Анна Пейчева
Романовы forever
Глава 15. Кто на свете всех милее? Кто, я спрашиваю?
– Ваше величество, позвольте поздравить вас с победой в суде и от имени всего русского народа поприветствовать в Зимнем дворце! Добро пожаловать домой, ваше величество!
– Спасибо, спасибо, милейший… – рассеянно ответил Ангел. – А нет ли для меня титула попышнее?
Кругленький церемониймейстер расплылся в широкой улыбке.
– Разумеется, есть: ваше императорское величество, всемилостивейший государь!
– Хм-м, – Ангел в задумчивости прижал холёный пальчик к липким от жидкого блеска губам. – А ещё пышнее?
– Э… ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка?
– Мило, да, очень мило – но, знаете, чего-то не хватает. Хочется ощутить себя императором в полной мере! Ну, дружочек, давайте, порадуйте меня! Или я теперь должен говорить – "порадуйте нас, Ангела Первого"? Мы, Ангел Первый, повелеть соизволили… – Головастиков попробовал стилистическую новинку на вкус. Во рту стало сладко, как от конфеты. – Да, пусть будет "мы". Нам так больше нравится. Итак, милейший, каким титулом будешь нас звать-величать?
Улыбка церемониймейстера несколько поугасла. Он откашлялся.
– Ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка, повелитель Всея Руси? – несмело предложил кругляш.
– Ну, ладно. Вроде неплохо звучит, – снизошёл Ангел. – А теперь, дружок, веди нас в наши покои.
– Слушаюсь, ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка, повелитель Всея Руси, – на одном дыхании выпалил церемониймейстер и поклонился в пол. – За этими парадными дверьми находится лестница на второй, императорский этаж. Нижайше прошу проследовать за мной.
– Так, а где красная бархатная дорожка? Где золотая парча, мы тебя спрашиваем? Совсем распустились тут без нас, – возмутился Ангел. – Работать с вами ещё и работать! Экскурсию можешь не устраивать, мы тут на съёмках были в январе. Просто открой нам Малахитовый будуар Екатерины. Хотим с разумным зеркалом поболтать о том о сём.
Ангел потёр ручки в предвкушении приятного свидания. Пока всё складывалось идеально.
Ох, и поволновался он накануне!
Вчерашний день поделил его жизнь на «до» и «после». До заседания Гражданского департамента кассационного Сената – и после него.
Они с Доброжиром явились к величественному зданию на Сенатской площади за несколько часов до назначенного времени. В ожидании открытия описывали круги вокруг Медного всадника. Ангел, задрав голову вверх, рассматривал сурового государя, попирающего змею, и сравнивал себя с ним, рассуждая: "Нет, ну ростом Пётр, конечно, повыше будет. Зато у меня щёчки не такие обвисшие. И фигура гораздо, гораздо лучше. Не говоря уже об общем стиле".
Для заседания в Сенате телеведущий выбрал образ «а-ля Фемида»: солнцезащитные очки (богиня же носила повязку на глазах; странно, неужели не могла наколдовать себе идеальное зрение? она же богиня! вот глупая); светлый льняной хитон до колена, декорированный аж двумя поясами; и красный плащ – уменьшенная копия коронационной порфиры. На этот раз мантия была без горностаев, но с массивной пряжкой на плече в виде весов правосудия; эдакая вишенка в древнегреческом коктейле.
На гладких ногах Ангела красовались фирменные сандалии с экокожаной шнуровкой до колен – от Шварца , разумеется. Не то что какие-то затрапезные сандальки у Доброжира. Патриарх ещё и носки под них поддел!
– Вот символичный образ, сын мой! – Доброжир от нечего делать тоже разглядывал памятник. – Реформатор Пётр победил невежество и варварство, вот как эту змею; так и ты победишь бездуховность и серость нынешней правящей династии.
– Ну не знаю, святой отец, – засомневался Ангел, изучая дикое выражение змеиной морды под копытами коня. – А вдруг Сенат оставит Екатерину на троне? Да она меня растопчет, словно адская лошадь – ни в чём не повинную змейку. Так и вижу, как эта девица верхом на Кирине на меня несётся.
