Анна Пейчева
Романовы forever
Мелисса лихорадочно бросилась собирать сумку. Вещей у неё тут скопилось немного – пара нарядов да электрическая зубная щётка.
Левинсон молчал, позволял ей уйти. Он вообще от неё отвернулся – стоял лицом к экрану. Она видела только его тёмный затылок. Ну конечно. Его единственная настоящая любовь – телевидение, подумала Мелисса со злостью.
Первая серия «Воздушного замка» между тем закончилась, начались новости:
– Здравствуйте, в эфире «Финал дня». Коротко об основных темах выпуска. Количество счастливых школьников резко выросло после отмены оценок за физкультуру… Производители готовят особые серии товаров к коронации императрицы Екатерины… Завершается подготовка к первому пилотируемому полёту на Марс… Тем временем, на Луну отправят космические автобусы повышенной комфортности, которые преодолеют путь от стартовой площадки в Симферополе до лунного моря Нектара всего за трое суток…
Так, теперь сапоги. Едва не свалились с пятнадцатисантиметровых шпилек. Да где же рукава у этого пальто?
Левинсон по-прежнему молчал. Говорил только телевизор.
Закрывая – навсегда? – дверь стеклянного особняка, Мелисса услышала за своей спиной:
– И в продолжение темы: зеркало в космосе откладывается на неопределенный срок. По неофициальной информации, проект «Второе солнце» не получил поддержки у императрицы Екатерины. Источник в Зимнем сообщил, что отношения между премьер-министром и государыней складываются весьма напряжённо…
Проклятье.
Машину она отпустила ещё в начале вечера, рассчитывая остаться у Левинсона до утра, и пришлось тащиться к остановке вакуумного трамвая. От сумасшедшей скорости потом будет болеть голова.
А самое обидное – так и не успела съесть десерт: блины с малиновым вареньем и кедровыми орешками.
Сумка оттягивала руки, ледяной ветер царапал щёки, а изнутри Мелиссу сжигало пламя никотиновой зависимости и недовольства собой.
Что за чёртов источник выдал такую пикантную информацию прессе? Может, барашек Столыпин? Вряд ли. Он фанатично предан Романовым. Значит, это был один из участников неудачного совещания по «Второму солнцу». Да, она тогда сгоряча пожаловалась коллегам на несговорчивость императрицы.
Плохо, ах как плохо, что об их конфликте с Катариной стало известно журналистам! Народ любит государыню, а значит, Мелисса может потерять часть избирателей на предстоящих выборах.
Чёрт, ну почему чёрная полоса началась именно сейчас, когда она бросает курить?!
– Ваше величество, нам нужно вместе появиться на публике, – предложила Мелисса на следующий день, заглянув к Катарине в библиотеку. – Ходят слухи, что мы с вами не ладим. Давайте вдвоём устроим милую, дружескую пресс-конференцию, чтобы доказать журналистам обратное.
– Нельзя же на пустом месте устраивать пресс-конференцию, – со скучающим видом возразила императрица, просматривая бумаги из красного принтера.
Глава государства, как всегда, была одета в джинсы и какую-то растянутую кофту. И это главная женщина самой влиятельной страны мира! Безобразие. Вот когда императором был Николас, главной женщиной империи была Мелисса, и уж она-то никогда не позволяла себе нацепить на работу грубые фермерские штаны. Только изысканные дизайнерские наряды! Как, например, сегодня: пронзительно синий, приталенный брючный костюм с ослепительно белой блузкой, красные туфли на платформе и, разумеется, алая помада.
И никто не заподозрит, что она вчера вечером рассталась с потрясающим бойфрендом и теперь мучается от тоски по нему. По нему и по сигаретам.
– А мы не на пустом месте устроим, – с готовностью отреагировала Мелисса. – Если вы уже разобрались с документацией по «Второму солнцу», мы могли бы объявить прессе, что проект получил ваше одобрение и запускается в работу…
– Не надо на меня давить, Мелисса Карловна, – подняла голову Катарина. Дрогнул русый хвостик. – Я ещё не успела всё посмотреть. У меня, между прочим, медовый месяц, если вы не забыли.
