Анна Штерн
Загадка шотландского браслета
Глава 19.
Виктория сделала несколько глубоких вдохов. Звать Брюса она почему-то не хотела, словно боялась нарушить тишину, царившую в коридоре. Сделав пару шагов, она остановилась и еще раз огляделась по сторонам: ни единого признака жизни. Куда ей идти и где искать Брюса девушка не знала. Спохватившись, что у нее с собой нет ничего, чем она могла бы защититься, Виктория уже хотела вернуться в ванную комнату хотя бы за ножницами, но еле слышный скрип двери в самом конце коридора остановил ее. Она посмотрела вдаль, но кроме темноты ничего не увидела. Между тем скрип послышался снова, теперь словно кто-то наступил на прогнившую старую половицу.
– Брюс, – еле слышно позвала Виктория, скорее для самоуспокоения нежели для того, чтобы кто-то услышал ее.
Сердце ее начало отчаянно биться, пульс участился, а кожа, не смотря на прохладу в доме, покрылась потом. Несмело девушка пошла вперед на звук. К счастью, ей вспомнилось, что она вскоре окажется рядом с дверью в кладовку, где сможет взять что-то для самообороны.
Свет от и так мигавшей лапочки начал тускнеть, намекая на то, что скоро и этот слабый источник освещения пропадет. Заметив это, Вика пошла быстрее и уже через несколько секунд оказалась напротив двери в кладовку. Открыв ее, не переставая при этом поглядывать в конец коридора, Вика схватила первое, что сочла более-менее пригодным: чугунную кочергу. Также на глаза ей попался фонарь, и девушка тут же потянулась за ним. Фонарь работал и, включив его, она тут же осветила весь коридор, но ничего необычного не увидела. Однако тихий скрип все продолжал слышаться где-то впереди, и Виктории ничего не оставалось, как продолжить путь.
Коридор, хоть и не являлся весьма длинным, на этот раз показался Вике просто бесконечным. Каждый шаг давался ей с трудом, а от страха к горлу подступил ком. «Еще чуть-чуть. Все будет хорошо. Вот увидишь!», – подбадривала она саму себя, но это мало помогало.
Когда до последней двери, ведущей в комнату со старым хламом, который она сегодня днем пыталась разобрать, оставалось несколько шагов, Виктории вдруг почудилось, что она слышит чей-то голос, шепчущий ее имя. Девушка прислушалась и действительно убедилась, что кто-то за дверью беспрестанно повторял «Виктория». Голос, хоть и походил на голос Брюса, в том же время показался ей чужим. Вслед за шепотом она также услышала тот самый скрип, что доносился до нее ранее: судя по всему, кто-то ходил в закрытой комнате, отчего половицы сухо и уныло скрипели.
Сжав в одной руке кочергу, а фонарь засунув в задний карман джинсов, Виктория потянулась к ручке двери, чтобы открыть ее, но стоило ей прикоснуться к холодному металлу, как ее точно пронзил разряд электрического тока. Помимо резкой боли перед глазами у девушки все замелькало, закружилось, так, что ей пришлось закрыть глаза и набрать воздуха в легкие, чтобы не закричать от боли и страха. Все это длилось каких-то несколько секунд, показавшихся Вике вечностью, и вскоре боль, равно как и неприятное состояние, прошли. Девушка решила открыть глаза, но то, что открылось ее взору, удивило ее не меньше, чем сильная боль до этого.
Коридор, до этого темный и пыльный, теперь оказался освещен лампами, прикрученными к его стенам, а на полу простиралась ковровая дорожка, столь яркая по цвету, что у Вики заболели глаза. Она и раньше видела эту дорожку, только выглядела она весьма потрепанной и потертой: дорожка лежала в коридоре, ведущем в гостиную на первом этаже. Дверь перед девушкой также преобразилась, и из зашарпанной сделалась новой и блестящей, а ручка выглядела отполированной и блестела в свете ламп.
