Анна Штерн
Загадка шотландского браслета
– Да, – тихо ответила Виктория, – только объясни, как туда добраться.
– Не переживай. Я отвезу тебя, – достав из кошелька, лежавшего на журнальном столике, кредитную карту, Брюс ввел ее данные на сайте покупки билетов Британских авиалиний, после чего холодно сообщил Вике, – готово: билеты куплены.
– Спасибо, – поблагодарила Виктория, но с места не сдвинулась.
– Что ж, не стану тебе мешать. У тебя наверняка много дел на сегодня.
Сказав это, Брюс встал с дивана и пошел в коридор.
Девушка слышала, как мужчина одевался и искал ключи от машины, а потом только тихий хлопок дверью сообщил ей о том, что Брюс оставил ее одну. Оказавшись в полном одиночестве в чужом доме и более того в чужом городе и стране, девушка наконец дала волю слезам, потоком хлынувшим из ее глаз.
– Господи, я ведь люблю его, – шептала девушка сама себе, – и почему все так получилось? Почему я не заслуживаю счастья? – причитала она, свернувшись калачиком на диване.
Прошло некоторое время, пока слезы Виктории иссякли, и девушка немного пришла в себя. Ее опухшие глаза болели и с трудом видели, а ноги слегка дрожали, когда она поднималась на второй этаж, чтобы собрать свои вещи. Сначала она хотела предупредить родителей о своем возвращении, но предчувствуя ряд вопросов, решила отложить этот разговор на потом и сообщить о своем приезде уже из Питера.
«Моя сказка подошла к концу, как прекрасный сон, в который так хотелось поверить. Пора возвращаться в реальность», – рассуждала девушка, доставая свой чемодан, находившийся до этого в шкафу.
В чемодан отправились все ее старые, а также приобретенные в Англии вещи и те немногие сувениры, что она успела купить. Виктория не планировала уезжать так рано и думала, что еще успеет прикупить подарков родным. Теперь же времени у нее не оставалось, а ходить по магазинам в данный момент ей вовсе не хотелось. Чего уж там, девушка мечтала только о том, чтобы скорее наступило завтра и самолет приземлился на ее родной земле, оставив Туманный Альбион далеко позади.
Аккуратно сложив одежду, Виктория перешла к туалетному столику, чтобы собрать всю стоявшую на нем косметику, но тут увидела браслет, подаренный ей Брюсом, и застыла на месте, глядя на изящную вещицу, которую она сняла с себя вчера вечером перед сном. С одной стороны, ей ужасно хотелось оставить украшение с мужчиной, но с другой, что-то толкало ее на то, чтобы побыстрее бросить браслет в косметичку и увезти с собой в Россию. По непонятным для самой себя причинам Вика ощущала некую связь с браслетом, словно он стал частью ее, пусть и не самой лучшей, со своими темными тайнами прошлого, но тем не менее теперь он принадлежал ей и никому больше. Она понимала, что не станет носить его каждый день, но одно сознание того, что украшение рядом, делало бы ее в какой-то мере счастливой.
– Нет, я не могу его взять, – сказала Виктория, – так же, как не могу принять и кольцо.
Девушка тут же сняла кольцо, подаренное Брюсом, и положила его на столик рядом с браслетом. Удивительно, но с кольцом она не ощущала такой же близости, как с браслетом, несмотря на то, что оно должно было значить для девушки гораздо больше.
Не желая больше смотреть на ювелирные изделия, Виктория отвернулась от туалетного столика и продолжила сбор чемодана. Ей во что бы то ни стало хотелось отвлечься на что-то, только бы не думать о Брюсе и случившемся.
