Анна Пейчева
Романовы forever
– Это… это… не может быть! – Екатерина вся раскраснелась от предвкушения. – Неужели это она?!
– Да, детка, – Генри горделиво выпрямил и без того ровную спину. – Это твоя личная палочка-выручалочка!
– Но… но откуда? Где ты её взял, Генри? Её выпустят только через несколько месяцев, презентации даже ещё не было!
– Я бы достал тебе звезду с неба, если бы знал, что она тебе нужна – и что она оборудована сенсорами последнего поколения, реагирующими на нажатие в перчатках.
Сложно было сказать, на кого Екатерина бросает более влюблённые взгляды – на нового мужа или на новое хитроумное устройство. Откровенно говоря, Николай Константинович имел весьма смутное представление о том, для чего эта палочка-выручалочка, собственно, вообще нужна. Хоть он и был Прогрессивным, за "Владычицой морской" даже ему было не угнаться.
– О нет, Генри, звезда мне не нужна, она не умеет исполнять желания. В отличие от выручалочки. И тебя, конечно, мой любимый муж!
Наскоро поцеловав Генри, Екатерина бросилась распаковывать золотую коробочку, дрожа от нетерпения. Выручалочка оказалась проста до смешного. Действительно, тонкая золотая палочка чуть длиннее ладони. Без украшений, без кнопок, без пояснительных надписей.
– Желаю… – задумалась Екатерина, оглядываясь по сторонам. Однако вокруг ничего вдохновляющего не было: мраморные колонны, окна, два столика с едой и напитками. И много, очень много свободного пространства. Большой зал был рассчитан на роскошные балы, а не на скудные фуршеты. – Желаю танцевать!
Взмах палочкой – и из встроенных в потолок динамиков полилась последняя танцевальная композиция популярной русской певицы Беты.
– Чудеса, – подивился Николай Константинович. – Как это работает?
– Выручалка уже настроена конкретно под Кейт, сэр, – пояснил Генри. – Я попросил ребят из "Владычицы морской" подготовиться. Они объединили палочку со всеми системами Зимнего дворца и Екатерининского – её летней резиденции. В принципе, любое разумное желание Кейт – проветрить комнату, включить телевизор, блокировать дверной замок, пустить документ на принтер – будет тут же выполнено… А все неразумные её желания выполню я сам.
– У меня в перстне есть похожее приложение, "Домовой" называется, – заметил Николай Константинович.
– Да, Николай Константиныч, но здесь возможности гораздо шире, – вмешался в разговор знаток техники Алексей. – "Домовой" только окна открывает да температуру в помещении меряет, а здесь новое слово! Революция! Палочка, как я понимаю, управляет абсолютно всеми устройствами в доме, подключёнными к электричеству и оснащёнными мало-мальскими мозгами! Эх, Генри, лучше бы ты на мне женился, я об этой выручалке годами мечтал.
– Извини, Алёшенька, место занято! – Екатерина взяла мужа под руку. – Генри, ты готов к первому танцу молодожёнов?
Генри с сомнением кивнул.
– Основные па освоил.
– Я думал, английских принцев учат танцевать чуть ли не с рождения, – удивился Алексей.
– Да, но не на гироскутерах, – с ещё большим удивлением отозвался Артур, наблюдая, как его брат и его супруга кружатся по старинному паркету на самоходных досках. Нужно отдать должное Генри – он ни разу не свалился со своего гироскутера. Возможно, потому, что изо всех сил держался за Екатерину.
В дальнем углу запищала дворцовая самобранка, сообщая о выполненной программе: в столе, покрытым белоснежной скатертью, раскрылся отсек десертов и вверх выдвинулось блюдо с трёхъярусным тортом. На самом верху эксклюзивного кондитерского изделия красовался вензель «ЕР» – «Екатерина Романова». Все столпились вокруг торта, началась суматоха.
А Николай Константинович, поманив за собой Алексея, незаметно выскользнул из зала. Его ждала любовь всей его жизни. Осталось только выяснить, где.