Ничего не понимая, Виктория вновь взялась за ручку и, повернув ее, не почувствовав на этот раз никакой боли, открыла дверь. Комната, некогда заставленная коробками, выглядела, как обычный рабочий кабинет с массивным дубовым столом у стены и кожаным креслом перед ним. Если бы не слабый свет свечей на камине и не странный запах жженых трав, Виктория бы подумала, что в ней давно никого не было. Присмотревшись, девушка увидела в углу комнаты ширму, использовавшуюся для переодеваний, но сейчас за ней кто-то находился. Не отдавая себе отчета в том, что делает, а также в том, что вообще происходило вокруг, Вика пошла вперед.
Дойдя до ширмы, девушка остановилась. Где-то в глубине души она понимала, что происходящее в этой комнате – не более, чем вымысел или сон, но все выглядело через чур реальным. Набравшись мужества, Вика сделала еще один шаг и зашла за ширму. Ее взгляду предстала седовласая женщина, сидевшая на коленях и склонившаяся над открытым сундуком. Длинные седые волосы женщины были распущены и лежали на спине и плечах. Одета старуха была в белую ночную сорочку, облипавшую ее худое тело. Вика не могла разглядеть ее лица, так как женщина сидела к ней спиной, но увидь она его, ужаснулась бы, ведь в пожелтевшем, морщинистом лице узнала бы черты той, кто с таким хладнокровием в молодости пытался убить полковника Бэйли.
Старуха что-то шептала, слабо раскачиваясь из стороны в сторону. Вика, решив не вмешиваться, сделала шаг вправо, чтобы понять, чем же занята женщина. Оказавшись сбоку от старухи и увидев, что она держала в руках, Вика выронила от страха и неожиданности кочергу и зажала рот руками, чтобы не закричать. Металлический прут гулко ударился о пол, наделав при этом немало шуму. Старуха, словно выйдя из транса и поняв, что в комнате кроме нее кто-то есть, повернула голову на звук, и Виктории открылось ее лицо: злое, постаревшее, с глазами, тронутыми бельмом, отчего те казались полностью белыми, что придавало ей еще более зловещий вид.
– Кто здесь? – проскрипела Беатрис.
Виктория, хоть и стояла в шаге от нее, продолжала молчать, а старуха, по всей видимости, не видела ее то ли из-за бельма на глазах, то ли из-за того, что Вика все же пришла из другого времени.
С ворчаньем ведьма закинула в сундук то, что держала в руках до этого и, встав с колен, направилась к выходу из комнаты, так и не заметив Викторию.
Ошарашенная Вика проводила ее взглядом и только потом убрала руки ото рта, боясь, что не выдержит и вновь закричит. Превозмогая страх и отвращение, девушка присела на корточки и открыла сундук, над которым до этого сидела старуха Беатрис. Стоило ей открыть его крышку, как в нос девушке ударил смрад. Поморщившись, Вика потянулась к тому, что с таким пренебрежением старуха кинула на дно сундука. Дотронувшись до холодной поверхности предмета, Вика почувствовала, как приступ тошноты подходит к горлу, но, сглотнув, все же пересилила себя и, крепко схватив предмет, вытащила его из сундука.
Девушке стало еще дурнее, когда она смогла разглядеть то, что достала: перед ней лежала отрезанная мужская кисть, вся изрисованная странными символами и письменами. В каждом ее пальце торчало по длинной игле, а ногти были вырваны и на место их воткнуты пластины из металла.
– Боже мой… – еле слышно простонала Вика и отложила свою находку в сторону, чтобы посмотреть, что еще находилось в сундуке.
На самом его дне она нашла только две вещи: старую потрепанную фотографию, на которой были изображены молодая Беатрис и Виктор, вероятно, сделанную незадолго до его смерти, а также толстую книгу в кожаном переплете с закладкой-косичкой, сплетённой из светлых человеческих волос, по всей видимости, Виктора.
Дрожащими руками Виктория открыла книгу и ее взору предстал весьма странный дневник Беатрис, испещренный мелким наклонным почерком. Кое-где на полях имелись рисунки и символы, значения которых Вика понять не могла, но некоторые из них совпадали с рисунками на руке, найденной в сундуке. Девушка начала листать книгу, но в ней оказалось столько исписанных страниц, что она растерялась, не зная с чего начать.