Собрав все вещи, Виктория оглядела комнату в поисках чего-либо, оставленного ею, но не увидев ничего подобного, вздохнула с облегчением. Посмотрев на часы, она поняла, что потратила не так уж много времени и впереди еще целый день: стрелки часов едва перешли за двенадцать часов дня. Не зная, что делать дальше, Виктория решила навести порядок в доме. Она понимала, что это выглядело ужасно глупо и неразумно с ее стороны: делать уборку в доме у уже бывшего партнера, но Виктория не могла с собой ничего поделать. Она просто не привыкла оставлять помещение после себя неприбранным. Найдя все принадлежности для уборки, а также домашнюю химию, девушка закатила рукава и принялась усердно вытирать пыль со всех поверхностей, до которых могла дотянуться, пылесосить ковры, мыть полы, а также кафель в ванной комнате и перемывать и без того чистую посуду.
«Неплохо бы еще и постирать, – подумала слегка уставшая Вика, когда только отложила швабру и поставила пылесос обратно в кладовку под лестницей, – но это уже слишком. Пусть сам возится или же попросит свою домработницу».
Уборка забрала еще два с половиной часа, что приятно порадовало Викторию, на тот момент более-менее успокоившуюся. Однако стоило ей простоять в холле пять минут, оглядываясь по сторонам и оценивая свою работу, как грустные и сбивчивые мысли вновь начали приходить к ней в голову. Оставаться в доме ей больше совсем не хотелось, да и делать там было нечего, поэтому, накинув теплое пальто и надев кожаные полусапожки, Виктория вышла на улицу.
Ее не волновало, что лицо ее выглядело все еще красным после слез, глаза сильно опухли, а волосы сбившимися патлами спадали на лицо. Нет, в тот момент ей лишь хотелось оказаться подальше от этого дома и воспоминаний, связанных с ним. Не беспокоил девушку и легкий, но промозглый дождь, начавший моросить, стоило ей только выйти из дома.
Виктория сама не знала куда идет и сначала шла просто прямо, как после расставания с Кириллом, но очень скоро поймала себя на мысли о том, что она все же находится в чужой стране и найти помощь случись что тут может оказаться не так-то уж просто. Остановившись и оглядевшись по сторонам, девушка поняла, что находилась рядом с домом-музеем дочери Шекспира, совсем недалеко от церкви и прекрасного парка с ивами, ветви которых доставали до самых вод реки Эйвон. Виктория сбавила темп и медленно побрела к церкви, желая немного побродить в тихом парке, и если найдется скамейка под деревом, то посидеть на ней и в последний раз взглянуть на живописный городок.
Все усиливавшийся дождь разогнал всех туристов и местных жителей, так любивших гулять вдоль реки и, оказавшись возле церкви, Виктория поняла, что рядом никого нет. Это даже обрадовало девушку, в тот момент желавшую остаться наедине с собой. Пройдя через церковный двор и стараясь не смотреть на навевавшие грусть старые, изъеденные временем и непогодой каменные надгробия, Виктория вышла к реке и направилась к скамейке, стоявшей прямо под раскидистым дубом.
Сиденье скамьи, несмотря на некоторое укрытие от дождя, все же оказалось слегка мокрым, но девушку это совсем не беспокоило. Сев, она откинулась на спинку и уставилась в даль, словно впав в транс. Ее разум наконец отчистился от навязчивых мыслей о Брюсе, и девушка глубоко вздохнула. Когда-то в юности Виктория пробовала медитировать и полностью останавливать внутренний разговор у себя в голове, но так толком и не научилась ни первому, ни второму. Все время что-то настойчиво внедрялось в расслабленный разум девушки, уводя ее от безмолвного спокойствия и тишины. Теперь же сидя на скамейке возле церкви, Виктория ощутила некий внутренний полет, как если бы ее душа на некоторое время вырвалась из оков тела и воспарила вверх. Чувства облегчения и свободы вдруг снизошли на нее, словно дверь, которую так долго держали на замке, в конце концов широко распахнулась, позволив свежему ветру ворваться внутрь. Так и случилось с Викторией: в один момент она почувствовала небывалый подъем, приятную пустоту и расслабленность, а в другой неожиданно поняла, что в ее разум пытается проникнуть что-то совсем другое, что-то темное и зловещее, все это время находившееся где-то поблизости. Девушка ощутила, как чьи-то невидимые руки сомкнулись у нее на шее и начали душить ее. Хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, Виктория пыталась избавиться от рук душителя, но не могла, ведь никто на самом деле не держал ее, хоть хватка при этом не становилась слабее. Понимая, что сейчас потеряет сознание, Виктория, не отдавая себе в этом отчета, начала шептать молитву, совсем как в тот раз в спальне в Шотландии, только на этот раз ее сбивчивое хриплое бормотание не помогло: что-то по-прежнему стискивало тонкую шею девушки. Когда в глазах у Вики потемнело, она вдруг почувствовало прикосновение к своему плечу, при этом тиски на шее тут же куда-то исчезли, и девушка смогла сделать вдох, обжегшей ее горло и заставивший зайтись в кашле. Руку с плеча так и не убрали и, обернувшись, Вика увидела, что коснувшаяся ее кисть затянута в черную перчатку и принадлежала высокому и худощавому седовласому человеку лет пятидесяти с тревогой смотревшему на нее.