Глава 3. "По понедельникам я всегда чувствую себя капризным"
Ангел Головастиков совсем не хотел кофе. Но ничего другого в кабинете креативного директора "Всемогущего" не подавали. Только американо – с двумя ложками сахарами и большой порцией унижения.
– Прости, приятель, ток-шоу твои надоели хуже горькой редьки, – сказал Гавриил Левинсон, откидываясь на спинку необъятного кожаного кресла и небрежно, по-ковбойски, закидывая ноги на неприлично большой стол с кожаной же вставкой посередине. Сей мебельный комплект Левинсону доставили прямиком из Северной Каролины – в России производство из подобных варварских материалов затухло уже несколько лет назад. Взору Ангела явились грязноватые подошвы белых кроссовок, разработанных на Манхэттене.
Креативный директор любил всё американское. Может, потому, что американские телевизионщики, со свойственным им чутьём к выгоде, первыми скупали права на придуманные Левинсоном телешоу – едва ли не на следующий день после выхода программ в эфир «Всемогущего». Впрочем, свой образ типичного янки Гавриил разбавлял русской косовороткой, которую он носил под пиджаком вместо рубашки.
– Хуже горькой редьки? – с обидой переспросил Ангел.
– Именно, хуже самой горькой, самой гадкой на земле редьки, – подтвердил Левинсон, отхлёбывая кофе из своего картонного стаканчика. – Ты невнимателен к фактам, ты плевать хотел на правильные названия, ты даже не удосуживаешься прочитать сценарий перед началом шоу. А что ты, приятель, проделываешь с русским языком в своих эфирах – и сказать-то стыдно. Образно выражаясь, после своих стилистических выкрутасов ты, как честный человек, обязан на русском языке жениться.
– Вы, Гавриил, просто не понимаете! – воскликнул Ангел, раздосадованный до глубины души. Никто уже давно не смел разговаривать с любимцем публики в таком тоне. – Я нужен людям! Без моих эфиров они дня не проживут. Я украшаю их жалкие жизни, я дарю им свет! И что с того, что я путаю какие-то незначительные слова? Разве кому-то есть до этого дело?
– Есть, – кивнул Левинсон. – Аудитория наша не так глупа, как ты думаешь. Мне пачками присылают на тебя жалобы. Рейтинги начали падать.
– Да я же лучший друг всех этих козявок! А они ещё и жалуются на меня, оказывается. – Ангел был ужасно возмущён. – Меня нельзя убирать из их телевизоров! Я на них благотворно влияю!
– Ну, во-первых, никакой ты им не лучший друг. Это ты сам себе придумал. Во-вторых, называть зрителей козявками, по меньшей мере, непрофессионально. В-третьих, никто тебя из телевизоров не убирает. Мы просто переводим тебя на другой проект. Менее индивидуальный.
Головастиков остыл, хотя словосочетание "менее индивидуальный" ему не понравилось.
– Что за проект?
– Реалити-шоу. Конкурс. По формату немного похожий на проект "Великая княжна точка лайв", который ты вёл в прошлом году.
– Да, но тогда у меня было ещё моё ток-шоу, помимо этого конкурса!
– Погоди, ты ещё не слышал подробностей. – Тёмные глаза Левинсона заискрились, словно в его мозгу взялись за дело крошечные сварщики с электродами, сплавляя разрозненные знания, факты и новости в единое целое – в новый, доселе невиданный, обещающий громадные рейтинги проект. Креативный директор выпрямился в кресле. – Мы устроим битву сумасшедших научных разработок. Эдакую древнегреческую Олимпиаду для заучек. Ты посмотри, с каким успехом идут шепсинские сериалы про ботаников! Какие показатели численности аудитории! Какая цитируемость в СМИ! – Левинсон аж застонал от зависти.
– Сериалы про ботаников? – Ангел сидел с кислейшим видом.
– Ну да, про ботаников.
