Анна Пейчева
Романовы forever
Часть III
Глава 1. Повелители стихий
Все еще 18 августа
Российская империя. Санкт-Петербург. Подземный тоннель
Екатерина
Вода.
Где-то капала вода.
Кап. Кап. Кап.
Звук сильно действовал Екатерине на нервы.
Так же как и самодовольная болтовня Ивана.
– Я нашел чертежи в подвале буквально четыре дня назад, – хвастался Иван, помогая Екатерине перебраться через очередную разломанную плиту. Препятствий в тоннеле хватало, совсем как в компьютерной игре «Пирамида» – довольно безмозглой аркаде, целью которой являлось спасение от орды разъяренных египетских мумий, гнавшихся за героем по лабиринтам гробницы фараона. Екатерина непроизвольно прикоснулась к спящему Перстню. Она жутко скучала по своему славному маленькому Разумнику.
Беглецы торопились.
– Не найдут ли негодники нашу змеиную дверку? – причитала мадам Столыпина. Они с Харитоном брели по тоннелю позади молодежи. Екатерина уже оправилась и могла идти без посторонней помощи. – А если найдут, то быстро ли взломают? Как вы считаете, милый Харитоша? Увидит ли Сенюшка когда-нибудь свою родную мамочку? Как же он будет без меня жить, мой бедный малыш! Как думаете, Харитоша, испанцы нас догонят?
Харитон в ответ только тяжко вздыхал. Он был молчалив и не любил пустые разговоры. Болтунишкам нечего делать в личной охране ее величества.
Императрица всерьез рассердилась на Ивана за то, что тот не дал ей красиво умереть в стенах родного дворца. Злость придала ей сил. Екатерина быстро шагала рядом с архитектором, раздумывая, как ей жить дальше.
Трудно ответить на вопрос, как жить дальше, если пару минут назад ты приготовился к величественной гибели. Жить Екатерине было в общем-то незачем. Как государыня и лидер нации она полностью провалилась. Как дочь, которую отец попросил присмотреть за семейным имуществом в виде Зимнего дворца и Российской империи, тоже. Как оператор колл-центра Русско-Балтийского завода – безусловно. Как жена – тем более.
Потное лицо Ивана в изменчивом свете факела показалось ей вдруг совсем чужим.
– Представляешь, нашел целый альбом со старинными рукописными схемами! – разглагольствовал Иван. – Да не на рисовых промокашках, а на настоящей александрийской бумаге. «Тайный рапорт Князя Потемкина Императрице Екатерине II о строительстве подземных ходов в Санкт-Петербурге». Начинается со слов: «Всемилостивейшая государыня!» И подпись – «Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб Князь Потемкин».
Иван перескочил затхлую лужу, подал руку Екатерине, та проигнорировала жест, резво прыгнула сама. По царской щеке скатилось что-то мокрое. Нет, плакать ей не хотелось, что толку теперь плакать. Это просто были капли воды из щели в каменном потолке.
– Забавный факт – эти двое обменивались подобными сухими документами в самый разгар своего сумасшедшего романа, – сказал Иван. – Там на полях такие пометки! Скоро покажу. Покраснеешь, честное слово! Я этот альбом спрятал в постаменте одного из коней Клодта. Собственно, именно туда мы и направляемся, друзья. Этот ход ведет к Аничкову дворцу, где жил Потемкин. На самом деле, история довольно неприличная. Судя по записям на полях, Екатерина Великая хотела видеть своего фаворита ежедневно, ежечасно. Страстная женщина! Вот и приказала вырыть под Невским проспектом тоннель от Зимнего дворца к особняку Потемкина. Чтобы не оглядываться на окружающих. И встречаться с князем в любое время дня и ночи. А бабушка-то твоя была той еще проказницей, а, Кать?
Раздухарившийся Иван приобнял Екатерину за талию. Фривольно так приобнял. Екатерина еще никогда не видела его таким самоуверенным.
