Анна Пейчева
Романовы forever
Глава 19. Друзьяшки познаются в референдуме
– К другим новостям. Русский конфуз на французской выставке. Сегодня на международной экспозиции в Париже компания "Емеля" представила свою последнюю разработку – самоходную печь, являющуюся современным вариантом беспилотного танка. Торжественность церемонии была изрядно смазана скандальной выходкой российского посла. Граф Роберт Вяземский, недавно назначенный амбассадором империи во Франции, во время показательных испытаний прорвался на полигон, забрался на печь и принялся кричать, цитирую: "По щучьему веленью, по моему хотенью, стать мне добрым молодцем, писаным красавцем и похудеть на два килограмма восемьсот граммов", конец цитаты. Предлагаем посмотреть эти шокирующие кадры…
Ангел пребывал в беспокойстве. Новоявленный император без конца смотрел "Всемогущий", почти не вникая в смысл увиденного, и нервно расчёсывал красное пятно у себя на щеке.
Встреть он сейчас волшебную щуку – попросил бы у неё, нет, потребовал бы две вещи: чудо-мазь от беспрестанного зуда и чтобы "Всемогущий" не показывал тот самый документальный фильм.
Анонс проклятущей документалки он случайно поймал ещё утром, бесцельно щёлкая пультом от телевизора. "Кто вы, ваше императорское величество?" – вдруг загремел голос диктора "Всемогущего". Головастиков вздрогнул и перестал переключать каналы. "Что за человек возглавил самую могущественную страну мира?" – продолжал диктор, в то время как на экране мелькали кадры заселения Ангела в столичную резиденцию. «Каков наш монарх в быту и каковы его планы на наше будущее? Сенсационные съёмки в кулуарах Зимнего. Смотрите документальный фильм "Тёмная душа Ангела" – сегодня, сразу после "Финала дня"».
Государь охнул, перекрестился и – как был, в домашнем халате – бросился звонить Доброжиру. Патриарх не ответил. С тех пор, как объявили о проведении референдума, глава РПЦ где-то затаился – вместе со своими новыми ботинками. Игнорировал звонки и отчаянные письма своего подопечного. Близкие к Доброжиру архиепископы на все запросы туманно сообщали, что святой отец, мол, размышляет над бренностью всего сущего в монастыре и не следует мешать ему отрешаться от мирских забот.
В последнее время вообще всё было плохо.
Церемониймейстер, этот толстенький наглец, бяка эдакая, совсем отбился от рук. Объявлял ежеутреннюю и ежевечернюю церемонии чистки высочайших зубов с таким кислейшим видом, что у Ангела аж скулы сводило. А попробуй-ка разинуть как следует рот, если скулы сводит! Пару раз чуть не отхватил пальцы дворцового чистильщика высочайших зубов. И поделом ему! А нечего зевать! Неумёха! Раньше чистильщик был дворцовым системным администратором, которого государь низвёл до нынешней должности за то, что тот не смог взломать Катькино зеркало; более того – он даже не сумел подключить перстень-разумник своего повелителя к разумное системе управления Зимним! Всё бормотал про какую-то запароленную палочку-выручалочку. Закаляка бездарная!
А Катькин гироскутер, в свою очередь, совсем отбился от ног. Нипочём не желал слушаться нового хозяина. Ангел столько раз грохнулся с самоходной доски, что по синякам на его тщедушном тельце можно было бы составить новый алфавит наподобие египетского.
Мелисса эта тоже… Доброжир ей ясно сказал: не будет никакого «Второго солнца»! Кощунственная эта затея. Не надо раздражать Господа нашего, засылая к нему на небо разные непонятные штуковины из фольги. «Так вы же сами хотели разрисовать православными символами марсианский корабль!» – вскричала Мелисса. Но Доброжир был непреклонен. «Есть у нас одно одобренное Боженькой солнышко – и хватит, дочь моя». Так нет же, настырная Мелисса пробилась к самому Ангелу, требовала его подпись на проекте. Никак не могла понять, глупая, что государя не интересуют зеркала, в которые он не может глядеться.