– Вам нехорошо? Мне как-то помочь вам? – вежливо поинтересовался он.
Вика в тот момент еще не могла говорить и только покачала головой. Она была рада этому возникшему из ниоткуда незнакомцу, спасшему ее от возможной смерти.
– У вас приступ астмы? Может, вызвать скорую? – не унимался мужчина, обошедший к тому времени скамейку и стоявший напротив девушки.
– Нет, – наконец прохрипела Виктория, – все хорошо. Спасибо.
– Вы совсем промокли. Уж не подхватили ли вы простуду? У вас есть куда идти?
Видимо, из-за жалкого и испуганного вида девушки, а также ее промокшей к тому времени одежды, прохожий принял ее за бездомную.
– Да, я только отдышусь немного и пойду домой. Здесь недалеко, – сказала Вика, но слова дались ей с трудом.
– Может быть, выпьете пока чаю? Я живу совсем рядом. Заодно согреетесь и обсохните, а к тому времени и дождь пройдет, – предложил мужчина.
Виктория с недоверием посмотрела на него и снова вспомнила все предостережения ее близких о том, чтобы она не смела идти на встречи с незнакомцами и уж тем более заходить к ним в дом.
– Спасибо, но не стоит беспокоиться, – ответила она, решив, что лучшим для нее окажется просто побыстрее покинуть этот парк и отправиться домой к Брюсу.
«А что, если он уже вернулся? – пронеслось в голове у девушки, – не хочется мне сейчас сталкиваться с ним».
– Извините, я забыл представиться. Я местный викарий Джеймс Робертс. Я как раз прибирал в церкви, когда увидел, как вы шли к скамейке. Еще подумал, что в такую погоду только весьма отчаянные особы могут совершать прогулку, а когда я уже закрыл двери церкви и направлялся домой, то заметил, что вы задыхаетесь, и решил помочь.
– За что я вам очень благодарна, – искренне поблагодарила его Виктория.
– Возможно, вы все же согласитесь на чашку чая? Мой дом вон там, – указал мужчина на симпатичный рядный домик, находившийся в примерно пятистах метрах от церковного парка.
Сама не понимая почему, но Вика начала испытывать симпатию к этому невзрачному, но судя по всему, доброму человеку и, подумав несколько секунд, согласно кивнула. Не похоже, чтобы мужчин врал, к тому же, приглядевшись, девушка заметила на нем характерный для священнослужителей Англии воротничок.
– Вот и отлично, – викарий протянул девушке руку и она, опершись о нее, встала и последовала за мужчиной.
– У меня нет с собой зонта, а не то обязательно одолжил бы вам, – сказал Джеймс.
– Ничего страшного. Я и так уже мокрая с головы до ног.
– У вас интересный акцент. Откуда вы? – поинтересовался священник и с любопытством посмотрел на девушку.
– Из России.
– Из России? Вот это да! Всегда интересовался этой страной. У вас так много прекрасных писателей и поэтов: Пушкин, Достоевский, Толстой. А сколько художников и работников балета!
– А вы неплохо осведомлены о моей стране, – ответила Виктория, удивившись интересу мужчины к русской культуре. За свое пребывание в Великобритании она не так часто встречала людей, знавших о России что-либо кроме «вечной зимы», «медведей», «русской мафии» и «матрешек».