– Ванечка, а мне вот интересно, почему тут кобры везде? – вмешалась в разговор мадам Столыпина. Мамочка догнала Ивана с Екатериной и решительно втиснулась между ними – так ловко, будто и не ее недавно пришлось заталкивать в малахитовую дверку всем миром. – Я уже с дюжину насчитала. Такие страшные змейки, что аж симпатичные! Я бы себе такую над плитой нарисовала, пожалуй. Тонизировала бы меня по утрам. А то у меня нервная система нежная. Ее нужно постоянно тонизировать.
– Дело в том, мадам, – вежливо отозвался Иван, обходя мамулю Столыпину с арьергарда и приближаясь к Екатерине с другой стороны, – дело в том, что князь Потемкин являлся одним из рыцарей Ордена Королевской кобры. Орден ненавидел Екатерину, а князь ее любил. Потемкин специально вступил в Орден, чтобы заранее узнавать все планы заговорщиков и докладывать императрице. Ну разве не романтично? Любовь на острие кинжала! Каждый день как последний! Безумие, страсть, опасность, от которой чаще бьется сердце… Что-то мне это все напоминает, – он подмигнул Екатерине.
Игривость Ивану совершенно не шла. Таким он императрице совсем не нравился.
И, откровенно говоря, истории про бабушку-резвушку ее тоже не вдохновляли. Она предпочла бы сейчас услышать что-нибудь героическое, нечто вроде «Старшей Эдды», только вместо Одина – Екатерина Великая. А Иван ей вместо героической саги какие-то сомнительные сплетни подсовывает. Ему бы в ток-шоу Ангела Головастикова выступать. Кстати, как-то там наш красавчик на Луне, жив ли еще?
– Что любопытно, Потемкин был в первую очередь другом своей венценосной возлюбленной, и остался таковым навсегда, даже после завершения их романа, – Иван взял императрицу под локоток. – Дурак этот князь! Как он вообще мог упустить такую женщину? Разве кто-нибудь мог сравниться с Екатериной Великой?
– Постойте, здесь что, пахнет едой? – Екатерина высвободила руку и принялась оглядываться. – Кто-нибудь еще чувствует запах каши, или у меня уже начались галлюцинации?
– Ты права, Катюша, – изумленно подтвердила Столыпина. – Это овсянка! Но откуда ей взяться под землей?
– Там станция, ваше величество, – прогудел Харитон откуда-то из темноты. – Там люди в убежище сидят.
Иван поднес факел поближе к казаку. Харитон стоял на плите песчаника, отвалившейся от стены, и указывал на дырку в толще земли. Отверстие величиной с баскетбольный мяч располагалось на уровне глаз и явно было сквозным, поскольку из него сильно дуло. Пахло метро, костром и вкусной кашей.
Все по очереди заглянули в дырку. Кажется, она выходила в систему вентиляции метрополитена, поскольку дальше виднелась характерная решетка, а уже за ней – сотни людей и небольшой уютный костер, разведенный прямо на мраморном полу перрона. Над пламенем была установлена палка, на которой весело болтался дымящийся котелок.
– Хочу к подданным, – заявила Екатерина. – Хочу овсянки. Это меня взбодрит.
– Исключено, – жестко заявил Иван. Он сегодня сам на себя был не похож. – Тебе нечего им сказать. Скорее всего, они тебя и растерзают. И уж совершенно точно, никакой овсянки не дадут.
– А что же ты предлагаешь, Ваня? – воскликнула Екатерина. – Ну выйдем мы к Аничкову дворцу, а дальше-то что? Прятаться там? Сидеть в другом подвале до конца жизни?
– Вообще-то я думаю, что тебе следует искать убежища в Англии, – неохотно сказал Иван. – У английской королевы, бабушки твоего Генри. Ты же теперь тоже ее родственница. Можешь попросить приюта. В России тебе оставаться никак нельзя. Я провожу тебя до Лондона. А там решим, как быть с нами – я имею в виду – ну, ты поняла.
– Вы тоже так считаете? – пораженно спросила Екатерину у мадам Столыпиной и Харитона. – Вы тоже уверены, что я должна покинуть родную империю?
Мадам Столыпина отвела глаза.
Харитон пробасил:
– В Англии – стаут и Аскот. А здесь ни стаута, ни будущего.
Екатерина опустила плечи, молча развернулась и побрела дальше. Личное метро Романовых выведет ее в будущее. В ее скучное эмигрантское будущее, отягощенное ее личным позором и чувством вечной вины за судьбу империи.