«У тебя остается мало времени. Я не могу дольше удерживать тебя здесь», – услышала она вдруг знакомый женский голос, прозвучавший где-то в ее голове.
Вспомнив про фонарик в брюках, Виктория достала его и попыталась осветить страницы дневника, чтобы суметь прочесть, о чем писала Беатрис.
«Если бы я еще знала, что нужно искать», – подумала Виктория, но тут ее руки замерли: перед нею на одной из страниц дневника был изображен браслет, подаренный ей Брюсом. Украшение было нарисовано весьма искусно, и у Вики не осталось сомнений, что это именно тот злосчастный браслет, что еще недавно сдавливал ее руку.
«Это все, что осталось от любимого», – писала Беатрис под браслетом, – «все, что есть у меня от него, все что я стану чтить до конца своей жизни. В нем вся наша любовь, вся наша сила и страсть. О, Виктор, как мне не хватает тебя! Если бы ты только пришел ко мне хотя бы один раз, то я бы согласилась тотчас умереть, только бы увидеть тебя снова пусть и на миг. Я ношу этот браслет каждый день, и каждый день он напоминает мне о тебе. Иногда мне кажется, что он забирает у меня из сердца всю ту боль, что накопилась с твоим уходом. Я завещаю, чтобы меня похоронили в нем и будь проклят тот, кто посмеет снять его с меня. Будь проклят весь его род, также, как и проклята душа того, кто посмел отобрать у меня мою любовь, тот, чья рука и душа навеки останутся в моей власти. Горите в аду!».
– Она прокляла полковника и браслет! Старая ведьма прокляла свой собственный род! – сказала в слух Виктория и начала листать дневник дальше, но ничего кроме странных символов и пустых страниц не нашла. Скорее всего запись о браслете являлась одной из последних.
– Но, что случилось потом? – недоумевала Виктория, – как браслет оказался у тетки Брюса?
Комната вдруг начала вибрировать, и Вика выронила из рук книгу. Девушка начала в панике оглядываться по сторонам и с удивления увидела, как предметы и мебель, только что стоявшие тут, стали пропадать, а их место занимать другие: исчез сундук, ширма, кресло, стоявшее в углу, а большое зеркало, висевшее над камином, оказалось затянуто черным платком. Рядом с Викторией начал вырисовываться постамент, отчего девушка резко отпрыгнула в сторону и ударилась плечом о стену, выронив при этом фонарь. На постаменте, словно из воздуха, появился длинный, черный ящик. Так как кроме горевших в камине поленьев и света от фонарика, лежавшего теперь на полу, другого освещения в комнате не осталось, Виктория не сразу поняла, что находилась теперь в комнате с гробом, но стоило девушке осознать это, как она тут же направилась к выходу. Кроме страха и желания поскорее покинуть это место и этот дом, Вика ничего не ощущала. Узнать конец всей этой истории ей вдруг расхотелось, несмотря на то, что это могло бы положить конец всем злоключениям Брюса в этом доме.
Стоило девушке подойди к двери, как ее медная ручка нагнулась, и в комнату проник тусклый лучик света от свечи. Дверь приоткрылась и перед Викторией оказался рослый мужчина со светлыми волосами и несколько осунувшимся лицом. Не замечая Вики, он прошел рядом и остановился рядом с гробом. Поставив свечу на пол, мужчина приподнял крышку гроба, после чего какое-то время стоял неподвижно, глядя на то, что открылось его взору.
– Мама… – тихо произнес он и всхлипнул, – мама.
«Неужели это сын Беатрис и Рэндольфа?», – пронеслось у Виктории в голове, но внимание ее переключилось на мужчину, вдруг резко упавшего на колени и зарыдавшего в голос.
– Почему ты никогда меня не любила? – донеслось до Виктории.
Мужчина простоял на коленях несколько минут, после чего всхлипы начали утихать. Встав и выпрямившись, он наклонился с тем, чтобы поцеловать покойницу, но тут, видимо, заметив что-то, отстранился.