Путь до дома викария занял совсем немного времени и, подойдя к входной двери, мужчина несколько замешкался в поисках ключа, по забывчивости положенного в нагрудный карман черного жилета, а не в задний левый карман брюк.
– Дамы вперед, – сделал пригласительный жест священник, открыв дверь и пропустив Вику вперед.
Домик викария оказался очень просто, но весьма уютно обставлен. Современная техника, как дома у Брюса, отсутствовала, но в то же время и запустения, как у Эвана, не наблюдалось. На подоконниках стояли глиняные горшки с цветами, на окнах висели кружевные шторки, а деревянный пол покрывали ковровые дорожки, почти как в некоторых российских квартирах, где приходилось бывать Вике. Показавшаяся ей в чем-то родной и близкой обстановка дома тут же расположила девушку к себе, и Виктория перестала беспокоиться о том, что зашла в дом к совершенно незнакомому человеку.
– Присаживайтесь возле радиатора, я сейчас его включу, а пальто давайте повесим над электрическим камином, – предложил мистер Робертс, как только они прошли в гостиную, обстановку которой, не считая обогревателя и электрического камина, встроенного на место настоящего, составляли только два старых кресла, журнальный столик и шкаф с книгами.
Вика села в одно из кресел и вытянула ноги поближе к начинавшему разогреваться радиатору.
– Как хорошо, – в блаженстве сказала девушка, – спасибо вам!
– Пустяки! Желаете чаю? – поинтересовался Викарий.
В любом другом случае Виктория постеснялась бы соглашаться еще и на чай, но в тот момент ее недавно сдавленное кем-то или чем-то горло саднило так сильно, что она не устояла и с радостью приняла предложение викария, поспешившего тотчас на кухню.
Пока мужчина заваривал чай, девушка наконец задумалась о том, что произошло с ней буквально несколько минут назад. Сидя в небольшой гостиной викария, она не ощущала страха, а только какую-то непонятную ей самой растерянность и беспомощность. Словно глубоко в душе она прекрасно понимала, что к чему, но пока что не могла в этом разобраться.
Размышления Вики прервал улыбавшийся викарий, принесший в гостиную две кружки горячего чая. Вика тут же потянулась за напитком, но тут заметила, что в обе порции мужчина добавил молока. Помедлив несколько секунд, девушка все же взяла кружку и сделала пару глотков. Непривычная на вкус теплая жидкость показалась на этот раз не такой противной, как обычно (Вика несколько раз до этого пробовала чай с молоком по совету Брюса, но каждый раз только разочаровывалась в этом напитке), или, возможно, девушка слишком замерзла и перенервничала, чтобы обращать внимания на такие мелочи.
– Все в порядке? Вы выглядите несколько растерянной, – поинтересовался священник, сев в кресло напротив.
– Все хорошо. Просто я не привыкла пить чай с молоком, – честно ответила девушка.
– Ах, вот оно что! Я как-то не подумал. Давайте, принесу вам новую кружку.
– Нет-нет. Не стоит беспокоиться. Сейчас я могу пить чай в любом виде, главное, чтобы он был теплым.
Викарий усмехнулся и сам сделал несколько глотков чая. Морщинки вокруг карих глаз придавали его лицу мягкое и доброе выражение, а приподнятые уголки рта наводили на мысль о добродушном и веселом нраве этого англичанина.
– Не знаю, как вы, а я жутко устал после Рождества, – решил начать разговор Джеймс.
– Представляю, у вас ведь столько работы в эти дни.
– Да, разумеется. А ваше Рождество ведь в январе, если мне не изменяет память?
– Верно. Вы первый человек из тех, кого я встретила в Англии, кто знает об этом, – заметила девушка.
– Ну, мне положено по статусу. Это ваше первое Рождество в Англии?
– Да, правда, отмечали мы его в Шотландии. Только вчера вернулись.
– До Шотландии путь неблизкий, да и с погодой там похуже. Снег не помешал?