Где-то вдалеке забрезжил тусклый свет. Белые ночи закончились еще месяц назад, и теперь петербургские сумерки казались еще более унылыми, чем раньше. Конец августа – вообще грустное время. Впереди – осень с ее долгими, бесконечно долгими ночами, которые начинаются в четыре часа вечера, а завершаются в одиннадцать утра. Хотя, наверное, в Лондоне солнце встает и садится как-то иначе, подумала Екатерина.
В конце тоннель раздвоился. Один коридор был темным – по словам Ивана, он вел в подвал Аничкова дворца. Второй заканчивался чем-то вроде грота, выложенного все тем же песчаником. Сюда и направились друзья. Выход из грота перекрывался кованой решеткой с вензелем «ЕГ» – вероятно, «Екатерина» и «Григорий». Харитон с легкостью снял решетку с петель. Беглецы осторожно ступили на узкий каменный карниз. Над ними совсем близко нависали тяжелые гранитные своды Аничкова моста. Внизу колыхались черные воды Фонтанки. Здесь Потемкин ждал свою любимую, когда та изъявляла желание покататься на лодке.
Слева от грота к гранитной опоре моста крепилась узкая техническая лестница, ведущая на набережную. В отличие от Екатерины Второй, Екатерину Третью никакие князья с лодками тут не ждали, поэтому императрице пришлось последовать за Иваном и карабкаться по холодным металлическим перекладинам наверх, как простому рабочему. Падать в Фонтанку было нельзя, кольчуга сразу утянула бы на дно.
Потом долго и мучительно поднимали мадам Столыпину, которая охала на весь Невский и пугалась, что Харитон снизу разглядит ее панталоны. Харитон в ответ только тяжко вздыхал, и гулкое эхо его вздохов гуляло под мостом. Хорошо, что вокруг никого не было – местные жители скрывались под землей, а испанцы хозяйничали в Зимнем.
Пока мадам Столыпина приходила в себя после спецоперации «Затаскивание мамусика», Екатерина с болью в сердце смотрела на Невский проспект – центральную улицу столицы, главную артерию Российской империи. Ничего хорошего на Невском не было. Разве что сумерки, постепенно прикрывавшие разгром темным покрывалом. Но пока еще можно было разглядеть разноцветные обломки хрупких квадрокоптеров и гироскутеров; разбитые стекла старинных зданий – последствия отчаянных и бесславных уличных боев с завоевателями; угольные надписи на опорах вакуумки – «Monarquía universal española», «Gran Imperio español», «Viva Luis II», «Plus Ultra» .
Нет, видеть родной город в таком состоянии было решительно непереносимо. Екатерина перевела взгляд дальше по течению Фонтанки. Мерный плеск волн успокаивал расстроенные нервы государыни – теперь уже точно бывшей.
Иван тем временем сбегал к одному из четырех коней Клодта – тому, что уже подкован, но еще не до конца покорен человеком, – и принес из потайного отделения в бронзовом постаменте тот самый альбом с чертежами. «Я такую ценность врагам не оставлю», – заявил он, а потом принялся зачитывать из альбома Екатерине афоризмы ее великой бабули:
– «Таково-то с вами знаться, господин казак Яицкий!» – Харитон позади хмыкнул. Иван продолжал: – «Прощай, Гаур, москов, казак, сердитый, милый, прекрасный, умный, храбрый, смелый, предприимчивый, веселый»… А вот еще какая прелесть: «О Боже мой, как человек глуп, когда он любит чрезвычайно. Это болезнь. От этого надлежало людей лечить в гошпиталях. Нужны, сударь, унимающие боль лекарства, много холодной воды, несколько кровопусканий, лимонный сок, чуть-чуть вина, есть мало, много дышать свежим воздухом и так много двигаться, чтобы приходить домой без задних ног, и черт знает, можно ли и за сим еще тебя вывести из мысли моей. Я думаю, что нет» .
– Бабушка была права, – задумчиво сказала Екатерина, не отрывая взгляд от черной реки. – От истинной любви излечиться невозможно, сколько ни ешь елкокапусты. Ваня, – она все еще глядела на Фонтанку, – слушай, у нас с тобой ничего не выйдет. Я люблю Генри. Прости.
