советского Союза.
И вот что странно, читатель. При всей многочисленности левых партий, в Российской Федерации не было ни одной про-правительственной партии, а власть была по-прежнему у Ельцина и подчинявшихся ему сподвижников. Нет, потом Ельцин спохватится, и через год появится партия власти «Демократический выбор России», созданная на основе избирательного блока «Выбор России». А в 1992 году никакой партии, которая бы вела Ельцина к власти, не существовало. Но он победил. Не правда ли странно?
Что есть человек? Может ли он жить на земле так, как хочет? Вопрос философский. Если человек один, то и тогда он не может жить всегда по своему желанию. То дождь некстати брызнет, то снег повалит, то ветром земля задышит, а не хочется. Так природа же не спрашивает. Вот и приходится человеку объединяться с другими ему подобными, чтобы бороться со стихиями. Но у других людей и желания могут быть разными. Что делать? Один хочет одно, другой другое, третий третье. Вот и приходится идти людям на компромисс, находить золотую серединку, да решать по большинству голосов. Вот и рождались витенагемот (собрание мудрых) у англосаксов, тинги в древней Скандинавии и вече в столь же древней Руси. Простой человек ещё что-то мог для себя решить. Но время шло. Во всех государствах появились короли, падишахи, императоры, цари, имевшие при себе советы мудрецов, мыслившие, каким образом сделать жизнь правителя лучше, богаче и счастливей. А простые плебеи стали рабами вассалов и правителей. Это уже народу пришлось не по нраву. Восстали рабы, взбунтовались плебеи, и появились в Европе и Америке парламентские республики да президенты, но бедный человек так и остался без прав, так и остался под пятой богатеев. Жизнь пошла по принципу: кто богаче, тот и прав. А что человеку веками хотелось? Главное – чтобы у всех, а не только у избранных, жизнь была равная и счастливая. Именно это стало главной целью в новом государстве с гордым названием Советский Союз, где Советы народных депутатов, а не короли и президенты, решали всё по совести, как пелось в песне: «Если радость на всех одна, на всех и беда одна». Люди, то ли шутя, то ли всерьёз, говорили: «Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё». А ведь так оно и было на самом деле. Все получали кто меньше зарплату, кто не намного больше, но каждый чувствовал себя богатым, ибо в этой стране всё принадлежало всем, а, значит, и ему. И, конечно, существовали общие правила, которым каждый должен был на равных правах подчиняться. Это ли не счастье? Но были и те, кому это не нравилось, кто хотел богатства для себя лично и не в обещанном будущем, а сегодня, сейчас. Они-то и возликовали с появлением Ельцина, когда осознали, что при его власти можно хватать всё, что плохо лежит, и рвать, кто больше урвёт для себя.
Слыханное ли дело – ваучеры? Их начали раздавать всем. Казалось бы, простые бумажки. Но указ Президента Ельцина «О введении в действие системы приватизационных чеков в РФ» от 14 августа 1992 г. гласил о том, что с 1 октября 1992 г. в Российской Федерации вводится в действие система приватизационных чеков (приватизационных счетов), реализующих механизм бесплатной передачи гражданам Российской Федерации в процессе приватизации предприятий, их подразделений, имущества, акций и долей в акционерных обществах и товариществах, находящихся в федеральной собственности, государственной собственности республик в составе Российской Федерации, краев, областей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга. Стоила одна такая бумажка не много, не мало, а десять тысяч рублей.
Как возникла эта стоимость? Да очень просто. Ельцин сказал тогда: «Нам нужны миллионы собственников», а для этого решили отдать в частные руки часть государственной собственности. На момент приватизации в России насчитывалось 250 тысяч государственных предприятий. Они оценивались в то время в 100 миллиардов долларов. Взяли 35% – именно такую долю собственности государство решило передать народу в виде ваучеров. Стоимость этих 35% предприятий поделили на все население страны. Так и получили номинал ваучера в 10 тысяч.
И вот 1 октября 1992 года народ бросился в сберкассы получать бесплатные ваучеры, к которым прилагалась памятка: «Приватизационный чек – шанс на успех, который дается каждому. Рубль подвержен инфляции, а имущество, если им правильно распорядиться, не обесценивается, напротив, будет приносить вам доход. Помните: покупающий чеки расширяет свои возможности, тот, кто продает, лишается перспектив». Но какую же фабрику, завод или просто булочную можно было купить на один ваучер? Да ничего. И народ стал по-простецки продавать свои ваучеры оборотистым дельцам типа Гайдара, Бойко и Чубайса, которые заявляли, что на один ваучер можно купить два автомобиля «Волга». Но никто не смог купить даже одной «Волги», хоть и подавали в суд на Чубайса, пообещавшего такую роскошь. В то же время цены на ваучеры стали скоро и быстро падать, так что некоторые отчаявшиеся их обладатели отдавали свою ценную бумагу за простую бутылку водки, так как ваучеры можно было оприходовать до определённого срока. О народном капитализме, когда совладельцами заводов и фабрик были многие обладатели акций, получающие процент от прибыли, советский народ не знал, и ему это не объясняли.