– А я предчувствую, сын мой, что сегодня апостол Пётр ниспошлёт Ангелу ключи от рая – в котором не будет ни змей, ни опасных женщин! – Доброжир был настроен оптимистично. Энергично топорщилась отросшая борода, румяное лицо светилось энтузиазмом. Наверное, так чувствуют себя боксёры перед решающим боем на звание «Чемпиона Всея Руси по версии клуба Любящих Бабушек». – Я молился за тебя несколько недель не переставая! Коленки в кровь стёр! Показать?
И он взялся за подол пыльной рясы.
– Нет-нет, верю вам на слово, святой отец! – испуганно замахал руками Ангел. По случаю жаркой погоды патриарх решил обойтись без штанов. – Убедили, буду ждать ключи от обещанного вами рая.
В этот момент с головы Петра слетел серый городской голубь и с насмешливым курлыканьем пронёсся прямо возле лица телеведущего, безвозвратно испортив ему королевский плащ.
– Ах ты! Бяка! Закаляка! – вне себя от возмущения завопил Головастиков, запоздало размахивая кулаками. Голубь, совершив злодеяние, вернулся на свой сторожевой пост и, судя по его весёлому виду, явно потешался над телеведущим. – Ах ты, подлец! Ах ты… – тут Ангел умолк на полуслове, потому что вдруг осознал – на чём сидит голубь. На симпатичнейшем лавровом венке, украшающем причёску Петра!
– У него есть, а у меня нет! – ахнул Головастиков, скинул грязный плащ и тут же, при помощи перстня, заказал срочную доставку квадрокоптером золотого «Венца победителя» из ближайшего круглосуточного магазина ювелирных украшений.
То ли молитвы Доброжира сработали, то ли «Венец победителя» проявил себя эффективным талисманом, то ли прореха в имперском законодательстве оказалась больше чёрной дыры в космосе – но заседание Сената прошло быстро и фантастически удачно. «В соответствии с «Учреждением об Императорской фамилии», действовавшим на момент коронации гражданина Головастикова Ангела Ивановича… Закон об отмене «Учреждения», принятый Государственной думой Российской империи после коронации, в апреле две тысячи семнадцатого года, обратной силы не имеет… Доводы гражданки Романовой Екатерины Николаевны о «беспрестанной болтовне» гражданина Головастикова во время коронации, не являются существенными, так как не противоречат ни одному пункту «Учреждения»… В связи с вышесказанным, гражданин Головастиков Ангел Иванович объявляется императором Всероссийским».
Да, да, да, да!
Ангел не понял и половины из сказанного судьёй, но ухватил главное – он теперь официальный государь! Он, он, он!
Екатерина была уничтожена. В Сенат она вошла императрицей – а вышла простой операционисткой заводского колл-центра.
А Ангел, в золотом венце, перевёз все свои вещи – коих набралось немало, аж три «матиаса» – в главную резиденцию российского монарха.
– Ну где же, где оно? Где моя прелесть? – бормотал новоявленный государь, вбегая в Малахитовую гостиную. За ним следовала целая свита: личный оператор с камерой, толстенький церемониймейстер и вереница из четырнадцати слуг с вещами. – Ага! Ой, боженьки! Вот, вот же оно!
Ангел едва не разрыдался от избытка чувств. Теперь, только теперь он почувствовал себя истинным небожителем. Словно он только что стал генеральным секретарём Швейцарии и молчаливый министр с ужасной причёской торжественно вручил ему чёрный чемоданчик. В его руках оказалось секретное оружие Романовых.
– Зе-е-еркальце, зеркальце! Хей-йоу! Да, разумное! – на мотив последней песни Беты весело напевал себе под нос Ангел, усаживаясь на банкетку перед зеркалом. Он подмигнул в камеру: – Снимай, дружочек-пирожочек, снимай исторический момент! Какие там скипетры, какие державы! Разумное зеркало – вот символ власти!
Оператор, чьё лицо было полускрыто козырьком дешёвого картуза из пассажа Ламановой, понятливо покивал, на секунду оторвавшись от камеры.