– А вот ваш отец всегда поддерживал космические начинания, – не сдержалась премьер-министр. – Благодаря этому граждане нашей страны первыми ступят на поверхность красной планеты в специальных тонких скафандрах, выдерживающих температуру от минус двухсот до плюс пятидесяти градусов.
– Кстати о градусах, – не обращая особого внимания на Мелиссу, императрица повернулась к обер-камергеру, скромно дежурившему возле дальнего конца антикварного стола. – Сколько сейчас в Лондоне, Семён?
– Плюс семь и солнце, ваш’величество, – сверился со своим перстнем-разумником Столыпин.
– Отлично, просто великолепно, – откинулась на спинку орехового стула Катарина. – И никакую фольгу на орбиту им запускать не надо…
– Ваше величество! – Ужасное подозрение охватило Мелиссу. – Позвольте спросить – а почему вы интересуетесь погодой в Англии?
Катарина мечтательно улыбнулась.
– Так аскотские скачки на носу! Пакую уже чемоданчик.
– Катарина, какие скачки? Какие чемоданчики? – Мелисса в отчаянии воздела руки вверх. – Вы только-только возглавили империю! Международная ситуация тревожнейшая! Дон Карраско давеча явился ко мне на приём, выклянчивал льготные цены на оружие – Испания явно готовит агрессию в Южной Америке. Я отказала в каких бы то ни было скидках, конечно… Назревает третья мировая, а теперь ещё и внутри страны положение нестабильное! Катарина, народ волнуется, всё ли у нас с вами в порядке!
– Думаю, по поводу Испании вы преувеличиваете, Мелисса Карловна, никакой агрессии не будет. – Императрица уверенно скрестила руки на груди. – А что касается наших с вами отношений – ладно, дадим успокоительную пресс-конференцию, согласна. Только не про второе солнце. На нейтральную тему. Сеня, есть мысли?
– Что? А, да, конечно, – встрепенулся Столыпин, дёргая себя за галстук («и где только взял такой?» – подивилась Мелисса; галстук был в древнегреческом стиле, на чёрном фоне изображался золотой корабль Одиссея и сирены). Из своего перстня обер-камергер вывел голографическую таблицу, озаглавленную «Текущие дела государыни». – Посмотрим… В ближайшие дни нужно утвердить новую форму для армии. Она из невероятного материала сшита. Последняя разработка учёных из «Емели», что-то вроде тех самых скафандров, которые упоминала Мелисса Карловна. Хороший повод для пресс-конференции, ваш’величество! Можно порассуждать о мощи нашей контрактной армии, о прогрессивных технологиях, о моде двадцать первого века…
– Не годится, – покачала головой императрица и окинула холодным взглядом нарядную Мелиссу. – У нас с премьер-министром слишком различаются вкусы в одежде.
Мелисса до крови закусила губу, чтобы не ляпнуть лишнего.
– Хорошо, тогда дальше… Есть проект ликвидации столичного метро. Все петербуржцы пересели в вакуумные трамваи, и нужно что-то делать с пустующим подземным городом.
– Нет, – снова отказалась Катарина. – Все знают, что вакуумный трамвай – детище «Вольнодумцев» в целом и Мелиссы Карловны в частности. Не хочу примазываться к чужой славе. К тому же до конца не понятно, как использовать все эти тоннели и станции. Под бомбоубежище перепрофилировать, что ли? Как-то это не современно. Ещё?
Столыпин откашлялся, проматывая таблицу строчка за строчкой.
– А что если, ваш’величество и ваш’превосходительство, взять для пресс-конференции самую дружескую, самую объединяющую тему?
– Щеночки? – предположила Катарина.
– Котята? – одновременно спросила Мелисса.
Женщины мрачно посмотрели друг на друга.
– Спорт! – воскликнул Столыпин. – О спорт, ты мир, как говорится. Ничего более спокойного для обсуждения и вообразить нельзя.