Вика увидела, как руки мужчины потянулись к сложенным на груди кистям покойницы.
– Ты так любила эту вещь. Позволь я оставлю ее себе, как напоминание о тебе. Клянусь, что она навсегда останется в нашей семье, и ты никогда не будешь забыта, – сказал мужчина и снял с руки старухи браслет.
Положив украшение в карман и поцеловав мать, мужчина направился к двери, захватив с собой свечу. Стоило ему пройти мимо Вики, как вновь все вокруг затряслось, картина перед глазами девушки начала меркнуть и исчезать, и вскоре все приобрело тот вид, который комната имела сегодня днем: коробки, пыль и паутина.
Фонарик, выпавший из рук Вики, лежал неподалеку и освещал пыльный пол комнаты. Недолго думая, девушка схватила его и начала лихорадочно переводить луч света из одного угла комнаты в другой, пытаясь понять, находилась она в ней одна или нет. Дыхание ее участилось, а сердце забилось о ребра, как запертая в клетку птица. «Почему меня привели именно в эту комнату?», – лихорадочно пыталась понять девушка, одновременно прислушиваясь к шорохам вокруг. Изредка то тут, тот там раздавались скрипы половиц, слышалось тихое шуршание, но понять, человек это или мышь, завывания ветра или дух полковника, скрипело ли это дерево или где-то рядом стоял Брюс, просто не представлялось возможным.
Продолжать стоять, как изваяние, не имело никакого смысла, и Вика это прекрасно понимала. Ей оставалось либо покинуть комнату, либо остаться тут в ожидании чего-то или кого-то. Решив, что безопаснее ретироваться, девушка начала медленно пятиться назад к двери, как вдруг случайно задела пяткой стоявшую сзади коробку. Звук удара огласил комнату, и Вика от страха и неожиданности задержала дыхание. «Я пропала, я выдала себя», – думала девушка, замерев в оцепенение. Но ничего не произошло: никто не бросился на нее. Обернувшись, Вика увидела на полу ту самую коробку, что пару секунд назад задела нагой. Она уже видела ее сегодня днем, когда пыталась навести порядок в этой комнате. Коробку, в отличие от других, перевязали бечевкой из-за чего Вика не стала проверять ее содержимое на наличие хлама, от которого стоило избавиться, и просто отставила коробку в угол, решив открыть ее вместе с Брюсом. Сейчас же Вике подумалось, что данное обстоятельство выглядело крайне странным. Все остальные коробки, во-первых, были просто прикрыты пыльными крышками, а во-вторых, не выглядели новее.
Наклонившись, девушка еще раз осмотрела находку. Она определённо выглядела немного старше других, виденных ею ранее и, судя по тому как плотно ее перевязали веревкой и как сильно впилась веревка в крепкий картон, ее никто не открывал с тех самых пор, как она попала в эту комнату. Не до конца осознавая свои действия, Виктория положила фонарик на пол и взялась за пыльную бечевку, опоясывавшую коробку. Узел оказался таким плотным, что как девушка ни старалась, она так и не смогла развязать его и только до боли натерла кончики пальцев, пытаясь сделать это. Вспомнив, что днем на одной из полок комнаты она оставила нож для бумаги, девушка так тихо, как только могла, на цыпочках подошла к секции, стоявшей у стены. Пол скрипел при каждом ее шаге и сердце девушки сжималось каждый раз после очередного скрипа, но ей все же удалось добраться до ножа и обратно до коробки без каких-либо происшествий. Как показалось ей самой, она все же находилась одна в этой комнате. Тем не менее Вика считала разумным соблюдать тишину насколько это возможно.
Острое лезвие ножа легко прорвало волокна бечёвки, освободив девушке доступ к крышке коробки. Осторожно, словно крышка была сделана их хрусталя, Виктория приподняла ее и хотела уже так же осторожно положить в сторону, как вдруг из-под крышки вырвался на волю целый рой мелких мушек. Вскрикнув от неожиданности, Виктория резко отпрянула назад, выронив картонную крышку из рук. Зажав рукой рот от отвращения, девушка все же решила вернуться к коробке, несмотря на то, что страх и предчувствие чего-то весьма неприятного окутывали ее с головы до ног.