Этого парнишку любезно прислал "Всемогущий" – очевидно, в знак примирения. Судя по всему, креативный дурак Левинсон осознал свою недальновидность и теперь всеми силами старался загладить вину перед новым императором. Сам Гаврюшка-дурашка, конечно, не звонил, не осмелился беспокоить государя. Стыдливо передал с пареньком записочку на рисовой бумаге. Дескать, не откажите в просьбишке, ваше превосходнейшее величество… Документальный фильм о самом стильном монархе России? Ох, ну ладно, уговорили!
Рыжая щетина оператора на первый взгляд показалась Ангелу какой-то знакомой; но потом Головастиков погрузился в размышления о собственном величии и перестал зацикливаться на всяких скучных глупостях. Наверное, где-то в коридорах на Чапыгина сталкивался с парнем, когда ещё сам работал на "Всемогущем"!
– Ну что, свет наш, зеркальце, готово к докладу? – Ангел нажал кнопку включения на деревянной кружевной раме. – Кто на свете всех милее, интересненько было бы узнать?.. Да что с этой кнопкой, сломалась, что ли?
Зеркало никак не активировалось. Стекло оставалось тёмным, а изображение в нём – мутным. Новый владелец едва мог разглядеть контуры собственного румяного личика.
Ангел капризно выпятил губки и принялся давить на непослушную кнопку со всей силы, взвизгивая: "Ну! Ну! Ну же!". Зеркало упорно молчало.
– Кто на свете всех милее? – вопил Головастиков, забрызгивая слюнями гладкую поверхность. – Кто, я спрашиваю?!
От волнения он даже позабыл о своём намерении говорить о себе во множественном числе.
– Куда ставить вещи, ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка, повелитель Всея Руси? – вдруг раздалось из-за его плеча. Это церемониймейстер тихо подкрался сзади.
Головастиков подпрыгнул от неожиданности, больно ударившись коленкой о ножку малахитового столика:
– Ах ты, Господи! Чего тебе?
– Позвольте осведомиться, ваше императорское величество, всемилостивейший…
– Понятно, понятно, – нетерпеливо прервал титулоизлияние государь. – Ну?
– Где вы изволите поселиться? – добрался наконец до сути вопроса церемониймейстер. – В опочивальне Екатерины Николаевны или Николая Константиновича?
– Боженьки, не знаю я, не знаю! Отстань, ради Бога!
– Но, ваше императорское…
– Ближе к делу!
– Я просто хотел сказать, что во всём дворце всего четырнадцать слуг, и им нужно возвращаться к своим делам, они устали держать вещи…
– Что?! – взревел Головастиков, вскакивая с банкетки и вновь ударяясь о малахитовый столик.
– Я говорю, люди устали… – дрожащим голоском повторил церемониймейстер, вжимая голову в круглые плечи и становясь совершеннейшим шаром в нарядном камзольчике.
– Люди?! Люди устали?! – Ангел стукнул худым кулаком по малахитовому столику. – Какие ещё люди? Не знаю никаких людей! Плевать мне на людей! Вот так – тьфу и растереть! Люди! Не видишь, что ли, глупая ты курица? Я пытаюсь зеркало включить, а он со своими людьми лезет! Потерпят твои люди, ясно? Никуда не денутся! Постоят как миленькие ради своего светлейшего императора! А не то выкинем из дворца! Вместе с тобой! Я понятно выражаюсь?
– Да, ваше величество! – побледневший церемониймейстер с перепугу присел в книксене.
– Не слышу!
– Так точно, ва-ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка, повелитель Всея Руси! – чуть не плача, проговорил кругляш.
– А теперь покажи мне, как включается дурацкое зеркало!
– Там аутентификация по отпечатку пальца, ваше императорское…
– Как по отпечатку? – возмущённо крикнул Ангел. – По какому ещё отпечатку?
– По отпечатку Екатерины Николаевны, ваше имп…
– Ах так? По Катькиному отпечатку?! Бяка! Бяка какая! – Головастиков иступлённо заколотил по стеклу. – Закаляка проклятая! У-у, ненавижу! Это что же за дела тут творятся, люди добрые?! Я, первый после Бога, и не могу включить какую-то никчёмную штуковину! Я так ждал этих бьюти-подсказок! Я хочу наконец избавиться от красного пятна! Ух, просто не могу этого вынести!