– Нет, нисколечко, – ответила Виктория и тут же замолчала, вновь предавшись воспоминаниям.
– Вы так и не сказали, как вас зовут, – после нескольких секунд молчания напомнил священник.
– Виктория. Меня зовут Виктория.
– Очень приятно. А могу я узнать, Виктория, как вы оказались у нас в городе? Да и вообще, что вас привело в Англию? Простите, если мои вопросы бестактны и, если не хотите, можете не отвечать. Просто я всегда отличался любопытством.
– Все в порядке, не беспокойтесь, – успокоила мужчину Вика, – в моем пребывании здесь нет никакой тайны. Мой…молодой человек живет здесь. Я приехала навестить его, и мы вместе отпраздновали Рождество в Шотландии.
– Ох, как здорово! Я могу его знать?
– Понятия не имею, но не думаю. Он совсем не религиозный, да и живет здесь всего несколько лет. Его зовут Брюс Бухан.
– Хм…что-то знакомое, – задумчиво произнес священник, – впрочем, неважно. Надолго вы у нас?
– Завтра уезжаю домой.
– Понятно. Если вы, когда вернетесь, захотите навестить меня в церкви, я буду только рад, – предложил мистер Робертс.
– Вряд ли это возможно, – с грустной усмешкой ответила Виктория.
– Почему же? Если вы переживаете из-за конфессии, то не стоит. Я весьма толерантен в этом вопросе. У меня много друзей принадлежащих к другим вероисповеданиям: исламу, индуизму, буддизму и атеисты есть…
– Дело не в этом, – перебила его девушка, – а в том, что я больше сюда не вернусь.
Сказав это, девушка опустила голову и замолчала. Ей хотелось разрыдаться, но она изо всех сил сдерживала эмоции, понимая, что не к чему загружать ими совершенного чужого и незнакомого ей человека.
Какое-то время священник молчал, а потом, отставив кружку с чаем на столик, протянул руку к девушке и накрыл своей ладонью кисть ее руки.
– Ну-ну, не переживайте так. В жизни всякое бывает, а пути Господа, как вы сами наверняка знаете, неисповедимы.
Виктория кивнула, но ничего не ответила. Тогда викарий, подвинув свое кресло ближе к креслу девушки, обратился к ней еще раз.
– Отношения между мужчиной и женщиной не всегда полны радости. Случаются и моменты грусти, обиды и даже боли, но поверьте моему опыту (я ведь сам был когда-то женат) через все трудности можно пройти, если поддерживать друг друга и не сдаваться. Но это при условии, что оба человека любят друг друга, а коли любви нет, то и продолжать, конечно, не стоит.
– Ох, если бы я только его не любила, – наконец сказала Виктория и слезы, так долго сдерживаемые, потекли у нее из глаз, – тогда все было бы легче. Сейчас же у меня словно что-то разрывается в груди, от боли. Но я должна уехать, другого выхода я не вижу.
– Возможно, вы не там ищите выход? Вы пытались поговорить с ним?
– Конечно! Это-то все и решило. Он не тот, за кого себя выдавал, совсем не тот. Да что там, я боюсь его.
– Боитесь? Он с вами плохо обращался? – с тревогой в глазах спросил священник и протянул девушке носовой платок.
Вытерев слезы, Вика ответила:
– И да, и нет. Сама не пойму. Я уже ничего не понимаю. Даже то, что сейчас случилось в парке, когда мне стало нечем дышать. Я словно сума схожу.
– Вам нужно выговориться, а я умею слушать, как никто другой, и обещаю, что все останется в этой комнате и никогда не выйдет за ее порог.
Девушка посмотрела на Джеймса и почувствовала, что он говорил правду. Терять ей было все равно нечего, а поговорить с кем-то, кто не стал бы осуждать ее или же тут же поливать Брюса грязью, ей действительно хотелось. Возможно, викарий смог бы дать совет или же хотя бы посочувствовал ей и подтвердил бы, что решение об отъезде, принятое девушкой, единственное правильное в данной ситуации.