Слушая вполуха по телевизору сбивчивые оправдания графа Вяземского (посол, немного смущённый, но в целом весьма воинственно настроенный, говорил: «А вдруг сработало бы? Кто бы тогда смеялся? Вы – или худой писаный красавец?»), Ангел ждал конца новостной программы и от нечего делать игрался с приложением «Судный день. Ждут ли вас в райских кущах?». Приложение не так давно запустил Доброжир – ещё до судьбоносной встречи с Головастиковым. Тогда он пытался популяризировать РПЦ среди молодёжи разными остроумными способами.
Программа была оформлена в виде небольшого теста, на вопросы которого следовало отвечать «как на исповеди», то есть максимально откровенно. По результатам анкеты виртуальный архангел Гавриил выносил вердикт: рай или ад ждёт данного пользователя на данный момент. Впрочем, сноска внизу предупреждала: «Приложение гарантирует лишь 50%-ную вероятность пророчества. Обратитесь к местному священнику за более точной информацией! Нажмите сюда, чтобы узнать адрес ближайшей православной церкви».
Сейчас приложение, не колеблясь, отправило Ангела прямиком в геенну огненную.
– Бог ты мой! – охнул государь, сорвал злой перстень с руки и швырнул в угол Малахитового будуара (хотел попасть в гадкое зеркало, но промахнулся), после чего закутался поплотнее в свой грязно-серый фланелевый халат, в котором так и проходил с самого утра. Галстук с машинками, заменявший ему пояс, сдавливал живот; Ангел бросил в зеркало и галстук тоже, и снова промахнулся.
«Финал дня» тем временем подошёл к финалу.
– Сейчас, сейчас начнётся! – забормотал Ангел, остервенело раздирая ногтями красное пятно.
– Покупайте! Уже в пассаже Второва! – радостно зазвенел женский голос из телевизора. Реклама, чёрт её раздери! – Новинка от ВАЗЗа: ваша верная помощница – подметалка-подмывалка! Вычистит весь дом без малейших усилий с вашей стороны! Позвольте себе немного дворцового комфорта!
– Ну сколько можно жилы тянуть?! – захныкал Ангел.
Наконец экран потемнел. Под пение серафимов проявились белые буквы: «Тёмная душа Ангела. Фильм Генри Спенсера».
Генри Спенсер? Генри Спенсер… Кто это вообще такой, во имя Господа?
Постойте! Постойте-ка! Разве не так звали Катькиного жениха – он же английский принц, он же бывший режиссёр «Всемогущего»? Всё-таки фотографическая память, которой всегда гордился Ангел, его не подвела – он сразу почувствовал, что где-то уже видел эту рыжую щетину!
Боженьки! Так вот как объясняется загадочное исчезновение личного оператора, чьё имя император даже не удосужился спросить. Значит, это и был тот самый Генри Спенсер. Подлец. Нет, каков подлец!
Ходил, бродил тут с камерой. Ангел потом вообще перестал его замечать. А чего стесняться, если при монтаже всё равно выберут лучшие кадры? Так думал монарх до сих пор.
Святые небеса! Как он ошибался! При монтаже выбрали всё самое плохое.
– Какие еще люди? – услышал он свой голос с экрана. Камера показывала перекошенное лицо императора. – Не знаю никаких людей! Плевать мне на людей!
Ой-ой.
Дальше стало только хуже. Следующий эпизод перенёс аудиторию "Всемогущего" в опочивальню Ангела.
– Православие – вот что спасёт империю! – вещал Доброжир.
– Так я не против. Вводите себе единую религию на здоровье, – говорил монарх.
Минутку, а там-то как Генри оказался? Это же был приватный разговор!
А теперь его слышат десятки миллионов зрителей.
"В ожидании принятия поправки об увеличении содержания монарха, – вкрадчиво сообщил голос за кадром, – новый император распорядился продать антикварную мебель из дворца. Ореховые стулья времён Александра Второго пошли на оплату свежих устриц для Ангела Первого", – тут, конечно, показали, как государь жадно высасывает моллюсков из раковин, сидя прямо в кровати.