– Что? – Иван выронил альбом на гранитную мостовую. – Но мы… Но как же все, что было… Мы же были почти уже вместе…
– Прости, правда, ты лучший друг на свете и невероятно благородный человек, такой же благородный, как мой отец, а это высшая похвала, – Екатерина наконец сумела заставить себя посмотреть на Ивана. Его синие глаза стремительно чернели вместе с небом. На лице застыло страдание. – Получается, я тебя так же подвожу, как и всех остальных, не оправдываю твоих ожиданий. Я вряд ли смогу тебя по-настоящему полюбить. Не надо тебе со мной связываться.
– Опять. Второй раз за последний год, – пробормотал Иван. – Кошмарный сон повторяется. Дежа вю. Это все уже было.
– Нет, теперь все по-другому, – с горечью сказала Екатерина. – Тогда у нас с Генри была взаимность. А сейчас – сейчас я просто буду любить его безответно, без надежды на счастье, понимаешь?
– Я? – криво усмехнулся Иван. – Понимаю.
Екатерина по-дружески взяла Ивана за руку и еще раз прошептала: «Прости».
– Генри! – напомнила мамуля Столыпина.
– Все в порядке, мадам, я только что объяснила Ване, что у нас с ним никогда ничего не будет, – вяло отозвалась Екатерина. – Можете снимать с себя полномочия блюстительницы моей нравственности. Которые вам, кстати, никто не давал, если уж говорить начистоту.
– Нет, Катюша, Генри! – воскликнула мадам Столыпина. – Там Генри!
– Обернитесь, ваше величество! – взволнованно крикнул Харитон.
Екатерина выпустила руку Ивана… Повернула голову…
Он.
Это был он.
Ее Генри.
Он плыл против течения реки.
На чем?
– Это что – катамаран? – растерянно сказала мадам Столыпина.
– Слишком быстро идет, – не согласился Харитон. – И у катамарана нет такой гривы.
Генри сидел верхом на чудо-жеребце. Синевато-сером, с необычно длинными и проворными ногами, которыми конь перебирал, как в ускоренной съемке. Мощная грудь жеребца разрезала Фонтанку, вокруг вздыбленного корпуса взбитыми сливками вскипали белые бурунчики. Голубоватая грива коня отливала льдом. Последние лучи закатного солнца выскочили из-за горизонта и выхватили несколько рыжих прядей в растрепанной шевелюре всадника.
Это точно был он.
Генри. Верхом на незнакомом и прекрасном жеребце. Как пятая композиция Клодта.
И он ничего вокруг не замечал.
Еще несколько мгновений – и ее муж пронесется мимо. Вот теперь уже точно навсегда.
– Генри, – тихо сказала Екатерина. – Генри! – отчаянно крикнула она. Он не слышал. – Гаур, москов, казак Яицкий! – заголосила она во всю силу своих легких, сама не понимая, что несет.
Однако это сработало.
Генри повернул голову. И резко натянул поводья. Чудо-конь притормозил, сменил курс и пристал к набережной.
– Кейт! – радостно заорал Генри, бросаясь к жене. – Кейт! Слава богу, ты жива! – Он инстинктивно говорил на английском. – Как ты похудела! Ты же едва держишься ногах. Что ты тут делаешь? Почему не во дворце? Ты в кольчуге. Все плохо, да? Мы с Келпи плыли мимо испанских кораблей. Они здесь? Испанцы в Зимнем?
Екатерина молча кивнула, прижимаясь носом к мокрой футболке мужа.
– Кейт, детка, я так виноват – так виноват перед тобой! Я должен был быть рядом. Никогда не прощу себе, что меня не было тут, когда все началось!
– Ну, зато премию свою получил, «Золотую щуку», – довольно-таки ехидно сказала Екатерина, слегка отстранившись от супруга. – Хотя дед тебя не упоминал в своем письме про оборону Шепси. Где ты вообще был? Загорел, сытый, здоровый. На каком курорте отдыхал? И с кем?