– Это которые помидорами занимаются?
– Нет, приятель, ботаники – это которые сами как помидоры: в обществе только краснеют и молчат. В Америке таких называют нердами или гиками.
– И в чём суть этого конкурса? – спросил Ангел просто для того, чтобы поддержать разговор. Битва заучек была ему глубоко не интересна. Телеведущему не нравилось, когда в его программах возвеличивали других людей. Ладно бы ещё царских кровей. Но чтобы он, знаменитый Ангел Головастиков, оказался на подпевках у каких-то, с позволения сказать, помидоров?
– Рабочее название конкурса – "Воздушный замок". Понимаешь? Ассоциация на фантазёров, которые смотрят куда-то в небеса и видят там то, чего не могут разглядеть другие. Ты со своим именем идеально впишешься.
Да, за своё яркое имя – и только за него – Ангел Головастиков был благодарен своей семье. Больше благодарить её было решительно не за что. Родители-бедняки не сумели обеспечить сына материально – да ещё и поскупились на хорошие гены. Пятому, последнему ребёнку не досталось ни отцовских кряжистых плеч, ни материнской густой шевелюры. У него имелось лишь блистательное имя (в честь популярного в восьмидесятые, а ныне забытого киноартиста) – и страстное желание вырваться из убогого родительского дома. Подавать прошение на участие в государственной программе модернизации деревень "Разумная изба" отец-священник не хотел принципиально – последние полвека отношения церкви с российскими императорами были напряжёнными.
– Мы соберём несколько наиболее перспективных ботаников в одном доме, – возбуждённо говорил Левинсон. – Нет, в не в доме – в замке. Так более зрелищно. Сразу создадим средневековую атмосферу. А она нам ох как понадобится! Потому что это будет конкурс на лучшую реализацию мифа.
– Как это? – поморщился Ангел. Он не любил заумных слов.
– Да вот я тебе на примере одного участника покажу. – На большом экране, вмонтированном прямо в стену, появилось изображение единорога. – Студенты Императорского Томского университета утверждают, что вот-вот выведут точно такого же. Якобы они в пробирке скрестили носорога с белой лошадью и совсем скоро станут создателями единственного в мире настоящего юникорна. Если это так – конечно же, наша камера обязана заснять первый вздох этого мифологического детёныша. И родиться он должен в стенах нашего замка. Отличная реклама для "Всемогущего"!
Ангел не впечатлился.
– А остальные участники что?
Левинсон переключил ещё пару слайдов.
– Парни из "Владычицы морской" подали заявку на философский камень. Утверждают, что близки к разгадке тысячелетнего секрета. Если не врут – мы опять же будем у истоков волшебного эликсира. Со всеми вытекающими отсюда миллионами… – На очередном слайде появилась группа молодых людей с гигантскими, карикатурными усами. – А, это любопытная команда. Они называют себя "Усачи". Настоящие имена скрывают – и лица, как видишь, тоже – но, подозреваю, они все из "Емели". Слышал про "Емелю"?
– Что-то слышал, – неуверенно заёрзал на стуле Ангел.
– Что-то он слышал, – передразнил Левинсон, залпом допивая свой кофе. – Вот об этом я говорю. Работаешь на телевидении, а про "Емелю" толком ничего не знаешь. Это же крупнейший научный центр империи! Разрабатывает оружие будущего. Всякие секретные проекты. Подчиняется непосредственно премьер-министру. Это ребята из "Емели" придумали Интерсетку в восьмидесятых.
Ангел откровенно скучал и изучал своё отражение в остывшем кофе. Отражение было мрачным.
– Одним словом, Усачи разрабатывают Шапку-невидимку. И готовы делать это в нашем средневековом инкубаторе.
– А вот это я знаю! – самодовольно сказал Ангел. – Такая игра – "Шапка-невидимка" – есть в перстне.