"Фарфоровые чашки из приданого Марии Фёдоровны правитель обменял на фотосессию с лучшим фотографом мира", – это уже на фоне кадров из обновлённой опочивальни, увешанной портретами Ангела в самых экстравагантных позах.
"А батальные полотна из Фельдмаршальского зала император пустил на подготовку величайшего бала в истории Зимнего. Знаменуя тем самым конец победоносной романовской эпохи и начало эры декадентской роскоши Головастикова".
Ангел, охваченный чёрным ужасом, потянулся дрожащей рукой к пульту и выключил телевизор. Красное пятно на лице горело, как от пощёчины.
Всю ночь он просидел без сна перед тёмным экраном.
Следующий день – день всенародного референдума – прошёл как в тумане.
Ангел знал, что он обречён.
Не снимая халата, прямо в тапках выполз из дворца и в окружении суровых казаков-телохранителей дотащился до избирательного участка. Народ молча расступался перед ним.
Бюллетени выдавала какая-то подслеповатая и к тому же глуховатая старушенция, которая только с третьего раза поняла, кто перед ней. "Ась? Чегось?" – всё твердила. А потом: "Как вы сказали? Ангел?! Вы мне тут, молодой человек, не ёрничайте! Ангелы все на небесах!". Наконец Головастиков получил лист для голосования с переливающимся двуглавым орлом наверху. Поставил крестик напротив своей фамилии, кинул в урну. Вернулся во дворец.
Истерзанный переживаниями и недосыпом, он рухнул на кровать в опочивальне и отключился – в окружении множества счастливых Ангелов.
"Уважаемый господин Головастиков! В соответствии с итогами референдума, состоявшегося 09.05.2017г., и решением Сената от 10.05.2017г., предлагаем Вам покинуть Зимний дворец, являющийся резиденцией императора Российской империи, в срок, не превышающий 24 часа. В противном случае Ваше выселение будет произведено в принудительном порядке. С уважением и наилучшими пожеланиями, Служба судебных приставов Гражданского департамента Кассационного Сената".
Мерзкое сообщение пришло вскоре после полудня.
Услышав пищание перстня, Ангел с трудом разлепил глаза.
– С наилучшими пожеланиями… Вот гнуснятины, – сказал он вслух, адресуясь к Службе судебных приставов. Их вежливость была обиднее издёвки.
С кровати он встал уже не легитимным императором самой могущественной страны мира, а самым обычным самозванцем, которому дали сутки на сборы всех пожиток. Причём, заметьте – на самостоятельные сборы: все подлецы-слуги куда-то попрятались.
Скатывая радостных Ангелов в трубочку, мрачный и опухший после сна Головастиков прикидывал, куда бы ему теперь податься.
Никаких денег у него нет. Он всегда тратил всё и сразу. Значит, надо идти работать.
На "Елей"? После возвращения Екатерины на престол канал наверняка скатится обратно, в болото низких рейтингов и смехотворных зарплат. Но даже смехотворная зарплата лучше, чем никакая.
Ангел в очередной раз попробовал набрать номер патриарха. "Оставь сообщение, всяк сюда звонящий!" – энергично приветствовал телеведущего механический Доброжир. Снова автоответчик. "Бог с тобой! Пи-и-ип!".
Похоже, их отношениям с Доброжиром пришёл конец.
А это значило, что и запасной план Ангела – стать самым модным священником в истории православной церкви – накрывался серебряным блюдом для устриц, которое сегодня, кстати, так и осталось пустым: никто не позаботился о завтраке для отвергнутого народом страдальца.
Головастиков, волоча за собой здоровенный чемодан расцветки "розовая зебра", переместился в опочивальню Екатерины, которую он превратил в собственную гардеробную. Зимний будто вымер – по дороге не встретилось ни единой живой души. Только укоряюще смотрели со стен многочисленные усопшие Романовы. В анфиладах гулко отдавались шаги телеведущего и скрип колёсиков его чемодана.
Так, что же делать, что делать?
Трудно планировать будущее на голодный желудок. Ангел бросил на кровать Екатерины разноцветную кипу одежды, которую он безрезультатно пытался запихнуть в чемодан, и заказал из "Самолепной службы" доставку тридцати шести пельменей с изысканным соусом из французских трюфелей, а также литр клюквенного морса.