Дождь все не переставал барабанить по окнам дома, а глухие порывы ветра завывали на улице, словно голодные собаки. Слова лились из Виктории, как из рога изобилия, и без прикрас и излишних преувеличений она рассказала викарию всю историю ее отношений с Брюсом, как ее помнила, начиная с их неожиданной встречи в Санкт-Петербурге. Все это время Джеймс Робертс слушал ее не перебивая, даже не задавая уточняющих вопросов. В какой-то момент девушке даже показалось, что мужчина задремал, но подняв глаза она встретилась с серьезным и сосредоточенным взглядом священника, который не отрываясь смотрел на девушку. Смутившись, Вика вновь опустила голову и продолжила говорить, желая тем самым избавиться хотя бы от части негатива, накопившегося у нее в душе.
Когда история подошла к концу, Вика почувствовала, как с ее плеч словно бы упал неимоверно тяжелый рюкзак, наполненный различными тяжкими думами, переживаниями, обидой и болью. Она даже физически почувствовала себя лучше и, распрямившись в кресле, сделала глубокий вдох. Джеймс все молчал, но теперь он уже не смотрел на Вику, а наблюдал за оранжевым пламенем искусственного камина.
– Весьма печальная история, – наконец сказал он, – и крайне таинственная.
– Таинственная? – удивилась Вика.
– Ну да, разве вы сами этого не видите?
– Если честно, то нет.
– А как же жуткая история той родственницы вашего партнёра, темная тень, что вы видели, невидимая сила, одолевшая вас на скамейке?
– Ах, вы про это, – сглотнув, сказала девушка и уже менее уверенным тоном продолжила, – что касается происшествия на скамейке, то думаю, что на меня накатил приступ паники, плюс усталость и холод одолели меня. В общем, все в месте. Я читала, что в моменты стресса человеческий организм может преподносить сюрпризы разного рода, в том числе и малоприятные. Тень в спальне, думаю, просто приснилась мне, а что касается несчастной родственницы, то это всего лишь грустное семейное предание. Я ведь даже не знаю, случилось это на самом деле или нет.
– Вы размышляете весьма трезво, логично и по-современному, – усмехнулся Джеймс, – молодости присущи такие умозаключения, но мне, как человеку более зрелому, кажется, что все тут не так просто, как вам видится.
– О чем вы? – спросила удивленная Вика.
– Была у меня одна прихожанка. Славная женщина. Бедняжке не повезло, и она рано овдовела. После смерти мужа стала часто ходить в церковь, вся ушла с головой в религию, а про дитя свое почти забыла. Крошке тогда только стукнуло три года. Сначала они вместе ходили на службы, а потом я стал видеть ребенка все реже и реже, зато мать заходила в церковь почти каждый день. Она все словно пыталась мне что-то сказать, только я, дурак, не мог этого разглядеть, а у нее, видимо, смелости не хватало начать разговор. Вскоре она пропала и не появлялась у меня несколько дней, что меня сильно удивило. Помню, я тогда еще подумал, что они уехали к родственникам. Однако вскоре мне позвонили из полиции и попросили явиться в участок. Та женщина уже несколько дней находилась под арестом… за убийство своего же ребенка. Я как узнал об этом, так чуть на пол не рухнул прямо перед следователем. Может быть, она и не являлась идеальной матерью, но чтобы убить свое дитя? Я в такое просто не мог поверить. Мне сказали, что ребенка обнаружили утопленным в ванной, а на теле нашли следы от побоев. Бедная кроха!
– Я немного не понимаю, зачем вы мне это рассказываете? – спросила встревоженная Вика, которой вовсе не хотелось выслушивать очередную неприятную историю. Хватало и семейных преданий семьи Бухан.