Переполненный горем, Ангел схватился за голову, позабыв, что причёску украшает золотой венец с острыми краями.
– А-а! Руку поранил! Врача мне сюда! Нет, не сюда! В опочивальню Николая! Тут я не останусь! И подать мне туда Доброжира!
В опочивальне Николая Константиновича было тихо и прохладно. Вокруг преобладали оттенки серого: жемчужные стены, дымчатые шторы, пушистый графитовый ковёр. Тем более яркими казались красочные плакаты начала и середины двадцатого века в тонких карбоновых рамах, подсвеченные продолговатыми лампами для картин: по рекламным постерам можно было проследить историю становления автомобилестроения в России.
Ангел повалился на серебристое покрывало и захныкал. Свита – за исключением оператора, бродящего туда-сюда с камерой – боязливо кучковалась в углу опочивальни. Не поднимая головы, Головастиков махнул израненной (ну хорошо, на самом деле даже царапин не осталось) рукой в сторону плакатов.
– Срочно снимите эту безвкусицу! – приказал он невнятно, уткнувшись заплаканным личиком в подушку. – И повесьте вместо этого мои фотографии в разных видах!
Тут он несколько оживился и перевернулся на кровати лицом вверх. А ведь отличный повод устроить фотосессию!
– Вызови-ка мне придворного фотографа! – велел он церемониймейстеру. – А врача можно отменить. Я умею терпеливо переносить боль, – хвастливо сказал он в сторону камеры. – Я сдержанный и стойкий.
Церемониймейстер отделился от группы слуг, нагруженных вещами, и сделал несколько меленьких шажочков по направлению к Ангелу.
– Видите ли, ваше императорское величество, всемилостивейший государь, царь-батюшка, повелитель Всея Руси… – залопотал он.
– Ну что опять?! – крикнул Головастиков. – Сил моих уже с вами всеми нету!
– Видите ли, вместо придворного фотографа у нас квадрокоптер…
– Какой ещё квадрокоптер?!
– Обыкновенный, летающий, с камерой двадцать мегапикселей, – бормотал церемониймейстер.
– Вы что тут, издеваетесь надо мной?! – несчастный император рывком сел на кровати. – Смеётесь, что ли? Цирк тут устроили, а не дворец! Слуг на весь Зимний – четырнадцать штук! Да ещё и банальный квадрик вместо изысканного фотографа завели! Ах вы, бяки несусветные!
– Тук-тук! Ваше величество, звали? – В открытую дверь заглянула улыбающаяся бородатая физиономия.
– А, святой отец! – Ангел спустил ноги с постели. – Я вам расскажу, вы не поверите, какие тут порядки! Дикость! Дурость! В голове не укладывается! Дремучие, дремучие людишки!
– Не переживайте, ваше величество, всё исправим! – приободрил его Доброжир, заходя в опочивальню и с комфортом располагаясь на стуле возле окна.
– На вас, святой отец, на вас вся надежда, – постепенно успокоился Ангел. – А вы все, закаляки эдакие, убирайтесь вон! Вещи оставьте. И оператора тоже. Чтобы не упустил ни крупицы моего величия. То есть нашего, нашего, Ангела Первого, величия.
Свита, под руководством как следует пропотевшего церемониймейстера, выкатилась из опочивальни. Ангел обессиленно упал обратно на подушки.
– Вы видите, святой отец, с чем приходится иметь дело? Как всё запущено! Я это понял ещё во время Катькиной свадьбы.
– Увы, сын мой, увы и ах! – Доброжир энергично закивал. – Бог свидетель, ты совершенно прав.
– Вы представляете – слуг-то тут всего-навсего четырнадцать штучек! Че-тыр-над-цать! – никак не мог поверить Ангел. – У меня и то всегда было два домработника и одна домработница!
– Я рад, сын мой, что ты тоже заметил острую необходимость в немедленных реформах, – деятельно потёр руки Доброжир. – Я тут успел проглядеть кой-какие документы – на императора из бюджета выделяется просто смехотворная сумма!