Квадрокоптер с вкусняшками влетел в открытое окно опочивальни уже через пятнадцать минут – едва не врезавшись в своего винтокрылого близнеца. Дрон из "Лавки Шрута" принёс ежедневную охапку тюльпанов от пожилой поклонницы. Всё же остались у него верные фанаты, остались! Примерно двенадцать процентов от всего населения империи, если верить опубликованным результатам референдума.
Подкрепившись пельменями и нанюхавшись цветов (ровно сто один тюльпан, всё как положено), Ангел несколько приободрился.
В конце концов, он всемирно известный, талантливый телеведущий – и он знает себе цену.
Его просто обязаны принять обратно на "Всемогущий".
Ангел пристроил на нечёсаную голову излюбленный золотой венец, достал из своей косметички зеркальце, увлажнил губы розовым блеском и замазал тональным кремом пятно на щеке. Теперь он во всеоружии. Вот только зубы не чищены – ну отвык он сам держать щётку!
Напоследок Головастиков вывел блеском "Катька – бяка" на бесстрастной поверхности разумного зеркала; пнул со всей силы императорский гироскутер – и навсегда покинул Зимний дворец.
– Добрый день-добрый день-добрый день! – снисходительно бросил он секретарше Левинсона спустя полчаса. Вакуумный трамвай довёз его до телецентра на Чапыгина меньше чем за минуту; всё остальное время Головастиков топтался у стеклянных дверей, настраивая себя: "Я победитель! Я войду туда с гордо поднятой головой! Я победитель, я Цезарь в венце, я гордый и красивый! Я пришёл, чтобы принять извинения Гаврюшки-дурашки!".
– О, – узнав Ангела, секретарша переменилась в лице и кинулась в кабинет начальника. Через приоткрытую дверь Головастиков разглядел идиллическую картину: креативный директор вольготно развалился в своём кожаном кресле с чашкой американо, а на ручке кресла пристроились Мелисса в ослепительно белой блузке и ультрамариновых шортах, открывающих немыслимый вид на её стройные ножки в алых туфлях на платформе.
Влиятельная парочка попивала кофеек, нежничала и улыбалась друг дружке.
– Пусть заползает, я ждал его, – донеслось до Ангела.
Секретарша вернулась и сделала приглашающий жест рукой:
– Господин Головастиков, прошу.
"Увы, теперь всего лишь "господин Головастиков", а не "ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка, повелитель Всея Руси", – Ангел едва не расплакался, однако тут же заставил себя собраться. "Я победитель в венце!".
Тем временем из кабинета креативного директора выпорхнула Мелисса.
– А, Ангел, – небрежно сказала она, окинув взглядом помятого телеведущего. – Мои соболезнования. – И усмехнулась. Посмела усмехнуться!
– А это мы ещё посмотрим, – прошипел Головастиков. Он явственно почувствовал исходящий от премьер-министра запах табака. Лидер "Вольнодумцев" не должен пахнуть табаком…
– Мелисса! – окликнул её Левинсон. Он стоял в дверной проёме – в своей неизменной косоворотке.
– Да, Габи? – премьер-министр оглянулась. Взметнулось тёмное каре.
Нет, это точно запах сигарет.
– Давно хотел спросить… У тебя есть лицензия?
– Какая лицензия? На что? – удивилась Мелисса, заправляя волосы за уши.
– На этот убийственный взгляд. – Левинсон наклонил голову. – Это же оружие массового поражения.
Мелисса рассмеялась и улетела, а креативный директор развернулся и поманил за собой Ангела.
– Добрый день-добрый день… – начал Головастиков, заходя в кабинет и закрывая за собой дверь. Здесь тоже явственно ощущался сигаретный дым.
– Да брось, приятель. – Левинсон плюхнулся обратно в кресло и водрузил ноги в белых кроссовках на стол, едва не угодив в пепельницу с одиноким окурком. Интересненько. А есть ли у нашей красотки Мелиссы лицензия на никотиновую зависимость? – Знаю, что день для тебя совсем не добрый.