В коробке сверху лежал ворох скомканных газет, слегка пожелтевших от времени. Одна за другой девушка начала вытаскивать газеты наружу. Пару раз ей в глаза бросились даты выпуска газет в печать: 1988, 1989, 1990. То есть тот, кто когда-то сложил их в эту коробку, жил в доме во второй половине ХХ века. «Этим человеком могла являться, как тетя Энн, так и мать Брюса – Лиза», – подумала Вика.
Когда последний ком смятых газет оказался вызволен наружу, Вика увидела на дне коробки замотанный в мешковину предмет. Стоило девушке прикоснуться к нему, как ее словно пронзил электрический разряд. Острая боль от прикосновения молнией прошла сквозь левую руку девушки, мгновенно распространилась по всему телу и горячим пламенем осела в правом запястье, на котором раньше Вика носила подаренный Брюсом браслет. В глазах Вики потемнело от боли, ее резко затошнило, но девушка все же не потеряла сознания и, превозмогая боль, вновь потянулась к предмету. Во второй раз при прикосновении острой боли не возникло, но рука девушки продолжала болеть, словно ее и вправду опустили в костер. Действуя лишь одной рукой, Вика размотала ткань и вытащила наружу то, что кто-то спрятал в коробке много лет назад. Хоть девушка уже успела догадаться, что являлось содержимым этой коробки, реальность оказалась куда более отталкивающей, нежели Вика себе представляла: взору Виктории предстала потемневшая, затвердевшая и сморщенная отрезанная кисть полковника Бэйли. Знаки, некогда нарисованные Беатрис, стали еда различимы, такой темной стала кожа, почти как кожа египетских мумий, увиденных Викой совсем недавно в Британском музее. Пластины, заменявшие ногти, окислились и из серебристых стали тускло-зелеными. Сама кисть некогда крупного и сильного мужчины усохла настолько, что мало чем отличалась по размеру от кисти Вики.
Девушка с омерзением смотрела на отрубленную конечность, борясь с тошнотой, уже подходившей к горлу. «Какая гадость, – пронеслось в голове у Вики, – нужно скорее от этого избавиться, – решила она». Стоило ей только подумать об этом, как в голове словно щелкнуло, и девушка с удивительной ясностью вспомнила пожар, чуть не убивший полковника и превративший его в чудовище с озлобленным сердцем и помутившимся рассудком.
– Огонь! – вслух сказала Вика по-русски, – мне нужен огонь. С огня все началось, огонь и сможет положить конец проклятию.
Виктория не знала, откуда у нее появилась такая уверенность, но сердцем чувствовала, что права. Не желая терять времени, замотав отрубленную кисть обратно в мешковину и прихватив фонарик и нож для бумаги, Вика уже хотела быстро направиться к выходу из комнаты, но резкая боль в руке не позволила ей этого сделать. Запястье жгло так, что в глазах темнело от боли и, чтобы не кричать, Виктория, что ей мочи, кусала губы, от чего на них выступали капельки крови.
«Я все равно должна сделать это. Чего бы мне это ни стоило», – думала Вика, облокотившись о стену, чтобы не упасть. Пот холодными капельками выступил у нее на лбу, но девушка не выронила кисти и фонарика. Набрав полные легкие воздуха, она сделала шаг к двери, затем другой, потом третий. Добравшись до нее, Вика передохнула пару секунд и посмотрела на свою руку. Хоть по ощущениям та и горела от боли, как от огня, внешне это никак не проявилось и кисть, а также запястье выглядели вполне нормальными. «Это все у меня в голове. Вполне вероятно, что я схожу сума», – на секунду подумалось Вике, но она тут же отогнала от себя эти мысли, понимая, что сейчас не время для размышлений.