– О, детка, я знал, что ты это скажешь, но я вообще не ездил в Шепси, я отказался от «Щуки» и ни на каких курортах не был. И уж тем более тебе не изменял! – Екатерина опустила глаза, Генри легко прикоснулся губами к ее лбу и весело продолжил: – Понимаешь, любимая, я глупо соврал, чтобы сделать тебе подарок к коронации. Прости, я уже понял, что сюрпризы в семейной жизни неуместны.
Муж повлек Екатерину к мокрому жеребцу, который стоял на гранитных ступенях и с интересом посматривал на всех умными серыми глазами. Вблизи конь оказался еще более потрясающим. Немыслимо длинные ноги с гораздо большим количеством суставов, чем у обычных лошадей. Плотный хвост, очевидно, игравший роль руля во время движения в воде. И мягкая голубая грива, чем-то напоминавшая водоросли. Жеребец был фантастически прекрасен.
– Я тогда полетел в Ирландию вот за этой модернизированной версией Несси, – сказал Генри. – Поздоровайся – это твой Келпи.
– Келпи, – зачарованно выдохнула Екатерина. – Это что же, настоящий водяной конь?
– Ага, – кивнул Генри. – Прости, что доставка немного запоздала.
– Ой, да ерунда, – поспешно ответила императрица по-русски. – Ради такого можно и подождать. Привет, Келпи. Добро пожаловать в Российскую империю. Точнее… Нет, клянусь Нептуном, все еще Российскую.
Пока Екатерина знакомилась с чудо-питомцем, Генри пожал руки Харитону и Ивану, поклонился мадам Столыпиной. Его прибытие, кажется, воодушевило всех. Даже Ивана, который, по идее, должен был бы возненавидеть рыжего англичанина. Однако то ли архитектор смирился со своей участью третьего лишнего, то ли отложил выяснение отношений на потом, – но он вместе со всеми бросился хлопать Генри по спине и спрашивать, как принц добрался из Ирландии и что вообще в мире делается. Генри рассказывал, что бесконечно долго болтался посреди Балтийского моря на пустом пароме, сутками напролет тренировал Келпи и наконец так его натренировал, что конь сумел буксировать этот самый паром аж до Морского порта Санкт-Петербурга. Нет, отсюда судно не видно, но вообще – такая громадина, что дух захватывает. По сути – целый город. Все стали восхищаться находчивостью Генри и наперебой рассказывать ему про трудное петербургское лето.
Однако вся эта идиллия не могла продолжаться вечно. Екатерина, образно выражаясь, держала в руке гранату с выдернутой чекой и рано или поздно эта граната должна была взорваться. Следовало признаться мужу в измене.
Ну хорошо, дальше поцелуев у Екатерины с Иваном дело так и не зашло – в основном, благодаря бурной деятельности мадам Столыпиной. Но и простые лобызания с посторонним мужчиной не были предусмотрены брачным контрактом, заключенном между гражданкой Романовой и гражданином Маунтбаттен-Виндзором в январе текущего года.
Императрица так не хотела признаваться супругу в предательстве, что была готова на что угодно, лишь бы только оттянуть этот неприятный момент. Ужасно обидно было бы потерять мужа через две секунды после долгожданного обретения!
Мысли крутились, как ноги коня-катамарана. Мозг, получив заряд эндорфинов, работал на полную мощность.
– Готово, – уверенно сказала государыня наконец.
– Что готово? – повернулись к ней друзья.
– План спасения Петербурга готов. Это дерзко, смело, почти невыполнимо… Но только это и может сработать.
И Екатерина Третья принялась раздавать сподвижникам задания.
Она попросила у Ивана – нейтральным деловым тоном попросила – выделить ей лист из альбома с чертежами. Иван откашлялся, хотел что-то сказать, передумал и аккуратно отделил кремовую страницу, на которой написано было только «Душенька моя!» Карандаш архитектор всегда носил в нагрудном кармане.
Ночь была ясной, луна помогала императрице.
Екатерина стиснула зубы, набросала несколько строк. Остановилась на полуслове, скомкала листок. Замахнулась, чтобы швырнуть его в Фонтанку – но справилась с собой, расправила бумажку, разгладила ладошками, дописала задуманное.