А тут ещё подвернулась компания МММ, в инвестиционный фонд которой тысячи людей стали вкладывать свои ваучеры. То, что это было чистейшей воды надувательство и никто ничего взамен не получит, никому даже в голову не приходило. Те же дельцы, что скупали сотнями и тысячами за бесценок ваучеры, обретали в обмен на них предприятия, становясь единоличными или в совокупности с кем-то ещё их частными владельцами, и начинали бешеными темпами зарабатывать миллиардные состояния.
Так бывшее по своей сути однородным советское общество стало раскалываться на огромную часть простых честных тружеников, живущих по советской привычке на одну зарплату, едва сводя в новых условиях концы с концами, и выделившуюся из неё небольшую алчную группку миллионеров, стремительно вырастающих на горбах своих обманутых ими соотечественников в миллиардеров. И две демонстрации, проходившие по разным улицам Москвы 7 ноября 1992 года были отражением двух образовавшихся слоёв нашего общества, двух непримиримых течений, одно из которых текло бурным негодующим потоком, переворачивая встречающиеся на пути камни, а другое, отгороженное прочной стеной собственности, мягко текло рядом, чувствуя за собой неиссякаемую поддержку капитала, подпитываемого энергией бурлящего рядом течения.
Вот и скажи, дорогой читатель, что есть человек. Тот ли, который пашет, сеет, убирает и кормит народ, тот, кто работает на станках, варит сталь, делает машины или тот, кто владеет землёй, фабриками и заводами? Ты скажешь, что и тот и другой человек. И это правильно, однако почему один человек приходит после работы домой и считает рубли, не зная, хватит ли ему зарплаты на хлеб и молоко, а другой в это же время прожигает жизнь, вывозя свои капиталы за границу, где тратит миллионы в барах и ресторанах, покупая себе дворцы и яхты, и отдаёт распоряжения этому первому человеку лучше трудиться? Разве они не одинаково рождаются на земле, чтобы быть счастливыми?
5.
Возвращался Евгений Николаевич из Москвы в ноябре норвежскими авиалиниями через Осло, поскольку суда на Шпицберген уже не ходили, а новые рейсы самолётов трест до весны не планировал. Получив в управлении треста, причитавшуюся ему за год зарплату, и, ощутив её мизерное значение при взлетевших до небес ценах, он купил на командировочные деньги билет на самолёт до Осло. Потом заглянул в свою районную сберкассу, постоял в небольшой очереди и получил вожделенный ваучер.
Оставшийся день до отлёта он посвятил давно запланированному посещению родителей Настеньки, о чём она настоятельно просила его не забыть за суетой в Москве. Большой Ржевский переулок Евгений Николаевич помнил хорошо со дня свадьбы Настеньки и Володи. На их торжестве он был один без жены. Люся в то время была у своих родителей в Ялте.
Дверь в квартиру открыла Настенькина сестра Вера. Она сразу узнала вошедшего, тем более, что они его ждали. Она легко приобняла Евгения Николаевича, подставив щёку для поцелуя, и не теряя ни минуты представила Евгению Николаевичу своего вышедшему за ней кавалера:
– Знакомьтесь, мой суженый Владислав Владиславович.
Мужчина средних лет в стального цвета твидовом костюме, белой рубашке и красном галстуке, как нельзя более подходил к Верочке, одетой столь же торжественно в элегантный серый брючный костюм с пиджаком на одной пуговице поверх белой блузки, воротник которой был оторочен красной ленточкой. Высокие каблуки чёрных туфель делали стройную фигуру девушки одного роста с её женихом. Даже причёски у них гармонировали друг с другом: у неё гладкие коричневые волосы пышным куполом охватывали голову, почти скрывая уши с золотыми серёжками, у него тоже каштановые волосы, зачёсанные назад, не лежали гладко, а вздымались, словно поддуваемые снизу ветром.
У Евгения Николаевича в руке был букет красивых розовых лилий, и он собрался было вручить его Вере, как в это время в прихожую вошла ещё одна женщина, мама Настеньки и Веры, Ирина Александровна, в сопровождении мужа Алексея Ивановича. Они тоже готовились к встрече. Отец семейства вышел в традиционном чёрном костюме, но из бархата, что придавало мужчине особую значимость. Выделяя карман пиджака, сверху из него выглядывала узкая белая полоска то ли платка, то ли бумаги в тон белой сорочке и синему в белую крапинку галстуку, перехваченному посередине золотого цвета зажимом. Жена его была в длинном цветастом платье с широким белым поясом на талии. На полуоткрытой шее к пышной груди спускались белые агатовые бусы. Она царственно протянула правую руку для поцелуя.