Прислушавшись и не услышав ничего, кроме уже ставшего привычным завывания ветра и скрипа старых деревянных половиц, Виктория приоткрыла дверь. В коридоре второго этажа стояла тишина. Как бы ни было страшно Вике, она все же осмелилась осветить фонариком коридор, понимая, что тем самым могла легко выдать себя. Но, на ее счастье, в коридоре никого не оказалось, и свет от фонарика не привлек ничье внимание.
«Мне нужно добраться до первого этажа: там камин, где я смогу сжечь эту пакость», – решила Вика и направилась вдоль по коридору к лестнице, ведущей вниз. Девушке каким-то образом удалось привыкнуть к боли в руке, и мысли ее стали несколько более связанными, а шаги увереннее. Пару раз она даже порывалась позвать Брюса по имени, но страх того, что Брюс может оказаться вовсе не тем, к кому она привыкла и кого успела полюбить, пересилил это желание.
Дойдя до начала лестницы, девушка еще раз остановилась, но не заметив ничего, начала спуск. Оказавшись уже внизу, Вика вдруг ощутила тот же зловонный запах, что ранее она ощущала во время визитов черного существа. «Значит, он все же тут, – с ужасом поняла Вика, – нельзя терять ни минуты». Девушка поспешила добраться до гостиной, где еще несколько часов назад родственники и друзья семьи Бухан выражали свои соболезнования Брюсу. Сейчас же помещение было наполнено зловещими тенями, смрадом и холодом, пронизывавшим до костей.
«Здесь что-то не так. Здесь все не так», – поняла девушка, оглядываясь. До нее только сейчас начало доходить, что все предметы вокруг нее начали истощать ненависть, злость и боль. Вике стало жутко и некомфортно, словно само ее присутствие в этой комнате заставляло все вокруг, даже воздух, вибрировать от негодования. Оборачиваясь и пытаясь сфокусировать свой взгляд на предметах, окружавших ее: диване, столике, креслах, часах над камином, телевизоре, девушка заметила, что все они стали слишком темными, почти черными, как если бы кто-то закрасил их черной краской.
Осознав, что время уходит, а комната меняется буквально на глазах, Виктория поспешила к камину. Над ним Эван обычно хранил весьма объемный коробок с длинными спичками, которые использовал для разжигания огня в камине. Благодаря свету от фонарика девушке легко удалось отыскать коробок, оставленный за вазой, стоявшей сбоку на каминной полке.
«Наконец-то», – обрадовалась Вика и схватила спички. Присев перед камином, девушка аккуратно положила завернутую в мешковину отрубленную кисть поверх остатков углей. Взяв с журнального столика газету, Виктория оторвала несколько страниц и, скомкав их, положила на угли рядом с отрубленной кистью, решив, что благодаря бумаге огонь возьмётся быстрее. Из-за боли правая рука слабо слушалась девушку и почти все действия Вика совершала левой рукой, только изредка помогая себе правой. Когда же дело дошло до зажигания спичек, то девушка поняла, что правой рукой не сможет удержать коробок и положила его под колено, намереваясь чиркнуть по нему спичкой, которую держала в левой руке. Затаив дыхание, Вика уже хотела провести коричневой серной головкой спички по шершавому боку коробка, как вдруг раздался звук резко открывшейся входной двери и протяжное завывание зимнего ветра огласило коридор старого дома.
Рука, державшая спичку, дрогнула, и тоненькая палочка выскользнула из пальцев девушки, но Вика даже не заметила этого: как загипнотизированная, она смотрела на проход, ведущий из коридора в гостиную. Кто бы ни зашел в дом, он вскоре должен был показаться в этом проеме. Время словно остановилось. Вика затаила дыхание, точно забыла как дышать, а боль в руке отступила на задний план, уступив место паническому ужасу и страху, сковавшему ее.