– Да, но Усачи не в твои телефонные бирюльки играют. Что-то они объясняли про наноантенны и преобразование света, которому эти антенны не дают рассеиваться – я толком ничего не понял, ребята довольно косноязычны, типичные заучки. Вот, и тут мы подходим к твоей роли в этом телепроекте. Ты станешь связующим звеном программы.
– Связующим звеном? – презрительно уточнил Ангел.
– Именно. – Левинсон, похоже, не обратил внимания на его тон. – Внимательно изучи все мифы и легенды по теме. Попроси участников объяснить тебе их проекты с научной точки зрения. Тебя ждёт серьёзная исследовательская работа. Ты должен понимать, что происходит вокруг, и грамотно представлять конкурсантов. Другими словами, приятель, я хочу, чтобы из стрекозы ты превратился в трудолюбивого, вдумчивого муравья. – Левинсон окинул Головастикова оценивающим взглядом. – Может, очки тебе ещё наденем, не знаю. А то вид у тебя какой-то глуповатый. Надо посоветоваться со стилистами.
Ангел закрыл глаза. Он знал, он чувствовал, что сегодня произойдёт что-то плохое. Волосы с утра никак не укладывались. Несмотря на сорокаминутную возню с феном и гелем, пряди так и остались жидкими и обвислыми. И в сегодняшнем букете – одна пожилая поклонница ежедневно высылала ему корзины с цветами – вместо ста одного тюльпана он насчитал всего лишь девяносто восемь. Старая дура!
– Знаете, Гавриил, – Ангел открыл глаза и встал с кресла, – боюсь, я вынужден отказаться от этого проекта. Я, видите ли, парю в иных сферах! – Он показал куда-то вверх, в сторону чердака, где проходили трубы отопления. – Унизительная роль связующего звена не для меня. Я не опущусь до статуса говорящего фона для кучки ботаников. Я вам не фон. Я фанфарон!
– Может, "фараон", а не "фанфарон"? – Левинсон, прищурившись, наблюдал за Ангелом из кресла.
– Да это одно и то же, – махнул рукой Ангел.
– Но аудитория у проекта будет огромная. Я забыл тебе сказать, что призом в этом конкурсе станет весьма солидный денежный приз. Помнишь "Великую княжну"? Так вот у нас до сих пор, как неприякаянный, болтается на счету этот миллион рублей, который мы обещали Екатерине, если она выберет в мужья графа Вяземского. А раз она предпочла Вяземскому рыжего англичанина, деньжатки мы сэкономили. Этот сэкономленный миллион и станет премией победителю конкурса умников.
– А мне-то, мне-то что будет за проведение этого бездарного конкурса?
– Тебе? Обычная зарплата. Это твоя работа.
Ангел от злости притопнул ножкой по индейскому ковру.
– Ничего подобного! Моя работа – доставлять людям радость одним своим видом. А от этого разговора у меня наверняка морщины на лбу появятся! И красное пятно на щечку вернётся! Вы ничего не понимаете, Гавриил! Меня нельзя расстраивать!
– Я правильно понял, приятель, что ты категорически отказываешься от проекта "Воздушный замок"? – холодно уточнил Левинсон, ставя локти на стол.
– Отказываюсь, видит Бог, отказываюсь наотрез! Ищите дураков в другом месте!
– В таком случае, "Всемогущий" не продлит с тобой контракт. Который истекает – если ты забыл – завтра.
– Ах так? Ну и ради Бога! – Когда Ангел нервничал, начинал вести себя в точности как отец, через слово взывая к высшим силам. – Меня здесь всё равно недостаточно возвеличивали, Господь свидетель!
Левинсон обидно расхохотался. Ангел круто развернулся на каблуках и бросился к выходу.
– Да, и вот ещё что! Это ваш кофе горчее самой гадкой редьки, а не мои ток-шоу! – истерично выкрикнул Головастиков уже в дверях. – А ведь я редькой всё детство питался!
– Эх, приятель, – вздохнул ему вслед Левинсон. – А тебе и невдомёк, что слова "горчее" в русском языке вообще нет.