– Отчего же? – задрал узкий подбородок Ангел. – Сегодня я узнал, что меня любят двенадцать процентов жителей империи. Двенадцать процентов от двухсот миллионов – это… э-э… ну, в общем, много. Я не бухгалтер, я телеведущий.
– Телеведущий без телешоу, – уточнил Левинсон.
– Собственно, именно по этому поводу я к вам и пришёл. – Ангел поправил венец на голове. – Если вы меня как следует попросите… – голос у него предательски сорвался на поросячий визг. Головастиков откашлялся и продолжил: – Если вы меня искренне попросите, я, так и быть, вернусь на "Всемогущий" в качестве ведущего личного ток-шоу! Та-да-а!
Левинсон поднял брови.
– Ну ты и нагленький, приятель. С какой стати я должен тебя брать обратно?
– А потому что вам очень повезёт, если такая легендарная, культовая, можно сказать, личность станет работать на вашем канале! – Ангел вёл себя вызывающе. – Сами подумайте – двенадцать процентов населения страны меня обожают. Несмотря на ваш отвратительный фильм, кстати! Я и так проявил благородство и христианское смирение и простил вам эту гадкую клевету!
– Никакой клеветы в фильме нет, он исключительно документальный. – Левинсон, сохраняя полную невозмутимость, допил кофе и бросил картонный стаканчик в зелёное ведро для бумажных отходов. – Лично меня особенно восхитил эпизод с "чисткой высочайших зубов". Как-то ты теперь, бедненький, будешь без собственного зубного чистильщика обходиться?
– Сам не знаю, – вздохнул Ангел. – Найму, наверное, как только мы с вами контракт подпишем. Так что, Гавриил, договорились? Даёте мне телешоу?
– Не так быстро, приятель. – Левинсон спустил ноги на пол и выпрямился. – Я согласен, что в твоих аргументах есть зерно истины. А точнее, двадцать четыре миллиона зёрен.
– А? Почему двадцать четыре миллиона? – подивился Ангел.
– Это и есть твои двенадцать процентов населения империи, милашка ты моя! – Левинсон закатил глаза. – В общем, так. Я выше глупых личных обидок и всегда готов разговаривать на языке бизнеса. Делаю тебе следующее предложение. Как тебе должно быть известно, на "Всемогущем" только что закончился первый сезон шоу "Расчётный час: Полночь".
– Это про строительство отеля на Луне?
– Именно. На берегу моря Нектара. Рейтинги просто зашкаливали – как говорят в Америке, to the Moon and back .
– Зачем вы мне это всё рассказываете? – с подозрением спросил Ангел. Космическое направление разговора ему совсем не нравилось.
– А затем, друзьяшечка, – назидательно ответил Левинсон. – Будешь ведущим второго сезона лунного шоу. Отель построен, теперь в нём появятся постояльцы: молодожёны, космические туристы, инженеры, астрономы… Твоя задача – болтать с ними о том о сём – ты это умеешь; снимать романтические прогулки на побережье, научные изыскания, наблюдение за звёздами – не вдаваясь в подробности, тут это не нужно. В общем, ничего сложного. Будешь как рыба в воде. Хотя нет, как водолаз в воде, потому что придётся тебе, приятель, привыкнуть на ближайшие полгода к скафандру.
– Но скафандр скроет мою причёску, мой наряд, мой золотой венец, наконец! – в отчаянии вскричал Ангел и даже не заметил случайно родившейся рифмы.
– В отеле сможешь ходить без скафандра, там полно кислорода, – успокоил его Левинсон. – Ну, согласен?
– Но я не хочу в космос! – Ангел с трудом сдерживал слёзы. Вся его самоуверенность куда-то делась. Может, на Луну.
– Да ну, какой это космос! – пренебрежительно сморщил орлиный нос Левинсон. – Так, ближайшее предместье Земли. Автобусы повышенной комфортности туда вот запустили, слышал? Всего трое суток от моря Нектара до Симферополя. Правда, я бы на твоём месте не стал лишний раз на них кататься…
– Почему? Это опасно? – задёргался Ангел. – Я так и знал, так и знал!