– Дело в том, что та женщина попросила полицию связаться со мной, чтобы исповедаться. Когда я зашел к ней в камеру, то просто не узнал ее. Передо мной явно был другой человек: вместо тридцатилетней женщины на узкой кровати сидела старуха: волосы седые, все лицо в морщинах, кожа желтая, как папиросная бумага. А худая какая! Она посмотрела на меня умоляющими глазами и начала рыдать и причитать, что она ничего плохого своему ребенку не делала и ни за что в жизни не сделала бы. Я тогда спросил, если не она, то кто, и говорила ли она об этом с полицией. Женщина покачала головой и сказала, что те все равно не поверили бы, ведь ребенка убил его отец. Я решил, что она умом тронулась, раз на покойника клевещет, но после услышанного в той камере засомневался. Женщина рассказала, что после похорон ее покойный муж начал захаживать к ней. Сначала не часто, может, раз-два в месяц, потом чуть ли не каждую неделю, а перед трагедией почти каждый день. Когда это только началось, он приходил к ней во снах весьма фривольного содержания. Бедняжка думала, что просто сильно тоскует по мужу, но потом как-то среди ночи услышала шаги на лестнице, только на ней никого не оказалось, а шаги все же раздавались и как дошли до ее кровати, так кто-то невидимый набросился на нее. В ту ночь она не видела с кем занималась любовью, но во снах до этого четко различала своего супруга.
Ее дочка тоже начала чувствовать неладное: то расплачется просто так, то зайдется в жуткой истерике и все смотрела на кого-то или на что-то, так что даже глаз не отводила, но матери упорно не говорила, что видела. Когда та ее спросила, не папу ли она видела, то дочурка испуганно глянула на мать и прокричав «Нет», снова захныкала.
Ночные визиты все продолжались, но женщина перестала получать от них удовольствие. Она призналась, что сильно боялась призрака своего покойного мужа: просто трепетала от звуков его шагов или холодного дыхания, обдававшего ее лицо, когда он на нее забирался. Да и соития их стали жестокими и болезненными для нее. Она шептала, просила, умоляла, чтобы он покинул ее, но ничего не помогало. Тогда-то она и зачастила ко мне в церковь. Думала, что молитвы помогут, но становилось только хуже. Помимо того, что он ее тело использовал, так он еще и бить ее начал. Она, конечно, не видела, как призрак наносил удары, но боль от них ощущала, а на утро синяки напоминали ей, что произошедшее накануне сном отнюдь не являлось. Она хотела рассказать мне уже тогда о своей беде, но стеснялась. Думала, что я ее за сумасшедшую приму. Что ж, возможно, тогда так бы и случилось.
Викарий замолчал на некоторое время, задумавшись, но, прочистив горло, продолжил:
– Потом она и на дочке синяки увидела. Пыталась узнать, как та их получила, но малышка упорно молчала и только мочиться во сне начала. Видимо, боялась чего-то каждую ночь. Моя прихожанка что только не перепробовала, чтобы избавиться от непрошенного и уже опасного гостя: и святой водой окропляла дом, и кресты везде навешала, и даже пробовала не спать ночами, а сидеть рядом с кроваткой ребенка, но наутро все равно просыпалась у себя в постели избитая и уставшая, а дочка вся зареванная лежала в своей кроватке и никак не хотела говорить, что ее так напугало. Тогда не посоветовавшись со мной, о чем она позже очень сожалела, женщина решила пригласить в дом медиума, об услугах которого узнала из рекламы в газете. Приехал мужчина, походил по дому, посмотрел на фотографию ее мужа и сказал, что ничего толком не чувствует, но сеанс проведёт. Она ему не сказала, что на самом деле происходило по ночам, только намекнула, что ощущает присутствие мужа в комнатах, а также слышит чьи-то шаги.