– И-и-и! – яростно завизжал Ангел. – И никакой у меня не глуповатый вид!
И со всей силы захлопнул за собой дверь.
В этот же день Головастиков ударился в салонный загул. Следующую неделю он провёл в сладком забытьи. Маски, массажи, пилинги. Ангел в буквально смысле сбросил старую кожу. Весь он стал теперь свеженький и блестящий, начиная с отполированных розовых ноготков на ногах и заканчивая модно подстриженными и покрашенными волосами. Головастиков был готов к новой жизни – без "Всемогущего".
Вот только что это будет за жизнь без "Всемогущего"? – лениво размышлял Ангел, лёжа в мягком кресле косметолога. Умелые пальцы мастера втирали в лоб экс-телеведущего апельсиново-кофейный скраб (кофе Головастиков признавал только в качестве наружного омолаживающего средства; в тридцать четыре пора уже задумываться о таких вещах). Куда же податься такому красавцу? В рекламу? В модельный бизнес? В голове, затуманенной расслабляющими процедурами, мысли крутились медленно-медленно.
Деньги Ангел копить не умел, немаленькую свою зарплату тратил на поддержание шикарного образа жизни, включающего в себя двух домработников и одну домработницу, а последний салонный кутёж окончательно подорвал его финансовое благополучие. Нужно было искать подходящую работу. И как можно быстрее.
Решив для начала отправиться на черноморское побережье и поучаствовать в актёрском кастинге Шепсинской киностудии, Головастиков кивнул на прощание косметологу и не спеша вышел в холл. Взгляд его тут же наткнулся на необычного посетителя возле стойки администратора. Нечасто увидишь в салоне красоты священника. Чёрная ряса контрастировала с ярко-жёлтой фантазийной мебелью производства "Хохломы" (серия "Солнечный удар") и облачно-белыми стенами.
Церковник стоял к Ангелу спиной и препирался с девушкой-администраторшой.
– Не навязывай мне услуги, в которых я не нуждаюсь, дочь моя.
– У нас как раз есть сейчас свободный мастер, который мог бы укоротить вам бороду, сударь, – профессионально-приветливым тоном предлагала администраторша.
– Не сударь, а святой отец, – сердито отвечал священник, угощаясь приветственной конфетой из стеклянной миски, гостеприимно установленной на стойке. – И борода у меня в полном порядке. Говорю же – ничего мне от вас не нужно, я человека жду.
– Также в нашем салоне проходит рекламная акция по наращиванию ресниц, сударь, – не унималась администраторша, игнорируя "святого отца". – Выразительный взор всего за полцены.
– Ещё не хватало – фальшивые ресницы наращивать! – воскликнул священник. – Не для того я сюда явился, дочь моя. Не трать на меня своё время и не соблазняй рекламными акциями. Я все ваши уловки наперед знаю. Вы торгуете красотой тела, а я – красотой души. Второе требует большего профессионализма. И тебе, дочь моя, соревноваться в искусстве продаж со мной бесполезно.
– Выразительный взор – и всего за полцены, сударь, заметьте! – поможет вам резко увеличить продажи в вашей сфере, – предположила умненькая администраторша. – Многие предприниматели, работающие с людьми, заказывают эту услугу. Мужчины в том числе.
– Я не мужчина, я святой отец, – утомлённо поправил церковник.
– Кстати о святости: даже знаменитый Ангел Головастиков нарастил у нас ресницы, а не это ли лучшая гарантия качества? О, а вот и он сам! – заметила экс-телеведущего администраторша.
– Где? Где он? – священник повернул к Ангелу оживлённое бородатое лицо. – Тебя-то я и ожидаю, сын мой! Побеседуем?
Ангел, растерявшись, кивнул и позволил увлечь себя к фантазийным креслам. Головастиков не верил своим глазам: в священнике он узнал самого патриарха.