– Опасно для тебя – не стоит тебе, приятель, пока показываться на Земле.
– А что?
– А то! Кто распродал государственное имущество ради своих патрицианских капризов?
Ангел обмяк в кресле.
– Вот-вот! – удовлетворённо кивнул Левинсон. – Отсидись-ка ты лучше на Луне, пока решается вопрос о возбуждении уголовного дела.
– Что же мне делать, если всё-таки решат его возбудить? – пискнул Головастиков.
– Ну-ну, приятель, не хнычь. Если что, у нас пока открыта вакансия ведущего для информационного сопровождения предстоящего безвозвратного полёта на Марс.
– Нет, я уж лучше на Луну…
– Окей, я рад.
Ангел был смят, раздавлен, уничтожен. Красное пятно зачесалось с новой силой. Он кое-как поднялся из кресла и, пошатываясь, направился к выходу.
– Корабль со съёмочной группой отправляется на Луну через три дня. Будь готов, – сказал ему вслед Левинсон и прищурился. – Надеюсь, на этот раз ты останешься доволен тем, как "Всемогущий" тебя вознесёт.
Глава 20. Коронация с доставкой на дом
Екатерина парила над столицей на хрустальном облаке.
Точнее, на платформе из стеклянных шестиугольников.
Гексагоны были вмонтированы в карбоновую раму, напоминающую гигантские пчелиные соты, и смотрелись даже аппетитнее приторного мёда: прозрачные розовые, голубые, сиреневые, изумрудные оттенки наводили на мысли о конфетах-сосульках – кисленьких, вкусных, не вызывающих аллергии. Шестиугольники преломляли солнечные лучи и раскрашивали Петербург в нежные майские полутона.
– Ты пляши, пляши, пляши! Хей-йоу! У тя ножки хороши! Хороши, хороши, хороши! Хей-йо-о-оуу! Давай-давай-давай!
На другом конце платформы выступала сама Бета. Живой – если можно так выразиться применительно к голограмме – концерт в честь коронации.
– А теперь все вместе: Хороши – не хороши, всё равно ты попляши! Йоу, йоу, йоу! – зажигала Бета. – Ножками потопай! Давай-давай! Ручками похлопай! Хей-йоу! Хохотушки-хохочи, хохочи, хохочи! Поскакушки-поскачи, поскачи, поскачи!
Глубокий голос электронной примадонны органично вплетался в жужжание сотен квадрокоптеров, несущих платформу над городом. Сквозь разноцветные стёкла Екатерина смотрела на своих – теперь уже только своих! – подданных. Люди, которые спасли её, которым она была обязана, пожалуй, своей жизнью, – приветствовали первую в истории избранную императрицу. Народ заполнил улицы, балконы, крыши, набережные (после замены гранита на современные полимерные материалы парапеты перестали излучать радиацию); Финский залив пестрел яхтами всех мастей; только третья стихия – воздух – была свободна от зрителей: полёты частных дронов сегодня запретили в связи с небывалой по оригинальности коронацией.
Восемьдесят восемь процентов. Она не имела права подвести их. И, что ещё труднее, нужно было доказать оставшимся двенадцати процентам – которых пресса иронично называла «долей Ангела» – что они ошибались.
Вот почему все доходы, огромные суммы от продажи коронационных сувениров по всему миру, Екатерина потратила на одно-единственное мероприятие. Семнадцатое мая две тысячи семнадцатого года должно было запомниться русскому народу ещё как минимум на четыреста четыре года вперёд.
Пусть даже сама она останется без заветного перстенька, без желанного разумника ограниченной серии "По царскому велению". Денег на роскошный гаджет уже не было – даже с учётом двенадцатипроцентной скидки, которую ей снисходительно выделила "Владычица морская". Ну, с другой стороны, Кондратий Ёрш сам будет виноват, когда во время посвящения его в дворяне императрица наденет перстень устаревшей модели! Придётся новоявленному князю прикладываться к совсем не модной ручке!