Раздались тяжелые шаги. Девушке почудилось, что они гулким эхом отдавались у нее голове, такими громкими они ей показались. Раз-шаг, два-шаг, три-шаг и вот в дверном проеме уже стояла рослая мужская фигура. Вика могла разглядеть лишь ее очертания, тогда как лицо скрывала темнота. Не отрывая взгляда от остановившейся в нескольких метрах от нее фигуры, девушка потянулась за фонариком, лежавшим возле ее. Несколько раз впустую хлопнув ладонью по полу, Вика наконец дотронулась и до холодной пластмассовой ручки фонарика. Крепко сжав ее в правой руке, девушка медленно перевела луч света на мужчину.
На самом деле ей вовсе не хотелось знать, кто или что стоит перед ней, но руки машинально подняли фонарик вверх, и Виктория увидела перед собой Брюса, вернее то, что ей напомнило Брюса, но вовсе не являлось им самим.
Руки и ноги мужчины были испачканы грязью, словно он полз по земляной траншее, лицо же выглядело пепельно-серым, осунувшимся, но с безумным блеском в широко раскрытых глазах. Глядя на Вику, мужчина улыбнулся и поднял кверху правую руку, державшую какой-то предмет.
– Я нашел его для тебя, любовь моя, – сказал Брюс голосом Рэндольфа Бэйли.
Виктория присмотрелась к предмету в руке и под слоем грязи, скрывавшем вещь, заметила серебристый блеск. «Это, наверное, браслет Беатрис», – пронеслось в голове у Вики. «Неужели он все это время искал его под деревом!? Неудивительно, что он весь в мокрой земле», – поняла она.
– Иди ко мне, – прохрипел Брюс и сделал шаг в сторону Виктории.
Девушка тут же с вскочила на ноги, даже не обратив внимания на резкую боль в руке, которая только усилилась с появлением браслета в комнате.
– Брюс, – тихо выговорила она, прижавшись спиной к камину, – не надо, пожалуйста.
Мужчина ничего не ответил, но сделал еще один шаг навстречу к Вике, не знавшей стоит ли ей бежать на кухню или постараться оттолкнуть Брюса и попытаться убежать из дома через входную дверь. Шансы на оба побега казались минимальными, ведь мужчина был в разы сильнее и быстрее девушки, к тому же у нее толком работала только одна рука, и оказать сопротивление Брюсу являлось весьма сомнительной затеей.
Вика начала медленно двигаться спиной к двери кухни. Держа отрубленную кисть в левой руке, она спрятала ее от Брюса за спиной, не желая выдавать ему свою находку. Правой рукой она попыталась достать бумажный нож из заднего кармана брюк, но пальцы, скрученные от боли, почти не слушались ее и проделать задуманное ей не удалось.
– Куда же ты, милая? – с иронией в голосе спросил Брюс-Рэндольф, когда Виктория оказалась в метре от двери, – неужели ты не хочешь получить назад свой браслет? Мне казалось, вы с ним стали неразлучны.
Поняв, что второго шанса не предвидится, девушка резко повернулась и, что есть мочи, припустила в кухню, где, бросив отрубленную кисть на пол, тут же схватилась за дверь и поспешила закрыть ее, навалившись на нее всем весом. К сожалению, дверь была без замка и запереть ее не представлялось возможным. Брюс же, злобно рассмеявшись, бросился вслед за Викой и принялся колотить кулаками по двери, что буквально отбросило девушку назад. Поняв, что долго она не сможет сдерживать мужчину, Вика потянулась рукой к спинке деревянного стула, желая хоть чем-то подпереть ручку двери. Ее пальцы уже почти коснулись деревянной спинки, но очередной удар в дверь не дал ей ухватиться за стул. Мужчина сумел приоткрыть дверь и просунул сквозь образовавшуюся щель пальцы, продолжая напирать на дверь всей своей массой.
Виктория была в отчаяние, но тут снова вспомнила про нож в кармане и, выхватив его здоровой рукой, чиркнула, что есть силы, по пальцам Брюса. Раздался вой, больше похожий на звериный, и рука Брюса исчезла из проема. Девушке вновь удалось захлопнуть дверь и, воспользовавшись моментом, она тут же дотянулась до стула и подперла им ручку двери.