Доброжир был избран главой Русской православной церкви около года назад и стал самым молодым патриархом в истории, чуть старше самого Ангела. Отчаянный шаг со стороны церковников – так ведь и времена для них настали отчаянные. Православный пыл жителей империи начал угасать ещё в годы правления Алексея Николаевича, объявившего себя буддистом после поездки в Китай. К двадцать первому веку популярность РПЦ в народе опустилась до немыслимого минимума – приходы стояли пустыми. На капищах Перуна собиралось и то больше людей. От былых богатств у церкви остался только усеянный бриллиантами патриарший крест, который и вручили энергичному Доброжиру со словами "спаси и сохрани православие на Руси".
Пока что дела у Доброжира шли не очень. За весь год он даже ни разу не сумел попасть на личный приём к императору. На "Всемогущий" его тоже не пускали. Патриарх на последние деньги организовал собственный телеканал для общения с верующими. Но рейтинги "Елея" восторгов не вызывали.
– Сын мой, – начал патриарх, поглаживая чёрную, почти без седины бороду (которую действительно не мешало бы привести в порядок, подумал Ангел). – Сын мой, беседу нашу я хочу начать с важного вопроса. Правду ли прокрякала сегодня "Жёлтенькая утка"?
Ангел тяжело вздохнул. "Жёлтенькая утка" была еженедельным изданием "Всемогущего" и раскрывала именно те секреты звёзд шоу-бизнеса, которые звёзды шоу-бизнеса больше всего хотели бы утаить. Аудитория "Желтушки", как ласково называли её сами сотрудники, была в сотни раз больше аудитории унылого "Елея". В последнем выпуске целый разворот издания посвятили позорному увольнению Ангела.
– Правду, ваше святейшество, – признал Головастиков, опустив голову.
– Ты поссорился с Левинсоном, сын мой? – доброжелательно поинтересовался патриарх, пытаясь поудобнее устроиться в кресле, предназначенным для любования, а не комфорта.
– Ох, да, ваше святейшество, – снова вздохнул Ангел. – Сам не знаю, что на меня нашло. По понедельникам я такой капризный! Теперь вот жалею, что поссорился. Звоню ему, он трубку не берёт.
– И хорошо, что не берёт, – неожиданно сказал Доброжир. – Потому как этот Левинсон не осознаёт твоего величия, сын мой. Не достоин он тебя. Не стоит с ним больше связываться.
– Что? – поднял голову Ангел.
– Ты же даришь людям свет, Ангел! – воскликнул патриарх на весь холл. Посетители салона начали оборачиваться на странную парочку. Патриарх вместе с креслом подвинулся поближе к собеседнику. Ряса слегка задралась, под ней обнаружились потрёпанные серые брюки и серые летние сандалии. В феврале месяце! Под сандалиями виднелись толстые шерстяные носки. – Ты же даришь людям свет, – повторил он потише.
Ангел взволнованно слушал. Он больше не смотрел в пол. Нет, плечи экс-телеведущего расправились. Он впитывал речь патриарха – слово за словом. Отец-священник категорически не одобрял легкомысленную профессию сына, и потому похвала Доброжира казалась особенно приятной. Эффект усиливался из-за того, что Доброжир очень походил на папу Ангела в молодости – те же натренированные плечи, глубокий голос, кудлатая борода. Ну и ряса, конечно же.
– Люди нуждаются в тебе, – почти шептал Доброжир, наклонившись к Головастикову. – Люди любят тебя.
– Да, да, ваше святейшество! – горячо соглашался Ангел. – Я их лучший друг, видит Бог!
– Ты просто обязан быть в эфире, сын мой. Это твой долг перед обществом! Ты будешь в эфире, и никакой Левинсон не сможет этому помешать!
– Но как, ваше святейшество?
Доброжир поправил на груди бриллиантовый крест.
– У меня есть для тебя предложение, сын мой.
К этому моменту Ангел был готов на всё.
– У меня есть для тебя работа.