– Кать, что нахохлилась, как мокрый птенчик? Укачивает? – К государыне, заскучавшей возле хрустального трона, подошёл технический руководитель церемонии – в своей извечной клетчатой рубашке. Алексей вернулся из Испании загорелым, стройным и таким счастливым, что Екатерине стало даже как-то завидно. – Выше нос! Это твой день. Ты же у нас прекрасная Жар-птица, которая увернулась-таки от расфранченной бабки-ёжки в золотом венце! – Он широко улыбнулся и посигналил вверх-вниз бровями, намекая на их любимую виртуальную игру.
Екатерина не сдержала ответной улыбки.
– Ты прав, Алёша, прав, сейчас не время кукситься. Сколько ещё до церемонии?
– Тебе точно или приблизительно?
– Давай хоть приблизительно.
– Приблизительно двадцать одна минута, тридцать семь секунд, пятьдесят пять миллисекунд. Это если примерно, – сверился со своим перстнем Алексей. – Идём строго по плану. Приближаемся к точке назначения: дельта Невы в золотом треугольнике "Петропавловская крепость – Зимний – Стрелка Васильевского острова". Главное, что заряда у коптиков – хоть ложкой ешь. На сутки ещё хватит.
– Каких коптиков? – не поняла Екатерина.
– Ну, коптики, квадрики, дроны, – пояснил Алексей. – Кто всё это хозяйство на своих плечах несёт? Атлантики с пропеллерами, если тебе угодно. Я им всем усиленные батареи поставил.
Он гордо продемонстрировал пульт управления с двумя джойстиками и дисплейчиком, на котором сотни зелёных шкал аккумуляторов выстроились наподобие идеального футбольного газона.
Пульт, особенно на фоне этой богатырской ладони, казался удивительно маленьким – если учесть, что управлял он целой стаей квадрокоптеров. Изобретатель не спал две ночи, синхронизировал пропеллеры, чтобы все винты крутились одновременно и платформа ровно плыла по воздуху. Позаботился и о внешних факторах, звякнул приятелям из «Емели»: с позволения Мелиссы и Екатерины ребята, разрабатывавшие климатическое оружие, обеспечили в день коронации безветренную и солнечную погоду.
Проблемы пришли откуда их совсем не ждали: идее передвижной церемонии решительно воспротивилась петербургская аристократия. Светские львы желали лично присутствовать на коронации, а грузоподъёмность платформы была строго ограничена. Хрустальное облако могло поднять только семью императрицы и ещё двух-трёх человек. В конце концов, Екатерина приняла трудное решение проигнорировать капризы высшего света. Уж очень ей хотелось доставить коронацию каждому горожанину прямо на дом.
Аристократы жутко обиделись на государыню. Такой удар, и это после того, как их обманули с величайшим балом в истории Зимнего – Ангел так и не успел его устроить. Екатерина подозревала, что немало голосовавших за императора Головастикова имели дворянские титулы!
А сколько споров было из-за маршрута следования платформы – над чьим особняком она пролетит первее! В итоге Мелисса придумала спиралевидную схему движения – по часовой стрелке, от спальных районов к центру, чтобы никому не было обидно.
– Глядите, сейчас как раз пролетаем над вашим родным РБЗ!
– Бакенбарды Шидловского я даже отсюда вижу, – присмотрелась Екатерина. Председатель правления стоял на балконе в полном одиночестве: по случаю коронации был объявлен официальный выходной, и на территории завода сегодня было пустынно. Владимир Михайлович довольно приветливо махал императрице рукой.
Ещё бы: заказ на производство хрустальной платформы (по совместному проекту папеньки и Алексея) Екатерина отдала именно Русско-Балту. Карбоновую раму спрессовали из углеволокна в кузовном цехе, стеклянные гексагоны отлили мастера-специалисты по автомобильным фарам. Государыня самолично, под прицелом телекамер, засыпала в громадные чаны с шихтой кобальт, окрашивающий хрусталь в синеву, кадмий, отвечающий за красные оттенки, кремний – для розовинки, марганец, дающий фиолет, и, конечно, медь – куда же без любимого зелёного цвета!
– Чем он их подстригает, свои баки-пугаки: газонокосилкой или секатором? – Алексей соорудил глубокомысленное выражение на своём лице.