Первая совместная пресс-конференция императрицы и премьер-министра собрала представителей едва ли не всех зарегистрированных в мире средств массовой информации. Сперва мероприятие планировали провести в Зимнем; однако после того, как сервер дворца в очередной раз подвесился из-за водопада заявок, встречу с прессой пришлось перенести на самый большой стадион страны. Назывался он «Чайка», имел выдвигающуюся крышу, подогрев поля и располагался в Ярославской губернии .
Если разобраться – что может быть логичнее, чем обсуждение спортивного будущего России на стадионе?
– Дамы и господа, её императорское величество Екатерина Николаевна! – объявил Столыпин в микрофон. Трибуны, забитые журналистами до отказа, всколыхнулись и зааплодировали. Императрица, облачённая в дутую спортивную куртку синего цвета (и снова джинсы?!) выкатилась на гироскутере из правого коридора, помахала прессе и заняла своё место за большим столом в центре зелёного поля. Несмотря на закрытую крышу и включённый подогрев травы, на стадионе было не слишком жарко. Примерно как в Лондоне в феврале.
– Дамы и господа, премьер-министр Российской империи Мелисса Майер!
Мелисса, выехав на гироскутере из левого коридора, под рёв толпы сделала несколько эффектных кругов по полю и только после этого присела за стол.
– Итак, уважаемые журналисты, у нас есть для вас две новости, – начал Столыпин, нагнувшись к микрофону и заметно труся. Этот барашек, обмотанный поверх зимнего пальто неизменным магнитным пропуском, похоже, испытывал патологический страх перед камерами – достаточно вспомнить его истерики на шоу «Великая княжна. Live». Однако проведение такой сверхответственной конференции он не мог доверить никому – даже пресс-службе Зимнего. Его дрожащий голос заполнил весь стадион. – Э-э, да, две новости, и обе чудесные. Ваш’величество, прошу вас.
Катарина, в отличие от своего помощника, была олимпийски спокойна. Как Афина Паллада перед важной битвой.
– Благодарю, Семён. Приветствую вас, уважаемые корреспонденты. Как настроение?
Корреспонденты восторженно загудели.
– А как вам новые кресла на трибунах? С подогревом! Заметили?
Корреспонденты загалдели, подпрыгивая на тёплых сиденьях. Да, они оценили заботу администрации стадиона о пятых точках четвёртой власти.
Слегка развеяв обстановку, Катарина приступила к главному вопросу повестки дня:
– Уважаемые корреспонденты! Мы собрались здесь для того, чтобы объявить о начале новой спортивной эры в России! А всё новое, как известно, это хорошо забытое старое. Империя стремительно, на всех парах, несётся вперёд, в двадцать первый век – навстречу прогрессу и технологиям. Но, кажется, кое-что важное мы с вами по дороге обронили. Я говорю о незаслуженно потускневшем виде спорта – верховой езде! Вы знаете, что лошади занимают огромное место в моей жизни. Они дарят мне счастье. И я хочу, чтобы это счастье разделили со мной все дети моей страны.
Пресса притихла на своих местах с подогревом.
– Я объявляю о введении Кубка императрицы по конному спорту среди воспитанников средних учебных заведений! С сентября две тысячи семнадцатого года при каждой школе, при каждой гимназии появится своя конюшня. Любой ученик сможет бесплатно освоить рысь, галоп, выездку и уход за лошадьми. Да, и предупреждая ваши вопросы – оценок по верховой езде в табеле не предусмотрено. Дело это добровольное. Стимулом для школьников станет сам кубок. А также невероятное удовольствие, которое они получат от общения со скакунами.
Мелисса высматривала Левинсона по соседству с камерой «Всемогущего» (никаких признаков креативного директора), и потому едва не пропустила, когда Столыпин передал ей слово:
– Все вопросы чуть позже, а пока вторая спортивная новость – от премьер-министра Мелиссы Майер…
– Благодарю, Семён.