Свою первую работу на телевидении Головастиков получил четырнадцать лет назад. На Чапыгина шесть он пришёл в качестве участника убогого песенного конкурса. Голоса у него не было, зато самомнения – с избытком. А посему, не выйдя во второй тур, Ангел устроил такой скандал, так наорал на жюри в целом и конферансье конкурса в частности, что его заметил креативный директор "Всемогущего" и пригласил на самый престижный канал империи, уже в качестве ведущего. Гавриил Левинсон любил неординарность в людях – даже если это было неординарное хамство.
– Не кажется ли тебе, сын мой, – продолжал Доброжир, – что жизнь в нашей стране стала слишком пресной и незрелищной? Особенно после твоего ухода с телевидения?
– Кажется, ваше святейшество, ещё как кажется!
– А не кажется ли тебе, сын мой, что у людей отняли сказку? Государи нынче ничем не отличаются от инженеров и других скучных офисных работников. Никаких тебе традиций, никакой роскоши, никакой помпезности.
– Истинно так, клянусь всеми святыми! – Ангел кивал, как китайский болванчик. – Я был в шоке от императорской свадьбы! Даже колокольного перезвона не было. А где, простите, белое платье?!
– Вот, вот об этом я и говорю! – Патриарх вместе с жёлтым креслом подполз ещё ближе. – Впереди коронация императрицы, а меня даже не позвали. Значит, и коронацию Романовы проведут не по-божески.
– Нам остаётся только смириться, – полувопросительно отозвался Ангел, пока не понимая, к чему ведёт Доброжир.
– Отнюдь, сын мой, отнюдь! Мы – ты и я – покажем всей стране, как нужно проводить церемонии высшего уровня!
– А? – открыл рот Головастиков.
– Наш телеканал "Елей" запустит новую программу "Венчание на царство". На глазах у всей страны возродим православные традиции! Ты будешь не просто ведущим программы, а главным её героем. Мы разыграем всю церемонию коронации шаг за шагом. Чтобы народ вспомнил, какой это красивый обычай – восхождение на российский трон! Вернём людям сказку.
– То есть… погодите, ваше святейшество… Меня коронуют? В эфире?
– А кого же ещё? Ведь ты и так медийный император Всея Руси!
Ангела захлестнули разные чувства. В принципе, он неплохо относился к Романовым. Не хотелось обижать их своей показательной коронацией. С другой стороны, уж слишком они были скромными. Чересчур непритязательными. Растеряли весь имперский авторитет! Монархия в России стала в наше время какой-то игрушечной. Следовало указать им путь к истинной славе. А кто, как не Ангел Головастиков, мог это сделать? Телеведущий быстро убедил себя, что должен согласиться на предложение патриарха.
– В конце концов, ведь это же будет не всамделишная коронация! – вслух подвёл он итог своим размышлениям. – А значит, ничего предосудительного в ней нет. Просто телепроект. Игра такая.
Доброжир снова поправил бриллиантовый крест.
– Конечно, сын мой. Игра. Всё понарошку.
– Тогда я согласен, – и Ангел невольно бросил взгляд на своё отражение в оконном стекле, представляя, как будет смотреться на его свежеподстриженной голове корона Российской Империи. Точнее, дубликат короны.
– Большую зарплату, сын мой, предложить не можем. Видишь, денег нет даже на зимние ботинки, – Доброжир покрутил в воздухе сандалией. Чело Ангела в отражении слегка омрачилось. Похоже, как минимум от одного домработника придётся отказаться. – Но величие гарантируем. Сможешь приступить через неделю?
Ангел самоуверенно одёрнул лиловые манжеты своей узкой рубашки.
– Да хоть завтра.
– Благослови тебя Бог, сын мой! – Доброжир поднялся. – Начинается новая эпоха в истории Русской православной церкви! Сколько зрителей, а значит, и прихожан у нас прибавится! А теперь, с твоего позволения, я, пожалуй, пойду и наращу себе ресницы в преддверии такого важного события. В кредит, разумеется.