– Дорогой, к тебе двойная просьба, – обратилась она к Генри. – Ты же знаешь, что Васильевский остров делит нашу Неву на Малую и Большую, которые обе затем впадают в Финский залив. Садись на Келпи, отправляйся обратно на паром. К рассвету нужно пришвартовать его на Морском вокзале, ближе к Большой Неве, то есть у самой южной пристани Васильевского острова. Все испанские корабли стоят в устье Малой Невы, на севере острова. Будем надеяться, что в ночи они твою махину не заметят. – Екатерина сделала паузу. Следующие слова дались ей с трудом. – Но прежде чем плыть к парому, проскочите с Келпи через испанский рейд. Найдите там каравеллу «Нинья» – ее легко заметить, она самая иззолоченная из всех. Постарайся тихо забраться на борт и отыскать там свою тещу.
– Василису Ивановну? – изумился Генри. – Она в плену у испанцев?
– Наоборот. Потом объясню. В общем, передай ей от меня эту записку, не вступай с ней в пустые беседы и скорей на паром. Повторяю, очень важно, чтобы на рассвете паром уже был на Морском вокзале. Все ясно?
– Ты очень хороша, когда командуешь, – невпопад ответил Генри, окидывая супругу легко идентифицируемым взглядом. Иван отвернулся.
– Если все ясно – приступай, – строго сказала Екатерина, не позволяя себе расчувствоваться. Генри сунул поглубже за пазуху записку для тещи, подмигнул на прощание жене, запрыгнул на Келпи и бесшумно растворился в темной реке.
– Остальные – за мной, – распорядилась государыня и первая спустилась обратно к гроту.
Факел сгорел еще в первый раз. Сейчас ориентироваться в тоннеле пришлось наощупь. Шли на запах костра и овсянки, стараясь не споткнуться о каменные плиты.
Вот и окошко в метро – чуть светится красноватым отблеском.
– Харитон, земля вроде сухая, сама осыпается, – сказала Екатерина куда-то в темноту, – сможешь проделать проход, чтобы мы попали в вентиляцию?
Казак без лишних слов принялся за дело, используя в качестве лопатки обломок песчаника.
Отверстие получилось настолько просторным, что даже мадам Столыпина, пробираясь внутрь, охнула и крёхнула всего раза три-четыре, не больше.
Харитон снял вторую за сегодняшний вечер решетку, и Екатерина вышла к подданным.
Толпа, собравшаяся на перроне вокруг костра, зашевелилась. Кто-то вскрикнул, узнав государыню. Лиц было не разглядеть, но она кожей чувствовала враждебную атмосферу. Харитон с Иваном встали слева и справа от императрицы.
Прежняя Екатерина стала бы мямлить, теряться, болтать жалкую чушь и еще больше восстановила бы народ против себя.
Новая же Екатерина громко объявила:
– Сограждане! Я знаю, у вас ко мне масса претензий. Предъявите их потом в письменном виде. Кстати, на бумаге в этот раз не экономьте, берите листы побольше. Теперь к делу. Я прошу – нет, я требую – дать мне последний шанс. Я знаю, как вытащить вас отсюда. И знаю, как вернуть город. Слушать ваши возражения у меня времени нет. Опять же – пишите, присылайте. Почта России, как видите, у нас блестяще работает в любых условиях. Итак, дамы и господа, все встали, быстренько собрались – и вперед, за мной!
Екатерина подошла к краю платформы и шагнула на плоскую крышу сервера.
Она не оглядывалась. В полной тишине сделала первые несколько шагов вглубь тоннеля. Наступил решающий момент. Пойдут или нет? Последуют ли за ней, великой неудачницей?
Из толпы позади раздался женский голос:
– Господа, миленькие! Ну что нам терять, в самом-то деле? Помните, как в третьем сезоне «Пляжных амазонок» они все полезли в сокрытую пещеру, не побоялись, и нашли там клад – сундук с самыми модными мини-бикини от Лидваля?
Несколько голосов подхватили:
– Классная серия!
– Амазонка Амели прелесть, такая хорошенькая в новом купальнике!
– А помните, как Жанетта подумала, что ей идет красный цвет, а оказалось, что нет! Вот умора!
Екатерина боялась пошевелиться.