Вечером медиум пытался связаться с духом ее покойного супруга, держа в руках его рубашку, но ничего не получилось, как бы тот ни старался. В итоге он даже плату с женщины не взял и уже хотел покинуть ее дом, как вдруг резко остановился у порога, словно почувствовал что-то неладное. Обернувшись, он уставился на лестницу, ведущую на второй этаж и так стоял некоторое время, как изваяние, не двигаясь, не произнося ни слова и едва дыша. Когда хозяйка дома спросила его, все ли в порядке, тот только безумными глазами посмотрел на нее и сказал, что он ей помочь не в силах. Ничего не объяснив, мужчина пулей выбежал из ее дома, оставив бедную женщину стоять в растерянности. Уж не знаю, что он там такого увидел, но в ту ночь и произошла трагедия. Женщина хотела погреться в теплой воде и набирала себе ванну. Она уже думала залезть в нее, как вдруг услышала крик из комнаты ребенка и помчалась туда в чем мать родила. Стоило ей забежать в детскую, дверь за ней захлопнулась и, как ни пыталась она ее открыть, так и не сумела, словно что-то тяжелое подпирало дверь снаружи. Детский крик все продолжался, но теперь уже в коридоре. Мать ребенка, волнуясь за него, хотела вылезти через окно, чтобы попасть в дом, но кто-то нанес ей удар по голове, и она рухнула на пол. Там ее и нашел курьер, принесший посылку. Подъехав к дому, он увидел, что входная дверь распахнута настежь, и решил зайти. Парень думал, что в доме побывали воры, но бардака присущего кражам или взломам не заметил, поэтому он, зовя хозяев, поднялся наверх. Сначала зашел в ванную, расположенную прямо рядом с лестницей, где к своему ужасу увидел избитую, утопленную маленькую девочку, а потом рискнул открыть дверь в комнату напротив, где обнаружил скрюченную, голую женщину, лежавшую у двери без сознания. Парень вызвал полицию и те, не став разбираться, обвинили во всем мать, которая из-за шока не могла ничего возразить и только смотрела на всех круглыми от ужаса глазами. Я, конечно, принял ее историю за плод больного воображения, но все же спросил, посещал ли ее супруг теперь, на что та ответила, что его визиты после гибели их дочери прекратились. Посоветовав ей рассказать все, что она поведала мне, полиции, я ушел. В ту ночь я не спал, все ворочался и думал о бедняжке, а наутро мне позвонил участковый и сообщил, что женщину нашли мертвой в камере: сердечный приступ.
Викарий вновь смолк и Виктория, на которую эта история произвела крайне неприятное и пугающее впечатление, осмелилась спросить:
– Это все, конечно, очень печально и страшно, но только я не пойму, какая тут связь с тем, что произошло у меня с Брюсом?
– После похорон обеих я пытался связаться с медиумом, телефон которого мне дал знакомый полицейский. Полиция ведь проверила все телефонные звонки женщины на накануне убийства ребенка. Только тот мне сразу сказал, что медиум не причастен к преступлению и весь вечер провел в пабе в нескольких милях от дома погибших, а напившись, отправился к своей подружке, которая и приютила его на ночь. Все соседи в округе подтвердили этот факт, так как парень вел себя крайне шумно. Да и вообще, по словам полиции он был всего-навсего шарлатаном, зарабатывавшим деньги на слабостях несчастных людей. Я решил позвонить ему, но тот, услышав, кто я и по какому делу звоню, сразу положил трубку, но через пару дней он сам пришел ко мне в церковь. Весь бледный и дрожащий, парень попросил, чтобы я защитил его ото зла. Я помолился вместе с ним, а после отвел к себе в комнату, где и услышал, что муж погибшей женщины не причастен к смерти ребенка и дух его давно уже перешел в другой мир, а в наш не приходит и вряд ли когда-либо наведывался. А вот некая злая сила действительно атаковала ту женщину и дочь ее убила именно она, а не родная мать ребенка, и теперь это зло ходит и за ним. Он не знал, кто это или что это. Только видел жуткие черные очертания человеческой фигуры, от которой веяло злом и ненавистью. Каким-то образом она оказалась связана с моей прихожанкой и ее дочерью.
Я не знал, что и думать. Я верю в Бога, но во всякую чертовщину вроде призраков или полтергейста не особо. Сам я с подобным ни разу не сталкивался и, надеюсь, не придется. Мы еще немного поговорили с медиумом, я дал ему Библию, указал некоторые стихи, которые следовало читать в моменты страха или отчаянья, но в то же время посоветовал проверить нервы у специалиста. Ведь могло случиться и так, что он по каким-то причинам принял вину за смерть матери и дочери на себя.