– Вообще у нормального человека такой растительности на лице просто не может быть. Может, они накладные? – предположила Екатерина. – Типа парика.
– Могу выяснить, ваш'величество! – подскочил Столыпин откуда ни возьмись. Сегодня он по случаю праздника приоделся: серый деловой ансамбль разбавлялся снежно-белым галстуком, украшенным золотыми коронами. – Я вам берёзового сока принёс.
– Спасибо, Семён! Всегда знаешь, как меня порадовать. – Екатерина с благодарностью приняла хрустальный кубок с освежающим напитком.
– Тогда держитесь, ваш'величество, сейчас я обрадую вас так, что вы окажетесь на седьмом небе от счастья! – провозгласил Столыпин, приглаживая свои бараньи кудряшки.
– Фактически мы и так сейчас на седьмом небе, – ревниво вставил Алексей, глядя в дисплейчик пульта. – Высота сто семьдесят метров, куда уж выше? Ещё чуть-чуть, и с земли мы уже будем неразличимы. Не говоря уже о кислородном голодании.
Семён, не обращая внимания на болтовню техруководителя полёта, достал из внутреннего кармана пиджака огненный шар. На мгновение Екатерине почудилось, что обер-камергер держит в руках звезду с неба.
– Представляю вам сюрприз от Генри! – объявил Столыпин, протягивая императрице круглую позолоченную коробочку с коронованной рыбкой на ней. – Прислал сегодня утром.
– Клянусь Нептуном – это же он! Это он, это он! Тот самый разумник!
Екатерина приняла подарок дрожащими пальцами. Картонная коробочка, пригревшаяся на груди у Семёна, была тёплой, как самая настоящая звёздочка. Внутри, на алой бархатной подушке, возлежал он: перстень лимитированной серии "По царскому велению".
Императрица стянула свой разумник с указательного пальца левой руки, небрежно сунула его Семёну и с трепетом надела обновку:
– Я от счастья даже дышать не могу! Кажется, у меня в самом деле начинается кислородное голодание.
– Похоже, Генри своим подарком попал в яблочко. Точнее, в рыбку, – пошутил Алексей, с любопытством рассматривая новинку от "Владычицы морской" на руке государыни. – А где он сам-то?
– В Шепси, на фестивале документальных фильмов, – объяснила Екатерина.– Как раз вчера получил первый приз за свою ленту "Императрица online". А сегодня чествуют лауреатов фестиваля, никак нельзя сбежать.
– А фильм небось про тебя? – догадался Алексей.
– Про первые сто дней моего правления, – кивнула Екатерина. – Жюри всё в шоке. Сказали, впервые видят документалку, настолько похожую на игровое кино. Уж очень я настрадалась с января месяца, необычный фильм получился. Так что на самом деле это мой приз!
Как она хотела бы сейчас обнять мужа! Конечно, Екатерина гордилась им как талантливым режиссёром, но и чувствовала некоторую досаду, что в столь важный для неё день супруг прохлаждается на вечеринке с коктейлями на другом конце страны.
– Ну молодежь, как настроение у поклонников прогресса?
К компании присоединился ещё один любитель некрепких алкогольных напитков. Константин Алексеевич одной рукой поддерживал под локоток свою величественную супругу, другая же рука была занята бокалом с вином собственного изготовления.
– Дедуля! – возликовала Екатерина. – А ты что же это, на белое перешёл?
– Ну, сначала я хотел чайку попить, – повествовательным тоном начал Константин Алексеевич. – Подхожу к вашему самовару – а он, чумичка эдакая, насквозь стеклянный! Пользы от него никакой!
– Так он для антуража, дедушка! Это самовар Петра Первого, выточен из цельного куска горного хрусталя.
– Вот у вас антураж – а мне чая не досталось! Хорошо хоть вином запасся. А по поводу белого – у бабушки своей спроси, – переадресовал вопрос дедуля. – Я человек подневольный!
– Дело в том, Катинка, что твой дедушка очень эмоционально разговаривает и активно жестикулирует во время беседы. А капли красного вина на одежде – и особенно на его седой бороде – гораздо заметнее, чем капли белого. Пришлось наложить запрет на его шираз !