Первый голос воодушевленно продолжил:
– Девочки, миленькие дамы и господа! Да вы посмотрите, кто перед нами-то. Это же дочка Николая Константиныча, а он такой обаяшка, жизнь мне спас недавно! И, кстати, разрешил мне называть его Николаша, вот так-то. Очаровательный мужчинка, и такой красавец, прямо князь Фуржет… И потом, ну поголодали мы пару месяцев, ну и что, ну и хорошо! Прелестная диета. Я вот килограммчиков пять-семь точно сбросила. Как дадут электричество, сразу кинусь к весам. Так что я очень даже довольна. Пойду за нашей Катюшкой в огонь и воду. Ай-да за мной, девочки!
Государыня ощутила за спиной некое оживление, защебетали девичьи голоса, зашевелилась толпа.
– Русичи! Екатерина Николавна – это луч света в нашем темном царстве, – в густом мужском басе императрица с удивлением узнала вредного боярина Бутурлина из Центра помощи на Литейном. – История учит нас, что Романовы не раз выводили свой народ из беды. Вперед, к светлому будущему, опираясь на прошлое!
Гул сзади усилился. Вот теперь с насиженных мест, похоже, снялись и мужчины.
Екатерина двинулась вперед. «Идут, все», – шепнул догнавший ее Иван.
Из глаз императрицы катились непрошенные слезы.
Все тоннели метрополитена с недавних пор были заполнены сетевым оборудованием, старые рельсы демонтировали. Многокилометровые серверы, похожие на квадратные вагончики, нужно было как-то обслуживать, а потому над ними оставили вполне комфортное пространство для передвижения технических специалистов. Сейчас по серверной цепи уверенно двигалась государыня. Рядом следовал Иван, освещая ей путь головешкой, которую он успел достать из костра и обмотать негорючим кабелем, так что головешка болталась на кабеле наподобие кошачьей игрушки. В другой руке архитектор держал старинный альбом, символ запретной любви старой императрицы. Харитон, как всегда, бдительно охранял свою венценосную начальницу. Мадам Столыпина семенила где-то в толпе – у нее было спецзадание: разогреть монархические настроения в обществе. Судя по оживленной болтовне мадам с Мари, любительницей «Амазонок», поддержавшей Екатерину, дело продвигалось более чем успешно.
Станций в столичном метрополитене было много, но обитаемыми были только три – за последние месяцы население города уменьшилось в десятки раз. После Великого электрического краха большинство петербуржцев устремились в деревни, где пережидать отсутствие энергии было легче. Поэтому сегодня задача императрицы была не такой сложной, как могла бы быть, например, в конце мая.
Через несколько часов собрали всех, кто остался – и Екатерина повела их по тоннелям метро к Морскому вокзалу. Поднялись по бесполезному эскалатору наверх. Сегодня сплошные лестницы, подумала Екатерина. Общими усилиями разобрали баррикаду, которую несколько дней назад сами же и построили из крупных компьютерных деталей. Вышли на поверхность.
Над городом занимался волшебный рассвет. Но на солнечные лучи, окутывавшие столицу золотом и светом, никто не смотрел. Все восхищались белым паромом, пришвартованным у южной пристани. Мари визжала от восторга. Корабль «Королева Елизавета II» был огромным, как квартал небоскребов в новом спальном районе на Черной речке. От него кружилась голова.
Келпи нигде не было видно. Зато верный Генри – а ведь он и правда оказался верным! – встречал супругу уже на пристани. Он был неотразим в белой капитанской фуражке, из-под которой выбивались рыжие вихры. Екатерина провела пальцами по гладкой загорелой щеке – он даже успел побриться к ее приходу.
– Я страшно соскучился, – прошептал он ей на ухо.
– Потом, милый, потом, – поспешно отстранилась Екатерина. Ей было немного неловко перед ним. Ну хорошо, ей было ужасно неловко. А еще стыдно. – Ты же видишь, мы тут не одни.
– Не слишком ли много зрителей ты привела на наше свидание? – Генри покачал головой, глядя на толпу оборванных, голодных людей с серыми затравленными лицами.
– Это не зрители, – серьезно ответила Екатерина. – Это мои подопечные. Надеюсь, на пароме еще остались припасы?