– Будь ты проклята, – прохрипел голос полковника Бэйли из гостиной, от чего по телу Вики пробежали мурашки. Быстро осмотрев полутемную комнату и найдя глазами лежавшую под столом отрубленную кисть, девушка подняла ее и прижала к груди. Доступ к камину оказался перекрыт, а трюк со стулом задержит мужчину от силы на пару минут.
«Сожги ее! Сожги ее! Сожги ее!», – кричал внутренний голос Виктории.
Девушка вспомнила, что Эван всегда хранил канистру с бензином в гараже и поспешила направиться туда. Пробежав по узкому коридору, соединявшему дом с пристроенным к нему позже гаражом, девушка остановилась и прислушалась: сзади продолжали раздаваться крики и удары по двери. «Значит, нужно спешить», – убедилась Виктория и, распахнув дверь гаража, оказалась внутри темного без окон помещения, пропитанного запахами машинного масла, краски и бензина. Включив карманный фонарик, девушка начала судорожно искать канистру с бензином, переводя луч света с одной пыльной полки на другую, но кроме ящиков с инструментами, тюков старых газет, а также свернутых в мотки веревок ничего не видела. Осмотрев, казалось бы, все полки, Вика перевела взгляд на пол и, о чудо, неподалеку от запертых ворот гаража увидела небольшую жестяную канистру. Схватив ее и поднеся к носу, Вика почувствовала знакомый запах бензина. Оставалось только найти спички или зажигалку. Но и они нашлись очень быстро на одной из полок опустевшего без машины Эвана гаража. Автомобиль старика Брюс так и не загнал в гараж, и сейчас машина стояла недалеко от дома на присыпанной гравием подъездной дорожке.
Не веря своему счастью, девушка побежала к выходу из помещения, ведущему на улицу, но натолкнулась на запретную снаружи дверь. «И как я могла не подумать об этом!?», – ужаснулась Вика, оказавшаяся в гараже, как в ловушке. Времени на размышления не оставалось, и девушка, решив, что другого выбора нет, зажав фонарик между зубами, чтобы освободить руки, сделала лужицу из бензина у подъемной двери гаража, предварительно положив в центр лужицы отрубленную кисть Рэндольфа Бэйли. Продолжая тонким ручейком лить бензин на пол, Вика попятилась к другому выходу из гаража, намереваясь остановиться неподалеку от двери, ведущей обратно в коридор дома, откуда она только что прибежала. Девушка понимала, что если ей не удастся выбраться из гаража, то она попросту заживо сгорит в нем, но делать было нечего: либо попытаться избавиться от полковника, уничтожив его руку, либо, что казалось весьма вероятным, погибнуть от рук обезумевшего Брюса.
Прижавшись спиной к стене, девушка выключила фонарик и затаила дыхание. Гараж погрузился в кромешную темноту и тишину, которую вскоре нарушил удар по двери.
– Я знаю, что ты тут! От меня не убежишь! – раздался за дверью голос полковника Бэйли.
Обрушив пару ударов на весьма хлипкую дверь, мужчина буквально вынес ее, сорвав с петель.
– Беатрис, ты где? Выходи! – позвал мужчина и зашел в гараж.
Решив не терять времени, Виктория выпрыгнула из-за угла и со всей силы, на которую была тогда способна, ударила уже успевшей опустеть канистрой из-под бензина мужичину по голове. Он, явно не ожидав такого удара, покачнулся и, как мешок, рухнул на колени, после чего завалился лицом в пол.
Страх и ненависть к полковнику, до этого перекрывавшие все чувства в сердце Виктории, вдруг резко отступили. До нее дошло, что перед ней лежало тело Брюса, а ее удар, возможно, просто убил его. Выронив канистру на пол, девушка присела на корточки, забыв о том, что еще пару секунд назад мужчина хотел наброситься на нее явно не с доброжелательными намерениями.
– Брюс, – испуганно прошептала она, включив фонарик и посветив им на него.
Голова мужчина была в крови, и небольшая лужица крови уже скопилась рядом с его виском. Удар Виктории пришёлся по затылочной части головы Брюса и сейчас там зияла небольшая, но сильно кровоточащая рана.