Мелисса сосредоточилась. Пожалуй, только одна страсть пересиливала её желание закурить: а именно, страсть к публичности. Премьер-министр любила журналистов. Она буквально купалась во внимании прессы, как Афродита – в пене морской. Она была богиней телеэфира. И несмотря на то, что совместная с императрицей конференция была её личной идеей, сейчас Мелисса жутко ревновала. Её раздражало умение Катарины обращаться с корреспондентами. Как когда-то Афродиту раздражало умение Паллады обращаться с веретеном. Вообще Афродита, вдруг вспомнилось Мелиссе ни к селу ни к городу, была довольно вредной богиней – она терпеть не могла соперниц. Женщин Лемноса наградила отвратительным запахом, а женщин Коса и вовсе превратила в коров. Какие полезные навыки, позавидовала премьер-министр. Она бы не отказалась превратить кое-кого в лошадь…
«Чёрт, такие мысли тянут на государственное преступление», – внезапно спохватилась Мелисса; встряхнула тёмными короткими кудрями и провозгласила спортивный ренессанс собственного авторства:
– Друзья-друзья, добрый день-добрый день! (Раз уж Ангел Головастиков как в воду канул после увольнения со «Всемогущего», значит, вполне можно было воспользоваться его фирменным приветствием.) Спешу заверить вас, что правительство империи тоже не дремлет, старается заразить каждого гражданина спортивным вирусом… (Пожалуй, перегнула. Надо побыстрее переходить к сути.) И я рада доложить вам, что Международный комитет принял нашу заявку и включит изобретённые в России гонки на лопатах в олимпийские виды спорта! Не зря наши гонщики столько лет накачивали бёдра! Им предстоит проявить свои седалищные таланты на мировой арене. Древко простой лопаты станет гордым флагштоком, достойным нести российский триколор! Управляя им, как штурвалом, наша сборная скатится на лопате с заснеженной горы прямо в зал вечной спортивной славы!
«А теперь посмотрим, какая новость зацепит вас больше, друзьяшки-журналяшки – скучные лошади или весёлые лопаты», – внутренне возликовала Мелисса, ужасно гордая собой.
Она и сама не надеялась, что олимпийский комитет одобрит курьёзную идею с этими лопатами. Но получилось ведь! Неожиданно для всех! Мир меняется, и спортивные увлечения людей меняются вместе с ним. То, что ещё вчера казалось смехотворным, сегодня оценивает строгое жюри, состоящее сплошь из солидных дяденек и тётенек. Так было с конкурсами хакеров, так было с кёрлингом, так будет с гонками на лопатах.
Все до единого корреспонденты в полной ажитации вскочили со своих тёпленьких местечек. Каждому не терпелось задать уточняющий вопрос.
– Да, и ещё маленькое сообщение на спортивную тему. – Уверенный, властный голос Катарины перекрыл гул трибун. – Во избежание слухов. Через неделю я уезжаю на скачки. В Англию.
– О, чёрт! – сказала Мелисса прямо в микрофон.
На следующий день мировые газеты отвели совсем немного места олимпийским гонкам на лопатах и Кубку императрицы по конному спорту – преимущественно в середине выпуска. Зато на первых страницах красовались заголовки: «К чёрту на кулички?! Премьер-министр против отъезда императрицы в Аскот. На пресс-конференции под Ярославлем конфликт между первыми лицами государства перешёл в открытую стадию».
Мелисса трясущимися руками открыла новую упаковку кисленьких еловых веточек.
Глава 7. Просфоры и порфира
– Святые угодники!
Доброжир озадаченно уставился на Ангела, хлопая пушистыми ресницами.
– «Шато де ла шерте» ? По двести семьдесят рублей бутылка? Ты уверен, сын мой? Мы-то думали про наше родное, монастырское, ну в крайнем случае – недорогое черноморское вино.