– Конечно! Келпи питается исключительно свежей рыбой, я тут в основном стаут пил, жара же невозможная…
– Так и я знала, – вставила Екатерина.
– …В общем, весь трюм забит едой и напитками. Принести тебе березового сока?
– Потом, все потом, – отмахнулась императрица, хотя от этих слов у нее задрожали коленки. – Награду нужно заслужить. Дай-ка мне сюда вот эту штуку. – Она распустила свой вечный конский хвост и нацепила капитанскую фуражку: – Екатерина Третья принимает управление этим кораблем!
Потом запрыгнула на кнехт – чугунную тумбу для швартовки, похожую на постамент для памятника, – и громко объявила:
– Дамы и господа, прошу всех на борт! В главной кают-компании на верхней палубе вам подадут сытный завтрак и прохладительные напитки. Ответственная – мадам Столыпина. Да, и не забудьте надеть спасательные жилеты. Просто на всякий случай. Бон вояж, милые подданные!
Народ, не спрашивая о цели путешествия, ринулся на борт. Уверенный голос мадам Столыпиной, руководившей посадкой пассажиров, разносился над спокойной гладью Финского залива. Генри, прихватив с собой Харитона, отправился в трюм за припасами.
– Так куда мы плывем, Екатерина Николаевна? – официально-равнодушным тоном поинтересовался Иван. Кажется, это была первая его реплика за все время путешествия по тоннелю.
– Доверьтесь мне, господин Воронихин, – предложила императрица. – Не могу вам этого сообщить. Не хочу тратить время на пустые споры. Но обещаю, что совсем скоро все это закончится. Так или иначе.
– Боюсь, что я никогда уже не смогу доверять вам, Екатерина Николаевна, – тихо сказал Иван. – Но сейчас у меня, кажется, нет выбора.
Опустив плечи и обхватив покрепче заветный альбом, Иван поплелся наверх вместе со всеми.
Екатерина дождалась, пока последний пассажир поднялся на борт, и на всякий случай проверила Перстень. Нет, экранчик по-прежнему отказывался с ней общаться. Электричество само не вернулось. Чуда не произошло. Значит, придется делать его своими руками.
Она выловила Генри в толпе – он уже общался с какими-то знакомыми со «Всемогущего», – и распорядилась стартовать.
– Куда стартовать, расскажешь наконец? – спросил Генри.
Государыня объяснила.
– Ну ты даешь! – поразился Генри. – Чем вдохновлялась? Библией? Хотя… Была не была!
Он наклонился над поручнем и позвал Келпи. Конь вынырнул откуда-то из синей глубины и посмотрел снизу вверх на хозяина. Генри принялся размахивать руками, показывая Келпи направление движения. Жеребчик выпустил веселую струйку воды и элегантно ушел обратно под воду. Там он уперся широким лбом в корму парома, завертел-закрутил ногами – Екатерина явно ощутила, что судно двинулось вперед.
– Сколько же в Келпи лошадиных сил, – подивилась императрица, подставляя лицо свежему морскому бризу.
– Думаю, что сотни тысяч, – предположил Генри. – Как и у его чудовищной прародительницы Несси.
– Кстати о чудовищных прародительницах, – вспомнила Екатерина, – ты Василису нашел?
Генри кивнул:
– Записку прочитала при мне, обещала подумать.
– На большее я и не рассчитывала, – вздохнула Екатерина. – Хорошо хоть так… Как она тебе показалась? – спросила императрица после небольшой паузы.
– Конечно, она скучает по тебе, – сразу понял Генри. – По тебе невозможно не скучать.
Тем временем, паром уверенно входил в Большую Неву. Екатерина смотрела сверху на полуразрушенный город и думала, что никогда больше не допустит ничего подобного. Целый мир должен был остановиться, чтобы императрица поняла, как дорожит своим семейным призванием. Как дорожит своим народом. Как дорожит своим браком.
Взросление – это всегда больно. И не только для самого человека. Но и для всех, кто его окружает.
– Ваше величество, справа по борту, – предупредил из-за спины Харитон.
Корабль приближался к самой узкой части Большой Невы. Галерный остров треугольником врезался в русло реки.