– Боженьки, это что же получается – я не смогу побольше слуг себе нанять? – забеспокоился Ангел. – Не смогу закатить величайший бал в истории? Не смогу заказать свежие устрицы из Франции утренним самолётом? Господи! У меня что, не будет даже денежек на личного чистильщика зубов?!
– Будет, ваше величество, будет, – Доброжир сложил кончики пальцев домиком. – Всё будет: и чистильщик зубов, и устрицы, и бальные туфли. Нужно только протолкнуть соответствующую поправочку в закон о содержании монарха.
– Как? Как протолкнуть? – снова чуть не разревелся Ангел. – Я не умею, святой отец! Всё, что я умею проталкивать – это свежих устриц в свой ротик!
– Спокойно, сын мой, я всё возьму на себя. – Доброжир всем телом подался вперёд. – Занудную возню с бумагами, общение с Мелиссой Карловной…
– Терпеть не могу эту кикимору! – прокомментировал Ангел. – Всё время лезла к нам на программу, а теперь волком смотрит. Сегодня, святой отец, столкнулся с ней на лестнице – а она даже не поздоровалась! Со мной! С государем! Нам, Ангелу Первому, царю-батюшке, посмела не пожелать здоровьица!
– Вот-вот, – сочувственно поддержал Доброжир. – Хорошо, я знаю, чем ей пригрозить!
– И чем же? – Ангел затаил дыхание. С этой упёртой женщиной справиться будет непросто.
– А отставкой, вот чем! – Доброжир выглядел ужасно довольным собой. – По забытому, но очень даже действующему закону, император Российской империи имеет право в любой момент снять премьер-министра. Никто из монархов ни разу этим правом не воспользовался, но я ей о его существовании напомню.
– Никогда не слышал о таком законе.
– Главное, что Мелисса слышала. На втором курсе юридического факультета мы его проходили. Я сидел за соседней партой и смотрел, как она старательно записывает лекцию… – Доброжир на мгновение закрыл глаза, потом встряхнул кудлатой головой: – Ладно, неважно. Так или иначе, с Мелиссой проблем не будет. Надавит на своих однопартийцев, и примут нашу поправочку как миленькие, большинством голосов.
– Чудесно! Святой отец, вы просто… вы просто святой! – Ангел запрыгал вверх-вниз на кровати, предвкушая полный ремонт Зимнего с использованием ценных пород дерева, японские омолаживающие процедуры с использованием яда редких рыб и (к слову о рыбке) суперкомпьютер с использованием последних технологий, чтобы особая интеллектуальная программа сама вела за него блог в Интерсетке и вытащила его в топ-3 самых популярных блогеров в мире.
– Да, возрадуйся, сын мой, возрадуйся! – Доброжир откинулся обратно на спинку антикварного орехового стула. – Все твои мечты сбудутся, с помощью Божьей – и скромной моей. Я займусь неинтересными текущими делами, а великому императору Ангелу Первому достанется вся слава и почёт… У меня есть всего лишь одно, совсем незначительное условие.
– Всё что захотите, святой отец!
– Мне нужно твоё одобрение на церковную реформу.
– А? Церковную реформу? – рассеянно переспросил Ангел, витая в облаках. Он уже мысленно продумывал собственный, весьма эпатажный герб: золотой венец, кокетливо надетый на земной шар с трещиной посередине. А что? Ангел Первый вполне достоин стать властителем всего мира! Мир тогда действительно треснет от восторга!
– Пора, сын мой, пора ввести в этой стране безбожников единую официальную религию! – торжественно провозгласил Доброжир. С вызовом сверкал бриллиантовый крест на его груди. – Россия катится в ад со скоростью гоночного "русско-балта". Православие – вот что спасёт империю!
– Так я не против, – пожал узкими плечиками Ангел. – Вводите себе единую религию на здоровье.
– Мы должны вернуть православных священников в гимназии! Мы должны вернуть народ в церковь! Мы должны вернуть православной церкви былое величие! И освободить её служителей от налогов, конечно.
– Секундочку, я думал, мы мне, то есть нам, Ангелу Первому, должны выдать порцию величия под расписку!
– Всем, всем достанется величия, не бойся, сын мой, – Доброжир немного остыл. – Главное – запретить остальные религии на территории России. А то уже каких-то кощунственных, адских мышек рекламируют по телевизору! Церковь Репки! Безобразие! А как тебе специальные утеплённые затычки для дыр, на которые молятся "дырники" ? Пассаж Второва, бессовестный, со скидкой затычки трёх разных цветов предлагает!
Оба вершителя судеб абсолютно забыли про рыжего оператора, который ещё в начале разговора забился за самую дальнюю штору и ни единым звуком не выдавал своего присутствия. Только крошечный огонёк записи светился красным между плотными серыми складками.
Глава 16. Дипломатический пасодобль
Когда скотч настаивается в дубовых бочках, часть его испаряется. Шотландцы называют это явление "Доля ангелов".
Мелисса, крутя в руках бокал с тяжёлым дном, мрачно усмехнулась. "Доля ангелов". Если бы процессом испарения руководил новоявленный российский император, шотландцам пришлось закрывать лавочку: в бочках не осталось бы ни капли.
Да, премьер-министр потягивала крепчайший односолодовый виски в разгар рабочего дня. Прямо в кабинете, отключив систему видеонаблюдения. Поверженными солдатиками валялись окурки в пепельнице на столе. Мелисса сбросила туфли на двенадцатисантиметровых шпильках и расстегнула узкий жакет. Ей нужен был тайм-аут.
Какое унижение! Чёрт побери, какое немыслимое унижение она сейчас испытала! Этот авантюрист Доброжир угрожал ей отставкой и крахом политической карьеры, а этот идиот Ангел сидел рядом и кивал, как китайский болванчик.
Неужели действительно придётся выполнять все указания безмозглой напудренной мартышки и её бородатого наставника? Но и в этом случае крах неминуем: "Вольнодумцам" такой тряпочный лидер не нужен. Есть много желающих занять её место.
Мелисса плеснула в бокал новую порцию скотча, разбавив его – совсем немного, только не перестараться! – тёплой водой. Тёплой, чтобы помочь аромату раскрыться. Кабинет вновь наполнился щекочущим нос букетом: дымные нотки солода, который сушили над тлеющим торфом, перекликались со сладкими виноградными – скупые, но знающие своё дело шотландцы выдерживали виски в бочках из-под хереса.
Херес, Константин Алексеевич, Николас… Она скучала по Николасу. Как по императору, разумеется. Им отлично работалось вместе. После его отречения в Зимнем начался такой кавардак… Где-то он сейчас? С кем?
– Ваше превосходительство, они здесь и они очень сердиты, – доложил в беспроводное переговорное устройство секретарь.
– Досчитай до десяти и запускай.
Мелисса торопливо сунула ноги в туфли, задвинула поглубже в буфет никотиново-алкогольные улики и заправила за уши волосы. Короткий взгляд в зеркало – о, чёрт! жакет! – и можно активировать камеру видеонаблюдения, наговорив в перстень особую команду: "Фрост-фрост-волчий хвост! Раз-два-три, картинка отомри!".
– Здр-р-равствуйте, моя милая! Ага, вижу у вас буфетик наш, и столик тоже.Отличный выбор-р-р! – В дверях показался сухонький, но прыгучий старичок с ярко-зелёными, как у мартовского кота, глазами. Раскатистое, немного гортанное "р", клетчатый костюм-тройка – в гости к Мелиссе пожаловал отец-основатель могучей "Хохломы", Дмитрий Дмитриевич Шах-Багов собственной персоной. – А чем это тут пахнет вкусненьким?
– Чувствую солод, торф, виноград… Это виски! – следом за старичком в кабинет заглянула полненькая жизнерадостная девушка в платье, стилизованном под сарафан. Глава кондитерской фирмы "Абрикосов и сыновья" – Аграфена Абрикосова, дочь создателя компании. Девушка снова втянула воздух носом-кнопочкой: – И сигаретный дым, конечно. Это моя профессия – разбирать запахи и вкусы на составные части. Добрый день, Мелисса Карловна!
– Не такой уж и добрый, – пробурчала Мелисса.
– Виски? Так у вас тут бар-р-р, милочка? – оживился Шах-Багов. – А медовушки случаем не найдётся в вашем ассор-р-р-ртименте?
– Э… боюсь, что не найдётся, господин Шах-Багов. Присаживайтесь, пожалуйста.
Третий визитёр – молодой парень в вязаной кофте – зашёл в кабинет молча. Кажется, он даже не заметил, что вообще куда-то зашёл, поскольку был полностью погружен в свой перстень.
– Кондратий? – окликнула парня премьер-министр. – Вы тоже на совещание?
– Что? А, привет, Мелисса. Как дела?
Премьер-министр, порядком взвинченная после сегодняшних событий, едва не взорвалась в ответ на такую фамильярность. Но потом вспомнила, что корпоративная культура "Владычицы морской", руководителем и вдохновителем которой являлся Кондратий Ёрш, предполагала "дружеское общение с каждым, невзирая на условные статусы и звания". Ну такая вот фишка у паренька. Чёрт с ним.
– Итак, господа – и Аграфена – для чего вы записались ко мне на приём? – открыла собрание Мелисса, когда все расселись вокруг длинного стола, причём Ёрш снова уткнулся в свой перстень.
Кондитерша Абрикосова тряхнула светленькими хвостиками:
– Мы представляем целую группу предпринимателей – полный список есть у вашего секретаря. Мелисса Карловна, бизнес обеспокоен неожиданной сменой императора.
– Ха, бизнес обеспокоен! – не удержалась от горького смеха премьер-министр. – Да если ваше беспокойство поставить рядом с моим беспокойством, то ваше беспокойство будет моему беспокойству примерно по колено!
– Мы тер-р-рпим убытки, милая, – вступил в беседу Шах-Багов. – Многие компании запланир-р-ровали выпуск особой пр-р-родукции к кор-р-ронации Екатер-р-рины. И что же выходит? "Тр-р-рон Екатер-р-рины" есть – а самой Екатер-р-рины нет?
– Да, и обёртки для мороженого со вкусом щей и мороженого со вкусом гречи уже напечатаны, – поддержала коллегу Аграфена. Хвостики её поникли. – Наш склад забит упаковками с лицом императрицы Романовой! Выбросить их теперь, что ли?
– Господа, вы же опытные предприниматели! – попыталась воззвать к ним Мелисса. – В бизнесе иногда случается форс-мажор. Считайте смену власти стихийным бедствием. Вы станете записываться на приём к Господу Богу, если ураган унесёт целую партию кресел или мороженого?
– В этом случае попадём к нему на пр-р-риём без записи, – невесело пошутил старичок.
– Мелисса Карловна, мы просим предоставить материальную компенсацию компаниям, пострадавшим в результате вашего дворцового переворота. – Аграфена тоже посерьёзнела. – В противном случае нам придётся подать групповой иск в суд.
– На кого именно? – Мелисса нервно заправила волосы за уши.
– Корпоративные юристы как раз сейчас обсуждают этот вопрос. Вероятно, на правительство Российской империи в вашем лице, допустившее подобное развитие событий.
Кондитерша говорила отрывисто, резко. В этой румяной девушке, беззаботной на первый взгляд, вдруг почувствовалась жёсткая деловая хватка. Мелисса как-то сразу поняла, почему папаша Абрикосов предпочёл оставить свою фирму не многочисленным балбесам-сыновьям, а умнице-дочке.
– Вы тоже с ними, Кондратий? – устало спросила премьер-министр. – Вы всё это время молчали.
– А? – Паренёк оторвался от своего перстня какой-то невиданной модели. – Что вы говорите?
– Я говорю, вы тоже терпите убытки из-за смены императора?
– О, нисколько, Мелисса. – Парень пожал плечами. "Миллионер, а в бабушкиной кофте разгуливает!" – между делом поразилась глава правительства. – Коронационная серия наших перстней-разумников называется "По царскому велению". Ни про Екатерину, ни про Ангела там упоминания нет.
Шах-Багов завистливо вздохнул, а Аграфена насупилась.
– Сами перстни были нашпигованы всякими любопытными программками касательно семьи Романовых, – признал Кондратий, – но мы их перепрошили, качнули туда полное собрание всех шоу с участием Ангела, в том числе и самое первое, где он пытался петь – это вместо фильмов с Василисой… Что ещё? Закинули туда две оригинальные игры: "Одень императора" – подбор нарядов для Ангела из последних коллекций знаменитых дизайнеров; и "Причеши императора", в которой можно завивать и красить волосы виртуальному монарху…
– Так если всё у вас хорошо, хоть фейерверки запускай – зачем же вы пришли сюда сегодня? – Мелисса преисполнилась недоумения.
– О, в нашем навигаторе не хватает интерьерных снимков Зимнего после последней реновации. – Кондратий снова обратился к своему мегаперстню. – А когда ещё представится возможность их сделать?
"Чёртовы айтишники", – выругалась про себя Мелисса. "Небо упадёт на землю, а они будут волноваться только о том, что надо обновить погодное приложение". Хотя тот факт, что "Владычица морская" не собирается присоединяться к групповому иску, слегка её успокоил.
– Ваше превосходительство, дон Карраско, без записи, – вклинился в разговор голос секретаря из переговорного устройства. – Настаивает на срочном приёме.
– Досчитайте до тридцати и запускайте, – велела Мелисса и меньше чем за полминуты выпроводила надоевших бизнесменов, пообещав подумать над их просьбой, а также выслать Дмитрию Дмитриевичу ящик фирменного медового пива с фамильной пивоварни, о котором он столько слышал.
Жаль, что она не могла решить так же легко главную проблему предпринимателей. Может, из-за виски, а может, из-за политического тупика, в котором она оказалась, но сегодня премьер-министр была явно не в форме. Менее удачного времени для визита испанского посла не придумаешь. Может, пора уже сменить профессию? Попробовать стать ведущей на телевидении…
– Сеньора премьер-министр, – поклонился дон Карраско, зайдя к ней в кабинет. – Вы, как всегда, красивы, как новая посудина с трюмом, набитым золотом, триста акул мне в глотку!
– А вы, как всегда, весьма образно выражаете свои мысли, господин посол, – вздохнула Мелисса, приглашая испанца присесть. – Что такого срочного у вас случилось?
Дон Карраско был моряком в отставке и выглядел как пират из мультфильма: гигантские чёрные усы, обветренное лицо, красный ромовый нос. Не хватало только чёрной нашлёпки на глазу, деревянной ноги и попугая. Строгий дипломатический костюм сидел на нём кривовато, как с чужого плеча, словно раньше принадлежал беззащитному морскому путешественнику.
– Готовьте белый флаг, сеньора премьер-министр! – хрипло и торжественно возвестил дон Карраско. – У нас есть для вас одна запись, которую вы захотите увидеть, фок-грот-брамсель мне в левое ухо!
– Какая ещё запись? – с подозрением спросила Мелисса. На секунду в голове пронеслась ужасная догадка: а вдруг испанцы каким-то образом засняли её курящей? Нет, не может быть, она слишком осторожна.
– Вы окажетесь между шпагой и стеной, клянусь тысячью горбатых моллюсков! – расхохотался дон Карраско и выпустил из своего перстня (чёрно-золотая модель «Роджер») видеоголограмму.
– Николас! – невольно ахнула Мелисса.
На видеозаписи экс-император выглядел хоть и загоревшим, но усталым и измученным. Раньше Мелисса никогда не видела его со щетиной и взъерошенными волосами, в мятой одежде. Глаза цвета морской волны были грустными, уголки губ стремились вниз. Николас стоял на фоне замшелой каменной стены. Бывший государь посмотрел в камеру и нехотя заговорил:
– Мелисса Карловна, мне очень жаль отвлекать вас от важных государственных дел – я знаю, сколько их у вас – но, похоже, у меня просто нет выбора. Я в Испании. Самостоятельно мне отсюда не выбраться. Мелисса Карловна, я прошу вас о помощи. Дон Карраско озвучит требования испанцев. Знайте, я с ними категорически не согласен, но пока не вижу, что предложить им взамен. Вы мастер компромисса. Надеюсь на вас, госпожа премьер-министр. Я нужен сейчас моей дочери. – Николас немного помолчал и добавил: – До свидания, Мелисса. Надеюсь, что до свидания.