– Уверен, святой отец. Уверен так же, как и в том, что перед вами величайший телеведущий из ныне живущих, – заявил Ангел, внимательно рассматривая свою щёку в тройном зеркале. Щечка ему в целом нравилась – пожалуй, её можно было бы даже назвать изысканной – а вот красное пятно, испортившее изысканную часть тела величайшего телеведущего, вызывало беспокойство.
Когда-то он вычитал в "Жёлтенькой утке", что зеркало императрицы Екатерины имеет доступ к уникальным медицинским базам и может выписать рецепт на некую чудо-мазь, устраняющую любые несовершенства кожи. Все аптечные средства по рекомендации котла Ершова Ангел уже перепробовал – безрезультатно; а другие разумные зеркала производства ВАЗЗа давали обыкновенные советы по нанесению макияжа, ничего особенного.
С тех пор Головастиков мечтал о волшебном гаджете Екатерины.
«Только бы к коронации пятно прошло!» – мысленно взмолился Ангел и крутанулся на круглом парикмахерском стуле, повернувшись к патриарху:
– А вы неважно выглядите, святой отец, – заметил он. – Вам стоит побольше отдыхать.
Доброжир только рукой махнул.
За последние несколько недель он потерял несколько килограммов и обзавёлся чёрными кругами под глазами. На него навалилось сразу всё: и технические, и организационные, и творческие вопросы подготовки программы «Венчание на царство».
Скромненький телеканал «Елей» оказался абсолютно не готов к шоу такого масштаба. Слишком мало техники, слишком мало сотрудников. Даже гримёр всего один, с возмущением выяснил Ангел. Гримёр – он же парикмахер – он же стилист! «Выходить в эфир с такой убогой базой – то же самое, что пытаться взлететь в космос на трёхфитильной керосинке!» – поднял крик Головастиков.
Доброжир послушно бросился за новыми ссудами. Кое-как, с Божьей помощью, выпросил неплохой кредит под многообещающий бизнес-проект, коим являлась программа «Венчание на царство». Банковские служащие, к счастью, тоже входили в многомиллионную армию фанатов Ангела.
А вот как гасить долг, если количество прихожан после шоу не увеличится? Что, если бизнес-проект не выстрелит? Хоть сам тогда стреляйся. Об этом Доброжир старался не думать.
Впрочем, не дожидаясь старта программы, он начал потихоньку действовать своими силами. Работая по ночам, придумал с десяток цепляющих слоганов, которые по его распоряжению вывесили возле православных храмов.
Среди них попадались такие перлы: «Шокируй маму – сходи в церковь» (это для подростков); «Иисус возвращается. Сопротивление бесполезно» (это для фаталистов); «Гарантируем спасение! В противном случае вернём ваши грехи» (это для бизнесменов). Были среди лозунгов грозные: «Зря ты купил огнетушитель. В аду он тебе не поможет» – и провокационные: «Крики в постели «О, Боже!» не заменят тебе походов в церковь» .
Дерзость? Да. На грани дозволенного? Безусловно. Настоятели храмов были очень недовольны.
Но молодёжь попалась на эту удочку. В приходах появились новые – любопытные – лица.
Церковь должна сменить имидж, понял патриарх. РПЦ должна стать менее формальной, менее официальной – но не утратить при этом своей исторической пышности. Блеск, сверкание – это очень важно, думал Доброжир, дотрагиваясь до бриллиантового креста на своей груди.
Вот чего-чего, а блеска и сверкания у Ангела Головастикова хватало. Судя по лицу Доброжира – даже с избытком.
– И всё же, сын мой – "Шато де ла шерте"? Какая разница, какое именно вино будет подаваться при причащении! Это же просто символ. Главное, что ты будешь в Успенском соборе, внутри Алтаря, в окружении священнослужителей…
– Нет, ну ничего себе – "какая разница"! Мы императора причащаем или дворника какого-нибудь? – возмутился Ангел, непроизвольно расчёсывая пятно на щеке. – Вы что хотите: убогую любительскую постановку или первоклассное шоу?
– Первоклассное шоу, – понурил кудлатую голову Доброжир.
– Значит, дайте мне для него первоклассные ингредиенты! Вас журналисты спросят – каким вином будут причащать телеимператора? И что вы ответите? Кислятиной монастырской? – Ангел был просто вне себя. Он даже вскочил со своего крутящегося кресла и принялся расхаживать взад-вперёд по Грановитой палате, где он обосновался на время программы. Съёмочная группа «Елея» располагалась в царских покоях по соседству, в Теремном дворце.
Арендовать часть обветшалого Кремля для съёмок "Венчания на царство" оказалось совсем несложно. Не успел Доброжир подать электронную заявку в Министерство государственных имуществ, как чиновники тут же её одобрили. Взнос назначили смехотворный – видно, рады были получить хоть что-то.
С восемнадцатого века, как столицу перенесли в Санкт-Петербург, старый московский Кремль медленно приходил в негодность. Архитектурный динозавр покрывался пылью и граффити. Некоторые помещения Кремля были отданы под музей, но большинство попросту простаивали. Церемонии коронации, начиная с возведения на престол Константина Алексеевича, устраивались тоже на берегах Невы; в общем, никто сейчас не мешал телевизионщикам забавляться на территории старинного объекта.
По требованию Ангела, Грановитую палату временно превратили в его штаб-квартиру: с огромным телевизором, переносным гардеробом, зеркалами, софитами; был здесь "уголок раздумий" с абстрактными картинами и "зона безмятежности" с бесформенными, желеобразными креслами; а также пространство для активного отдыха с парочкой тренажёров и дротиками. На мишени в данный момент красовалась фотография Гавриила Левинсона, проткнутая во многих местах. Почётное место занимал ветрогенератор – Ангел любил фотографировать себя с развевающимися волосами.
Сверху на всю эту интерьерную кашу взирали нарисованные святые. Страстотерпцы, появившиеся на сводчатых потолках ещё в семнадцатом веке, при царе Алексее Михайловиче, выглядели обескураженными. Небесным ребятам только и оставалось, что утешаться соломоновой мудростью. «И это пройдёт», – наверное, говорили они друг дружке, вспоминая, как при Петре Первом их и вовсе замазали. Грановитую палату тогда тоже было не узнать: потолки выбелили, стены затянули малиновым бархатом, расшитым золотыми двуглавами орлами.
– Малиновая этикетка с золотой надписью «Шато де ла шерте» – вот что я желаю видеть на своей коронации! – вещал Ангел, кидая (не слишком метко) дротик в фотографию Левинсона. – Получи, супостат, укольчик в ухо… Только так мы покажем зрителям моё истинное величие! Вы хоть знаете, святой отец, почему это "Шато" настолько дорогое?
– Боюсь, я не настолько хорошо разбираюсь в винах, сын мой.
– Неудивительно, что не разбираетесь – зациклились на своём монастырском, – заметил Ангел, целясь Левинсону в нос и попадая ему в упрямый подбородок. – А вот тебе саечка за испуг, жадина такая, бяка!… О чём я? Ах да, «Шато де ла шерте». Его заказал к своему столу Николай Второй в тысяча девятьсот шестнадцатом.
– Николай Второй, да благословит Господь его душу! Последний православный император! – вздохнул Доброжир.
– Корабль из Франции потерпел крушение по дороге в Россию, и эта партия вина пролежала на дне Финского залива целый век. Представляете, если спустя сто лет его выпью я, преемник истинных императорских традиций? Вот вам красивый символ, святой отец!.. А как тебе понравится дротик в лоб?
– А?
– Это я не вам, святой отец, расслабьтесь. Хотя нет, не расслабляйтесь! Вам ещё нужно заказать из Италии муку для просфор.
– Почему из Италии? – измученным голосом спросил Доброжир.
– Потому что просфора, которую я буду вкушать во время причащения на коронации…
– Вообще-то антидор, а не просфора.
– Всё одно, – пренебрежительно дёрнул бровью Ангел. – Так вот, антидор должен получиться хрустящим, воздушным, как чиабатта. В общем, будьте любезны оформить доставку итальянской муки тончайшего помола. Причём с севера Италии, а не с юга! Да, и мука должна быть из озимой пшеницы, конечно же.
Доброжир уронил голову на руки.
– Шоу ещё не началось, а сил у меня уже нет.
Ангел пожал плечами:
– А вы что хотели, святой отец? За тридцать копеек величественную церемонию организовать?
После того, как круги под глазами Доброжира начали напоминать лунные кратеры, а нарощенные в кредит ресницы осыпались из-за стресса вместе с половиной натуральных, «Венчание на царство» наконец-то вышло в эфир. В конце февраля – спустя ровным счётом пятьсот девятнадцать лет после первого в истории Руси Священного Коронования. Плюс-минус несколько дней. На престол тогда взошёл Димитрий Иоаннович.
Но, пожалуй, Димитрий Иоаннович даже мечтать не смел о таком количестве зрителей, какое получил «Елей» в день премьеры. Телеканал, не избалованный доселе вниманием публики, взял приличную даже по меркам «Всемогущего» аудиторию. По меньшей мере, половина империи настроилась на частоту православного медиавестника.
Из-за Ангела, естественно. И он это знал.
– Друзья-друзья-друзья, добрый день-добрый день-добрый день! – вальяжно начал Головастиков прямое включение. Он испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение от выхода в эфир. Словно ему на время перекрыли кислород, а теперь разрешили дышать. – Соскучились, милашечки вы мои? Соскучились по своему любимцу? Боже, ну зачем я спрашиваю! Конечно же, да! Итак, я приветствую вас, друзьяшки мои, на моём новом шоу «Венчание на царство». Находимся мы с вами сейчас возле Архангельского – пардон, Успенского собора на территории московского Кремля. Здесь мы с вами в точности восстановим замечательную, роскошную церемонию коронации русских императоров. Вы приглашены!
Ангел неторопливо направился к Теремному дворцу, не переставая разговаривать с камерой. Под лиловыми ботинками телеведущего, в такт его словам, скрипел грязноватый московский снег.
– Показательное венчание состоится в последнем выпуске нашей программы, а в ближайшие недели мы, с благословения патриарха Доброжира, покажем подготовку к церемонии. Вы узнаете, что такое августова крабица; кто сделал для друга вашего любезного копию Большой императорской короны; и для чего во время помазания на царство нужны будут влажные салфетки.
Головастиков хихикнул и поманил камеру за собой, в Теремной дворец.
– А сейчас, друзьяшечки мои милые, мы заходим в импровизированную швейную мастерскую. Её оборудовали здесь на время шоу, потому что портновских забот перед коронацией у нас предостаточно. Из столицы мы пригласили самого Лидваля – поздоровайтесь с моими любимыми зрителями, Пётр Иванович!
Элегантный наследник портновской империи, в старомодном пенсне и с сантиметром на шее, слегка поклонился камере.
– Добрый день.
– Пётр Иваныч, покажите, над чем сейчас работают ваши мастерицы?
Лидваль сухо улыбнулся.
– Всех мастериц я оставил в Петербурге. А сюда привёз принтеры.
Ангел впервые внимательно огляделся по сторонам. В комнате, заваленной образцами ткани и фурнитурой, заполненной стрекотом швейных машин и гудением электроники, никого не было – кроме них с Лидвалем и членов съёмочной группы. Вдоль старинных стен стояли какие-то шкафообразные устройства. Пётр Иванович показал на них рукой.
– Это принтеры, умеющие из жидких материалов создавать практически любую ткань – нужного цвета, вида и толщины. Печатают готовые трёхмерные детали одежды. Или штор. Или любого другого текстиля. Как говорим мы, дизайнеры: «Снял мерку – запускай трёхмерку!». Мне потом остаётся только положить напечатанное в автоматическую швейную машину – и готово изделие.
– Здорово отличается от принципа работы вашего предка, не так ли? – Ангел немного растерялся. Не ожидал, что технологии проникли даже в портновское искусство. «Надо было хоть немного подготовиться к первому выпуску, а то стою тут дурак дураком», – мелькнула у него мысль. Мелькнула и тут же бесследно исчезла.
– Отличается, – кивнул повелитель иголок и трёхмерных принтеров.
– Так что вы там наклепали к моей коронации? – взял себя в руки Ангел.
Лидваль подошёл к ближайшему столу.
– Вот расшитые серебром подушки, на которых вам поднесут символы царской власти, скипетр и державу… Вот алый бархат и золотая парча, две длинные дорожки по пятьдесят метров – выложить вам дорожку от трона до Царских Врат в Успенском соборе…
– Разве он называется Успенский? – усомнился Ангел. – Не Архангельский?
– Нет, совершенно точно Успенский. – Лидваль недоуменно поднял тонкие брови.
– Пардон, пардон, друзьяшечки мои, – с мелким смешком извинился Ангел. – Всё время путаю. А где тут у вас порфира?
– Наша фирма впервые получает заказ на царскую порфиру, – торжественно объявил Лидваль. – Но думаю, что мы достойно справились с поручением.
Он раскрыл молнию и бережно вынул из объёмного чёрного чехла нечто по-настоящему роскошное.
– Порфира! – провозгласил портной. – «Широкий и долгий плащ из багряного шёлка, подбитый хвостатым горностаем» – так написано в энциклопедии. Императорская мантия, другими словами.
– Ух ты! – восхищённо выдохнул Ангел, завороженно дотрагиваясь до мягкого горностая. – Неужели настоящий?
– Что вы! – Лидваль, кажется, слегка обиделся. – Наша компания всегда идёт в ногу со временем, – сказал он в камеру. – Мы уважаем право животных на жизнь. Мех распечатан здесь, на трёхмерном принтере.
Ангел капризно надул губки. Он хотел всё как у настоящих монархов.
– Не расстраивайтесь, господин Головастиков. – Лидваль, похоже, заметил плаксивую гримаску на лице ведущего. – У нас с вами есть одно приятное дело прямо сейчас.
– Да? И что это?
– Примерка парадного мундира!
– О-о-о! – расширил глаза Ангел. – Хочу!
– Прошу, – и Лидваль помог ему облачиться в небесно-голубой мундир, украшенный золотыми эполетами и жёстким воротничком-стоечкой.
– Ну как я вам, милые вы мои? – повертелся перед камерой Ангел. – Хорош, правда? Попробуйте-ка, скажите "нет" – и я скажу, что у вас нет вкуса! О Боже, я просто божественен в этом костюмчике! Пётр Иваныч, вы волшебник!
– Благодарю, сударь, – учтиво поклонился Лидваль. – Обратите внимание, здесь спереди откидывается специальный клапан.
– Зачем это? – удивился Ангел. – Я же вроде не кормящая мать.
– Это чтобы во время церемонии вам не пришлось раздеваться. Клапан для помазания груди. Патриарх попросил.
– А-а, – понимающе протянул Головастиков. – Как удачно, что я эпиляцию пару дней назад сделал.
Портной невозмутимо кивнул.
– Итак, друзья мои ситные, сегодня мы побывали в швейной мастерской у самого Лидваля и полюбовались на меня, красавца эдакого, в парадном мундире. В следующем выпуске заглянем в пекарню, где из лучшей итальянской муки выпекают просфоры для церемонии и вскроем на пробу одну бутылочку «Шато де ла шерте». Увидимся, пока-пока, всех целую и обнимаю крепко-крепко!
Камера уже выключилась, а Ангел всё никак не мог расстаться с императорской обновкой, сверху которой он накинул ещё и тяжёлую порфиру.
– Да, милашка Ангелок, – бормотал он себе под нос, крутясь перед зеркалом и совершенно позабыв про злосчастное красное пятно, – вот что значит, когда величественность в крови, а самодержавие бродит по жилам. Похоже, у тебя, милашечка ты эдакая, венчание на царство получится что надо! В отличие от некоторых.