Евгений Николаевич приложился губами к руке и начал протягивать букет, когда услышал возражающий голос Ирины Александровны:
– Нет-нет, цветы не мне, а нашему начальнику, бабушке.
Именно в эту минуту в прихожей появилась и Татьяна Васильевна. Ярко-голубой халат на ней с розоватым отложным воротником ничуть не нарушал общей праздничной одежды детей, а, напротив, придавал некий шарм всей обстановке. Её морщинистое лицо под сединой волос расплылось в широкой улыбке, а голос звучал нарочито недовольно:
– Што эт вы собрались в прихожей? Нешто эт дело? Завите гостя в гостиную.
Она, как всегда, акала, проявляя старо-московское произношение с подчёркиванием звука «а».
Евгений Николаевич протянул ей букет, но она отклонила цветы, говоря:
– Пагади ты с цветами. Дай я тебя расцелую сначала. – и она обняла гостя, неторопливо целуя в щёки три раза, как и полагается по русскому обычаю.
Освободившись, наконец, от букета, который приняла с благодарностью Татьяна Васильевна, Евгений Николаевич сбросил с плеча сумку, тяжело грохнувшую о пол.
– Ты что там камни притащил с собой? – шутливо спросил Алексей Иванович, помогая молодому человеку снять с себя кожаное пальто. – Или бутылок набрал? Так у нас питьё есть. Зря старался.
– Вы угадали абсолютно точно, – в тон ему ответил Евгений Николаевич. – И камни есть и бутылки. В гости не принято ходить без бутылки. Но, надеюсь, того, что я принёс, у вас нет.
Войдя в комнату, он стал доставать из сумки почти квадратный красивый сосуд шотландского виски, затем бутылку содового напитка, сопровождая это словами «Будем пить виски с содовой», потом большую бутылку итальянского белого вермута «Сантанелли». Но самый большой восторг у всего семейства вызвало появление из сумки крымского Муската белого, Красного камня.
– Без нашего ялтинского вина я, само собой не мог сюда явиться. А сейчас, – продолжал Евгений Николаевич, когда принесенные им напитки торжественно водрузились по соседству с водкой и коньяком, – я хочу подарить вам всем действительно камни, которые захватил с собой со Шпицбергена по предложению работающих на нём геологов.
Первым появился величиной почти с кулак полупрозрачный словно отполированный, отдающий зеленью камень на мраморной подставке.
– Этот образец называется хризолит.
– Просто восхитительно! – воскликнула Верочка, беря в руки камень.
– А это, – сказал Евгений Николаевич, доставая очередной образец, – кварцевая друза. Смотрите, как переливается свет в кристалликах.
Зазвучали новые восторги. И они не смолкали, пока шпицбергенский гость доставал небольшие, но восхитительные по красоте образцы лазурита, родонита, яшмы. Интерес вызвал даже чёрный доломит, на полированной поверхности которого изобретательные геологи поместили для контраста маленькую фигурку белого медведя.
– И что самое главное, – отметил Евгений Николаевич, – то, что эти драгоценности получены на архипелаге. Представляете, насколько богат ископаемыми архипелаг?
– Ну, харашо, – прервала его речь Татьяна Васильевна. – Прашу к сталу. Соловья баснями не кормят. Евгений Николаевич, идите мыть руки с дороги.
– Я только хочу ещё вот что. – Евгений Николаевич был явно смущён, не зная, как будет воспринято то, что он собирался сделать, доставая из сумки бумагу. – Я вчера получил ваучер. Но он мне совершенно ни к чему. Я решил его вам отдать, Алексей Иванович.
– Продать хочешь?
– Да ну, что вы! Просто мне он не нужен. Какую собственность я на него получу на Шпицбергене? А уезжать оттуда я пока не собираюсь. Так что просто дарю. Вы всё-таки мне самые близкие люди теперь.
И тут, совершенно неожиданно для себя, глубоко вздохнув, он сказал то, о чём думал всё время, и когда был ещё на Шпицбергене, расставаясь с Настей, и когда был в Ялте на похоронах своей жены. Да-да, и тогда тоже мысль рождалась глубоко внутри, и он отгонял её, сознавая, что нельзя об этом думать в такой момент. И идя здесь в семью Настеньки, эта мысль не давала ему покоя. Он не знал имеет ли он права говорить так, но внезапно сказал тихо, но все услышали:
– Я ведь хочу просить у вас руки Настеньки. – И ещё тише добавил: – Я люблю её с самой первой нашей встречи.
Резкий телефонный звонок прервал воцарившееся вдруг молчание. Ирина Александровна стояла ближе всех к телефону и подняла трубку:
